Юрий, как это... даже слова не подобрать. Жутко? Неприятно? Больно? Стыдно? Самое страшное, что это всё ещё имеет место быть. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Развелось тут писателей! Каждый норовит составить слова из букв, предложения из слов, и рассказы из фраз. Не задумываясь, зачем, и нужно ли это кому-нибудь. Лучший вариант для начинающего бумаго-, вернее, уже, мониторомарателя, если его стряпня придётся не по вкусу и недремлющие тролли изрядно потреплют нервы и отобьют всякую охоту заниматься литературой. Такого горе-писателя можно считать спасённым. Он сможет попробовать себя в других сферах искусства – плести макраме, делать табуретки или танцевать фламенко. Что тоже не есть хорошо. Почему? Об этом чуть позже. Тот же, чьи пасквили нашли своего читателя, хотя бы даже одного, обречён. Похвала – худшее, что есть для писателя. Он сразу начинаем мнить о себе всякую чепуху, строить далеко идущие планы, подсчитывать будущие гонорары, купаться в лучах будущей славы. Тиражи, творческие вечера, фамилия в титрах бестселлеров, томные поклонницы, дача в Переделкино. В принципе, в этих фантазиях ничего плохого нет, вот только, возвращаться потом к реальности досадно и обидно. Издательства в лучшем случае деликатно пошлют подальше, в худшем - предложат написать какую-нибудь белиберду в угоду массовому читателю. И твоё имя затеряется в тысяче таких же пахарей пера, строчащих попсу для скучающих таксистов и домохозяек. Совсем не то, о чём мечталось – стать светочем для непутёвого народа. Народу светочи ни к чему. Во всяком случае, такова позиция издательств. Да и народа тоже. Это одна сторона вопроса. Другая же заключается в том, что… Чем нас привлекают цирковые фокусники - Акопяны, Коперфилды и всякие прочие Кио? Почему завораживает ловкость рук и никакого мошенничества? Тем, что мы не знаем секрета волшебства. Понимаем, что чуда нет, что это дело техники и длительных тренировок. Но пока не узнаем секрет, будем, раскрыв рот, глазеть, как из уха достаётся наковальня, а из порванной карты возникает белоснежная скатерть. И сам иллюзионист будет казаться нам магом и волшебником. Но ведь на самом деле, он самый обычный человек, для которого чудо – всего лишь работа. Точно так же раньше смотрели на писателей. Раньше – это когда у каждого не было под рукой печатной машинки в виде компьютера. Все эти деятели искусства казались нам чем-то особенным, какой-то иной расой, владеющей секретами своих фокусов, с помощью которых они пишут книги, оратории и картины. Простому обывателю внушалось, что ему это вообще не под силу, даже и не пытайся. Каждого писателя называли великим, гениальным, на крайний случай – талантливым, тем самым отгораживая нас, простых обывателей от мира искусства. И мы даже не пытались. Куда уж нам, сирым и убогим. Даже до подножья Парнаса подходить неловко было. Но на самом-то деле, от нас просто утаивали секреты этих фокусов. Как оказалось, всё очень просто. Бери и пробуй. И пробуют. И получается у многих. И не хуже, чем у тех, признанных. Некоторым, конечно, не дано. Но это уже вывихи физиологии. Чтобы танцевать в балете или петь чисто и красиво, или прыгать дальше всех, нужно иметь врождённые данные. Так же и в искусстве. Но, думаю, при упорных тренировках, и у них получится. Только таких тролли сразу в колыбели душат. Опять я от темы ушёл. Не о том хотел сказать. А о том, что если хочешь наслаждаться произведениями искусства – не занимайся искусством. Как только заглянешь на кухню, и посмотришь как и из чего это делается, а если ещё и парочку рецептиков сопрёшь, так сразу любое блюдо становится пресным и не таким вкусным. Очарование проходит. В книгах читаешь уже грамматику, орфографию и стилистику, в музыке слышишь бемоли и бекары и мысленно расставляешь по местам скрипичные ключи, в картинах видишь мазки и смешение колеров. Понимаешь, что резчики по дереву работают не кухонными ножами, а специальным набором всяких ковырялочек, что у фокусника туз в рукаве прятался, а кролик за специальной перегородочкой. Пелена таинственности развеивается, как улетучился ореол инопланетности с легендарных Дип Пёплов и Назаретов, после того, как они стали колесить с гастролями по Мухосранскам средней полосы. И любой более-менее грамотный гитарист повторит соло Блэкмора не хуже самого мэтра, а опытный маляр нарисует точную копию любой картины. И понимаешь, что умение писать книги ничем не круче виртуозности фрезеровщика шестого разряда. Вот только фрезеровщик делает материальную полезную шестерёнку, а писатель только словоблудствует, вызывая в мозгах тоску и внося смуту. А плохой писатель вообще ничего не вызывая и не внося, за что их их и любят издательства и домохозяйки. И вот, остаёшься у разбитого корыта. С одной стороны, не имея тонкой натуры и набора необходимых знаний, никогда не станешь великим и гениальным, а с другой – теряешь читательскую девственность и уже не восхищаешься книгами когда-то любимых авторов, ибо видишь в них всего-навсего умело состряпанную поделку. Зачем я излил этот поток сознания? Причина проста – графоманство. Понимаю, что писатель я никудышный, а писать всё равно хочется. Хоть что-нибудь, хоть пару слов накропать. И в сет выложить. Чтобы похвалили. Или поругали. Лучше бы поругали. Лучше бы в самом начале меня сожрали тролли.
Вы правы! Вы высказались, и правда в том, что вас услышали. Не все будут отвечать, отвечать именно так, как в сердце откликнулось, но вы имели доступ. Я думаю, что те, кто лелеет грандиозные планы, здесь не задерживается. Наверное, сразу не заходят. А получается действительно у многих, бывают же и детские концерты, и межрайонные соревнования, где кипят страсти и победы так желанны. В этом нет ничего плохого, что люди пишут, макраме тоже не всегда хорошо получается, хотя и получаешь удовольствие от процесса. Я тоже разочарована, скорее по причине самой себя, но так категорично не стоит. Надеюсь это не прощальное ваше слово. Мне нравятся ваши мысли, мне нравится, что я могу вам ответить. Если кто-то тоже устал говорить только в одну сторону, меня поймёт.
Если кто-то тоже устал говорить только в одну сторону, меня поймёт.
Таня, Юра, да не говорите вы в одну сторону! Нет! Поверьте, откликнуться на каждое сказанное слово невозможно, да и не нужно. Для меня, например, огромные тексты недоступны по той простой причине, что начинают болеть глаза. И я сразу ухожу со страницы автора (бывают, конечно, исключения, но очень редко), даже понимая, что он очень ждёт отзывов, и что, возможно, теряю нечто ценное. Но кто-то всё равно прочитает. Меня упрекнули, что чаще всего я обхожусь только похвалами. Но я не изменю мнения, что похвала нужна, особенно на начальном этапе. Если бы мне не сказали добрых слов при первой попытке выложить стихи, я бы не стала этого больше делать никогда, и как следствие, не познакомилась бы с дорогими мне ныне людьми, не приобрела бы бесценный опыт общения, не почувствовала бы себя моложе и счастливее. Видите, речь уже не о стихах, и не о даче в Переделкино. Мне надо убегать сейчас, но тема затронута болезненная, и я ещё вернусь. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
goos, Да, ради похвалы не стоит. Но не поверю, что начинали ради этого, сами же говорите - очарование тайны). Как? Ну как он это делает? Почему у него получается, почему над его словами народ слезами обливается, или хохочет до колик, а мои, в лучшем случае, вызывают вежливую, а в худшем - снисходительную улыбку? Я уж не говорю о тех, кто вовсе не улыбается... Всё-таки дело не в словах, наверное. И даже не в том, что творить хочется. Ну, написали вы что-то. Так ведь этого мало, правда? Вы же не дневник ведёте... Каждый видит мир по-своему. Ваш взгляд хоть чуточку отличается от моего - тем и интересен. Или наоборот - если слишком отличается. Только читая вас я могу попытаться посмотреть на мир вашими глазами. И если мне понравится - я счастлив. Глупо, необъяснимо, но счастлив). Что касается Дип Пёплов и Назаретов - когда-то это была музыка протеста. Она не нравилась нашим родителям, и этим нравилась нам). А теперь, когда постаревшие и обрюзгшие вчерашние кумиры пытаются "восстать из мёртвых"... Сколько умных слов сказано до нас. И что мысль изречённая есть ложь, и что познание умножает скорбь, и много-много других, не менее значимых. Но чужой опыт не впечатляет, пока не наступишь на те же грабли). Троллей нет. Вернее, почти нет. Есть уставшие, раздражённые люди. Есть, конечно, и такие, кому сам процесс унижения ближнего доставляет удовольствие, но не думаю, что их большинство. Известность не всегда благо - я бы не хотел, чтобы в мою жизнь лезли совершенно посторонние люди на том лишь основании, что им нравится, как я пишу). Как в жизни, нравится кто-то - общаетесь, ну а на нет и суда нет. Мне ваш взгляд на многие вещи близок и понятен. Если вам это, конечно, нужно). А светочем быть совсем не обязательно).
- Эта сука думает, что у тебя съехала крыша, – он улыбается так, будто знает все секреты на свете. - С чего это ты взял? – не собираюсь верить ни одному слову. - А с того, что она сегодня звонила какому-то психотерапевту, или психиатру, или психологу. Так вот, она с ним долго разговаривала, угадай, о ком. « Я так обеспокоена его состоянием, меня тревожит его поведение». И прочая пурга. И договаривалась о приёме. Да. Он многозначительно замолчал, ожидая моей реакции. Не будет никакой реакции. Он провоцирует меня. Делаю вид, что не замечаю его. Бритва скользит по щеке, словно снегоуборочная машина, оставляя чистую полосу среди белоснежной пены. Если кто здесь и сумасшедший, то это он сам. - Поверь мне, дальше будет ещё хуже. Она просто запрёт тебя в психушку. И пока тебя будут пичкать антидепрессантами, колоть серу, пока будут делать лоботомию и ковыряться в твоих мозгах, она оттянется по полной с твоим лучшим другом. Ты же знаешь этих друзей. А он совсем не равнодушен к ней, и не упустит момента поставить парочку пистонов. Да что я тебе рассказываю, ты и сам в курсе. - Иди в жопу, - отвечаю я. - Ну, как знаешь. Это твоя жизнь. Пальцы скользят по подбородку в поиске пропущенных щетинок. - Слушай, у меня хорошая идея. Может просто отрезать ей голову? Подумай. У тебя же есть на кухне большой острый нож? - Прощай, - отвечаю я. - До встречи. «Прощай» - это слишком оптимистично.
Чёрная полоса в жизни затянулась надолго. Беспросветно. За три месяца я похудел на двадцать килограмм. Нервы и бессонные ночи, литры кофе и несметное количество сигарет. От прежнего весёлого, румяного толстячка осталась только тень с поседевшими висками и мешками под глазами. Так тяжело ещё не было никогда. И тогда появился он. Уставился на меня с той стороны зеркала с ехидной улыбкой. - Привет, - сказал он. Или это сказал я, или мы сказали одновременно. Не помню. - Хреново? – спросили мы. - Хуже некуда, - ответили мы. - Ничего, дружище, всё пройдёт. Вот увидишь. Всё будет в шоколаде. Мы улыбнулись друг другу. С этого дня мы стали встречаться регулярно. Иногда я специально заходил в ванную комнату, чтобы переброситься парой фраз.
- С кем ты разговариваешь в ванной? – спросила жена. Вопрос застал меня врасплох. - Ни с кем, - соврал я. – Я репетирую речь. - Да? - Я буду представлять новый проект. - Ты серьёзно? Тебя повысили? – в её голосе смешались надежда и недоверие. - Пока нет вакансий, но в перспективе… - Милый, я всегда верила в тебя. - Я знаю. Ей совсем не обязательно быть в курсе моих проблем. - Ты так много работаешь. Может, возьмёшь отпуск на пару недель? Куда-нибудь съездим? Отличная идея, особенно, когда у меня взяли подписку о невыезде. - Не сейчас. Чуть позже. Обещаю. Она не знает, что я уже месяц не хожу на работу. Вместо этого регулярно встречаюсь с адвокатом и прокурором. Остальное время бесцельно брожу по городу. - Я люблю тебя. - И я тебя.
- Сюси-муси, розовые сопли, - кривится он. – Ты ей веришь? Посмотри на себя. Разве таких можно любить? Ты же полное дерьмо! Неудачник и совсем не красавчик. Я удивлён. Он никогда со мной так не разговаривал. - На себя посмотри. Опять этот сарказм в глазах. - Я сказал это не для того, чтобы тебя обидеть. Наоборот, я единственный, кто скажет тебе правду. Запихнёт в тебя горькую пилюлю. Даст стимул к переменам. Кем ты был? Балагур, душа компании, рубаха-парень, достаточно умный, чтобы сделать блестящую карьеру. И что? Кем ты стал? Шестёрка, попка, которая ставит подписи, не читая, на каждой бумажке, которую подсовывает начальник. Кучка наивного дерьма. Сколько у тебя было друзей? А подруг? И что сейчас? Домосед, подкаблучник и тряпка. Когда ты последний раз упивался в баре? Когда последний раз дрался? Когда хватал за задницу прекрасную незнакомку? Они смяли тебя, растоптали, смешали с навозом. Все. Все против тебя. Весь мир. Тебе не кажется, что пора взяться за этот мир, и надавать ему по соплям? Я ошеломлён. До этого мы просто перекидывались ободряющими фразами. А тут такой монолог. Отражение в зеркале читает мне мораль. Ха! Да пошел он. Сам дерьмо и тряпка. Мне нравится моя жизнь. Я люблю свою жену. Неприятности? Я уверен, что всё решится в мою пользу. Адвокат обещал… - Адвокат – дешёвая проститутка. Его давно уже перекупили, - он читает мои мысли. – Он без всяких колебаний преподнесет тебя суду на блюдечке. Даже прокурору делать нечего будет.
После этого разговора я избегал встреч. Перестал бриться и старался не задерживать взгляд на зеркалах. Но мне не хватало общения с ним. Пусть он говорил резко, но в чём-то он однозначно прав. В том, что пора что-то делать со своей жизнью. И я вернулся. - Привет, - сказали мы и улыбнулись друг другу. - Хреново. - Ничего, всё поправимо. Доверься мне. - Как? Ты же просто моё отражение. - Да? Ну-ну… - опять эта многозначительная ухмылочка. - А что, нет? Выражение его лица сменилось на презрительно-злобное. - Нет, козёл! Конечно, нет! - Ты ошибаешься, - я пытался улыбнуться, но ничего не вышло. Мышцы лица словно стянула судрога. - Нет, парень, это ты ошибаешься. Он резким движением смахнул с полки под зеркалом бутылочки, пузырьки и тюбики. Часть упала в раковину, часть - на пол, флакон духов разбился о кафель, и наполнил ванную удушливо-сладким ароматом. Он достал из раковины тюбик с кремом после бриться. - Что это? – спросил он. – Не отвечай, вопрос риторический. У тебя косметики намного больше, чем необходимо мужчине. Бальзамы, кремы, лосьоны. Ты случайно не педик? Он выдавил весь тюбик в раковину и взял другой. - Прекрати! – крикнул я. - Я же всего лишь твоё отражение. Вот ты и прекрати! Я ничего не мог поделать. Просто стоял и смотрел, как смывается в канализацию содержимое очередного тюбика. Сказать, что я был напуган – не сказать ничего. Жене сказал, что поскользнулся и случайно опрокинул полку. Ага, и выдавил все кремы. Вряд ли она поверила. - Будь осторожен, дорогой, - всё, что прозвучало в ответ. - Ты опять репетировал речь? - Да, а что? - Думаю, тебе не стоит выступать с такой речью. Она пристально смотрит мне в глаза. Ждёт, что я всё расскажу. Всё, чего она не знает. - Ты что, подслушивала? - Нет. Просто проходила мимо. - Ты шпионишь за мной? - Ты так громко разговаривал. - Дрянь! – кричу и стучу кулаком в стену. – Что тебе нужно? Что тебе не нравится? Я сам поражён своей реакцией, что уж говорить о жене. - Прости, не знаю, что на меня нашло, - пытаюсь обнять её, но она отстраняется. - Дорогой, я же всё вижу. Расскажи мне, что происходит. - Ничего. Небольшие проблемы. Но всё под контролем. Я не хотел, чтобы ещё и ты переживала… - Не знаю…не знаю, как тебе сказать…Ты можешь неправильно понять… - Что? - В общем, я думаю, ничего тут такого нет…многие так поступают. Многим это помогает. Мне посоветовала знакомая…у неё была жуткая депрессия, она уже собиралась выброситься из окна…Просто, если не можешь справиться с проблемой, нужно изменить своё отношение к ней. - Что? Он был прав. Эта сука хочет упрятать меня в дурдом! - Ты же не против, если мы сходим к одному человеку? Доктору? - Ты что, думаешь, что я свихнулся? - Нет, нет! Мне хочется помочь тебе. Ты так изменился. Я хочу, чтобы ты снова стал таким, как раньше. - Хочешь отправить меня в психушку? - Я так и знала, - она тяжело вздыхает и уходит в комнату. Слышу, как она рыдает. Как я мог так с ней разговаривать? Уверен, что она действительно хочет мне помочь. А я…
- Я тебе говорю, отрежь ей башку. Хочешь, это сделаю я? Сразу станет одной проблемой меньше.
- Ты видел, какой «Лексус» у твоего шефа? А тебя посадят.
- Ну, что говорит адвокат?
- Сходи к психиатру, интересно, что он скажет.
Я его ненавижу. Третий день не захожу в ванную.
Он вышел из зеркала. Лицо появляется то у случайного прохожего, то в телевизоре, то даже складывается из узоров на обоях. Третью ночь я лежу с закрытыми глазами, не в состоянии уснуть. Тёмный силуэт стоит в углу комнаты, сливаясь с интерьером. Но я отчётливо вижу белки глаз и белозубую ироничную улыбку. Он молчит, и ждёт, когда я усну, чтобы отрезать голову моей жене. А потом мне. Он займёт моё место, станет хозяином моей жизни. Решит все мои проблемы, я в этом не сомневаюсь. Вот, что ему нужно от меня. Чтобы я подвинулся, уступил ему место. - Уходи, - шепчу, чтобы не разбудить жену. Он улыбается и отрицательно качает головой.
- Я подумал, и решил сходить с тобой к доктору. Жена облегчённо вздыхает и обнимает меня. Признание того, что с головой непорядок, уже говорит о том, что я небезнадёжен. Завтра мы идём на приём. Мне даже любопытно испытать на себе магию вправления мозгов. Вечер прошёл замечательно. Ужин был великолепным, с шампанским и даже свечами. Так романтично. Так, как было раньше. Когда-то давно. Для жены я растворил в последнем бокале три таблетки снотворного. Пусть спит крепко и не думает о моих проблемах. Не хватало ещё, чтобы она увидела это пугало в углу. Но в эту ночь он не пришёл. И я уснул, провалился в бездну небытия.
- Мы сегодня никуда не идём, - говорит жена. - Почему? Я уже настроился. - Доктор умер. Сегодня ночью. - В смысле? - Не знаю. Умер. Это всё, что я знаю.
Позвонил бывший коллега и с нескрываемой радостью в голосе сообщил, что бывшего шефа зарезали сегодня ночью. Семь ножевых ранений. - В смысле? – спрашиваю я. - Не знаю. Зарезали. Подробностей не знаю.
Как бы там ни было, это хорошая новость. Теперь у адвоката будут развязаны руки. Валить на мёртвого намного легче. Мёртвый не подкупит судью и не даст взятку прокурору. Звоню адвокату. Никто не снимает трубку. В течении двух часов от него ни слуху ни духу. За что я ему плачу?
Он сидит на краю ванной и курит. В зеркале я вижу только руку с сигаретой. Я боюсь спрашивать, а он не торопится рассказывать. Наконец, я встаю, гашу окурок о раковину. Он поднимается на встречу и повторяет каждое моё движение. - Это всё ты сделал? - Ну, не ты же. Кто ещё о тебе позаботится? Он похож на сытого довольного кота. - Ты псих. - Возможно. Ну, что, осталась всего одна проблема. И ты свободен. Мы свободны. - Не смей, скотина! Только попробуй! - И что ты мне сделаешь?
В ванную возвращаюсь с молотком и, не дав шанса заговорить меня, бью в улыбающуюся физиономию в зеркале. Лицо распадается на осколки, осыпается и умножается многократно. - Что произошло? В ванную забегает испуганная жена, непонимающе смотрит на меня, на молоток, на разбитое зеркало. Первой мыслью было размозжить ей голову, чтобы не задавала дурацких вопросов. Но меня сразу отпустило, я снова присел на ванную и закурил. - Что это с зеркалом? - Собирай вещи и отправляйся к маме. Когда всё закончится, я позвоню. - Что закончится? - Прошу тебя. Это очень серьёзно. Собирай вещи, и чтобы через час тебя не было. - Я никуда не поеду. Потом её взгляд падает на молоток. - Хорошо, говорит она. Хорошо. Я уеду. - Потропись.
Лежу в спальне, уставившись в потолок. Слышу, как жена складывает чемоданы, хлопает дверями шкафов и плачет. Так будет лучше. Там он её не достанет, ничего у него не получится. А я разберусь с ним один на один. Ещё не знаю, как, но, уверен, я что-нибудь придумаю. Когда жена уехала, я уже спал.
Первое, что я сделал – купил новое зеркало. Я же ничего не боялся, я готов посмотреть ему в глаза. Но он не появлялся. На меня смотрело осунувшееся почерневшее лицо с уставшим тусклым взглядом. Я звал его, я кричал, умолял, угрожал, но его не было. Неужели он сдался?
Я спал несколько дней, просыпаясь только для того, чтобы попить воды и сходить в туалет. И снова валился без сил на кровать.
Жену я нашёл, когда появился запах. Она лежала в шкафу, с посиневшим лицом, вывалившимся языком и выпученными остекленевшими глазами. Он задушил её ремнём. У меня не осталось сил на какие-либо эмоции. Я пошёл в ванную, где он уже ждал меня всё с той же довольной улыбкой.
И тогда я поменялся с ним местами. Я ушёл в зазеркалье, меня просто затянуло, протащило сквозь тонкий слой стекла и серебра. А он выбрался оттуда. Теперь мы так же смотрели друг на друга, но улыбался я, а он был напуган и растерян. Давай, расхлёбывай, дружище, то, что сам натворил, а я умываю руки.
Его не посадили, его заперли в психушке. Он был настолько напичкан химией, что превратился в овощ с блуждающим взглядом и постоянной струйкой слюны, вытекающей изо рта. Но я не простил его. Конечно, нет. Мне не нужно зеркало, чтобы явиться к нему. Регулярно я появлялся палате, становился над койкой и строил страшные, угрожающие рожи. И когда он начинал визжать и биться в истерике, приходили санитары и добавляли ему тумаков и новую дозу химикатов.
Сообщение отредактировал goos - Воскресенье, 11.12.2011, 22:43
Вот и я перед сном. Надеюсь, засыпать будет не страшно.
Quote (goos)
я растворил в последнем бокале три таблетки шампанского.
Перечитала строку несколько раз, и только потом дошло, что "снотворного". А решила было, что это фантастика. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
ХАЛАТНОСТЬ. Я стою на обочине и смотрю, как он переходит дорогу. Виляет между машинами, визжат тормоза, сквозь шум прорывается водительский мат. А он всё идёт, не понимая, что его заставило перебегать многополосную дорогу, полную мчащихся железных убийц. Останавливается на разделительной линии, оглядываясь по сторонам, пытаясь уловить момент, когда можно проскочить между автомобилями. «Сейчас, давай! Беги!» - кричу я и даже подталкиваю мысленно. И он меня послушал, хотя не слушал уже очень давно. Но сейчас мотает головой, пытаясь понять, кто крикнул. И бежит. Прямо под чёрный «Ауди», летящий со скоростью самолёта. Молодой парень за рулём смотрит куда-то в сторону. Слышу, как дробятся кости таза, как ломается позвоночник, как череп разбивается о лобовое стекло. Лицо превращается в месиво, тело бесформенным окровавленным мешком взлетает в воздух, и, перелетев через автомобиль, падает прямо под колёса едущего сзади «Паджеро». Паренёк в «Ауди» резко бьёт по тормозам, машину заносит, она скрывается под брюхом едущего по встречке фургона-длиномера, и тот тащит её дальше с визгом тормозов и скрежетом рвущегося металла. Десяток столкнувшихся машин, запах бензина, истерический вой заклинившего сигнала, люди, бегущие на помощь, водители, вылезающие из помятых автомобилей. Мне это уже не интересно. Кроме двоих никто особо не пострадал. Так – разбитые носы, вывихнутые пальцы, ушибы и царапины. Здесь делать уже нечего. На противоположной стороне дороги размытый силуэт поднимает руку с оттопыренным большим пальцем. Отвечаю тем же жестом, разворачиваюсь и ухожу.
- Ну, - спрашивает Андрей, - что будем делать? - Ничего. Всё остаётся в силе. Я вину беру на себя, ты идёшь в отказ. Я давно готовился, завалил контору просьбами и жалобами. На все вопросы буду отвечать, что предупреждал. Думаю, ничего страшного мне не сделают. - А если не поверят? - А что они докажут? Ничего. На самом деле мне плевать, что со мной сделают. - Моему голову оторвало, правда и головой это назвать сложно. Нашли на заднем сидении. Крышу срезало у машины начисто. - Видел. - Он под наркотой был. - Ну и, слава Богу. Меньше объясняться. Мой тоже пьяный. - Не люблю я эти комиссии. - Фигня. Прорвёмся.
Моего подопечного звали Олег. Ума не приложу, кому вздумалось приставить меня к нему. Кто-то возлагал на него большие надежды. Но я сразу понял, что это пустая затея. Нужно было придушить его ещё в колыбели. На мои рапорты отвечали коротко, мол, там, наверху виднее. И я честно исполнял свои обязанности. Без особого рвения, конечно. Олег спился уже в двадцать лет, как только вернулся из армии. Сколько раз я вытаскивал его из передряг. Потом он женился на такой же алкашке, как и сам. Счастливая пьяная семейная жизнь быстро перешла в бытовуху с нехваткой денег, ссорами и избиением жены. Жену некому было защищать, поэтому синяки и ссадины стали естественной частью макияжа. Однажды я отвёл его кулак, и он попал в дверной косяк. Три сломанных пальца ничему его не научили. Тогда я завёл Олега в подворотню, где его отделала толпа отморозков-малолеток. Я хотел, чтобы он понял, что такое боль, и чем может закончиться пьянка. Месяц в больнице пролетел, и никаких выводов сделано не было. Он меня не слышал, игнорировал и не замечал. И даже, если я мог спасти его от несчастного случая, то спасти печень я не в силах. Зимой он отморозил пальцы на руках, уснув в сугробе. Но тут я ничем бы не помог. Не тащить же мне его на плечах. Конечно, можно было привести кого-нибудь, но я не стал этого делать. Просто не стал. Возможно, я бы так и продолжал возиться с этой тварью, смотреть, как он мутузит жену, пропивает последнюю посуду, и валяется пьяный в грязи, если бы мне не попался на глаза несчастный случай. Мальчик провалился в открытый канализационный люк. Упал неудачно и умер до того, как его успели достать. И никого рядом не было. Такое пустяковое дело – увести от открытого люка. Но там, наверху, виднее. Я мог спасти его, если бы не нянчился с Олегом. Канцелярию завалили мои докладные, просьбы о пересмотре патронажа, жалобы на подопечного, что он безнадёжен и не имеет смысла продолжать опекать его. Но каждый раз приходили отписки. А однажды даже получил взбучку от босса и требование, чтобы я прекратил нытьё. Вокруг гибли люди: хорошие, добрые, честные люди, которых я мог спасти, которых хотел бы спасти. Но я не имел права вмешиваться в их судьбы. Это бесило. Олега я возненавидел, хотя должен быть беспристрастным, должен просто выполнять работу, и не иметь к клиенту никаких чувств. Я подал рапорт, в котором просил отстранить меня по причине личной неприязни. «Знаю, знаю, - хлопал меня по плечу босс, - понимаю и сочувствую. Но не кого сейчас поставить на твоё место. Сам знаешь, какие проблемы с кадрами. Потерпи». Однажды я встретился с Андреем, который рассказал о своём подопечном – сыне какого-то депутата, полном отморозке, наркомане, не просто неприятном, а социально-опасном. Чувствуя безнаказанность, он мог изнасиловать любую понравившуюся девчонку, избить человека просто так, ради развлечения. На машине он ездил, наплевав на все правила. На машине…на машине. Тогда и созрел план.
В большом светлом зале за длинным столом сидит комиссия. Я присаживаюсь на уголок табурета напротив. - Я не имел на него никакого влияния. Ему было наплевать на меня. Все мои попытки влиять на поступки ни к чему не приводили. Я мог делать только то, что зависело от меня. Тандем не получился. - Это говорит о вашем непрофессионализме? – спрашивает толстая тётка в балахоне и с лавровым венком на голове. - Это говорит о том, что он мудак. Больше ни о чём. Никак не пойму, зачем нужно было приставлять меня к нему. - Это не… - Знаю, это не нам решать. Но мне кажется, даже там, - указываю на потолок, - если допускают ошибки, то нужно набраться смелости и признать это. И исправить. Понимаю, конечно, непогрешимость, мудрость… - Вы понимаете, что за ересь сейчас несёте? – старик в монокле гневно сдвигает брови, из-за чего окуляр падает и повисает на цепочке. - Да, понимаю. Конечно, понимаю. - Вы не смогли наставить его на путь истинный. - А вот это, пардон, - возмущаюсь я, - не входит в мои функции. Я не наставник. Моя задача – охранять и защищать. Никто две ставки не платит за совместительство. - Ещё один отправился в ад. Вы это понимаете? - Там ему и место! Комиссия, возмущённая таким кощунством, загудела. Председатель стучит карандашом по столу, требуя тишины, и, когда все утихли, говорит: - Вас обвиняют в самоуправстве. Что вы скажете? - Чушь, - бросаю я, - даже в мыслях не было. Ничего нельзя было сделать. Он просто взял, и пошёл через дорогу. Я пытался его остановить, но бесполезно. - Что вы крикнули ему вслед? Они даже это знают. - Чтобы он бежал. - Зачем? - Он мог успеть, если бы тот дебил не ехал с бешеной скоростью. - И не смотрел по сторонам. - Это не ко мне. - Его кто-то окликнул? - Понятия не имею. - Вы видели кого-нибудь из коллег в том месте? - Да. Андрея. Но я увидел его уже позже. После аварии. - Что он вам показал? Что означает этот жест? – председатель показывает большой палец. - Это знак приветствия. Профессиональный. - А как вы объясните вот это? – извлекает из стопки бумаг мой рапорт. - Личная неприязнь? Невнятно пожимаю плечами. Председатель задумывается, долго чешет нос, листает бумаги. К нему сзади подходит шеф и шепчет что-то на ухо. Ситуация меня даже веселит. Никому не нужен скандал и тёмное пятно на репутации конторы. - Вы свободны. Мы сообщим о вердикте. В коридоре стоит Андрей, нервно теребит мочку уха. Ждёт свою очередь. - Что там? – спрашивает он. - Расслабься. Всё по плану. Только не проболтайся.
- Вам обоим предъявлено обвинение в халатности, - говорит шеф. – Еле отстоял. Меня не интересует, что там на самом деле произошло. Но чтобы больше никаких сюрпризов. Чтобы я о вас вообще никогда не слышал. Вот вам разнарядка. Шеф протягивает нам с Андреем конверты. - Пошли вон.
Появление ребёнка я жду прямо в родовой палате. Это будет мой новый подопечный. Я уже знаю, что родится мальчик. Отец – начальник районного отделения милиции, мать – домохозяйка и стерва. Зачем их ребёнку ангел-хранитель, я не стал спрашивать у шефа. Но чувствую, что это мне в наказание за предыдущую халатность. Может, прямо сейчас остановить эту цепочку и устроить им роды со смертельным исходом?
