Страница Юрия Дихтяра - Страница 3 - Форум  
Приветствуем Вас Гость | RSS Главная | Страница Юрия Дихтяра - Страница 3 - Форум | Регистрация | Вход

[ Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS ]
Модератор форума: Влюблённая_в_лето  
Форум » Хижины Острова » Чистовики - творческие страницы авторов » Страница Юрия Дихтяра (на острове goos)
Страница Юрия Дихтяра
НэшаДата: Вторник, 11.10.2011, 14:53 | Сообщение # 1
Старейшина
Группа: Вождь
Сообщений: 5068
Награды: 46
Репутация: 187
Статус: Offline
Страница Юрия Дихтяра


Карточка в каталоге
 
Сообщение
Страница Юрия Дихтяра


Карточка в каталоге

Автор - Нэша
Дата добавления - 11.10.2011 в 14:53
Сообщение
Страница Юрия Дихтяра


Карточка в каталоге

Автор - Нэша
Дата добавления - 11.10.2011 в 14:53
Одина1301Дата: Понедельник, 17.10.2011, 12:10 | Сообщение # 31
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2020
Награды: 20
Репутация: 153
Статус: Offline
Всё нормально, всё еще будет! Разберешься с делами, что-то не верится в существование необщительных флудеров. smile
 
СообщениеВсё нормально, всё еще будет! Разберешься с делами, что-то не верится в существование необщительных флудеров. smile

Автор - Одина1301
Дата добавления - 17.10.2011 в 12:10
СообщениеВсё нормально, всё еще будет! Разберешься с делами, что-то не верится в существование необщительных флудеров. smile

Автор - Одина1301
Дата добавления - 17.10.2011 в 12:10
ФеликсДата: Среда, 19.10.2011, 10:40 | Сообщение # 32
Старейшина
Группа: Шаман
Сообщений: 5136
Награды: 53
Репутация: 314
Статус: Offline
goos,
Quote (goos)
Берег мира.
good Дежавю).
 
Сообщениеgoos,
Quote (goos)
Берег мира.
good Дежавю).

Автор - Феликс
Дата добавления - 19.10.2011 в 10:40
Сообщениеgoos,
Quote (goos)
Берег мира.
good Дежавю).

Автор - Феликс
Дата добавления - 19.10.2011 в 10:40
СамираДата: Среда, 19.10.2011, 11:22 | Сообщение # 33
Душа Острова
Группа: Шаман
Сообщений: 10275
Награды: 110
Репутация: 346
Статус: Offline
Юрий, обязательно будет время пообщаться. Чувствуется, что у Вас цейтнот, и мы это хорошо понимаем. У всех реальная жизнь порой вяжет по рукам и ногам виртуальную. smile Но мы будем ждать.
"Берег мира" прожёг дырочку в душе. Жаль, что всё не так просто. Хотя... кто знает...


Титул - Лирическая маска года
Титул - Юморист Бойкое перо
 
СообщениеЮрий, обязательно будет время пообщаться. Чувствуется, что у Вас цейтнот, и мы это хорошо понимаем. У всех реальная жизнь порой вяжет по рукам и ногам виртуальную. smile Но мы будем ждать.
"Берег мира" прожёг дырочку в душе. Жаль, что всё не так просто. Хотя... кто знает...

Автор - Самира
Дата добавления - 19.10.2011 в 11:22
СообщениеЮрий, обязательно будет время пообщаться. Чувствуется, что у Вас цейтнот, и мы это хорошо понимаем. У всех реальная жизнь порой вяжет по рукам и ногам виртуальную. smile Но мы будем ждать.
"Берег мира" прожёг дырочку в душе. Жаль, что всё не так просто. Хотя... кто знает...

Автор - Самира
Дата добавления - 19.10.2011 в 11:22
goosДата: Четверг, 20.10.2011, 11:14 | Сообщение # 34
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 72
Награды: 1
Репутация: 27
Статус: Offline
Нора

Портье - толстый мужчина с прилизанными волосами, сидящий за потёртым столом, поправил подтяжки и ещё больше развалился на стуле. Спичка в зубах перекочевала из одного уголка рта в другой. В глазах – тоска, поселившаяся там уже давно, и вытолкавшая все остальные эмоции.
- Мне жаль, - сказал он, - но свободных комнат нет.
Вацлав устало поставил на пол свой скарб – саквояж, мольберт и свёрнутые в рулон холсты.
- Совсем нет?
- Праздники. Ярмарка. В эти дни всегда полно народа. Так что – ничем не могу помочь.
- Как же быть? Это уже пятый отель, и везде одно и то же – мест нет. А можно, хотя бы на время оставить у вас вещи. Пока я не найду комнату. Или, хотя бы, пока не закончится дождь. Боюсь, что мои картины не выдержат непогоды.
Портье безучастно рассматривал посетителя. Даже когда он говорил, губы почти не шевелились. Лицо в тусклом свете лампы походило на гипсовый слепок.
- Вы художник?
- Можно так сказать.
- Сколько я повидал здесь вашего брата. Все ехали за славой и деньгами, а закончили помойкой либо могилой. Лишь немногим удалось пробиться в жизни. Надеюсь, вы немногий.
Вацлав Горак сам на это надеялся. Он приехал в Прагу из небольшого провинциального городка, где, собственно, был нарасхват. Он писал портреты. Хотя любил пейзажи. Но за портреты можно было получить деньги, чтобы, как минимум, окупить краски и холст. Исчерпав себя в глуши, юноша отправился на более плодородные просторы. Вацлав мечтал о Париже. Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Елисейские поля.
Прага – всего лишь перевалочный пункт, где можно подзаработать немного денег, набраться светских манер, и прикоснуться к миру бомонда.
В Праге жили несколько знакомых - художников, но у него не было адресов. Он просто надеялся разыскать их, и они обязательно поддержат, помогут устроиться и разобраться, что почём. Но пока - дождливый вечер, начинающееся отчаяние и худой кошелёк.
- Я тоже надеюсь на мою исключительность. Но не помешало бы хоть чуточку везения. Так что, разрешите оставить вещи?
Портье выплюнул спичку, демонстрируя недовольство тем, что ему приходится шевелиться. Он встал со стула - медленно, грузно, опираясь на подлокотники, и тяжело вздохнул.
- Ох, ну, что с вами делать? Есть у меня одна комнатка, но...
- Я согласен! – радостно воскликнул художник.
- Не торопитесь, юноша. Эта комната нежилая. Она служит своего рода кладовой, где доживает свой век старая мебель. Хозяин отеля настоящий скряга. Я бы давно выбросил этот хлам, а он всё складирует. Хотя, возможно, лет через сто, можно будет продать его как антиквариат. Только сомневаюсь, что хозяин проживёт столько. Я сдам вам комнату за полцены. Там есть кушетка, на которой вы сможете поспать. А чтобы вы не замёрзли, дам вам второе одеяло. Но это всего на одну ночь. Утром вы должны будете съехать. Если хозяин узнает – мне не поздоровится.
- Почему? Что плохого в том, что там переночует кто-нибудь? Разве лишняя копейка кому-нибудь мешала?
- Молодой человек, дело даже не в том, что я возьму деньги себе. Просто вокруг этой комнаты полно сплетен и суеверий. Говорят, в ней пропадают постояльцы.
- Это как?
- Не знаю. Я работаю здесь уже четвёртый год, и при мне ничего подобного не случалось. Не считая того жулика, который пропал год назад. Он останавливался в той же комнате. Но я думаю, что его либо кто-то спугнул, и он бросился в бега, либо прирезали его же коллеги. И его косточки обглодали влтавские раки. После того, как он исчез, и полиция перевернула вверх ногами всю гостиницу, комнату закрыли. А вообще, я слышал, за пятьдесят лет пропали без вести девятнадцать человек. Как сквозь землю провалились. Оставили всё – деньги, документы, личные вещи. А сами сгинули. Но, я думаю, что это просто легенда. Люди любят преувеличивать и раздувать из мухи слона, а отелю такие слухи только на руку.
Вацлав почти не слушал болтовню толстяка. Новость, что ему больше не нужно возвращаться под струи дождя, совсем его расслабила, и хотелось поскорее оказаться в комнате с кушеткой, на которой можно будет разлечься, и дать отдохнуть уставшему телу и отчаявшейся душе.
- Сейчас, я найду ключи, - сказал портье и, вернувшись на место, принялся рыться в ящиках стола. – Ага, вот они. Что ж, молодой человек, идёмте наверх. Комната находится в мансарде. Да, и ещё – там отключено электричество, поэтому я вам дам керосиновую лампу.
Они шли сначала по широкой лестнице. На этажах слышались голоса, доносящиеся из номеров. Где-то пела девушка, что именно, разобрать было сложно, только голос – чистый и грустный. Кто-то смеялся и через стены пробивался звон бокалов. После четвёртого этажа ступеньки стали уже и поднимались круче, упираясь в дверь с массивной литой ручкой.
Портье открыл замок, и они вошли в просторную комнату, половина которой оказалась заполнена комодами, тумбочками, столами и стульями, старыми панцирными кроватями. Мебель просто свалена в кучу. В другом углу стояла кушетка, вполне широкая, чтобы на ней удобно развалиться. Портье снял с верхушки мебельной горы стул, поставил у окна.
- Вещи можете повесить на гвозди в стене. А поесть – на подоконнике. Можно было бы достать стол, но я боюсь трогать эту кучу. Подоконник довольно широкий, так что, поместитесь. Только с лампой осторожнее – не сожгите отель. Я сейчас принесу бельё. Можете сходить в душ на третьем этаже. Если захотите перекусить – за углом неплохая забегаловка. Домашние колбаски, кнедлики, пиво.
- Я не голоден, - соврал Вацлав, а у самого чуть слюнки не побежали от упоминания о еде. За весь день он съел только горсть каштанов и небольшой кусочек сыра.
- Ну, что ж, не смею вас больше отвлекать. Утром я вас разбужу. И…, - портье протянул пухлую руку, - заплатите за комнату. А то ненароком тоже вздумаете исчезнуть куда-нибудь, не предупредив никого.
- Да, конечно, - Вацлав положил в ладонь толстяка мятую купюру.
- Приятного сна.
Портье ушёл, чтобы вернуться через несколько минут с постельным бельём и чашкой горячего ароматного чая.
- Согрейтесь, вы выглядите таким уставшим и несчастным, что я не мог не угостить вас горяченьким. И это…будьте осторожны. Сказки сказками, но мало ли что.
Оставшись в одиночестве, Вацлав подошёл к небольшому окну и долго смотрел на черепичные крыши, горными хребтами растворявшиеся в вязкой вечерней сырости. Уличные фонари мутными шарами висели в воздухе, пытаясь пробить лучами густое водянистое марево. Дождь не стихал, на стекле по всё новым и новым руслам бежали струйки воды. И даже в такой захламлённой комнате, полной пыли и страшных историй, было по-домашнему уютно. И жаль было одинокие зонтики, бредущие внизу, на самом дне дождя. Когда за окном совсем стемнело, Вацлав, словно очнувшись, снял котелок, плащ, повесил на гвоздь. Достал из саквояжа узелок с едой – кусок чёрствого хлеба, буженину, сыр и два яблока. Перекусил, расположившись на подоконнике. Экономно, чтобы можно было растянуть хотя бы на день, пока он окончательно не устроится.
Денег осталось не много. По его подсчётам, должно хватить на месяц. Заплатить за жильё и на скромный стол. Было бы неплохо найти покупателя на привезенные холсты. Пейзажи всегда ему казались более удачными, чем портреты, но люди себя любили больше, чем лесное озеро или цветущий луг. И, естественно, выбор был очевиден. Можно протянуть ещё месяц, а за этот срок уже будет понятно, чего стоит его талант. И тогда – либо домой, либо в Париж, в зависимости от результата. Но на экстренный случай у него оставался главный козырь – фамильное кольцо с бриллиантом. Даже если его не продавать, а заложить, можно полгода не заботиться о деньгах.
Когда умерли родители, Вацлав остался в доме с сестрой, которая вышла замуж и за три года нарожала троих детей. Уезжая, они договорились, что ей остаётся дом, а он забирает кольцо.
Юноша достал с самого дна саквояжа завёрнутую в платок бархатную коробочку, выцветшую от времени, открыл её и извлёк украшение. Бриллиант сразу же поймал свет от лампы, отхватил себе кусочек и принялся играть с ним, перекатывая от грани к грани, переливаясь, то разжигая, то приглушая сияние.
Вацлав постелил постель, разделся, поставив под кушетку мокрые ботинки, лёг, взял в руки кольцо, и принялся рассматривать небольшой огонёк, заточённый в камне. Наконец, сон закрыл юноше веки и отправил его в путешествие по запутанному лабиринту узких улиц незнакомого города, без входа и выхода. Дома нависали каменными великанами, то сближались, оставляя только узкий тоннель, через который приходилось с трудом протискиваться, то разбредались, превращая дорогу в просторнейшую площадь, на которой заблудиться так же легко, как и в путанных узорах улочек. Вот куда попадают исчезающие люди - сказал прохожий - мужчина со спичкой в зубах. И с кольцом на пухлом мизинце. До боли знакомым кольцом. Сказал и пошёл прочь, теребя подтяжки. Вацлав побежал за ним, чтобы вернуть драгоценность, но как быстро не бежал, никак не мог догнать медленно идущего толстяка. И крики не достигали цели, а вязли в густом, как кисель, воздухе. Вацлав всё бежал и бежал и, наконец, смог приблизиться к толстяку на расстояние вытянутой руки, кончиками пальцев дотянулся до его плеча.
- Отдайте! Это моё кольцо! – закричал он.
Мужчина остановился, медленно повернул голову, оглядываясь, и у юноши перехватило дыхание от ужаса. У преследуемого вместо лица оказалась крысиная морда. С торчащими усами, выглядывающими резцами и розовым носом. Маленькие глазки смотрели злобно и агрессивно. Огромная жирная крыса прыгнула на юношу и, повалив его на землю, уселась сверху, царапая острыми грязными когтями.
Испуг вышвырнул юношу прочь из сна. Вацлав открыл глаза, и с трудом сдержал крик. У него на груди сидела крыса. Не такая большая, как во сне, но такая же омерзительная. И в зубах держала кольцо. Увидев, что человек проснулся, животное резво соскочило на пол и юркнуло под кучу мебели, утащив с собой фамильную драгоценность, на которую так рассчитывал юноша.
Вацлав вскочил с кушетки и бросился за воровкой, но той уже и след простыл. Сердце бешено стучало. От приснившегося кошмара, от страха перед мерзкой тварью, сидевшей на его груди, от того, что кольцо пропало, и все надежды на будущее становятся такими прозрачными, что сквозь них видны не совсем радужные перспективы.
Постояв пару секунд перед горой мебели, юноша решил, что кольцо совсем не нужно крысе. Кусок сыра для неё намного дороже и, скорее всего, она не стала тащить в нору ненужную вещицу, которая не утолит голод. Лампа начала коптить, и Вацлав подкрутил фитиль, прибавив света. Поставив керосинку на пол, снял с верхушки кучи стул, затем второй, потом разваливающуюся конторку. Несмотря на то, что мебель навалена была хаотично, всё-таки система какая-то присутствовала, и через десять минут весь завал перекочевал на другую сторону комнаты. Пришлось повозиться с кроватью и комодами, большей степенью из-за того, чтобы не создавать излишнего шума. Вацлав взял лампу и методично осмотрел пол. Безрезультатно. Так же безрезультатно прошёлся вдоль плинтуса в поиске норы, куда могла скрыться крыса. Единственным вариантом оставалась дверь, обнаруженная за завалом. Низкая, почерневшая, рассохшаяся. Она была слегка приоткрыта, так что крыса могла шмыгнуть туда. Скорее всего, там был чулан.
«Переверну весь дом вверх ногами, разберу до кирпичиков, но найду кольцо», – Вацлав был настроен решительно. Взялся за ручку двери, но что-то остановило его. Нахлынул страх, вспомнилась история о пропавших жильцах. Полумрак и дрожащие тени помогли дофантазировать, и вот уже представлялось, что стоит открыть эту чёртову дверь, как оттуда выскочит что-то ужасное, хищное, пахнущее разложением и сыростью, и поглотит незадачливого художника. Схватит парализованное ужасом тело и поволочёт в свою нору, заполненную человеческими костями. И его череп увенчает вершину кучи останков, как стул со сломанной спинкой венчал верхушку мебельной свалки.
Но он отбросил придуманные собой же страхи и потянул ручку двери. Никакого чулана там не было. А был тёмный коридор, уходящий вдаль. Пугающий, и в то же время, манящий. И тут он увидел крысу. Она стояла на задних лапах под стенкой, держа в зубах кольцо, и наблюдала за юношей. Не такой уж и огромной она оказалась. Обычная крыса, каких полно в подвалах и на чердаках.
Человек и крыса замерли друг перед другом немой скульптурной группой. Вацлав не двигался, раздумывая, как бы не спугнуть воровку, а крыса ловила каждое движение, чтобы успеть броситься наутёк.
- Отдай, - прошептал Вацлав и медленно протянул руку.
И тут крыса развернулась и метнулась вглубь коридора. Юноша побежал за ней, выставив перед собой лампу. Коридор оказался прямым и длинным. Слишком длинным для такого дома. Но пока впереди мелькал крысиный хвост, такие несоответствия не приходили в голову. Вацлав бежал всё быстрее и быстрее, стараясь не отставать от зверька. Свет от качающейся лампы вырывал из темноты некрашеную штукатурку на стенах, сменившуюся кирпичной кладкой, крошащейся и щербатой. Затем и кирпич пропал, и коридор превратился в тоннель, вырубленный в скальной породе. На стенах иногда попадались рисунки, изображающие непонятные символы, то ли руны, то ли какие-то магические знаки. Рассматривать их было некогда, да и лампа горела всё тусклее. «Я пробежал уже кварталов десять. Или двадцать, - мелькнула мысль.- Или полгорода». Время и пространство стали понятиями сильно относительными. Сначала казалось, что он бежит очень долго, но практически не сдвинулся с места, то, наоборот, что прошло всего несколько секунд, а он уже затерялся в километрах пути. Крысиный хвост всё ещё мелькал впереди, словно держал определённую дистанцию, не отрываясь сильно вперёд, но и не позволяя себя догнать.
Вацлав вдруг обратил внимание, что тоннель становится уже и ниже. Вот уже приходится пригибаться, чтобы не удариться головой о потолок, вот уже плечи цепляют стены. Коридор превратился в лаз, по которому возможно передвигаться только на четвереньках. Вацлав пополз, протискиваясь, раздирая плечи и колени о грубо отёсанный камень. Лампа мешала, пришлось оставить её, и ползти в темноте. Сзади ещё пробивались слабые блики, но вскоре всё пространство стало чёрным. Темнота казалась такой плотной, что казалось, через неё нужно прорываться, словно через паутину. Она липла, хватала за одежду, не пускала вперёд.
Вацлав застрял. Дальше лезть уже было невозможно. Он понял, куда попал – в крысиную нору. Как он будет искать кольцо, в полной темноте, среди тысяч крыс – его уже не волновало. Он просто хотел схватить за хвост воровку. И он был уверен, что найдёт её: по запаху, на слух, на ощупь, шестым, седьмым, тридцатым чувством. Только бы протиснуться дальше, ещё малость, всего на несколько сантиметров. И он прорывался, сдирая кожу, срывая ногти.
И друг он почувствовал, что лаз расширился, и он прорвался дальше. Снова большой, широкий коридор. Вацлав не видел, но он чувствовал расстояние от стены к стене. По отражающимся звукам, по тому, что воздух был более свеж, и даже тянул небольшой сквознячок. Он не видел, но каким-то странным образом мог ориентироваться в пространстве. Нет времени разбираться в своих феноменальных возможностях, и Вацлав снова побежал. Поймал себя на мысли, что передвигается до сих пор на четвереньках, но стать на ноги не было сил, да и так у него получалось довольно споро.
Впереди слышались шаги. Тяжёлые, словно он гнался не за крысой, а за слоном. Скорее всего, это эхо, неоднократно ударяясь о стены, резонирует, усиливается. В голове мелькали только обрывки мыслей, путанные, вырванные из всяких контекстов. С трудом вспоминалось , куда и за чем он бежит. Иногда казалось, что он убегает от кого-то. Страх жертвы сменялся азартом охотника. Бег длился бесконечно долго. Шаги впереди уже походили на раскаты грома, и он видел впереди, несмотря на полнейшую темноту, гигантский силуэт. Разобрать, что или кто это, было невозможно, но оно убегало, и у него было кольцо. Конечно! Оно украло кольцо! Моё кольцо!
Раздался звук удара, впереди распахнулась дверь, и свет, яркий, слепящий, ударил, отбросив Вацлава назад. В глазах расплылись цветные круги, резкая боль, глаза захлебнулись слезами.
Вацлав встал на ноги, пытаясь хоть что-то рассмотреть вокруг себя.
- Мама! Мама! За мной гналась крыса! Я еле убежала! Она гналась и гналась! – услышал он детский голос откуда-то сверху.
- Ты опять играла в чулане. Я же запретила тебе, - строго сказал женский голос.
- Ну, мама, посмотри, что я та нашла. Там так много интересного!
- Какое красивое кольцо!
Зрение постепенно возвращалось, и он увидел, что стоит посреди гигантской комнаты, заставленной мебелью невероятных размеров. Посреди комнаты стояли люди – женщина и девочка. Нет, не люди – великаны. Они были даже больше слона, которого Вацлав видел когда-то в цирке. Женщина-великан рассматривала кольцо, которое тоже увеличилось до размера автомобильного колеса.
- Отдайте, это моё, - прошептал Вацлав. – Пожалуйста.
- Мама! Вот она! Вон, смотри! Крыса!
- Верните мне кольцо, прошу вас, - умолял Вацлав, но уже сам не слышал свой голос. Вместо слов раздавалось похрюкивание, переходящее в писк.
Он заплакал от страха, от отчаяния, от непонимания происходящего…
- Ах, ты! – последнее, что он услышал, прежде, чем кочерга обрушилась на его хребет, перебив позвоночник пополам.

- И откуда они берутся, эти крысы? Целый год не было, - женщина потрогала носком туфли крысиный трупик.
Нужно сказать слуге, чтобы забил досками чулан. Всё равно, им не пользуются.
Она посмотрела на кольцо, погладила дочку по голове.
- Милая, где ты нашла это?
- Мам, я не помню. Кажется, я уснула. И мне приснились крысы.

Портье постучал в дверь, но никто не ответил. За окном светало, и через час должен был приехать хозяин. Нельзя допустить, чтобы он узнал о постояльце в мансарде. Сразу уволит.
Постучав ещё раз, толкнул дверь, заглянул внутрь.
- Господин, просыпайтесь. Вам пора.
Никто не ответил.
- Неужели, опять? - Вздохнул портье, обнаружив, что комната пуста. Вещи постояльца были на месте.
Портье развернул холсты.
- Ну, что рисуют? Деревья и лужи. Кому это интересно? Лучше бы раздетую барышню, чтоб и на стену повесить не стыдно было, и глаз радовало, - ворчал он, собирая вещи, оставленные исчезнувшим постояльцем.
Придётся ещё и мебель перетаскивать на место. Но это можно и после сделать.
«Интересно, куда они деваются?» - подумал портье. Заглянул в чулан, подошёл к окну, потрогал задвижки, и, пожав плечами, вышел из комнаты.
 
СообщениеНора

Портье - толстый мужчина с прилизанными волосами, сидящий за потёртым столом, поправил подтяжки и ещё больше развалился на стуле. Спичка в зубах перекочевала из одного уголка рта в другой. В глазах – тоска, поселившаяся там уже давно, и вытолкавшая все остальные эмоции.
- Мне жаль, - сказал он, - но свободных комнат нет.
Вацлав устало поставил на пол свой скарб – саквояж, мольберт и свёрнутые в рулон холсты.
- Совсем нет?
- Праздники. Ярмарка. В эти дни всегда полно народа. Так что – ничем не могу помочь.
- Как же быть? Это уже пятый отель, и везде одно и то же – мест нет. А можно, хотя бы на время оставить у вас вещи. Пока я не найду комнату. Или, хотя бы, пока не закончится дождь. Боюсь, что мои картины не выдержат непогоды.
Портье безучастно рассматривал посетителя. Даже когда он говорил, губы почти не шевелились. Лицо в тусклом свете лампы походило на гипсовый слепок.
- Вы художник?
- Можно так сказать.
- Сколько я повидал здесь вашего брата. Все ехали за славой и деньгами, а закончили помойкой либо могилой. Лишь немногим удалось пробиться в жизни. Надеюсь, вы немногий.
Вацлав Горак сам на это надеялся. Он приехал в Прагу из небольшого провинциального городка, где, собственно, был нарасхват. Он писал портреты. Хотя любил пейзажи. Но за портреты можно было получить деньги, чтобы, как минимум, окупить краски и холст. Исчерпав себя в глуши, юноша отправился на более плодородные просторы. Вацлав мечтал о Париже. Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Елисейские поля.
Прага – всего лишь перевалочный пункт, где можно подзаработать немного денег, набраться светских манер, и прикоснуться к миру бомонда.
В Праге жили несколько знакомых - художников, но у него не было адресов. Он просто надеялся разыскать их, и они обязательно поддержат, помогут устроиться и разобраться, что почём. Но пока - дождливый вечер, начинающееся отчаяние и худой кошелёк.
- Я тоже надеюсь на мою исключительность. Но не помешало бы хоть чуточку везения. Так что, разрешите оставить вещи?
Портье выплюнул спичку, демонстрируя недовольство тем, что ему приходится шевелиться. Он встал со стула - медленно, грузно, опираясь на подлокотники, и тяжело вздохнул.
- Ох, ну, что с вами делать? Есть у меня одна комнатка, но...
- Я согласен! – радостно воскликнул художник.
- Не торопитесь, юноша. Эта комната нежилая. Она служит своего рода кладовой, где доживает свой век старая мебель. Хозяин отеля настоящий скряга. Я бы давно выбросил этот хлам, а он всё складирует. Хотя, возможно, лет через сто, можно будет продать его как антиквариат. Только сомневаюсь, что хозяин проживёт столько. Я сдам вам комнату за полцены. Там есть кушетка, на которой вы сможете поспать. А чтобы вы не замёрзли, дам вам второе одеяло. Но это всего на одну ночь. Утром вы должны будете съехать. Если хозяин узнает – мне не поздоровится.
- Почему? Что плохого в том, что там переночует кто-нибудь? Разве лишняя копейка кому-нибудь мешала?
- Молодой человек, дело даже не в том, что я возьму деньги себе. Просто вокруг этой комнаты полно сплетен и суеверий. Говорят, в ней пропадают постояльцы.
- Это как?
- Не знаю. Я работаю здесь уже четвёртый год, и при мне ничего подобного не случалось. Не считая того жулика, который пропал год назад. Он останавливался в той же комнате. Но я думаю, что его либо кто-то спугнул, и он бросился в бега, либо прирезали его же коллеги. И его косточки обглодали влтавские раки. После того, как он исчез, и полиция перевернула вверх ногами всю гостиницу, комнату закрыли. А вообще, я слышал, за пятьдесят лет пропали без вести девятнадцать человек. Как сквозь землю провалились. Оставили всё – деньги, документы, личные вещи. А сами сгинули. Но, я думаю, что это просто легенда. Люди любят преувеличивать и раздувать из мухи слона, а отелю такие слухи только на руку.
Вацлав почти не слушал болтовню толстяка. Новость, что ему больше не нужно возвращаться под струи дождя, совсем его расслабила, и хотелось поскорее оказаться в комнате с кушеткой, на которой можно будет разлечься, и дать отдохнуть уставшему телу и отчаявшейся душе.
- Сейчас, я найду ключи, - сказал портье и, вернувшись на место, принялся рыться в ящиках стола. – Ага, вот они. Что ж, молодой человек, идёмте наверх. Комната находится в мансарде. Да, и ещё – там отключено электричество, поэтому я вам дам керосиновую лампу.
Они шли сначала по широкой лестнице. На этажах слышались голоса, доносящиеся из номеров. Где-то пела девушка, что именно, разобрать было сложно, только голос – чистый и грустный. Кто-то смеялся и через стены пробивался звон бокалов. После четвёртого этажа ступеньки стали уже и поднимались круче, упираясь в дверь с массивной литой ручкой.
Портье открыл замок, и они вошли в просторную комнату, половина которой оказалась заполнена комодами, тумбочками, столами и стульями, старыми панцирными кроватями. Мебель просто свалена в кучу. В другом углу стояла кушетка, вполне широкая, чтобы на ней удобно развалиться. Портье снял с верхушки мебельной горы стул, поставил у окна.
- Вещи можете повесить на гвозди в стене. А поесть – на подоконнике. Можно было бы достать стол, но я боюсь трогать эту кучу. Подоконник довольно широкий, так что, поместитесь. Только с лампой осторожнее – не сожгите отель. Я сейчас принесу бельё. Можете сходить в душ на третьем этаже. Если захотите перекусить – за углом неплохая забегаловка. Домашние колбаски, кнедлики, пиво.
- Я не голоден, - соврал Вацлав, а у самого чуть слюнки не побежали от упоминания о еде. За весь день он съел только горсть каштанов и небольшой кусочек сыра.
- Ну, что ж, не смею вас больше отвлекать. Утром я вас разбужу. И…, - портье протянул пухлую руку, - заплатите за комнату. А то ненароком тоже вздумаете исчезнуть куда-нибудь, не предупредив никого.
- Да, конечно, - Вацлав положил в ладонь толстяка мятую купюру.
- Приятного сна.
Портье ушёл, чтобы вернуться через несколько минут с постельным бельём и чашкой горячего ароматного чая.
- Согрейтесь, вы выглядите таким уставшим и несчастным, что я не мог не угостить вас горяченьким. И это…будьте осторожны. Сказки сказками, но мало ли что.
Оставшись в одиночестве, Вацлав подошёл к небольшому окну и долго смотрел на черепичные крыши, горными хребтами растворявшиеся в вязкой вечерней сырости. Уличные фонари мутными шарами висели в воздухе, пытаясь пробить лучами густое водянистое марево. Дождь не стихал, на стекле по всё новым и новым руслам бежали струйки воды. И даже в такой захламлённой комнате, полной пыли и страшных историй, было по-домашнему уютно. И жаль было одинокие зонтики, бредущие внизу, на самом дне дождя. Когда за окном совсем стемнело, Вацлав, словно очнувшись, снял котелок, плащ, повесил на гвоздь. Достал из саквояжа узелок с едой – кусок чёрствого хлеба, буженину, сыр и два яблока. Перекусил, расположившись на подоконнике. Экономно, чтобы можно было растянуть хотя бы на день, пока он окончательно не устроится.
Денег осталось не много. По его подсчётам, должно хватить на месяц. Заплатить за жильё и на скромный стол. Было бы неплохо найти покупателя на привезенные холсты. Пейзажи всегда ему казались более удачными, чем портреты, но люди себя любили больше, чем лесное озеро или цветущий луг. И, естественно, выбор был очевиден. Можно протянуть ещё месяц, а за этот срок уже будет понятно, чего стоит его талант. И тогда – либо домой, либо в Париж, в зависимости от результата. Но на экстренный случай у него оставался главный козырь – фамильное кольцо с бриллиантом. Даже если его не продавать, а заложить, можно полгода не заботиться о деньгах.
Когда умерли родители, Вацлав остался в доме с сестрой, которая вышла замуж и за три года нарожала троих детей. Уезжая, они договорились, что ей остаётся дом, а он забирает кольцо.
Юноша достал с самого дна саквояжа завёрнутую в платок бархатную коробочку, выцветшую от времени, открыл её и извлёк украшение. Бриллиант сразу же поймал свет от лампы, отхватил себе кусочек и принялся играть с ним, перекатывая от грани к грани, переливаясь, то разжигая, то приглушая сияние.
Вацлав постелил постель, разделся, поставив под кушетку мокрые ботинки, лёг, взял в руки кольцо, и принялся рассматривать небольшой огонёк, заточённый в камне. Наконец, сон закрыл юноше веки и отправил его в путешествие по запутанному лабиринту узких улиц незнакомого города, без входа и выхода. Дома нависали каменными великанами, то сближались, оставляя только узкий тоннель, через который приходилось с трудом протискиваться, то разбредались, превращая дорогу в просторнейшую площадь, на которой заблудиться так же легко, как и в путанных узорах улочек. Вот куда попадают исчезающие люди - сказал прохожий - мужчина со спичкой в зубах. И с кольцом на пухлом мизинце. До боли знакомым кольцом. Сказал и пошёл прочь, теребя подтяжки. Вацлав побежал за ним, чтобы вернуть драгоценность, но как быстро не бежал, никак не мог догнать медленно идущего толстяка. И крики не достигали цели, а вязли в густом, как кисель, воздухе. Вацлав всё бежал и бежал и, наконец, смог приблизиться к толстяку на расстояние вытянутой руки, кончиками пальцев дотянулся до его плеча.
- Отдайте! Это моё кольцо! – закричал он.
Мужчина остановился, медленно повернул голову, оглядываясь, и у юноши перехватило дыхание от ужаса. У преследуемого вместо лица оказалась крысиная морда. С торчащими усами, выглядывающими резцами и розовым носом. Маленькие глазки смотрели злобно и агрессивно. Огромная жирная крыса прыгнула на юношу и, повалив его на землю, уселась сверху, царапая острыми грязными когтями.
Испуг вышвырнул юношу прочь из сна. Вацлав открыл глаза, и с трудом сдержал крик. У него на груди сидела крыса. Не такая большая, как во сне, но такая же омерзительная. И в зубах держала кольцо. Увидев, что человек проснулся, животное резво соскочило на пол и юркнуло под кучу мебели, утащив с собой фамильную драгоценность, на которую так рассчитывал юноша.
Вацлав вскочил с кушетки и бросился за воровкой, но той уже и след простыл. Сердце бешено стучало. От приснившегося кошмара, от страха перед мерзкой тварью, сидевшей на его груди, от того, что кольцо пропало, и все надежды на будущее становятся такими прозрачными, что сквозь них видны не совсем радужные перспективы.
Постояв пару секунд перед горой мебели, юноша решил, что кольцо совсем не нужно крысе. Кусок сыра для неё намного дороже и, скорее всего, она не стала тащить в нору ненужную вещицу, которая не утолит голод. Лампа начала коптить, и Вацлав подкрутил фитиль, прибавив света. Поставив керосинку на пол, снял с верхушки кучи стул, затем второй, потом разваливающуюся конторку. Несмотря на то, что мебель навалена была хаотично, всё-таки система какая-то присутствовала, и через десять минут весь завал перекочевал на другую сторону комнаты. Пришлось повозиться с кроватью и комодами, большей степенью из-за того, чтобы не создавать излишнего шума. Вацлав взял лампу и методично осмотрел пол. Безрезультатно. Так же безрезультатно прошёлся вдоль плинтуса в поиске норы, куда могла скрыться крыса. Единственным вариантом оставалась дверь, обнаруженная за завалом. Низкая, почерневшая, рассохшаяся. Она была слегка приоткрыта, так что крыса могла шмыгнуть туда. Скорее всего, там был чулан.
«Переверну весь дом вверх ногами, разберу до кирпичиков, но найду кольцо», – Вацлав был настроен решительно. Взялся за ручку двери, но что-то остановило его. Нахлынул страх, вспомнилась история о пропавших жильцах. Полумрак и дрожащие тени помогли дофантазировать, и вот уже представлялось, что стоит открыть эту чёртову дверь, как оттуда выскочит что-то ужасное, хищное, пахнущее разложением и сыростью, и поглотит незадачливого художника. Схватит парализованное ужасом тело и поволочёт в свою нору, заполненную человеческими костями. И его череп увенчает вершину кучи останков, как стул со сломанной спинкой венчал верхушку мебельной свалки.
Но он отбросил придуманные собой же страхи и потянул ручку двери. Никакого чулана там не было. А был тёмный коридор, уходящий вдаль. Пугающий, и в то же время, манящий. И тут он увидел крысу. Она стояла на задних лапах под стенкой, держа в зубах кольцо, и наблюдала за юношей. Не такой уж и огромной она оказалась. Обычная крыса, каких полно в подвалах и на чердаках.
Человек и крыса замерли друг перед другом немой скульптурной группой. Вацлав не двигался, раздумывая, как бы не спугнуть воровку, а крыса ловила каждое движение, чтобы успеть броситься наутёк.
- Отдай, - прошептал Вацлав и медленно протянул руку.
И тут крыса развернулась и метнулась вглубь коридора. Юноша побежал за ней, выставив перед собой лампу. Коридор оказался прямым и длинным. Слишком длинным для такого дома. Но пока впереди мелькал крысиный хвост, такие несоответствия не приходили в голову. Вацлав бежал всё быстрее и быстрее, стараясь не отставать от зверька. Свет от качающейся лампы вырывал из темноты некрашеную штукатурку на стенах, сменившуюся кирпичной кладкой, крошащейся и щербатой. Затем и кирпич пропал, и коридор превратился в тоннель, вырубленный в скальной породе. На стенах иногда попадались рисунки, изображающие непонятные символы, то ли руны, то ли какие-то магические знаки. Рассматривать их было некогда, да и лампа горела всё тусклее. «Я пробежал уже кварталов десять. Или двадцать, - мелькнула мысль.- Или полгорода». Время и пространство стали понятиями сильно относительными. Сначала казалось, что он бежит очень долго, но практически не сдвинулся с места, то, наоборот, что прошло всего несколько секунд, а он уже затерялся в километрах пути. Крысиный хвост всё ещё мелькал впереди, словно держал определённую дистанцию, не отрываясь сильно вперёд, но и не позволяя себя догнать.
Вацлав вдруг обратил внимание, что тоннель становится уже и ниже. Вот уже приходится пригибаться, чтобы не удариться головой о потолок, вот уже плечи цепляют стены. Коридор превратился в лаз, по которому возможно передвигаться только на четвереньках. Вацлав пополз, протискиваясь, раздирая плечи и колени о грубо отёсанный камень. Лампа мешала, пришлось оставить её, и ползти в темноте. Сзади ещё пробивались слабые блики, но вскоре всё пространство стало чёрным. Темнота казалась такой плотной, что казалось, через неё нужно прорываться, словно через паутину. Она липла, хватала за одежду, не пускала вперёд.
Вацлав застрял. Дальше лезть уже было невозможно. Он понял, куда попал – в крысиную нору. Как он будет искать кольцо, в полной темноте, среди тысяч крыс – его уже не волновало. Он просто хотел схватить за хвост воровку. И он был уверен, что найдёт её: по запаху, на слух, на ощупь, шестым, седьмым, тридцатым чувством. Только бы протиснуться дальше, ещё малость, всего на несколько сантиметров. И он прорывался, сдирая кожу, срывая ногти.
И друг он почувствовал, что лаз расширился, и он прорвался дальше. Снова большой, широкий коридор. Вацлав не видел, но он чувствовал расстояние от стены к стене. По отражающимся звукам, по тому, что воздух был более свеж, и даже тянул небольшой сквознячок. Он не видел, но каким-то странным образом мог ориентироваться в пространстве. Нет времени разбираться в своих феноменальных возможностях, и Вацлав снова побежал. Поймал себя на мысли, что передвигается до сих пор на четвереньках, но стать на ноги не было сил, да и так у него получалось довольно споро.
Впереди слышались шаги. Тяжёлые, словно он гнался не за крысой, а за слоном. Скорее всего, это эхо, неоднократно ударяясь о стены, резонирует, усиливается. В голове мелькали только обрывки мыслей, путанные, вырванные из всяких контекстов. С трудом вспоминалось , куда и за чем он бежит. Иногда казалось, что он убегает от кого-то. Страх жертвы сменялся азартом охотника. Бег длился бесконечно долго. Шаги впереди уже походили на раскаты грома, и он видел впереди, несмотря на полнейшую темноту, гигантский силуэт. Разобрать, что или кто это, было невозможно, но оно убегало, и у него было кольцо. Конечно! Оно украло кольцо! Моё кольцо!
Раздался звук удара, впереди распахнулась дверь, и свет, яркий, слепящий, ударил, отбросив Вацлава назад. В глазах расплылись цветные круги, резкая боль, глаза захлебнулись слезами.
Вацлав встал на ноги, пытаясь хоть что-то рассмотреть вокруг себя.
- Мама! Мама! За мной гналась крыса! Я еле убежала! Она гналась и гналась! – услышал он детский голос откуда-то сверху.
- Ты опять играла в чулане. Я же запретила тебе, - строго сказал женский голос.
- Ну, мама, посмотри, что я та нашла. Там так много интересного!
- Какое красивое кольцо!
Зрение постепенно возвращалось, и он увидел, что стоит посреди гигантской комнаты, заставленной мебелью невероятных размеров. Посреди комнаты стояли люди – женщина и девочка. Нет, не люди – великаны. Они были даже больше слона, которого Вацлав видел когда-то в цирке. Женщина-великан рассматривала кольцо, которое тоже увеличилось до размера автомобильного колеса.
- Отдайте, это моё, - прошептал Вацлав. – Пожалуйста.
- Мама! Вот она! Вон, смотри! Крыса!
- Верните мне кольцо, прошу вас, - умолял Вацлав, но уже сам не слышал свой голос. Вместо слов раздавалось похрюкивание, переходящее в писк.
Он заплакал от страха, от отчаяния, от непонимания происходящего…
- Ах, ты! – последнее, что он услышал, прежде, чем кочерга обрушилась на его хребет, перебив позвоночник пополам.

- И откуда они берутся, эти крысы? Целый год не было, - женщина потрогала носком туфли крысиный трупик.
Нужно сказать слуге, чтобы забил досками чулан. Всё равно, им не пользуются.
Она посмотрела на кольцо, погладила дочку по голове.
- Милая, где ты нашла это?
- Мам, я не помню. Кажется, я уснула. И мне приснились крысы.

Портье постучал в дверь, но никто не ответил. За окном светало, и через час должен был приехать хозяин. Нельзя допустить, чтобы он узнал о постояльце в мансарде. Сразу уволит.
Постучав ещё раз, толкнул дверь, заглянул внутрь.
- Господин, просыпайтесь. Вам пора.
Никто не ответил.
- Неужели, опять? - Вздохнул портье, обнаружив, что комната пуста. Вещи постояльца были на месте.
Портье развернул холсты.
- Ну, что рисуют? Деревья и лужи. Кому это интересно? Лучше бы раздетую барышню, чтоб и на стену повесить не стыдно было, и глаз радовало, - ворчал он, собирая вещи, оставленные исчезнувшим постояльцем.
Придётся ещё и мебель перетаскивать на место. Но это можно и после сделать.
«Интересно, куда они деваются?» - подумал портье. Заглянул в чулан, подошёл к окну, потрогал задвижки, и, пожав плечами, вышел из комнаты.

Автор - goos
Дата добавления - 20.10.2011 в 11:14
СообщениеНора

Портье - толстый мужчина с прилизанными волосами, сидящий за потёртым столом, поправил подтяжки и ещё больше развалился на стуле. Спичка в зубах перекочевала из одного уголка рта в другой. В глазах – тоска, поселившаяся там уже давно, и вытолкавшая все остальные эмоции.
- Мне жаль, - сказал он, - но свободных комнат нет.
Вацлав устало поставил на пол свой скарб – саквояж, мольберт и свёрнутые в рулон холсты.
- Совсем нет?
- Праздники. Ярмарка. В эти дни всегда полно народа. Так что – ничем не могу помочь.
- Как же быть? Это уже пятый отель, и везде одно и то же – мест нет. А можно, хотя бы на время оставить у вас вещи. Пока я не найду комнату. Или, хотя бы, пока не закончится дождь. Боюсь, что мои картины не выдержат непогоды.
Портье безучастно рассматривал посетителя. Даже когда он говорил, губы почти не шевелились. Лицо в тусклом свете лампы походило на гипсовый слепок.
- Вы художник?
- Можно так сказать.
- Сколько я повидал здесь вашего брата. Все ехали за славой и деньгами, а закончили помойкой либо могилой. Лишь немногим удалось пробиться в жизни. Надеюсь, вы немногий.
Вацлав Горак сам на это надеялся. Он приехал в Прагу из небольшого провинциального городка, где, собственно, был нарасхват. Он писал портреты. Хотя любил пейзажи. Но за портреты можно было получить деньги, чтобы, как минимум, окупить краски и холст. Исчерпав себя в глуши, юноша отправился на более плодородные просторы. Вацлав мечтал о Париже. Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Елисейские поля.
Прага – всего лишь перевалочный пункт, где можно подзаработать немного денег, набраться светских манер, и прикоснуться к миру бомонда.
В Праге жили несколько знакомых - художников, но у него не было адресов. Он просто надеялся разыскать их, и они обязательно поддержат, помогут устроиться и разобраться, что почём. Но пока - дождливый вечер, начинающееся отчаяние и худой кошелёк.
- Я тоже надеюсь на мою исключительность. Но не помешало бы хоть чуточку везения. Так что, разрешите оставить вещи?
Портье выплюнул спичку, демонстрируя недовольство тем, что ему приходится шевелиться. Он встал со стула - медленно, грузно, опираясь на подлокотники, и тяжело вздохнул.
- Ох, ну, что с вами делать? Есть у меня одна комнатка, но...
- Я согласен! – радостно воскликнул художник.
- Не торопитесь, юноша. Эта комната нежилая. Она служит своего рода кладовой, где доживает свой век старая мебель. Хозяин отеля настоящий скряга. Я бы давно выбросил этот хлам, а он всё складирует. Хотя, возможно, лет через сто, можно будет продать его как антиквариат. Только сомневаюсь, что хозяин проживёт столько. Я сдам вам комнату за полцены. Там есть кушетка, на которой вы сможете поспать. А чтобы вы не замёрзли, дам вам второе одеяло. Но это всего на одну ночь. Утром вы должны будете съехать. Если хозяин узнает – мне не поздоровится.
- Почему? Что плохого в том, что там переночует кто-нибудь? Разве лишняя копейка кому-нибудь мешала?
- Молодой человек, дело даже не в том, что я возьму деньги себе. Просто вокруг этой комнаты полно сплетен и суеверий. Говорят, в ней пропадают постояльцы.
- Это как?
- Не знаю. Я работаю здесь уже четвёртый год, и при мне ничего подобного не случалось. Не считая того жулика, который пропал год назад. Он останавливался в той же комнате. Но я думаю, что его либо кто-то спугнул, и он бросился в бега, либо прирезали его же коллеги. И его косточки обглодали влтавские раки. После того, как он исчез, и полиция перевернула вверх ногами всю гостиницу, комнату закрыли. А вообще, я слышал, за пятьдесят лет пропали без вести девятнадцать человек. Как сквозь землю провалились. Оставили всё – деньги, документы, личные вещи. А сами сгинули. Но, я думаю, что это просто легенда. Люди любят преувеличивать и раздувать из мухи слона, а отелю такие слухи только на руку.
Вацлав почти не слушал болтовню толстяка. Новость, что ему больше не нужно возвращаться под струи дождя, совсем его расслабила, и хотелось поскорее оказаться в комнате с кушеткой, на которой можно будет разлечься, и дать отдохнуть уставшему телу и отчаявшейся душе.
- Сейчас, я найду ключи, - сказал портье и, вернувшись на место, принялся рыться в ящиках стола. – Ага, вот они. Что ж, молодой человек, идёмте наверх. Комната находится в мансарде. Да, и ещё – там отключено электричество, поэтому я вам дам керосиновую лампу.
Они шли сначала по широкой лестнице. На этажах слышались голоса, доносящиеся из номеров. Где-то пела девушка, что именно, разобрать было сложно, только голос – чистый и грустный. Кто-то смеялся и через стены пробивался звон бокалов. После четвёртого этажа ступеньки стали уже и поднимались круче, упираясь в дверь с массивной литой ручкой.
Портье открыл замок, и они вошли в просторную комнату, половина которой оказалась заполнена комодами, тумбочками, столами и стульями, старыми панцирными кроватями. Мебель просто свалена в кучу. В другом углу стояла кушетка, вполне широкая, чтобы на ней удобно развалиться. Портье снял с верхушки мебельной горы стул, поставил у окна.
- Вещи можете повесить на гвозди в стене. А поесть – на подоконнике. Можно было бы достать стол, но я боюсь трогать эту кучу. Подоконник довольно широкий, так что, поместитесь. Только с лампой осторожнее – не сожгите отель. Я сейчас принесу бельё. Можете сходить в душ на третьем этаже. Если захотите перекусить – за углом неплохая забегаловка. Домашние колбаски, кнедлики, пиво.
- Я не голоден, - соврал Вацлав, а у самого чуть слюнки не побежали от упоминания о еде. За весь день он съел только горсть каштанов и небольшой кусочек сыра.
- Ну, что ж, не смею вас больше отвлекать. Утром я вас разбужу. И…, - портье протянул пухлую руку, - заплатите за комнату. А то ненароком тоже вздумаете исчезнуть куда-нибудь, не предупредив никого.
- Да, конечно, - Вацлав положил в ладонь толстяка мятую купюру.
- Приятного сна.
Портье ушёл, чтобы вернуться через несколько минут с постельным бельём и чашкой горячего ароматного чая.
- Согрейтесь, вы выглядите таким уставшим и несчастным, что я не мог не угостить вас горяченьким. И это…будьте осторожны. Сказки сказками, но мало ли что.
Оставшись в одиночестве, Вацлав подошёл к небольшому окну и долго смотрел на черепичные крыши, горными хребтами растворявшиеся в вязкой вечерней сырости. Уличные фонари мутными шарами висели в воздухе, пытаясь пробить лучами густое водянистое марево. Дождь не стихал, на стекле по всё новым и новым руслам бежали струйки воды. И даже в такой захламлённой комнате, полной пыли и страшных историй, было по-домашнему уютно. И жаль было одинокие зонтики, бредущие внизу, на самом дне дождя. Когда за окном совсем стемнело, Вацлав, словно очнувшись, снял котелок, плащ, повесил на гвоздь. Достал из саквояжа узелок с едой – кусок чёрствого хлеба, буженину, сыр и два яблока. Перекусил, расположившись на подоконнике. Экономно, чтобы можно было растянуть хотя бы на день, пока он окончательно не устроится.
Денег осталось не много. По его подсчётам, должно хватить на месяц. Заплатить за жильё и на скромный стол. Было бы неплохо найти покупателя на привезенные холсты. Пейзажи всегда ему казались более удачными, чем портреты, но люди себя любили больше, чем лесное озеро или цветущий луг. И, естественно, выбор был очевиден. Можно протянуть ещё месяц, а за этот срок уже будет понятно, чего стоит его талант. И тогда – либо домой, либо в Париж, в зависимости от результата. Но на экстренный случай у него оставался главный козырь – фамильное кольцо с бриллиантом. Даже если его не продавать, а заложить, можно полгода не заботиться о деньгах.
Когда умерли родители, Вацлав остался в доме с сестрой, которая вышла замуж и за три года нарожала троих детей. Уезжая, они договорились, что ей остаётся дом, а он забирает кольцо.
Юноша достал с самого дна саквояжа завёрнутую в платок бархатную коробочку, выцветшую от времени, открыл её и извлёк украшение. Бриллиант сразу же поймал свет от лампы, отхватил себе кусочек и принялся играть с ним, перекатывая от грани к грани, переливаясь, то разжигая, то приглушая сияние.
Вацлав постелил постель, разделся, поставив под кушетку мокрые ботинки, лёг, взял в руки кольцо, и принялся рассматривать небольшой огонёк, заточённый в камне. Наконец, сон закрыл юноше веки и отправил его в путешествие по запутанному лабиринту узких улиц незнакомого города, без входа и выхода. Дома нависали каменными великанами, то сближались, оставляя только узкий тоннель, через который приходилось с трудом протискиваться, то разбредались, превращая дорогу в просторнейшую площадь, на которой заблудиться так же легко, как и в путанных узорах улочек. Вот куда попадают исчезающие люди - сказал прохожий - мужчина со спичкой в зубах. И с кольцом на пухлом мизинце. До боли знакомым кольцом. Сказал и пошёл прочь, теребя подтяжки. Вацлав побежал за ним, чтобы вернуть драгоценность, но как быстро не бежал, никак не мог догнать медленно идущего толстяка. И крики не достигали цели, а вязли в густом, как кисель, воздухе. Вацлав всё бежал и бежал и, наконец, смог приблизиться к толстяку на расстояние вытянутой руки, кончиками пальцев дотянулся до его плеча.
- Отдайте! Это моё кольцо! – закричал он.
Мужчина остановился, медленно повернул голову, оглядываясь, и у юноши перехватило дыхание от ужаса. У преследуемого вместо лица оказалась крысиная морда. С торчащими усами, выглядывающими резцами и розовым носом. Маленькие глазки смотрели злобно и агрессивно. Огромная жирная крыса прыгнула на юношу и, повалив его на землю, уселась сверху, царапая острыми грязными когтями.
Испуг вышвырнул юношу прочь из сна. Вацлав открыл глаза, и с трудом сдержал крик. У него на груди сидела крыса. Не такая большая, как во сне, но такая же омерзительная. И в зубах держала кольцо. Увидев, что человек проснулся, животное резво соскочило на пол и юркнуло под кучу мебели, утащив с собой фамильную драгоценность, на которую так рассчитывал юноша.
Вацлав вскочил с кушетки и бросился за воровкой, но той уже и след простыл. Сердце бешено стучало. От приснившегося кошмара, от страха перед мерзкой тварью, сидевшей на его груди, от того, что кольцо пропало, и все надежды на будущее становятся такими прозрачными, что сквозь них видны не совсем радужные перспективы.
Постояв пару секунд перед горой мебели, юноша решил, что кольцо совсем не нужно крысе. Кусок сыра для неё намного дороже и, скорее всего, она не стала тащить в нору ненужную вещицу, которая не утолит голод. Лампа начала коптить, и Вацлав подкрутил фитиль, прибавив света. Поставив керосинку на пол, снял с верхушки кучи стул, затем второй, потом разваливающуюся конторку. Несмотря на то, что мебель навалена была хаотично, всё-таки система какая-то присутствовала, и через десять минут весь завал перекочевал на другую сторону комнаты. Пришлось повозиться с кроватью и комодами, большей степенью из-за того, чтобы не создавать излишнего шума. Вацлав взял лампу и методично осмотрел пол. Безрезультатно. Так же безрезультатно прошёлся вдоль плинтуса в поиске норы, куда могла скрыться крыса. Единственным вариантом оставалась дверь, обнаруженная за завалом. Низкая, почерневшая, рассохшаяся. Она была слегка приоткрыта, так что крыса могла шмыгнуть туда. Скорее всего, там был чулан.
«Переверну весь дом вверх ногами, разберу до кирпичиков, но найду кольцо», – Вацлав был настроен решительно. Взялся за ручку двери, но что-то остановило его. Нахлынул страх, вспомнилась история о пропавших жильцах. Полумрак и дрожащие тени помогли дофантазировать, и вот уже представлялось, что стоит открыть эту чёртову дверь, как оттуда выскочит что-то ужасное, хищное, пахнущее разложением и сыростью, и поглотит незадачливого художника. Схватит парализованное ужасом тело и поволочёт в свою нору, заполненную человеческими костями. И его череп увенчает вершину кучи останков, как стул со сломанной спинкой венчал верхушку мебельной свалки.
Но он отбросил придуманные собой же страхи и потянул ручку двери. Никакого чулана там не было. А был тёмный коридор, уходящий вдаль. Пугающий, и в то же время, манящий. И тут он увидел крысу. Она стояла на задних лапах под стенкой, держа в зубах кольцо, и наблюдала за юношей. Не такой уж и огромной она оказалась. Обычная крыса, каких полно в подвалах и на чердаках.
Человек и крыса замерли друг перед другом немой скульптурной группой. Вацлав не двигался, раздумывая, как бы не спугнуть воровку, а крыса ловила каждое движение, чтобы успеть броситься наутёк.
- Отдай, - прошептал Вацлав и медленно протянул руку.
И тут крыса развернулась и метнулась вглубь коридора. Юноша побежал за ней, выставив перед собой лампу. Коридор оказался прямым и длинным. Слишком длинным для такого дома. Но пока впереди мелькал крысиный хвост, такие несоответствия не приходили в голову. Вацлав бежал всё быстрее и быстрее, стараясь не отставать от зверька. Свет от качающейся лампы вырывал из темноты некрашеную штукатурку на стенах, сменившуюся кирпичной кладкой, крошащейся и щербатой. Затем и кирпич пропал, и коридор превратился в тоннель, вырубленный в скальной породе. На стенах иногда попадались рисунки, изображающие непонятные символы, то ли руны, то ли какие-то магические знаки. Рассматривать их было некогда, да и лампа горела всё тусклее. «Я пробежал уже кварталов десять. Или двадцать, - мелькнула мысль.- Или полгорода». Время и пространство стали понятиями сильно относительными. Сначала казалось, что он бежит очень долго, но практически не сдвинулся с места, то, наоборот, что прошло всего несколько секунд, а он уже затерялся в километрах пути. Крысиный хвост всё ещё мелькал впереди, словно держал определённую дистанцию, не отрываясь сильно вперёд, но и не позволяя себя догнать.
Вацлав вдруг обратил внимание, что тоннель становится уже и ниже. Вот уже приходится пригибаться, чтобы не удариться головой о потолок, вот уже плечи цепляют стены. Коридор превратился в лаз, по которому возможно передвигаться только на четвереньках. Вацлав пополз, протискиваясь, раздирая плечи и колени о грубо отёсанный камень. Лампа мешала, пришлось оставить её, и ползти в темноте. Сзади ещё пробивались слабые блики, но вскоре всё пространство стало чёрным. Темнота казалась такой плотной, что казалось, через неё нужно прорываться, словно через паутину. Она липла, хватала за одежду, не пускала вперёд.
Вацлав застрял. Дальше лезть уже было невозможно. Он понял, куда попал – в крысиную нору. Как он будет искать кольцо, в полной темноте, среди тысяч крыс – его уже не волновало. Он просто хотел схватить за хвост воровку. И он был уверен, что найдёт её: по запаху, на слух, на ощупь, шестым, седьмым, тридцатым чувством. Только бы протиснуться дальше, ещё малость, всего на несколько сантиметров. И он прорывался, сдирая кожу, срывая ногти.
И друг он почувствовал, что лаз расширился, и он прорвался дальше. Снова большой, широкий коридор. Вацлав не видел, но он чувствовал расстояние от стены к стене. По отражающимся звукам, по тому, что воздух был более свеж, и даже тянул небольшой сквознячок. Он не видел, но каким-то странным образом мог ориентироваться в пространстве. Нет времени разбираться в своих феноменальных возможностях, и Вацлав снова побежал. Поймал себя на мысли, что передвигается до сих пор на четвереньках, но стать на ноги не было сил, да и так у него получалось довольно споро.
Впереди слышались шаги. Тяжёлые, словно он гнался не за крысой, а за слоном. Скорее всего, это эхо, неоднократно ударяясь о стены, резонирует, усиливается. В голове мелькали только обрывки мыслей, путанные, вырванные из всяких контекстов. С трудом вспоминалось , куда и за чем он бежит. Иногда казалось, что он убегает от кого-то. Страх жертвы сменялся азартом охотника. Бег длился бесконечно долго. Шаги впереди уже походили на раскаты грома, и он видел впереди, несмотря на полнейшую темноту, гигантский силуэт. Разобрать, что или кто это, было невозможно, но оно убегало, и у него было кольцо. Конечно! Оно украло кольцо! Моё кольцо!
Раздался звук удара, впереди распахнулась дверь, и свет, яркий, слепящий, ударил, отбросив Вацлава назад. В глазах расплылись цветные круги, резкая боль, глаза захлебнулись слезами.
Вацлав встал на ноги, пытаясь хоть что-то рассмотреть вокруг себя.
- Мама! Мама! За мной гналась крыса! Я еле убежала! Она гналась и гналась! – услышал он детский голос откуда-то сверху.
- Ты опять играла в чулане. Я же запретила тебе, - строго сказал женский голос.
- Ну, мама, посмотри, что я та нашла. Там так много интересного!
- Какое красивое кольцо!
Зрение постепенно возвращалось, и он увидел, что стоит посреди гигантской комнаты, заставленной мебелью невероятных размеров. Посреди комнаты стояли люди – женщина и девочка. Нет, не люди – великаны. Они были даже больше слона, которого Вацлав видел когда-то в цирке. Женщина-великан рассматривала кольцо, которое тоже увеличилось до размера автомобильного колеса.
- Отдайте, это моё, - прошептал Вацлав. – Пожалуйста.
- Мама! Вот она! Вон, смотри! Крыса!
- Верните мне кольцо, прошу вас, - умолял Вацлав, но уже сам не слышал свой голос. Вместо слов раздавалось похрюкивание, переходящее в писк.
Он заплакал от страха, от отчаяния, от непонимания происходящего…
- Ах, ты! – последнее, что он услышал, прежде, чем кочерга обрушилась на его хребет, перебив позвоночник пополам.

- И откуда они берутся, эти крысы? Целый год не было, - женщина потрогала носком туфли крысиный трупик.
Нужно сказать слуге, чтобы забил досками чулан. Всё равно, им не пользуются.
Она посмотрела на кольцо, погладила дочку по голове.
- Милая, где ты нашла это?
- Мам, я не помню. Кажется, я уснула. И мне приснились крысы.

Портье постучал в дверь, но никто не ответил. За окном светало, и через час должен был приехать хозяин. Нельзя допустить, чтобы он узнал о постояльце в мансарде. Сразу уволит.
Постучав ещё раз, толкнул дверь, заглянул внутрь.
- Господин, просыпайтесь. Вам пора.
Никто не ответил.
- Неужели, опять? - Вздохнул портье, обнаружив, что комната пуста. Вещи постояльца были на месте.
Портье развернул холсты.
- Ну, что рисуют? Деревья и лужи. Кому это интересно? Лучше бы раздетую барышню, чтоб и на стену повесить не стыдно было, и глаз радовало, - ворчал он, собирая вещи, оставленные исчезнувшим постояльцем.
Придётся ещё и мебель перетаскивать на место. Но это можно и после сделать.
«Интересно, куда они деваются?» - подумал портье. Заглянул в чулан, подошёл к окну, потрогал задвижки, и, пожав плечами, вышел из комнаты.

Автор - goos
Дата добавления - 20.10.2011 в 11:14
Одина1301Дата: Четверг, 20.10.2011, 20:15 | Сообщение # 35
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2020
Награды: 20
Репутация: 153
Статус: Offline
goos,
Так, помню, Юра, что просил не захваливать! Я люблю Лавкрафта! Очень на него похоже.
Когда во сне появился город, потом утомительное лазанье по тоннелям, превратившимся в норы с
загадочными знаками и перерождение, я сразу же насторожилась. Это его игрушки. Как будто ты где-то нашел и сыграл на свой на свой лад. Мне понравилось!
 
Сообщениеgoos,
Так, помню, Юра, что просил не захваливать! Я люблю Лавкрафта! Очень на него похоже.
Когда во сне появился город, потом утомительное лазанье по тоннелям, превратившимся в норы с
загадочными знаками и перерождение, я сразу же насторожилась. Это его игрушки. Как будто ты где-то нашел и сыграл на свой на свой лад. Мне понравилось!

Автор - Одина1301
Дата добавления - 20.10.2011 в 20:15
Сообщениеgoos,
Так, помню, Юра, что просил не захваливать! Я люблю Лавкрафта! Очень на него похоже.
Когда во сне появился город, потом утомительное лазанье по тоннелям, превратившимся в норы с
загадочными знаками и перерождение, я сразу же насторожилась. Это его игрушки. Как будто ты где-то нашел и сыграл на свой на свой лад. Мне понравилось!

Автор - Одина1301
Дата добавления - 20.10.2011 в 20:15
SAMOLIANДата: Воскресенье, 23.10.2011, 01:07 | Сообщение # 36
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 1194
Награды: 19
Репутация: 101
Статус: Offline
Нет уж, пусть лучше утопленник с ноутбуком, чем человек-крыса, да ещё убитый кочергой.
Однако напомнило одну, абсолютно реальную историю: поиски закатившегося в погреб кольца.


nvassiljeva
 
СообщениеНет уж, пусть лучше утопленник с ноутбуком, чем человек-крыса, да ещё убитый кочергой.
Однако напомнило одну, абсолютно реальную историю: поиски закатившегося в погреб кольца.

Автор - SAMOLIAN
Дата добавления - 23.10.2011 в 01:07
СообщениеНет уж, пусть лучше утопленник с ноутбуком, чем человек-крыса, да ещё убитый кочергой.
Однако напомнило одну, абсолютно реальную историю: поиски закатившегося в погреб кольца.

Автор - SAMOLIAN
Дата добавления - 23.10.2011 в 01:07
СамираДата: Воскресенье, 23.10.2011, 01:32 | Сообщение # 37
Душа Острова
Группа: Шаман
Сообщений: 10275
Награды: 110
Репутация: 346
Статус: Offline
А мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду. biggrin О, кстати, вполне реальный случай - у моей приятельницы муж решил сделать ей сюрприз - скопить сумму в долларах, и прятал их на работе в резиновый сапог, там была уже очень приличная сумма, когда в одну ночь крыса сгрызла все деньги. Видимо, хотела сделать гнездо. biggrin

Титул - Лирическая маска года
Титул - Юморист Бойкое перо
 
СообщениеА мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду. biggrin О, кстати, вполне реальный случай - у моей приятельницы муж решил сделать ей сюрприз - скопить сумму в долларах, и прятал их на работе в резиновый сапог, там была уже очень приличная сумма, когда в одну ночь крыса сгрызла все деньги. Видимо, хотела сделать гнездо. biggrin

Автор - Самира
Дата добавления - 23.10.2011 в 01:32
СообщениеА мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду. biggrin О, кстати, вполне реальный случай - у моей приятельницы муж решил сделать ей сюрприз - скопить сумму в долларах, и прятал их на работе в резиновый сапог, там была уже очень приличная сумма, когда в одну ночь крыса сгрызла все деньги. Видимо, хотела сделать гнездо. biggrin

Автор - Самира
Дата добавления - 23.10.2011 в 01:32
ФеликсДата: Воскресенье, 23.10.2011, 17:12 | Сообщение # 38
Старейшина
Группа: Шаман
Сообщений: 5136
Награды: 53
Репутация: 314
Статус: Offline
Самира,
Quote (Самира)
А мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду.
Как назывался рассказ не помню, а вот журнал был "Юность" biggrin
 
СообщениеСамира,
Quote (Самира)
А мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду.
Как назывался рассказ не помню, а вот журнал был "Юность" biggrin

Автор - Феликс
Дата добавления - 23.10.2011 в 17:12
СообщениеСамира,
Quote (Самира)
А мне напомнило рассказ, прочитанный когда-то давно, как крыса приносила из норы крупные купюры в обмен на еду.
Как назывался рассказ не помню, а вот журнал был "Юность" biggrin

Автор - Феликс
Дата добавления - 23.10.2011 в 17:12
goosДата: Воскресенье, 23.10.2011, 22:41 | Сообщение # 39
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 72
Награды: 1
Репутация: 27
Статус: Offline
Одина1301, SAMOLIAN, Самира, Anything, спасибо) никак не доберусь до компьютера.
рассказ навеян Гофманом. отсюда и Прага)
 
СообщениеОдина1301, SAMOLIAN, Самира, Anything, спасибо) никак не доберусь до компьютера.
рассказ навеян Гофманом. отсюда и Прага)

Автор - goos
Дата добавления - 23.10.2011 в 22:41
СообщениеОдина1301, SAMOLIAN, Самира, Anything, спасибо) никак не доберусь до компьютера.
рассказ навеян Гофманом. отсюда и Прага)

Автор - goos
Дата добавления - 23.10.2011 в 22:41
goosДата: Воскресенье, 23.10.2011, 22:44 | Сообщение # 40
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 72
Награды: 1
Репутация: 27
Статус: Offline
ВИТЬКА.

Из цикла "Сявотские 80-е"

- Жаирзиньо, - кричит Сява.
- Жаир Вентура Фильо, - практически сразу отвечает Витька. Только говорит он медленно, тщательно стараясь произносить каждую букву. Получается с трудом, но это прощают. Витка – больной. В шестнадцать лет я совсем не разбирался в диагнозах, мы знаем только, что Витька умственно отсталый. Идиот. Этого достаточно.
У него большие слюнявые губы, низкий лоб, зубы торчат изо рта, как экскаваторные ковши. Из-за церебрального паралича тело его в постоянном движении – скрюченные пальцы беспрерывно перебирают что-то невидимое, полусогнутые ноги пытаются удержать равновесие.
Витька – НАШ юродивый.
- Пеле, - выкрикивает из-за моей спины дядька с папиросой в зубах.
- Эдсон Арантис ду Насименто, - Витька выговаривает имя четыре раза, пока не получилось чётко и понятно.
- Охренеть! – резюмирует дядька.
У Витьки талант – он знает полные имена всех футболистов Южной Америки, даже второстепенных игроков. А уж Пеле – это вообще для него раз плюнуть.
Парк Шевченко ближе к вечеру наполняется людьми. Программа у всех одна - посмотреть цветомузыкальный фонтан, выстоять час в очереди, чтобы поесть мороженное в кафе “ Кристалл ”, прогуляться по уютным аллейкам, себя показать и других посмотреть. В начале восьмидесятых развлечений было не много.
Мы – молодёжь от пятнадцати до двадцати, разнообразили свой досуг “сниманием тёлок” и драками с забрёдшими салтовскими. Иногда нас развлекал Витька. Вот и сейчас, на одной из аллеек его окружило человек тридцать из нашей компании и толпа зевак, собравшихся на наши восторженные крики и хохот.
- Ну, молодчина!!! Ты смотри – дебил, а в футболе шарит!!! – раздаётся голос из толпы. – А ну-ка, Арруду как зовут?
- Манга Аилтон Корреа де Арруда, - выдаёт Витька.
Народ дружно аплодирует, с нашей подачи, конечно.
Ширя запевает песню “Миллион алых роз”, мы подхватываем, хлопая в ладоши. У Витьки загораются глаза – это его любимая песня, и вот он уже перенимает у нас эстафету, и поёт, брызжа слюной и пританцовывая на неуверенных ногах. Дальше пошёл концерт по заявкам – выкрикивают песню, и Витька поёт. Он знает весь репертуар советской эстрады.
Всё это выглядит смешно, зрители от хохота вытирают слёзы и держатся за животики.
Пора. Кто-то из наших бросает в круг пятак, со звоном цокающий об асфальт. За ним летит ещё монета. Ширя бросает рубль – большие деньги для малолетки.
Но это окупится. К нам присоединяются зеваки, и летят монеты и даже бумажные.
Витька прекращает концерт и, упав на колени, жадно собирает деньги. Это уже не веселит и зеваки расходятся.
Мы пересчитываем добычу – нам хватает на пять портвейнов “777” и две банки кильки в томате.
Витька сегодня напьётся – ему снова будет плохо ночью, но он гордится дружбой с нами – центровыми пацанами. Ему хватает грамм сто портвейна и мы потом дружной кагалой отводим его домой. Благо, он живёт в квартале от парка.
****

Кафе “Яблочко” на Сумской – одно из наших излюбленных. Большой зал, нормальные цены. Пять столиков заняты нашей компанией. Одни уходят, другие приходят, постоянные рукопожатия, обмен новостями, смех, поцелуи. Малолетки развлекаются.
Заходит Витька, ему находят стул, подсовывают недоеденное мороженное. Но что-то не так. Витька, обычно по-идиотски улыбчивый, задумчив и хмур.
- Витёк, - хлопает его по спине Сява, - спой-ка про барабан. Барабан был плох, барабанщик – лох…
- У меня часы сняли, - с трудом выговаривает Витька.
- Ни фига себе!!! Кто? Вставай, пошли!!! – Сява попал в свою стихию – разборки, мордобой.
- Что случилось?
- У Витьки уроды часы сняли!!!
Меньше минуты – все уже на улице, оглядываются по сторонам, пытаясь найти обидчиков.
Сява, наконец, выпытал у Витька приметы.
- Куда они пошли?
Витька машет рукой в сторону парка Горького.
- На Болото? Так, пятеро, один из них высокий, в “Адидасе”, один – в чёрной рубашке. Остальные – не знаю. У этого идиота разве выпытаешь. Давай, пошли!!!
Мы разбегаемся по улочкам, выискивая среди прохожих обидчиков Витьки. Я в компании с Чехом, Карпом и Гошей – полным отморозком. Сворачиваем в одну подворотню, в другую – ничего.
- Вон! Смотри! Пятеро! – кричит Гоша.
Нам навстречу идут пятеро пацанов, абсолютно не подходящих под описание. Ботаны – отличники в универмаговских рубашечках.
- Гоша, не гони!
- Да какая разница! – он отрывается и уверенно идёт к ним. Мы еле успеваем догнать его и схватить за руки. Он бы всех пятерых положил, не задумываясь. Показываем пацанам, чтоб обходили.
- Гоша, ну тебя на хер, придурок!!! Сказали – Адидас искать. Пошли!!!
- Да ну вас. Скучные вы. Руки отпустите.
Раздаётся вист с противоположной стороны улицы. Размахивает руками один из наших. Бежим к нему.
- Ну что там?
- Нашли, вон там они, - показывает на подворотню.
В подворотне стоят, прижавшись к стене, четверо перепуганных парней, лет по двадцать пять, мужики уже по нашим малолетним меркам. Один, в “Адидасе”, лежит скрючившись на земле. Их окружила толпа. Толпа малолеток, без тормозов и морали.
Гоша радостно кричит, прорывается сквозь толпу и бьёт одного из пленников ногой в пах. Тот валится на колени и получает ногой в голову.
- Гоша, остынь. Часы им не разбей. Дай побакланить с пацанами.
- Да что с ними бакланить. Уроды! – он бьёт следующего кулаком в нос.
Гошу снова оттягивают.
Но толпа уже не в силах сдерживать в себе желание справедливой расправы.
***

В “Яблочке” Витьку успокаивают наши девчонки. Витька пытается есть мороженное, но перенервничав, он даже ложку держать не может, так трясутся руки.
- Витёк, давай руку, - Сява протягивает ему часы. Надевает ему на трясущееся запястье. – Твои?
- Ага, - слюнявый рот расплывается в улыбке, обнажая огромные жёлтые зубы.
- Давай другую руку, - Сява достаёт из кармана ещё одни часы. – Твои?
- Не-а.
- Теперь твои…
С тех пор Витька долго ходил в шестью часами – три на правой руке, три на левой.
И мы ещё долго уважали сами себя. Ведь мы не были благородными рыцарями и на Витьку нам было наплевать. Просто иногда мы делали что-то, за что мы могли бы уважать сами себя.


Сообщение отредактировал goos - Воскресенье, 23.10.2011, 22:45
 
СообщениеВИТЬКА.

Из цикла "Сявотские 80-е"

- Жаирзиньо, - кричит Сява.
- Жаир Вентура Фильо, - практически сразу отвечает Витька. Только говорит он медленно, тщательно стараясь произносить каждую букву. Получается с трудом, но это прощают. Витка – больной. В шестнадцать лет я совсем не разбирался в диагнозах, мы знаем только, что Витька умственно отсталый. Идиот. Этого достаточно.
У него большие слюнявые губы, низкий лоб, зубы торчат изо рта, как экскаваторные ковши. Из-за церебрального паралича тело его в постоянном движении – скрюченные пальцы беспрерывно перебирают что-то невидимое, полусогнутые ноги пытаются удержать равновесие.
Витька – НАШ юродивый.
- Пеле, - выкрикивает из-за моей спины дядька с папиросой в зубах.
- Эдсон Арантис ду Насименто, - Витька выговаривает имя четыре раза, пока не получилось чётко и понятно.
- Охренеть! – резюмирует дядька.
У Витьки талант – он знает полные имена всех футболистов Южной Америки, даже второстепенных игроков. А уж Пеле – это вообще для него раз плюнуть.
Парк Шевченко ближе к вечеру наполняется людьми. Программа у всех одна - посмотреть цветомузыкальный фонтан, выстоять час в очереди, чтобы поесть мороженное в кафе “ Кристалл ”, прогуляться по уютным аллейкам, себя показать и других посмотреть. В начале восьмидесятых развлечений было не много.
Мы – молодёжь от пятнадцати до двадцати, разнообразили свой досуг “сниманием тёлок” и драками с забрёдшими салтовскими. Иногда нас развлекал Витька. Вот и сейчас, на одной из аллеек его окружило человек тридцать из нашей компании и толпа зевак, собравшихся на наши восторженные крики и хохот.
- Ну, молодчина!!! Ты смотри – дебил, а в футболе шарит!!! – раздаётся голос из толпы. – А ну-ка, Арруду как зовут?
- Манга Аилтон Корреа де Арруда, - выдаёт Витька.
Народ дружно аплодирует, с нашей подачи, конечно.
Ширя запевает песню “Миллион алых роз”, мы подхватываем, хлопая в ладоши. У Витьки загораются глаза – это его любимая песня, и вот он уже перенимает у нас эстафету, и поёт, брызжа слюной и пританцовывая на неуверенных ногах. Дальше пошёл концерт по заявкам – выкрикивают песню, и Витька поёт. Он знает весь репертуар советской эстрады.
Всё это выглядит смешно, зрители от хохота вытирают слёзы и держатся за животики.
Пора. Кто-то из наших бросает в круг пятак, со звоном цокающий об асфальт. За ним летит ещё монета. Ширя бросает рубль – большие деньги для малолетки.
Но это окупится. К нам присоединяются зеваки, и летят монеты и даже бумажные.
Витька прекращает концерт и, упав на колени, жадно собирает деньги. Это уже не веселит и зеваки расходятся.
Мы пересчитываем добычу – нам хватает на пять портвейнов “777” и две банки кильки в томате.
Витька сегодня напьётся – ему снова будет плохо ночью, но он гордится дружбой с нами – центровыми пацанами. Ему хватает грамм сто портвейна и мы потом дружной кагалой отводим его домой. Благо, он живёт в квартале от парка.
****

Кафе “Яблочко” на Сумской – одно из наших излюбленных. Большой зал, нормальные цены. Пять столиков заняты нашей компанией. Одни уходят, другие приходят, постоянные рукопожатия, обмен новостями, смех, поцелуи. Малолетки развлекаются.
Заходит Витька, ему находят стул, подсовывают недоеденное мороженное. Но что-то не так. Витька, обычно по-идиотски улыбчивый, задумчив и хмур.
- Витёк, - хлопает его по спине Сява, - спой-ка про барабан. Барабан был плох, барабанщик – лох…
- У меня часы сняли, - с трудом выговаривает Витька.
- Ни фига себе!!! Кто? Вставай, пошли!!! – Сява попал в свою стихию – разборки, мордобой.
- Что случилось?
- У Витьки уроды часы сняли!!!
Меньше минуты – все уже на улице, оглядываются по сторонам, пытаясь найти обидчиков.
Сява, наконец, выпытал у Витька приметы.
- Куда они пошли?
Витька машет рукой в сторону парка Горького.
- На Болото? Так, пятеро, один из них высокий, в “Адидасе”, один – в чёрной рубашке. Остальные – не знаю. У этого идиота разве выпытаешь. Давай, пошли!!!
Мы разбегаемся по улочкам, выискивая среди прохожих обидчиков Витьки. Я в компании с Чехом, Карпом и Гошей – полным отморозком. Сворачиваем в одну подворотню, в другую – ничего.
- Вон! Смотри! Пятеро! – кричит Гоша.
Нам навстречу идут пятеро пацанов, абсолютно не подходящих под описание. Ботаны – отличники в универмаговских рубашечках.
- Гоша, не гони!
- Да какая разница! – он отрывается и уверенно идёт к ним. Мы еле успеваем догнать его и схватить за руки. Он бы всех пятерых положил, не задумываясь. Показываем пацанам, чтоб обходили.
- Гоша, ну тебя на хер, придурок!!! Сказали – Адидас искать. Пошли!!!
- Да ну вас. Скучные вы. Руки отпустите.
Раздаётся вист с противоположной стороны улицы. Размахивает руками один из наших. Бежим к нему.
- Ну что там?
- Нашли, вон там они, - показывает на подворотню.
В подворотне стоят, прижавшись к стене, четверо перепуганных парней, лет по двадцать пять, мужики уже по нашим малолетним меркам. Один, в “Адидасе”, лежит скрючившись на земле. Их окружила толпа. Толпа малолеток, без тормозов и морали.
Гоша радостно кричит, прорывается сквозь толпу и бьёт одного из пленников ногой в пах. Тот валится на колени и получает ногой в голову.
- Гоша, остынь. Часы им не разбей. Дай побакланить с пацанами.
- Да что с ними бакланить. Уроды! – он бьёт следующего кулаком в нос.
Гошу снова оттягивают.
Но толпа уже не в силах сдерживать в себе желание справедливой расправы.
***

В “Яблочке” Витьку успокаивают наши девчонки. Витька пытается есть мороженное, но перенервничав, он даже ложку держать не может, так трясутся руки.
- Витёк, давай руку, - Сява протягивает ему часы. Надевает ему на трясущееся запястье. – Твои?
- Ага, - слюнявый рот расплывается в улыбке, обнажая огромные жёлтые зубы.
- Давай другую руку, - Сява достаёт из кармана ещё одни часы. – Твои?
- Не-а.
- Теперь твои…
С тех пор Витька долго ходил в шестью часами – три на правой руке, три на левой.
И мы ещё долго уважали сами себя. Ведь мы не были благородными рыцарями и на Витьку нам было наплевать. Просто иногда мы делали что-то, за что мы могли бы уважать сами себя.

Автор - goos
Дата добавления - 23.10.2011 в 22:44
СообщениеВИТЬКА.

Из цикла "Сявотские 80-е"

- Жаирзиньо, - кричит Сява.
- Жаир Вентура Фильо, - практически сразу отвечает Витька. Только говорит он медленно, тщательно стараясь произносить каждую букву. Получается с трудом, но это прощают. Витка – больной. В шестнадцать лет я совсем не разбирался в диагнозах, мы знаем только, что Витька умственно отсталый. Идиот. Этого достаточно.
У него большие слюнявые губы, низкий лоб, зубы торчат изо рта, как экскаваторные ковши. Из-за церебрального паралича тело его в постоянном движении – скрюченные пальцы беспрерывно перебирают что-то невидимое, полусогнутые ноги пытаются удержать равновесие.
Витька – НАШ юродивый.
- Пеле, - выкрикивает из-за моей спины дядька с папиросой в зубах.
- Эдсон Арантис ду Насименто, - Витька выговаривает имя четыре раза, пока не получилось чётко и понятно.
- Охренеть! – резюмирует дядька.
У Витьки талант – он знает полные имена всех футболистов Южной Америки, даже второстепенных игроков. А уж Пеле – это вообще для него раз плюнуть.
Парк Шевченко ближе к вечеру наполняется людьми. Программа у всех одна - посмотреть цветомузыкальный фонтан, выстоять час в очереди, чтобы поесть мороженное в кафе “ Кристалл ”, прогуляться по уютным аллейкам, себя показать и других посмотреть. В начале восьмидесятых развлечений было не много.
Мы – молодёжь от пятнадцати до двадцати, разнообразили свой досуг “сниманием тёлок” и драками с забрёдшими салтовскими. Иногда нас развлекал Витька. Вот и сейчас, на одной из аллеек его окружило человек тридцать из нашей компании и толпа зевак, собравшихся на наши восторженные крики и хохот.
- Ну, молодчина!!! Ты смотри – дебил, а в футболе шарит!!! – раздаётся голос из толпы. – А ну-ка, Арруду как зовут?
- Манга Аилтон Корреа де Арруда, - выдаёт Витька.
Народ дружно аплодирует, с нашей подачи, конечно.
Ширя запевает песню “Миллион алых роз”, мы подхватываем, хлопая в ладоши. У Витьки загораются глаза – это его любимая песня, и вот он уже перенимает у нас эстафету, и поёт, брызжа слюной и пританцовывая на неуверенных ногах. Дальше пошёл концерт по заявкам – выкрикивают песню, и Витька поёт. Он знает весь репертуар советской эстрады.
Всё это выглядит смешно, зрители от хохота вытирают слёзы и держатся за животики.
Пора. Кто-то из наших бросает в круг пятак, со звоном цокающий об асфальт. За ним летит ещё монета. Ширя бросает рубль – большие деньги для малолетки.
Но это окупится. К нам присоединяются зеваки, и летят монеты и даже бумажные.
Витька прекращает концерт и, упав на колени, жадно собирает деньги. Это уже не веселит и зеваки расходятся.
Мы пересчитываем добычу – нам хватает на пять портвейнов “777” и две банки кильки в томате.
Витька сегодня напьётся – ему снова будет плохо ночью, но он гордится дружбой с нами – центровыми пацанами. Ему хватает грамм сто портвейна и мы потом дружной кагалой отводим его домой. Благо, он живёт в квартале от парка.
****

Кафе “Яблочко” на Сумской – одно из наших излюбленных. Большой зал, нормальные цены. Пять столиков заняты нашей компанией. Одни уходят, другие приходят, постоянные рукопожатия, обмен новостями, смех, поцелуи. Малолетки развлекаются.
Заходит Витька, ему находят стул, подсовывают недоеденное мороженное. Но что-то не так. Витька, обычно по-идиотски улыбчивый, задумчив и хмур.
- Витёк, - хлопает его по спине Сява, - спой-ка про барабан. Барабан был плох, барабанщик – лох…
- У меня часы сняли, - с трудом выговаривает Витька.
- Ни фига себе!!! Кто? Вставай, пошли!!! – Сява попал в свою стихию – разборки, мордобой.
- Что случилось?
- У Витьки уроды часы сняли!!!
Меньше минуты – все уже на улице, оглядываются по сторонам, пытаясь найти обидчиков.
Сява, наконец, выпытал у Витька приметы.
- Куда они пошли?
Витька машет рукой в сторону парка Горького.
- На Болото? Так, пятеро, один из них высокий, в “Адидасе”, один – в чёрной рубашке. Остальные – не знаю. У этого идиота разве выпытаешь. Давай, пошли!!!
Мы разбегаемся по улочкам, выискивая среди прохожих обидчиков Витьки. Я в компании с Чехом, Карпом и Гошей – полным отморозком. Сворачиваем в одну подворотню, в другую – ничего.
- Вон! Смотри! Пятеро! – кричит Гоша.
Нам навстречу идут пятеро пацанов, абсолютно не подходящих под описание. Ботаны – отличники в универмаговских рубашечках.
- Гоша, не гони!
- Да какая разница! – он отрывается и уверенно идёт к ним. Мы еле успеваем догнать его и схватить за руки. Он бы всех пятерых положил, не задумываясь. Показываем пацанам, чтоб обходили.
- Гоша, ну тебя на хер, придурок!!! Сказали – Адидас искать. Пошли!!!
- Да ну вас. Скучные вы. Руки отпустите.
Раздаётся вист с противоположной стороны улицы. Размахивает руками один из наших. Бежим к нему.
- Ну что там?
- Нашли, вон там они, - показывает на подворотню.
В подворотне стоят, прижавшись к стене, четверо перепуганных парней, лет по двадцать пять, мужики уже по нашим малолетним меркам. Один, в “Адидасе”, лежит скрючившись на земле. Их окружила толпа. Толпа малолеток, без тормозов и морали.
Гоша радостно кричит, прорывается сквозь толпу и бьёт одного из пленников ногой в пах. Тот валится на колени и получает ногой в голову.
- Гоша, остынь. Часы им не разбей. Дай побакланить с пацанами.
- Да что с ними бакланить. Уроды! – он бьёт следующего кулаком в нос.
Гошу снова оттягивают.
Но толпа уже не в силах сдерживать в себе желание справедливой расправы.
***

В “Яблочке” Витьку успокаивают наши девчонки. Витька пытается есть мороженное, но перенервничав, он даже ложку держать не может, так трясутся руки.
- Витёк, давай руку, - Сява протягивает ему часы. Надевает ему на трясущееся запястье. – Твои?
- Ага, - слюнявый рот расплывается в улыбке, обнажая огромные жёлтые зубы.
- Давай другую руку, - Сява достаёт из кармана ещё одни часы. – Твои?
- Не-а.
- Теперь твои…
С тех пор Витька долго ходил в шестью часами – три на правой руке, три на левой.
И мы ещё долго уважали сами себя. Ведь мы не были благородными рыцарями и на Витьку нам было наплевать. Просто иногда мы делали что-то, за что мы могли бы уважать сами себя.

Автор - goos
Дата добавления - 23.10.2011 в 22:44
СамираДата: Понедельник, 24.10.2011, 00:20 | Сообщение # 41
Душа Острова
Группа: Шаман
Сообщений: 10275
Награды: 110
Репутация: 346
Статус: Offline
Как в масть, что называется, и ваш рассказ сегодня, Юрий. smile Ностальгия... Сильное чувство. В восьмидесятые я закончила институт, вышла замуж и родила своих двоих детей. Портвейн "три семёрки" помню. biggrin А килька в томате - мммм.... мировецкий закусон! hihi

Титул - Лирическая маска года
Титул - Юморист Бойкое перо
 
СообщениеКак в масть, что называется, и ваш рассказ сегодня, Юрий. smile Ностальгия... Сильное чувство. В восьмидесятые я закончила институт, вышла замуж и родила своих двоих детей. Портвейн "три семёрки" помню. biggrin А килька в томате - мммм.... мировецкий закусон! hihi

Автор - Самира
Дата добавления - 24.10.2011 в 00:20
СообщениеКак в масть, что называется, и ваш рассказ сегодня, Юрий. smile Ностальгия... Сильное чувство. В восьмидесятые я закончила институт, вышла замуж и родила своих двоих детей. Портвейн "три семёрки" помню. biggrin А килька в томате - мммм.... мировецкий закусон! hihi

Автор - Самира
Дата добавления - 24.10.2011 в 00:20
goosДата: Понедельник, 24.10.2011, 00:26 | Сообщение # 42
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 72
Награды: 1
Репутация: 27
Статус: Offline
Да, бывали времена) это потому, что мы молоды тогда были
 
СообщениеДа, бывали времена) это потому, что мы молоды тогда были

Автор - goos
Дата добавления - 24.10.2011 в 00:26
СообщениеДа, бывали времена) это потому, что мы молоды тогда были

Автор - goos
Дата добавления - 24.10.2011 в 00:26
SAMOLIANДата: Вторник, 25.10.2011, 02:31 | Сообщение # 43
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 1194
Награды: 19
Репутация: 101
Статус: Offline
Кстати, о Праге. Загадочный город, мистический. Там много чего происходило ... этакого. (И не только во времена тёмного средневековья). smile

nvassiljeva

Сообщение отредактировал SAMOLIAN - Вторник, 25.10.2011, 02:33
 
СообщениеКстати, о Праге. Загадочный город, мистический. Там много чего происходило ... этакого. (И не только во времена тёмного средневековья). smile

Автор - SAMOLIAN
Дата добавления - 25.10.2011 в 02:31
СообщениеКстати, о Праге. Загадочный город, мистический. Там много чего происходило ... этакого. (И не только во времена тёмного средневековья). smile

Автор - SAMOLIAN
Дата добавления - 25.10.2011 в 02:31
СамираДата: Вторник, 25.10.2011, 08:06 | Сообщение # 44
Душа Острова
Группа: Шаман
Сообщений: 10275
Награды: 110
Репутация: 346
Статус: Offline
Я живу в не менее мистическом городе. smile Одна только Ротонда на Сенной площади чего стоит!

Титул - Лирическая маска года
Титул - Юморист Бойкое перо
 
СообщениеЯ живу в не менее мистическом городе. smile Одна только Ротонда на Сенной площади чего стоит!

Автор - Самира
Дата добавления - 25.10.2011 в 08:06
СообщениеЯ живу в не менее мистическом городе. smile Одна только Ротонда на Сенной площади чего стоит!

Автор - Самира
Дата добавления - 25.10.2011 в 08:06
goosДата: Вторник, 01.11.2011, 03:41 | Сообщение # 45
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 72
Награды: 1
Репутация: 27
Статус: Offline
Не плачь, палач

В комнате нет окон. Стены, выкрашенные серо-зелёной краской, голый бетонный пол. Тусклая лампа освещает старый канцелярский стол, на котором одиноко лежит папка. Развязываю тесёмки, не читая, перелистываю листы бумаги. Ничего нового, я знаю наизусть всё, что там написано. Отхлёбываю остывший крепкий чай и достаю папиросу. Облачко мутного дыма повисает над столом. Клонит в сон, но до конца рабочего дня ещё три часа. И это если не придётся задержаться. Трогаю языком лихорадку на губе. Уже третий день она мне не даёт покоя, нащупываю ещё одну, наметившуюся на другом уголке губы. Казалось бы – такая мелочь, а постоянно не даёт о себе забывать.
Так хорошо сидеть в одиночестве в этой бетонной коробке и ни о чём не думать. Курить, пить чай, наблюдать за узорами табачного дыма, извивающимися в стоячем воздухе. Но работа не ждёт. Сдуваю со стола упавший пепел и нажимаю кнопку на столе. Буквально сразу же открывается тяжёлая стальная дверь. Молоденький сержант подталкивает в спину старика, грязного, заросшего, воняющего парашей и немытым телом.
- Раздевайтесь, - говорю я.
Старик снимает с себя одежду и бросает на пол. Стоит в чём мать родила, дрожа от холода и страха. Первый раз он повеселил меня, аккуратно складывая брюки и рубашку и возмущаясь тем, что его заставляют раздеться.
- Садитесь, профессор.
Он садится на табурет, стоящий напротив стола. Прижимает к животу руку с окровавленной повязкой на кисти. Взгляд упирается в пол. Смотреть мне в глаза опасно и страшно. Как шелудивый пёс отводит взгляд от матёрого кобеля. Как быстро они теряют остатки человеческого, превращаясь в животных. Это забавно. Совсем недавно этот старик мечтал о парной телятине на ужин, бокале хорошего вина, партии в вист по субботам и молоденькой шлюшке из ближайшего борделя. Теперь все его желания сжались до куска хлеба, кружки воды и прекратившейся боли. Ещё неделю назад он складывал свои брюки стрелка к стрелке, надеясь неведомо на что. Это даже не забавно. Это скучно.
Я долго молчу, листая документы из папки, лишь для того, чтобы тянуть время. Каждая минута в этой комнате – пытка. Буквы на бумаге плывут размытыми пятнышками, не оставляя и следа, мысли уводят меня далеко отсюда. Как много накопилось дел. Ничего не успеваю, совершенно нет времени на личную жизнь. Привычная волна усталости накатывает на меня. Хочется домой. Выпить рюмку водки за ужином, почитать дочке сказку на ночь, послушать от жены последние сплетни и уснуть глубоким, крепким сном. Сны не снятся уже несколько лет.
Старик закашливается, возвращая меня в реальность. Он сплёвывает на пол кровавый сгусток. Струйка слюны свисает с губы, но он даже не пытается вытереть её.
Сержант, стоящий за спиной старика, напрягается в ожидании приказа, жеста, означающего, что пора начинать. Но я останавливаю его взглядом.
- Николай Петрович, - говорю я, - во что вы превратились.
Старик поднимает голову, но не смотрит в глаза. Взгляд направлен в стену позади меня.
- Зачем? – шепелявит он беззубым ртом. – Что вы от меня хотите? Я подпишу всё, что нужно.
- Кто бы сомневался? За всё время, сколько я здесь работаю, только двое не признались. Не успели. У одного оказалось слабое сердце, у другого – слабая голова. Все остальные с радостью согласились сотрудничать со следствием.
- Я тоже. Я с радостью. Что нужно подписать?
- Нет, Николай Петрович, так не пойдёт. Вы что, делаете мне одолжение? Что значит – подпишу, что нужно? Поймите, мне нужна правда. Правда, рассказанная вами, а не ваш автограф. А вы, как я понимаю, ещё не совсем созрели для правды. Поверьте, я специалист, и могу отличить ложь от истины. Сейчас вы готовы наплести что угодно, только чтобы вас оставили в покое. Можете оклеветать кого угодно, наврать с три короба. Я вам не верю. Но уверен, что скоро вы поймёте, что только чистосердечное признание и раскаяние облегчат вашу участь. И участь вашей семьи, кстати.
Старик, наконец, решается заглянуть мне в глаза. Но вряд ли, он что-то интереснее там увидит.
- Оставьте мою семью в покое, прошу вас.
- Я бы с радостью, но ваша семья – это семья изменника Родины, семья врага народа. А яблочно от яблони…сами понимаете. Рассадник нужно рубить на корню. Но если вы раскаетесь, то и семья ваша как бы тоже раскается. Понимаете меня? Ну, ладно, хватит пустословия. Итак, вы согласны давать показания?
- Я же сказал, что согласен.
- Вот и прекрасно. Давайте с самого начала.
- Кто входил в вашу группу?
Старик словно зависает во времени. Интересно, что творится в его голове. Опять начнёт нести чушь, называть совершенно невиновных людей, некоторые из которых не так уж и невиновны, как выяснилось. Но я не вижу в его глазах того просветления, которое наступает, когда человек, наконец-то готов излить душу, упав на колени перед своей же совестью. Пока что его совесть – это я.
- Профессор Крылов, - выдавливает он, снова пуская струйку розовой слюны.
Даю сигнал сержанту, и тот бьёт старика стальным прутом по спине.
- Зачем вы врёте? – спрашиваю я.
Старик выгибается назад, пытаясь унять боль. На его глазах слёзы, закрытый рот подавляет в себе зародившийся крик. Кричать нельзя. Он знает об этом. Они быстро учатся. Новый удар сбивает старика со стула. Лежать на полу нельзя. Он знает об этом и снова карабкается на стул.
Жду, когда он сможет говорить.
- Я не знаю, что вы хотите услышать. Скажите мне. Ведь вы наверняка всё знаете. Только не бейте меня. У меня уже нет сил.
С трудом сдерживаю улыбку. Знал бы он, сколько сил я теряю, допрашивая этих упрямцев.
- У вас нет сил? А у меня есть? Я уже не могу выслушивать всякую галиматью. Вижу, вы не готовы сотрудничать. Как зовут вашу внучку? Лиза? Елизавета? Сколько ей? Шесть? Как вы думаете, если ей отрезать все пальцы на руках, она скажет спасибо вашему упрямству?
Старик задыхается. Капли пота покрывают лоб и его тошнит прямо на колени слизкой серой массой. Он снова смотрит на меня. В нём нет ненависти ко мне. Только мольба и недоумение. Он всё ещё недоумевает. Всё ещё верит, что это когда-нибудь закончится. Быть наивным в его годы – недопустимая роскошь. Хотя, каждый наивно полагает, что с ним никогда ничего не случится, и даже, что он каким-то чудом никогда не умрёт. Я тоже, признаюсь, грешу подобными надеждами, даже понимая из тщетность.
- Вы не… - дальше он не может подобрать слов, и я помогаю:
- Ещё как посмею. Вас уже нет. Вас и вашей семьи не существует. Пока это касается близких родственников, но мы доберёмся до всех. Никто не уйдёт безнаказанным. Довольно болтовни. Сержант, приступайте. До завтра, профессор. Жаль, что мы не нашли общего языка. Подумайте хорошенько. А ты, смотри, не переусердствуй, - говорю строго сержанту и выхожу в коридор.
- Нет! – слышу напоследок слабый крик старика и закрываю дверь. Крики из комнаты почти не слышны. Но я всё равно ухожу подальше, чтобы не слышать их. Я устал от всего этого.
Закуриваю, стоя у зарешеченного окна, глядя на зарождающийся рассвет.
Сержант знает своё дело. Его карманы полны всяких штучек, необходимых для допроса. Я сам воспитал его. Сам выбрал его из десятков молодых бойцов, румяного, лопоухого крестьянина. Первый раз он чуть не упал в обморок при виде загоняемых под ногти иголок. Потом его стошнило, когда он первый раз сломал руку допрашиваемой девушке. Сейчас он безучастен. Вряд ли он получает удовольствие от своей работы. Но он делает её добросовестно и со знанием дела. Мне не нужен был садист, с детства мучавший котят и измывающийся над тем, кто слабее. От них одни неприятности. Этот же сержантик делает это всё потому, что боится сам оказаться на месте жертвы. Нет никого преданнее труса, подавленного авторитетом. Был ли я таким, как он? Память скрывает от меня, всё стёрлось спасительным ластиком. Мне не снятся сны, я смутно помню детство и юность. Мне кажется, что я всегда был таким. Беспристрастным борцом с врагами Родины. Даже не пытаюсь вспоминать. Отгоняю от себя эти сантименты и вспоминаю, что сегодня вечером мы приглашены в гости к Лепешевым на день рождения супруги, что дочери уже месяц обещаю сводить в зоопарк, а жена давно мечтает выехать на природу. Папироса тухнет и я закуриваю следующую.
- Капитан Кравченко?
Вздрагиваю от неожиданности и оглядываюсь. За моей спиной стоят два солдата, незнакомый майор и человек в штатском.
- Да, это я.
- Вы арестованы. Прошу сдать оружие, - говорит майор, протягивая руку.
Прикидываю, успею ли я застрелиться, но понимаю, что не смогу убить себя. По крайней мере, сейчас я не готов к этому. Достаю из кобуры пистолет и отдаю майору. Снимаю ремень, бросаю на пол.
- Могу я узнать, в чём меня обвиняют?
Майора вопрос явно удивляет, он даже слегка вскидывает брови. Всё ясно. В чём же ещё? Здесь только одна статья – измена Родине. Завожу руки за спину и иду по коридору, слушая тяжёлые шаги своих конвоиров. Не иначе, кто-то из допрашиваемых назвал мою фамилию. Просто так, чтобы на несколько минут отсрочить боль. Интересно, как скоро я признаюсь во всём? Молю бога, чтобы помогал мне в этом не мой румяный сержантик. Наконец-то я смогу забыть о беспокоящей лихорадке на губе.
 
СообщениеНе плачь, палач

В комнате нет окон. Стены, выкрашенные серо-зелёной краской, голый бетонный пол. Тусклая лампа освещает старый канцелярский стол, на котором одиноко лежит папка. Развязываю тесёмки, не читая, перелистываю листы бумаги. Ничего нового, я знаю наизусть всё, что там написано. Отхлёбываю остывший крепкий чай и достаю папиросу. Облачко мутного дыма повисает над столом. Клонит в сон, но до конца рабочего дня ещё три часа. И это если не придётся задержаться. Трогаю языком лихорадку на губе. Уже третий день она мне не даёт покоя, нащупываю ещё одну, наметившуюся на другом уголке губы. Казалось бы – такая мелочь, а постоянно не даёт о себе забывать.
Так хорошо сидеть в одиночестве в этой бетонной коробке и ни о чём не думать. Курить, пить чай, наблюдать за узорами табачного дыма, извивающимися в стоячем воздухе. Но работа не ждёт. Сдуваю со стола упавший пепел и нажимаю кнопку на столе. Буквально сразу же открывается тяжёлая стальная дверь. Молоденький сержант подталкивает в спину старика, грязного, заросшего, воняющего парашей и немытым телом.
- Раздевайтесь, - говорю я.
Старик снимает с себя одежду и бросает на пол. Стоит в чём мать родила, дрожа от холода и страха. Первый раз он повеселил меня, аккуратно складывая брюки и рубашку и возмущаясь тем, что его заставляют раздеться.
- Садитесь, профессор.
Он садится на табурет, стоящий напротив стола. Прижимает к животу руку с окровавленной повязкой на кисти. Взгляд упирается в пол. Смотреть мне в глаза опасно и страшно. Как шелудивый пёс отводит взгляд от матёрого кобеля. Как быстро они теряют остатки человеческого, превращаясь в животных. Это забавно. Совсем недавно этот старик мечтал о парной телятине на ужин, бокале хорошего вина, партии в вист по субботам и молоденькой шлюшке из ближайшего борделя. Теперь все его желания сжались до куска хлеба, кружки воды и прекратившейся боли. Ещё неделю назад он складывал свои брюки стрелка к стрелке, надеясь неведомо на что. Это даже не забавно. Это скучно.
Я долго молчу, листая документы из папки, лишь для того, чтобы тянуть время. Каждая минута в этой комнате – пытка. Буквы на бумаге плывут размытыми пятнышками, не оставляя и следа, мысли уводят меня далеко отсюда. Как много накопилось дел. Ничего не успеваю, совершенно нет времени на личную жизнь. Привычная волна усталости накатывает на меня. Хочется домой. Выпить рюмку водки за ужином, почитать дочке сказку на ночь, послушать от жены последние сплетни и уснуть глубоким, крепким сном. Сны не снятся уже несколько лет.
Старик закашливается, возвращая меня в реальность. Он сплёвывает на пол кровавый сгусток. Струйка слюны свисает с губы, но он даже не пытается вытереть её.
Сержант, стоящий за спиной старика, напрягается в ожидании приказа, жеста, означающего, что пора начинать. Но я останавливаю его взглядом.
- Николай Петрович, - говорю я, - во что вы превратились.
Старик поднимает голову, но не смотрит в глаза. Взгляд направлен в стену позади меня.
- Зачем? – шепелявит он беззубым ртом. – Что вы от меня хотите? Я подпишу всё, что нужно.
- Кто бы сомневался? За всё время, сколько я здесь работаю, только двое не признались. Не успели. У одного оказалось слабое сердце, у другого – слабая голова. Все остальные с радостью согласились сотрудничать со следствием.
- Я тоже. Я с радостью. Что нужно подписать?
- Нет, Николай Петрович, так не пойдёт. Вы что, делаете мне одолжение? Что значит – подпишу, что нужно? Поймите, мне нужна правда. Правда, рассказанная вами, а не ваш автограф. А вы, как я понимаю, ещё не совсем созрели для правды. Поверьте, я специалист, и могу отличить ложь от истины. Сейчас вы готовы наплести что угодно, только чтобы вас оставили в покое. Можете оклеветать кого угодно, наврать с три короба. Я вам не верю. Но уверен, что скоро вы поймёте, что только чистосердечное признание и раскаяние облегчат вашу участь. И участь вашей семьи, кстати.
Старик, наконец, решается заглянуть мне в глаза. Но вряд ли, он что-то интереснее там увидит.
- Оставьте мою семью в покое, прошу вас.
- Я бы с радостью, но ваша семья – это семья изменника Родины, семья врага народа. А яблочно от яблони…сами понимаете. Рассадник нужно рубить на корню. Но если вы раскаетесь, то и семья ваша как бы тоже раскается. Понимаете меня? Ну, ладно, хватит пустословия. Итак, вы согласны давать показания?
- Я же сказал, что согласен.
- Вот и прекрасно. Давайте с самого начала.
- Кто входил в вашу группу?
Старик словно зависает во времени. Интересно, что творится в его голове. Опять начнёт нести чушь, называть совершенно невиновных людей, некоторые из которых не так уж и невиновны, как выяснилось. Но я не вижу в его глазах того просветления, которое наступает, когда человек, наконец-то готов излить душу, упав на колени перед своей же совестью. Пока что его совесть – это я.
- Профессор Крылов, - выдавливает он, снова пуская струйку розовой слюны.
Даю сигнал сержанту, и тот бьёт старика стальным прутом по спине.
- Зачем вы врёте? – спрашиваю я.
Старик выгибается назад, пытаясь унять боль. На его глазах слёзы, закрытый рот подавляет в себе зародившийся крик. Кричать нельзя. Он знает об этом. Они быстро учатся. Новый удар сбивает старика со стула. Лежать на полу нельзя. Он знает об этом и снова карабкается на стул.
Жду, когда он сможет говорить.
- Я не знаю, что вы хотите услышать. Скажите мне. Ведь вы наверняка всё знаете. Только не бейте меня. У меня уже нет сил.
С трудом сдерживаю улыбку. Знал бы он, сколько сил я теряю, допрашивая этих упрямцев.
- У вас нет сил? А у меня есть? Я уже не могу выслушивать всякую галиматью. Вижу, вы не готовы сотрудничать. Как зовут вашу внучку? Лиза? Елизавета? Сколько ей? Шесть? Как вы думаете, если ей отрезать все пальцы на руках, она скажет спасибо вашему упрямству?
Старик задыхается. Капли пота покрывают лоб и его тошнит прямо на колени слизкой серой массой. Он снова смотрит на меня. В нём нет ненависти ко мне. Только мольба и недоумение. Он всё ещё недоумевает. Всё ещё верит, что это когда-нибудь закончится. Быть наивным в его годы – недопустимая роскошь. Хотя, каждый наивно полагает, что с ним никогда ничего не случится, и даже, что он каким-то чудом никогда не умрёт. Я тоже, признаюсь, грешу подобными надеждами, даже понимая из тщетность.
- Вы не… - дальше он не может подобрать слов, и я помогаю:
- Ещё как посмею. Вас уже нет. Вас и вашей семьи не существует. Пока это касается близких родственников, но мы доберёмся до всех. Никто не уйдёт безнаказанным. Довольно болтовни. Сержант, приступайте. До завтра, профессор. Жаль, что мы не нашли общего языка. Подумайте хорошенько. А ты, смотри, не переусердствуй, - говорю строго сержанту и выхожу в коридор.
- Нет! – слышу напоследок слабый крик старика и закрываю дверь. Крики из комнаты почти не слышны. Но я всё равно ухожу подальше, чтобы не слышать их. Я устал от всего этого.
Закуриваю, стоя у зарешеченного окна, глядя на зарождающийся рассвет.
Сержант знает своё дело. Его карманы полны всяких штучек, необходимых для допроса. Я сам воспитал его. Сам выбрал его из десятков молодых бойцов, румяного, лопоухого крестьянина. Первый раз он чуть не упал в обморок при виде загоняемых под ногти иголок. Потом его стошнило, когда он первый раз сломал руку допрашиваемой девушке. Сейчас он безучастен. Вряд ли он получает удовольствие от своей работы. Но он делает её добросовестно и со знанием дела. Мне не нужен был садист, с детства мучавший котят и измывающийся над тем, кто слабее. От них одни неприятности. Этот же сержантик делает это всё потому, что боится сам оказаться на месте жертвы. Нет никого преданнее труса, подавленного авторитетом. Был ли я таким, как он? Память скрывает от меня, всё стёрлось спасительным ластиком. Мне не снятся сны, я смутно помню детство и юность. Мне кажется, что я всегда был таким. Беспристрастным борцом с врагами Родины. Даже не пытаюсь вспоминать. Отгоняю от себя эти сантименты и вспоминаю, что сегодня вечером мы приглашены в гости к Лепешевым на день рождения супруги, что дочери уже месяц обещаю сводить в зоопарк, а жена давно мечтает выехать на природу. Папироса тухнет и я закуриваю следующую.
- Капитан Кравченко?
Вздрагиваю от неожиданности и оглядываюсь. За моей спиной стоят два солдата, незнакомый майор и человек в штатском.
- Да, это я.
- Вы арестованы. Прошу сдать оружие, - говорит майор, протягивая руку.
Прикидываю, успею ли я застрелиться, но понимаю, что не смогу убить себя. По крайней мере, сейчас я не готов к этому. Достаю из кобуры пистолет и отдаю майору. Снимаю ремень, бросаю на пол.
- Могу я узнать, в чём меня обвиняют?
Майора вопрос явно удивляет, он даже слегка вскидывает брови. Всё ясно. В чём же ещё? Здесь только одна статья – измена Родине. Завожу руки за спину и иду по коридору, слушая тяжёлые шаги своих конвоиров. Не иначе, кто-то из допрашиваемых назвал мою фамилию. Просто так, чтобы на несколько минут отсрочить боль. Интересно, как скоро я признаюсь во всём? Молю бога, чтобы помогал мне в этом не мой румяный сержантик. Наконец-то я смогу забыть о беспокоящей лихорадке на губе.

Автор - goos
Дата добавления - 01.11.2011 в 03:41
СообщениеНе плачь, палач

В комнате нет окон. Стены, выкрашенные серо-зелёной краской, голый бетонный пол. Тусклая лампа освещает старый канцелярский стол, на котором одиноко лежит папка. Развязываю тесёмки, не читая, перелистываю листы бумаги. Ничего нового, я знаю наизусть всё, что там написано. Отхлёбываю остывший крепкий чай и достаю папиросу. Облачко мутного дыма повисает над столом. Клонит в сон, но до конца рабочего дня ещё три часа. И это если не придётся задержаться. Трогаю языком лихорадку на губе. Уже третий день она мне не даёт покоя, нащупываю ещё одну, наметившуюся на другом уголке губы. Казалось бы – такая мелочь, а постоянно не даёт о себе забывать.
Так хорошо сидеть в одиночестве в этой бетонной коробке и ни о чём не думать. Курить, пить чай, наблюдать за узорами табачного дыма, извивающимися в стоячем воздухе. Но работа не ждёт. Сдуваю со стола упавший пепел и нажимаю кнопку на столе. Буквально сразу же открывается тяжёлая стальная дверь. Молоденький сержант подталкивает в спину старика, грязного, заросшего, воняющего парашей и немытым телом.
- Раздевайтесь, - говорю я.
Старик снимает с себя одежду и бросает на пол. Стоит в чём мать родила, дрожа от холода и страха. Первый раз он повеселил меня, аккуратно складывая брюки и рубашку и возмущаясь тем, что его заставляют раздеться.
- Садитесь, профессор.
Он садится на табурет, стоящий напротив стола. Прижимает к животу руку с окровавленной повязкой на кисти. Взгляд упирается в пол. Смотреть мне в глаза опасно и страшно. Как шелудивый пёс отводит взгляд от матёрого кобеля. Как быстро они теряют остатки человеческого, превращаясь в животных. Это забавно. Совсем недавно этот старик мечтал о парной телятине на ужин, бокале хорошего вина, партии в вист по субботам и молоденькой шлюшке из ближайшего борделя. Теперь все его желания сжались до куска хлеба, кружки воды и прекратившейся боли. Ещё неделю назад он складывал свои брюки стрелка к стрелке, надеясь неведомо на что. Это даже не забавно. Это скучно.
Я долго молчу, листая документы из папки, лишь для того, чтобы тянуть время. Каждая минута в этой комнате – пытка. Буквы на бумаге плывут размытыми пятнышками, не оставляя и следа, мысли уводят меня далеко отсюда. Как много накопилось дел. Ничего не успеваю, совершенно нет времени на личную жизнь. Привычная волна усталости накатывает на меня. Хочется домой. Выпить рюмку водки за ужином, почитать дочке сказку на ночь, послушать от жены последние сплетни и уснуть глубоким, крепким сном. Сны не снятся уже несколько лет.
Старик закашливается, возвращая меня в реальность. Он сплёвывает на пол кровавый сгусток. Струйка слюны свисает с губы, но он даже не пытается вытереть её.
Сержант, стоящий за спиной старика, напрягается в ожидании приказа, жеста, означающего, что пора начинать. Но я останавливаю его взглядом.
- Николай Петрович, - говорю я, - во что вы превратились.
Старик поднимает голову, но не смотрит в глаза. Взгляд направлен в стену позади меня.
- Зачем? – шепелявит он беззубым ртом. – Что вы от меня хотите? Я подпишу всё, что нужно.
- Кто бы сомневался? За всё время, сколько я здесь работаю, только двое не признались. Не успели. У одного оказалось слабое сердце, у другого – слабая голова. Все остальные с радостью согласились сотрудничать со следствием.
- Я тоже. Я с радостью. Что нужно подписать?
- Нет, Николай Петрович, так не пойдёт. Вы что, делаете мне одолжение? Что значит – подпишу, что нужно? Поймите, мне нужна правда. Правда, рассказанная вами, а не ваш автограф. А вы, как я понимаю, ещё не совсем созрели для правды. Поверьте, я специалист, и могу отличить ложь от истины. Сейчас вы готовы наплести что угодно, только чтобы вас оставили в покое. Можете оклеветать кого угодно, наврать с три короба. Я вам не верю. Но уверен, что скоро вы поймёте, что только чистосердечное признание и раскаяние облегчат вашу участь. И участь вашей семьи, кстати.
Старик, наконец, решается заглянуть мне в глаза. Но вряд ли, он что-то интереснее там увидит.
- Оставьте мою семью в покое, прошу вас.
- Я бы с радостью, но ваша семья – это семья изменника Родины, семья врага народа. А яблочно от яблони…сами понимаете. Рассадник нужно рубить на корню. Но если вы раскаетесь, то и семья ваша как бы тоже раскается. Понимаете меня? Ну, ладно, хватит пустословия. Итак, вы согласны давать показания?
- Я же сказал, что согласен.
- Вот и прекрасно. Давайте с самого начала.
- Кто входил в вашу группу?
Старик словно зависает во времени. Интересно, что творится в его голове. Опять начнёт нести чушь, называть совершенно невиновных людей, некоторые из которых не так уж и невиновны, как выяснилось. Но я не вижу в его глазах того просветления, которое наступает, когда человек, наконец-то готов излить душу, упав на колени перед своей же совестью. Пока что его совесть – это я.
- Профессор Крылов, - выдавливает он, снова пуская струйку розовой слюны.
Даю сигнал сержанту, и тот бьёт старика стальным прутом по спине.
- Зачем вы врёте? – спрашиваю я.
Старик выгибается назад, пытаясь унять боль. На его глазах слёзы, закрытый рот подавляет в себе зародившийся крик. Кричать нельзя. Он знает об этом. Они быстро учатся. Новый удар сбивает старика со стула. Лежать на полу нельзя. Он знает об этом и снова карабкается на стул.
Жду, когда он сможет говорить.
- Я не знаю, что вы хотите услышать. Скажите мне. Ведь вы наверняка всё знаете. Только не бейте меня. У меня уже нет сил.
С трудом сдерживаю улыбку. Знал бы он, сколько сил я теряю, допрашивая этих упрямцев.
- У вас нет сил? А у меня есть? Я уже не могу выслушивать всякую галиматью. Вижу, вы не готовы сотрудничать. Как зовут вашу внучку? Лиза? Елизавета? Сколько ей? Шесть? Как вы думаете, если ей отрезать все пальцы на руках, она скажет спасибо вашему упрямству?
Старик задыхается. Капли пота покрывают лоб и его тошнит прямо на колени слизкой серой массой. Он снова смотрит на меня. В нём нет ненависти ко мне. Только мольба и недоумение. Он всё ещё недоумевает. Всё ещё верит, что это когда-нибудь закончится. Быть наивным в его годы – недопустимая роскошь. Хотя, каждый наивно полагает, что с ним никогда ничего не случится, и даже, что он каким-то чудом никогда не умрёт. Я тоже, признаюсь, грешу подобными надеждами, даже понимая из тщетность.
- Вы не… - дальше он не может подобрать слов, и я помогаю:
- Ещё как посмею. Вас уже нет. Вас и вашей семьи не существует. Пока это касается близких родственников, но мы доберёмся до всех. Никто не уйдёт безнаказанным. Довольно болтовни. Сержант, приступайте. До завтра, профессор. Жаль, что мы не нашли общего языка. Подумайте хорошенько. А ты, смотри, не переусердствуй, - говорю строго сержанту и выхожу в коридор.
- Нет! – слышу напоследок слабый крик старика и закрываю дверь. Крики из комнаты почти не слышны. Но я всё равно ухожу подальше, чтобы не слышать их. Я устал от всего этого.
Закуриваю, стоя у зарешеченного окна, глядя на зарождающийся рассвет.
Сержант знает своё дело. Его карманы полны всяких штучек, необходимых для допроса. Я сам воспитал его. Сам выбрал его из десятков молодых бойцов, румяного, лопоухого крестьянина. Первый раз он чуть не упал в обморок при виде загоняемых под ногти иголок. Потом его стошнило, когда он первый раз сломал руку допрашиваемой девушке. Сейчас он безучастен. Вряд ли он получает удовольствие от своей работы. Но он делает её добросовестно и со знанием дела. Мне не нужен был садист, с детства мучавший котят и измывающийся над тем, кто слабее. От них одни неприятности. Этот же сержантик делает это всё потому, что боится сам оказаться на месте жертвы. Нет никого преданнее труса, подавленного авторитетом. Был ли я таким, как он? Память скрывает от меня, всё стёрлось спасительным ластиком. Мне не снятся сны, я смутно помню детство и юность. Мне кажется, что я всегда был таким. Беспристрастным борцом с врагами Родины. Даже не пытаюсь вспоминать. Отгоняю от себя эти сантименты и вспоминаю, что сегодня вечером мы приглашены в гости к Лепешевым на день рождения супруги, что дочери уже месяц обещаю сводить в зоопарк, а жена давно мечтает выехать на природу. Папироса тухнет и я закуриваю следующую.
- Капитан Кравченко?
Вздрагиваю от неожиданности и оглядываюсь. За моей спиной стоят два солдата, незнакомый майор и человек в штатском.
- Да, это я.
- Вы арестованы. Прошу сдать оружие, - говорит майор, протягивая руку.
Прикидываю, успею ли я застрелиться, но понимаю, что не смогу убить себя. По крайней мере, сейчас я не готов к этому. Достаю из кобуры пистолет и отдаю майору. Снимаю ремень, бросаю на пол.
- Могу я узнать, в чём меня обвиняют?
Майора вопрос явно удивляет, он даже слегка вскидывает брови. Всё ясно. В чём же ещё? Здесь только одна статья – измена Родине. Завожу руки за спину и иду по коридору, слушая тяжёлые шаги своих конвоиров. Не иначе, кто-то из допрашиваемых назвал мою фамилию. Просто так, чтобы на несколько минут отсрочить боль. Интересно, как скоро я признаюсь во всём? Молю бога, чтобы помогал мне в этом не мой румяный сержантик. Наконец-то я смогу забыть о беспокоящей лихорадке на губе.

Автор - goos
Дата добавления - 01.11.2011 в 03:41
Форум » Хижины Острова » Чистовики - творческие страницы авторов » Страница Юрия Дихтяра (на острове goos)
Поиск:
Загрузка...

Посетители дня
Посетители:
Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS
Приветствую Вас Гость | RSS Главная | Страница Юрия Дихтяра - Страница 3 - Форум | Регистрация | Вход
Конструктор сайтов - uCoz
Для добавления необходима авторизация
Остров © 2024 Конструктор сайтов - uCoz