От автора: Данное произведение - небольшая проба, своего рода эксперимент. Я решила попытаться написать историю, используя все три стиля повествования. Раньше так не делала и в последствии не собираюсь. Но все же довести начатое до конца очень хочется. На данный момент готово 13 глав, планировалось 18, но в ходе размышлений решила сузить до 15 + эпилог. Пока дописываю, было бы не плохо получить критику, чтобы по возможности подправить уже написанное.
Пролог
Когда в 15 лет остаешься один, да нет, даже не один, ведь у тебя есть сестра, София, то все выглядит немного не так романтично, как хотелось. Когда-то мечтал быть сам по себе, особенно в те моменты, когда отец наказывал, а мать лишала тех мелочей, что выделялись на карманные расходы. Ты мечтал быть свободным как птица, что летает с утра до вечера, не обремененная никакими заботами, никакими ограничениями. И пусть говорят, что у птиц жизнь коротка, но когда ты молод и полон сил, не имеет значения факт возможного конца. Ты совсем еще юный и мало, что понимаешь в жизни, но при этом мнишь себя достигнувшим каких-то значимых вершин. И все же сейчас ты бы хотел, чтобы кто-то другой отвечал за жизнь и благополучие Софии. Для неё такой безбашеный брат как ты не самый лучший пример, не самая лучшая опора. И понимаешь, что нужно теперь взрослеть, что если не ты, то никто другой, просто потому что она никому в этом мире не нужна. Может быть, найдется парень и даже не один, который, влюбившись в красивую внешность Софи, на время заинтересуется ею, но по большому счету, для него она будет лишь куклой, от которой не ждут ничего, кроме покорности. Лишь ты один теперь есть у нее, и лишь ты один можешь повлиять на будущее этой девочки, которая терпеливо ждет маму изо дня в день. Вот и сегодня Софа опять приготовила рататуй, любимое блюдо Лорелайн, заварила зеленый чай, который так тебе ненавистен. И сколько бы ты не объяснял ей, что они теперь сами по себе – девочка отказывается верить. Еще бы: в 12 лет сложно понять, что в один миг маме стали вдруг не нужны дети и она, выйдя замуж, уехала далеко-далеко. Но ты знаешь все и, брезгливо заглядывая в кастрюлю, все же накладываешь в одну из последних чистых тарелок варево сестры. Ты осознаешь одну простую истину – лучше уж отравится этой гадостью, чем обидеть сестру. К сожалению, у Софии есть один существенный недостаток: если она будет даже хоть чуть-чуть недовольна, то замкнется, и даже слова не вытянешь. Если к этому добавить семейную черту характера – упрямство, то в итоге молчаливый бойкот может длиться очень долго.
Пересолила, переперчила… А сахар-то зачем добавлять в тушеные овощи?! Ты с отвращением выплевываешь сладкий комок, что попался тебе вместе с баклажанами и недовольно закатываешь глаза. Если Софи все же примет как истину, что они теперь сами по себе, то начнет готовить уже все, что придет ей в голову. А это значит: новые, экспериментальные рецепты и, как данность, гарантия несварения желудка. Ничего не остается, как смиренно вздохнуть и отправить в рот очередную порцию блюда, которое называется так красиво – «рататуй».
Стук двери, грохот, брошенное девичье «вот зараза!», топот босых ног по деревянному полу – София влетела на кухню, размахивая каким-то листком бумаги.
Ты стиснул губы и выразительно посмотрел в её сторону: ведь знает же, что тебя это раздражает! Но, увидев сияющие глаза Софы и то, как она нетерпеливо переступает с ноги на ногу, решил не ругать в этот раз.
- Что там у тебя? – спрашиваешь, радуясь возможности прекратить трапезу. Можно будет потом сказать, что уже много съел и перекусить чем-нибудь более съедобным.
Девочка протягивает листок бумаги. Извещение о закрытие школы. Ты давно уже слышал о том, что большинство муниципальных учреждений в вашем районе будет закрыто, но школа… Такого ты не ожидал. Если бы не уход отца, а потом и матери из вашей маленькой семьи, то сам с удовольствием бы продолжил обучение, но, увы, приходиться выбирать наиболее уместное на данный момент. Все твои силы и время уходят на попытки заработать хоть немного денег. Скоро надо платить за квартиру, да еще и полицейским, чтобы обходили стороной их семью. Радует, что местные группировки пока не требуют от него «процентов». Заботы, проблемы – как их разрешить? Радовало, что Софи, получив образование, сможет вырваться отсюда и стать частью другого мира, а теперь, с закрытием школы, что ей остается?
Тебя раздражает её счастливая мордашка, потому что радуется она потере шанса на хорошее будущее. Разве правильно радоваться потерям? Разве не время сейчас ломать голову о том, как жить дальше? Но что с неё взять – ребенок, маленькое дитя, которое освободилось от гнета учебной системы. Ты закрываешь руками лицо, потому что не хочешь, чтобы сестра видела выражение отчаяния на твоем лице. Ты не знаешь что делать, ведь сейчас, когда София окажется предоставленной сама себе, «мамочки» быстро начнут вербовку. А ты не сможешь её защитить, ведь те несколько работ, на которых с утра до вечера пашешь как вол, не позволят быть рядом. И уже видишь, как Софа стоит в окружении расфуфыренных девиц, и призывно машет рукой… Ты резко мотаешь головой, пытаясь прогнать наваждение, которое до дрожи в пальцах наполнило страхом и паникой. Ты должен защитить её, ты должен оградить её от влияния улиц, тем более здесь, тем более в вашем районе. Здесь, где преступность расцветает, где наркотики так же естественны как утренний кофе, где быть проституткой, не значит идти путем аморальности - просто обычный способ заработать себе на жизнь. Ты делал все, чтобы хаос, окружающий вас, не захватил и не поглотил Софию, но теперь это кажется бессмысленным. То, что неизбежно всегда произойдет, как не пытайся отсрочить. Надо смириться и перестать бороться, тем более что можешь ты сделать против отлаженной системы? Годами здесь скапливались самые искусные преступники, перенимая друг у друга опыт. Матерые волки, что им маленький, еще такой юный, волчонок? Задавят и даже не заметят.
Софа сосредоточено следила за братом. Это выражение лица, этот взгляд – девочка знала, что Давид не доволен, но не могла понять, что ему так не понравилось. «Наверное, из-за того, что я приготовила рататуй» - беспечно подумала она, убирая тарелку со стола к груде грязной посуды. Когда была мама, то приходилось перемывать все раз в три дня, а теперь даже если нет ни одной чистой тарелки – лежит и пылиться. Потом у кого-нибудь все же кончится терпение и начнется процесс «отдери цемент». Чаще всего роль борца за чистоту и порядок выполнял брат, который вообще стал для Софии второй мамой и вторым, да нет, единственным, отцом. Разница в возрасте в три года лишь по документам являлась маленькой и не значительной, а на самом деле Давид куда старше её. Когда ночами Софи скрипя зубами, просыпалась от страшных снов, то в первую очередь бежала к брату в комнату и, замерев на пороге, ждала, когда тот проснется. Это что-то удивительное, но стоило ей войти в комнату, как почти сразу же брат просыпался.
- Опять кошмар? – сонно бормотал он, отодвигаясь на край кровати. Софа, не дожидаясь приглашения, прыгала к нему, путаясь в своем одеяле, которое умудрялась обмотать вокруг себя наподобие тоги. Давид переворачивался на другой бок и засыпал, а она расслаблено закрывала глаза, ведь когда брат рядом нечего боятся.
Дети всегда хвастаются своими родителями. «Вот у меня папа», - слышится то и дело на улице. «А моя мама», - вторит другой детский голосок. Папа и мама – пример для подражания и предмет обожания. И как бы не хотела Софа присоединиться к стройному хору воспевания родителей, тот факт, что она брошенная – нельзя оставить без внимания. «Мама» - шептала она, вслушиваясь в споры и жаркие дискуссии о том, чья же родительница лучше. «Мама» - шептала она и сжимала руку в кулачок, напоминая себе, что надо быть сильной, что надо «держать спину прямой», как говорила им учительница. А внутри – боль, внутри не высказанная горечь и ненависть. Даже брату она не говорила о том, что изо всех сил закрывает уши, чтобы не слышать, как за стеной соседка зовет свою дочку обедать. Не потому что боялась показаться слабой, а потому что не хотела, чтобы Давид узнал о том, какая она плохая. В эти моменты она так ненавидела Мари вместе с её мамой, братьями и отцом, что желала всем бедам, какие только есть, обрушится на них. Она ненавидела их за то, что у них есть то, чего она лишена – семья. Девочка не могла понять за что, почему, её лишили мамы? За что, почему, у неё нет отца? Она пыталась найти ответы, но слова «Так определено Богом», «Се ля ви», «Со многими бывает» еще больше злили. Она кричала: «Я всего лишь маленькая девочка, какое мне дело до вашего Бога? Меня не интересует судьба и многие другие люди, мне нужны мои родители!» Но что такое крик ребенка? Очередная истерика, которою не принимают во внимание.
Слова могут приносить много боли, даже если направлены на утешение и ободрение. Нет ничего острее слов, которые летят прямо в обнаженное сердце, которое не умеет защищаться. Ребенок – открытая душа, которой сложно понять поступки взрослых. Ребенок хочет просто жить в тени своих родных, в тени папы и мамы. Но родители, когда уходят в поисках лучшей жизни, забывают забрать с собой тех, кого им дал Бог. Каким бы ценным не был подарок, но, убегая в потемках, так часто забывают прихватить его с собой. Вот и остались два бесценных, драгоценных, ребенка, каждый со своими страхами и надеждами. София скрывала от брата, что понимает истинное положение вещей. Ей казалось, что, обманывая Давида, она сможет поддержать в их маленькой квартире какое-то ощущение того уюта, что был при маме. Пусть он думает, что она ждет маму и тогда может и он поверит, в то, что Лорелайн может вернуться. Кто знает, говорят, вера творит чудеса.
Здесь не используют определения вроде «псих» и «нормальный». Каждый неуравновешен до некоторой степени. Это человеческая натура.
Я не хотела этого, но с каждым годом все больше и больше походила на отца. Его привычки, некогда так ненавидимые, стали проявляться во мне. Я четко видела этот ненавистный образ в самой себе и не знала, что делать. Пытаться бороться? Как? Даже если я умру, то часть этой натуры и в гробу станет преследовать меня. Никто не знал об этом, да и не хотел знать. Разве имело какое-то значение то, что происходило со мной? Годами я просыпалась по ночам, когда он ровно в два часа ночи шел на кухню мимо моей комнаты, чтобы перекусить. Отец никогда не ел по утрам, потому что не хотел тратить время, по крайней мере, так выходило по его словам. Любимая работа поглощала его, начиная с восхода солнца и до заката вечного светила. Но человеческий организм требовал, чтоб его кормили несколько раз в сутки. Иногда, смотря в потолок, где мне начинали мерещиться какие-то тени, где, на мой взгляд, происходила своя жизнь, я даже думала что мой отец лунатик. Его движения, его шаги, когда он бродил по кухне, заглядывая в холодильник, разогревая еду, наливая молоко, казались настолько не естественными. Я вслушивалась в каждый звук, надеясь, что сегодня-то он уйдет спать пораньше, и я скорее засну. Так уж повелось – я не могла спать даже при малейшем шуме, а когда каждую ночь у тебя под ухом громкий топот тяжелых ног, чавканье и грохот посуды, то сон становиться еще более хрупким.
Когда он уходил, я успокоено закрывала глаза, пытаясь заснуть, но как трудно вновь пасть в объятия сна! Ворочаясь, устраиваясь поудобнее в кровати, но, не засыпая, на следующий день долго не могла проснуться. Мама ругалась, братья смеялись, но на все мои объяснения лишь махали рукой. «Ну, ест отец по ночам, что тут такого? Все об этом знают. Тебе то он не мешает, спи себе спокойно». Мешает! Еще как! Постепенно я начала просыпаться заранее, и лежала в ночной тиши, ожидая, когда раздастся скрип половиц, тяжелые шоки и громкие позевания. Дети любят поспать, потому что сон дает им силы, которые тратятся в течение дня. Будучи сорванцом, сил я тратила в два раза больше, чем степенные братья, а значит и во сне нуждалась более. Но какой тут отдых, когда каждую ночь ровно в два часа, как по будильнику, мне приходилось просыпаться? Какой тут отдых, когда я знала – это неизбежно? Каждое утро, пытаясь проснуться, пытаясь встать, так как надо бежать в школу, я ненавидела его. Я пыталась понять, почему же страдаю из-за его желаний, из-за его голода, из-за его прихоти не есть по утрам, как все нормальные люди. Иногда видела в таком поведении желание выделиться. Я понимала, что обвиняю своего отца в гордости, но разве оно не так? Разве человек, который всем твердит, что не ест утром, чтобы посвятить побольше времени людям, но поглощающий много еды в середине ночи, не стремиться выглядеть выше в глазах окружающих?
Дети интересно устроены: они либо боготворят родителей, оправдывая все их пороки, либо всматриваясь, выискивают их. А я не специально искала, честное слово! Я не хотела думать, что он – самое порочное существо, но все вокруг только и делало, что указывало на это. Особенно то, что довелось узнать в канут моего 16-летия. Тайны, тайны, тайны… Их бывает слишком много для одного человека. Как же я завидовала подругам, у которых вся жизнь понятна, вся жизнь на виду, все вскрыто! А у меня – тайны, тайны, тайны.
И вот теперь я вижу, что похожа на него. С внешним сходством давно уже смирилась, это не изменить. Но то, что я теперь ровно в два часа ночи просыпалась и шла на кухню, чтобы поесть – ужасное положение вещей! Сначала я пыталась оправдать это тем, что привыкла в детстве просыпаться в это время, но постепенно все же смогла принять – я отражение своего ненавистного отца! Вот в чем вина родителей – они пример нам во всем, и даже тогда, когда мы не хотим этого. Побег из дома, нет, уход, это не способ избежать будущего, которое по их вине, заложено в меня. Мне, наверное, суждено стать такой же как они, и со временем я буду такой. Как бы я не упиралась, это неизбежно. Многие так твердили, выплевывая слова в лицо родителям: «Я не буду таким как вы», но приходили дни, когда их дети им же высказывали те же претензии что и они когда-то. Родительский пример – это не рушимо, хотя я бы хотела иного. Чтобы моя семья стала не такой, чтобы мои дети выросли в другой атмосфере, мне необходимо найти мужа, выросшего совершенно в другой среде, с совершенно другими взглядами на жизнь. Глядя на него, и я изменюсь со временем, а детям моим не придется страдать из-за меня, из-за моего не понимания. У них будет хороший отец. Но вот здесь очередная проблема: дочери так часто ищут себе в мужья кого-то похожего на своего папу. Даже если не хотят этого, даже если думают иначе – все равно подсознательно выбирают похожего. Поэтому я решила, что выйду замуж за того, чьей женой я не захочу быть. Он и должен стать тем антиподом моему отцу.
Но отец, служитель протестантской церкви, выбрал для меня, такого…. Мне сложно найти слова, которые бы могли охарактеризовать этого человека. Самое главное – он как капля воды похож на моего отца. Более того – отвратительный зацикленный фанатик, с которым мне не по пути. Так и сказала папе, а в ответ:
- Я так решил! Как ты смеешь перечить? Уж кто-кто, а я знаю, что для тебя лучше. Он серьезный и верный христианин, которого собираются в последствии поставить на достижение. Он будет пастором, а ты – женой хорошего служителя. Он будет помогать тебе расти духовно, ты станешь утешением и опорой для прихожан.
Все хорошо, правильные слова, добрые планы, НО я не хочу этого! У меня другие представления о жизни, и если до сих пор молчала, то не значит, что не имею своей точки зрения! Я многое сказала ему, он мне, мама подлила масла в огонь, да еще и братья встряли. Это удивительно, но почему-то именно в тот день они смогли вскрыть все раны моей души, что заживали постепенно в течение многих лет. Методично и с каким-то не понятным наслаждением, семья била в самые потайные места моего сердца. Они провозглашали то, о чем я боялась думать: не нужна, не любима, отвержена. Пока вписываюсь в их маленький мир – можно снести присутствие такой бяки, но как только пойдешь своим путем – ну иди дальше. И я пошла. Ушла, собрав вещи, а вслед летели пожелания «хорошего» пути.
- Можешь никогда не возвращаться, - выкрикнул отец, когда я стояла на лестничном пролете, ожидая лифт. Никогда. Одно слово перечеркнуло все надежды, которые могли возникнуть в последствии. Я обернулась, чтобы посмотреть на них. Что я хотела увидеть? Слезы раскаяния? Выражение боли? А может уязвленную любовь? Не знаю что, но что-то способное заставить меня смириться, расплакаться не от обиды, а от желания быть прощеной. И увидела злость, ненависть, отвращение… Короче все то, что в проповедях отца находилось в списке не достойных христианина чувств. Я ушла. Горький ветер хлестко ударил в лицо, когда я вышла на улицу, но я была не одна. Со мной рядом шла Марин, мой воображаемый друг, моя опора в трудные минуты.
- Ну что ты так расклеилась? Все наладиться.
Легкое прикосновение, я поворачиваю голову, зная, что никого не увижу, что там пустота. И все же там она. Марин продолжает утешать, словно мать Тереза какая-то.
- Они сейчас злятся, потому что ты пошла против их планов. Но они отойдут, они простят тебя, и ты простишь их. Все наладиться, все будет хорошо, малыш.
Эти слова, прозвучавшие внутри меня, а я знаю, что произносит их мое воображение, не смотря ни на что, успокоили. Волна ненависти и обиды схлынула, оставив холодный ум, который знал: все наладиться, все должно быть хорошо. Но так часто мы обманываемся, пытаясь принимать желаемое за действительное.
Множество раз я приходила к дому, который еще недавно был родным, и смотрела на залитые светом окна. Резкая, удушающая боль заполняла внутренность, лишая всех сил, которые я силилась сохранить. Со слезами на глазах ловила взглядом мелькающие силуэты в окне и мечтала лишь об одном: выйди, мама, выйди папа, выйдите хоть кто-нибудь! В этот миг была готова простить папу, только бы он вышел ко мне, но каждый вечер свет в окнах гас, а я уходила, не видя ничего из-за слез, которые разрушали резкость изображений. Как мало мне нужно! Всего три слова: Я люблю тебя или ты нужна мне, всего одно объятие и с радостью бы простила и забыла бы все то, что томило сердце в воспоминаниях о прошлых днях. Странно, но родители не задумываются о том, как много они значат в жизни своего ребенка и как важно ему знать, что папа или мама его любит. Знать не разумом, но сердцем. Не просто надеяться на эту любовь, но иметь способность до хриплых ноток в голосе спорить с другими о существовании этой любви как непреложной истины. За занавесками родительского авторитета, мамы и папы не видят боли своего ребенка. Процесс под названием «воспитание» лишает их истинного сострадания и понимания. За криком души они видят каприз или эгоизм, но там где кто-то видит грязные разводы, другой заметит отблеск росы, чистой как слеза. И кто-то осторожно пройдет мимо, а другой безразлично наступит сапогом. Но итог один: не смотри под углом своего авторитета, а загляни в порыве сострадания.
Нет, не замужество стало камнем преткновения, оно лишь подожгло фитиль. То, что годами копилось внутри меня, то, что годами таилось внутри родителей под масками примерных христиан, должно было выйти наружу. Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным – вечная истина, которую не приятно видеть в жизни. Потому что вскрывается всегда то, что больно, то, что горько, то, что ранит.
Смотря на свет в окнах, недавно приглашающий в тепло, к столу с разными кушаньями, я слышала тихий шепот внутри себя: «Ты никому не нужна».
Я бродила по улицам, вглядываясь в горящие квадратики окон других домов, и думала о том, что ни в одном из них для меня не найдется даже маленького уголка. И не потому что я не могу себя сама обеспечить. Это можно запросто разрешить. Вся проблема в том, чтобы чувствовать себя нужной хоть кому-то.
Тетя уговаривала меня вернуться, но упрямство не давало пойти на этот шаг. И все, потому что хотелось, чтобы мама и папа поговорили со мной. Да, это детский выпад, но желание простой беседы с родителями довело до крайности. А они не соизволили снизойти до разговора, и при случайной встрече все же бросили: приходи домой. Тогда я стала спрашивать: Зачем? Я надеялась услышать те сокровенные слова: ты нужна нам, но они ушли. Я повторяла одно и тоже слово им вслед: Зачем? До истерических ноток, до боли в горле: Зачем? Если бы они остановились, если бы они выслушали, то я о многом бы спросила. Зачем вы отвернулись от меня? Зачем было рождать меня, если вы даже не попытались полюбить меня? Зачем пришли, если даже не хотите видеть меня? Зачем причиняете мне снова боль, если я даже готова поверить лжи, только скажите, что любите меня. Зачем? Этот вопрос до сих пор звучит в моем сознании и до сих пор помню, как в отчаянии смотрела в темноту, где скрывалась массивная дверь зеленого цвета, желая чтобы та открылась, и вошел кто-то из них. Я была готова вскочить и броситься без слов за ними, только бы они пришли, показав в действительности то, что я им нужна. Но нет, не пришли. А дверь открывала и закрывала моя рука. Человеку сложнее всего поверить в не любовь родителей. Как больно понимать, что ты не волнуешь того, кто дал тебе жизнь.
А иногда я даже пробиралась тайком в маленькую кладовку рядом с квартирой. Я чувствовала себя шпионкой-любительницей, дерзко идущей на большое задание, но по-другому поступить не могла. Прижимая ухо к холодной шершавой стене, я жадно ловила звуки – там мама, там папа, там моя семья. Я слышала смех матери, который больно ранил сердце, заставляя осознавать, что я не нужна ей. Слышала монотонный голос отца, который рассказывал, скорее всего, как прошел день, а внутри все разрывалось на кусочки. Но при первой же возможности вновь пробиралась в эту кладовку и укрывшись с головой старым одеялом, часами впитывала звуки из родной некогда квартиры.
А потом переболела, резко и как-то странно. Я, наконец, поняла: хватит жить с тетей, пора сделать свой шаг в жизнь. И сделала: как в омут с головой – быстро и безо всяких размышлений. Во-первых, остригла волосы, длинные густые волосы, которые так любили мои родители. Радикальная, почти мальчишечья стрижка, позволила почувствовать себя намного легче. Сожаления пытались меня смутить, но я с ними разобралась, приняв новый имидж с удовольствием. Наконец-то я смогла стать такой, какой хотела, какой чувствовала. В прошлой жизни мне пришлось носить маску, которую выделили родители – благонравная воспитанная девочка. Теперь я могу быть сама собой, а это дороже всего на свете.
Во-вторых, я сняла комнату в большой квартире в том самом отвратительном районе нашего города. Называется он «Северное гетто», хотя согласно истории он – единственный за все существование N.
Вторая мировая война закончилась победой над фашистами. Концлагеря и гетто открыли свои ворота, отпуская на свободу тысячи людей. Но куда идти, если твой дом разграблен и занят другими? Куда идти, если на тебя продолжают смотреть косо, потому что ты – еврей? Вот на основании этих элементов и оказалось в итоге, что многие евреи так и остались жить в той территории города, которая была выделена под гетто. За годы войны удалось научиться выживать в этом хаосе, а когда наступила свобода, то зачем искать что-то лучшее? Евреи старались держать хорошую мину при плохой игре, не указывая еще один момент: за стенами гетто их даже после падения фашизма недолюбливали. Иногда даже казалось, что победа над Германией ничего не изменила в их жизнях. А так как управление города пустило все средства в восстановление основных районов города, то на гетто никогда не хватало денег. Годы шли, а «Северное гетто» так и оставалось в прежнем виде, пока один умник не решил еще больше усугубить положение. Решено было всех освобождающихся преступников ссылать в гетто, чтобы они жили в этом районе. Как объясняли служители правопорядка – так легче отслеживать преступников. Все перемешалось, создался хаос, который спустя несколько лет удивительным образом преобразовался в маленькое государство внутри страны. Еврейская мудрость плюс профессиональное мошенничество рецидивистов создали сильную преступную структуру.
И здесь я начала снимать комнату, бросая вызов всем родным и друзьям. И здесь я пытаюсь найти себя, свое место под солнцем. Да, я не ищу легких путей! За подобную «выходку» я получила через тетю родительскую оценку: мы так и знали, что её гордость заведет её в такую дыру. Что ж, се ля ви.
То, что сначала казалось смелым шагом, показывающим мою индивидуальность, на проверку попахивает разложением и запущением. Жить в гетто – самое отвратительное мое решение, но знать об этом никто не должен. Если лажаешь, то нужно сделать вид, что так задумано. Но от Марин ничего не получается скрыть, она знает и видит все. Проблема такой свободной жизни заключается еще и в том, что я теперь с ней, с моей выдуманной подругой, один на один. Иногда она очень хорошо скрашивает одиночество, но чаще всего я ощущаю себя шизофреником, сбежавшим из лечебницы: сейчас меня отловят, услышав, как разговариваю сама с собой, и посадят в белую комнату с мягкими стенами. Обычно дети вырастают и перестают разговаривать с вымышленным другом, так как понимают всю глупость такого поведения. Мне одного понимания не хватает, потому что подобные разговоры стали привычкой, стали частью меня. Мне необходимо разговаривать с Марин так же, как дышать, есть, пить. Я живу этими беседами, которые согревают мое сердце, делая жизнь ярче. Но чтобы не попасть в специальную лечебницу, мы с ней договорились, что она может проявляться, сколько хочет лишь дома, а пока я на улице – пусть молчит. И она верно исполняет наш договор, хотя мне иногда хочется ей пожаловаться не дожидаясь возвращения в маленькую комнату, ставшую мне убежищем.
Сегодня пятница, конец рабочей недели, которая символично решила закончиться внушительным ливнем. Как бы не хотелось сидеть в теплом и сухом помещении в такую погоду, но пришлось бежать в отделение по делам миграции частных лиц в зону гетто. Странное введение! Понимаю когда преступникам нужно постоянно отмечаться, чтобы быть уверенными в том, что они находятся где-то здесь. Зачем заставляют мирных граждан делать это – тайна бюрократии. Радует, что подобное длиться всего лишь два месяца, а значит, к концу следующей недели я получу карту на жительство и буду полноценным гражданином гетто. Звучит, конечно, не очень оптимистично, потому что это не Дубай и все же надоело каждые 10 дней идти за очередной «галочкой» в бессмысленном списке.
Осенью темнеет быстро, поэтому все муниципальные учреждения закрываются рано. Получив торжественное обещание, что больше меня не будут беспокоить, миграционные службы любезно предоставили машину, что подвезла меня до дому. Хотя, назвать это машиной в городской зоне у меня бы язык не повернулся, но в таких условиях приходится довольствовать тем, что дают. Выскочив на улицу, прямо на входе в помещение, столкнулась в высокой темной фигурой. Мы машинально отскочили друг от друга, и я попала прямо под водосток на козырьке над входом. Холодный стремительный поток воды хлынул за ворот плаща.
- Ой!
- Извините, я вас не заметил, - медленно произнес мужчина. Мне хватило заметить всего лишь одну деталь его одежды, которая блеснула ярким белым пятном у него на воротнике, чтобы забежать в дом, не удостоив даже капелькой внимания.
- Нет, ну это не весело! Я от одного такого сбежала сюда за ограждение, а он, зная как меня достать, послал в эти трущобы «белый воротничок»! Да точно тебе говорю, это папа подстроил! Нашел шпиона, который рыскает в округе, чтобы найти какие-то факты, способные выставить меня еще и из церкви!
Марин пыталась перебить меня, чтобы оправдать отца. Конечно, ей то он ничего плохого не сделал, кроме того, что заявил что она «глупость» и «плод больной фантазии». А я знаю, на что он может быть способен, чтобы доказать свою правоту. Неужели и в этом я буду похожа на него?
LindaM, Здравствуйте, Мариша). Я так понимаю - это не первый Ваш опыт? Если "раньше так не делала")... Считайте, что заинтриговали). А вам только критика нужна? Читательское мнение не интересует?) Сразу спешу уверить - оно только моё, каждый воспринимает один и тот же текст по-своему. Интересно. Начало немного тяжело идёт, но так всегда бывает). А дальше... Долго не мог понять, что меня смущает. Всё, вроде, правильно, есть маленькие проколы, типа
Quote (LindaM)
Все наладиться.
но их так мало, что вполне могут сойти за опечатки). Текст немного перегружен. Для примера
Quote (LindaM)
Эти слова, прозвучавшие внутри меня, а я знаю, что произносит их мое воображение, не смотря ни на что, успокоили.
Можно было и короче сказать.
Quote (LindaM)
Но то, что я теперь ровно в два часа ночи просыпалась и шла на кухню, чтобы поесть – ужасное положение вещей!
"Положение вещей" выпадает.
Quote (LindaM)
Когда он уходил, я успокоено закрывала глаза, пытаясь заснуть, но как трудно вновь пасть в объятия сна!
"Успокоено" тоже лишнее, а "пасть в объятия сна...". Согласитесь - люди думают и говорят гораздо проще). В результате сквозь текст приходится продираться, восприятие устаёт. Выкладывайте продолжение. И правьте). Нет предела совершенству).
Сообщение отредактировал Anything - Среда, 23.11.2011, 10:25
А вам только критика нужна? Читательское мнение не интересует?
конечно интересует просто я не из тех людей которые ищут похвалу на свою голову. мне нужна такая точка мнения, которая поможет чему-то научится, чего-то достичь.
Quote (Anything)
но их так мало, что вполне могут сойти за опечатки).
да это когда долгое время работаешь с текстом, то видишь только саму историю, а оформление, то есть подача, то есть правильность написания текста, часто замыливается. для того чтобы увидеть все подобное, мне нужно дописать и взяться за очередную работу, чтобы свежим взглядом подобное разглядеть.
Quote (Anything)
Можно было и короче сказать.
понятно, буду стараться не быть такой сложной. возьму на заметку исправить это предложение.
Quote (Anything)
"Положение вещей" выпадает.
уже примерно прикинула как это исправить. спасибо
Quote (Anything)
Согласитесь - люди думают и говорят гораздо проще).
не всегда ну да, звучит как-то слишком пафосно.
Quote (Anything)
В результате сквозь текст приходится продираться, восприятие устаёт.
примерно поняла что требуется. Anything, спасибо что прочитали и написали свое мнение.
Я хочу стать каменным мостом и пятьсот лет стоять под ветрами, под палящим солнцем и проливным дождем…. Надоедливая строчка вертелась в голове, вызывая отвращение. Особенно сегодня, когда с самого утра зарядил дождь обильным потоком, а ветер вырывал зонтики и ломал спицы, злорадно посвистывая и завывая. С такой погодой из дома выходить добровольно – признак отчаянной смелости, поэтому ты с чувством собственного достоинства, подняв воротник у плаща, бежишь в сторону супермаркета. Дома кроме мыла и гуталина нет ничего, что могло бы хоть как-то отдалено напоминать еду. После того, как София стала жить отдельно, ты часто забываешь вовремя купить продукты. Вот и сегодня все же решив, что голодать два дня подряд не очень весело, направился в ближайший магазин, ворча под нос.
Стеклянные двери лениво впустили внутрь, на встречу рванул поток холодного ветра из кондиционера. Волна дрожи прошла по телу, ты потер руки, и направился вдоль стеллажей с продуктами.
Не то, не то, все не то. В ненастную погоду почему-то обостряются капризные наклонности характера, тем более что спешить не куда. Около часа бродишь по магазину, так и не выбрав ничего существенного. Твой взгляд приковывает мальчик лет 12 на вид. Точнее не сам подросток, а татуировка у него на шее - скорпион, готовящийся напасть. Толкнув перед собой коляску с продуктами, ты машинально поднимаешь руку к правой части грудной клетки. Там притаился такой же скорпион - символ заблуждения, ошибки, глупости и опыта. Ты торопливо идешь к кассе, стремясь поскорее покинуть магазин. У тебя нет ни малейшего желания сталкиваться лицом к лицу хоть с кем-то из банды…. В любой другой день возможная потасовка могла развлечь, принести полезную встряску, но сегодня холодная дождливая погода навевала уныние и лень. Загрузив пакеты едой, ты почти, что бегом переходишь улицу и торопишься скрыться в своей квартире.
Скинув промокшую одежду, идешь в ванную, чтобы умыться, чтобы собраться с мыслями. Черный панцирь скорпиона зловеще поблескивает на груди, жало подрагивает от дыхания, словно еще чуть-чуть и насекомое вонзит тонкий шип с ядом во врага. Ты проводишь пальцами по татуировке, по отметине, которую пришлось принять ради спасения сестры от «мамочек».
У тебя не было выбора, и ты вновь напоминаешь себе об этом. Но сожаления накатывают и, вцепившись острыми коготками, пытаются разодрать твой разум. Ты видел, как убивают просто, потому что не понравился взгляд или цвет обуви. Ты видел как, используя унижения и пытки из людей выбивают информацию и деньги. Ты видел так много, что хотел бы забыть, но, увы, память любит насмехаться. Когда нужно что-то важное и дорогое вспомнить – словно пробел, ничего она тебе не покажет. А когда нужно забыть, чтобы не отравлять душу делами прошлого, которое уже не изменить – не надейся, не в этот раз.
Ты смотришь на тугую струю воды, протягиваешь руки и несколько минут пропускаешь жидкость сквозь пальцы. Нужно принять, что иначе было нельзя. Когда ты вступил в банду, то София приобрела иммунитет, который помог тебе и дальше оберегать её в радужном мире. Сутенерши боялись смотреть в сторону сестры Давида-камикадзе, как прозвали тебя за рисковый характер. А парни предупредительно обходили Софи стороной, опасаясь навлечь на себя твой гнев. Ты нашел способ защитить сестру от всех возможных неприятностей и бед, но такая жизнь приносила слишком много мучений. Ты приходил домой и стыдился смотреть в глаза Софии, ведь в голове крутился образ девушки, которую сегодня подсадили на наркотики. А ведь она тоже чья-то сестра, её тоже кто-то очень сильно любит и хочет защитить. И ты, нет, чтобы помочь, чтобы защитить всех сестер мира, ну или, по крайней мере, их района, наоборот помогал губить. Желая охранять - ты разрушал, желая любить - ты ненавидел, желая найти - ты терял. Что хотел делать – не получалось, что не хотел – как назло выходило очень удачно. И ты убегал, прятался от самого себя, ты ненавидел свое отражение, ведь оно хранила черты того зверя, каким тебя делала банда. Два года длилась борьба с самим собой и против самого себя, пока в один из дней ты просто не взбунтовался. Тебя не хотели отпускать, из банды не уходят живыми, да и мертвым не везет упокоиться. Но ты поставил на карту все: свою жизнь и жизнь сестры, которая могла стать орудием в руках врагов. Как лучше причинить тебе боль, как лучше сломить – через Софи. Остаться – лучше умереть, позволив скинуть тебя с крыши, уйти – то же самое, что столкнуть с крыши сестру, а самому прыгнуть следом. И ты прыгнул, как в омут с головой, начав рушить бизнес банды, доставляя им столько проблем, что в итоге они были даже рады пойти на мирные переговоры. И ты, и они получили относительно спокойную жизнь.
Но для этого пришлось принять еще одну отметину. Взгляд переместился влево, где на фоне кроваво-красного солнца одинокий воин на коне держит в руках развивающийся стяг. Подобную татуировку нанести самовольно - значит приговорить себя и свою семью к мучительной смерти. Потому что это знак одинокого волка, того, кого трогать себе дороже, того, чья свобода заслужена длительным противостоянием и борьбой. В любом обществе существует иерархия, а в преступной среде подобные различия в степенях уважения воспринимаются с большим почтением. Если, уйдя из банды, кто-то вместо ножа в грудь получает такую отметину, то автоматически встает на уровень выше большинства мелких жуликов и преступников. Ты не хочешь думать о том, что приходилось делать ради этой татуировки, ради приобретенного суверенитета. При малейшем намеке на воспоминания об этом, при малейшей тени прошлых лет, горечь наполняет внутренность и начинает давить, заставляя зажмуривать глаза до боли в висках, заставляя закусывать губы, в попытках вытеснить как можно дальше от себя все эти мысли, все эти чувства, все то, что нужно забыть. Иногда освобождение от гнета может приносить намного больше боли, чем само рабство. Ты наклоняешь голову и, набрав в ладони воды, брызгаешь в лицо, ощущая, как холодные капельки стекают по шее, тихо падая на пол. Собраться, перестать хандрить и приготовить, наконец, хоть что-то поесть. С такой установкой ты и направляешься на кухню, как вдруг ветер, распахнув окно, начал забивать комнату мокрыми листьями, грязными бумагами и гроздьями водяных струй.
- Что за черт?! – громкое восклицание потерялось в самозабвенном завывании ветра. Остается только закатывать в изнеможении глаза, представляя, что теперь еще придется заняться уборкой. Но не успел ты сделать и шага в сторону окна, как увидел темную фигуру, дерзко пытающуюся проникнуть в комнату. Инстинктивно приняв бойцовскую стойку и приготовившись отражать нападение, медленно подходишь к окну. В свете комнаты мелькнула рыжеволосая голова, что вызвало у тебя насмешку.
- Жить надоело? – задал не однозначный вопрос, расслабляясь и впуская друга в комнату. Трудно сразу же понять чего конкретно касаются эти слова: того, что он влазит под вечер в чье-то окно или того, что в такую погоду вообще сообразил куда-то лезть. Ронни не удостоил тебя ответом, пока не оказался весь в квартире и не закрыл за собой окно. Вода обильно капала на пол с его одежды, оставляя не опрятные лужицы на полу и забрызгивая мебель. Ты лишь резко выдохнул через нос, напоминая себе, что это всего лишь мебель. Ну, испортит и что с того? Друг важнее любого дивана, любых кресел и всевозможных столиков, тем более, если он – надежный и проверенный.
В бандах не смотря на кажущуюся хаотичность, есть иерархия, которая может казаться кому-то безумной, но на самом деле все обстоит иначе. Помимо высокой аристократии есть простые вассалы, к которым относился некогда и ты. Рядовые воины, ими всегда жертвуют в первую очередь, которых, в случае чего, не жаль потерять и которых легко заменить. Простым языком – низшая раса, но у вассалов могут быть оруженосцы. Так как прежде чем попасть в банду нужно пройти ряд испытаний на прочность, доказать, что человек заслуживает оказания ему такой чести, стать одним «Скорпионов», «Ягуаров» и даже «Байкеров» не так то просто. Любой из не прошедших испытание может стать «мальчиком на побегушках», если он вдруг приглянется вассалам. Таковой не имеет опознавательную татуировку и не посвящен в основные дела банды, но все же получает некоторый приоритет в глазах окружающих его людей. Если вассал умирает, то у оруженосца выбор не велик: попасть под опеку другому вассалу, или попытаться пройти вновь испытания, в противном случае только смерть. Выросшие на одной улице, дружившие еще с тех пор, как начали ходить, вы вместе отправились проходить положенный отборочный тур. Ты справился, а он нет. Для Ронни, как для неудачника в данном случае должна была начаться безрадостная жизнь, наполненная унижениями. И ты решил спасти друга, сделав его своим оруженосцем, но не эксплуатируя его сверхмеры, лишь чтобы продемонстрировать всем определенные уставом банды взаимоотношения господин/подчиненный. А когда получил иммунитет, тебе удалось выпросить право забрать Рыжего с собой, потому что в противном случае его бы точно убили. В отместку тебе, но и в этом разрешении таились опасные подводные камни: если Ронни кому что сболтнет, то отвечать придется тебе своей головой. Сначала он не хотел уходить, пафосно заявляя, что лучше смерть, нежели позор. Ты злился, пытался ему объяснить, что никто не станет после смерти восхищаться таким глупым поступком. Вы даже немного подрались, пытаясь доказать друг другу правильность именно своей точки зрения. В итоге Ронни все же понял, что выйти вместе с тобой не значит потерять уважение, это просто переход на новый уровень, который принесет еще больше балов.
После начала свободной жизни вы уже не так часто видитесь, но иногда кто-нибудь первый делает шаг на встречу и общение возобновляется. Настоящая дружба не нуждается в постоянном подкреплении, она способна выжить и там, где нет ни воды, ни пищи. Она способна перенести все, даже самые нелепые слухи и подозрения, простить любые выходки. И все потому что понимаешь: найти настоящего друга в многообразии человеческих судеб, что носятся вокруг тебя, - великий дар. Если ты не оценишь его, то он отнимется у тебя и подарится кому-то другому, а тебе останется лишь горечь от собственных глупых ошибок. В дружбе, как и в любви, нет вторых номеров, и когда кто-то начинает пытаться доминировать, то в итоге это приводит к естественному разрыву. Никто не хочет быть рабом при короле, который милостиво разрешает восхищаться собой. Никто не хочет быть долгое время рядом с властным и самолюбивым человеком, что в итоге приводит опять же к самому главному во многих отношениях – разрыву. Ни в какой книге законов дружбы не говориться о том, что друг должен быть идеальным, всем свойственны слабости и все могут разочаровывать. И если кто-то не хочет учиться принимать друга таким, какой он есть, со всеми его тараканами, то итог будет печальным – такой человек останешься один.
Смотря на Ронни, который плюхнулся в кресло, и устало откинулся на спинку, ты пытаешься сдержать возмущение, напоминая себе, что это настоящий друг, на него злиться не надо. И все же грязные следы от ботинок Рыжего не вписываются в рисунок на ковре.
- Мог бы ноги снять и у окна, - все же проговорил ты, пытаясь достать полотенце из верхнего шкафчика ничего не уронив при этом. Не повезло – зеленый спальный комплект гулко хлопнулся об пол. Кинув другу полотенце, ты привел все в порядок.
- Жить мне как раз очень хочется, - наконец соизволил ответить Ронни, вытирая мокрые волосы. - У тебя там охрана свирепая на вид. Не тебя случайно пасут?
Ты замер, пытаясь вспомнить не перешел ли кому дорогу в последние несколько дней. Поводом к мести может послужить любое не осторожное слово или даже взгляд, брошенный на взвинченного ссорой с подружкой вассала «Ягуаров». Да и «Скорпионы»…. От этой догадки у тебя все похолодело внутри: не зря же ты видел мальчика из банды в магазине. Наверное, парнишку они пустили за ним шпионить, а сами затаились у дома. Тогда почему не напали сразу? Чего они выжидают?
- Аааа, не бери в голову, - беспечно отмахнулся Ронни, бросив полотенце на пол. – Мало ли кого они тут караулят. Я просто не хотел рисковать.
В этом весь он: перестраховщик, скрывающий за серьезностью банальную трусость. Единственный феномен – влюбленность в скалолазание, из-за которой он мог залезть куда угодно, не задумываясь о риске. Не зря считается, что страстная любовь делает человека безрассудным.
Но мысли о возможной опасности не покидают тебя. Мысленно пробегаясь по списку жильцов вашего дома, чтобы выяснить, а кто еще кроме тебя способен привлечь такое внимание, ощущаешь нервозность. Подозреваемых людей нет, даже одного, даже самого слабенького варианта нет, чтобы хоть как успокоится. Но самообман не избавит от проблем, которые могут обрушиться на него. А только вроде все наладилось! Теперь мало того, что Ронни устроил в квартире не большой погром, так еще, и кто-то с не понятной целью следит за ним. Ты уже собирался поделиться с другом своими опасениями, как раздался стук в дверь. Сердце тревожно сжалось. Ты можешь делать вид, что тебе не страшно, что тебя не волнуют возможные не приятности, но обмануть самого себя не получиться. Адреналин пробежал по венам, наполнив кровь пьянящим ощущением, приятно ударив в голову. Сделав несколько глубоких вздохов, ты направился к входной двери, по пути схватив и надев темно-синюю футболку. Как некстати сегодня пошел дождь! Если придется убегать, то тебя не привлекает возможность свернуть шею, поскользнувшись и упав где-нибудь в груды мусора. Да и вновь промокнуть тоже не очень приятная перспектива. Стараясь выглядеть, как можно более уверено, ты распахнул дверь, не зная, кто там тебя может ожидать. Прикрываться дверью, выспрашивая «кто там?» – недостойное мужчины поведение, которое пахнет терпким дурманящим запахом страха.
Перед тобой стоял двенадцатилетний мальчик, которого ты видел в магазине. Что ж, вариант на счет слежки оказался, скорее всего, верным. Цепко осматривая подростка, ты заметил, что он нервничает, а значит, его не стоит опасаться. Куртка промокла насквозь, волосы прилипли ко лбу, зубы тихо стучали, выдавая то, как сильно он замерз. Такой маленький, такой беззащитный и такой глупый! Что он делает здесь один? Зачем он вообще пришел? Ты сдерживаешься, чтобы не завалить его вопросами прямо сейчас, но понимаешь, что не время.
- Проходи.
Мальчик медленно переступил через порог и торопливо скинул ботинки, которые, не смотря на грязь, демонстрировали ноги ребенка сквозь дыры. И хотя мальчик предусмотрительно стянул обувь, он все равно оставил грязные следы на полу. Придется основательно вычищать квартиру, после нашествия гостей. Слегка толкнув подростка в спину, предлагая ему решительнее пройти в комнату, не стесняясь Ронни, ты направился в спальню. Теплая старая мягкая толстовка, которую ты носил, когда был в возрасте мальчика, до сих пор лежала в одном из ящиков. Торопливо перебирая одежду, ты достаточно быстро нашел искомую вещь и вернувшись в гостиную, протянул мальчику со словами:
- Снимай мокрую куртку, вытрись вон тем полотенцем, потом можешь надеть.
Подросток без лишних слов выполнил указание, а потом, шумно шмыгнув носом, проговорил:
- У вас проблемы. Я пришел предупредить.
Ты пристально всмотрелся в лицо ребенка, пытаясь уловить малейшее доказательство фальши. Но нет, он говорил правду или же очень искусно умеет притворяться.
- И о чем речь? – торопливо спросил Ронни, хотя, скорее всего это его и не касалось. Но таков закон дружбы – если у друга проблемы, то проблемы и у тебя.
Мальчик оглянулся и посмотрел на Рыжего, но потом вновь обратился к тебе, виновато поджимая губы:
- «Скорпионы» и «Ягуары» собираются окончательно решить, кому принадлежит господство. Они хотя устроить бой, кто останутся на ногах – те и победят.
На улице раздался какой-то странный хлопок, заставящий мальчика замолчать, и испугано посмотреть в сторону входной двери. Ты недовольно поморщился, пытаясь угадать, в чем же заключается приведшее подростка дело. Уж точно не в том, чтобы посвятить в факт политического противостояния, ведь вражда банд тебя не касается. Нетерпеливо переступив с ноги на ногу, задаешь наводящий вопрос:
- А я то тут при чем?
- Они хотят втравить вас в это.
В тоне голоса мальчика послышался испуг. Ты с недоумением перевел взгляд с него на Ронни, который, судя по всему, тоже ничего не мог понять.
- Зачем? – задал ты логичный вопрос.
- У «Скорпионов» сейчас почти нет опытных бойцов, мы проиграем, если не подключаться ветераны вроде вас. А «Ягуары» хотят победить любой ценой, и для этого переманивают на свою сторону всех. Вы сейчас в основном списке. Они строят планы как бы вас заманить в свои сети.
В комнате повисла затяжная пауза. Дождь монотонно барабанил за окном, отбивая одну и ту же мелодию на карнизе окон, по листьям деревьев, по звонкому стеклу. Мальчик испугался своего поступка, ведь теперь он стал стукачом, что не прибавит ему значимости в глазах жителей гетто. Ронни пытался понять, как все это отразиться на нем, а ты флегматично размышлял о том, сколько всего сломают в этой драке. На улице опять раздался странный шум, который заставил тебя встрепенуться. Что ж, придется сегодня гостям остаться с ночевкой – выходит на улицу не безопасно. Если бы стать каменным мостом, то не пришлось бы идти на кухню, чтобы приготовить еду на два лишних рта. Да еще вдобавок потом прибираться в комнате, иначе эту грязь ничем потом не отдерешь. Стать бы каменным мостом и постоять немного под солнцем, под теплым убаюкивающим солнцем, которое так далеко от всех забот и проблем.
Добавлено (23.11.2011, 10:53) --------------------------------------------- Могу сказать что случайных деталей у меня нет (ну или почти нет, вроде все пущено в ход и нужно для чего-то) так же как и нет случайных персонажей. каждый, кто появляется, окажет значительное влияние на развитие сюжета и на самих главных героев. кстати, любые замечания касательно того что три главных героя - это перебор, можете не озвучивать даже, я и так знаю. я просто хотела попробовать опять же писать именно так. я по натуре люблю пробовать что-то новое.
Сообщение отредактировал LindaM - Пятница, 25.11.2011, 18:57
Три главных героя - это нормально... Вот тридцать три - уже много. Феликс прав - местами перегружено. И еще эта путаница - повествование от первого лица, от третьего, от второго.... А так интересненько))) Моя страница, велкам! Мой дневник
И еще эта путаница - повествование от первого лица, от третьего, от второго....
на этой путанице и строится все. то есть глава от первого лица - Камила, глава от второго - Давид, от третьего - София.
Quote (Анаит)
Феликс прав - местами перегружено
это я такой человек сложный - люблю громоздить так, что фиг поймешь. но так как вы говорите (мне на это пока никто не указывал), то буду искоренять. мне говорили что не слишком эмоционально, теперь этот человек отметил что я достигла нужного, другой говорил, что нет интриги, так теперь я научилась заручивать так что не поймешь что будет. Меня интересует а как с содержанием. Поняла, что подача сложная, а что еще?
Глава 3. Между сном и явью. София
Перед Софией открылась пропасть, в которой огонь, острые и частые как зубы акулы, скалы. Она хочет повернуть назад, найти другую дорогу, но за ней гонится темный силуэт. Она не видит лица, но знает его как нельзя лучше – он частный гость в её жизни. Сегодня она решила все же разглядеть его, чтобы знать точно – кто это. Софи оборачивается и всматривается в темноту там, где должно быть лицо. Преследователь делать один резкий рывок вперед, она машинально отступает назад и чувствует, как левая нога повисла в пустоте. Девушка хочет наклониться вперед, чтобы со всего размаху рухнуть на землю, но не видимая сила, скорее всего союзник преследователя, тянет её вниз, в пропасть. Она машет руками, пытаясь удержаться и сохранить равновесие, понимая, что все равно упадет туда, откуда жаром дышит огонь. Попытки тщетны, но София не сдается. Взмах, еще взмах… «Я не хочу падать» - мысль эхом пронеслась в голове, беспокойно затихая и вновь громко раздаваясь внутри, хотя, кажется, что она звучит повсюду. Преследователь замер, он стоит и насмешливо смотрит, хотя Софи все же не может разглядеть его лица, только этот, почти что осязаемый, взгляд. Она ощущает, как издевка тонкими стрелами направляется в её сторону, слышит язвительный смех. Ветер свистит в ушах, девушка оглядывается и осознает, что летит вниз, на встречу к острым скалам и обжигающим языкам пламени. София судорожно машет руками, пытаясь ухватиться хоть за какой-нибудь выступ, но бесполезно. Глаза налились свинцом и крепко закрылись. Она пытается разлепить веки, пытается, но бесполезно. Огонь все ближе, она слышит треск, искорки взметнувшись, касаются её тела, боль разливается волнами….
- Неееет! – звонко кричит девушка, открывая глаза. Яркое осеннее солнце распростерло объятия, согревая кровать, на которой, разбросав по всем концам комнаты подушки и одеяла, лежала София. Она провела рукой по лицу, вытирая пот и слезы. Сон, очередной сон. Первая реакция – укутавшись в одеяло бежать в комнату Давида. Она вскакивает, тянется к одеялу.
- О, нет, - стон, одеяло падает на пол, тапочек, попавший под ноги, летит в стену и гулко ударившись, жалобно стукается о горшок с цветами. – Я же переехала.
Напомнив себе о проявлении самостоятельности, София жалобно вздыхает. Несколько месяцев назад, она решила доказать всем, что уже может жить без присмотра старшего брата. Некоторое время она копила деньги, потом подыскивала квартиру, потом уговаривала Давида дать ей шанс. Первые дни Софи не могла поверить обретенной свободе, но все же тоска по брату терзала сердце. Много раз она была уже готова сорваться и вернуться домой, но это означало бы слабость. Выбрав путь, нужно идти по нему до конца, не сворачивая. Даже если сложно, даже если не получается – истинный путь всегда строится на преодолении препятствий. Каждая трудность имеет несколько вариантов для разрешения, и необходимо заранее вычеркнуть все проигрышные. Чтобы не сдаться на полпути, Софа свела к минимуму общение с Давидом. Редкие телефонные разговоры, которые если случались, то длились минимум два часа. Встречи на улице, когда каждый стремился по своим делам, заканчивались крепкими объятиями, что разрывались минут десять. Разлучить близнецов – дело сложное и крайне болезненное. Когда у одного плохое настроение, то где-то второй не может найти себе места от гнетущего чувства апатии. Если один испытывает боль, то второго охватывают фантомные ощущения, которые нельзя облегчить лекарствами, которые нельзя вылечить. София и Давид не двойняшки, но связь между ними после того, как они остались вдвоем, такая же близкая. Если брат находился где-то далеко, девушке казалось, что у неё ампутировали руку. Ощущение не полноценности, ощущение ущербности, ощущение потерянности. Софи боялась этих чувств, но с возрастом поняла - нужно научиться жить с ними и побеждать, иначе она так и будет навечно привязана к Давиду. Любовь должна связывать людей, но не быть наркотиком, без которого трудно прожить. Любовь должна давать сил, подкреплять и вдохновлять, а не ущемлять в чем-то. София чувствовала, что, как и всем детям, ей нужно выпорхнуть из семейного гнезда и создать свое собственное. Сложно, не приятно, часто страшно, но это естественный путь взросления.
Софи подняла одеяло, собрала подушки и заправила кровать. Порядок превыше всего – пытался научить её брат и со временем она все же начала пытаться вносить это и в обустройство своей квартиры. А первые недели – да здравствует бардак и беспорядок!
По дороге на кухню, София начала вновь рассуждать на счет преследующих ей кошмаров, надеясь, что, может быть, в этот раз поймет причину, так долго скрывающуюся от неё.
Самое отвратительное во всех этих снах не то, какие действия в них происходят, а то насколько реалистично она себя ощущает. Словно все наяву, словно все – реальность. И нельзя убежать, нельзя проснуться, единственное избавление – сон во сне. Но это – редкость, удивительный дар кого-то все же милосердного к ней, когда в темном мучительном сне приходит избавляющая пустота. В детстве все было проще: она могла заставить себя проснуться. Как – девушка не знала, просто понимая, что это сон, концентрировалась и с усилиями разрывала нить сна. Но чем старше София становилась, тем труднее происходил побег в реальность и это очень сильно давит на психику. Очень часто она просто отказывается от сна, добровольно выбирая бессонницу и наслаждаясь умиротворяющей тишиной и покоем. Крылья вырастали, глаза сияли, улыбка не сходила с губ… В такие дни она могла быть счастливой. Но Давид, заботясь о младшей сестренке, неустанно следил за режимом Софии даже теперь, когда они жили раздельно. Каким-то особым чутьем, он узнавал, когда девушка принимала бессонницу, как лекарство от кошмаров и проводил воспитательную беседу.
А если бы она принадлежала к той, другой жизни? Возможно, еще в детстве обеспокоенная мама отвела бы дочку к доктору, несколько часов в неделю занятия с психологом и все, конец все страхам и всем кошмарам. Для неё светило бы только яркое солнце, птички заливались пением, трава устилалась хрустящим ковром, а цветы наполняли бы своим ароматом даже самые потайные карманы. А так постоянное ожидание ночи, постоянный страх, что сегодня снова, что сегодня опять начнется этот ужас. И нет спасения. Кто-то советовал Софии принимать снотворные, тем более что на их улицах можно приобрести множество самых дешевых и очень действенных транквилизаторов, благодаря которым можно забыть обо всем. Этому знакомому за его усердную доброжелательность Давид наставил пару синяков, а сестре категорично запретил принимать любого рода лекарства, имеющие психотропные свойства.
Но София сама знала, что никогда не сможет прикоснуться к психотропным веществам. Слишком глубока рана, нанесенная отцом-наркоманом. Закрывая глаза, она видела как наяву: он дрожащей вытряхивает на ладонь светло-серые таблетки, жадно хватает губами, благоговейно замерев, и смотрит на Софию пустым невидящим взглядом. Маленький ребенок, она не знала, куда от него спрятаться, от этого безумного выражения лица, от этих странных не понятных движений, которые приводили её в смятение. Взмах рукой, словно отгоняет муху, мог приобрести более широкую амплитуду и превратиться в удар по детскому личику. Страшный оскал, звериный рык, дикий смех – как часто в последствии все это снилось ей по ночам, доводя до смертельного ужаса. Ни днем, ни ночью, Софи не видела избавления от кошмаров, преследующих её по пятам. Просыпаясь, она все же бежала к родителям в спальню, но лишь потому, что там – мама. Прижавшись к теплому плечу, вдыхая родной запах, София забывала обо всем и спокойно засыпала. То, что рядом тяжело храпел отец - в этот момент не имело значения, ведь рядом мама.
Но бывали и случаи, когда папа читал вместе с дочерью книжки, рисовал красивые корабли, и у ребенка замирало сердце: «Мой папа самый лучший». Если бы не эти маленькие таблетки, то все было бы иначе. Софа с детской страстностью возненавидела наркотики, с каждым годом все больше и больше укрепляясь в этом чувстве.
Если бы она жила в другом мире, где врачи легко принимают у себя в кабинете! Софи как-то раз сделала вылазку в ту часть города, где поживают приличные люди. Она надеялась, что психолог примет её и хотя бы парой советов поможет избавиться от этих преследователей, что почти каждую ночь терзали её. Наивная, она верила, что врачи дают ту самую клятву помогать людям, но забыла, что клятва верности мамоне сильнее любой совести. Безо всяких лишних разговоров девушку просто выкинули из кабинета, даже не выслушав. Горьки слезы обиды и ненависти обжигали её лицо, с губ слетали слова наполненные ядом и злобой, но никто не мог услышать. Она шла по грязным улицам родного района и с отчаяньем понимала, что у них, людей второго сорта, нет ни малейшего шанса выбраться отсюда. Это клеймо – ты иной, ты другой, ты отверженный, ты бедный. Когда-то создавали еврейские гетто, наподобие их района, где запирали всех неугодных обществу людей. Потому что рядом с ними находиться отвратительно, унизительно и вообще признак дурного тона. Времена фашистов остались далеко в прошлом, и стали чем-то нарицательным в плане очень плохого. Но на самом деле, как показывает реальность, фашизм продолжает расцветать, просто он принял очертания благоуспешности. Все слабое, все недоразвитое, все грязное и некрасивое должно быть отделено от качественного, а для этого как раз подходит вот такое место, район на самом отшибе города. И пусть они тут живут, размножаются, убивают друг друга, но за его приделы – ни-ни. Ваше место не здесь, тут наша территория, мы не принимаем на своей земле отбросы общества, так что не обессудьте.
Пройдя на кухню, девушка первым делом подошла к большому настенному календарю. Странная привычка, корни которой уходили далеко в детство, превратилась в ежедневный ритуал, соблюдать который дело первоочередной важности. Календарь пестрел разными записями и пометками, часть из которых могла показаться совершенно бессмысленными. Она провела пальцем по столбику с текущее неделей и удивленной ойкнула, когда увидела, что на сегодня ей назначен прием в больнице. Вот уже пару недель как она чувствовала себя не очень хорошо, поэтому Кэтрин через своего отца записала её на прием к терапевту. Софа пометила на календаре это предстоящее событие и благополучно забыла. У неё множество заболеваний, которые являются хроническими, поэтому чувствовать себя плохо для неё более чем нормально. С годами привыкаешь ко всему и даже к тому, что может тошнить, кружиться голова, беспокойно стучать сердце. Первая мысль – не пойти, то там делать? Ничего нового ей не скажут, все одни и те же диагнозы, а значит, смысла нет. Но проблема заключается в том, что Кэтрин – начальница, которая привыкла, чтобы ей подчинялись даже в тех вопросах, что не касаются работы напрямую.
Минуту постояв, разглядывая календарь, анализируя то, что осталось в прошлом и то, что еще предстоит сделать, София потянулась за маркером, что лежит на холодильнике. Вчерашний день необходимо зачеркнуть, а то у девушки иначе создается впечатление какой-то незавершенности. Словно она что-то должна прошедшему дню.
Наскоро позавтракав булочкой и горячим чаем, девушка надела черную кофту с белыми винтажными узорами на спине, темно-серые свободные брюки и светло-серую курточку. С утра всегда немного посетителей в салоне красоты, где парикмахером работала Софи. Так уж получилось, что их заведение – единственное во всем гетто, а значит очень популярное. Кэтрин гордилась тем, что некоторые обеспеченные жильцы предпочитают пользоваться услугами её салона, а не выбираться в город к прославленным мастерам с высокой квалификацией. Её патетические речи приходилось выслушивать именно по утрам, как наставление перед тяжелым боем. Поэтому София с радостью приняла решение пропустить занудные монологи начальницы, прогуляясь по району и повидавшись с доктором. Может тот сообщит ей, наконец, приятную новость, что она скоро умрет?
Яркое осеннее солнце насмешливо отражалось в лужах. Сегодня оно вновь обмануло людей, которые, выглянув в окно, подумали: «Жарко будет» и оделись по-летнему. И теперь им приходилось торопливо идти по улице, кутаясь в тоненькие курточки и растирая руки, посиневшие от холода. Софии они напоминали тараканов, которые копошатся возле входа в свою нору: маленькие, ничтожные личности, безо всяких возвышенных целей. Больше половины жителей гетто являются официально отбросами общества, но стоит кому-то хоть не намного стать умнее или успешнее, то надмение и гордость затмевают разум. В глубине своего подсознания, Софа понимала, что если бы не брат, то и она бы стала человеком второго сорта. Подобные умозаключения иногда проскальзывали у неё в голове, не побуждая относиться к этим несчастным сострадательнее. Единственное, что она извлекала из таких размышление – как ей повезло с братом.
Сухие листья мелодично шуршали под ногами, а она шла, рассматривая, как они красиво взлетают при каждом её шаге. Пестрый яркий ковер, переливающийся под холодными лучами солнца, успокаивал.
Софи подняла взгляд, побуждаемая каким-то невыразимым и непонятным чувством. На встречу ей шла женщина в черно-белом клетчатом плаще, темно-русые волосы обрамляли лицо в вышедшей из моды стрижке каре. А лицо… Тот же нос, схожий разрез глаз и изгиб губ…. Мама – гулко ударилось внутри. В глазах защипало, казалось слезы хлынут неудержимым потоком. Нет, не мама. Её не может здесь быть, она сейчас далеко, в ветреной Канаде, где наглые гризли ходят по улицам. Возможно, у неё даже родился ребенок, который навсегда вытеснил из её памяти образ Давида и Софии.
Любое упоминание о матери и о том, что она любила – как заноза, прикосновение к которой вызывает долгую и ноющую боль. Мама – как крик внутри, который не возможно остановить, который не получается заглушить. Возбудителем может быть что угодно: запах лекарств, серия коротких стуков в дверь, тень от чайника, музыка. Иногда Софи казалось, что почти все напоминает ей о Лорелайн. Она пыталась убежать от преследующей её тени прошлого, но боль не хотела утихать – мама.
Поспешно приблизившись к больнице, девушка привычно прошла внутрь, не споткнувшись о железный прут у порога. Пустые холодные коридоры сумрачно встретили её, не проявив и капли гостеприимства. Софа прошла к регистратуре, чтобы взять карту о состоянии её здоровья и пройти на прием. Неулыбчивая медсестра молчаливо отдала документы, жестом указав, куда ей следует пройти. Девушка устало вздохнула и направилась к доктору, который потом послал её сдавать различные анализы.
Результаты анализов обещали сделать к обеду, а значит, что на работу можно и не идти. Тащиться в другую часть гетто только ради того, чтобы в последний час терпеть расспросы Кэтрин Софии не хотелось. Может день будет потрачен и не зря – размышляла она, ожидая, когда же явиться врач, который подозрительно сильно выглядел пьяным. Отвратительный запах перегара следовал перед ним задолго до того, как он сам появлялся в помещении. Несколько раз Софи приходилось бежать в туалет, так как её начинало тошнить, стоило доктору подышать в её сторону. В последний раз она зло высказала ему, что если его цель убить её, то пусть воспользуется скальпелем, а не удушающими газами. Так будет побыстрее. Он обиделся. И ушел, сказав, что у него перерыв на обед. В 10 часов утра. Терпение Софии всегда имело предел, поэтому чтобы не сорваться и не накричать на медсестру, что флегматично жевала яблоко, выразительно чавкая, она вышла на улицу покурить. Терпкий дым заполнил легкие, медленно поднимаясь к голове и заволакивая собой разум. Она прислонилась плечом к дверному косяку и смотрела вдаль, не заметив, как быстро выкурила сигарету до фильтра. С минуту девушка не могла решиться – уйти обратно или достать еще одну? От размышлений её оторвал вкрадчивый мужской голос:
- Хватит. Разве это не вредно?
Перед ней стоял среднего роста мужчина с короткими каштановыми волосами, которые выразительно подчеркивали залысины. Узковатый разрез глаз и смуглая кожа указывали на восточное происхождение. Он вальяжно поправил воротник куртки, и выжидательно посмотрел на Софию. Та восприняла этот взгляд по-своему:
- Да? Ну что ж, тогда почему бы вам не присоединиться ко мне? Дать вам сигарету?
Мужчина постукал пальцем по своей шее, указывая на белую вставку. Софи насмешливо усмехнулась:
- И что? Это не повод отказываться от маленьких радостей. Ну если не хотите, тогда я пошла.
Открыв дверь, она быстро скрылась в здании больницы, оставив незнакомца стоять и смотреть ей в след. София ждала, что вот сейчас он войдет следом, но священник продолжал смотреть на дверь, за которой она скрылась, не шевельнувшись.
Недоумевая, она пожала плечами, подумав, что он какой-то ненормальный, когда, наконец, появился врач и заявил:
- Вы беременны. Ик. Поздравляю.
С чем? Она стояла, как будто её окатили холодной водой – ребенок. Парень, с которым София встречалась, из тех, которые не пригодны для отцовства, да и из неё какая мать? Зачем рожать ребенка, зная, что его здесь ожидают одни мучения? Да и вдруг она, так же как и Лорелайн однажды бросит своего сына или свою дочь? Обречь кого-то на те же муки, что приходилось переносить ей – нет уж! Самое правильное решение – избавиться от ребенка.
- А вы уверены? – вопрос прозвучал глупо. Перед ней стоял доктор, который с трудом держался на ногах. Не удивительно, что он мог ошибиться, тем более, если учитывать что помимо проблем с сердце и слухом, София имела загиб шейки матки. Уже давно она смирилась с тем, что, скорее всего, никогда не сможет иметь детей, а тут такое заявление! Точно ошибка.
- Без сомнений. Ик.
Шатающийся, не прекращающий икать, источающий устойчивый запах перегара – он не внушал доверия. Софи не стала с ним спорить, а просто ушла. В гетто находилась только одна эта больница, а значит за точным результатом нужно обратиться в городскую, что за пределами стен. Оформление разрешения на выход можно осуществить только в до обеденное время, а значит, сегодня она не могла успеть. А если учесть что впереди два выходных, то получить окончательный ответ получиться лишь в понедельник. Девушка налетела на священника, который все еще словно столб, стоял на том же месте. Она раздраженно оттолкнула его и медленно пошла домой, желая залезть под одеяло и спрятаться от возможных предстоящих ужасов.
Стиль интересный: разговор автора с героем. Мне кажется, от первого лица читалось бы более традиционно... А потом и от автора начинается. Разные стили в одном романе - приходится перестраиваться.
Quote (LindaM)
лежит и пылиться
- что делает (без мягкого знака) - пылится
Quote (LindaM)
А внутри – боль, внутри не высказанная горечь и ненависть.
А внутри – боль и невысказанная горечь и ненависть.
Quote (LindaM)
желала всем бедам, какие только есть, обрушится на них
она же не бедам желала, а им (детям) / желала чтобы все беды, какие только есть, обрушились на них
В общем - хорошо, на мой взгляд.
Сообщение отредактировал korolevansp - Четверг, 01.12.2011, 16:55
А внутри – боль и невысказанная горечь и ненависть.
вот же я какая - у себя тавтологию не вижу, хоть что делай. все, теперь как только допишу - возьмусь за исправление.
Quote (korolevansp)
Стиль интересный: разговор автора с героем.
вообще все это пошло с того что я стала для своего сайта искать статьи касательно писательского дела. и заинтересовалась повествование от второго лица. от первого - сейчас такое часто встречается, от третьего - классика, а от второго - редкость. и получилось так, что пытаясь понять, я один небольшой рассказ написала в так. и мне понравилось, потому что не привычно. а потом написала рассказ, в котором сначала пишется повествование от третьего лица, потом плавно переходит в повествование от второго. все мои друзья, которые интересуются тем что я пишу, в один голос говорят, что это самый лучший мой рассказ (я и сама так же думаю). и я решила продолжить писать так: комбинируя два способа повествования. но когда стала подбирать материал для этой истории, то пришло мне в голову - а если использовать все три способа повествования? я человек рисковый, склонный к авантюрам, поэтому решила хотя бы одну историю написать так.
Quote (korolevansp)
Разные стили в одном романе - приходится перестраиваться.
понимаю что это сложно и уже не раз себя ругала за это. но я уже не вижу эту историю иначе. даже когда обдумываю мелкие детали, то в голове подача идет так: от лица Софии - "Она пошла", от лица Давида - "Ты пошел", от лица Камилы - "Я пошла". и не получается изменить они диктуют свои правила. ну ничего, сейчас осталось дописать 14 главу, написать 15 и эпилог.
Quote (korolevansp)
она же не бедам желала, а им (детям) / желала чтобы все беды, какие только есть, обрушились на них
ага, поняла, предложение построено так, что смысл искаженный. спасибо
повествование от второго лица. от первого - сейчас такое часто встречается, от третьего - классика, а от второго - редкость. и получилось так, что пытаясь понять, я один небольшой рассказ написала в так. и мне понравилось, потому что не привычно. а потом написала рассказ, в котором сначала пишется повествование от третьего лица, потом плавно переходит в повествование от второго. все мои друзья, которые интересуются тем что я пишу, в один голос говорят, что это самый лучший мой рассказ (я и сама так же думаю). и я решила продолжить писать так: комбинируя два способа повествования. но когда стала подбирать материал для этой истории, то пришло мне в голову - а если использовать все три способа повествования? я человек рисковый, склонный к авантюрам, поэтому решила хотя бы одну историю написать так.
Мариша, я к сожалению не умею делать ссылки, но могу дать примерный адрес того, о чём вы говорите. Статья на эту тему есть на сайте. "Форум", "Бухта надежды", "В помощь начинающим авторам", статья Рины Грант "Фокальный персонаж". То, о чём вы говорите, называется "глюк точки зрения". Такие обороты редакторы издательств безжалостно бракуют.
То, о чём вы говорите, называется "глюк точки зрения". Такие обороты редакторы издательств безжалостно бракуют.
не совсем. тот рассказ о котором я говорю - того что описано в статье там нет. сидела, анализировала, сверяла. в моем рассказе в описании повествования событий от третьего лица нет отличий в описании повествования событий от второго. кстати, спасибо что указали. там очень понятно все описано и многое я впервые узнала.
Телефон взорвался веселой мелодией, которая некогда была моей любимой. Поставив её на звонок будильника, я думала, что буду с радостью просыпаться, но в итоге это привело к тому, что теперь её возненавидела. Не люблю вставать рано и тащиться куда-то, тем более в положенный законом выходной. Когда-то я хотела поменять мелодию, а теперь думаю – оставлю так. Только стоит мне услышать первые аккорды, как подскакиваю от раздражения и недовольства, моментально просыпаясь.
- Я не хочу идти….. Спать, - ворчливо заметила я, накрывая одеялом голову. Так тепло и сладко! Можно же один день просто проспать, сделать вид, что сломался телефон, что не включился будильник и выспаться в течение дня. Но помимо будильника есть еще кое-кто, не дающий мне покоя. Марин. Она начала объяснять, что нужно идти.
- Да знаю, - пришлось воскликнуть, чтобы она замолкла и дала мне хоть немного покоя. Как же это изматывает! Будильник можно выключить, когда надоест, а эту, она ведь работает круглые сутки! Кормить не надо, во сне не нуждается, в отпуск не уходит.
Я быстренько оделась, потому что по воскресеньям уехать в город дело не из простых. Это единственный день, когда разрешение о выезде дается за несколько минут, поэтому толпы людей стекаются к воротам. Сначала нужно постоять в очереди, заполнить бланк, получить печать и выйти в город, где в нескольких шагах от гетто находиться автобусная остановка. Там главное дождаться автобус, который ходит, как ему вздумается, безо всякого расписания. Это так не удобно!
В автобусе настолько много народу, что трудно дышать. Сегодня особенно. В углу сидел старик с длинными волосами, в которых застрял какой-то мусор, одежда грязная и рваная. От него воняло потом, мочой, сопревшей грязной кожей. Я пыталась дышать ртом, чтобы не ощущать это зловоние, но из-за этого появился противный привкус. Не знаю что хуже: вдыхать или ощущать? И не дышать тоже не вариант, хотя и хотелось бы. Я смотрю в окно, высчитывая, когда же мы приедем, думаю уже выйти за две остановки до церкви. Лучше пройтись пешком, чем вдыхать эту мерзость! А может он выйдет раньше? Нет, не вариант, все равно тяжело будет дышать. Я считаю секунды, пытаюсь успокоиться, используя самовнушение, но чем дальше, тем больше меня раздражает это. Вонь, которая, кажется, разъедает глаза, пропитывает одежду, проникает под кожу, вызывает самые не приятные мысли. Я пытаюсь пройти в глубь салона, чтобы спрятаться подальше от запаха, но оказывается только хуже. Все нищие оборванцы гетто решили выехать в город! И надо же именно сегодня! В тот день, когда я решила поехать в церковь. И именно в этом автобусе!
Я вышла даже за три остановки до нужной. Пусть потом от ходьбы будут болеть ноги, так хотя бы еще выветрю эту вонь. Ветер нещадно задувал, пытаясь сбить с ног, вырвать все, что можно из рук, но самое главное он окружал меня свежестью. Я не успела успокоиться от возмущения и недовольства, как уже пришла. Белое здание церкви впустило меня как старую знакомую. Служение уже началось, поэтому тихонько прошла между рядами и села на свободное место.
Если вы впервые в церкви – не наглейте, не садитесь пока вам не покажут где можно. Среди банд есть понятие «моя территория», так вот здесь так же. Вообще, на мой взгляд, имея небольшие столкновения с преступными группировками в гетто, христиане – самая цивилизованная из банд, но это не меняет её сущности. Из года в год, сидя на одном и том же месте, они считают что таблички «занято» иди «принадлежит такому-то» ставить нет смысла – все должны знать. Пришел новичок, уселся – быстро сгонят, здесь тебе сидеть нельзя. Да, а где можно? Чаще всего вам не покажут свободную зону, а лишь отмахнуться: где хочешь, но не здесь. И там где вы хотите – тоже занято. Усталые, измученные таким «футболом» вы в лучшем случае все же найдете себе место, а в худшем - да оно вам надо? Гуляйте себе спокойно.
А еще здесь принято говорить одинаковые пафосные фразы, которые максимально приближены к языку Библии. Я думаю, что давно пора на входе в церковь раздавать специальные брошюрки-переводчики, чтобы люди, зайдя, знали, что означают выражения, употребляемые в церкви. Простым людям, ради которых и пришел Христос на землю, не удается сразу же понять значение всех этих слов. А еще, есть такое выражение «профессиональное лицо», думаю многие замечали, что каждый врач, говоря диагноз пациенту, делает узнаваемое выражение лица. Так вот у христиан и это наблюдается. Они говорят: «пусть Бог вас благословит», а может означать «да пошел ты». Они говорят: «Мы любим вас» - не верьте, это означаешь лишь «мы должны любить вас, но это так тяжело, вы себя в зеркале видели вообще?». Это выражения лица, его ни с чем не сравнить, поэтому я смотрю вниз, когда разговариваю с ними. Иначе сорвусь и скажу что-нибудь резкое и ехидное, и потом сильно буду жалеть. Когда с ними разговариваешь, то многие начинают глупо улыбаться, а это вызывает у меня либо истерических хохот, либо злость. «Мы улыбаемся, потому что рады тебя видеть» - ложь, которая вызывает тошноту. Радоваться встрече можно лишь с тем, кого любишь. «Так мы любим тебя, мы всех любим» - вешают мне очередную порцию христианской лапши. Они забыли, что я выросла в такой среде и меня не нужно зомбировать всеми этими елейными фразами. Я знаю, что часто они даже не представляют что такое любовь. Разве любовь, когда предают? Разве любовь, когда тебя отвергают? Разве любовь, когда ты нуждаешься в помощи, когда сердце твое разбивается от боли, слезы прожигаю глаза, а они говорят: «Мне некогда, у меня дела»? Разве это любовь? В чем же заключается эта их любовь, если никто не знает ничего обо мне, о моих чувствах, о моих желаниях и мечтах? Я прихожу, сажусь рядом с ними, улыбаюсь в ответ, но что внутри у меня – им плевать. Так будем же честны – о какой любви идет речь? О той, которую должны испытывать? Так какое мне дело до того как оно должно быть, если об этом только говориться! Они говорят, а многие наивно верят. И открываются, и тянуться, а как же, ведь их любят. А потом бац! – остренький нож прямо в сердце или грязными сапогами по душе. Это уж как повезет. Да, христиане иногда самая организованная банда из всех возможных. Особенно если учесть то, как они маскируются под обычных людей.
Дайте Богу место - то и дело слышала я в церкви. В детстве я ощущала себя очень глупой и малодуховной, раз не понимала так много. Например, в чем дается Богу место, когда служение доведено до автоматизма? Это как шестеренки в часах – заученные, систематичные слова, одни и те же движения, машинальные широкие улыбки. И если вдруг что-то идет не так, происходит какое-то небольшое отклонение от привычной нормы – угроза разрушения самого важного. Если кто-то выбивается из общего строя, то его обязательно пытаются сломить, чтобы стал таким же, как все. Кто-то уходит, не выдержав гнета законничества, кто-то смиряется, принимая как данность подобное положение вещей, а кто-то противостоит, пытаясь произвести реформы. На мой взгляд, любому живому организму необходимо развиваться, выходить на новый уровень. Если что-то долго находиться в одном положении, то оно неизбежно начнет деградировать. Но у нас все иначе: что не по заведенным правилам, то предать анафеме.
Они спрашивают как дела, но это вопрос вежливости, который еще больше подчеркивает, что я никому на самом деле и не нужна. Я ненавижу, когда меня спрашивают об этом, потому что приходиться врать, лукавить, говорить – нормально. А что еще остается? Рассказывать свои трудности, свою боль тому, кто плевать на меня хотел? Трата слов, пустое сотрясание воздуха. Другу не нужно ничего такого спрашивать, он и так все поймет, уловив легкое изменение в голосе, во взгляде. Друг должен замечать все сразу, понимать почти без слов и знать в каком направлении начинать говорить. Друг сразу же знает, где собака зарыта. А всем остальным знать об истинных моих переживаниях не обязательно. Так что вопрос «как твои дела» как раз и нужно предать анафеме. Почему-то среди христиан такой вопрос распространен и вызывает сильную ненависть. Сколько можно?!? Странное, не естественное любопытство «Как твои дела?» Мои дела и вас они не касаются! Они могут касаться лишь друзей, к коим вы не относитесь!
А еще мне не нравиться когда начинают имитировать духовность. Понимаю, бывает хор поет так, что аж сердце захватывает, слезы наворачиваются, и хочется пасть на колени и молиться. А когда вдруг служитель объявляет: встаньте на ноги, а потом еще после того как хор допоет, призовет к молитве, потому что очень духовный гимн – избавьте меня от этого! Как по закону: здесь так, вот тут вот так и все, иначе никак. Иногда меня подмывает взять и выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы встряхнуть их всех. Но нельзя, я дочь пастора, по мне будут оценивать отца. Как бы там оно ни было, но я не хочу доставлять ему неприятности. Ведь он так много времени посвящает Богу и церкви. В детстве, когда у меня были проблемы, то, как и все дети, я бежала к папе, поделиться, поплакаться, надеясь, что он поможет, утешит и ободрит. А он: «Потом, я занят». Дома я не могла расслабиться из-за его работы, ведь наша квартира напоминала проходной двор. Двери не успевали закрываться, как приходил новые посетители, так часто остающиеся на ночь. «Дочка, ты же не против, если мы положим её к тебе в комнату?» Что мне оставалось отвечать? Я кивала головой в знак согласия, но потом, став старше, начала отвечать: «Против». Хотя, ничего не изменилось – меня никто не слушал. И приходилось отдавать свою кровать, такую удобную и привычную, вместе с одеялом и подушкой, на которой так сладко засыпалось. А в итоге – привет раскладушка, жесткая диванная подушка и покрывало, которое мало того колется, так еще холодно под ним. Мама всегда старалась отдать самое лучшее гостям, что всегда казалось мне странным. Я не могла понять, кто же ей дороже – мы или гости? Однажды, она пафосно заявила: «Гость как Бог», а я ей ответила, что все мы гости на этой Земле. Не помогло – лишения мои все так же и продолжались, но, наверное, я бы не так болезненно их воспринимала, если бы мама относилась ко мне иначе. Единственная дочь в семье – естественно я ждала особого внимания и любви, которые почему-то никогда не получала. Даже когда болела, даже когда сломала ногу, то родители в первую очередь носились со своими гостями, а уж потом приходили ко мне. Как часто я хотела пить, и казалось, что потеряю сознание от жажды, я звала их, просила принести хоть чуть-чуть воды. «Подожди, мы разговариваем. Терпи». Я терпела, голова кружилась, часы шли. «Мама» - «Потом». Так всю жизнь – потом. Потом в помощи, потом в понимании, потом в любви. Не повезло мне родиться самой последней – все уже выбрали себе любимчиков. Отец больше всего любил старшего сына, который казался ему воплощением всех его надежд, наследник, первенец. Бабушки и дедушки как сговорились – средний братишка, внешне напоминающий ангелочка, с золотистыми кудрявыми волосами, голубыми широко раскрытыми глазами, накрепко стал фаворитом, что мне не удалось его хоть чуть-чуть потеснить. А третий брат, Жан Батист, не понятно по каким критериям, любимчик мамы. Когда я ей пеняла, на то, что его она любит больше чем меня, то мама отвечала:
- Я люблю вас всех одинокого, но Жанно самый бедовый, вот и приходиться больше всего о нем беспокоиться.
Ну да, конечно, теперь я вижу это! Когда однажды Жан Батист ушел из дома, так она не дала отцу покоя, пока тот не отправился в его поиски и не вернул блудного сына. Меня же, единственную дочь, равнодушно отпустили и нормально реагируют на то, что я живу в гетто. Интересно, а они вообще, не думают по вечерам, что меня, возможно, насилуют или убивают? Наверное, оправдывают муки совести словами: «Сама виновата». Сердце сжалось от ощущения, что я никому не нужна. В Библии сказано, что если мать и отец оставят человека, то Бог никогда не покинет. Но мне кажется, что Он заодно с ними, ведь они служат Ему, у них привилегии. Он всегда был за них, а когда я пыталась идти своей дорогой, когда меня ранили их поступки, то я чувствовала себя виноватой – Он против меня. Я ездила по воскресеньям в церковь, потому что меня так запрограммировали, в меня вложили это с детства. Противные ощущения охватывали меня, ведь обязательно в голову приходили слова: приходя в дом Божий нужно быть готовым более к слушанию, нежели к жертве. Но, наверное, все же лучше так, чем совсем никак.
Не желая еще больше задумываться обо всем этом, я посмотрела на сцену. Умиротворенное выражение лица, взгляд, наполненный любовью, чинная поза – отец являл собой самого месье совершенство. Много раз я слышала как прихожане церкви перешептываются, называя его идеальным пастором, который представляет собой образ Христа во плоти. Наивные и глупые фанатики! Они даже не предполагают, что на нем есть какие-то пятна, считая отца безгрешным и праведным. Не смотря на то, что такие утверждения казались мне противоречащими Библии, ведь сказано: «Все согрешили и лишены славы Божьей», я не могла им возразить. Так было, пока мне не исполнилось 16 лет. Я до сих пор помню тот день. Стояла удивительно теплая для поздней осени погода. Мягкий ветерок обдувал лицо, стеснительно шелестели на деревьях оставшиеся листья. Я гуляла возле дома, наслаждаясь последними солнечными днями в году. Родители с утра ушли куда-то в гости, братья, так же как и я наслаждались погодой, бегая где-то с друзьями, поэтому можно было потратить время впустую, не опасаясь окриков. Помню, я тогда думала о том, что тетя обещала летом свозить меня в столицу. Строила планы, как буду гулять по Елисейским полям, мечтала сходить в театр, где обязательно на меня обратят внимание. Ухаживания, комплименты, цветы – какая девчонка не мечтает об этом? Трудно поверить, что это было всего 4 года назад. Мне кажется, пролетела вся жизнь. Куда девалась та детская наивность? Хотя, чудесно строить планы, полагая, что они обязательно воплотиться в жизнь точь-в-точь. Я была вся в предвкушении перемен, и ничего не могло расстроить меня в тот момент. По крайней мере, я так считала.
В три часа дня пришел почтальон с заказным письмом. Ему требовались паспортные данные мамы, а я видела, где она хранит документы. Ничего необычного в том, что я вместо неё заполню бланк, и не придется почтальону снова приходить. Это не обман, я не раз расписывалась за маму, она даже учила меня имитировать её подпись именно для таких случаев.
Я побежала домой и достала паспорт, но заметила, что там лежит что-то завернутое в пергаментную бумагу. Каждый человек склонен к любопытству, и я не исключение. Развернув пергамент, я увидела еще два паспорта и 4 свидетельства о рождении. «Странно, - подумала я, - ведь наши лежат вот здесь». Я пересмотрела свое открытие и именно тогда узнала семейную тайну, что привело меня в неописуемое смятение. Мы – евреи. Я, привыкшая презирать этот народ, что распял Христа, - еврейка. Я, готовящая доклад в школе о том, что этот народ инородное тело общества, которое нужно удалить, - одна из них. Мои родители всю жизнь скрывали от нас, кто мы на самом деле. Наша культура, наши обычаи вовсе не являются нашими, мы их позаимствовали, как прикрытие. Они учили меня говорить всегда только правду, доказывая, что грех обманывать, и при этом сами искусно врали! Все жизненные основы в один миг поколебались, казалось солнце померкло, воздух закончился, вера разрушилась. Как они могут что-то говорить людям о Боге, о праведности, когда сами те еще лицемеры? Как они могут говорить что-то против евреев, когда сами выходцы из этого народа? Все ложь. Конечно, потом, когда я предъявила родителям документы, они пытались оправдаться нападением.
- Как ты посмела шариться в наших шкафах? Неужели наша дочь воровка? Мы от тебя такого не ожидали.
- Что ж, яблоко от яблони не далеко падает, - ответила я.
Мне отвесили звонкую оплеуху и отправили спать.
А теперь все считают отца самоотверженным человеком, в то время как он сбежал из гетто и подделал документы, чтобы пожить хорошо. Он ставил там людей, которые больше всего нуждались в Боге, чтобы в уюте и благополучии три раза в неделю сидеть на сцене с благочестивым видом.
Я отвела взгляд, потому что не могла уже выносить лицемерия. Этот же человек говорил красивые слова, и этот же человек больше двух месяцев назад сказал:
- Если ты не подчинишься моей воле, то ты мне больше не дочь. Я знать не хочу непокорных и своевольных.
Ну, да, конечно, его устраивают рабы бессловесные! Как я могла после таких заявлений остаться с ним жить? Все привыкли считать, что я сама ушла уз дому, но раз отказавшись выйти замуж за выбранного мне отцом, я перестала быть его дочерью, то это место перестало быть для меня домом. Дом, это там где тебе рады, где тебя любят, где ты нужен не потому что что-то полезное можешь сделать, а потому что ты - драгоценный человек. Дом. Когда человек теряет свои корни, которыми являются родители и родительский дом, он становиться неприкаянным. Обреченный постоянно блуждать по жизни в поисках пристанища, но не находя ни на минуту покоя. Внутреннее томление, которое не дает вкусить радость, которое тормозит на жизненном пути, наполняет дни изматывающей борьбой. Возможно это суеверие, но я почему-то решила, что смогу найти себя, свое место в этом мире, если вернуть к истокам. Сначала мысль о жизни в гетто пугала меня, но эти отвратительные ощущения намного хуже любого страха. И вот теперь он там, говорит красивые слова, а я должна возвращаться в грязное антисанитарное место.
- Сама виновата, - укорительно прошептала Марин. – Если бы уступила ему, то сейчас готовилась бы к свадьбе.
Я возмущенно шикнула, чем привлекла к себе внимание. Пришлось скромно потупить глазки и сделать вид, что я внимательно слушаю отца. Сейчас все закончиться и я вернусь в свою не большую комнатку, где смогу спокойно отдохнуть от шума и суеты, от всей этой фальши и лукавства. Иногда мне хочется заснуть и не просыпаться, только потому, что новый день принесет очередные разочарования в людях. А это причиняет боль.
Добавлено (16.12.2011, 18:37) --------------------------------------------- никому не интересно,да?
Сообщение отредактировал LindaM - Пятница, 16.12.2011, 19:02
LindaM, Мариша, попробуйте взять шрифт чуть покрупнее). Большие объёмы мелким шрифтом, да ещё с монитора, сильно утомляют глаза. Лично я предпочитаю одиннадцатый кегль). Обещаю - обязательно прочту последний фрагмент и отпишусь).
Сообщение отредактировал Anything - Пятница, 16.12.2011, 18:52
LindaM, Сложная тема, Мариша. И не одна даже. Место и время действия - судя по "Жан Батист", Франция? Слово "гетто" привязывает текст ко второй мировой, но
Quote (LindaM)
Вторая мировая война закончилась победой над фашистами. Концлагеря и гетто открыли свои ворота, отпуская на свободу тысячи людей.
Там, где оно было раньше? Да и телефон у вас в тексте, судя по всему, мобильный... В общем пока достаточно сложно всё.
а то что взято из первой главы - это своего экспозиция. именно то, что в этом произведении фантастические элементы, то бишь о том, чего в реальности не может быть, я в самом начале в мыслях Камилы и обрисовала то, что происходит. то есть указала именно то, откуда пошла немного откривленная линия.
Quote (Anything)
Место и время действия - судя по "Жан Батист", Франция?
да, именно.
Quote (Anything)
Слово "гетто" привязывает текст ко второй мировой
у меня в аннотации которую я забыла тут выложить (посчитала не нужно) сразу же написано - искривленная реальность. я люблю творчество Крапивина, который фантастику может так незаметно принести, что выглядит естественно. мне до него ой как далеко. но все же пытаюсь писать с элементами фантастики. перед работой я перечитала очень много информации и справочного материала.
Добавлено (16.12.2011, 21:03) --------------------------------------------- Аннотация: Искривленная реальность. Где-то во Франции после Второй Мировой войны сохранилось еврейское гетто, которое плюс ко всему стало прибежищем для преступников-рецидивистов. Безработица, отсутствие школ и детских садов, постоянные сражения за власть различных бандитских группировок. И вот в такой обстановке сталкиваются на первый взгляд не связанные друг с другом люди: разочаровавшаяся в религии дочь служителя церкви, которую выгнали из дома, бывший член одной из самых влиятельных банд города и его сестра, страдающая психическими расстройствами на фоне травм, которые были нанесены ей в детстве, медлительный, кажущийся из-за этого тупым, монах Ордена иезуитов... Их столкновения могут показаться незначительными, но приведут к обнажению многих тайн и заговоров.
Аннотация: Искривленная реальность. Где-то во Франции после Второй Мировой войны сохранилось еврейское гетто, которое плюс ко всему стало прибежищем для преступников-рецидивистов. Безработица, отсутствие школ и детских садов, постоянные сражения за власть различных бандитских группировок. И вот в такой обстановке сталкиваются на первый взгляд не связанные друг с другом люди: разочаровавшаяся в религии дочь служителя церкви, которую выгнали из дома, бывший член одной из самых влиятельных банд города и его сестра, страдающая психическими расстройствами на фоне травм, которые были нанесены ей в детстве, медлительный, кажущийся из-за этого тупым, монах Ордена иезуитов... Их столкновения могут показаться незначительными, но приведут к обнажению многих тайн и заговоров.
Приветик, ты так много важных и серьезных тем решила охватить! Впечатляет!
Quote (LindaM)
Как ты посмела шариться в наших шкафах?
/может лучше "рыться" (шариться звучит не литературно).
ты так много важных и серьезных тем решила охватить! Впечатляет!
вообще
Quote (korolevansp)
может лучше "рыться" (шариться звучит не литературно).
ага, исправлю у меня вообще проблемы со сленгом есть, так что могу иногда много таких слов вставлять. вроде бы с подростковых времен все выкорчевала, но всплывают остаточные явления
И правьте). Нет предела совершенству).
ну да, звучит как-то слишком пафосно. 
Могу сказать что случайных деталей у меня нет (ну или почти нет, вроде все пущено в ход и нужно для чего-то) так же как и нет случайных персонажей. каждый, кто появляется, окажет значительное влияние на развитие сюжета и на самих главных героев. кстати, любые замечания касательно того что три главных героя - это перебор, можете не озвучивать даже, я и так знаю. я просто хотела попробовать опять же писать именно так. я по натуре люблю пробовать что-то новое.
это я такой человек сложный - люблю громоздить так, что фиг поймешь. но так как вы говорите (мне на это пока никто не указывал), то буду искоренять. мне говорили что не слишком эмоционально, теперь этот человек отметил что я достигла нужного, другой говорил, что нет интриги, так теперь я научилась заручивать так что не поймешь что будет. 
они диктуют свои правила. ну ничего, сейчас осталось дописать 14 главу, написать 15 и эпилог. 