perfiliev, я видела эти ваши "приколки", да испугалась большого текста, как всегда. Осторожно начала читать... и не смогла остановиться. Спасибо Вам огромное! Давно так не смеялась. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
))) Спасибо вам большое. Вы такие замечательные! ...Если вскоре замес начнется и Земля "станет скидывать с себя нечестивых людей" - я уверен, что вас обязательно оставит в живых, как свет миру. Вы добрые и хорошие люди. Побольше бы таких как вы .
В последнее время я все чаще начинаю задаваться вопросом – как бы так обойти эту систему, чтобы не она тебя О_о, а ты ее. А причиной этому является то, что я все больше убеждаюсь - в нашей стране вся система устроена так, что она не то что располагает к коррупции и мошенничеству, она практически держится на этих китах. Мне, конечно, интересно бывает послушать знакомых, работающих в банковской структуре – про различные схемы, как банки пытаются обойти закон. Когда, например, не хватает собственных средств банка для продолжения его коммерческой деятельности, и банк как бы берет и сам у себя занимает, давая определенную сумму в кредит "своим" людям и перегоняя ее через несколько коммерческих организаций, а потом беря эту сумму взаймы обратно и перегоняя еще через какую-то свою фирму, чтобы спрятать концы. Естественно ЦБ эту схему палит, так как количество организаций, через которые проходят деньги, неприлично мало. Грозит пальчиком, вычеркивает эти бабки из собственных средств банка и просит банк поискать бабло где-нибудь в другом месте. Но это все безобидные вещи. Гораздо интереснее слышать рассказы о том, как например, пенсионный фонд стырил у вкладчиков нехилую сумму бабок, а потом перевел их в облигации, которые кто-то уже естественно скупил. Государство матерится, но выплачивает компенсации. При этом проводит санацию замешанного в этом деле банка, спасая его от банкротства. И, естественно, что крайними как всегда остаются вкладчики. Проблема в том – что так работает все в этой стране. Воруют все и везде. Законы постоянно обходят. Сами законы устаревают, не успевая вступить в силу. И деньги отмывают абсолютно все банки... А как же Сбербанк, любимец бабушек? Неее – здесь только для "своих". Это же уважаемая государственная структура. Хотя Герману Оскаровичу – респект. Он хотя бы честно признался, что кризис №2 на подходе и скоро всем хана, еще и постоянно об это в свое время пропагандировал. Правда, он забыл добавить, что его 5-ти процентные депозиты все равно от официальной 9-ти процентной, а в реалии – 25-ти процентной инфляции не спасут. Ну да ладно. Должен же он как-то деньги зарабатывать. Все равно Сбербанку и Герману Оскаровичу – респект. Мне больше всего интересно наблюдать за пафосными речами наших самых главных Паханов. Недавно задавался еще одним вопросом – а как воруют и легализуют бабло они? Точно так же, как и все простые смертные, или же у них какие-то особые схемы? Теперь узнаю – что по ходу дела семья Путиных иногда отмывает бабки внутри страны тупо через маленькие региональные банки, которые практически никому не известны. А действительно – чего стесняться-то, все ж свои. Ну, это всего лишь одна из схем, наверняка есть и другие. Как я уже отметил – у нас воруют все и везде, начиная с главного Пахана и заканчивая последним мерчендайзером. Само мышление у народа такое. Когда я играл в панк-группе в одном университете – наблюдал забавную ситуацию: пацанам выдали n-ое количество денег на то, чтобы они купили инструменты и нужное оборудование, так сказать для поддержания культурного развития ВУЗа. Инструменты купили... но 25-30% бабла тупо пробухали. Купили что-то подешевле, что-то подержанное, потом где-то что-то дописали. А кто будет в профкоме серьезно в этом копаться? Все равно никто ничего не шарит. Причем пацаны-то были не бедные, из обеспеченных семей. У одного – папа начальник службы безопасности в каком-то крутом автосалоне, живут в центре городе в элитной квартире. Нафига тырить было бабки? Тем более – на свои же инструменты? В ущерб своему же развитию? Хотя сами пацаны хорошие, реально не плохие ребята. Естественно группа в музыке ничего не добилась, но сам факт – мышление изначально воровское и раздолбайское. Все через известное место и каждый тырит, где может. Но эти парни – еще нормальные ребята. А вот всякие ушлепки, покупающие ВУЗовский диплом с 7 классами образования за спиной и занимающиеся потом утилизацией химических отходов по той же купленной лицензии, и втихаря подрабатывающие отмыванием денег через банкоматы – вот это уже более серьезный пипец. И сколько таких мудаков с глубоко запрятанными детскими комплексами разъезжает на иномарках по дорогам? Везде все одно и то же. Система, общество, бизнес-структура – прогнившие насквозь. Когда какой-то уголовник, который не понятно чем занимается, но естественно сидевший за политические убеждения... ну, как же иначе-то... дает концерт в Кремле – куда дальше-то? Ладно Розенбаум – его песни меня еще цепляют, и в общем-то как музыканта его уважаю. Но "у-ли-ч-ные кросоовки" в Кремле – это жесть какая-то не реальная. Человек, от которого в городе, названном в честь одной великой императрицы, разбегается весь Театр Эстрады, подгребает потихоньку в этом городе власть в свои руки. Это я чо, типа, в натуре наехал на шансон что ли? Да, это я, типа, в натуре наехал на шансон что ли. Как музыкант не мог этого не сделать )). После всего этого заявления Путина, спокойненько "пилящего себе в Транснефти" о том, что надо бороться с коррупцией... я даже не знаю чо – плакать или смеяться... обычно начинаю делать и то и другое. Ну, ваще вряд ли, наверное, крупнейший мажоритарный акционер Роснефти, Газпрома и Транснефти будет всерьез представлять интересы народа и бороться с коррупцией... в принципе... Ну хотя... Как бы там не было, а все-таки фраза "Вор должен сидеть в тюрьме" в нашей стране звучит довольно забавно, и если руководствоваться этим принципом – то тогда здесь по тупому не кому будет править, следствием чего станет полная анархия... Не, так не пойдет, нужна система. Значит –п не всякий вор должен сидеть в тюрьме, а, опять же следуя логике Путина – только тот, который не поделился. Как сказал Белковский – сам факт воровства не важен, главное чтоб делали это правильно, чтоб деньги шли в правильном направлении. Владимир Владимирович – это конечно та еще тема. Люди, которые, судя по всему, за ним стоят, видимо, в очередной раз готовят к чему-то общественное мнение, так как в СМИ еще полгода назад началась активная кампания против премьера... к которой и я так же присоединяюсь... ненадолго... до поры до времени. Вообще, он, конечно, молодец. Работает качественно и профессионально. И актер офигенный. Его сменщику до него еще расти и расти – как до Солнца на мопеде ехать. Вся кампания по созданию образа народного героя продуманна до мелочей... Его и женщины любят ))... Вот и моя мама как-то на его шарм и обаяние повелась. Но впервые ее стабильная картина мира подверглась угрозе, когда приехал мой двоюродный брат, служивший в подразделении "Витязь" и на фразу "Я тебе щас расскажу за Путина" ответил – "Нет, спасибо, мне в армии про этого Путина уже хватило рассказывать". Правильно, их там всем строем на выборы за Путина водили. Окончательно же мировоззрение моей матери поменялось после регулярного просмотра канала РБК. Не то, чтобы я доверял этому каналу, все равно надо фильтровать весь поток информации, исходящий из этого источника, и все равно новости всегда заказывает тот, у кого есть бабки и рычаги влияния. Но это все же не Первый канал (по крайней мере, по ходу дела, контролируют другие силы). Я не ставлю себе целью опорочить славное имя премьера. Тем более, что СМИ все равно этим занялись и без меня. Но разводилово народные массы на респект и уважуху – это наблюдать, конечно, интересно. Когда после всего этого Пахан приезжает в какое-нибудь Пикалево и начинает с грозным видом "разруливать косяк"... блин, я чо опять начинаю плакать?... и при этом я истерично смеюсь?... абзац... В общем, какой вывод я делаю? По-моему в стране Пипец на самом деле Полный. На чем тут еще эта система держится? На чьих соплях? Как она еще существует? Как она еще работает? Как она еще в принципе может работать здесь? Как может при всем этом адекватно работать система МВД, как адекватно может работать система ВС, как здесь адекватно может работать система образования и здравоохранения?.... Про систему здравоохранения вообще лучше не говорить... У меня мать проработала в ней всю жизнь. И если о приколах в банковской сфере я слышу от друзей, занимающих какие-то там руководящие должности в мелких банках, то ситуацию в здравоохранении наблюдаю на протяжении всей жизни практически собственными глазами. И то, что затер Путину по телефону этот врач Хренов еще зимой (если кто помнит) – все на самом деле так и есть... даже еще хуже все. И все врачи, не трясущиеся за свои места, могут подписаться под каждым его словом. Откуда, правда, взялся сам этот Хренов врач – не понятно. И как с такой фамилией можно работать врачом – мне тоже сложно представить… ну да ладно. Видимо, у нас теперь тренд такой. Новые народные герои с такими фамилиями – то Хренов, то Навальный. И тот и другой конечно могут оказаться не понятно кем, в том числе и "утками". Но все, что рассказал Хренов врач – все на самом деле еще ужасней. В муниципальных клиниках неплохой со стажем специалист получает 10000 рублей, причем тратит нервов больше, чем может заработать денег. Когда мэр моего города говорит о средней зарплате врача в городе в 30000 р. – хочется плюнуть ему, этому мэру, в рожу... причем так от души плюнуть, харчком с соплями, не пожалеть. Естественно, что появляются частные клиники, в которых находят "реальный радикулит пятки" и разводят на бабло так, что "наперстники" на рынке отдыхают. Понятно – потому что в этих частных клиниках работают те же самые врачи, которые совсем недавно работали в муниципальных и получали там 10000 р., причем серьезно и очень больно при этом надрывали себе задницу, а теперь у них появилась возможность хоть как-то заработать. А про фармацевтические фирмы я ваще молчу. Как они разводят народ на лекарства – это отдельная тема. У меня очень хороший знакомый работал медицинским представителем. Он, конечно, получал меньше, чем его сокурсник, вовремя смывшийся из Медакадемии и ставший впоследствии менеджером в пивной компании, но бизнес на лекарствах – остается одним из самых прибыльных. Занятная инвестиционная идея – закупиться перед сезонной эпидемией гриппа акциями фармацевтических компаний и аптечных сетей, а после эпидемии – сидеть и стричь бабки. А если ВОЗ снова замутит птичий грипп – то это просто праздник какой-то... для тех, кто не поставил себе импортную прививку. Я почти убежден, что всю эту шнягу с птичьим гриппом реально замутили Западные транснациональные корпорации. И, может, действительно все идет к очередному кризису капитализма и мировой войне, и перегретая экономика Китая и quantitative еasing – уже под №мером 3 – сделают свое дело? (это вопрос). Или нас всех тупо в очередной раз имеют? Причем мы даже не можем понять, как и с какого места. Но там, на Западе, государство, прежде чем иметь свой народ, хотя бы обеспечивает для начала этот народ каким-то жирком. У нас же по ходу дела государство имеет народ по беспределу, и даже не заботится о том, чтобы люди сами себя не уничтожили. Может, я где-то путаюсь в понятиях и вообще я в принципе не экономист, но одно я вижу точно – воруют все, а государственные структуры воруют просто какими-то нереальными масштабами. Народ дурят и обдирают. Причем как незаконно, так и законными способами. В преддверии второй волны кризиса зимой повышали налоги, сейчас сокращают зарплату бюджетникам и ни хрена не могут сделать с безработицей. Растет социальная напряженность. Короче, я для чего тут все это базарю? Конечно же я ничего нового не сказал, и все всё прекрасно знают – и про разруху в социальной сфере, и про отмывание денег в банках, и про коррупцию, и про развод народа. Еще и добавить могут, и где-то поправить. Но факт – Система прогнила насквозь вся. Может нам нужна нефть по 20 баксов, чтобы правительство сменилось? (это тоже вопрос). Но и это все равно ничего не изменит. Хрен с ним, с кризисом капитализма – нужно сконцентрировать внимание на чем-то менее глобальном. Нужно менять менталитет народа конкретно в нашей стране. Прогнило все – и государство и само общество. Нужно менять мышление людей. Нужно формировать другие идеалы в сознании. Нужно перестраивать мировоззрение. Каким образом – ваще фиг знает... Но можно хотя бы попытаться начать с себя и с воспитания детей – что бы они изначально с детства мыслили по-другому, чтобы жили по другим принципам – не по воровским понятиям, и не как волки в стае, и чтобы не ставили бабло и избыток жратвы выше общечеловеческих ценностей (таких как любовь и справедливость), и чтобы по-другому на мир смотрели. И чтобы не олигархи диктовали народу правила жизни, и чтобы не поп-культура и MTV создавали пример поведения подросткам. Чтобы – если уж с настоящим все равно уже бесперспективняк – чтобы хотя бы будущее было что ли.
P.S. Я не готов ответить ни за одно написанное здесь слово, так как государственная пропаганда работает чОтко, и я всего лишь на всего такой же элемент системы, воспринимающий не реальный мир, а спроецированную мне иллюзию.
Картинка немного устарела, но в свое время была очень актуальна. Да, она тупо стырена из интернета... Какие еще нафиг авторские права? Вы чо в ВТО собрались вступать что ли?
Сообщение отредактировал perfiliev - Понедельник, 12.09.2011, 18:59
Ты вот не задумываешься над ценами на нефть, но когда придет Пипец Пушистый и Brent упадет до 20 долларов за баррель – подумай! Что тебя ожидает?...
Так как уровень благосостояния населения резко снизится и “чисто конкретным пацанам” некого станет отжимать, то следовательно и “Уличные Крас…совки” в жиганских кафешках заказывать станет некому. Озадаченные недополучением прибыли хозяева кафешек перестанут платить за крышевание местным ментам, в результате чего, останутся совершенно беззащитными перед владельцами узбекских закусочных, которые уже давно хотели заменить раздражающий всех, орущий на улицу, шансон на еще более раздражающее всех, орущее на улицу, караоке. Но, к сожалению, а может и к счастью, владельцам узбекских закусочных не удастся воплотить свои тайные сексуальные фантазии в жизнь, потому что их быстренько утрамбуют оставшиеся без дела военнослужащие, уволенные государством за обоснованием экономической нерентабельности. Однако хозяевам жиганских кафешек все же не удастся без понтов пролететь мимо замеса, так как их придут мочить раздосадованные отсутствием отпуска на Мадьдивах жены тех самых ментов, которым они перестали платить за крышевание.
Почувствовав своей натренированной насиженной задницей, что прямо сейчас на твоих глазах скоро развернется локальный апокалипсис, ты так же заметишь, что твои руки независимо от тебя самого потихоньку начинают тянутся откручивать тарелки Sabian со стоек.
И не случайно, кстати, потому что вскоре за этими интуитивными ощущениями придет Армагедец.
И вот в результате кое-как выбравшись все же из смертельных цепких объятий разъяренных бестий с платиновыми браслетами на руках, и успев спасти от разграбления и последующей перепродажи свою родную педаль TAMA, пластик с “рабочего” и “собачку” от хета, ты окажешься на улице посреди горящих машин и летающих над головой коктейлей Молотова.
Дальше – тебе придется заняться отчаянным конверсионным само-маркетингом.
В оперный театр тебя не примут, потому что тонко настроенные уши, ресницы, гениталии и другие нежные части тела оперных певцов не выдержат грохота твоих тарелок.
Местная киностудия, сократив штат своих сотрудников до режиссера, продюсера и разнорабочего Ашота, выполняющего по совместительству функции актера, гримера и уборщика – так же откажет тебе в рабочем месте, решив, что им для музыкального сопровождения достаточно будет саунд-треков из музыкальной CD-коллекции своего молодого, но подающего надежды разнорабочего актера Ашота.
Ну и в местную, самую громкую на районе, подвальную группу тебя тоже, скорее всего, не возьмут из-за твоих понтов и неспособности бухать водку из горла бутылки.
В результате тебе придется пойти на биржу труда от своего района, отстоять там в памперсе с 3 часов утра очередь, простирающуюся до следующей биржи труда в другом районе, посмотреть на людей, которые живут хуже тебя и понять, что на ближайшие полгода все эти банкиры, риэлторы, брокеры и финансовые директора станут твоими лучшими друзьями и вместе вам всем предстоит стать самой эффективной командой персонала по очистке парковых территорий города от мусора.
Не выдержав своей гордой поясницей груза опавших осенних листьев, собранных в большую деревянную лопату, ты вернешься на биржу труда, найдешь там самую спокойную тетечку преклонного возраста и за 10 000 баксов выпросишь у нее рабочее место по своей квалификации. Но так как даже местные подвальные группы уже давным-давно не будут иметь возможности накопить себе денег хотя бы на один бутылек одеколона – то твою специальность сочтут не актуальной для рынка труда, и ты заплатишь этой тетечке еще 10 000 баксов и проведешь с ней одну ночь – после чего она неимоверными усилиями выбьет тебе рабочее место в каком-нибудь Доме Культуры на острове Двух Товарищей в Море Лаптевых. Прибыв с официальным направлением-рекомендацией на остров Двух Товарищей в Море Лаптевых, ты обнаружишь, что там нет никакого Дома Культуры, а единственную деревянную постройку местные жители продали тюленям за бочку спиртного еще в IV в. до н.э.
В отчаянии ты поплывешь на ближайшем ледоколе к Северному Ледовитому Океану в надежде попроситься за еду и теплую одежду к ученым полярникам, наблюдающим за таянием ледников.
Но так как в связи с кризисом все научные исследования будут свернуты, а экспедиции расформированы, то обвисшие сосульками полярники, оставшись без продовольствия, но с ящиком водки уплывут в поисках девочек в бикини на отколовшейся льдине на Юг – и слушать твои зажигательные латиноамериканские ритмы будет опять же некому.
Так что по прибытии на большой лед тебе придется отжигать синкопы на ударной установке посредине заснеженных холмов белым медведям и пингвинам, которых опять же специально для тебя завезут с Южного Полюса, потому что на Северном Полюсе СВОИХ ПИНГВИНОВ НЕТ.
Так что… Вот такие вот у тебя перспективки, браток.
(P.S.: но так как все суда по причине той же экономической нерентабельности будут стоять в портах и постепенно растаскиваться местными жителями на металлический лом, то тебе придется самому брать с собой белых медведей и самому везти их на Южный Полюс, либо ехать на Южный Полюс, брать с собой пингвинов и переться с ними обратно на Северный Полюс – чтобы охватить всю возможную аудиторию своих потенциальных слушателей. Либо – остаться совсем без пингвинов. А это, между прочим, целая армия фанатов)
Млин... У нас в городе проголосовали совсем не так, как власть планировала. А что в итоге? Кое что изменилось, но пока рано говорить что и в какую сторону. Однако факт - пора не просто менять правительство, а мировоззрение общества. Вопрос вовсе не праздный - как. И все же, пока я живу в России при постановке вопроса - либо я либо кто-то, всяко выберу себя. Как-то так. Максиму Николаевичу Моя страница, велкам! Мой дневник
Млин... У нас в городе проголосовали совсем не так, как власть планировала
- о! это уже такой прогресс... уже хоть что-то... С людьми, с обществом действительно надо работать, чтобы в стране что-то изменилось. Спасибо за то, что в теме .
Сообщение отредактировал perfiliev - Вторник, 27.09.2011, 18:18
Человек начинает понимать устройство этого мира – законы, по которым он существует и механизмы, которые в нем работают – только тогда, когда в его жизни что-то “ломается” и дает сбой. Только тогда человек начинает разбираться и искать причины поломки, стараясь их устранить. И только тогда человеку открываются те глубины знаний, до которых он никогда не смог бы докопаться, не столкнувшись в своей жизни с этими поломками. Поэтому абсолютно счастливый человек абсолютно ничего не может дать этому миру – он попросту не понимает его устройства, потому что не задумывается о том, по каким принципам вся окружающая его каждый день реальность РАБОТАЕТ.
Мнение людей – то, к чему в этой жизни следует относиться проще всего, потому что в большинстве случаев люди говорят не то, что есть на самом деле, и даже не то, в чем они уверенны, а только то, что им кажется. Таким образом, человек, зависящий от мнения людей, на самом деле зависит всего лишь от их иллюзий.
Мы свободны лишь тогда, когда не ставим перед собой целей. Как только мы ставим перед собой какую-либо цель и стремимся ее достигать – мы становимся ее рабами, рабами этой какой-либо собственной цели.
Понятие “невозможно” существует только в умах людей – как субъективная реальность в соответствии с теми законами, с которыми привык мыслить каждый отдельный индивид – потому что понятие “невозможно” существует только в контексте определенных законов, а любой закон, как объективно существующую реальность, можно нарушить или обойти – потому что любой закон всегда имеет границы своей применимости и степень прочности.
Уважение – это власть. А власть – как наркотик, если она есть – хоть немного – то ее хочется еще больше.
Продолжительный страх утомляет и со временем приводит к сильной усталости, которая в свою очередь затем постепенно перерождается в ненависть и ответную агрессию. Будьте осторожны, когда запугиваете людей.
Имеет ли большой смысл, соблюдать какие-либо законы и подчиняться чьим-либо правилам, если кроме человека, власть которого ограничена и может быть свергнута, их исполнение больше никто не контролирует?
Совесть – всего лишь инстинкт, заложенный Богом, или созданный кем-то еще. И чем больше совесть развита у человека, тем меньше человек способен на собственный выбор.
Желание – всего лишь инстинкт, заложенный Богом или созданный еще кем-то внутри человека. И чем чаще человек исполняет свои желания, тем меньше он способен на собственный выбор.
Музыкант, умеющий тонко чувствовать мелодические гармонии и способный передать свое настроение слушающим, подобен шаману, ведущему простых смертных к поклонению – единственному, кто знает эту дорогу.
…Настолько гениальную вещь сможет создать либо тот, кто абсолютно все знает, и намеренно нарушит все правила, либо тот, кто просто-напросто этих правил не знает, и будет руководствоваться только внутренним голосом…
Когда у человека не хватает сил, чтобы изменить себя, он пытается изменить мир; когда у него не хватает сил побороть свои недостатки, он пытается представить их, как достоинства.
Человек создает себе законы и правила поведения, от которых сам же потом и страдает, потому что не всегда может их исполнить. Таким образом, человек сам создает для себя проблемы.
Намного важнее не то, что говорит человек, а то – почему он это говорит.
Человеку свойственно называть безумием все то новое, что он не может понять.
Чем большей силой обладает человек, тем с большим противостоянием ему приходится сталкиваться – закон жизни.
Пока овцы заняты созерцанием “звездной пыли”, овцеводы преумножают свое богатство, расширяя русло кровавой реки.
“Попса” – это не стиль музыки, это образ жизни и образ мышления.
Власть одного кровавого диктатора держится на безмолвии тысячей рабов.
Глядя на молодых ребят, еще совсем юных, с искалеченной психикой, которым пришлось пройти ужас войны, все же хочется сказать: очень плохо, когда человек не отдает себе отчета в своих поступках и не может ответить на вопрос – за что же все-таки он идет на войну и за что он идет убивать других людей. Ведь убийство никогда не сможет оправдать ни одна идеология и, тем более, политика. А любая система рано или поздно начинает работать только лишь сама на себя.
Сексуальная революция приводит к разврату – разврат убивает способность человека к самоконтролю – отсутствие самоконтроля уничтожает и извращает понятие брака – разрушаются семьи, разрушаются судьбы, человек теряет способность любить и понимать других людей, человек превращается в животное, жестокое, ненасытимое и живущее исключительно по инстинктам, человек перестает быть человеком – зло. Такова очередная стратегия сатаны XX и XXI века.
Прежде, чем начинать борьбу со злом, вначале узнай, что же в действительности есть зло, и по какую сторону баррикад оно на самом деле находится.
…Беги, беги, беги. Не останавливайся. Беги, пока у тебя есть дыхание. Беги, пока ты можешь бежать. Беги, не оглядываясь. Потому что если ты остановишься и в изнеможении упадешь на землю, потом у тебя уже не будет сил подняться и продолжить свой бег… …Но прежде, чем начать его, сядь и подумай, хорошо ли ты изучил путь своего следования…
…Ты видел перед собой книгу, и чья-то рука писала в ней пером твою судьбу, и ты подумал, что все, что происходит с тобой предначертано Кем-то изначально. Но ты ошибся. Та рука – она всего лишь записывала за тобой твою жизнь, отмечая твои дела и поступки, которые ты когда-либо совершил. Ты человек и ты сам творишь свою историю, и кто-то где-то заносит эту историю в архив… …Сейчас перед тобой белый лист, и чьи-то пальцы в ожидании сжимают перо, готовясь сделать новые записи в очередной главе твоей книги, которую ты пишешь сам…
…Я намеренно накрыл тебя покрывалом, чтобы свет от твоей собственной славы не слепил тебе глаза – чтобы ты видел дорогу – чтобы ты мог идти по ней дальше, а не стоять на одном месте…
…Это не конец. Это всего лишь переходный этап. Они очень похожи…
…Позади война, впереди – неизвестность, позади война, впереди – пустота…
…Все в этом мире живет по определенным законам, в соответствии с определенной системой. И люди, сами того не подозревая, являются рабами этой системы – добровольными рабами. Люди, не имея желания бороться, а, в большинстве своем, просто не осознавая этого, всегда подстраиваются под принципы той системы, которая стоит над ними. И каждый подчиняется тем правилам, которые ему навязывают, каждый приспосабливается к законам того мира, в котором живет, стремясь остаться частью системы. Но в конце каждой эпохи рождается человек, который отличается от всех остальных. Этот человек – Великий, и его сущность выходит за рамки и границы какой-либо системы. Он создан, чтобы нарушать многолетние устоявшиеся представления обо всем существующем на земле. Его ноша тяжела, как камень, брошенный в реку, а участь печальна, как слезы дождя. Он будет не в силах приспособиться к этому миру, и жить по тем принципам, которые ему навязывают. Он никогда не сможет найти себя в этой жизни и навсегда останется вне системы. И здесь мир стоит на распутье и его судьбу определяет Великий. А Великий имеет лишь две судьбы: он либо погибает, поглощаясь системой, либо – создает свою собственную систему, и вовлекает в нее остальных людей. И тогда – мир изменяется… …Это есть цикл, повторяющийся снова и снова, каждый раз – в свое время…
Думаешь, Я не забочусь о тебе?... Я забочусь о тебе постоянно… Но ты должен научиться понимать в этом мире определенные вещи… Ты думаешь, ты знаешь Меня?... Ты совершенно не знаешь Меня… Никто не знает Меня в полной мере… А Я хочу, чтобы ты научился видеть этот мир таким, какой он есть – без иллюзий, без прикрас, во всех его проявлениях… Я хочу, чтобы ты знал то, что знаю Я. И как бы трудно и больно это не было, но Я хочу, чтобы ты видел этот мир таким, каким Я вижу его постоянно… и каким Я никогда не хотел его создавать… “…И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце Своем…” Бытие – 6:6.
И Я благословлю их в начале дел их и в начале служения их, чтобы позже, когда придут трудности, они вспоминали времена благодати и уже одержанные ими победы.
Когда ты можешь делать выбор – Я даю тебе выбор… Когда ты не можешь делать выбор и твое решение уже предопределено – Я оберегаю тебя.
Видеть то, что не видят другие… Знать то, что от других сокрыто… Понимать то, что для понимания других не доступно… …Учиться смотреть вглубь… …Уметь заглядывать за горизонт… …Быть способным подниматься вверх и окидывать своим взором целиком всю эту, собранную из мельчайших кусочков, такую пеструю, мозаику мира...
…Лишь так ты научишься предугадывать будущее…
Человек в своей жизни всегда стремится к миру. Но пока в жизни человека будет продолжаться борьба, его жизнь будет наиболее значимой и будет представлять наивысшую ценность. И, кроме того – она будет выглядеть по-настоящему интересной.
Не знаю насколько рационально здесь размещать крупную прозу, так как формат сайта наверное скорее предполагает малые по объему произведения, но я попробую. Начну, пожалуй, с той книги, которая... поменьше)), была написана раньше и на мой взгляд сама по себе попроще.
Жажда Смерти.
Художник Евгения Лысенко
(так как текст довольно не маленький и к тому же писАлся относительно давно, то он может содержать ошибки)
На свет появляется новая жизнь, и мир, с нетерпением ожидавший этого события, замирает от счастья. Экзальтация, восхищение, радость. Все крутится вокруг нее – этой новой маленькой жизни. Но почему-то никто не спросил у этой жизни – хочет ли она появляться на свет.
1.
– Они придут? – спросило тихо, еле слышно – почти шепотом маленькое беззащитное существо человеческого рода, так нуждающееся сейчас в любви и поддержке. – Да, они придут, – ответила дрожащим голосом после небольшой паузы мама и прижала сильнее к груди своего ребенка. Она хотела сказать это насколько возможно более утвердительно, но ее голос сорвался. Сейчас ей самой была необходима поддержка, и самое главное – уверенность в том, что кто-то действительно придет и сможет их спасти. Она поправила покрывало, в которое была укутана и нежно накрыла им свою дочь, по-прежнему прижимая ее к груди. Становилось очень холодно, и теперь мать со своим ребенком представляли одно целое – единый организм, чувствующий боль каждой клеточки своего тела, каждого сустава, каждой конечности. – Мне страшно, – девочка потянулась своей маленькой, испачканной в грязи и крови, ручонкой и сжала одежду на груди матери. – Мне тоже страшно, – услышала она в ответ, – Но я уверена – все будет хорошо. В воздухе над головой пронеслось нечто темное – еще более, чем сама ночь – и с пронзительным криком взвилось вверх, оставляя на мрачном небе горящие следы и клубы пара. – Они здесь. Они убьют нас, – взвыла маленькая девочка и еще сильнее впилась своими тонкими пальчиками в одежду мамы. Ее тело дрожало, а на глазах выступали слезы. Она боялась и искала защиты. – Нет, не бойся. Они не тронут тебя, – пыталась утешать ее мать, так нуждавшаяся сейчас сама в утешении и защите. Она обвила руками свою дочь и прижала к груди, – Я не позволю им. – Мама, они не придут. Никто не придет. Никто не спасет нас, – плакала девочка. – Нет, они придут, – возразила женщина, – Очень скоро. Надо только подождать. Все будет хорошо. Темный ночной лес. Высокие деревья закрывали своими мощными стволами и густой листвой от безжизненного лунного света, постепенно высасывая силы и остатки какой-либо надежды из двух умирающих душ и их организмов. Ветер гулял между ветками, производя ужасающий скрежещущий шелест. Изредка где-то вдали доносились мерзкие пронзительные крики. На земле, укутавшись в покрывало, пытаясь согреться, лежала мать со своей дочерью и утешала ее. – Они придут, они обязательно придут, – говорила она, и старалась, чтобы ее слова звучали, как можно более утвердительно.
2.
– Смотрите, что это? – Что это такое? – Там человек! – Не может быть. – Как он туда забрался? – Что он там делает? – Он ведь может упасть! – Похоже, именно этого он и хочет. На холодном, мраморном, мокром от слегка моросящего дождя, а от того еще и скользком, бордюре крыши одного из высотных зданий, стоял человек. Одетый в деловой костюм, он немного пошатывался, стараясь сохранять равновесие. Полы его пиджака свободно развевались на усиливающемся с каждой минутой ветру, и держаться на ногах становилось с каждой минутой сложнее. В одной руке у него была бутылка дорогой водки, в другой – сигарета. Бледный и опухший, не в полной мере отдающий себе отчет, с развязанным на половину галстуком на шее, он смеялся, задирая голову вверх, отхлебывая иногда прозрачной жидкости из стеклянного, гладкого, приятного на ощущение для губ, горлышка. В перерывах между глотками, он затягивался сигаретой, выпуская небольшие клубы дыма, и небо, и без того застланное густыми облаками, становилось на долю мрачнее и пасмурнее, наполняясь еще и чьей-то невыразимой болью. Этот человек был пьян. Его стеклянные глаза горели злостью и яростью, одновременно с этим выражая отчаянье и абсолютную безнадежность. Он ненавидел, и в то же время ему было все равно. Он ничего не хотел знать. Он не хотел ни в чем принимать участия. И с каждым глотком и очередной затяжкой его безразличие становилось сильнее. Держа в правой руке бутылку, свободной левой рукой зажимая сигарету между двумя пальцами, человек до конца развязал галстук и выдернул его из под воротника рубашки. Он поднял его вверх, и смотрел, как тот играется на ветру, извиваясь словно змея. Сейчас ему было забавно наблюдать за этим. Последние, проведенные им часы состояли из множества таких забав. Сорок минут назад он рассматривал жестяную крышку от бутылки, восхищаясь ее красотой, которую он никогда не замечал раньше. Два часа назад он, выливая из стакана черный кофе, наблюдал за тем, как его тонкая струя ударяется о землю, разбрызгиваясь в стороны и смешиваясь с пылью. Еще раньше он сидел в парке на скамейке и в течение долгого времени любовался листочком, который умудрился сорвать с какого-то дерева. Теперь у него было достаточно времени на эту ерунду. Он уже никуда не спешил. Развлекая себя подобными мелочами, он больше не видел для себя в этой жизни ничего важного. И не знал ничего, что могло бы доставить ему удовольствие. Он сосредотачивался на простых, постоянно происходящих в этом мире, вещах, которые казались ему интересными. Сейчас он смотрел не в будущее и даже не в настоящее – он пребывал в мире воспоминаний, воспоминаний моментов, которые когда-то были для него счастливыми, а теперь стали просто… воспоминаниями. Дистанцируя от других представителей человеческого рода, боль сконцентрировала все внимание на своей персоне, профессионально и холодно замкнув пространство целого мира в самом себе, отгородив его мощным забором и колючей проволокой от иных, в основном, таких же замкнутых, миров. И этот замкнутый мир просто воспоминаний сейчас жил по своим собственным правилам. Человек выпустил из руки свой галстук и долго наблюдал за его движением в воздухе, пока тот не скрылся за очередным высотным домом. Неожиданно его взгляд приковал черный ворон, пролетевший совсем близко. Он умчался в даль, но потом развернулся и полетел обратно, как бы возвращаясь. Его огромные крылья поддерживали его на ветру, не совершая частых движений – он просто парил, кружился над человеком, восхищая своей грациозностью и вызывая желание абсолютной свободы. Его темные, слегка намокшие от дождя, перья блестели. Его огромный острый клюв рассекал воздух, а взгляд был устремлен вперед, прямо перед собой, четко сосредотачиваясь на , известной ему одному, цели. – Э-эх, птичка, как я тебе завидую, – проговорил человек, искривляя рот в маниакальной улыбке, – Но, хотя… я думаю, мне еще не поздно научиться. Как ты считаешь, а? Внизу, на земле, не желая пропускать очередное зрелище и возможность лишний раз проявить себя в воздыхании и оханье, столпилась группа людей, в основном среднего возраста. Распихивая и крича на каждого попавшегося, между ними ходил толстый сотрудник городской полиции в служебной форме и фуражке. – Чо встали! Разойтись! Никогда придурков что ли не видели? Не мешайтесь! – и уже обращаясь к своим подчиненным: – Оцепите периметр. Еще свалится кому-нибудь на голову. Сколько он там стоит уже? – Минут тридцать, – ответил кто-то. – Показное самоубийство, мать его так. Кто он? – Неизвестно, товарищ лейтенант. – Замечательно. Сержант! К толстому полицейскому подбежал другой – тощий, но тоже в форме. Его лицо было бледным, а сверкающие глазки выражали волнение и явное нежелание общаться со старшим по званию. – Сбегай, сними его от туда, – приказал старший. – Но… – Никаких «но». Ты у нас лучше всего с людьми общаться умеешь. Прояви свои психологические способности. Поговори с ним. – Слушаюсь, – подчинился молодой сотрудник, и в расстройстве и еще большем волнении побежал ко входу в здание, – Вот срань, опять влип. Так и знал, – ворчал он про себя, не представляя, как он будет разбираться с этим делом. А толстый полицейский по-прежнему ходил, орал на всех и отдавал приказания. Забавляемый вниманием толпы, так желающий смерти, молодой человек продолжал лакать водку и курить сигарету, балансируя на каменном выступе крыши. – Что, хотите меня спасти, да?! Неужели, хотите? А почему же так поздно? Где вы раньше были, ублюдки? Он шатался. Движения становились более резкими и менее контролируемыми. Возможностей, что он свалится просто по своей неосторожности, было сейчас на много больше, чем тех, что он спрыгнет. Самоубийца сделал еще глоток, а затем вылил оставшееся содержимое бутылки вниз, наблюдая за тем, как жидкость, разбиваясь воздухом на маленькие капельки, летит на головы стоящих внизу зевак. Затем он отпустил в свободное падение и пустую бутылку. – Там что-то летит! – крикнул кто-то из толпы, и люди с охами попятились назад. Бутылка достигла земли и разбилась вдребезги. В толпу полетели множественные осколки. Послышался чей-то визг, все быстро разбежались в разные стороны, освободив тем самым площадку для возможного падения. – Я же говорил, всем разойтись! – рявкнул толстый лейтенант, – Парни, оцепите периметр, в конце концов! К этому времени на крышу подоспел молодой сотрудник полиции. Услышав, позади себя открывшуюся со скрипом дверь, человек резко обернулся, чуть было не потеряв равновесие. – Не подходи ко мне! – заорал он и выставил перед собой руку, – Не подходи, я прыгну! – Тихо, тихо, – начал успокаивать его, бледный от страха и мокрый от волнения, сержант, – Я не собираюсь тебя отговаривать, я просто хочу побеседовать с тобой, только и всего, – объяснял он дрожащим голосом, – Я… сяду… вон там, в сторонке, – он указал место, метрах в двух от самоубийцы. – А почему это ты не будешь меня отговаривать? – немного опешил тот. – Ну... ты же ведь не хочешь этого. А я уважаю твои желания, – пробормотал полицейский, медленно подбираясь к мраморному бордюру, – Давай просто поговорим. Тебя как зовут? – А если я не хочу с тобой разговаривать? – Ну, зато я хочу. Я хочу с тобой поговорить. Как тебя зовут? Меня, например… – Неважно. Я не хочу с тобой разговаривать. – Почему? – А зачем? – Ну, просто. Хочешь курить? – немного растеряно предложил трясущийся от волнения сержант. К этому времени он уже сидел на бордюре и медленно, по возможности, незаметно сокращал дистанцию между своим собеседником. – Нет, не хочу. Я больше ничего не хочу, – ответил тот. – Ну, как же так. Человек всегда чего-нибудь хочет. Желания свойственны человеку, – продолжал сотрудник полиции, – Знаешь, я понимаю тебя. – Нет! – заорал молодой человек. – Ты ни чего не понимаешь! Ты не можешь меня понять! – От куда ты знаешь? Тебе ведь не неизвестна моя жизнь, – парировал сержант, – Может, я тоже когда-то стоял на крыше, как и ты. Ты ведь не можешь знать этого. – Верно, – последовал через некоторое время растерянный ответ. – Знаешь, в жизни случается много не правильных вещей, – молодой полицейский медленно сокращал дистанцию, – Но скоро все изменится. Ты даже сам этого не заметишь. Так всегда бывает. Черная полоса – белая полоса. Все изменится очень быстро. Пойми, жизнь продолжается. – Да, – ответил ему уже не вменяемый, с глазами полными отчаянья и боли, человек, – И это самое ужасное. Он медленно наклонился вперед всем телом, и с расправленными в стороны руками, словно парящий орел, камнем полетел вниз.
3.
Увлекаясь происходящими на крыше здания событиями, делая ставки на жизнь пьяного самоубийцы, мало кто заметил одного странного молодого человека, явно заинтересованного во всем этом деле и, судя по всему, принимающего в нем определенное участие. Собственно говоря, в этом человеке не было ничего необычного: заурядный темный костюм с белой рубашкой, вполне приличная прическа и ничем не выделяющееся, довольно приятное, лицо. Он полностью сливался с толпой, не проявляя себя никаким образом и не обращая на себя ничьего внимания. Одно только отличало его от всех остальных зевак – небольшая черная рация, по которой он время от времени осуществлял связь. Его легко можно было принять за очередного сотрудника городской полиции или за спасателя, или еще за кого-либо. Но только за все время своего пребывания на объекте, он ни разу даже не заговорил с представителями тех или иных структур – он ничего не спрашивал, ничего никому не объяснял, ни с кем не совещался, даже более того – он не командовал, не просил народ разойтись, ни на кого не кричал. Он просто делал свое дело, и, создавалось впечатление, что он знал, что делал. Но он работал не с системой, он работал отдельно, он был вне ее. Однако, как уже было сказано, мало кто обратил внимание на этот факт. За исключением, разве что, лейтенанта полиции, обязывающего по роду своей деятельности, подмечать различные мелочи и разбираться в людях. “Кто это такой?” – задумался он на мгновение, пристально приглядевшись, но тут же был отвлечен кем-то из своих подчиненных. А молодой человек, тем временем, спокойно занимался своей работой. – Объект сбросил бутылку, – передал он по рации. – Вас понял. Ситуация под контролем. Все в порядке, – послышался ответ. На крыше противоположно стоящего здания с биноклем в левой руке и рацией в правой находился еще один сотрудник неизвестной службы. – Кто сказал, что все в порядке? Объект пьян и еле держится на ногах. Он плохо контролирует свои движения, – возразил он. – Не беспокойтесь, у нас уже все готово. Объект будет жить, – послышался треск в динамике, – Сообщите, если что-то изменится. – Вас понял, – успокоился человек с биноклем и в эту же секунду: – Внимание! Ситуация изменилась. На крыше молодой сотрудник полиции. – Вас понял. Сохраняйте постоянную связь. Передавайте о любых действиях обоих. – Так точно… Они разговаривают. – …Сотрудник полиции сел приблизительно в двух метрах от объекта. – … Он постепенно сокращает дистанцию. Незаметно. Он хочет подобраться ближе. – …Они разговаривают. Объект спокоен. – …Он падает! Падает!!! – Вас понял. – Принимайте клиента, – скомандовал человек внизу, выходя из толпы и заворачивая за угол дома. Его работа была выполнена.
4.
Проникая сквозь прозрачное, но, тем не менее, мутное от грязи, стекло, а затем агрессивно пробиваясь между двумя шторами, яркий луч света озарял небольшой письменный столик и все предметы, находящиеся на нем. В частности, это были: опрокинутая на бок с остатками спиртного бутылка, грязный граненый стакан, пепельница со всем ее содержимым, одиночные окурки, по воле судьбы не попавшие в пепельницу, клочки бумаги, ручки, карандаши и Библия. Письменный столик стоял довольно близко к кровати, на которой в абсолютно спящем состоянии, переплетаясь телами, лежали двое. Молодой мужчина, 28 лет, тяжело храпя, валялся на спине с раскинутыми в разные стороны конечностями. Сверху, словно змея, его обвивала красивая девушка, покрывая грудь и голову партнера своими длинными светлыми волосами. По всей комнате были разбросаны разные вещи, составляющие список обыденного и естественного пребывания человека, но обычно находящиеся на своих законных местах. Нарушение привычного интерьера производило беспорядок, среди которого где-то валялась верхняя и нижняя одежда любовников. На стене, совершенно нетронутыми, в отличие от других предметов, висели круглые симпатичные часы, показывающие точное время – 15:45. Обращая внимание на этот и на другие, трудно не заметные для здорового глаза, моменты утреннего (а точнее, уже дневного) состояния, сложно было не предположить, хотя бы, что происходило ночью в этой квартире. Неохотно пробуждаясь от затянувшегося сна, тяжело приподнимая стальные веки, молодой человек зашевелился и медленно открыл глаза. Совершив еще несколько невероятных усилий, он с трудом поднял голову и без особых эмоций посмотрел на то красивое тело, которое лежало на нем сверху. Опустив голову, он снова закрыл глаза и подчинился безоговорочной власти похмельного дрёма. Через пару минут он резко очнулся, также резко привел свою голову в стоячее положение и уже с целым букетом различных и противоречивых эмоций уставился на свою любовную партнершу, которая к тому времени тоже начала просыпаться. Минуты две молодой человек с неподдельным удивлением и не перебиваемым интересом рассматривал то, что находилось на нем сверху, затем откинул голову на подушку и невероятно естественно скривился, выражая одновременно боль и отвращение. – О, Боже! – простонал он, начиная припоминать события прошедшей ночи. – В чем дело, милый? – отозвалась девушка, протирая заспанные глаза, и медленно садясь на кровати. – Кто ты? – последовал чрезмерно некорректный вопрос. – Как кто? Я Люся. Ты не помнишь? Молодой человек тупо уставился на свою новую подругу. – Мы познакомились вчера в клубе. А потом поехали к тебе. – Дак я у себя дома? – По крайней мере, у тебя есть ключи от этой квартиры. Мужчина оглянулся вокруг в надежде отыскать знакомые ему вещи. – Ты совершенно не умеешь пить, Викториус. Викториус откинул голову на подушку, и устало опустил веки. Сколько истины было в этом утверждении! Последовала продолжительная пауза. Зевая и потирая глаза, девушка сидела на кровати и смотрела на своего партнера, в ожидании, когда тот придет в чувства. Закончив долгое и упорное восстановление памяти, молодой человек с трудом поднял руки и провел ладонями по лицу. – Убирайся, – спокойно произнес он. – Что? – переспросила Люся. – Я сказал – убирайся. – Что ты сказал? – еще раз повторила свой вопрос недоумевающая девушка. Мужчина поднял голову и уже на повышенном тоне сквозь зубы процедил: – Я сказал – убирайся! Ясно? Еще раз повторить? – Скотина. Ублюдок, – через некоторое время с яростью выпалила молодая девушка, сверкая злобными глазами, полными обиды и разочарования. – Будь ты проклят, урод! – завизжала она, уже поднимаясь с кровати и начиная собираться. Наблюдая за своей бывшей партнершей по сексу, искренне сочувствуя и также искренне испытывая к ней отвращение, молодой человек все более подробно вспоминал произошедшие с ним события, одновременно пытаясь анализировать свои действия. Одевшись довольно быстро, без лишних слов, обманутая девушка вылетела в прихожую. – Открывай! – закричала она. Викториус встал с постели, подошел к двери и повернул ручку замысловатого замка. – Люся, прости меня, – произнес он. Обиженные, наполненные разочарованием, но старающиеся выражать сильный и независимый вид, глаза с ненавистью посмотрели ему в лицо. – Будь ты проклят, – услышал он в ответ, и дверь с силой захлопнулась. – Не беспокойся, буду, – заметил уже самому себе Викториус. Закрыв прочнее деревянную дверь, молодой человек прошел в комнату и оглядел царящий вокруг беспорядок. Медленно подойдя к письменному столику, он сел на кровать и уставился на серебряный крестик на цепочке, в шутку опущенный в граненый стакан с водкой. Этот многозначительный жест веры в полной мере выражал состояние религиозности и отношение к ней. – Ну что, тебе так же весело, как мне? – обратился мужчина к миниатюрному распятию, – Как странно, что ты позволил дожить мне до утра, – он вынул крестик из стакана и начал пристально разглядывать с легкой ухмылкой на лице. Затем он положил его на стол и пошел в ванну приводить себя в порядок. Первое, что Викториус обнаружил, посмотрев в зеркало, это отсутствие густой бороды, ранее покрывавшей его лицо. Он побрился совсем недавно – вчера, перед тем, как пойти в клуб, в котором и встретил ту самую девушку по имени Люся. Странное чувство сейчас испытывал этот молодой человек. Казалось, с исчезновением бороды, была прервана сама жизнь, точнее ее образ, стиль. А вместе с этим ушла и сила, и желание жить. И, самое интересное – ушла вера, которая поддерживалась и сохранялась на протяжении многих лет невероятными усилиями. Викториус сбрил бороду, и это было не просто изменение стиля, это был символический акт, значение которого растолковывается достаточно недвусмысленно. Умывшись, Викториус вернулся в комнату, и случайно наткнулся на, висящую на зеркале, картонную табличку с философской надписью: “Тот, кто ищет истину, однажды непременно найдет ее, но будет ли он счастлив от встречи с ней и не постигнет ли его разочарование”. Он не помнил когда и как, она оказалась здесь, но смысл ему понравился. Неожиданно зазвонил телефон, и молодой человек медленно поплелся в коридор. – Да, – ответил он хриплым, еще не до конца проснувшимся голосом. – Викториус, в чем дело? Почему ты дома? – это была мама. – Привет, мам. – Что с твоим голосом? – Я только встал. – Что? Время – пятый час. – У меня была трудная ночь. – Что-то случилось? – Нет. – Почему ты оставил священство? Этот вопрос не понравился Викториусу. Именно его он боялся больше всего. Отчасти из-за того, что ответ на него было очень долго и трудно объяснять. – Это очень долго и трудно объяснять, мам. Давай не сейчас. – Что с тобой происходит? – Ничего, я потом все расскажу, – нужно было заканчивать этот нудный и бессмысленный разговор, – Давай только не сейчас, я еще не проснулся. – Я заеду к тебе после работы. – Хорошо. – Все в порядке? – Да. – Я приеду. – Да, да, обязательно. Все. Пока. Мама не успела сказать слова прощания, а телефонная трубка уже лежала на рычаге. Викториус прошел в комнату, лег на неубранную до сих пор постель, и, взяв в руки маленький серебреный крестик, принялся его разглядывать, рассуждая о значении данного религиозного атрибута в своей жизни. Он лежал так некоторое время, вспоминая прошлые года, и в противовес им – недавнюю ночь и сегодняшний день. Он размышлял также о будущем, уделяя этому даже еще больше внимания. Его пугало будущее. Его пугало настоящее. Но сейчас он хотел сделать вызов своим страхам. Он хотел быть абсолютно свободным. Он был невероятно зол и безрассудно сильно желал как-то выразить это. Если бы он пошел на компромисс с Чьей-то высшей волей, противореча своим желаниями и амбициями, ему было бы обидно, что его злость так и не была реализована. Ему было бы обидно, что его злость ни для кого не является важной, и, самое главное – ему было бы обидно, что его злость навсегда так и осталась никем незамеченной. И это перекрывало всякий страх и чувство разумного опасения в своих действиях. – В конце концов, какая разница, окажусь я в аду днем раньше или днем позже. Это разве имеет значение в свете такого явления, как вечность? – заключил он, пристально вглядываясь в распятие. Викториус встал, зажимая крестик в руке, и направился в ванну. Он закрыл дверь, заткнул пробкой слив, и медленно раскрутил два крана с горячей и холодной водой, установив термодинамическое равновесие. Затем он взял с полки бритвенный станок и вытащил из него лезвие. Потом он залез в ванну, и принялся психоделически наблюдать за тем, как она наполняется прозрачной, с оранжевым оттенком, жидкостью. В нужный момент он предусмотрительно закрутил краны, что бы в самое неподходящее время не прибежали соседи снизу. Он посмотрел на маленький серебряный крестик в правой руке и на гладкое холодное стальное лезвие в левой. С чувством жалости, расставания и определенной потери, Викториус положил крестик на мокрое ребро ванны, и взял лезвие в правую руку. С ехидной и самовлюбленной улыбкой он посмотрел на распятие, висящее прямо перед ним на стене, и, послав в его сторону воздушный поцелуй, с силой рубанул себя по венам на запястье. Алая кровь хлынула сквозь поврежденную, но еще живую ткань, и начала смешиваться с водой, окрашивая ее в соответствующий цвет. Бывший священнослужитель Вселенской Церкви, молодой пресвитер Викториус Малочевский, лежал в ванне, до краев наполненной водой, и истекал кровью, с интересом наблюдая за своим состоянием. Он все больше слабел, ему становилось холодно, а голова сильно кружилась. Он больше не отдавал отчета своим движениям, и постепенно начинал терять сознание. Последнее, что он услышал – это сильные толчки в дверь, последнее, что он смутно увидел – как некий странный молодой человек врывается к нему в ванну.
5.
Одетый в ярко белый просторный, рваный и испачканный кровью, балахон, Викториус стоял на узком деревянном мосту, непонятным образом протянутом через темную бесконечную пропасть. Эта непонятная, ужасающего вида подвесная переправа была настолько ветхой, что в воздухе отчетливо ощущались запахи гниения древесных волокон, а многочисленные дыры и сломанные доски в некоторых местах вселяли уверенность страха и отсутствия каких-либо шансов добраться до хоть сколько-нибудь твердой поверхности. Викториус, совершенно не понимая того, как и, собственно говоря, где он оказался, как можно сильнее вцепился руками в дряхлеющие распускающиеся веревки, и огляделся по сторонам. Его удивленному взору открылась невероятно странная и не особо обнадеживающая картина. Вокруг не было ничего – только все проникающая темнота, ощущаемая физически рецепторами кожи, как будто не являющаяся следствием отсутствия света, а, наоборот, являющаяся причиной отсутствия его. Освящаемый непонятным образом, деревянный подвесной мост раскачивался на усиливающемся с каждой минутой ветру, заставляя без каких-либо сомнений поверить в возможность перевернуться на нем. Над головой священника раздались чьи-то животные пронзительные крики, заставившие его содрогнуться всем телом и начать метаться по сторонам. Чувствуя невероятно бешеное биение собственного сердца, Викториус медленно сел между двумя дряхлыми веревками и посмотрел наверх. Сливаясь с темнотой, и большинство времени оставаясь незамеченными, вокруг моста кружили странные серые существа с зелеными глазами, костлявыми полупрозрачными крыльями и длинными блестящими когтями на задних и передних лапах. Тяжело дыша и почавкивая слюной, они летали в поисках добычи и, как видно, нашли ее. – Еда! – завизжал один из них и стремительно ринулся на священника. Сердце, и без того разогнавшееся до невероятной скорости, заколотилось еще сильнее, и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. В невероятном ужасе, едва не задыхаясь, Викториус сидел на мосту, держась руками за веревки, и готовился к встрече. Существо приближалось, и необходимо было что-то сделать, возможно, оказать сопротивление или просто убежать, но единственно, на что хватило пресвитера – зажмурить глаза и ожидать своей участи. В последний момент, когда чудовище было всего лишь в паре локтей от своей жертвы, и оставались, буквально, мгновения, священник усилием воли открыл глаза, и увидел, как разъяренное, жаждущее плоти существо было отброшено в сторону еще кем-то. Этот кто-то, с ног до головы белый, испускающий тусклый, неясный свет, с мечом в руке, повис в воздухе, медленно взмахивая массивными крыльями, и обратился к Викториусу. – Ты должен идти вперед, – единственное, что он сказал и, не задерживаясь ни секунды, тотчас умчался куда-то. Теперь священник увидел вокруг себя множество огромных существ, сражающихся друг с другом. Светлые воевали с темными, пытаясь отогнать стервятников от пресвитера. – Не дайте им приблизиться к человеку, – прозвучала от куда-то команда, и светлые воины окружили Малочевского плотным кольцом, накладывая друг на друга свои могучие крылья. – Иди вперед, – прозвучало из их среды. Викториус поднялся на ноги, держась за веревки, и медленно пошел по старому прогнившему мосту. Стая светлых воинов, обволакивала его словно облако, перемещаясь с каждым его шагом. Серые существа то и дело наносили удары по плотной защите, пытаясь отобрать свою добычу. – Он наш, – агрессивно кричали они, как будто голодавшие уже долгое время, с невероятной силой жаждущие насыщения. Претерпевая страх, сковывающий любые движения, и невероятную, неизвестно от куда взявшуюся усталость, пресвитер шел по странному ужасающему ветхому мосту, конца которого он не видел. Только сейчас он обратил внимание на то, что был сильно изранен, окровавлен, и его тело ныло от боли. – Что-то уж больно знакомая ситуация, – заметил он, осторожно ступая на очередную доску. Пройдя несколько локтей, Викториус с ужасом обратил внимание на дыру в мосту, оказавшуюся прямо перед его ногами. Она была не особо большая, но сейчас, в подобном состояние, когда любой шаг давался с огромным трудом, это казалось непреодолимым препятствием. Через дыру можно было легко перепрыгнуть, но проблема заключалась в том, что через нее все-таки необходимо было именно перепрыгивать. Малочевский остановился и посмотрел вниз. Он не увидел ничего, кроме темноты, в которую ему предстояло упасть в случае неосторожности. Он не мог совершить этот прыжок. Ему не хватало сил и контроля над собственным телом, порабощенным страхом. Ему казалось проще и удобнее оставаться на месте. Ему надоела эта ситуация, она была слишком сложной. – Иди скорее! – прозвучало из стаи светлых воинов, до сих пор защищавших его от настырных, жаждущих плоти, стервятников. – Я не могу, – тихо произнес Викториус, – Я не хочу, – он посмотрел вперед, – Да и где конец этого идиотского моста. Он бесконечен! – не видя ничего, кроме четырех веревок и кучи гнилых досок, удаляющихся куда-то в неизвестность, не слыша ничего, кроме животных, раздирающих сердце, визгов, клацанья железа и сильнейших ударов, священнику хотелось поскорее прекратить все это, даже ценой собственной жизни. Собрав всю свою волю и энергию, пресвитер отшагнул назад и прыгнул через дыру, словно через огромную пропасть. Он оступился, приземлившись на треснувшую сырую доску, и не успел опомниться, как уже висел над бездной, держась только одной рукой за распускающуюся веревку. неведомая сила тянула его вниз. Но в противовес ей что-то кричало внутри: “сопротивляйся, вылезай наверх”. Викториус пытался ухватиться второй рукой за веревку, но это было почему-то очень сложно. И в этот момент, он осознал, что меньше всего хочет продолжать сражаться за свою жизнь. Намного проще казалось сейчас умереть, отдаться в руки этих безжалостных, страшных голодных существ, или упасть вниз, не задумываясь над тем, что там находится. – Вылезай! – яростно кричали светлые воины, продолжая стойко отбивать нападки противника, – Ты должен дойти. Викториус висел над безызвестностью. Его тело болело, и больше всего болела рука. Он устал, и больше всего устала рука. Он жаждал чьей-нибудь помощи, вцепившись онемевшими пальцами в нижнюю веревку моста. Он хотел закончить эту бессмысленную, как ему казалось, борьбу за существование. Священник надменно улыбнулся, и тонкие, раскрасневшиеся от напряжения, пальцы, расцепились, намеренно выпустив последнюю нить, связывающую с жизнью. Малочевский камнем полетел вниз. Густая всепоглощающая тьма теперь имела возможность вдоволь насладиться своей добычей.
Викториус открыл глаза и увидел перед собой человека в темном костюме. Малочевский лежал на диване в собственной квартире. Его левая рука была перевязана. Тело накрыто одеялом. – С возвращением, святой отец.
Сообщение отредактировал perfiliev - Вторник, 01.11.2011, 17:49
На высокой, немного узкой и невероятно мягкой кровати, напоминающей хирургическую койку, лежал человек. Одетый в просторную светлую пижаму, он практически сливался с необыкновенно белой комнатой, интерьер которой состоял из раковины, унитаза и той самой невероятно мягкой кровати, стоящей прямо посередине. Помещение напоминало одиночную камеру для больных шизофренией – светлое, просторное, никакой мебели, кроме санузла и постели, никаких абсолютно предметов. Человек открыл глаза и тут же зажмурил их. Немного яркий, хотя и матовый, но все же непривычно белый, свет слепил. Человек просыпался, потихоньку привыкая к характеру освещенности, то приподнимая, то опуская и снова приподнимая веки. Наконец, он окончательно пришел в чувства, и, удивленный, медленно сел на кровати. Окружающая обстановка, казалась ему довольно странной и необычной. Он не помнил, каким образом очутился здесь и не знал, что это, вообще, за место. Это немного пугало. Последние обрывки памяти, восстановленные в разуме – крыша, бутылка водки, сотрудник полиции, приближающийся асфальт – больше ничего. Первое, что пришло в голову – психиатрическая лечебница, судя по всему, очень дорогая, потому что камера одиночная. Но почему? Как он выжил? И если это частная больница, то кто заплатил? И этот невыносимо яркий белый свет. Он скорее сведет с ума здорового, чем вылечит больного. Тогда где он? Человек встал и огляделся по сторонам. Никакой мебели, только кровать, на которой можно лежать сутками, не просыпаясь. Он медленно подошел к стене и потрогал поверхность – вся комната была покрыта плотным мягким материалом. Он посмотрел вниз – голые ступни ног стояли на еще более мягком, похоже шерстяном, но необыкновенно приятном для осязания, ковре. Этот ковер был расстелен по всей площади пола. Затем он посмотрел вверх и обнаружил, что люминесцентная лампа, дающая приятный матовый, хотя и яркий, свет, встроена в потолок. При всем желании на ней просто не за что было зацепиться. Немного разочаровавшись, человек направился к санузлу. Умывшись и справив свои нужды, он обнаружил, что все – раковина, кран, смеситель, унитаз были покрыты тем же материалом, что и стены. Это привело к окончательному выводу – психиатрическая лечебница. Но он хотел есть и хотел бы выбраться наружу, поговорить с лечащим врачом. Каким образом ему сообщить о своих просьбах и желаниях? – нигде не было двери. Нигде не было кнопки вызова. Возможно, где-то расположена видеокамера. Но где? Кто-нибудь, вообще, знает о его состоянии, кто-нибудь наблюдает за ним? Побродив немного в раздумьях по комнате, пытаясь найти хоть что-нибудь, человек, в конце концов, вернулся к своей кровати, и без каких-либо эмоций откинулся на ней, в надежде полежать, спокойно подумать и восстановить память. Все равно здесь больше нечем было заняться. И, кроме того, сильно тянуло в сон. Видимо, еще не прошло действие успокоительного. Спустя некоторое время открылась дверь в самом неожиданном месте. В комнату вошел мужчина лет тридцати пяти с темными короткими волосами, худощавый, среднего роста. Его лицо было спокойным и как будто сияло, излучая некую невидимую положительную энергию. Возможно, так просто казалось из-за его приятной, не широкой улыбки. Но это был не врач. На нем не было халата, а только темный костюм и белая рубашка с галстуком. – С добрым утром, Лиус Кварион, – обратился он, подойдя к койке и протянув руку. Человек в пижаме сел, пожал руку и принялся разглядывать незнакомца. – Вы позволите, я присяду? – спросил тот. – Конечно. – Как вы себя чувствуете? – Неплохо. Только есть хочется. – Ну что ж, тогда прошу к столу, – незнакомец встал и жестом пригласил молодого человека к выходу.
Прохаживаясь после трапезы по просторному коридору, больше напоминающему отсек какого-то космического корабля, Лиус Кварион наконец-то мог задать кучу накопившихся у него вопросов. Но он не спешил делать этого. Он просто шел и наслаждался присутствием этого странного человека, изучая каждый его шаг, каждое движение, изучая его лицо, манеру говорить, мимику. Что-то необычное было в этом мужчине, но в тоже время успокаивающее и не пугающее. И, кроме того, так долго уже к нему никто не проявлял подобного внимания. – Как вам еда, Лиус? – мягко спросил он. – Спасибо, все было очень вкусно. – Как голова, не кружится? – Да нет, вроде, все в порядке. – Вы испытали действие не совсем обычного биологического вещества. Не удивляйтесь, если в течение нескольких дней у вас будет кружиться голова, или поскакивать давление. Кварион внимательно посмотрел на своего собеседника и спросил: – Что это за место, доктор? новая лечебница? Частная клиника? – Почему вы называете меня доктором? – улыбнувшись, ответил мужчина. – А разве я не в психиатрической больнице? – немного удивился Лиус. – Совсем нет. Кварион покосился на странного незнакомца. – Тогда где же я? – Сейчас все узнаете. Они зашли в комнату, до потолка заставленную всякой электроникой и цифровой техникой. На стене висел огромный плазменный экран, отображающий некую диаграмму. По горизонтали были отмечены года, по вертикали – непонятное количество определенных случаев. Мужчина взял в руки небольшую стержневую ручку, нажал кнопку, после чего на экране пошел ролик, продолжая выводить диаграмму на первый план. – Это статистика самоубийств по всему миру, – принялся рассказывать незнакомец, – В среднем их число составляет 25-35 случаев на 100 тысяч населения. Естественно, что эти цифры сильно варьируются в разных странах в зависимости от общественного мнения и законодательного отношения. Где-то такие явления преследуются юридически, где-то же, наоборот, считаются неотъемлемой частью культа и религиозной жизни. В некоторых странах число суицидов довольно низкое – 10 случаев на 100 тысяч населения, в других же достигает 60-70 на 100 тысяч. Основные причины: неразделенная любовь, собственная несостоятельность, одиночество и, самое интересное – отсутствие смысла в жизни. Отдельным пунктом стоит – культовый обряд. В интеллектуальных кругах, среди людей, способных к рефлексии и самоанализу, количество самоубийств обычно выше, чем у категорий людей, скажем так, среднесоциального статуса. Большинство самоубийц – не являются душевнобольными. Процент психов среди таких людей равен проценту среди остальных людей. В основном, каждый человек хотя бы раз в жизни в определенных обстоятельствах задумывается над тем, чтобы совершить самоубийство. Это один из самых простых способов покончить со всеми проблемами. Ежегодно статистика суицида увеличивается. Лиус смотрел в глаза своего собеседника. Он не совсем понимал, что от него требуется, но его взгляд был совершенно спокойным и абсолютно безразличным, как будто ему читали курс квантовой механики. Однако все же он был не в состоянии скрыть некоторую долю удивления, которую при желании можно было легко прочитать на его лице. – И что дальше? – спросил Кварион, – Я не понимаю. Если вы не доктор, то – что все это значит? Наступила небольшая пауза, после которой мужчина в темном костюме продолжил. – Я видел людей, у которых родные или близкие кончали жизнь самоубийством. Я видел жен и детей, рыдавших над телами своих супругов и отцов. Я наблюдал за тем, как в дальнейшем бедно и сложно развивались такие семьи. Я разговаривал с уже потом взрослыми детьми, которые говорили, что ненавидят своего отца, за то, что тот их оставил. Я видел матерей, обнимавших ноги своего повесившегося ребенка. Я видел, как потом эти матери сходили с ума или вешались вслед за ними. Поверьте, я видел столько страданий, что хватит на несколько поколений вперед. Я знаю, что это такое. – Вы пытаетесь меня в чем-то убедить? – Лиус твердо поставил своим взглядом психологический барьер, преодолеть который было практически невозможно. Он не собирался открывать кому-то свою душу, тем более человеку, которого впервые видел в своей жизни. – Я не хочу вам ни чего доказывать, Кварион. Я также общался и с теми людьми, которые подобно вам вешались, травились, вскрывали себе вены, прыгали с большой высоты. Я знаю, сколько боли находится в вашем сердце. Ее настолько много, что она перекрывает основной человеческий инстинкт. Но я также знаю, что самоубийство – это зло, это неправильно, этого быть не должно. – Кто вы такой, чтобы судить об этом? – Лиус смотрел в глаза своему странному собеседнику, пытаясь подавить его взглядом, защищаясь тем самым от предлагавшейся ему помощи. – Это истина, – ответил мужчина. – Что? Истина относительна. – Нет. Истина абсолютна. – У каждого своя истина. Наступила пауза, в продолжение которой мужчина в темном костюме и молодой человек упорно смотрели в глаза друг другу, не желая уступать победу в этой психологической борьбе. – В любом случае, я не совсем понимаю, где я нахожусь, – наконец произнес Лиус, не отводя взгляда. – Вы там, где вам могут помочь, – ответил мужчина. – Я не нуждаюсь в вашей помощи. Что вы можете сделать? Поговорить со мной? Устроить консультацию с психологом? – Я даю вам шанс. – Шанс, что бы умереть? Еще один? Будьте спокойны, я разумно использую его. Человек в темном костюме смотрел в глаза своему собеседнику и по-доброму улыбался. Он молчал несколько минут, изредка моргая глазами, и вертя ручку между пальцами. – В таком случае, я хочу предложить вам работу, – наконец произнес он. Кварион удивился. – Работу? Мне? Мужчина нажал еще кнопку на пульте управления, и на экране появилась карта Земли. – Я основатель некой подпольной организации, до сих пор являющейся неизвестной большинству людей в этом мире. Мы занимаемся наймом таких… отмороженных людей, как вы. Знаете, что это? – спросил он, ткнув ручкой в область на карте. – Бермудские острова? – Вы, я думаю, наслышаны о тех, явлениях, которые там происходят. Лиус неуверенно закивал головой, до сих пор не понимая, что от него требуется. – Верите? – Частично. – Придется поверить полностью, мой друг. Подобных мест на земле существует еще несколько десятков, просто о них никто не знает. Некоторое время назад мы получили очень странный электромагнитный сигнал. Хотите послушать? Кварион пожал плечами. Мужчина в темном костюме выдвинул клавиатуру компьютера и задал команду. В динамиках акустической системы начали раздаваться странные звуки, похожие на всхлипы и сдавленные крики о помощи. На экране появилась запись, напоминающая видео-проекцию при УЗИ-исследовании. Сложно было различить, но, похоже, это были мама с дочерью-подростком, прижимающиеся друг к другу. Их крики и стоны становились все сильнее и отчетливее. Они умоляли спасти их. Запись кончилась. – Что это? – спросил Лиус. – Очередной бермудский треугольник. Лиус долгое время молчал. – Чем я-то могу помочь? – Вы автомеханик. И вы очень хороший автомеханик. – Я предприниматель. – Да, я знаю. Собственная автомастерская. Но вы начинали с простого механика. – И что? Мужчина улыбнулся и принялся объяснять. – Люди, способные на самоубийство, обладают одним интереснейшим качеством. Они практически не боятся смерти. Они, вообще, практически ничего не боятся. По большому счету, это идеальные солдаты, готовые пожертвовать своей жизнью. Нам нужны подобные специалисты в различных областях. Мы ведем наблюдения за потенциальными самоубийцами. В нужный момент мы спасаем их и предлагаем работу, как вам сейчас. И нам требуется хороший автомеханик. – Вы собираетесь спасти этих женщин? – спросил Лиус. – Да. – А государство знает о вашей деятельности? Почему бы не отдать это дело спецслужбам? Мужчина в темном костюме снисходительно улыбнулся. После небольшой паузы он пояснил. – Это место, как я уже сказал, сродни бермудскому треугольнику. Однажды в подобный район правительство выслало отряд спецназа. Через пятнадцать минут после высадки в точке назначения с ними была потеряна всякая связь. И до сих пор неизвестно, что с ними произошло. Все, кто там оказывался, исчезали без вести. Поймите, мы имеем дело не с людьми, а с какими-то другими, неизвестными для нас, силами. Как только спецслужбы увидят координаты данной местности, они сразу же потеряют к этому делу определенный интерес. Конечно, правительство не оставит проблему без внимания и будет как-то ее решать, но это займет очень много времени. Длительная подготовка, исследования, планы операций, ученые. Вы же знаете. Спасти людей необходимо сейчас. И еще одно. Мужчина пристально посмотрел в глаза Лиуса. – Это не радиосигнал. У тех женщин нет рации. Это чьи-то мысли. Кварион улыбнулся. – Я не верю в эту мистику. – Почему? – поинтересовался человек, продолжая настойчиво смотреть в глаза. Наступила пауза. Кварион перевел взгляд на экран и с усмешкой заметил. – Вы собираетесь бороться с неизвестным обычными физическими способами? – Не совсем, – спокойно ответил мужчина, – Техническая сторона вопроса не так уж важна для вас. Вы можете отказаться, если не хотите. Тогда мы сотрем из вашей памяти отдельные воспоминания и отпустим. Здесь никого не держат насильно, – затем он наклонился по ближе и прошептал, – Но вам ведь все равно нечего терять. Лиус задумался. По большому счету, этот человек был прав. Альтернативу новым приключениям составляла только очередная попытка самоубийства после выхода в банальный привычный мир из этой организации. Если уж приходится проживать остатки жизни, то, наверное, вполне разумно будет попытаться сделать это как можно более интересно. – Как-то все это очень странно. И очень быстро. Я еще не до конца успел придти в себя, – проговорил Кварион, задумчиво опустив глаза. – Я понимаю, но нам необходимо спешить. – Мне нужно время, чтобы подумать. – Конечно, – понимающе кивнул мужчина. Он проводил своего гостя в новую комнату, более пригодную для жилья, и, закрывая за собой дверь, заметил: – Примите правильное решение, основанное на собственных, независимых рассуждениях, Лиус.
7.
Упругий резиновый мячик, сверху покрытый тонким слоем желтой ткани, резко отскакивал от стены, возвращаясь в руки своего хозяина, а затем вновь отправлялся в горизонтальный полет. – С возвращением, святой отец, – саркастически произнес человек, сидящий в кресле, положив ноги на письменный стол, увлеченный незатейливой, на развитие спинного мозга, игрой. Малочевский медленно открыл глаза. Он лежал у себя дома, на диване, с перебинтованной рукой, под теплым шерстяным одеялом. Его голова кружилась, чувства были немного притуплены, сильно хотелось пить. Левая кисть болела. Все было как-то странно, глупо, неправильно, да еще и незнакомый и совершенно нежданный в гости человек вальяжно сидел в комнате и тарабанил мячиком по противоположной стене. Викториус лежал несколько минут, восстанавливая картину событий в памяти, изредка оглядываясь по сторонам. Неизвестность и непонятность ситуации немного пугала, но все было как-то спокойно и тихо, и, самое главное, невероятно мирно, как будто бы он находился в полной безопасности и со старым другом в компании. На улице шел слабый, не много затянувшийся, дождик. За стенами наблюдалось невероятное отсутствие каких-либо звуков. Стрелки часов, в такт ударяющемуся о стену мячику, равномерно отстукивали секунды, но создавалось такое впечатление, будто время остановилось, и сейчас, здесь этот диван, эта комната, эта квартира казались центром вселенной, в котором происходят самые важные события, которому уделяется наибольшее из всего существующего внимание, который на данный момент находится вне мира, независимо от мира, отдельно от него. – Ты у себя дома, – произнес странный незнакомец, продолжая кидать мячик. – Да, я заметил, – отозвался Викториус хриплым голосом. Как-то невероятно точно и исчерпывающе были выражены его чувствования. Он действительно был у себя дома. Бояться было абсолютно нечего. Оставалось просто лежать на диване и расслабляться, раздумывая над произошедшей ситуацией. – Вы кто? – поинтересовался Малочевский немного с недоверием. – Хочешь пить? – спросил человек, наконец-то оторвавшись от своей игры, убирая со стола ноги и наклоняясь к дивану. Пресвитер кивнул головой. – Я принесу, – незнакомец умчался на кухню, по дороге забросив мячик в угол. Он вернулся со стаканом холодной воды и протянул его священнику. Тот сделал несколько больших глотков, после чего принялся рассматривать своего спасителя. Это был молодой мужчина тридцати пяти лет с темными короткими волосами, худощавый, среднего роста. Его лицо было спокойным и как будто сияло, излучая некую невидимую положительную энергию. Возможно, так просто казалось из-за его приятной, не широкой, улыбки. – Вы не ответили на мой вопрос, – заметил Викториус. – Я спас тебе жизнь, священник, ты должен быть благодарен мне. Если бы не я, ты бы сейчас уже жарился глубоко в аду, – подчеркнул незнакомец, садясь в кресло, – Ты ведь веришь в ад? Пресвитеру нечего было сказать. Он только ехидно улыбнулся и закивал головой. – Как вы попали сюда? – поинтересовался он. – Очень просто. Ты плохо закрыл дверь. Малочевский сильно задумался. Насколько он помнил, дверь была хорошо закрыта после ухода Люси. Ведь он сам ее закрывал. – А как вы, вообще, узнали обо мне? Человек потянулся к письменному столу и взял в руки Библию. Краем глаза Малочевский заметил, как из под рукавов пиджака и рубашки на кисти мелькнул странный округлый шрам. Не уделяя этому много внимания, священник решил, что ему просто показалось. – Ты все еще веришь в это? – спросил незнакомец, поднимая над головой Священное Писание. Пресвитер надолго задумался. Он смотрел в сторону, размышляя над тем, как бы правильнее ему ответить. – Не знаю, – наконец произнес он. Мужчина улыбнулся и кивнул головой. – Хороший ответ. Главное – искренний. Наступила небольшая пауза. – Вы… – начал и запнулся священник, – Ты… не ответил на мой вопрос. – Хорошо. Я представлюсь, – согласился человек, – Я – основатель одной организации, занимающейся наблюдением за потенциальными самоубийцами. Мы следили за тобой. Когда наступил критический момент, я вошел в квартиру и сделал то, что считал нужным. Я спас твою жизнь. Викториус улыбнулся и погрузился в размышления. – Никогда не слышал о таком, – сказал он после долгой паузы. – И не услышал бы, если б не вскрыл себе вены. – А как твое имя? – Зови меня просто – Основатель. Человек встал и подошел к окну. – Собирайся. Нас ждет машина, – произнес он. Малочевский удивленно скривился. – Машина? Куда мы едем? – Я хочу предложить тебе работу. – Работу? Мне? Но я ничего не умею делать. – Кое-что все-таки умеешь, – заулыбался мужчина. Пресвитер медленно сел на кровати. – Чем я должен буду заниматься? – Своими прямыми обязанностями, – развел руками человек, как будто бы это было нечто само собой разумеющееся. Малочевский совершенно не понимал невероятности ситуации. – Почему именно я? Незнакомец, представившийся Основателем, наклонился к священнику и многозначительно произнес. – А вот на этот вопрос, мой дорогой Викториус, ты когда-нибудь ответишь себе сам.
8.
Над бездонной пропастью, проходящей между двумя отвесными выступами скал, шириной в несколько локтей и длинной в бесконечность, уходящей за горизонт, над безызвестностью, пугающей своей неопределенностью, безжалостно засасывающей тусклый свет и отдающей взамен приглушенные неясные крики, на краю скалы сидело некое существо с яркими зелеными глазами, невероятно отчетливо светящимися в этой темноте, но, как будто, сливающимися с ней непонятным образом, как если бы они были одного происхождения. Существо покрывало себя массивными перепончатыми крыльями, с тонкими, казалось, хрупкими костями, и серой прозрачной, сильно натянутой кожицей. Его голова была наклонена к земле, а длинный, с острием на конце, хвост аккуратно подобран вокруг ног. Чудовище спокойно ожидало чего-то или кого-то, исподлобья смотря на противоположный край пропасти, размеренно выпуская из ноздрей зловонные клубы пара. На большой высоте, подобно ровной прямой крыше, полыхало темное, грязное пламя, освещая собой неровные потрескавшиеся скалы, придавая неяркий красноватый оттенок всему окружающему. Где-то далеко по огромным безжизненным просторам кружили странные, жаждущие крови, птицы с огромными острыми когтями и жесткими, как металл, перьями. Они издавали непривычный уху высокий пронзительный крик, отражающийся эхом и доносящийся в слегка приглушенном виде. Зная о присутствии здесь, сидящего на краю бездны, с перепончатыми крыльями существа, и не решаясь подлетать к нему слишком близко, птицы старались искать добычу где-нибудь в другом месте. Чудовище продолжало спокойно ждать, наслаждаясь стонами, исходящими из пропасти, и вдруг неожиданно заулыбалось, поднимая свою тяжелую, с двумя рогами на переносице, голову. Его дыхание стало чаще, а зеленые глаза засверкали еще сильнее. Оно наблюдало за тем, как еще одно существо, на этот раз одетое в ярко- светлый балахон, с огромными, мощными, покрытыми белыми перьями, крыльями, с длинными, такими же белыми, волосами, и с мечом на бедре, приближалось к месту встречу. Когда оно, наконец, подлетело к противоположному краю бездны и мягко опустилось на землю, чудовище встало в полный рост и расправило плечи. Теперь можно было разглядеть его тело – темно-красная, грубая кожа с маленькими острыми рожками на плечах, локтях и коленях, сильные, в тяжелых металлических обручах на запястьях, руки, длинные, острые, блестящие, свисающие к земле когти на пальцах, на поясе болтался искривленный меч. – Воин света, – произнесло оно, выпуская клубы горячего дыма. – Воин тьмы, – с ухмылкой отозвался только что прилетевший гость. – Ты немного опоздал. – Ну что ж поделать, пришлось кое-где задержаться. Они смотрели друг на друга некоторое время, не произнося ни слова. Наконец, чудовище, не желая терять много времени на приветствие, начало хрипло говорить. – Нам не нравятся ваши действия. Нам не нравятся деятельность организации. По общему договору человек сам делает выбор и этот выбор был сделан. Почему результат выбора изменен? – Ты забываешься в своем тоне, Кваралиус, – ответил светлый, – Этот человек не познал истину. Он должен сделать свой собственный выбор, на основе своих собственных мыслей и переживаний, а не руководствуясь твоей лживой жизненной философией. Ответ явно не понравился темному воину. – Над ним работали много времени, – со злостью заявил он. – Нас это не интересует. Он был обманут практически на протяжении всей своей жизни. – Но так должно быть. – Нет. Вначале он должен познать истину, – возразил гость. – Он не хочет. Он отвергает ваше Царство, – продолжало напирать свирепое существо. – Этот человек всегда старался поступать по совести, он редко нарушает закон. Ему необходимо это засчитать. – Но он отвергает! Наступила пауза. – Он отвергает, потому что обманут вами, – спокойно ответил светлый, – Он должен быть освобожден. Он должен сам выбирать, точно зная, где истина, а где ложь. Только тогда он будет нести ответственность. Темный надвинул брови и осклабил зубы. – Что вы собираетесь с ним делать? – Я уже сказал: его разум должен быть свободен и независим. – Но это означает войну. – Война идет постоянно. Это означает битву, – поправил светлый, – На основании всеобщей договоренности мы имеем право сражаться за его разум до конца его времени. И мы будем делать это. – Ну что ж, ты хочешь еще одной битвы, Рикшон. Ты ее получишь, – заулыбалось чудовище. Светлый с ухмылкой кивнул головой, – Но нам не нравится организация. – Нас это не интересует. – Вы не имеете права. – На каком основании? – Вы непосредственно вмешиваетесь в жизнь людей. Вы нарушаете договор. Называемый Рикшоном агрессивно подался вперед, вставая на самый край пропасти, и громко процедил сквозь зубы. – Не забывай, что договор существует, только пока этого хочет Владыка. Ваше царство не имеет здесь никаких прав. Вы никто! Чудовище зарычало и с силой сжало опушенные кулаки, продолжая смотреть в глаза своему противнику. – И, тем не менее, – продолжал светлый, – мы не нарушаем своей части. Мы защищаем людей. Мы спасаем их физическое тело, оставляя душу внутри. Если для тебя это так важно, узнай поподробнее об условиях соглашения. И помни, я всего лишь солдат, исполняющий волю своего Господина. – Хоррошшо, – прошипел темный, вынужденный согласиться – Но как же тогда священник? – Что тебя не устраивает, Кваралиус? – Он послал куда подальше все ваше Царство. Он принадлежит преисподне. Отдайте его нам. – Он никогда не принадлежал вам, и не будет. – Он виновен. – Разве золотая монета, упав в грязь, теряет свою ценность?.. – Хватит этих высокопарных фраз – я не человек! Он сделал выбор, осознавая все последствия! Рикшон улыбнулся. – С определенной долей вашей лжи. – Отдайте его нам! – рассвирепело чудовище, направляясь вперед. Светлый резко вытащил меч из своих ножен и вытянул его над пропастью на уровне шеи своего противника. Здесь, на пересечении двух миров, они не имели права драться, они только могли вести переговоры, и это знал каждый. – Неужели ты думаешь, что Владыка так просто позволит погибнуть своему сыну? Наступила пауза. Разъяренный Кваралиус стоял на краю бездны и смотрел в глаза светлого война, испуская клубы едкого дыма, дрожа всем телом, тяжело махая крыльями, готовый разорвать соперника на куски. Но в любом случае, он понимал, что не сможет добиться своего без серьезной битвы. – Он никогда не отдаст его вам, – наконец прервал тишину Рикшон, – Мы никогда не отдадим его вам. – Он слабак. – Не тебе судить. Он сын. – Он не справится с заданием, – ухмыльнулся темный. – Время покажет. Кваралиус вытянул голову и медленно произнес: – Если Властелин так любит людей, то почему позволяет делать неправильный выбор, попадая в преисподнюю? – наслаждаясь своим вопросом, склабился он. Наступила еще одна пауза. Светлый по-прежнему держал перед собой меч, не отвечая ничего. Они стояли так некоторое время, не двигаясь, только испепеляя друг друга взглядом, готовые беспощадно и бесстрашно драться каждый за свою идею. Где-то вдали, нарушая тишину, кричали хищные птицы. Иногда из бездны, приглушенным нечетким стоном, доносились чьи-то страдания. Заданный вопрос висел в воздухе, и каждый заранее знал на него ответ, но никто не мог сказать его, потому что на самом деле его не было. Ответа на этот вопрос не существовало, и это являлось действительным ответом. – Готовьтесь к битве, – наконец произнес темный и, развернувшись, полетел в свое царство.
Сообщение отредактировал perfiliev - Вторник, 01.11.2011, 17:53
В просторной светлой комнате с белыми стенами и люминесцентными лампами на потолке, располагалась небольшая аудитория, напоминающая университетскую: с такими же, лесенками, друг за другом стоящими, партами, с такой же белой доской, предназначенной для рисования на ней специальными маркерами, с такой же преподавательской кафедрой. Растекаясь по всему классу, по разным рядам сидели шестеро человек. Среди них были Лиус Кварион, абстрагировавшийся от окружающего мира игрой в “тетрис”, и священник Викториус Малочевский, с любопытством наблюдающий за всеми собравшимися в этом странном месте людьми. Он сидел немного с краю от всех остальных и достаточно высоко, чтобы иметь возможность без всякого стеснения по долгу глазеть на собравшихся. Первым его внимание привлек молодой мужчина тридцати пяти – сорока лет, худощавого телосложения, в очках и с невероятно запоминающейся прической, явно выражающей протест всемирной организации парикмахеров и стилистов – его волосы, будучи недостаточно короткими, чтобы остаться незамеченными, торчали мелкими клочками в разные стороны с такой уверенностью, будто над ними поработал самый эмоциональный и нестандартно мыслящий экспрессионист в мире. Мужчина сидел за партой, склонив голову над листом бумаги, подпирая подбородок костлявой рукой, сжатой в кулак, и периодически делал пометки маркером, находящимся во второй, не менее костлявой, руке. Мышцы на его широком лбе постоянно напрягались, выражая определенный мыслительный процесс, в котором он пребывал уже в течение некоторого времени. Судя по всему, этот человек решал некую задачу, полностью погрузившись в свой мир, не обращая внимания на окружающую его обстановку. Возможно, он был ученым. Через несколько мест от “озадаченного” Напряженного Лба сидел не менее интересный экспонат – некий бородатый дядя, со смуглым загорелым лицом и сильными жилистыми руками, в которых постоянно вертелась игрушка. Возможно, это был еще и не дядя, но густая растительность на лице сильно старила его внешний вид, не в состоянии, тем не менее, скрыть внутренне молодой, может быть где-то даже детский, характер, с блестящими, когда-то жаждущими приключений, глазами, но сейчас потухшими и совершенно безжизненными. Этот человек был похож на геолога или просто на путешественника по миру, каким-то образом заблудившегося и попавшего не в ту аудиторию. Ниже, через ряд, сложив на груди руки, с чрезмерно серьезным выражением лица и орлиными, насквозь просвечивающими глазами, делающими взгляд невероятно твердым, уверенным и психологически подавляющим, сидел следующий человек, на котором священник решил остановить свой любопытный взор. Мужчина, так же среднего возраста, с короткой прической и длинной, но сильной шеей, сам наблюдал за окружающими его людьми, без эмоций делая в голове определенные выводы. Он был похож на военного, или даже не просто на военного, а, скорее, на машину для убийств, готовую без лишних вопросов лишить жизни, если это будет необходимо. В определенный момент времени он посмотрел на пресвитера, их взгляды встретились, человек оценивающе оглядел своего будущего коллегу с головы до ног и без каких-либо признаков жизни на черством лице перевел внимание на другого человека – сидящего слева, у стены. Это был молодой здоровенный парень, накачанный, с практически на лысо выбритой головой и спокойным, твердым и уверенным взглядом. Он мастерски крутил шариковую ручку между пальцами, наблюдая за тем, как она быстро изменяет положение в пространстве, под воздействием его силы. Он был погружен в свой собственный мир, отрешенный от действительности, он ожидал, как и все здесь собравшиеся, появления личности, которая должна была дать ответы на многие вопросы. Священник изучил каждого из присутствующих и перевел взгляд на Лиуса, продолжавшего все так же непринужденно играть в “тетрис”. В этот момент в аудиторию вошел человек, в котором каждый узнал того странного мужчину, который всем представлялся как Основатель организации. – Здравствуйте, дорогие мои. Очень рад вас видеть, – приветствовал он всех, подходя к кафедре, – Как самочувствие? Ответа не последовало, лишь кто-то утвердительно качнул головой. – Как я понимаю, у всех все замечательно. Ну что ж, давайте приступим. Для начала представимся. Меня вы уже хорошо знаете. Осталось познакомиться друг с другом. Итак, – Основатель указал рукой на ближайшего к нему – на молодого накачанного парня, сидящего у стены, – Бариус Клавор, двадцать пять лет, работал в спецназе. Потом на черствого длинношеего, с орлиными глазами мужчину. – Крос Валиндук, тридцать четыре года, военный офицер, участвовал в нескольких военных конфликтах. Затем пошел “взрыв на макаронной фабрике”. – Лаен Акрониус, тридцать семь лет, ученый – физик, биолог и математик. Бородатый. – Франкл Карос, тридцать два года, геолог и географ, хорошо ориентируется даже на незнакомой местности. Лиус Кварион, двадцать шесть лет, автомеханик и предприниматель. И, наконец, – Основатель на мгновение остановился и пристально посмотрел в глаза пресвитеру, – Викториус Малочевский, священник. Наступила небольшая пауза. – На фига нам священник? – спросил спецназовец с легким удивлением. – В силу необычности вашего задания, священник может оказаться самой важной фигурой в этой игре, – спокойно ответил человек, – Не забывайте, что вы имеете дело не с простым врагом. Вы даже не знаете, с кем вам придется сражаться. Обычные боевые навыки могут оказаться здесь абсолютно бесполезными. Наступила еще одна пауза. Ни у кого не было ни сил, ни большого желания спорить или, вообще, проявлять какую-либо активность. – Хорошо, продолжим, – Основатель уперся руками в стол, – В вашей команде шесть человек. Каждый из вас сделал свой выбор, поэтому вы здесь сейчас и находитесь. Как вы уже поняли, среди вас двое военных. Кроме того, Лиус – автомеханик – служил в армии. В максимально кратчайшие сроки всех остальных обучат обращению с огнестрельным оружием. У каждого будет личный пистолет. У военных также будут иметься автоматы. С этого дня вы одна команда, так что советую вам познакомиться поближе. Не замыкайтесь в себе. Вам необходимо слиться воедино. Вы даже дышать должны в один такт. – От куда у вас оружие? – улыбаясь, спросил военный офицер. – Пусть это останется для вас секретом, – немного помедлив, также улыбаясь, ответил Основатель, – Итак. В скором времени вас доставят в… некоторую точку назначения. Вы поедете на машинах, поэтому с вами специалист по автомобилям. Лаену будет выдано определенное научное оборудование. Франклу – соответствующие системы навигации. Хотя сразу же замечу: возможно, вам все это и не пригодится, – человек улыбнулся и скрестил на груди руки, – На самом деле, будет довольно странно, если обнаружится, что электроника в той местности исправно работает. Попутно предупреждаю: как только вы попадете в назначенный квадрат, прервется всякая связь с внешним миром. Вы останетесь совершенно одни, без какой-либо поддержки извне. Наедине со своими собственными чувствами, и собственным разумом. Что потом будет происходить – неизвестно. Что бы там не случилось, вам никто не сможет помочь. Скорее всего, большинство из вас погибнет – это предположение. Многие могут сойти с ума – это тоже предположение. Если вдруг в ком-то из вас проснулся разум и желание жить, можете прямо сейчас отказаться от этого приключения. Основатель замолчал и оглядел всех присутствующих. Никто ничего не ответил. Наступившая тишина несла в себе намного больше информации, чем какой-либо поток слов. – Что ж, видимо, здесь нет разумных людей. Продолжим. Ваша задача добраться до места назначения и спасти двух женщин. Постарайтесь сделать это как можно быстрее, на счету каждая минута. Как только вы их найдете, сразу же убирайтесь от туда. – Как мы будем искать их? – спросил военный офицер. – С помощью специальных устройств навигации. – Вы говорите, электроника может отказать, – заметил геолог. – Да, это так. – Мы можем заблудиться? – поинтересовался все тот же военный. Основатель выдержал паузу. – Да, это вполне вероятно, – ответил он честно. Офицер улыбнулся. – Это самое интересное, что я ожидал услышать. – Какая местность? – спросил геолог. – В основном придется идти лесом. – Сколько по времени? – Не знаю, – покачал головой человек настолько непринужденно, как будто он и не должен этого знать. Все присутствующие с улыбками на лицах переглянулись. – Пойди туда, не знаю куда, – геолог многозначительно почесал свою бороду. – В какой-то степени. – С каждым часом все веселее, – заметил спецназовец. Человек глубоко вздохнул и поднял к подбородку указательный палец. – Еще один момент, господа. Характер задания потребует от вас не столько хорошей физической подготовки, сколько максимальной психологической выдержки. Основная борьба, которую вам придется вести – борьба с собственным разумом. Ваши мозги будут являться главным предметом атаки данного врага. В любой ситуации сохраняйте хладнокровие. Никакой паники, никаких состояний аффектов не должно быть. Продумывайте каждое действие. Постарайтесь не сойти с ума. И научитесь контролировать свои мысли. В аудитории повисла странная тишина, как будто бы данная на размышления. – Ну что ж, – продолжил Основатель, – Еще вопросы есть? Нет. Всем, вроде бы, все ясно. Надеюсь, вы понимаете, на какой риск идете. Ваша жизнь подвергается опасности, – человек медленно заходил по кафедре, – Но я дал вам второй шанс. И, самое главное, я даю вам смысл бытия. Хотя бы на время. Учитывая специфику вашего состояния, с психологической точки зрения вы являетесь неплохими солдатами. Вы способны пожертвовать своей жизнью. От вас зависит спасение человеческих душ. Что в этом мире может быть важнее? – наступила пауза, – Те же, кого это не интересует, по крайней мере, на время отвлекутся от своих проблем. “Он прав”, – подумал про себя Викториус, улыбаясь. Основатель коснулся стола своими длинными красивыми пальцами и еще раз внимательно оглядел всех присутствующих в аудитории. Шесть человек. Шесть душ, страдающих каждый от своей боли, потерявших желание и смысл жить. Шесть уникальных историй. Шесть разных миров, со своими чувствами, желаниями и приоритетами. Шесть отличных друг от друга путей, на изучение которых уйдут тысячелетия. Шесть энергетических систем, работающих в разных режимах. Шесть невероятно богатых и интереснейших сознаний, по которым можно путешествовать целую вечность, и каждый со своим особенным неповторимым мышлением. И каждый бесконечно ценен. И каждый бесконечно любим. И каждый из них – человек, и таких, как они человеков – миллиарды, сотни, тысячи миллиардов. И каждый из них уникален. И нет никого лишнего на этой Земле. – Что ж, хорошо, – произнес Основатель, – Все свободны. Можете идти в свои комнаты. Отдохните. Скоро вам предстоит очень тяжелая работа.
10.
Викториус зашел в свою комнату, предварительно сняв обувь и носки, чтобы в полной мере насладиться приятными ощущениями от невероятно мягкого и нежного коврового покрытия на полу. Подойдя к кровати, он лег на спину, подпирая голову руками, и уставился в потолок. Он думал. Ему было не совсем понятно, что здесь происходит, не совсем понятно, что это за организация и чем она в действительности занимается, и совсем непонятно – что конкретно от него самого требовалось. Основатель, как он сам себя называл, рассказал ровно столько, сколько хотел, чтобы знали, то есть – практически, ничего. Оставалось много вопросов: кто финансирует этих людей? кто контролирует их деятельность? знают ли спецслужбы? кому и зачем это все нужно, в конце концов? Что-то было здесь не так, и это необходимо было выяснить. Хотя, с другой стороны – а не все ли равно? Священник задумался. Как-то все здесь было знакомо и, как будто, свое, родное. Как будто бы он был дома, в кругу своих друзей, на своей территории. Он чувствовал абсолютную безмятежность и покой. Он чувствовал, себя в безопасности, и знал, что с ним не может случиться ничего плохого… по крайней мере, пока он здесь. Может его накачали наркотиками? В любом случае, он собирался это выяснить, а пока… Неизвестно, что ждало впереди, не совсем ясно, что происходит сейчас, но так много было уже пройдено и столько всего сделано – оставался только огромнейший мир воспоминаний. И священник, сам того не желая, погрузился в этот мир…
– …А знаешь, здесь очень даже не плохо. – Нда, согласен, довольно вкусно. Мне нравится эта восточная кухня. – Для меня она слишком острая, но, вообще, ничего. Но главное – здесь уютно. – Да, в этом ты прав. Приличное место. Можно просто спокойно посидеть. – Отдохнуть, расслабиться. – Да-да-да. Вот именно. – Закажу-ка я еще цыплят в соусе. Викториус кивнул в знак одобрения собеседнику и, не концентрируя ни на чем своего взгляда, просто задумчиво уставился в сторону. Он с приятелем ужинал в недорогой, но очень хорошей закусочной, сделанной на восточный манер, и располагающейся в элитном районе городе. Здесь была очень теплая и уютная обстановка, совершенно не пугающая и не чем не угрожающая своим посетителям. Играла арабская, основанная на семнадцати-ступенчатом строе, а от того – необычная, музыка, доброжелательная обслуга с улыбками на лицах, принимая заказы, вызывала желание делать их как можно чаще, а слабое освещение и полузакрытые кабинки, абстрагируя от всех остальных людей, создавали приятную и комфортную атмосферу для общения со своими друзьями. Был уже поздний осенний вечер, за окном медленно, но настойчиво шел дождик, и врач со священником после тяжелого рабочего дня обсуждали интереснейший случай своей практики, произошедший накануне. – Я не совсем понял, что же случилось там, в больнице, Мило, но поскольку я довольно близко знаком с лечащим врачом… нашего… пускай, пациента, то я в любом случае пронаблюдаю весь курс его лечения и все же докопаюсь до истины, будь уверен. Мило, не отрываясь от своей тарелки, только улыбнулся и с полным ртом прожевал: “Да, пожалуйста”. Это был светловолосый, остроносый и сияющеглазый священник, среднего роста, не большой комплекции, довольно приятный на вид, молодой, не достигший еще и двадцати пяти лет. Одетый в темный костюм с расстегнутым пиджаком и наполовину развязанным галстуком, он выглядел очень довольным, но, вместе с тем, уставшим и голодным. – Наверное, подействовало успокоительное, – произнес Викториус, пристально глядя на своего приятеля. Тот на секунду задумался, пожал плечами и вернулся к содержимому тарелки, уделяя ей все свое внимание. – Может быть, – через некоторое время ответил он. – Что ты жрешь, как с голодного края приехал. – Извини, друг, проголодался. – А, ну типа, борьба со злом отнимает много сил и энергии. – Угу. Викториус подался вперед, положил локти на стол и с блестящими глазами спросил: – Ну ладно, давай расскажи, как ты это сделал. Мило дожевал последний кусок, отодвинул от себя тарелку, вытер салфеткой рот и развел руками. – Ты сам все видел. – Ты всерьез хочешь сказать, что изгнал из этого психа беса? Мило снова развел руками. – Да. – И куда же он потом делся? Мило в третий раз развел руками и ответил: – Не знаю. – А он мог войти в кого-нибудь из рабочего персонала? Священник скривился, прищурив один глаз. – Навряд ли. Викториус понимающе кивнул головой. Подобные слова, сказанные с такой уверенностью и непринужденностью, действительно успокаивали. Священник откинулся на обтянутую кожей мягкую спинку кресла, улыбнулся, и поспешил сказать что-нибудь по-настоящему умное. – Знаешь, брат, ты, конечно же, можешь не верить во все это, но ты ведь сам все видел своими глазами. Пациенту стало лучше, он пришел в себя, начал адекватно воспринимать окружающий его мир. Как бы там не было, но это сработало. Да и, в конце концов, ты ведь сам позвал меня. – Я просто не знал, что еще делать, а ты как раз оказался в больнице, вот я и позвонил тебе, – ответил Викториус. – Да, я заметил, что псих-машина приехала очень поздно. – Они не всегда быстро работают. – Да неужели? Мило протянул свою худощавую руку к чашке с кофе и начал размешивать сахар маленькой металлической ложечкой. – А вообще, – продолжал скептически настроенный работник медицинской помощи, – Я ведь и не сказал, что не верю. Даже больше – я, наверное, все-таки готов поверить. Просто, я врач с университетским образованием. Конечно, нам еще там говорили про различные пара-нормальные явления и вещи, которые наука не в состоянии объяснить, но, тем не менее, я бы хотел соприкоснуться с более убедительными доказательствами. – С очень большой натяжкой могу назвать медицину наукой, – улыбнулся священник, – А если серьезно: ты просишь убедительных доказательств, но что бы для тебя на самом деле являлось доказательством существования Бога, а? Скажи мне. Приведи пример. Даже если бы ты Его увидел, то сослался бы на галлюцинации. Ведь так? Даже если бы Он тебя исцелил, ты счел бы это случайностью. Викториус пожал плечами, понимая, что, скорее всего, так бы оно и было. – А какие тогда, вообще, предпосылки вашей веры? – спросил он. – Вот, что я тебе скажу, – начал священник, – Не пытайся никогда доказать другому человеку существование Бога – это глупое и бессмысленное занятие. Доказать что либо можно лишь только самому себе на основании собственной жизни. Поиск истины – это одинокий путь. Викториус задумался. Такого он раньше еще не слышал. – Хорошо, а почему ты не хочешь предположить, что тот парень просто болен, что он просто психически нездоров. – Я могу это предположить. Но на основании собственного опыта – я просто знаю… Я не первый раз встречаюсь с чем-то подобным. Для меня это так же реально, как разговор с тобой. Я в состоянии отличить одну ситуацию от другой. Я живу в этом постоянно. Это моя работа. Молодой врач кивнул головой и задумчиво уставился в окно. Дождь продолжал идти. Его маленькие и, казалось, уже уставшие капельки изредка попадали на стекло и медленно стекали вниз. Золотая листва безжизненно опадала с деревьев на землю. Заканчивался очередной биологический период жизни флоры и фауны и наступал спальной сезон, а казалось, что закончился старый и вот-вот начнется новый этап его собственной, его – Викториуса Малочевского – жизни. – И как ты себя чувствуешь после этого? Ты только что изгнал беса и можешь вот так вот просто… есть. Священник улыбнулся. – Нормально. Только устал немного. – Серьезно, устал? – Да. Наступила небольшая пауза. – Знаешь, Мило, мне всегда хотелось сделать что-нибудь важное в этой жизни, что-нибудь очень значимое, я всегда хотел чувствовать, что живу не напрасно, что моя жизнь действительно имеет значение. Именно поэтому я пошел работать врачом. Я всегда хотел бороться со злом, помогать людям. Я всегда хотел быть… героем, что ли. Мило допил свой кофе и медленно и аккуратно поставил чашку на блюдце. – Твоя работа – на самом деле очень важна, я считаю. Но проблема в том, что ты сражаешься не со злом, ты сражаешься лишь с его последствиями. А я – с его причиной. Последствия всегда будут существовать, пока существует причина. Понимаешь? Викториус кивнул. – Но даже последствия являются… злом, только другого рода. Знаешь, Бог дарует каждому человеку жизнь, и Он не хочет, чтобы человек страдал. Бог любит человека и, в любом случае, всегда хочет исцелить. Так что ты в определенной степени все же выполняешь Его волю. Молодой врач наклонил голову и рассмеялся. – Да что ты. – Серьезно. – Ну что ж, это не может не радовать. Викториус весело помотал головой и снова посмотрел в окно. Дождь продолжал идти. Его маленькие и, казалось, уже уставшие капельки изредка попадали на стекло и медленно стекали вниз. Золотая листва безжизненно опадала с деревьев на землю. И действительно казалось, что начинается новый, неизведанный ранее, период жизни. – А знаешь, я хоть и не психиатр, но все же буду очень внимательно наблюдать за ходом лечения того парня, и, в конце концов, докопаюсь до истины.
11.
Сквозь туманный и уже почти забытый мир воспоминаний Викториус услышал совершенно реальные, существующие в настоящем времени, звуки. В его комнату открылась дверь. На пороге стоял тот самый мужчина, благодаря которому священник здесь оказался и который называл себя основателем организации. Он медленно подошел к кровати и, не долго думая, осторожно присел с краю. – Отдыхаешь? Викториус отодвинулся к спинке и, подогнув под себя ноги, также принял сидячее положение. – Да, отдыхаю. – У тебя был очень задумчивый вид, когда я вошел. – Я… размышлял. – Вспоминал прошлое? – И это тоже. Основатель наклонил голову. – Ну и как оно? – Что? Прошлое? – Да. – Лучше, чем настоящее, – ответил священник после небольшой паузы. – Все так плохо? – Ну… во всяком случае, не все так хорошо. Основатель понимающе кивнул головой. – А как будущее? Викториус удивленно закатил глаза, соображая, как бы ему ответить на этот вопрос. – Честно говоря, не хотелось бы о нем думать. Страшно. Наступила еще одна небольшая, очень короткая пауза. – Но… оно ведь зависит только от тебя. Будущее создается прямо сейчас, в эту секунду. – Как все просто, – улыбнулся священник и весело заморгал глазами. – Да. Проще, чем ты думаешь. Но немного сложнее, чем думают другие. – Значит, я все же немного умнее этих… “других”, кто бы они ни были. – Ну… ты просто знаешь то, до чего другие еще не успели дойти. Викториус саркастически приподнял нижнюю губу. – Не могу сказать, что меня это радует. – А в этом и нет ничего радостного. Это естественный ход развития. Сейчас осталось только правильно воспринять новые знания и совместить их со старыми, очистив от излишних эмоций. – Н-да,.. действительно, проще, чем я думаю. Только вот не вяжутся они никак между собой, – священник замахал указательными пальцами друг напротив друга, – Не стыкуются. – Это дело времени, – спокойно ответил мужчина. Наступила еще одна пауза. – Послушай, – начал Викториус, – Основатель, или как там тебя, что тебе от меня нужно? – Ты священник. – Я бывший священник. – Ты сам за себя это решил? Наступила долгая пауза. – Я думаю… решение уже вынесено. – Но ты ведь все еще жив. – Это тоже дело времени. – Не совсем так. Викториус почесал висок. – Скажи конкретно, что тебе от меня надо. Основатель утвердительно кивнул головой. – Как тебе команда? – Я еще не успел познакомиться. – Ну, так сделай это. Мужчина встал с кровати и немного отошел в сторону. Он стоял так некоторое время, держа руки за спиной, и о чем-то думая. Потом он сказал: – Твоя задача, сынок, что бы все вернулись домой. Никто не должен остаться там, в этом лесу. Никто не должен умереть. Священник медленно, но с довольно раздраженным лицом поднялся и зашел спереди. – Я не Бог. Я не могу отвечать за безопасность этих людей. О чем ты меня просишь? Я не в состоянии этого исполнить. Основатель спокойно посмотрел в глаза своему собеседнику и заметил. – В одном ты прав – ты не Бог. – Поищи кого-нибудь другого, – не отводя взгляда, продолжал пресвитер. – Ты хочешь сказать, что я плохо искал? – Именно! – Ты хочешь обвинить меня в некомпетентности? Хочешь сказать, что я плохо выполняю свою работу? Две пары глаз, находящиеся достаточно недалеко друг от друга, казалось, столкнулись в битве между собой, пытаясь психологически подавить своей невозмутимостью, и напряженно демонстрируя уверенность в своих словах. Но все же в одних глазах была борьба и желание что-то доказать, а в других – абсолютное спокойствие и невозмутимость, и бесконечная глубина непомерного превосходства, снисхождения и любви, не говоря об истине, просто указывая на нее, – эта бездна не нуждалась в доказательстве. – Не знаю, – ответил священник, – Это же твоя работа. – Вот именно. Это моя работа, и до тех пор, пока каждый будет хорошо выполнять свою работу, Армагеддон на землю не придет. Так что займись своим делом. Викториус высокомерно усмехнулся и опустил голову. Основатель нежно положил руку ему на плечо и продолжил: – Я ведь тебя насильно не держу здесь. Ты свободен. Ты можешь идти, если захочешь. Давай. Возвращайся в свой мир, который ты так любишь. – Я вижу здесь, вообще, никого насильно не держат. – Да. Это малоэффективно. Если отнять у человека свободу, то все остальное, что у него осталось, он будет воспринимать, как клетку, из которой в любом случае попытается выбраться. Вопрос лишь, насколько прочной окажется клетка. В большинстве случаев самоубийцы, выйдя из психиатрической лечебницы, еще не раз повторяют свои неудавшиеся попытки. Они пытаются произвести хорошее впечатление на врача, уверяют, что полностью раскаиваются в своей, якобы, ошибке, а через пару недель где-то находят их трупы. И тогда смерть они воспринимают уже не как порог, через который нужно перешагнуть, как в первый раз. Это становится их целью, запретным плодом, которого им не дали отведать. Я даю свободу, но вместе с этим и второй шанс все начать заново. А в данном случае я дал людям смысл жизни хотя бы на малый период времени, то, что может их отвлечь, и пробудить – если у кого-то еще осталось – сострадание и желание помочь другим людям. А, учитывая то, с чем им придется столкнуться, возможно, в ком-то еще проснется инстинкт самосохранения. Викториус рассмеялся и немного отошел в сторону. Он хотел облокотиться на стену, но та оказалась слишком далеко, и он просто скрестил руки на груди, оставаясь на месте. – А зачем я-то нужен? – Ты слишком часто задаешь этот вопрос. – Неужели ты думаешь, что шестерым отмороженным, разочаровавшимся в жизни, находящимся на последней стадии глубочайшей депрессии, гражданским неудачникам удастся сделать то, что не смогла команда спецназа? – Во-первых, с вами двое военных, а во-вторых… – мужчина мягко улыбнулся, – То, с чем всю жизнь сражался этот спецназ и с чем они ожидали встретиться – это еще не зло, это лишь его следствие. То, с чем боролся всю жизнь ты – вот настоящее зло, и кроме тебя распознать его больше никто не сможет. И физическая сила здесь бесполезна, а оружие – просто для ощущения безопасности и поддержки чувства собственной значимости. Основатель протянул руку в надежде, что Викториус согласится ее пожать… – Так что, береги этих людей… солдат. …И он не ошибся. Священник, недовольный и злой, но явно понимающий, о чем идет речь, продолжая сопротивляться, но, все-таки не желая менять эту белую, покрытую изнутри пенопластом или чем-то еще, и, как будто, родную комнату на чуждый, ужасающе серый с оттенками черного, мир – ответил рукопожатием, и хотя бы на мгновение, пусть и с долей сомнений, почувствовал себя действительно кому-то нужным. Как всегда, он старался не относиться к этим словам серьезно, но, как всегда, он запомнил каждое из них, и каждое из них обдумывал, проговаривая в своей голове раз за разом сейчас и – точно знал – будет проговаривать в будущем. И, как всегда, он шел туда, куда не решились бы идти другие, понимая, что его непременно ждут неприятности. – А теперь хорошенько выспись. Возможно, это будет последний раз в твоей жизни, – произнес Основатель и вышел из комнаты.
Мощный мотор грузового вертолета, производя шум и вибрации по всему корпусу, казалось, передавал их по натянутым нервам, и весь организм начинал трястись в такт среднечастотным механическим колебаниям – не понятно от чего больше: от работы двигателя, или от волнения. Так чувствовал себя священник с застегнутой на теле кожаной кобурой, в которой лежал пистолет, и который, как понимал священник, лично ему, навряд ли, пригодится. С одной стороны, Викториус был спокоен – его нервная система, пережив критическую ситуацию, надорвалась, и сейчас тормозила любые эмоциональные отклонения от прямой апатии и безразличия. С другой же стороны – ему предстояла работа, а это значит, что опять – ответственность, беспокойство, страх, сомнения и война. Его психика требовала тишины, но тишины не изнуряющей и не заставляющей что-то терпеть, а абсолютной, не требующей чувств и ожидания чего-либо, сонной, бездейственной тишины. Поэтому он достаточно скептически относился ко всему, что с ним в данный момент происходило, и старался лишь полностью расслабиться, избавившись от волнения и чувства необходимости что-либо делать. Именно этим он и занимался на протяжении всего полета, с интересом разглядывая в иллюминатор невероятно красивый ландшафт местности, которую приходилось пересекать по воздуху. Лиус также наблюдал за постоянным относительным движением земли и всего, что на ней находилось. Но он не испытывал волнения и не пытался бороться с беспокойством. Может быть, потому, что его роль, как автомеханика, была самой незначительной во всей этой экспедиции, может, потому, что ему, в принципе, ничего не нужно было делать, но, наверное, в большей степени, потому, что его нервная система так же тормозила любые, даже малейшие, проявления эмоций, и сознание, не испытывая страха перед чем-то неизведанным, беззаботно неслось навстречу приключениям и долгожданной смерти. Так чувствовали себя все остальные, с застегнутыми на теле кожаными кобурами, в которых лежали пистолеты, и которые, как думали эти остальные, им все-таки пригодятся. Летя над землей внутри гудящей трясущейся машины, каждый занимался своим делом, все сильнее погружаясь в свой собственный замкнутый, огороженный от всего внешнего, мир, на воротах в который красными буквами было написано: “вход воспрещен”. Ученый Лаен, как всегда, чертил что-то в тетради, подолгу размышляя над своими каракулями, изредка делая небольшие пометки. Видимо, он все еще решал свою задачу, и, видимо, эта задача – единственное, что осталось в его жизни. Сквозь прозрачные стекла очков смотрели тусклые безжизненные глаза, наполненные безразличием и одиночеством. Геолог Франкл вытаскивал из дорожной сумки и просматривал оборудование. Различные системы навигации, сканеры местности, что-то еще. Он включал и выключал их, настраивал, проверял работу, и, делая у себе в уме заметки, бросал обратно в сумку. Он наткнулся на один интересный прибор, внимательно рассмотрел его и повернул голову в сторону Лаена. Он не сразу решился нарушить размеренный абстрагированный мыслительный процесс своего коллеги, но, тем не менее, сделал это. – Посмотри. Думаю, тебе это будет интересно, – сказал он, протягивая ученому длинную трубку с расположенным на конце экраном, – Позволяет делать спектральный анализ вещества. Лаен, немного удивленный тем, что кто-то все же решился нарушить его безразличное одиночество, взял прибор и начал вертеть его в руках. Затем он вытащил из кармана небольшой металлический предмет и, поместив его в специальный отсек спектроскопа, просмотрел показания. – Неплохая штука, – заключил он тонким, немного хрипловатым голосом, – И главное – работает. Двое военных, кажется, немного лучше других нашли между собой общий язык и, заканчивая чистить свои автоматы, подготавливали их к бою – смахивали последние пылинки и вставляли магазины. Молодой и более энергичный спецназовец Бариус Клавор с сигаретой в зубах взял из рук старшего офицера нож в чехле и пристегнул его на голени. Посмотрев на молодого парня, Лиус тоже решил закурить и вытащил из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Он сидел рядом со священником и не удержался предложить ему отведать немного табака. – Спасибо, не курю, – ответил тот. Последовало три сдавленных смешка. Викториус бросил взгляд на двоих военных, затем перевел его на автомеханика и надменно улыбнулся им в ответ. Основателя посреди команды не было. Решив оставить людей наедине, чтобы они, никого не смущаясь, могли лучше, или, вообще, хоть как-то познакомиться между собой, мудрый организатор экспедиции полетел в кабине с пилотом, наблюдая от туда за происходящим через зеркало заднего вида. Вскоре все начали замечать, что расстояние до земли постепенно сокращается и вертолет, замедляя скорость, идет на посадку. Разгрузка произошла на каком-то каменистом обрыве, перед деревянным мостом, который был протянут через некое ущелье, и который был достаточно широк для того, чтобы по нему могла проехать машина. После моста начинался лес. Основатель собрал команду и без лишних эмоций дал последние напутствия. – За этим мостом начинается другой мир и другая территория, на которой действуют свои законы. Вам необходимо добраться до нужной точки, спасти людей и вернуться обратно. Постарайтесь быть готовыми абсолютно ко всему. Если кто-то испугался и захотел вернуться домой, вы можете сделать это сейчас. Ответа не последовало. Навряд ли кто-то решится повернуть назад, зайдя так далеко. – Хорошо, тогда в путь. И последнее – как бы это смешно не звучало – берегите себя. Два автомобиля, нагруженные продовольствием и различной техникой пересекли обрыв и оказались на другой стороне перед небольшой дорогой, ведущей в темную, густую бездну неизведанного и, как это ни странно, пугающего даже людей, которым уже все в этой жизни, включая боль, казалось безразличным. Так началось их путешествие в мир настоящего зла и настоящей глубокой тьмы.
13.
С наслаждением обсасывая дымящуюся сигарету, Лиус Кварион спокойно вел машину по узкой лесной дороге, стараясь как можно безболезненней (и для себя, и для машины) преодолевать различные ухабы, наполненные водой ямы и хаотично валяющиеся ветки деревьев. Он ехал впереди, пролагая и указывая путь второй группе, которую вез молодой, и уже бывший, сотрудник спецназа. Они прошли на колесах еще довольно незначительное расстояние, но чем дальше они углублялись в этот лес, тем более густой становилась растительность, и тем менее хотелось отклоняться от дороги куда-то в сторону, так как она до сих пор оставалась чуть ли не единственным местом, где солнечные лучи еще попадали на землю. Однако и здесь многовековые деревья, чья высота увеличивалась по мере удаления от моста – последнего признака цивилизации – казалось, яростно стремились закрыть своими ветвями и без того тусклое солнце, угрожающе смыкая между собой могучие верхушки, образуя громаднейшую природную арку, которая не желала пропускать ни одной капли света. Сквозь эту арку, виляя из стороны в сторону, подпрыгивая на неровной земной поверхности, и ехали две машины, и везли не понятно куда шестерых разочаровавшихся и отчаявшихся, а от того – бесстрашных, искателей приключений. Лиус выплюнул сигарету в очередную лужу, мимо которой проехал, и немного задумался. Несмотря на то, что еще был день, света становилось все меньше, и в данной ситуации, возможно, не лишним было бы включить фары. Собственно говоря, это единственное, что сейчас волновало Лиуса. Он совсем не мучился воспоминаниями о прошлом, не размышлял над своей жизнью, и не ломал голову над тем, как ему выбраться из сложившейся в его судьбе ситуации. И ему это нравилось. Он знал, что скоро сдохнет в этом дремучем лесу, а, соответственно, беспокоиться и волноваться за что-то теперь было уже бессмысленно. И это, на самом деле, здорово. Лиус чувствовал настоящий прилив сил и переживал жизненный подъем. Он был рад, что наконец-то обрел свободу. Свободу от боли, от ожидания и надежды, от разочарования, от необходимости что-то делать, свободу от любви и от ненависти, свободу от одиночества – потому что теперь все, абсолютно все, не имело никакого значения. Ни его здоровье, ни общение с людьми, ни какие-либо достижения и успех – ни что теперь не волновало и не заставляло стремиться к себе, не манило и не шептало: “Достигай меня”, не звало и не порабощало, как прежде, не вызывало даже желания и, соответственно, не вызывало боли от того, что желание не удовлетворяется. Все это теперь было ничто. Одно только немного жаль: не успел, или не смог во время сказать то, что хотел, не показал людям того, что хотелось бы показать, и не ответил так, как хотелось бы ответить тем, кто сегодня о нем даже не вспоминал, а если и вспоминал, то только с усмешкой. И немного жаль, что не сделал того, что когда-то хотел сделать, не выполнил своих собственных планов, и не исполнилась мечта, которая долгое время тревожила сердце. Но все это теперь было уже не важно. Лиус готов был оставить и забыть эти вещи, ведь они тоже больше не имели никакого значения. И думать об этом становилось с каждой секундой приятнее. – Красиво, – прозвучало где-то здесь, где-то не далеко, где-то в кабине, сбоку. Лиус очнулся от размышлений. В широкой военной машине, кроме него, ехали еще геолог, сидящий рядом, и после него, у окна – ученый. Именно он, все время погруженный в свои расчеты, а сейчас, в силу сложившихся, постоянно трясущихся и подпрыгивающих на неровной дороге, обстоятельств, вынужденный довольствоваться удобным видом из кабины автомобиля – именно он произнес эту фразу. – Что красиво? – переспросил Кварион. – Красиво, когда деревья вот так… смыкаются верхушками. Лиус посмотрел вдаль – действительно было красиво наблюдать за тем, как дорога уходит за горизонт и где-то там, далеко виднеется нечто темное, в сочетании с наклонившимися деревьями похожее на некие врата. – А я уж думал – ты совсем не от мира сего. Чо-то пишешь постоянно, чертишь. Ученый Лаен Акрониус улыбнулся, поправил очки и продолжил наблюдать за проскакивающими мимо него деревьями. Геолог Франкл, сидящий посередине, держал в руках прибор навигации и постоянно смотрел на его маленький экран. Он занимался наблюдением изменения собственных координат относительно координат заданной точки, которая уже была установлена до него. – Ну что, сколько нам еще осталось, – спросил его Лиус, с трудом преодолев очередную довольно глубокую яму. Бородатый мужичок повернулся в его сторону и тонким голосом ответил: – Ну, судя по всему, нам, вообще, не очень долго добираться до цели. Если таким же темпом, то к вечеру мы уже должны быть на месте. Ответ не понравился Лиусу. – Так быстро? – Да. – Так что же такого страшного тогда в этом лесу? – разочарованно заметил автомеханик. Намереваясь здесь все же погибнуть, он никак не рассчитывал на то, что команда вот так быстро доберется до точки назначения, заберет с собой женщин и уедет. Несколько часов езды на машине казались ему несколькими мгновениями, которые пролетят совершенно незаметно и безопасно, а, соответственно, был повод для начала беспокойства. – Сдается мне, что все будет не так просто, как кажется, – задумчиво произнес Лаен. – Будем надеяться, – ответил Лиус, продолжая вести машину. – А странный парень этот,… который запихнул нас всех сюда, – улыбнулся геолог. – Да уж, это точно, – Кварион взял с панели управления пачку сигарет, вытащил одну зубами, бросил пачку обратно, и прикурил от зажигалки, управляя машиной одной рукой. – Священника нам впарил. Про какие-то неземные силы говорил. – Ну, пока что я тут не одной силы не видел. – А что же, интересно, все-таки творится в этом лесу? – Хороший вопрос. – А кому-нибудь страшно? – геолог оглянулся на обоих своих соседей. – Мне пока нет. – Ну, что ж, посмотрим, что будет дальше. – А ты что скажешь? – выпуская сквозь зубы дым, обратился Лиус к ученому. – Посмотрим, что будет дальше, – ответил тот после небольшой паузы. В этот момент сзади послышался продолжительный гудок. Автомеханик посмотрел в зеркало заднего вида и резко остановил машину. Все оглянулись назад. Военный автомобиль с остальными тремя участниками экспедиции забуксовал в одной из луж. Сильно наклонившись в бок, он ревел и рвался вперед, выпуская из-под колес брызги грязи и мелких камней, но все равно скатывался обратно вниз. – Молодцы, приехали, – Кварион вылез из кабины и пошел смотреть, насколько сильно увязли их товарищи. Геолог с ученым последовали за ним. – Как вы так умудрились? – усмехнулся Франкл. – Как уж смогли, так и умудрились, – ответил военный офицер, наблюдая за тем, как колесо прокручивается в луже на одном месте. – Ладно, сейчас мы вас попробуем вытащить, – Лиус выкинул недокуренную сигарету и пошел к своей машине. Обратно он вернулся с металлическим тросом, и тут же принялся прицеплять его к бамперу увязшего автомобиля. Когда все было готово, Кварион сел к себе в кабину и начал заводить двигатель. Но двигатель не заводился. Двигатель отказывался работать. Он попробовал еще раз. Не получилось. Автомеханик с тупым непониманием посмотрел на показатель уровня горючего – топлива было вполне достаточно. Он снова попробовал завести – безрезультатно. – В чем дело? – спросил подошедший военный офицер. – Не знаю, – растерянно ответил Лиус после очередной неудавшейся попытки заставить двигатель работать, – Надо посмотреть, – он вылез из машины, зашел спереди и, открыв капот, начал капаться внутри доверенного ему “железного коня”. – Щас разберемся. – Разбирайся, – утвердительно покачал головой Крос Валиндук, отходя в сторону и закуривая сигарету.
После долгого времени безрезультатного выяснения причин поломки двигателя, автомеханик предложил попробовать все же вытащить застрявшую машину каким-нибудь другим способом. Еще после очень долгого времени попыток сделать это, стало понятно, что дальше придется идти пешком. – Я абсолютно не знаю, в чем дело. Я даже не могу сказать, где поломка. Я не вижу ее. Я ее не нахожу, – ответил Кварион поинтересовавшемуся в очередной раз капитану Валиндуку. Тот снова утвердительно покачал головой и осмотрелся по сторонам. В этот момент подошел геолог и весело сообщил: – У меня не работает система спутниковой навигации. – Очень хорошо. – Но по-прежнему исправно работает радар и остальные приборы. – Еще лучше. – Что будем делать? – Пойдем пешком. – Сколько это займет времени? – поинтересовался Лиус. – Я думаю, около двух дней, – ответил Франкл. – А мы не заблудимся? – немного возбужденно спросил подошедший молодой спецназовец. – Не должны. – И все же. Геолог оглянулся. – Ну, здесь ведь всего одна дорога, по крайней мере, пока. Лаен Акрониус стоял немного в стороне, повернувшись спиной ко всем остальным, и смотрел вглубь этой самой дороги. К нему подошел священник. Только теперь он заметил, что лицо ученого сильно напряжено, а руки сжаты в кулак. Линзы его очков немного запотели, и на широком лбе медленно проступал пот. – В чем дело? – спросил Викториус. – Посмотри. Малочевский уставился вперед. Уходящая вдаль дорога заканчивалась размытым темным пятном, высокие деревья, верхушек которых не было видно, наклонялись вниз, от чего пятно становилось еще более темным и размытым. Странный, как будто бы черный, ветер подхватывал и закручивал листья. Солнце начинало садиться, его последние лучики давно перестали проскальзывать между ветвями, и теперь свет представлял собой как будто растворенную в чем-то, очень сильно растворенную, с малой концентрацией, прозрачную жидкость, которую, казалось, можно было потрогать руками. Священник долго смотрел вдоль дороги, пока вдруг ему не причудилось, что размытое пятно начинает отдавать темным красноватым оттенком. Сначала это было мало заметно, но чем больше он смотрел, тем ярче становился красный цвет, и тем сильнее и отчетливее показывалась красная бесконечная, уходящая в бездну, спираль. Викториус закрыл глаза, и тряхнул головой. Красная спираль исчезла. Осталось только то же самое темное размытое пятно, представляющее собой дорогу. Он посмотрел на Лаена. Тот продолжал неподвижно стоять, и было понятно, что уже долгое время – не меняя взгляда. Что же тогда он там видел? – А теперь послушай, – произнес ученый. Малочевский прислушался. – Здесь нет птиц, – заявил наконец Акрониус после долгого молчания, – С того момента, как мы въехали в этот лес, я не слышал и не видел ни одной птицы. Викториус не обратил на это внимание, но птиц он действительно еще не слышал. Лаен обернулся и дрожащим голосом произнес: – Я чувствую огромный страх. Мне становится жутко. Я не знаю почему, но я чувствую его. Ужас – этот лес пропитан им. Священник заглянул в скрывающиеся за толстыми линзами очков глаза, и улыбнулся. – Значит не я один такой. После долгих разговоров команда взяла рюкзаки и пешком направилась вглубь темного дремучего леса по травянистой, но грязной ухабистой дороге, продолжая цинично шутить на тему смерти и надеясь на встречу с ней. И, в этом случае, шансов на то, что надежды сбудутся, было как никогда предостаточно.
14.
Продолжая обволакивать неопределенным страхом, плотно зажимая в тисках некой беззвучной невесомой материи, темный лес все дальше углублял в себя, по-прежнему не подавая никаких признаков земной жизни. Команда молча продвигалась по неровной травянистой дороге, унося свои жизни в бездну неизвестности и абсолютного забвения. Каждый из участников экспедиции нес на себе рюкзак с необходимым снаряжением и провиантом, которого по скромным подсчетам должно было хватить на несколько дней. Если, конечно, сухой паек, представляющий собой спрессованные кирпичики непонятной субстанции, обогащенной белками и витаминами, можно было назвать провиантом. Запасы воды так же постепенно начали уменьшаться, и все достаточно быстро поняли, что ее лучше беречь и не расходовать попусту. Солнце продолжало садиться, напоминая о скоро наступающей ночи, и в лесу с каждым мгновением становилось все темнее. Впереди команды, разбредшейся по всей ширине дороги, и явно не утруждающей себя принципами военного построения, шел капитан Валиндук. Рядом с ним, неся тяжелый рюкзак с оборудованием, бодро шагал привыкший к походной жизни геолог. Постоянно сканируя местность при помощи теплового радара, и наблюдая за изменением собственных координат, он периодически сообщал о том, что дорога “чиста” и в радиусе нескольких тысяч шагов нет никаких признаков жизни. Позади всех шел Бариус Клавор, как бы замыкая собой неровный, совершенно неровный строй. Его задача была – внимательно следить за всеми остальными членами команды и обеспечивать им безопасность. Царила очень непонятная напряженная атмосфера. Темная дремучая лестная местность внушала необъяснимый страх, ни чем неоправданный, ни чем не подтвержденный. Возможно, отсутствие какого-либо природного биологического движения, безветренность, наступившая так неожиданно, и абсолютная тишина психологически действовали на сознание, заставляя представлять самые немыслимые и абсурдные ситуации. Ожидания чего-то страшного и неизведанного не просто пугали, а выматывали, истощали, держа постоянно нервы на предельной натяжке. Как будто кто-то все время был рядом и незаметно следил за каждым шагом, заставляя часто оглядываться по сторонам. Он был за спиной, был сбоку, парил в воздухе над головой, проносился между деревьями. Кто-то или что-то наблюдало, не спеша себя обнаруживать. Лес. Он как будто бы не просто окружал густой растительностью, создавалось впечатление, что он стремится проникнуть внутрь. Забраться в тело, забраться в мозг, или даже в душу, и от туда, изнутри, поглотить собой полностью, не оставив ничего неизмененного в своей материи. Материи… Да, именно, материи. Казалось, что некая материя, заполняющая собой всю атмосферу, нависала, давила собой, сдавливала, пыталась прорвать мощную оболочку интимной индивидуальной личности, смять ее и поработить, сделать частью себя, растворить, растворить каждую клетку, каждую точку, каждую песчинку. Но что это была за материя? Она как будто бы не имела массы, но в тоже время была очень тяжелой. Мысли. В голову постоянно лезли непонятные, странные и пугающие мысли. Словно кто-то старался проникнуть в разум, взломать его, изнасиловать и сделать подвластным себе. Кто-то врывался, навязывал себя, навязывал свои идеи, свое мышление, навязывал свои мысли. Кто-то пытался промыть мозги, наполнив их новым, чуждым, извращенным содержанием. Агрессия, ненависть, стремление захватить, поработить, а если не удастся, то – уничтожить. Это невероятно сильное желание летало где-то здесь, в воздухе, и каждый ощущал себя объектом этого желания. – Что ты видишь? – нарушая продолжительную тишину, громко, как-то неестественно, словно лязг металла, прозвучало в воздухе. Это был Валиндук, и он обращался к геологу. – Ничего, – ответил тот, настраивая свой радар, – Кроме нас, здесь никого нет. И мы постепенно приближаемся к цели. – Хорошо, – заключил капитан, продолжая идти дальше, держа указательный палец чуть ниже спускового курка. Вновь наступила тишина. Команда продолжала молча продвигаться по дороге, не снижая темпа, изредка переглядываясь между собой, или просто случайно встречаясь друг с другом взглядом. Каждый думал о чем-то своем, либо же все думали об одном и том. Лиус оглянулся вокруг. В глазах членов его команды был страх и настороженность. Он уже долго наблюдал за своими товарищами, и напряженная атмосфера начинала его немного раздражать. Нужно было как-то разрядить обстановку, пока не начался массовый психоз. Он попытался произнести вслух то, о чем думали все. – Хэй! – окликнул он, остановившись. Все так же прекратили движение и вопросительно уставились на автомеханика. – В чем дело? – спросил Валиндук. Кварион выдержал небольшую паузу, стараясь как можно лучше и понятнее сформулировать свое замечание. – Здесь только мне одному кажется, что я начинаю сходить с ума? Члены команды переглянулись между собой. – Что ты имеешь в виду? – попытался уточнить молодой спецназовец. Лиус повернулся в его сторону. – А ты меня не понимаешь? – В чем именно? – Ты понимаешь, о чем я говорю или нет? Бариус не отвечал. Смелый автомеханик уже начинал себя чувствовать полным идиотом. – Возможно, мы все тебя в определенной степени понимаем, – отозвался, наконец, капитан, – Что скажете? – обратился он к остальным. Все молчали. – Никому не чудится, что в его мозг стараются проникнуть? – осторожно, как бы ступая по тонкому льду, боясь показаться сумасшедшим, спросил Лиус. Геолог кивнул головой. – По-моему здесь кто-то есть, – заметил ученый. Наступила пауза. – Кто-то или что-то, – добавил священник. Все вопросительно посмотрели в его сторону. – А что ты скажешь? – обратился к нему военный офицер. Тот усмехнулся. – Я думаю, у нас у всех начинается психоз. – Как это мило, – осклабился Бариус. – Ты что-нибудь чувствуешь? – продолжал спрашивать капитан, глядя священнику прямо в глаза. – За нами следят, – тихо произнес Лаен. – Я проверяю местность – здесь никого нет в радиусе восьми тысяч шагов, – заметил геолог. Валиндук посмотрел в его сторону, затем снова взглядом вернулся к священнику. – Ну? – позвал он, кивком головы требуя ответа. – Что “ну”. – Я задал вопрос. – Какой? – Ты чувствуешь что-нибудь? Викториус улыбнулся. – Я слишком часто в своей жизни доверял чувствам, чтобы теперь полагаться на них. Капитан продолжал пристально смотреть в глаза Малочевскому. Его явно не устраивал такой ответ. Он понимал, что что-то здесь не так, и сильно хотел выяснить, что. – Возможно, это психотропное оружие, – предположил он. Но одно только предположение его тоже не устраивало. Он внимательно прислушивался к лесу, но лес не спешил выдавать свои тайны, сохраняя абсолютную тишину. И тут Крос Валиндук неожиданно резко повернулся и, присев, закричал: – Всем лечь на землю, укрыться за деревья! Испугавшись от неожиданности и от неестественного крика невозмутимого капитана, Франкл и Лаен кинулись к обочине и нырнули в канаву, накрытую сверху каким-то повалившимся деревом. Лиус и священник пригнулись и забежали за огромный высокий камень с другой стороны дороги. Оба военных, присев на одно колено, резко передернули затворы автоматов, и, прицеливаясь, заметались по сторонам, стараясь определить местонахождения противника, затем Бариус откатился в кусты, а капитан нырнул в канаву к геологу и ученому. Послышались выстрелы. Действительно, стреляли, только не совсем было понятно, от куда. Каждый вытащил свой личный пистолет, который ему был выдан, и держал его в руках. – От куда ведется огонь? – крикнул Валиндук Бариусу. – Не могу определить, капитан, – ответил тот из кустов. Лежа в канаве с автоматом в руках, Крос резко оглядывался по сторонам, но ничего не видел. – Где они? – спросил он, повернувшись к геологу, который находился рядом и закрывал голову руками. Придя в себя после первых секунд паники, Франкл достал свой тепловой радар и начал сканировать местность. – Я никого не вижу, – дрожащим, срывающимся голосом ответил он. – Что значит, никого не вижу?! – Я сам не могу понять, но радар показывает только нас. – Дай сюда! – взревел Валиндук и с силой выхватил прибор из толстых коротких рук Кароса. На экране горели шесть красных точек, расположенных именно так, как в действительности располагалась по дороге вся команда. – Выброси его на хрен, – радар полетел обратно в руки геолога, – Клавор! – заорал военный офицер. – Не могу определить, капитан, – снова ответил тот. Такое положение дел явно не сулило ничего хорошего. Крос осторожно выглянул из-за дерева и осмотрел дорогу. Не было ничего – ни людей, ни машин, ни даже вспышек огня или следов автоматных очередей. Только звуки стрельбы и проносящихся мимо пуль. И они были реальны. Сидя за камнем на одном колене, держа в правой руке холодный тяжелый пистолет, Викториус тоже слышал стрельбу и слышал, как проносятся рядом пули, но так же слышал и человеческие голоса – стоны и крики, и они были словно где-то здесь, совсем рядом. Но, как и Валиндук, он не видел ни вспышек огня, ни пуль, которые должны были пролетать мимо или попадать в землю, или в деревья, или рикошетить от камней. Все это было вроде бы реально и, в то же время, не настоящее. Как будто бы кто-то включил мощную трехмерную акустическую систему. Пресвитер убрал пистолет обратно в кобуру и высунул голову. – Что ты делаешь? – спросил его Лиус. Священник проигнорировал вопрос и поднялся на ноги. – Сядь немедленно. Ты, что, сдурел, псих, – услышал он снизу, но так же не посчитал нужным, как либо отреагировать на это. Наоборот, он медленно вышел из-за камня на середину дороги и развел руки в стороны, будто бы пытаясь поймать хоть одну пулю. И он чувствовал, что они пролетали мимо и, как будто, проходили сквозь тело, но не причиняли вреда. – Ты что делаешь, тупой святоша, быстро в укрытие, пока я тебя сам не пристрелил! – заорал военный офицер, вытаращив глаза. В экстремальных ситуациях он общался с людьми немного не так, как обычно. Викториус с разведенными в стороны руками и дикой маниакальной улыбкой повернулся два раза вокруг своей оси. Все замерли. – Здесь никого нет, – сказал он. – Что?! – не расслышал капитан. – Здесь никого нет! – прокричал священник. – Что значит, никого нет? – Прислушайся. Крос Валиндук вылез из канавы и внимательно огляделся вокруг. Звуки стрельбы стали постепенно стихать и со временем совсем прекратились. – Что это значит? Малочевский, не отвечая, медленно пошел вдоль дороги. Военный офицер в недоумении последовал за ним, не отнимая пальца от спускового курка. Через некоторое время его взору открылась следующая картина: на земле валялись разлагающиеся тела людей, одетые в специальную одежду, пропитанную запекшейся кровью, экипированные, с различным огнестрельным оружием в руках. Вокруг были разбросаны вещи, сумки и оборудование, и все обильно усеяно гильзами от патронов. Ветки некоторых деревьев были перебиты, стволы изрешечены пулями. Жуткий запах зловония вырабатывал рвотный рефлекс. И снова послышались звуки стрельбы, чьи-то крики и стоны, только теперь уже не так отчетливо, как в первый раз, а как-то приглушенно, с эхом, они проносились мимо ушей, как ветер, и как будто бы не в реальности, а в каком-то другом измерении – призрачно. – Это отряд специального назначения, – определил Валиндук по нашивкам на одежде. – Вот, что мы слышали – бой, происходящий не в настоящем времени, а в прошлом, – тихо произнес священник, – Они побывали здесь до нас. К этому времени подоспели остальные члены команды. Мало что понимая, да еще и не успев полностью отойти от первых минут шока, никто не решался строить предположений, что же все-таки тут происходит. Закрывая рукавами рты и носы, они просто с ужасом смотрели на то, что осталось от группы военных натренированных людей. Франкла начало рвать. – Эти звуки, стрельба – я до сих пор слышу их, – заметил Бариус. – Это звуки прошлого. Это то, что здесь случилось когда-то, – пояснил Малочевский. – О чем ты говоришь. Что это за хрень? – взорвался капитан. – Ты сам не чувствуешь? Крос снова прислушался и, внимательно оглядев все, что мог увидеть, задумался. – Как это возможно? Наступила пауза. – Может быть дефект времени, – размышлял вслух Лаен Акрониус, – Определенный синтез полей… хм… звуковые колебания удерживаются в пространстве. – Дефект времени? – нервно переспросил Бариус. Священник посмотрел на ученого и улыбнулся. – Я, конечно, понимаю, что ты физик. Но в данном случае я бы не стал строить каких-либо научных гипотез. Попробуй не замечать эти звуки, и через некоторое время они исчезнут – ты можешь их контролировать, Лаен. Ты можешь запретить им действовать на твой разум. – Что? – Ладно, – отрезал капитан Валиндук. Он уже оправился от небольшого шока после столкновения с чем-то необъяснимым, и теперь пора было принимать решения, – Надо вернуться назад и забрать вещи. А потом идти дальше. Если, конечно, кто-нибудь не хочет здесь заночевать, – он оглядел каждого суровым взглядом и добавил: – За вещами пойдем вместе. И, вообще, с этого момента старайтесь держаться рядом друг с другом. Ни в коем случае не отделяйтесь. Если кому-то нужно будет в туалет, остановку делаем все. Следите друг за другом. Эти спецы – профессионалы своего дела, и все-таки их кто-то убил. Всем понятно? И старайтесь не слишком сильно фантазировать. Не поддавайтесь чрезмерным впечатлениям. Возможно, это все просто действие какого-нибудь психотропного оружия. – Понятно, командир хренов, – насмешливо пробормотал Лиус. Он с детства не любил военных. Группа вернулась назад и подобрала оставленные рюкзаки. Когда все были готовы продолжить путь, капитан устроил перекличку, и с ужасом обнаружил, что нет Лаена Акрониуса. Началось очередное волнение. Ученого стали кричать и, к счастью, через некоторое время он вернулся с того места, где были обнаружены трупы. – Я же сказал, чтобы никто не отделялся! – зло заорал Валиндук, но тут же увидел перед своим носом белый листок с какими-то непонятными каракулями. – Я вычислил, – начал Акрониус, – Что там произошло. Эти люди не были убиты кем-то еще. Они сами себя убили. Крос тупо уставился в отданную ему бумажку. – С чего ты взял? – Судя по тому, как расположены трупы, и по характеру ранений, а так же по траекториям пуль видно, что огонь велся исключительно внутри группы. Видимо, они просто сошли с ума и в состоянии психоза перестреляли друг друга. Я нарисовал подробную геометрическую модель. Каждый может с ней ознакомиться. Наступила долгая пауза. Все молча переглянулись между собой. – Ты уверен в этом? – спросил Лиус. – Абсолютно. – Может, ты ошибся? Лаен отрицательно покачал головой. Это было исключено. Он умел делать математические расчеты. Капитан изучил листок с накарябанными наспех чертежами и формулами и, подняв голову, орлиным взором окинул каждого из команды. – Возможно, – заключил он, наконец, не уделяя этому слишком много внимания, – Гений ты наш. Я не удивлюсь, если у этих парней действительно крыша поехала. Но, как бы там не было, нам нужно идти дальше, пока еще не стемнело. Так что, вперед. И все-таки держитесь ближе друг к другу. Экспедиция продолжалась.
я видела эти ваши "приколки", да испугалась большого текста, как всегда. Осторожно начала читать... и не смогла остановиться. 
Спасибо Вам огромное! 
Давно так не смеялась.
...Если вскоре замес начнется и Земля "станет скидывать с себя нечестивых людей" - я уверен, что вас обязательно оставит в живых, как свет миру. Вы добрые и хорошие люди. Побольше бы таких как вы 
.
ну что вы. Мы обыкновенные. Я знаю, что мир будет спасён, потому что смеялся. 
