Клуб любителей исторической прозы - Страница 13 - Форум  
Приветствуем Вас Гость | RSS Главная | Клуб любителей исторической прозы - Страница 13 - Форум | Регистрация | Вход

[ Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS ]
Модератор форума: Анаит, Самира  
Форум » Проза » Ваше творчество - раздел для ознакомления » Клуб любителей исторической прозы (история моих предков)
Клуб любителей исторической прозы
sadco004Дата: Суббота, 11.09.2021, 08:21 | Сообщение # 181
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Голос мужчины был хриплый и невыразительный.
Накричался, бедолага, подумал Дима, а вслух сказал:
- Это я вашу дочь в морг отвозил, и из петли вынимал, - Логачёв сел рядом, широко расставив длинные ноги, опустив между ними сцепленные ладони. – Если интересуют какие подробности, я расскажу.
Приезжий встрепенулся от дремотной отрешённости и с любопытством взглянул на лейтенанта.
- Я с этим несчастьем словно сам голову потерял.
- Так всегда бывает, когда уходит из жизни близкий человек, - смущённо сказал Дима. – Как будто частичка нас самих уходит вместе с ним.
- И всё-таки я не верю, - мужчина стукнул себя кулаком по колену. – Что хотите со мной делайте – не верю.
Логачёв ответил не сразу, перед глазами зарябили строки предсмертной записки, оставленной покойной: «Мама, папа, меня не вините (последние три слова зачёркнуты) простите меня. Больше так не могу. Люда».
- Она написала, что хочет умереть.
- Ты тоже так думаешь? А не думаешь, что она хотела жить несмотря ни на что? Не думаешь? – мужчина на миг распалился, потом махнул безнадёжно рукой, утёр слезу и отвернулся.
- Не знаю, - растерялся Дима. – Может быть. В жизни всё может быть, и такое, что невозможно понять и объяснить общепринятыми мерками. Как вы считаете?
- Я никак не считаю. Я знаю свою дочь. Она была нормальным ребёнком, любила жизнь и жила ещё, если б не попала в этот проклятый дом, к этой баптистке. Ты, лейтенант, видел старуху?
Логачёв молча кивнул. Он отлично помнил злобную хозяйку дома. Её морщинистую, как у черепахи, шею и такие же, без ресниц, веки, и подумал, как несправедлива жизнь - старуха будет коптить небо ещё много лет, а молодой, красивой девушки уже не будет на этом свете никогда.
Он посмотрел на собеседника не только с сочувствием, но и с пониманием. Ведь он и сам так думает - что-то в этом деле не срастается, нет логической стройности в официальной версии. Как может здоровая, красивая, успешно обучающаяся девушка, лишь немного прихворнувшая, наложить на себя руки, не имея к тому ни повода, ни причин? Или это убийство? Но тогда – кто, за что и как?
Дима встрепенулся, увидев в трясущейся руке приезжего початую бутылку водки с пробкой из газеты, и почувствовал к незнакомцу что-то вроде жалости. К сердцу подступило саднящая боль, какую ощущает человек, вернувшийся с похорон близкого и уже взявший себя в руки, но вдруг увидел что-то из вещей покойного, и защемило в груди.
Мужчина хлебнул, заткнул пробку, сунул бутылку в карман пальто.
- Ничего не помогает, - сказал он с кривой усмешкой, а потом с горечью продолжил. – На вскрытии установили – «девушка честная». И я никак не могу увязать эти два понятия вместе – «девушка честная» и «самоубийство». Не знаю, как умерла моя дочь, но уверен – без посторонней силы здесь не обошлось.
Он вскинул взгляд на Диму:
- Заклинаю тебя, лейтенант, найди убийцу моей дочери. Всю жизнь тебе не будет покоя, если сейчас уйдёшь и забудешь мой наказ. Так не должно быть, чтобы мой ребёнок лежал в земле, а его убийца злорадствовал. Слышишь, лейтенант? Найди его обязательно….

Дима Логачёв считал, что милиционерам и журналистам в жизни повезло. Тем, конечно, кто любит свою профессию – можно заниматься любимым делом круглые сутки, даже за обедом и во время сна. Пообещав родителю несчастной студентки сделать всё, что в его силах, он решил тут же посоветоваться с лучшим другом и наставником.
 
СообщениеГолос мужчины был хриплый и невыразительный.
Накричался, бедолага, подумал Дима, а вслух сказал:
- Это я вашу дочь в морг отвозил, и из петли вынимал, - Логачёв сел рядом, широко расставив длинные ноги, опустив между ними сцепленные ладони. – Если интересуют какие подробности, я расскажу.
Приезжий встрепенулся от дремотной отрешённости и с любопытством взглянул на лейтенанта.
- Я с этим несчастьем словно сам голову потерял.
- Так всегда бывает, когда уходит из жизни близкий человек, - смущённо сказал Дима. – Как будто частичка нас самих уходит вместе с ним.
- И всё-таки я не верю, - мужчина стукнул себя кулаком по колену. – Что хотите со мной делайте – не верю.
Логачёв ответил не сразу, перед глазами зарябили строки предсмертной записки, оставленной покойной: «Мама, папа, меня не вините (последние три слова зачёркнуты) простите меня. Больше так не могу. Люда».
- Она написала, что хочет умереть.
- Ты тоже так думаешь? А не думаешь, что она хотела жить несмотря ни на что? Не думаешь? – мужчина на миг распалился, потом махнул безнадёжно рукой, утёр слезу и отвернулся.
- Не знаю, - растерялся Дима. – Может быть. В жизни всё может быть, и такое, что невозможно понять и объяснить общепринятыми мерками. Как вы считаете?
- Я никак не считаю. Я знаю свою дочь. Она была нормальным ребёнком, любила жизнь и жила ещё, если б не попала в этот проклятый дом, к этой баптистке. Ты, лейтенант, видел старуху?
Логачёв молча кивнул. Он отлично помнил злобную хозяйку дома. Её морщинистую, как у черепахи, шею и такие же, без ресниц, веки, и подумал, как несправедлива жизнь - старуха будет коптить небо ещё много лет, а молодой, красивой девушки уже не будет на этом свете никогда.
Он посмотрел на собеседника не только с сочувствием, но и с пониманием. Ведь он и сам так думает - что-то в этом деле не срастается, нет логической стройности в официальной версии. Как может здоровая, красивая, успешно обучающаяся девушка, лишь немного прихворнувшая, наложить на себя руки, не имея к тому ни повода, ни причин? Или это убийство? Но тогда – кто, за что и как?
Дима встрепенулся, увидев в трясущейся руке приезжего початую бутылку водки с пробкой из газеты, и почувствовал к незнакомцу что-то вроде жалости. К сердцу подступило саднящая боль, какую ощущает человек, вернувшийся с похорон близкого и уже взявший себя в руки, но вдруг увидел что-то из вещей покойного, и защемило в груди.
Мужчина хлебнул, заткнул пробку, сунул бутылку в карман пальто.
- Ничего не помогает, - сказал он с кривой усмешкой, а потом с горечью продолжил. – На вскрытии установили – «девушка честная». И я никак не могу увязать эти два понятия вместе – «девушка честная» и «самоубийство». Не знаю, как умерла моя дочь, но уверен – без посторонней силы здесь не обошлось.
Он вскинул взгляд на Диму:
- Заклинаю тебя, лейтенант, найди убийцу моей дочери. Всю жизнь тебе не будет покоя, если сейчас уйдёшь и забудешь мой наказ. Так не должно быть, чтобы мой ребёнок лежал в земле, а его убийца злорадствовал. Слышишь, лейтенант? Найди его обязательно….

Дима Логачёв считал, что милиционерам и журналистам в жизни повезло. Тем, конечно, кто любит свою профессию – можно заниматься любимым делом круглые сутки, даже за обедом и во время сна. Пообещав родителю несчастной студентки сделать всё, что в его силах, он решил тут же посоветоваться с лучшим другом и наставником.

Автор - sadco004
Дата добавления - 11.09.2021 в 08:21
СообщениеГолос мужчины был хриплый и невыразительный.
Накричался, бедолага, подумал Дима, а вслух сказал:
- Это я вашу дочь в морг отвозил, и из петли вынимал, - Логачёв сел рядом, широко расставив длинные ноги, опустив между ними сцепленные ладони. – Если интересуют какие подробности, я расскажу.
Приезжий встрепенулся от дремотной отрешённости и с любопытством взглянул на лейтенанта.
- Я с этим несчастьем словно сам голову потерял.
- Так всегда бывает, когда уходит из жизни близкий человек, - смущённо сказал Дима. – Как будто частичка нас самих уходит вместе с ним.
- И всё-таки я не верю, - мужчина стукнул себя кулаком по колену. – Что хотите со мной делайте – не верю.
Логачёв ответил не сразу, перед глазами зарябили строки предсмертной записки, оставленной покойной: «Мама, папа, меня не вините (последние три слова зачёркнуты) простите меня. Больше так не могу. Люда».
- Она написала, что хочет умереть.
- Ты тоже так думаешь? А не думаешь, что она хотела жить несмотря ни на что? Не думаешь? – мужчина на миг распалился, потом махнул безнадёжно рукой, утёр слезу и отвернулся.
- Не знаю, - растерялся Дима. – Может быть. В жизни всё может быть, и такое, что невозможно понять и объяснить общепринятыми мерками. Как вы считаете?
- Я никак не считаю. Я знаю свою дочь. Она была нормальным ребёнком, любила жизнь и жила ещё, если б не попала в этот проклятый дом, к этой баптистке. Ты, лейтенант, видел старуху?
Логачёв молча кивнул. Он отлично помнил злобную хозяйку дома. Её морщинистую, как у черепахи, шею и такие же, без ресниц, веки, и подумал, как несправедлива жизнь - старуха будет коптить небо ещё много лет, а молодой, красивой девушки уже не будет на этом свете никогда.
Он посмотрел на собеседника не только с сочувствием, но и с пониманием. Ведь он и сам так думает - что-то в этом деле не срастается, нет логической стройности в официальной версии. Как может здоровая, красивая, успешно обучающаяся девушка, лишь немного прихворнувшая, наложить на себя руки, не имея к тому ни повода, ни причин? Или это убийство? Но тогда – кто, за что и как?
Дима встрепенулся, увидев в трясущейся руке приезжего початую бутылку водки с пробкой из газеты, и почувствовал к незнакомцу что-то вроде жалости. К сердцу подступило саднящая боль, какую ощущает человек, вернувшийся с похорон близкого и уже взявший себя в руки, но вдруг увидел что-то из вещей покойного, и защемило в груди.
Мужчина хлебнул, заткнул пробку, сунул бутылку в карман пальто.
- Ничего не помогает, - сказал он с кривой усмешкой, а потом с горечью продолжил. – На вскрытии установили – «девушка честная». И я никак не могу увязать эти два понятия вместе – «девушка честная» и «самоубийство». Не знаю, как умерла моя дочь, но уверен – без посторонней силы здесь не обошлось.
Он вскинул взгляд на Диму:
- Заклинаю тебя, лейтенант, найди убийцу моей дочери. Всю жизнь тебе не будет покоя, если сейчас уйдёшь и забудешь мой наказ. Так не должно быть, чтобы мой ребёнок лежал в земле, а его убийца злорадствовал. Слышишь, лейтенант? Найди его обязательно….

Дима Логачёв считал, что милиционерам и журналистам в жизни повезло. Тем, конечно, кто любит свою профессию – можно заниматься любимым делом круглые сутки, даже за обедом и во время сна. Пообещав родителю несчастной студентки сделать всё, что в его силах, он решил тут же посоветоваться с лучшим другом и наставником.

Автор - sadco004
Дата добавления - 11.09.2021 в 08:21
sadco004Дата: Среда, 15.09.2021, 02:59 | Сообщение # 182
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Зубков Яков Александрович, суховато-официальный на работе, в домашней обстановке выглядел человеком благодушным, разговорчивым, гостеприимным.
- Я тебе сразу скажу, что тут дело не простое, ибо в наши дни ни одна разумная девушка не покончит с собой из-за того, что ждёт ребёнка, или её бросил кавалер, если только её не приучили всю жизнь полагаться на кого-нибудь, а этого кого-то не оказалось рядом в критическую минуту. Но в данном случае нет ни ребёнка, ни ухажёра, так, по крайней мере, утверждают её подружки. А что есть? Скажу, как специалист. Заметил ли ты, что стояк – труба отопления, на которой крепилась веревка, была нестерпима горячей, а подставок близко не было. Конечно, если ты под поезд решил, то тебе всё равно – холодные ли рельсы или нет. Но, однако ж, зачем себя истязать? Не проще ли табуретку поставить, а потом ножкой – раз! – и виси на здоровье…
- Ну, так что ж ты? – встрепенулся Дима.
- А что я? Я в заключении написал. А спорить бесполезно - Фёдоров, ты же видел, был настроен на суицид, другие версии ему по барабану. Он вообще всегда отмахивается от моих доводов, я уже привык и не высовываюсь. Логика его железная – мол, девушка была не в себе, и в таком состоянии трудно ожидать от неё разумных поступков. И главный козырь – письмо: почерк-то её. Правда писала как-то с выкрутасами.
Участковый опять встрепенулся, как болельщик на трибуне, но Зубков опередил его вопрос:
- У Фёдорова и на это есть объяснение, всё то же – девушка не в себе.
Насладившись Диминым потрясением, Зубков сел поудобней, закурил и продолжил тихим повествовательным тоном:
- Я сразу почувствовал, что здесь что-то кроется: разбросанные повсюду шпильки, записка, зачёркнутая строчка и, наконец, горячая труба – всё это имеет свой смысл. И я хотел, как можно более тщательно воссоздать для себя то состояние, в котором могла быть девушка в последние свои минуты. Мне нравится упражнять ум. Но когда алгоритм не слагается, это досадой отравляет душу, лишает элементарного покоя и комфорта. Это всё равно, что трогать языком больной зуб. Вот такие, брат, муки.
- Ты подожди про зуб, - нетерпеливо перебил Дима. – Кого ты подозреваешь?
Зубков обиженно поджал губы, пустил кольцо дыма, заговорил после паузы:
- Чтобы изложить все этапы моих размышлений, потребовалось бы исписать горы бумаги. Я пытался найти что-нибудь общее, что-нибудь связывающее эти несколько подмеченных мною алогизмов. Я ставил себя на её место. Шаг за шагом, десятки предположений, и все лишены смысла и логики. В такой же тупик зашёл, когда пытался развить версию умышленного убийства. Как Робинзон Крузо, о плохом и хорошем с ним случившемся, записал, разделив на две графы, все имеющиеся улики - самоубийство или убийство. Ни один день промучился – ничто не перевесило. И в результате – ноль выводов. Тогда разорвал всю писанину и успокоился Фёдоровским – самоубийц не разберёшь.
- И на чём же ты остановился? – Дима сидел, расставив локти на столе, упёршись подбородком в сцепленные ладони, а взглядом в Зубкова.
- А ни на чём. Я сам себе поставил вечный «шах» - патовая ситуация.
- Так я тебе вот что скажу, - рубанул ладонью воздух лейтенант. – Старики эти и грохнули квартирантку. Руки выкрутили, заставили предсмертную записку начеркать, а потом в петлю засунули. Влезли к ней через подвал, так же и ушли. Ты видел, дом какой высокий – у него должен быть подвал. Ведь мы даже под половиками лаз не посмотрели – все Фёдорова слушались. А?
- Я почти уверен, что именно всё так и было, - Зубков насмешливо посмотрел на приятеля. – Эх, Дима, Дима, бедная, романтическая душа. Тебе детективы писать – то-то были бы бестселлеры!
Но участковый пропустил это мимо ушей, он загорелся:
- Послушай, на что Фёдоров упирает? Её записка? Но там прямой намёк на убийство: «меня не вините». Она имела в виду кого-то, виноватого в её смерти. Они поняли её уловку и заставили зачеркнуть. Выхода у неё не было. Фёдоров прав, когда объясняет сбивчивый тон записки эмоциональным напряжением, но это отнюдь не стресс самоубийцы. Мы, Яков Александрович, стоим перед фактом насильственной смерти.
 
СообщениеЗубков Яков Александрович, суховато-официальный на работе, в домашней обстановке выглядел человеком благодушным, разговорчивым, гостеприимным.
- Я тебе сразу скажу, что тут дело не простое, ибо в наши дни ни одна разумная девушка не покончит с собой из-за того, что ждёт ребёнка, или её бросил кавалер, если только её не приучили всю жизнь полагаться на кого-нибудь, а этого кого-то не оказалось рядом в критическую минуту. Но в данном случае нет ни ребёнка, ни ухажёра, так, по крайней мере, утверждают её подружки. А что есть? Скажу, как специалист. Заметил ли ты, что стояк – труба отопления, на которой крепилась веревка, была нестерпима горячей, а подставок близко не было. Конечно, если ты под поезд решил, то тебе всё равно – холодные ли рельсы или нет. Но, однако ж, зачем себя истязать? Не проще ли табуретку поставить, а потом ножкой – раз! – и виси на здоровье…
- Ну, так что ж ты? – встрепенулся Дима.
- А что я? Я в заключении написал. А спорить бесполезно - Фёдоров, ты же видел, был настроен на суицид, другие версии ему по барабану. Он вообще всегда отмахивается от моих доводов, я уже привык и не высовываюсь. Логика его железная – мол, девушка была не в себе, и в таком состоянии трудно ожидать от неё разумных поступков. И главный козырь – письмо: почерк-то её. Правда писала как-то с выкрутасами.
Участковый опять встрепенулся, как болельщик на трибуне, но Зубков опередил его вопрос:
- У Фёдорова и на это есть объяснение, всё то же – девушка не в себе.
Насладившись Диминым потрясением, Зубков сел поудобней, закурил и продолжил тихим повествовательным тоном:
- Я сразу почувствовал, что здесь что-то кроется: разбросанные повсюду шпильки, записка, зачёркнутая строчка и, наконец, горячая труба – всё это имеет свой смысл. И я хотел, как можно более тщательно воссоздать для себя то состояние, в котором могла быть девушка в последние свои минуты. Мне нравится упражнять ум. Но когда алгоритм не слагается, это досадой отравляет душу, лишает элементарного покоя и комфорта. Это всё равно, что трогать языком больной зуб. Вот такие, брат, муки.
- Ты подожди про зуб, - нетерпеливо перебил Дима. – Кого ты подозреваешь?
Зубков обиженно поджал губы, пустил кольцо дыма, заговорил после паузы:
- Чтобы изложить все этапы моих размышлений, потребовалось бы исписать горы бумаги. Я пытался найти что-нибудь общее, что-нибудь связывающее эти несколько подмеченных мною алогизмов. Я ставил себя на её место. Шаг за шагом, десятки предположений, и все лишены смысла и логики. В такой же тупик зашёл, когда пытался развить версию умышленного убийства. Как Робинзон Крузо, о плохом и хорошем с ним случившемся, записал, разделив на две графы, все имеющиеся улики - самоубийство или убийство. Ни один день промучился – ничто не перевесило. И в результате – ноль выводов. Тогда разорвал всю писанину и успокоился Фёдоровским – самоубийц не разберёшь.
- И на чём же ты остановился? – Дима сидел, расставив локти на столе, упёршись подбородком в сцепленные ладони, а взглядом в Зубкова.
- А ни на чём. Я сам себе поставил вечный «шах» - патовая ситуация.
- Так я тебе вот что скажу, - рубанул ладонью воздух лейтенант. – Старики эти и грохнули квартирантку. Руки выкрутили, заставили предсмертную записку начеркать, а потом в петлю засунули. Влезли к ней через подвал, так же и ушли. Ты видел, дом какой высокий – у него должен быть подвал. Ведь мы даже под половиками лаз не посмотрели – все Фёдорова слушались. А?
- Я почти уверен, что именно всё так и было, - Зубков насмешливо посмотрел на приятеля. – Эх, Дима, Дима, бедная, романтическая душа. Тебе детективы писать – то-то были бы бестселлеры!
Но участковый пропустил это мимо ушей, он загорелся:
- Послушай, на что Фёдоров упирает? Её записка? Но там прямой намёк на убийство: «меня не вините». Она имела в виду кого-то, виноватого в её смерти. Они поняли её уловку и заставили зачеркнуть. Выхода у неё не было. Фёдоров прав, когда объясняет сбивчивый тон записки эмоциональным напряжением, но это отнюдь не стресс самоубийцы. Мы, Яков Александрович, стоим перед фактом насильственной смерти.

Автор - sadco004
Дата добавления - 15.09.2021 в 02:59
СообщениеЗубков Яков Александрович, суховато-официальный на работе, в домашней обстановке выглядел человеком благодушным, разговорчивым, гостеприимным.
- Я тебе сразу скажу, что тут дело не простое, ибо в наши дни ни одна разумная девушка не покончит с собой из-за того, что ждёт ребёнка, или её бросил кавалер, если только её не приучили всю жизнь полагаться на кого-нибудь, а этого кого-то не оказалось рядом в критическую минуту. Но в данном случае нет ни ребёнка, ни ухажёра, так, по крайней мере, утверждают её подружки. А что есть? Скажу, как специалист. Заметил ли ты, что стояк – труба отопления, на которой крепилась веревка, была нестерпима горячей, а подставок близко не было. Конечно, если ты под поезд решил, то тебе всё равно – холодные ли рельсы или нет. Но, однако ж, зачем себя истязать? Не проще ли табуретку поставить, а потом ножкой – раз! – и виси на здоровье…
- Ну, так что ж ты? – встрепенулся Дима.
- А что я? Я в заключении написал. А спорить бесполезно - Фёдоров, ты же видел, был настроен на суицид, другие версии ему по барабану. Он вообще всегда отмахивается от моих доводов, я уже привык и не высовываюсь. Логика его железная – мол, девушка была не в себе, и в таком состоянии трудно ожидать от неё разумных поступков. И главный козырь – письмо: почерк-то её. Правда писала как-то с выкрутасами.
Участковый опять встрепенулся, как болельщик на трибуне, но Зубков опередил его вопрос:
- У Фёдорова и на это есть объяснение, всё то же – девушка не в себе.
Насладившись Диминым потрясением, Зубков сел поудобней, закурил и продолжил тихим повествовательным тоном:
- Я сразу почувствовал, что здесь что-то кроется: разбросанные повсюду шпильки, записка, зачёркнутая строчка и, наконец, горячая труба – всё это имеет свой смысл. И я хотел, как можно более тщательно воссоздать для себя то состояние, в котором могла быть девушка в последние свои минуты. Мне нравится упражнять ум. Но когда алгоритм не слагается, это досадой отравляет душу, лишает элементарного покоя и комфорта. Это всё равно, что трогать языком больной зуб. Вот такие, брат, муки.
- Ты подожди про зуб, - нетерпеливо перебил Дима. – Кого ты подозреваешь?
Зубков обиженно поджал губы, пустил кольцо дыма, заговорил после паузы:
- Чтобы изложить все этапы моих размышлений, потребовалось бы исписать горы бумаги. Я пытался найти что-нибудь общее, что-нибудь связывающее эти несколько подмеченных мною алогизмов. Я ставил себя на её место. Шаг за шагом, десятки предположений, и все лишены смысла и логики. В такой же тупик зашёл, когда пытался развить версию умышленного убийства. Как Робинзон Крузо, о плохом и хорошем с ним случившемся, записал, разделив на две графы, все имеющиеся улики - самоубийство или убийство. Ни один день промучился – ничто не перевесило. И в результате – ноль выводов. Тогда разорвал всю писанину и успокоился Фёдоровским – самоубийц не разберёшь.
- И на чём же ты остановился? – Дима сидел, расставив локти на столе, упёршись подбородком в сцепленные ладони, а взглядом в Зубкова.
- А ни на чём. Я сам себе поставил вечный «шах» - патовая ситуация.
- Так я тебе вот что скажу, - рубанул ладонью воздух лейтенант. – Старики эти и грохнули квартирантку. Руки выкрутили, заставили предсмертную записку начеркать, а потом в петлю засунули. Влезли к ней через подвал, так же и ушли. Ты видел, дом какой высокий – у него должен быть подвал. Ведь мы даже под половиками лаз не посмотрели – все Фёдорова слушались. А?
- Я почти уверен, что именно всё так и было, - Зубков насмешливо посмотрел на приятеля. – Эх, Дима, Дима, бедная, романтическая душа. Тебе детективы писать – то-то были бы бестселлеры!
Но участковый пропустил это мимо ушей, он загорелся:
- Послушай, на что Фёдоров упирает? Её записка? Но там прямой намёк на убийство: «меня не вините». Она имела в виду кого-то, виноватого в её смерти. Они поняли её уловку и заставили зачеркнуть. Выхода у неё не было. Фёдоров прав, когда объясняет сбивчивый тон записки эмоциональным напряжением, но это отнюдь не стресс самоубийцы. Мы, Яков Александрович, стоим перед фактом насильственной смерти.

Автор - sadco004
Дата добавления - 15.09.2021 в 02:59
sadco004Дата: Суббота, 18.09.2021, 07:53 | Сообщение # 183
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Этого, может быть, достаточно, чтобы убедить тебя, но отнюдь не достаточно, чтобы заставить прокурора возбудить дело о насильственном убийстве. Тем более, Фёдоров против меня предубеждён, а тебя вообще слушать не захочет. Поэтому я намерен отложить этот случай у себя в памяти, как шахматный этюд, и на досуге поломать над ним голову. А тебе не советую соваться в полированные двери персональных кабинетов. Так что, не беспокойся, не бесись, не суетись и не вздумай заниматься частным сыском, а допивай своё пиво, и идём смотреть футбол.
- Как ты можешь так спокойно пить пиво, смотреть телевизор, зная то, что ты знаешь?
- Жизнь, брат, всему научит.
- Но я не таков - меня ещё не учила жизнь. Будь уверен, я сидеть не буду. Я сейчас пойду и что-нибудь натворю.
- Сиди, - сурово сказал Зубков. – Что ты удумал?
- Пока не знаю. Наверное, пойду к старухе, скажу, так, мол, и так – я тебя подозреваю, давай колись, как ты жиличку замочила.
- Ну, разумеется, твой приход и решительный натиск собьют старуху с толку – она растеряется и покается. Да она тебя на порог не пустит - скажет, ордер, мильтон, давай. А ордер тебе в прокураторе так и дали. Держи карман. Захотят они, чтобы какой-то лейтенант-выскочка их заслуженного следователя мордой да в дерьмо. Нет, брат, все твои движения заранее обречены на провал. Уж я-то знаю.
- Забыл? - я участковый, вхож во всяк и куда угодно. По крайней мере, отсиживаться на диване и ломать голову не собираюсь.
Зубков обиженно поджал губы, смерил собеседника взглядом.
- Участковый детектив, - покачал он головой. – Троицкий Анискин. Вот уж не думал, что доживу до такого дня. У тебя на Ватсона вакансий нет?
- Нет, - хмуро отозвался Дима.
- Я так и думал, что моя репутация покажется сомнительной. Что ж, желаю удачи.
Расстались они холодно.
После разговора с Зубковым лейтенант Логачёв ещё несколько дней ходил в сомнениях, не зная, как взяться за задуманное, с какой стороны подкатить к старухе, чтобы выстрелило наверняка, чтобы не случилось осечки. Думал, думал и решил побеседовать с подружками погибшей студентки.
Искал обеих, но нашёл только Веру, нашёл в институте. Они спустились на лестничную площадку, беседовали, стоя у окна. Вверх, вниз сновали студенты. Девчонки с интересом поглядывали на долговязого лейтенанта, подмигивали Вере. Она краснела и сбивчиво рассказывала:
- Мы с того вечера у бабки не живём. Мне комнату в общаге дали, а Зинка со мной нелегально. Спим на одной кровати.
Дима представил, как девушки, обнявшись, спят на узкой кровати. Вспомнил свою, широченную, и спальню вспомнил в родительской трёхкомнатной квартире. Но не сочувствие кольнуло его сердце, а зависть к Зине. Вот бы с кем он махнул, не глядя – скромница Вера ему определённо нравилась.
- Ой, а вы знаете, - вспомнила Вера и, разволновавшись, взяла лейтенанта за широкую кисть. – На другой день, когда мы свои вещи забирали, бабка на нас смотрела, чтобы мы её не прихватили. Тут прибежал мальчишка – правнук бабкин. Посмотрел на нас и говорит: «Баба, это та тётя, которая умерла, фотографию мне дала». Вот скажите, зачем Людке дарить свою фотку какому-то сопляку?
Дима не ответил, уселся на подоконник, вытянув длинные ноги.
- А как вы думаете, зачем старухе убивать своих квартиранток?
- Не знаю, - пожала плечами Вера. – Это, может быть, случай, что Людка дома осталась, а может быть, подстроено всё. Забыла я сказать - когда мы собирались, старик какой-то в окно заглядывал, Людку напугал. Возможно, их там целая секта.
 
Сообщение- Этого, может быть, достаточно, чтобы убедить тебя, но отнюдь не достаточно, чтобы заставить прокурора возбудить дело о насильственном убийстве. Тем более, Фёдоров против меня предубеждён, а тебя вообще слушать не захочет. Поэтому я намерен отложить этот случай у себя в памяти, как шахматный этюд, и на досуге поломать над ним голову. А тебе не советую соваться в полированные двери персональных кабинетов. Так что, не беспокойся, не бесись, не суетись и не вздумай заниматься частным сыском, а допивай своё пиво, и идём смотреть футбол.
- Как ты можешь так спокойно пить пиво, смотреть телевизор, зная то, что ты знаешь?
- Жизнь, брат, всему научит.
- Но я не таков - меня ещё не учила жизнь. Будь уверен, я сидеть не буду. Я сейчас пойду и что-нибудь натворю.
- Сиди, - сурово сказал Зубков. – Что ты удумал?
- Пока не знаю. Наверное, пойду к старухе, скажу, так, мол, и так – я тебя подозреваю, давай колись, как ты жиличку замочила.
- Ну, разумеется, твой приход и решительный натиск собьют старуху с толку – она растеряется и покается. Да она тебя на порог не пустит - скажет, ордер, мильтон, давай. А ордер тебе в прокураторе так и дали. Держи карман. Захотят они, чтобы какой-то лейтенант-выскочка их заслуженного следователя мордой да в дерьмо. Нет, брат, все твои движения заранее обречены на провал. Уж я-то знаю.
- Забыл? - я участковый, вхож во всяк и куда угодно. По крайней мере, отсиживаться на диване и ломать голову не собираюсь.
Зубков обиженно поджал губы, смерил собеседника взглядом.
- Участковый детектив, - покачал он головой. – Троицкий Анискин. Вот уж не думал, что доживу до такого дня. У тебя на Ватсона вакансий нет?
- Нет, - хмуро отозвался Дима.
- Я так и думал, что моя репутация покажется сомнительной. Что ж, желаю удачи.
Расстались они холодно.
После разговора с Зубковым лейтенант Логачёв ещё несколько дней ходил в сомнениях, не зная, как взяться за задуманное, с какой стороны подкатить к старухе, чтобы выстрелило наверняка, чтобы не случилось осечки. Думал, думал и решил побеседовать с подружками погибшей студентки.
Искал обеих, но нашёл только Веру, нашёл в институте. Они спустились на лестничную площадку, беседовали, стоя у окна. Вверх, вниз сновали студенты. Девчонки с интересом поглядывали на долговязого лейтенанта, подмигивали Вере. Она краснела и сбивчиво рассказывала:
- Мы с того вечера у бабки не живём. Мне комнату в общаге дали, а Зинка со мной нелегально. Спим на одной кровати.
Дима представил, как девушки, обнявшись, спят на узкой кровати. Вспомнил свою, широченную, и спальню вспомнил в родительской трёхкомнатной квартире. Но не сочувствие кольнуло его сердце, а зависть к Зине. Вот бы с кем он махнул, не глядя – скромница Вера ему определённо нравилась.
- Ой, а вы знаете, - вспомнила Вера и, разволновавшись, взяла лейтенанта за широкую кисть. – На другой день, когда мы свои вещи забирали, бабка на нас смотрела, чтобы мы её не прихватили. Тут прибежал мальчишка – правнук бабкин. Посмотрел на нас и говорит: «Баба, это та тётя, которая умерла, фотографию мне дала». Вот скажите, зачем Людке дарить свою фотку какому-то сопляку?
Дима не ответил, уселся на подоконник, вытянув длинные ноги.
- А как вы думаете, зачем старухе убивать своих квартиранток?
- Не знаю, - пожала плечами Вера. – Это, может быть, случай, что Людка дома осталась, а может быть, подстроено всё. Забыла я сказать - когда мы собирались, старик какой-то в окно заглядывал, Людку напугал. Возможно, их там целая секта.

Автор - sadco004
Дата добавления - 18.09.2021 в 07:53
Сообщение- Этого, может быть, достаточно, чтобы убедить тебя, но отнюдь не достаточно, чтобы заставить прокурора возбудить дело о насильственном убийстве. Тем более, Фёдоров против меня предубеждён, а тебя вообще слушать не захочет. Поэтому я намерен отложить этот случай у себя в памяти, как шахматный этюд, и на досуге поломать над ним голову. А тебе не советую соваться в полированные двери персональных кабинетов. Так что, не беспокойся, не бесись, не суетись и не вздумай заниматься частным сыском, а допивай своё пиво, и идём смотреть футбол.
- Как ты можешь так спокойно пить пиво, смотреть телевизор, зная то, что ты знаешь?
- Жизнь, брат, всему научит.
- Но я не таков - меня ещё не учила жизнь. Будь уверен, я сидеть не буду. Я сейчас пойду и что-нибудь натворю.
- Сиди, - сурово сказал Зубков. – Что ты удумал?
- Пока не знаю. Наверное, пойду к старухе, скажу, так, мол, и так – я тебя подозреваю, давай колись, как ты жиличку замочила.
- Ну, разумеется, твой приход и решительный натиск собьют старуху с толку – она растеряется и покается. Да она тебя на порог не пустит - скажет, ордер, мильтон, давай. А ордер тебе в прокураторе так и дали. Держи карман. Захотят они, чтобы какой-то лейтенант-выскочка их заслуженного следователя мордой да в дерьмо. Нет, брат, все твои движения заранее обречены на провал. Уж я-то знаю.
- Забыл? - я участковый, вхож во всяк и куда угодно. По крайней мере, отсиживаться на диване и ломать голову не собираюсь.
Зубков обиженно поджал губы, смерил собеседника взглядом.
- Участковый детектив, - покачал он головой. – Троицкий Анискин. Вот уж не думал, что доживу до такого дня. У тебя на Ватсона вакансий нет?
- Нет, - хмуро отозвался Дима.
- Я так и думал, что моя репутация покажется сомнительной. Что ж, желаю удачи.
Расстались они холодно.
После разговора с Зубковым лейтенант Логачёв ещё несколько дней ходил в сомнениях, не зная, как взяться за задуманное, с какой стороны подкатить к старухе, чтобы выстрелило наверняка, чтобы не случилось осечки. Думал, думал и решил побеседовать с подружками погибшей студентки.
Искал обеих, но нашёл только Веру, нашёл в институте. Они спустились на лестничную площадку, беседовали, стоя у окна. Вверх, вниз сновали студенты. Девчонки с интересом поглядывали на долговязого лейтенанта, подмигивали Вере. Она краснела и сбивчиво рассказывала:
- Мы с того вечера у бабки не живём. Мне комнату в общаге дали, а Зинка со мной нелегально. Спим на одной кровати.
Дима представил, как девушки, обнявшись, спят на узкой кровати. Вспомнил свою, широченную, и спальню вспомнил в родительской трёхкомнатной квартире. Но не сочувствие кольнуло его сердце, а зависть к Зине. Вот бы с кем он махнул, не глядя – скромница Вера ему определённо нравилась.
- Ой, а вы знаете, - вспомнила Вера и, разволновавшись, взяла лейтенанта за широкую кисть. – На другой день, когда мы свои вещи забирали, бабка на нас смотрела, чтобы мы её не прихватили. Тут прибежал мальчишка – правнук бабкин. Посмотрел на нас и говорит: «Баба, это та тётя, которая умерла, фотографию мне дала». Вот скажите, зачем Людке дарить свою фотку какому-то сопляку?
Дима не ответил, уселся на подоконник, вытянув длинные ноги.
- А как вы думаете, зачем старухе убивать своих квартиранток?
- Не знаю, - пожала плечами Вера. – Это, может быть, случай, что Людка дома осталась, а может быть, подстроено всё. Забыла я сказать - когда мы собирались, старик какой-то в окно заглядывал, Людку напугал. Возможно, их там целая секта.

Автор - sadco004
Дата добавления - 18.09.2021 в 07:53
sadco004Дата: Вторник, 21.09.2021, 08:07 | Сообщение # 184
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Возможно, - согласился Дима и снова подумал о том, какая Вера красивая, и как он завидует спящей с ней Зинке.
К старухе Баклушиной он пришёл в конце следующего дня.
Солнце красиво садилось за рекой, отражаясь в заледенелых окнах – будто свет зажёгся.
Вот и краснокирпичный дом с высоким крыльцом, занесённые снегом ступени сбегают к самому тротуару. Это половина сдаётся квартирантам. К старухиному жилью вход через калитку в заборе, широким, скупо убранным от снега двором и таким же высоким крыльцом к дощатой двери.
Дима постучал, подождал и толкнул её. Через холодную прихожую и ещё одну дверь, наконец, попал на кухню. За столом сидел мальчик лет восьми и готовил уроки. Хозяйка стояла у печи, спрятав за спиной руки, и, не мигая, смотрела на вошедшего.
- Ребёнка-то глазами чего сверлишь? – вместо ответа на Димино «здрасьте», проворчала Анна Аникеевна.
- Баб, ты что? – мальчик вскинул голову. – Ты что такая хмурая? Тебе дядя не нравится?
- Пиши, пиши, дядя сейчас уйдёт.
Дима собирался с мыслями, не зная, как начать разговор. Старуха помалкивала, будто знала всё наперёд. Мальчик вновь уткнулся в тетрадь. В трубе гудел огонь, пощёлкивал уголь в печи, теплота разливалась по кухоньке.
- Вы, по всему видать, люди деловые, да и я не бездельная. Говори, чего пришёл, - старуха произнесла это довольно миролюбиво.
- Участковый я ваш. Пришёл посмотреть - как житьё-бытьё, не обижает ли кто. Вижу, квартирантки ваши съехали, новых не ищете?
- Тебе постой что ль нужен?
- Да нет. Меня всё сомнения гложут на счёт самоубийства жилички вашей. Не верится, чтоб она сама себя того. Может, помог кто? Вы-то по этому вопросу что думаете?
- А ты наган свой достань, попугай меня, старуху, или вон мальца.
- Не опер я с убойного, гражданочка, а участковый – к людям без оружия хожу.
- Хитрый ты, участковый, но хитрость твоя вся снаружи лежит, не глубокая. Ты спрашивал, мы сказали, ты записал – какого рожна ещё-то людей смущать. Выслужиться хочешь?
- Кто не хочет? У тебя, бабка, где в погреб лаз? Здесь?- Дима каблуком постучал в пол. – А задери-ка половик, хозяйка.
Хозяйка, проявив нестарческую прыть, вооружилась кочергой и с ней наперевес подступила к Логачёву:
- Уходи, мильтон, подобру уходи, а то отгвоздакаю.
- Баба! – испуганно вскрикнул мальчишка.
Дима попятился, выставив руку для защиты:
- Ну, ну, гражданочка, зачем такие крайности? Вон мальца напугали. Успокойтесь, я уже ухожу, ухожу.
Но уходить он и не собирался. Вышел, спустился с крыльца, оглядел двор. Теперь только заметил собачью будку и добродушную лохматую мордочку в ней. Ветхий сарай в глубине двора, но к нему и тропинки нет – девственный снег. Пошёл вдоль дома по чищенной дорожке. Должен, должен быть подвал за этим высоким, литым из природного камня, фундаментом, и вход в него должен быть.
А вот и он! И окно рядом со ставней на петлях – должно быть, люк для угля. На двери в подвал замок, сверху спускается провод, ныряет в щель. Проследив его путь, Дима встретился со злобным взглядом Анны Аникеевны Баклушиной. Старуха бесновалась у окна и через стекло грозила кулаком. Участковый погрозил ей пальцем.
«Семь бед – один ответ», - подумал лейтенант, взял в ладони леденящий пальцы замок и рванул. Замок не поддался, но шевельнулась петля в косяке. Ещё один мощный рывок, и она выскочила из гнезда, освободив дверь от запора. Дима распахнул дверь, пригнул голову, сделал шаг и услышал хруст снега за спиной. Мальчишка кубарем скатился с крыльца, на ходу застёгивая шубейку, выскочил в калитку.
 
Сообщение- Возможно, - согласился Дима и снова подумал о том, какая Вера красивая, и как он завидует спящей с ней Зинке.
К старухе Баклушиной он пришёл в конце следующего дня.
Солнце красиво садилось за рекой, отражаясь в заледенелых окнах – будто свет зажёгся.
Вот и краснокирпичный дом с высоким крыльцом, занесённые снегом ступени сбегают к самому тротуару. Это половина сдаётся квартирантам. К старухиному жилью вход через калитку в заборе, широким, скупо убранным от снега двором и таким же высоким крыльцом к дощатой двери.
Дима постучал, подождал и толкнул её. Через холодную прихожую и ещё одну дверь, наконец, попал на кухню. За столом сидел мальчик лет восьми и готовил уроки. Хозяйка стояла у печи, спрятав за спиной руки, и, не мигая, смотрела на вошедшего.
- Ребёнка-то глазами чего сверлишь? – вместо ответа на Димино «здрасьте», проворчала Анна Аникеевна.
- Баб, ты что? – мальчик вскинул голову. – Ты что такая хмурая? Тебе дядя не нравится?
- Пиши, пиши, дядя сейчас уйдёт.
Дима собирался с мыслями, не зная, как начать разговор. Старуха помалкивала, будто знала всё наперёд. Мальчик вновь уткнулся в тетрадь. В трубе гудел огонь, пощёлкивал уголь в печи, теплота разливалась по кухоньке.
- Вы, по всему видать, люди деловые, да и я не бездельная. Говори, чего пришёл, - старуха произнесла это довольно миролюбиво.
- Участковый я ваш. Пришёл посмотреть - как житьё-бытьё, не обижает ли кто. Вижу, квартирантки ваши съехали, новых не ищете?
- Тебе постой что ль нужен?
- Да нет. Меня всё сомнения гложут на счёт самоубийства жилички вашей. Не верится, чтоб она сама себя того. Может, помог кто? Вы-то по этому вопросу что думаете?
- А ты наган свой достань, попугай меня, старуху, или вон мальца.
- Не опер я с убойного, гражданочка, а участковый – к людям без оружия хожу.
- Хитрый ты, участковый, но хитрость твоя вся снаружи лежит, не глубокая. Ты спрашивал, мы сказали, ты записал – какого рожна ещё-то людей смущать. Выслужиться хочешь?
- Кто не хочет? У тебя, бабка, где в погреб лаз? Здесь?- Дима каблуком постучал в пол. – А задери-ка половик, хозяйка.
Хозяйка, проявив нестарческую прыть, вооружилась кочергой и с ней наперевес подступила к Логачёву:
- Уходи, мильтон, подобру уходи, а то отгвоздакаю.
- Баба! – испуганно вскрикнул мальчишка.
Дима попятился, выставив руку для защиты:
- Ну, ну, гражданочка, зачем такие крайности? Вон мальца напугали. Успокойтесь, я уже ухожу, ухожу.
Но уходить он и не собирался. Вышел, спустился с крыльца, оглядел двор. Теперь только заметил собачью будку и добродушную лохматую мордочку в ней. Ветхий сарай в глубине двора, но к нему и тропинки нет – девственный снег. Пошёл вдоль дома по чищенной дорожке. Должен, должен быть подвал за этим высоким, литым из природного камня, фундаментом, и вход в него должен быть.
А вот и он! И окно рядом со ставней на петлях – должно быть, люк для угля. На двери в подвал замок, сверху спускается провод, ныряет в щель. Проследив его путь, Дима встретился со злобным взглядом Анны Аникеевны Баклушиной. Старуха бесновалась у окна и через стекло грозила кулаком. Участковый погрозил ей пальцем.
«Семь бед – один ответ», - подумал лейтенант, взял в ладони леденящий пальцы замок и рванул. Замок не поддался, но шевельнулась петля в косяке. Ещё один мощный рывок, и она выскочила из гнезда, освободив дверь от запора. Дима распахнул дверь, пригнул голову, сделал шаг и услышал хруст снега за спиной. Мальчишка кубарем скатился с крыльца, на ходу застёгивая шубейку, выскочил в калитку.

Автор - sadco004
Дата добавления - 21.09.2021 в 08:07
Сообщение- Возможно, - согласился Дима и снова подумал о том, какая Вера красивая, и как он завидует спящей с ней Зинке.
К старухе Баклушиной он пришёл в конце следующего дня.
Солнце красиво садилось за рекой, отражаясь в заледенелых окнах – будто свет зажёгся.
Вот и краснокирпичный дом с высоким крыльцом, занесённые снегом ступени сбегают к самому тротуару. Это половина сдаётся квартирантам. К старухиному жилью вход через калитку в заборе, широким, скупо убранным от снега двором и таким же высоким крыльцом к дощатой двери.
Дима постучал, подождал и толкнул её. Через холодную прихожую и ещё одну дверь, наконец, попал на кухню. За столом сидел мальчик лет восьми и готовил уроки. Хозяйка стояла у печи, спрятав за спиной руки, и, не мигая, смотрела на вошедшего.
- Ребёнка-то глазами чего сверлишь? – вместо ответа на Димино «здрасьте», проворчала Анна Аникеевна.
- Баб, ты что? – мальчик вскинул голову. – Ты что такая хмурая? Тебе дядя не нравится?
- Пиши, пиши, дядя сейчас уйдёт.
Дима собирался с мыслями, не зная, как начать разговор. Старуха помалкивала, будто знала всё наперёд. Мальчик вновь уткнулся в тетрадь. В трубе гудел огонь, пощёлкивал уголь в печи, теплота разливалась по кухоньке.
- Вы, по всему видать, люди деловые, да и я не бездельная. Говори, чего пришёл, - старуха произнесла это довольно миролюбиво.
- Участковый я ваш. Пришёл посмотреть - как житьё-бытьё, не обижает ли кто. Вижу, квартирантки ваши съехали, новых не ищете?
- Тебе постой что ль нужен?
- Да нет. Меня всё сомнения гложут на счёт самоубийства жилички вашей. Не верится, чтоб она сама себя того. Может, помог кто? Вы-то по этому вопросу что думаете?
- А ты наган свой достань, попугай меня, старуху, или вон мальца.
- Не опер я с убойного, гражданочка, а участковый – к людям без оружия хожу.
- Хитрый ты, участковый, но хитрость твоя вся снаружи лежит, не глубокая. Ты спрашивал, мы сказали, ты записал – какого рожна ещё-то людей смущать. Выслужиться хочешь?
- Кто не хочет? У тебя, бабка, где в погреб лаз? Здесь?- Дима каблуком постучал в пол. – А задери-ка половик, хозяйка.
Хозяйка, проявив нестарческую прыть, вооружилась кочергой и с ней наперевес подступила к Логачёву:
- Уходи, мильтон, подобру уходи, а то отгвоздакаю.
- Баба! – испуганно вскрикнул мальчишка.
Дима попятился, выставив руку для защиты:
- Ну, ну, гражданочка, зачем такие крайности? Вон мальца напугали. Успокойтесь, я уже ухожу, ухожу.
Но уходить он и не собирался. Вышел, спустился с крыльца, оглядел двор. Теперь только заметил собачью будку и добродушную лохматую мордочку в ней. Ветхий сарай в глубине двора, но к нему и тропинки нет – девственный снег. Пошёл вдоль дома по чищенной дорожке. Должен, должен быть подвал за этим высоким, литым из природного камня, фундаментом, и вход в него должен быть.
А вот и он! И окно рядом со ставней на петлях – должно быть, люк для угля. На двери в подвал замок, сверху спускается провод, ныряет в щель. Проследив его путь, Дима встретился со злобным взглядом Анны Аникеевны Баклушиной. Старуха бесновалась у окна и через стекло грозила кулаком. Участковый погрозил ей пальцем.
«Семь бед – один ответ», - подумал лейтенант, взял в ладони леденящий пальцы замок и рванул. Замок не поддался, но шевельнулась петля в косяке. Ещё один мощный рывок, и она выскочила из гнезда, освободив дверь от запора. Дима распахнул дверь, пригнул голову, сделал шаг и услышал хруст снега за спиной. Мальчишка кубарем скатился с крыльца, на ходу застёгивая шубейку, выскочил в калитку.

Автор - sadco004
Дата добавления - 21.09.2021 в 08:07
sadco004Дата: Суббота, 25.09.2021, 08:01 | Сообщение # 185
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Лейтенант вошёл в подвал, нащупал выключатель, щёлкнул им. Свет загорелся сразу в двух местах.
Подвал был внушительным, во всю длину большого дома. Прямо у входа под люком короб, сколоченный из досок, наполовину заполненный углём. Всякий хлам тут и там. И, наконец, то, что искалось – две лестницы, упёртые в скобы под люками. Одна близко – это, наверное, на хозяйкину половину. Дима пошёл к дальней. По расчётам здесь должна быть та половина дома, которая сдаётся квартирантам. Испытав лестницу на прочность, участковый медленно поднялся по ней, упёрся спиной в люк. Он легко приподнялся, но дальше шёл с трудом. Наконец что-то грохнулось на пол, люк откинулся, а на Диме повис край половика.
Заложив руки за спину, Логачёв прошёлся по комнатам. Вид их не очень изменился. Должно быть, немного было вещей у студенток. Кровати стояли заправленные, на окнах всё те же занавески, пол застелен самоткаными дорожками – половиками. Вот и злополучный стояк. Дима потрогал – горячий, невтерпёж.
Ай да Яков Александрович, всё подметил.
Участковый попытался представить картину преступления. Спустились там, поднялись здесь старик со старухой, придушили спящую девушку до полусознания, чтоб не сопротивлялась, заломили руку, заставили написать записку и совсем укокали, а потом мёртвую или полумёртвую сунули в петлю. С трудом в такое верилось, но могло быть.
Во что совсем не верилось, так это мотив убийства. Ну, зачем старикам убивать девушку? Сектантское жертвоприношение? Если корысть, то результат-то обратный – квартирантки сбежали, хозяйка потеряла доход. Найдёт ли новых жильцов – не известно.
Думай, Дима, думай.
Логачёв остановился перед зеркалом:
- Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи – ты здесь главный свидетель, всё ты видело, а молчишь. Не хорошо. Надо бы тебя привлечь за укрывательство.
Однако, сколько не бодрись, а перспектива вызревает безрадостная. «Ну и что? – скажет Фёдоров. – Я об этом подвале и без тебя знал. И про люк не сложно догадаться. Где улики преступления? А главное – мотив?»
Рассуждая сам с собой, то вслух, то мысленно, Дима блуждал в полумраке комнат. Внезапно почувствовал какое-то странное, необъяснимое волнение. В чём дело? Что это с ним? Прислушался, огляделся. Нигде ничего.
Включил свет во всех комнатах: он и в тот вечер так горел. Присел к стене на табурет, чтобы не иметь за спиной свободного пространства. Немного вроде успокоился. Посидел, собираясь с мыслями, но необъяснимая тревога вновь шевельнулась в душе. Словно внутренний сторож приметил что-то и предупреждал - опасность, Дима, будь начеку! Участковый даже поёжился от скользнувшего по спине холодка. «Нервишки, - решил он. – Устал, есть хочется, весь день в напряжении, вот и мерещится».
Сидеть без движения было неудобно, ноги затекли. Дима встал, прошёл к окну. На улице совсем стемнело, зажглись фонари. «Ничего здесь не высидеть, - подумал. – Надо выбираться».
Показалось, будто ветерок ворвался в комнату – качнулись занавески. Дима обернулся и вздрогнул от увиденного. Здоровенный бородатый мужик стоял, прислонившись к дверному косяку, второй, как две капли воды, похожий на него, вылезал из люка в полу. «Близнецы что ль?» - подумал лейтенант.
- Что ж вы, ребята, не постучавшись? – Дима хотел улыбнуться, но голос подвёл его, засипел, а улыбка вообще не получилась – гримаса какая-то жалкая.
Первый молча ждал, с угрюмым любопытством разглядывая лейтенанта. Второй вылез, попутно сдёрнул с крюка полотенце и, встав рядом, крутил из него верёвку.
«Вот так они и девушку, - подумал участковый. – Но ведь я не девушка. Не повезло вам, ребята».
 
СообщениеЛейтенант вошёл в подвал, нащупал выключатель, щёлкнул им. Свет загорелся сразу в двух местах.
Подвал был внушительным, во всю длину большого дома. Прямо у входа под люком короб, сколоченный из досок, наполовину заполненный углём. Всякий хлам тут и там. И, наконец, то, что искалось – две лестницы, упёртые в скобы под люками. Одна близко – это, наверное, на хозяйкину половину. Дима пошёл к дальней. По расчётам здесь должна быть та половина дома, которая сдаётся квартирантам. Испытав лестницу на прочность, участковый медленно поднялся по ней, упёрся спиной в люк. Он легко приподнялся, но дальше шёл с трудом. Наконец что-то грохнулось на пол, люк откинулся, а на Диме повис край половика.
Заложив руки за спину, Логачёв прошёлся по комнатам. Вид их не очень изменился. Должно быть, немного было вещей у студенток. Кровати стояли заправленные, на окнах всё те же занавески, пол застелен самоткаными дорожками – половиками. Вот и злополучный стояк. Дима потрогал – горячий, невтерпёж.
Ай да Яков Александрович, всё подметил.
Участковый попытался представить картину преступления. Спустились там, поднялись здесь старик со старухой, придушили спящую девушку до полусознания, чтоб не сопротивлялась, заломили руку, заставили написать записку и совсем укокали, а потом мёртвую или полумёртвую сунули в петлю. С трудом в такое верилось, но могло быть.
Во что совсем не верилось, так это мотив убийства. Ну, зачем старикам убивать девушку? Сектантское жертвоприношение? Если корысть, то результат-то обратный – квартирантки сбежали, хозяйка потеряла доход. Найдёт ли новых жильцов – не известно.
Думай, Дима, думай.
Логачёв остановился перед зеркалом:
- Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи – ты здесь главный свидетель, всё ты видело, а молчишь. Не хорошо. Надо бы тебя привлечь за укрывательство.
Однако, сколько не бодрись, а перспектива вызревает безрадостная. «Ну и что? – скажет Фёдоров. – Я об этом подвале и без тебя знал. И про люк не сложно догадаться. Где улики преступления? А главное – мотив?»
Рассуждая сам с собой, то вслух, то мысленно, Дима блуждал в полумраке комнат. Внезапно почувствовал какое-то странное, необъяснимое волнение. В чём дело? Что это с ним? Прислушался, огляделся. Нигде ничего.
Включил свет во всех комнатах: он и в тот вечер так горел. Присел к стене на табурет, чтобы не иметь за спиной свободного пространства. Немного вроде успокоился. Посидел, собираясь с мыслями, но необъяснимая тревога вновь шевельнулась в душе. Словно внутренний сторож приметил что-то и предупреждал - опасность, Дима, будь начеку! Участковый даже поёжился от скользнувшего по спине холодка. «Нервишки, - решил он. – Устал, есть хочется, весь день в напряжении, вот и мерещится».
Сидеть без движения было неудобно, ноги затекли. Дима встал, прошёл к окну. На улице совсем стемнело, зажглись фонари. «Ничего здесь не высидеть, - подумал. – Надо выбираться».
Показалось, будто ветерок ворвался в комнату – качнулись занавески. Дима обернулся и вздрогнул от увиденного. Здоровенный бородатый мужик стоял, прислонившись к дверному косяку, второй, как две капли воды, похожий на него, вылезал из люка в полу. «Близнецы что ль?» - подумал лейтенант.
- Что ж вы, ребята, не постучавшись? – Дима хотел улыбнуться, но голос подвёл его, засипел, а улыбка вообще не получилась – гримаса какая-то жалкая.
Первый молча ждал, с угрюмым любопытством разглядывая лейтенанта. Второй вылез, попутно сдёрнул с крюка полотенце и, встав рядом, крутил из него верёвку.
«Вот так они и девушку, - подумал участковый. – Но ведь я не девушка. Не повезло вам, ребята».

Автор - sadco004
Дата добавления - 25.09.2021 в 08:01
СообщениеЛейтенант вошёл в подвал, нащупал выключатель, щёлкнул им. Свет загорелся сразу в двух местах.
Подвал был внушительным, во всю длину большого дома. Прямо у входа под люком короб, сколоченный из досок, наполовину заполненный углём. Всякий хлам тут и там. И, наконец, то, что искалось – две лестницы, упёртые в скобы под люками. Одна близко – это, наверное, на хозяйкину половину. Дима пошёл к дальней. По расчётам здесь должна быть та половина дома, которая сдаётся квартирантам. Испытав лестницу на прочность, участковый медленно поднялся по ней, упёрся спиной в люк. Он легко приподнялся, но дальше шёл с трудом. Наконец что-то грохнулось на пол, люк откинулся, а на Диме повис край половика.
Заложив руки за спину, Логачёв прошёлся по комнатам. Вид их не очень изменился. Должно быть, немного было вещей у студенток. Кровати стояли заправленные, на окнах всё те же занавески, пол застелен самоткаными дорожками – половиками. Вот и злополучный стояк. Дима потрогал – горячий, невтерпёж.
Ай да Яков Александрович, всё подметил.
Участковый попытался представить картину преступления. Спустились там, поднялись здесь старик со старухой, придушили спящую девушку до полусознания, чтоб не сопротивлялась, заломили руку, заставили написать записку и совсем укокали, а потом мёртвую или полумёртвую сунули в петлю. С трудом в такое верилось, но могло быть.
Во что совсем не верилось, так это мотив убийства. Ну, зачем старикам убивать девушку? Сектантское жертвоприношение? Если корысть, то результат-то обратный – квартирантки сбежали, хозяйка потеряла доход. Найдёт ли новых жильцов – не известно.
Думай, Дима, думай.
Логачёв остановился перед зеркалом:
- Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи – ты здесь главный свидетель, всё ты видело, а молчишь. Не хорошо. Надо бы тебя привлечь за укрывательство.
Однако, сколько не бодрись, а перспектива вызревает безрадостная. «Ну и что? – скажет Фёдоров. – Я об этом подвале и без тебя знал. И про люк не сложно догадаться. Где улики преступления? А главное – мотив?»
Рассуждая сам с собой, то вслух, то мысленно, Дима блуждал в полумраке комнат. Внезапно почувствовал какое-то странное, необъяснимое волнение. В чём дело? Что это с ним? Прислушался, огляделся. Нигде ничего.
Включил свет во всех комнатах: он и в тот вечер так горел. Присел к стене на табурет, чтобы не иметь за спиной свободного пространства. Немного вроде успокоился. Посидел, собираясь с мыслями, но необъяснимая тревога вновь шевельнулась в душе. Словно внутренний сторож приметил что-то и предупреждал - опасность, Дима, будь начеку! Участковый даже поёжился от скользнувшего по спине холодка. «Нервишки, - решил он. – Устал, есть хочется, весь день в напряжении, вот и мерещится».
Сидеть без движения было неудобно, ноги затекли. Дима встал, прошёл к окну. На улице совсем стемнело, зажглись фонари. «Ничего здесь не высидеть, - подумал. – Надо выбираться».
Показалось, будто ветерок ворвался в комнату – качнулись занавески. Дима обернулся и вздрогнул от увиденного. Здоровенный бородатый мужик стоял, прислонившись к дверному косяку, второй, как две капли воды, похожий на него, вылезал из люка в полу. «Близнецы что ль?» - подумал лейтенант.
- Что ж вы, ребята, не постучавшись? – Дима хотел улыбнуться, но голос подвёл его, засипел, а улыбка вообще не получилась – гримаса какая-то жалкая.
Первый молча ждал, с угрюмым любопытством разглядывая лейтенанта. Второй вылез, попутно сдёрнул с крюка полотенце и, встав рядом, крутил из него верёвку.
«Вот так они и девушку, - подумал участковый. – Но ведь я не девушка. Не повезло вам, ребята».

Автор - sadco004
Дата добавления - 25.09.2021 в 08:01
sadco004Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:31 | Сообщение # 186
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- А вот и наш герой! – Яков Александрович распахнул дверь квартиры перед смущёнными Димой и Верой. – Линда, встречай гостей.
Из кухни выглянула жена Зубкова:
- Здравствуйте. Яша, поухаживай за дамой, только не слишком назойливо - оставь свои ментовские шуточки.
- А что плохого в дурном вкусе? Когда кругом тугодумы – себя уважаешь, по контрасту. Я лично встречал людей, которые дружат исключительно с теми, кто проще и глупей. Ты тогда - и знать, и талант. Верно, Дмитрий?
И к Вере:
- Я только на вас и надеялся. Дима-то, наверное, по грудь обложился книгами по херомантии.
- Яша! – крикнула из кухни хозяйка. – При девушке-то выбирай слова.
- Я хотел сказать, большой специалист растёт по всяким там магиям. Намедни мне такое рассказывал.… Слушай, Фёдоров на допросы тебя не приглашает подследственную гипнотизировать? Ну, это он зря - промашку делает.
- Яша, ну нашёл ты тему, - Линда вышла с дымящимся пирогом на противне. – Помоги лучше порезать.
Зубков взялся за нож:
- А что, я ничего. Диме вот завидую – в одночасье стал героем, грозой преступного мира. Тут корпишь, корпишь, а годы всё равно звёзды обгоняют.
- Не знаю, преступник, по-моему, это дикое, грубое, страшно грязное, одним словом, во всех отношениях неприятное существо, – сказала Вера. – А Баклушина хоть бабка злющая и вредная, но в быту чистюля, правнучонка своего любит и болезни заговаривает. Она Людку от ангины почти что вылечила.
- Эх, Верочка, образ, который вы создали – это скорее хулиган, бомж, изгой какой-нибудь. А настоящего преступника отличает совсем другой набор качеств - осторожная поступь, затаённый страх в глазах, до предела натянутые нервы, готовые лопнуть в любой момент.
- Верно, я говорю? – Зубков подмигнул участковому.
Дима улыбнулся растерянно.
Линда поспешила ему на помощь. Она была белокурой миловидной латышкой, говорила с лёгким и красивым акцентом. Зубков очень любил свою жену и часто напоминал: «Моя жена родом из Латвии», будто стесняясь своих чувств и оправдывая своё нежное к ней отношение. Её главным достоинством был дружелюбный характер. Те, кто хоть раз побывал у Зубковых в гостях, уносили в душе самые благоприятные впечатления и мечтали повторить визит. Её улыбка была трогательна и наивна, но за красивой внешностью блондинки скрывался проницательный женский ум.
- Расскажите нам, Дима, как вы управились с этой бандой?
- Ну ж, лейтенант, попугайте дам, - подзадоривал Зубков. – Начни так: ночью в этом доме из углов доносятся всхлипы. Лейтенант Логачёв, бродя в полумраке комнат, прислушивался к подозрительным шорохам. В них таилась угроза….
Зубков явно перегибал. Чувствовал сам – не о том говорит, не так говорит. Чувствовали это его жена и Дима. Улыбнулась одна Вера.
Между тем, хозяйка накрыла стол белой скатертью. Появились рюмки, фужеры, графинчики, столовые приборы. Усаживались торжественные, серьёзные.
- А хозяйку свою, бабку Баклушину, вы, Верочка, теперь не узнаете. – Зубков, стоя, наклонившись через стол, наполнял рюмки. – Фёдоров её до того спрессовал, что она заикаться начала. Под ногтями у неё теперь чернозём, и роет она ими своё бедро, будто у неё там клад.
- Страшно, - сказала Вера. – Страшно, когда убивают человека. Страшно, когда опускается человек.
Зубков стал серьёзным очень, сел, кончив разливать:
- Я не подросток, но мне тоже страшно. Ведь их там целая организация – какая-то ассоциация колдунов чёрной магии. Мотив, Димон, который ты так тщетно выдумывал, прост до банальности. Выпендриться хотела Анна Аникеевна перед своими коллегами. Чтобы раз - и в ведьмины дамки. Люду придушили её сообщники, а разыграла так, будто силой чёрной души своей загнала девушку в петлю.
- Что же мы всё о мрачном, - Линда подняла рюмку. – Разве для этого собрались?
Зубков снова встал, в руке рюмка, вздохнул полной грудью, припоминая тост, а сказал о другом:
- С Питера к бабке на защиту адвокат прикатил – прощелыга ещё тот. Гляди, чего накапает – преступников выпустят, а Диму на их место.
- Почему? – округлила глаза Вера.
- А модно сейчас - улики, добытые незаконным путём, не являются доказательством.
- Яша, - Линда легонько постучала вилкой о рюмку. – Пирог стынет.
 
Сообщение- А вот и наш герой! – Яков Александрович распахнул дверь квартиры перед смущёнными Димой и Верой. – Линда, встречай гостей.
Из кухни выглянула жена Зубкова:
- Здравствуйте. Яша, поухаживай за дамой, только не слишком назойливо - оставь свои ментовские шуточки.
- А что плохого в дурном вкусе? Когда кругом тугодумы – себя уважаешь, по контрасту. Я лично встречал людей, которые дружат исключительно с теми, кто проще и глупей. Ты тогда - и знать, и талант. Верно, Дмитрий?
И к Вере:
- Я только на вас и надеялся. Дима-то, наверное, по грудь обложился книгами по херомантии.
- Яша! – крикнула из кухни хозяйка. – При девушке-то выбирай слова.
- Я хотел сказать, большой специалист растёт по всяким там магиям. Намедни мне такое рассказывал.… Слушай, Фёдоров на допросы тебя не приглашает подследственную гипнотизировать? Ну, это он зря - промашку делает.
- Яша, ну нашёл ты тему, - Линда вышла с дымящимся пирогом на противне. – Помоги лучше порезать.
Зубков взялся за нож:
- А что, я ничего. Диме вот завидую – в одночасье стал героем, грозой преступного мира. Тут корпишь, корпишь, а годы всё равно звёзды обгоняют.
- Не знаю, преступник, по-моему, это дикое, грубое, страшно грязное, одним словом, во всех отношениях неприятное существо, – сказала Вера. – А Баклушина хоть бабка злющая и вредная, но в быту чистюля, правнучонка своего любит и болезни заговаривает. Она Людку от ангины почти что вылечила.
- Эх, Верочка, образ, который вы создали – это скорее хулиган, бомж, изгой какой-нибудь. А настоящего преступника отличает совсем другой набор качеств - осторожная поступь, затаённый страх в глазах, до предела натянутые нервы, готовые лопнуть в любой момент.
- Верно, я говорю? – Зубков подмигнул участковому.
Дима улыбнулся растерянно.
Линда поспешила ему на помощь. Она была белокурой миловидной латышкой, говорила с лёгким и красивым акцентом. Зубков очень любил свою жену и часто напоминал: «Моя жена родом из Латвии», будто стесняясь своих чувств и оправдывая своё нежное к ней отношение. Её главным достоинством был дружелюбный характер. Те, кто хоть раз побывал у Зубковых в гостях, уносили в душе самые благоприятные впечатления и мечтали повторить визит. Её улыбка была трогательна и наивна, но за красивой внешностью блондинки скрывался проницательный женский ум.
- Расскажите нам, Дима, как вы управились с этой бандой?
- Ну ж, лейтенант, попугайте дам, - подзадоривал Зубков. – Начни так: ночью в этом доме из углов доносятся всхлипы. Лейтенант Логачёв, бродя в полумраке комнат, прислушивался к подозрительным шорохам. В них таилась угроза….
Зубков явно перегибал. Чувствовал сам – не о том говорит, не так говорит. Чувствовали это его жена и Дима. Улыбнулась одна Вера.
Между тем, хозяйка накрыла стол белой скатертью. Появились рюмки, фужеры, графинчики, столовые приборы. Усаживались торжественные, серьёзные.
- А хозяйку свою, бабку Баклушину, вы, Верочка, теперь не узнаете. – Зубков, стоя, наклонившись через стол, наполнял рюмки. – Фёдоров её до того спрессовал, что она заикаться начала. Под ногтями у неё теперь чернозём, и роет она ими своё бедро, будто у неё там клад.
- Страшно, - сказала Вера. – Страшно, когда убивают человека. Страшно, когда опускается человек.
Зубков стал серьёзным очень, сел, кончив разливать:
- Я не подросток, но мне тоже страшно. Ведь их там целая организация – какая-то ассоциация колдунов чёрной магии. Мотив, Димон, который ты так тщетно выдумывал, прост до банальности. Выпендриться хотела Анна Аникеевна перед своими коллегами. Чтобы раз - и в ведьмины дамки. Люду придушили её сообщники, а разыграла так, будто силой чёрной души своей загнала девушку в петлю.
- Что же мы всё о мрачном, - Линда подняла рюмку. – Разве для этого собрались?
Зубков снова встал, в руке рюмка, вздохнул полной грудью, припоминая тост, а сказал о другом:
- С Питера к бабке на защиту адвокат прикатил – прощелыга ещё тот. Гляди, чего накапает – преступников выпустят, а Диму на их место.
- Почему? – округлила глаза Вера.
- А модно сейчас - улики, добытые незаконным путём, не являются доказательством.
- Яша, - Линда легонько постучала вилкой о рюмку. – Пирог стынет.

Автор - sadco004
Дата добавления - 28.09.2021 в 06:31
Сообщение- А вот и наш герой! – Яков Александрович распахнул дверь квартиры перед смущёнными Димой и Верой. – Линда, встречай гостей.
Из кухни выглянула жена Зубкова:
- Здравствуйте. Яша, поухаживай за дамой, только не слишком назойливо - оставь свои ментовские шуточки.
- А что плохого в дурном вкусе? Когда кругом тугодумы – себя уважаешь, по контрасту. Я лично встречал людей, которые дружат исключительно с теми, кто проще и глупей. Ты тогда - и знать, и талант. Верно, Дмитрий?
И к Вере:
- Я только на вас и надеялся. Дима-то, наверное, по грудь обложился книгами по херомантии.
- Яша! – крикнула из кухни хозяйка. – При девушке-то выбирай слова.
- Я хотел сказать, большой специалист растёт по всяким там магиям. Намедни мне такое рассказывал.… Слушай, Фёдоров на допросы тебя не приглашает подследственную гипнотизировать? Ну, это он зря - промашку делает.
- Яша, ну нашёл ты тему, - Линда вышла с дымящимся пирогом на противне. – Помоги лучше порезать.
Зубков взялся за нож:
- А что, я ничего. Диме вот завидую – в одночасье стал героем, грозой преступного мира. Тут корпишь, корпишь, а годы всё равно звёзды обгоняют.
- Не знаю, преступник, по-моему, это дикое, грубое, страшно грязное, одним словом, во всех отношениях неприятное существо, – сказала Вера. – А Баклушина хоть бабка злющая и вредная, но в быту чистюля, правнучонка своего любит и болезни заговаривает. Она Людку от ангины почти что вылечила.
- Эх, Верочка, образ, который вы создали – это скорее хулиган, бомж, изгой какой-нибудь. А настоящего преступника отличает совсем другой набор качеств - осторожная поступь, затаённый страх в глазах, до предела натянутые нервы, готовые лопнуть в любой момент.
- Верно, я говорю? – Зубков подмигнул участковому.
Дима улыбнулся растерянно.
Линда поспешила ему на помощь. Она была белокурой миловидной латышкой, говорила с лёгким и красивым акцентом. Зубков очень любил свою жену и часто напоминал: «Моя жена родом из Латвии», будто стесняясь своих чувств и оправдывая своё нежное к ней отношение. Её главным достоинством был дружелюбный характер. Те, кто хоть раз побывал у Зубковых в гостях, уносили в душе самые благоприятные впечатления и мечтали повторить визит. Её улыбка была трогательна и наивна, но за красивой внешностью блондинки скрывался проницательный женский ум.
- Расскажите нам, Дима, как вы управились с этой бандой?
- Ну ж, лейтенант, попугайте дам, - подзадоривал Зубков. – Начни так: ночью в этом доме из углов доносятся всхлипы. Лейтенант Логачёв, бродя в полумраке комнат, прислушивался к подозрительным шорохам. В них таилась угроза….
Зубков явно перегибал. Чувствовал сам – не о том говорит, не так говорит. Чувствовали это его жена и Дима. Улыбнулась одна Вера.
Между тем, хозяйка накрыла стол белой скатертью. Появились рюмки, фужеры, графинчики, столовые приборы. Усаживались торжественные, серьёзные.
- А хозяйку свою, бабку Баклушину, вы, Верочка, теперь не узнаете. – Зубков, стоя, наклонившись через стол, наполнял рюмки. – Фёдоров её до того спрессовал, что она заикаться начала. Под ногтями у неё теперь чернозём, и роет она ими своё бедро, будто у неё там клад.
- Страшно, - сказала Вера. – Страшно, когда убивают человека. Страшно, когда опускается человек.
Зубков стал серьёзным очень, сел, кончив разливать:
- Я не подросток, но мне тоже страшно. Ведь их там целая организация – какая-то ассоциация колдунов чёрной магии. Мотив, Димон, который ты так тщетно выдумывал, прост до банальности. Выпендриться хотела Анна Аникеевна перед своими коллегами. Чтобы раз - и в ведьмины дамки. Люду придушили её сообщники, а разыграла так, будто силой чёрной души своей загнала девушку в петлю.
- Что же мы всё о мрачном, - Линда подняла рюмку. – Разве для этого собрались?
Зубков снова встал, в руке рюмка, вздохнул полной грудью, припоминая тост, а сказал о другом:
- С Питера к бабке на защиту адвокат прикатил – прощелыга ещё тот. Гляди, чего накапает – преступников выпустят, а Диму на их место.
- Почему? – округлила глаза Вера.
- А модно сейчас - улики, добытые незаконным путём, не являются доказательством.
- Яша, - Линда легонько постучала вилкой о рюмку. – Пирог стынет.

Автор - sadco004
Дата добавления - 28.09.2021 в 06:31
sadco004Дата: Пятница, 01.10.2021, 06:10 | Сообщение # 187
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Ночь, кладбище, кошмары.

Человек всегда был и будет самым
любопытнейшим явлением для человека...
(В. Белинский)

Эту историю в разное время рассказали мне незнакомые между собой люди.
Поставив точку в конце Ханифкиного повествования, я перечитал и обеспокоился - не всё в ней вяжется и стыкуется. Упущен самый драматичный момент – визит на кладбище бравого прапорщика и пальба из пистолета. Хотел было отложить написанное до лучших времён, но пришла мысль - быть может, после публикации ещё кто-нибудь из участников событий откликнется, объявится и расскажет свою версию той кошмарной ночи, иль дополнит уже известное. Итак….

Рассказ Антона Семченко.
Этого парня я знал давно, но никогда не имел желания сойтись с ним поближе. Раздражали его панибратские замашки, плоский юмор, неуёмное желание выпендриться. Он плохо учился в школе, не служил в армии и, окончив где-то какие-то краткосрочные курсы, работал кем-то на комбинате хлебопродуктов «Злак». Поэтому я относился к нему с настороженным недоверием, когда судьбе стало так угодно, чтобы именно мне первым пришлось искать его общества. Недостаток умственного развития мешал ему постигнуть мою брезгливую отчуждённость. Он принимал меня за интеллигентного хлюпика и с удовольствием брал под своё покровительство. Естественно, я тяготился такими отношениями и мечтал о том дне, когда услуги этого парня мне будут не нужны. Уж тогда я непременно и с великим удовольствием покажу ему, чему обучался в профессиональной школе боевых единоборств. Я мысленно видел его распростёртым на земле и слышал свой саркастический голос:
- Мне очень жаль, старик, что у тебя по этому поводу могли существовать какие-то иллюзии.
Насколько сам он был хамоватым парнем, настолько же услуги его для меня носили деликатный характер. Дело в том, что Виктор – его звали Гордеевым Виктором – имел подружку, девицу очень накрашенную, шумливую, нравственность которой вызывала большие сомнения. А эта девица – Люда Карасёва – как соседка и бывшая одноклассница, могла запросто, в любое время войти в заветную для меня дверь. Эта дверь скрывала моё счастье….
Девушку звали Люсей. Аккуратная фигурка, прямые волосы до плеч, чистое личико, ясные глаза, губки бантиком, ямочки на щёчках – она была неизменно свежа и приятна, как свеж и вкусен бывает деревенский воздух в начале лета.
В городе девушки другие. В городе их красота от нарядов и косметики. В городе короткая юбка на красивых ножках шокирует сердце, не ласкает.
 
СообщениеНочь, кладбище, кошмары.

Человек всегда был и будет самым
любопытнейшим явлением для человека...
(В. Белинский)

Эту историю в разное время рассказали мне незнакомые между собой люди.
Поставив точку в конце Ханифкиного повествования, я перечитал и обеспокоился - не всё в ней вяжется и стыкуется. Упущен самый драматичный момент – визит на кладбище бравого прапорщика и пальба из пистолета. Хотел было отложить написанное до лучших времён, но пришла мысль - быть может, после публикации ещё кто-нибудь из участников событий откликнется, объявится и расскажет свою версию той кошмарной ночи, иль дополнит уже известное. Итак….

Рассказ Антона Семченко.
Этого парня я знал давно, но никогда не имел желания сойтись с ним поближе. Раздражали его панибратские замашки, плоский юмор, неуёмное желание выпендриться. Он плохо учился в школе, не служил в армии и, окончив где-то какие-то краткосрочные курсы, работал кем-то на комбинате хлебопродуктов «Злак». Поэтому я относился к нему с настороженным недоверием, когда судьбе стало так угодно, чтобы именно мне первым пришлось искать его общества. Недостаток умственного развития мешал ему постигнуть мою брезгливую отчуждённость. Он принимал меня за интеллигентного хлюпика и с удовольствием брал под своё покровительство. Естественно, я тяготился такими отношениями и мечтал о том дне, когда услуги этого парня мне будут не нужны. Уж тогда я непременно и с великим удовольствием покажу ему, чему обучался в профессиональной школе боевых единоборств. Я мысленно видел его распростёртым на земле и слышал свой саркастический голос:
- Мне очень жаль, старик, что у тебя по этому поводу могли существовать какие-то иллюзии.
Насколько сам он был хамоватым парнем, настолько же услуги его для меня носили деликатный характер. Дело в том, что Виктор – его звали Гордеевым Виктором – имел подружку, девицу очень накрашенную, шумливую, нравственность которой вызывала большие сомнения. А эта девица – Люда Карасёва – как соседка и бывшая одноклассница, могла запросто, в любое время войти в заветную для меня дверь. Эта дверь скрывала моё счастье….
Девушку звали Люсей. Аккуратная фигурка, прямые волосы до плеч, чистое личико, ясные глаза, губки бантиком, ямочки на щёчках – она была неизменно свежа и приятна, как свеж и вкусен бывает деревенский воздух в начале лета.
В городе девушки другие. В городе их красота от нарядов и косметики. В городе короткая юбка на красивых ножках шокирует сердце, не ласкает.

Автор - sadco004
Дата добавления - 01.10.2021 в 06:10
СообщениеНочь, кладбище, кошмары.

Человек всегда был и будет самым
любопытнейшим явлением для человека...
(В. Белинский)

Эту историю в разное время рассказали мне незнакомые между собой люди.
Поставив точку в конце Ханифкиного повествования, я перечитал и обеспокоился - не всё в ней вяжется и стыкуется. Упущен самый драматичный момент – визит на кладбище бравого прапорщика и пальба из пистолета. Хотел было отложить написанное до лучших времён, но пришла мысль - быть может, после публикации ещё кто-нибудь из участников событий откликнется, объявится и расскажет свою версию той кошмарной ночи, иль дополнит уже известное. Итак….

Рассказ Антона Семченко.
Этого парня я знал давно, но никогда не имел желания сойтись с ним поближе. Раздражали его панибратские замашки, плоский юмор, неуёмное желание выпендриться. Он плохо учился в школе, не служил в армии и, окончив где-то какие-то краткосрочные курсы, работал кем-то на комбинате хлебопродуктов «Злак». Поэтому я относился к нему с настороженным недоверием, когда судьбе стало так угодно, чтобы именно мне первым пришлось искать его общества. Недостаток умственного развития мешал ему постигнуть мою брезгливую отчуждённость. Он принимал меня за интеллигентного хлюпика и с удовольствием брал под своё покровительство. Естественно, я тяготился такими отношениями и мечтал о том дне, когда услуги этого парня мне будут не нужны. Уж тогда я непременно и с великим удовольствием покажу ему, чему обучался в профессиональной школе боевых единоборств. Я мысленно видел его распростёртым на земле и слышал свой саркастический голос:
- Мне очень жаль, старик, что у тебя по этому поводу могли существовать какие-то иллюзии.
Насколько сам он был хамоватым парнем, настолько же услуги его для меня носили деликатный характер. Дело в том, что Виктор – его звали Гордеевым Виктором – имел подружку, девицу очень накрашенную, шумливую, нравственность которой вызывала большие сомнения. А эта девица – Люда Карасёва – как соседка и бывшая одноклассница, могла запросто, в любое время войти в заветную для меня дверь. Эта дверь скрывала моё счастье….
Девушку звали Люсей. Аккуратная фигурка, прямые волосы до плеч, чистое личико, ясные глаза, губки бантиком, ямочки на щёчках – она была неизменно свежа и приятна, как свеж и вкусен бывает деревенский воздух в начале лета.
В городе девушки другие. В городе их красота от нарядов и косметики. В городе короткая юбка на красивых ножках шокирует сердце, не ласкает.

Автор - sadco004
Дата добавления - 01.10.2021 в 06:10
sadco004Дата: Понедельник, 04.10.2021, 06:15 | Сообщение # 188
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Мне показалось, вокруг стало тихо, и солнце вздрогнуло за окном, когда, улыбнувшись, она спросила:
- Ваша фамилия, больной?
Люся училась в медицинском институте, а летом подрабатывала в регистратуре районной больницы. Я ничем не болел, был тоже на каникулах и тоже гостил в родном доме.
- А ваша?
Так мы разговорились. Я пригласил её в кинотеатр.
- На какой сеанс? – поинтересовалась она.
- Будет ещё светло.
- У меня папа очень строгий - бывший военный. Так что живу по режиму – в десять отбой, – сказала она с милой улыбкой и совсем без горечи, а скорее с гордостью за своего сурового родителя. – Дружить с ребятами не разрешает. Говорит, сначала диплом.
Увидев мою растерянность, тут же добавила лукаво:
- У меня есть подружка…
Познакомившись с подружкой, я сошёлся и с Виктором Гордеевым. Мой путь на свидания с любимой девушкой теперь начинался от его дома.
По дороге к Людке Карасёвой он рассказывал о своих любовных похождениях, отличавшимся чрезвычайным многообразием. Несмотря на свой скудный словарный запас, в разговорах о сексе и женщинах он вдохновлялся настолько, что в его рассказах появлялись поэтические нотки о лунном свете и звёздном небе над головой. Звучало это довольно романтично, если б не сопутствовало пошлости.
Последний луч невидимого уже за горизонтом солнца царапнул низкие облака и скрылся. Его исчезновение следовало отнести, примерно, к двадцати трём часам местного времени. Начало темнеть, кое-где на столбах зажглись редкие фонари. Высоко над посёлком беззвучно пролетел самолёт. Красный сигнальный свет его был похож на раскалённую и бесконечно далёкую планету, совершающую свой космический полёт в чьём-то фантастическом сне.
Мы шли знакомыми проулками, и Виктор рассказывал, как отец-пропойца учит его жить и копить деньги на жизнь. Остановились у дома с высоким крашеным крыльцом под навесом.
- Подожди меня здесь, - сказал Виктор и исчез за дверью.
Я поднялся на крыльцо и присел на перила. Лето уже вступило в ту критическую пору, когда комары не бросаются стаями остервенело на кого попало, а спокойно, присмотревшись, садятся и, не торопясь, принимаются за своё пиршество. Хочешь бей их, хочешь, гони, а хочешь – терпи и наблюдай, как они надуваются кровью и, бывает, лопаются от своей жадности. Я шлёпнул одного на щеке, и звук гулко разлетелся по пустынной улице – на закате слышится далеко.
Гордеев долго не появлялся, и мне поневоле приходилось думать о нём. Среди местных девушек Виктор, как я понял, слыл философом. Прослыть Сократом в сельском посёлке парню после городских курсов, конечно, не сложно. Но Гордеев действительно любил порассуждать о смысле жизни и превратностях судьбы. И под ногтями у него всегда было чисто, хотя для меня это не было решающим. От таких, как он, считал я, можно ожидать всего. Вслед за разговором об истине в вине, он мог походя оскорбить, схватить в пылу спора за грудки, ударить по голове бутылкой. Меня пока не трогал, на его счастье.
Открылась дверь, и на крыльцо вышли Люда с Гордеевым. Судя по его нетвёрдой походке, Виктор в гостях времени даром не терял.
- Однако, вы долгонько, - недовольно буркнул я.
- Не скими, старик, - он толкнул меня кулаком в плечо. – Никогда ни одной минуты не тратить даром – таково моё правило.
 
СообщениеМне показалось, вокруг стало тихо, и солнце вздрогнуло за окном, когда, улыбнувшись, она спросила:
- Ваша фамилия, больной?
Люся училась в медицинском институте, а летом подрабатывала в регистратуре районной больницы. Я ничем не болел, был тоже на каникулах и тоже гостил в родном доме.
- А ваша?
Так мы разговорились. Я пригласил её в кинотеатр.
- На какой сеанс? – поинтересовалась она.
- Будет ещё светло.
- У меня папа очень строгий - бывший военный. Так что живу по режиму – в десять отбой, – сказала она с милой улыбкой и совсем без горечи, а скорее с гордостью за своего сурового родителя. – Дружить с ребятами не разрешает. Говорит, сначала диплом.
Увидев мою растерянность, тут же добавила лукаво:
- У меня есть подружка…
Познакомившись с подружкой, я сошёлся и с Виктором Гордеевым. Мой путь на свидания с любимой девушкой теперь начинался от его дома.
По дороге к Людке Карасёвой он рассказывал о своих любовных похождениях, отличавшимся чрезвычайным многообразием. Несмотря на свой скудный словарный запас, в разговорах о сексе и женщинах он вдохновлялся настолько, что в его рассказах появлялись поэтические нотки о лунном свете и звёздном небе над головой. Звучало это довольно романтично, если б не сопутствовало пошлости.
Последний луч невидимого уже за горизонтом солнца царапнул низкие облака и скрылся. Его исчезновение следовало отнести, примерно, к двадцати трём часам местного времени. Начало темнеть, кое-где на столбах зажглись редкие фонари. Высоко над посёлком беззвучно пролетел самолёт. Красный сигнальный свет его был похож на раскалённую и бесконечно далёкую планету, совершающую свой космический полёт в чьём-то фантастическом сне.
Мы шли знакомыми проулками, и Виктор рассказывал, как отец-пропойца учит его жить и копить деньги на жизнь. Остановились у дома с высоким крашеным крыльцом под навесом.
- Подожди меня здесь, - сказал Виктор и исчез за дверью.
Я поднялся на крыльцо и присел на перила. Лето уже вступило в ту критическую пору, когда комары не бросаются стаями остервенело на кого попало, а спокойно, присмотревшись, садятся и, не торопясь, принимаются за своё пиршество. Хочешь бей их, хочешь, гони, а хочешь – терпи и наблюдай, как они надуваются кровью и, бывает, лопаются от своей жадности. Я шлёпнул одного на щеке, и звук гулко разлетелся по пустынной улице – на закате слышится далеко.
Гордеев долго не появлялся, и мне поневоле приходилось думать о нём. Среди местных девушек Виктор, как я понял, слыл философом. Прослыть Сократом в сельском посёлке парню после городских курсов, конечно, не сложно. Но Гордеев действительно любил порассуждать о смысле жизни и превратностях судьбы. И под ногтями у него всегда было чисто, хотя для меня это не было решающим. От таких, как он, считал я, можно ожидать всего. Вслед за разговором об истине в вине, он мог походя оскорбить, схватить в пылу спора за грудки, ударить по голове бутылкой. Меня пока не трогал, на его счастье.
Открылась дверь, и на крыльцо вышли Люда с Гордеевым. Судя по его нетвёрдой походке, Виктор в гостях времени даром не терял.
- Однако, вы долгонько, - недовольно буркнул я.
- Не скими, старик, - он толкнул меня кулаком в плечо. – Никогда ни одной минуты не тратить даром – таково моё правило.

Автор - sadco004
Дата добавления - 04.10.2021 в 06:15
СообщениеМне показалось, вокруг стало тихо, и солнце вздрогнуло за окном, когда, улыбнувшись, она спросила:
- Ваша фамилия, больной?
Люся училась в медицинском институте, а летом подрабатывала в регистратуре районной больницы. Я ничем не болел, был тоже на каникулах и тоже гостил в родном доме.
- А ваша?
Так мы разговорились. Я пригласил её в кинотеатр.
- На какой сеанс? – поинтересовалась она.
- Будет ещё светло.
- У меня папа очень строгий - бывший военный. Так что живу по режиму – в десять отбой, – сказала она с милой улыбкой и совсем без горечи, а скорее с гордостью за своего сурового родителя. – Дружить с ребятами не разрешает. Говорит, сначала диплом.
Увидев мою растерянность, тут же добавила лукаво:
- У меня есть подружка…
Познакомившись с подружкой, я сошёлся и с Виктором Гордеевым. Мой путь на свидания с любимой девушкой теперь начинался от его дома.
По дороге к Людке Карасёвой он рассказывал о своих любовных похождениях, отличавшимся чрезвычайным многообразием. Несмотря на свой скудный словарный запас, в разговорах о сексе и женщинах он вдохновлялся настолько, что в его рассказах появлялись поэтические нотки о лунном свете и звёздном небе над головой. Звучало это довольно романтично, если б не сопутствовало пошлости.
Последний луч невидимого уже за горизонтом солнца царапнул низкие облака и скрылся. Его исчезновение следовало отнести, примерно, к двадцати трём часам местного времени. Начало темнеть, кое-где на столбах зажглись редкие фонари. Высоко над посёлком беззвучно пролетел самолёт. Красный сигнальный свет его был похож на раскалённую и бесконечно далёкую планету, совершающую свой космический полёт в чьём-то фантастическом сне.
Мы шли знакомыми проулками, и Виктор рассказывал, как отец-пропойца учит его жить и копить деньги на жизнь. Остановились у дома с высоким крашеным крыльцом под навесом.
- Подожди меня здесь, - сказал Виктор и исчез за дверью.
Я поднялся на крыльцо и присел на перила. Лето уже вступило в ту критическую пору, когда комары не бросаются стаями остервенело на кого попало, а спокойно, присмотревшись, садятся и, не торопясь, принимаются за своё пиршество. Хочешь бей их, хочешь, гони, а хочешь – терпи и наблюдай, как они надуваются кровью и, бывает, лопаются от своей жадности. Я шлёпнул одного на щеке, и звук гулко разлетелся по пустынной улице – на закате слышится далеко.
Гордеев долго не появлялся, и мне поневоле приходилось думать о нём. Среди местных девушек Виктор, как я понял, слыл философом. Прослыть Сократом в сельском посёлке парню после городских курсов, конечно, не сложно. Но Гордеев действительно любил порассуждать о смысле жизни и превратностях судьбы. И под ногтями у него всегда было чисто, хотя для меня это не было решающим. От таких, как он, считал я, можно ожидать всего. Вслед за разговором об истине в вине, он мог походя оскорбить, схватить в пылу спора за грудки, ударить по голове бутылкой. Меня пока не трогал, на его счастье.
Открылась дверь, и на крыльцо вышли Люда с Гордеевым. Судя по его нетвёрдой походке, Виктор в гостях времени даром не терял.
- Однако, вы долгонько, - недовольно буркнул я.
- Не скими, старик, - он толкнул меня кулаком в плечо. – Никогда ни одной минуты не тратить даром – таково моё правило.

Автор - sadco004
Дата добавления - 04.10.2021 в 06:15
sadco004Дата: Четверг, 07.10.2021, 06:05 | Сообщение # 189
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Похоже, выпил ты немного больше, чем следует. А ты, Люда, надеюсь, без запашка?
- Слишком много задаёшь вопросов, студент. И знаешь, почему? – Люда, похоже, тоже была «под мухой».
- Да?
- Потому что он по натуре подкаблучник! – хохотнул Гордеев. – А девушки таких не любят.
- Да, подкаблучник и размазня, - подтвердила его подружка. – Тебе давно бы уже следовало понять, что Люська не про тебя и избавиться от всяких чувств. Таких девушек берут напором и сразу, а ты в глазки заглядываешь, ожидая подачки.
- Постараюсь, - вздохнул я: очень не люблю спорить с пьяными.
- Уж сделай такую милость, друг, - Гордеев хлопнул меня по плечу. – Найди себе подружку-дурнушку, которая на тебя клюнет.
Похоже, эти двое хорошо дополняли друг друга. И уж во всяком случае, оба меня глубоко презирали.
Плевать!
Людка ушла за Люсей, а Виктор стал рассказывать, как несколько минут назад мял её голые груди. Я не смог скрыть своего удивления. Этот парень, с тёмными азиатскими глазами, всё время меня поражал своими непредсказуемыми поступками.
- Ты что, старик, не веришь?
- Да нет, - с дрожью в голосе сказал я. – Просто успел пообвыкнуть к вам, полюбить даже и теперь удивляюсь, с какой лёгкостью один из вас продаёт другого.
- Никто никого не продаёт. Девушки, они для того и нужны,… или нет? Впрочем, ты – чокнутый. Хочешь, на сегодняшний вечер бабами махнём - я твою недотрогу вмиг уломаю, а тебя Людка кое-чему научит. Ты думаешь, она почему на тебя нападает? Нравишься ты ей – сама говорила – вот и злится, что ты по Люське сохнешь.
Если бы не последнее откровение, я, наверное, ударил бы сейчас Гордеева, но сдержался – всегда приятно узнавать, что ты не безразличен девушкам.
- Влюбляться не пробовал? – с деланным сочувствием спросил я, от греха пряча руки за спину.
- Одна пробовала семь раз – семерых и родила, - философски ответствовал Гордеев.
Он обычно разговаривал со мной покровительски или, когда бывал не в духе, резко, нетерпимо. Он считал меня интеллигентом и подкаблучником, что, по его мнению, было одно и тоже, и являлось мало красящим мужчину достоинством.
Девушки появились.
- Я сегодня у Людки на дне варенья! На весь вечер! – Люся улыбалась мне навстречу всем своим существом. – Поздравляю, Людочка!
Девчата обменялись шутливыми поцелуями, и мы тут же расстались, разбившись на пары.
Мы гуляли тёмными улицами, я держал её за руку.
- Вот странно - Людка говорит, что Витька ей не нравится, а сама с ним гуляет. Я бы так не смогла.
- Стерпится – слюбится, - осторожно заметил я.
- Не-а. Людка, говорит – всё из-за меня. Вы с Витькой – друзья, и она жертвует собой, чтобы мы могли встречаться.
- Стоит подарить ей коробку конфет за вредность производства.
- А мне?
- Тебе весь - магазин.
Она прижалась к глухому, как стена, забору и спрятала руки за спиной.
- Значит, я тебе нравлюсь?
- Я терпеть тебя ненавижу, - сказал и поцеловал её.
- Я так и думала, - Люся обняла меня за шею, и поцелуи стали взаимными, нежными, долгими….
 
Сообщение- Похоже, выпил ты немного больше, чем следует. А ты, Люда, надеюсь, без запашка?
- Слишком много задаёшь вопросов, студент. И знаешь, почему? – Люда, похоже, тоже была «под мухой».
- Да?
- Потому что он по натуре подкаблучник! – хохотнул Гордеев. – А девушки таких не любят.
- Да, подкаблучник и размазня, - подтвердила его подружка. – Тебе давно бы уже следовало понять, что Люська не про тебя и избавиться от всяких чувств. Таких девушек берут напором и сразу, а ты в глазки заглядываешь, ожидая подачки.
- Постараюсь, - вздохнул я: очень не люблю спорить с пьяными.
- Уж сделай такую милость, друг, - Гордеев хлопнул меня по плечу. – Найди себе подружку-дурнушку, которая на тебя клюнет.
Похоже, эти двое хорошо дополняли друг друга. И уж во всяком случае, оба меня глубоко презирали.
Плевать!
Людка ушла за Люсей, а Виктор стал рассказывать, как несколько минут назад мял её голые груди. Я не смог скрыть своего удивления. Этот парень, с тёмными азиатскими глазами, всё время меня поражал своими непредсказуемыми поступками.
- Ты что, старик, не веришь?
- Да нет, - с дрожью в голосе сказал я. – Просто успел пообвыкнуть к вам, полюбить даже и теперь удивляюсь, с какой лёгкостью один из вас продаёт другого.
- Никто никого не продаёт. Девушки, они для того и нужны,… или нет? Впрочем, ты – чокнутый. Хочешь, на сегодняшний вечер бабами махнём - я твою недотрогу вмиг уломаю, а тебя Людка кое-чему научит. Ты думаешь, она почему на тебя нападает? Нравишься ты ей – сама говорила – вот и злится, что ты по Люське сохнешь.
Если бы не последнее откровение, я, наверное, ударил бы сейчас Гордеева, но сдержался – всегда приятно узнавать, что ты не безразличен девушкам.
- Влюбляться не пробовал? – с деланным сочувствием спросил я, от греха пряча руки за спину.
- Одна пробовала семь раз – семерых и родила, - философски ответствовал Гордеев.
Он обычно разговаривал со мной покровительски или, когда бывал не в духе, резко, нетерпимо. Он считал меня интеллигентом и подкаблучником, что, по его мнению, было одно и тоже, и являлось мало красящим мужчину достоинством.
Девушки появились.
- Я сегодня у Людки на дне варенья! На весь вечер! – Люся улыбалась мне навстречу всем своим существом. – Поздравляю, Людочка!
Девчата обменялись шутливыми поцелуями, и мы тут же расстались, разбившись на пары.
Мы гуляли тёмными улицами, я держал её за руку.
- Вот странно - Людка говорит, что Витька ей не нравится, а сама с ним гуляет. Я бы так не смогла.
- Стерпится – слюбится, - осторожно заметил я.
- Не-а. Людка, говорит – всё из-за меня. Вы с Витькой – друзья, и она жертвует собой, чтобы мы могли встречаться.
- Стоит подарить ей коробку конфет за вредность производства.
- А мне?
- Тебе весь - магазин.
Она прижалась к глухому, как стена, забору и спрятала руки за спиной.
- Значит, я тебе нравлюсь?
- Я терпеть тебя ненавижу, - сказал и поцеловал её.
- Я так и думала, - Люся обняла меня за шею, и поцелуи стали взаимными, нежными, долгими….

Автор - sadco004
Дата добавления - 07.10.2021 в 06:05
Сообщение- Похоже, выпил ты немного больше, чем следует. А ты, Люда, надеюсь, без запашка?
- Слишком много задаёшь вопросов, студент. И знаешь, почему? – Люда, похоже, тоже была «под мухой».
- Да?
- Потому что он по натуре подкаблучник! – хохотнул Гордеев. – А девушки таких не любят.
- Да, подкаблучник и размазня, - подтвердила его подружка. – Тебе давно бы уже следовало понять, что Люська не про тебя и избавиться от всяких чувств. Таких девушек берут напором и сразу, а ты в глазки заглядываешь, ожидая подачки.
- Постараюсь, - вздохнул я: очень не люблю спорить с пьяными.
- Уж сделай такую милость, друг, - Гордеев хлопнул меня по плечу. – Найди себе подружку-дурнушку, которая на тебя клюнет.
Похоже, эти двое хорошо дополняли друг друга. И уж во всяком случае, оба меня глубоко презирали.
Плевать!
Людка ушла за Люсей, а Виктор стал рассказывать, как несколько минут назад мял её голые груди. Я не смог скрыть своего удивления. Этот парень, с тёмными азиатскими глазами, всё время меня поражал своими непредсказуемыми поступками.
- Ты что, старик, не веришь?
- Да нет, - с дрожью в голосе сказал я. – Просто успел пообвыкнуть к вам, полюбить даже и теперь удивляюсь, с какой лёгкостью один из вас продаёт другого.
- Никто никого не продаёт. Девушки, они для того и нужны,… или нет? Впрочем, ты – чокнутый. Хочешь, на сегодняшний вечер бабами махнём - я твою недотрогу вмиг уломаю, а тебя Людка кое-чему научит. Ты думаешь, она почему на тебя нападает? Нравишься ты ей – сама говорила – вот и злится, что ты по Люське сохнешь.
Если бы не последнее откровение, я, наверное, ударил бы сейчас Гордеева, но сдержался – всегда приятно узнавать, что ты не безразличен девушкам.
- Влюбляться не пробовал? – с деланным сочувствием спросил я, от греха пряча руки за спину.
- Одна пробовала семь раз – семерых и родила, - философски ответствовал Гордеев.
Он обычно разговаривал со мной покровительски или, когда бывал не в духе, резко, нетерпимо. Он считал меня интеллигентом и подкаблучником, что, по его мнению, было одно и тоже, и являлось мало красящим мужчину достоинством.
Девушки появились.
- Я сегодня у Людки на дне варенья! На весь вечер! – Люся улыбалась мне навстречу всем своим существом. – Поздравляю, Людочка!
Девчата обменялись шутливыми поцелуями, и мы тут же расстались, разбившись на пары.
Мы гуляли тёмными улицами, я держал её за руку.
- Вот странно - Людка говорит, что Витька ей не нравится, а сама с ним гуляет. Я бы так не смогла.
- Стерпится – слюбится, - осторожно заметил я.
- Не-а. Людка, говорит – всё из-за меня. Вы с Витькой – друзья, и она жертвует собой, чтобы мы могли встречаться.
- Стоит подарить ей коробку конфет за вредность производства.
- А мне?
- Тебе весь - магазин.
Она прижалась к глухому, как стена, забору и спрятала руки за спиной.
- Значит, я тебе нравлюсь?
- Я терпеть тебя ненавижу, - сказал и поцеловал её.
- Я так и думала, - Люся обняла меня за шею, и поцелуи стали взаимными, нежными, долгими….

Автор - sadco004
Дата добавления - 07.10.2021 в 06:05
sadco004Дата: Воскресенье, 10.10.2021, 06:11 | Сообщение # 190
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Теперь пошли.
- Куда?
- Брать магазин – ты же обещал.
В центре посёлка фонарей было больше. Единственный светофор конвульсивно отбивался жёлтым светом от роя комаров и мошек. Ветер шелестел верхушками огромных тополей. Мы остановились возле освещённой витрины.
- Хорошо знать, что такое есть, - Люся кивнула на наряды за стеклом. – Когда-нибудь их можно будет купить.
- Когда?
- Вот институт закончу, начну работать, и….
- Можно замуж выйти, и….
- За студента с повышенной стипендией? – Люська поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щёку возле уха.
- Я в стройотряд поеду – знаешь, сколько деньжищ привезу?
- Когда привезёшь – тогда и посчитаем.
Мы шли обратною дорогой. Луна за спиной обозначила наши тени на асфальте. Улица была пуста.
Люся вдруг спросила:
- Как думаешь, покойники с кладбища гуляют по ночам?
- Конечно. А почему бы и нет.
Словно в ответ на мои слова, из двора двухэтажки вышел мужчина, увидев нас, остановился и начал наблюдать.
- Ой! – Люся прильнула ко мне всем телом.
Мы ушли уже достаточно далеко, а моя спутница всё оглядывалась на злополучную фигуру.
Чтобы отвлечь её, спросил:
- О чём ты подумала, когда первый раз увидела меня?
- А ты?
- Я подумал, эта девушка создана для меня.
- А я – вот припёрся откуда-то городской воображала.
Целый квартал мы прошли молча, целуясь на ходу.
- Ой, Людка идёт! Пойдем, спросим, где они были.
Я поймал её и держал возле себя в объятиях, покуда не подошли Гордеев с подружкой. В руках у Виктора побулькивала почти пустая бутылка. Он протянул её мне:
- Выпей, старик, за день рождения самой прекрасной на свете именинницы.
Игнорируя угощение, я взял Людкину руку и поцеловал её, склонившись:
- Поздравляю.
Именинница заметно смутилась.
Люся щебетала:
- Толя говорит, покойники ночами с кладбища удирают, по улицам гуляют. Одного мы сейчас видели.
- Это надо проверить, - заявил Виктор. Он опрокинул остатки из бутылки в рот и, размахнувшись, далеко забросил пустую тару. - Топаем на кладбище.
Ночью на кладбище преобладает один цвет – белый. Может быть потому, что он больше пугает, бросается в глаза. Белый – цвет савана. В каждом венке, в мраморном надгробье чудятся вставшие мертвецы.
- Шикарно! – Людка примерила на шею шелестящий бумажными цветами венок.
- Подъём, жмурики! – гулко стучит кулаком по пирамидке Гордеев.
Кресты, холмики, надгробья, оградки, оградки, оградки….
Плиткою вымощена площадка, столик, скамейка, мраморный обелиск, по углам ограды чугунные столбики, провисли массивные цепи. Красиво, со вкусом, даже величественно.
 
Сообщение- Теперь пошли.
- Куда?
- Брать магазин – ты же обещал.
В центре посёлка фонарей было больше. Единственный светофор конвульсивно отбивался жёлтым светом от роя комаров и мошек. Ветер шелестел верхушками огромных тополей. Мы остановились возле освещённой витрины.
- Хорошо знать, что такое есть, - Люся кивнула на наряды за стеклом. – Когда-нибудь их можно будет купить.
- Когда?
- Вот институт закончу, начну работать, и….
- Можно замуж выйти, и….
- За студента с повышенной стипендией? – Люська поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щёку возле уха.
- Я в стройотряд поеду – знаешь, сколько деньжищ привезу?
- Когда привезёшь – тогда и посчитаем.
Мы шли обратною дорогой. Луна за спиной обозначила наши тени на асфальте. Улица была пуста.
Люся вдруг спросила:
- Как думаешь, покойники с кладбища гуляют по ночам?
- Конечно. А почему бы и нет.
Словно в ответ на мои слова, из двора двухэтажки вышел мужчина, увидев нас, остановился и начал наблюдать.
- Ой! – Люся прильнула ко мне всем телом.
Мы ушли уже достаточно далеко, а моя спутница всё оглядывалась на злополучную фигуру.
Чтобы отвлечь её, спросил:
- О чём ты подумала, когда первый раз увидела меня?
- А ты?
- Я подумал, эта девушка создана для меня.
- А я – вот припёрся откуда-то городской воображала.
Целый квартал мы прошли молча, целуясь на ходу.
- Ой, Людка идёт! Пойдем, спросим, где они были.
Я поймал её и держал возле себя в объятиях, покуда не подошли Гордеев с подружкой. В руках у Виктора побулькивала почти пустая бутылка. Он протянул её мне:
- Выпей, старик, за день рождения самой прекрасной на свете именинницы.
Игнорируя угощение, я взял Людкину руку и поцеловал её, склонившись:
- Поздравляю.
Именинница заметно смутилась.
Люся щебетала:
- Толя говорит, покойники ночами с кладбища удирают, по улицам гуляют. Одного мы сейчас видели.
- Это надо проверить, - заявил Виктор. Он опрокинул остатки из бутылки в рот и, размахнувшись, далеко забросил пустую тару. - Топаем на кладбище.
Ночью на кладбище преобладает один цвет – белый. Может быть потому, что он больше пугает, бросается в глаза. Белый – цвет савана. В каждом венке, в мраморном надгробье чудятся вставшие мертвецы.
- Шикарно! – Людка примерила на шею шелестящий бумажными цветами венок.
- Подъём, жмурики! – гулко стучит кулаком по пирамидке Гордеев.
Кресты, холмики, надгробья, оградки, оградки, оградки….
Плиткою вымощена площадка, столик, скамейка, мраморный обелиск, по углам ограды чугунные столбики, провисли массивные цепи. Красиво, со вкусом, даже величественно.

Автор - sadco004
Дата добавления - 10.10.2021 в 06:11
Сообщение- Теперь пошли.
- Куда?
- Брать магазин – ты же обещал.
В центре посёлка фонарей было больше. Единственный светофор конвульсивно отбивался жёлтым светом от роя комаров и мошек. Ветер шелестел верхушками огромных тополей. Мы остановились возле освещённой витрины.
- Хорошо знать, что такое есть, - Люся кивнула на наряды за стеклом. – Когда-нибудь их можно будет купить.
- Когда?
- Вот институт закончу, начну работать, и….
- Можно замуж выйти, и….
- За студента с повышенной стипендией? – Люська поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щёку возле уха.
- Я в стройотряд поеду – знаешь, сколько деньжищ привезу?
- Когда привезёшь – тогда и посчитаем.
Мы шли обратною дорогой. Луна за спиной обозначила наши тени на асфальте. Улица была пуста.
Люся вдруг спросила:
- Как думаешь, покойники с кладбища гуляют по ночам?
- Конечно. А почему бы и нет.
Словно в ответ на мои слова, из двора двухэтажки вышел мужчина, увидев нас, остановился и начал наблюдать.
- Ой! – Люся прильнула ко мне всем телом.
Мы ушли уже достаточно далеко, а моя спутница всё оглядывалась на злополучную фигуру.
Чтобы отвлечь её, спросил:
- О чём ты подумала, когда первый раз увидела меня?
- А ты?
- Я подумал, эта девушка создана для меня.
- А я – вот припёрся откуда-то городской воображала.
Целый квартал мы прошли молча, целуясь на ходу.
- Ой, Людка идёт! Пойдем, спросим, где они были.
Я поймал её и держал возле себя в объятиях, покуда не подошли Гордеев с подружкой. В руках у Виктора побулькивала почти пустая бутылка. Он протянул её мне:
- Выпей, старик, за день рождения самой прекрасной на свете именинницы.
Игнорируя угощение, я взял Людкину руку и поцеловал её, склонившись:
- Поздравляю.
Именинница заметно смутилась.
Люся щебетала:
- Толя говорит, покойники ночами с кладбища удирают, по улицам гуляют. Одного мы сейчас видели.
- Это надо проверить, - заявил Виктор. Он опрокинул остатки из бутылки в рот и, размахнувшись, далеко забросил пустую тару. - Топаем на кладбище.
Ночью на кладбище преобладает один цвет – белый. Может быть потому, что он больше пугает, бросается в глаза. Белый – цвет савана. В каждом венке, в мраморном надгробье чудятся вставшие мертвецы.
- Шикарно! – Людка примерила на шею шелестящий бумажными цветами венок.
- Подъём, жмурики! – гулко стучит кулаком по пирамидке Гордеев.
Кресты, холмики, надгробья, оградки, оградки, оградки….
Плиткою вымощена площадка, столик, скамейка, мраморный обелиск, по углам ограды чугунные столбики, провисли массивные цепи. Красиво, со вкусом, даже величественно.

Автор - sadco004
Дата добавления - 10.10.2021 в 06:11
sadco004Дата: Среда, 13.10.2021, 05:39 | Сообщение # 191
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Люся меня за руку и туда:
- Это наш дом, приходите в гости.
Через завалы венков Людка пробралась к кресту, обвила руками перекладину, склонила на бок голову:
- Я – великомученица. Молитесь на меня.
Виктор, чиркнув спичкой, прочитал под «Здесь покоится…» и запел, кривляясь и отплясывая на скорбном холмике:

Софья, я не стану врать
Готов полбанки я отдать
Чтобы тобою обладать….

Признаться, в первые минуты я остолбенел: святые места – музеи, церкви, кладбища - всегда закрепощают меня, настраивают на благодарно-покаянный мотив, а тут такое кощунство! И всё это из-за Люси. Не ожидал.
Но она быстро поняла моё состояние и вот уже сидит на скамеечке тихая, повинившаяся - ждёт. И ко мне вернулось чувство реальности. И обида, и злость на этих хулиганов.
Я мог бы надавать Витьке тумаков и гнать его пинками от этого святого места, но не рискнул наделать ещё большего шума. Вместо этого подошёл к Людке и траурными лентами с венков прихватил её кисти к перекладине. Витькина подружка лишь постанывала сладострастно.
Я вышел на дорожку:
- Пойдём отсюда, молиться утром вернёмся.
Люся шмыгнула мне под руку.
- А как же я? – первый проблеск страха достиг Людкиного сознания.
Моя затея понравилась Гордееву, он даже перестал петь и плясать.
- Не бойся, старуха! Ни черта не бойся - мы придём за тобой обязательно.
- Вы, идиоты! Что удумали? – Люда кричит, она почти в истерике. – Студент, я задушу тебя! Витька, дурак, отвяжи руки!
Гордееву нравятся забавы сильного над беззащитным, но то ли ему жалко стало подругу, то ли какая другая мысль пришла в его кудрявую голову. Он возвращается, но развязывать не спешит, целует Люду, шарит руками по её телу.
Мы с Люсей отворачиваемся и бредём, обнявшись, по дорожке. Я приглядывался к ней, насколько это позволял неверный свет луны. Ничего не отражалось на её милом личике – ни сочувствия, ни любопытства, только грусть.
- Ты расстроился?
- Знаешь, кроме наших необузданных страстей, есть ещё незыблемый порядок жизни - что свято, то свято.
Она заражается моим благочестием и виновато трётся носиком о моё плечо.
Нас догоняют Витька с подружкой. Люда встала напротив меня:
- Студент, я тебе сейчас по морде дам.
Раз сказала, значит, не даст. Говорю как можно убедительнее:
- Люда, не забудь, мы здесь в гостях, и не надо так громко кричать.
- У кого в гостях? У этих жмуриков? – Людка срывает с ближайшей могилки венок и бросает мне под ноги. - А ну подними, а то обидятся….
Это уж слишком! Делаю шаг по направлению к хулиганке, и голос мой снижается до зловещего шёпота:
- Если сейчас из твоего цветущего организма выпустить кишки и забросать землёй, то, думаю, твоя прекрасная внешность мало чем будет отличаться от внешности тех, кого ты называешь жмуриками, и пахнуть ты будешь….
- Не трогай мою цветущую внешность! – рычит Людка, разворачивается и уходит прочь. – Витёк, за мной! Люська, бросай своего психа, айда с нами ямки себе мерить.
Голос её удалился. Виктор ушёл следом. Люся осталась со мной.
 
СообщениеЛюся меня за руку и туда:
- Это наш дом, приходите в гости.
Через завалы венков Людка пробралась к кресту, обвила руками перекладину, склонила на бок голову:
- Я – великомученица. Молитесь на меня.
Виктор, чиркнув спичкой, прочитал под «Здесь покоится…» и запел, кривляясь и отплясывая на скорбном холмике:

Софья, я не стану врать
Готов полбанки я отдать
Чтобы тобою обладать….

Признаться, в первые минуты я остолбенел: святые места – музеи, церкви, кладбища - всегда закрепощают меня, настраивают на благодарно-покаянный мотив, а тут такое кощунство! И всё это из-за Люси. Не ожидал.
Но она быстро поняла моё состояние и вот уже сидит на скамеечке тихая, повинившаяся - ждёт. И ко мне вернулось чувство реальности. И обида, и злость на этих хулиганов.
Я мог бы надавать Витьке тумаков и гнать его пинками от этого святого места, но не рискнул наделать ещё большего шума. Вместо этого подошёл к Людке и траурными лентами с венков прихватил её кисти к перекладине. Витькина подружка лишь постанывала сладострастно.
Я вышел на дорожку:
- Пойдём отсюда, молиться утром вернёмся.
Люся шмыгнула мне под руку.
- А как же я? – первый проблеск страха достиг Людкиного сознания.
Моя затея понравилась Гордееву, он даже перестал петь и плясать.
- Не бойся, старуха! Ни черта не бойся - мы придём за тобой обязательно.
- Вы, идиоты! Что удумали? – Люда кричит, она почти в истерике. – Студент, я задушу тебя! Витька, дурак, отвяжи руки!
Гордееву нравятся забавы сильного над беззащитным, но то ли ему жалко стало подругу, то ли какая другая мысль пришла в его кудрявую голову. Он возвращается, но развязывать не спешит, целует Люду, шарит руками по её телу.
Мы с Люсей отворачиваемся и бредём, обнявшись, по дорожке. Я приглядывался к ней, насколько это позволял неверный свет луны. Ничего не отражалось на её милом личике – ни сочувствия, ни любопытства, только грусть.
- Ты расстроился?
- Знаешь, кроме наших необузданных страстей, есть ещё незыблемый порядок жизни - что свято, то свято.
Она заражается моим благочестием и виновато трётся носиком о моё плечо.
Нас догоняют Витька с подружкой. Люда встала напротив меня:
- Студент, я тебе сейчас по морде дам.
Раз сказала, значит, не даст. Говорю как можно убедительнее:
- Люда, не забудь, мы здесь в гостях, и не надо так громко кричать.
- У кого в гостях? У этих жмуриков? – Людка срывает с ближайшей могилки венок и бросает мне под ноги. - А ну подними, а то обидятся….
Это уж слишком! Делаю шаг по направлению к хулиганке, и голос мой снижается до зловещего шёпота:
- Если сейчас из твоего цветущего организма выпустить кишки и забросать землёй, то, думаю, твоя прекрасная внешность мало чем будет отличаться от внешности тех, кого ты называешь жмуриками, и пахнуть ты будешь….
- Не трогай мою цветущую внешность! – рычит Людка, разворачивается и уходит прочь. – Витёк, за мной! Люська, бросай своего психа, айда с нами ямки себе мерить.
Голос её удалился. Виктор ушёл следом. Люся осталась со мной.

Автор - sadco004
Дата добавления - 13.10.2021 в 05:39
СообщениеЛюся меня за руку и туда:
- Это наш дом, приходите в гости.
Через завалы венков Людка пробралась к кресту, обвила руками перекладину, склонила на бок голову:
- Я – великомученица. Молитесь на меня.
Виктор, чиркнув спичкой, прочитал под «Здесь покоится…» и запел, кривляясь и отплясывая на скорбном холмике:

Софья, я не стану врать
Готов полбанки я отдать
Чтобы тобою обладать….

Признаться, в первые минуты я остолбенел: святые места – музеи, церкви, кладбища - всегда закрепощают меня, настраивают на благодарно-покаянный мотив, а тут такое кощунство! И всё это из-за Люси. Не ожидал.
Но она быстро поняла моё состояние и вот уже сидит на скамеечке тихая, повинившаяся - ждёт. И ко мне вернулось чувство реальности. И обида, и злость на этих хулиганов.
Я мог бы надавать Витьке тумаков и гнать его пинками от этого святого места, но не рискнул наделать ещё большего шума. Вместо этого подошёл к Людке и траурными лентами с венков прихватил её кисти к перекладине. Витькина подружка лишь постанывала сладострастно.
Я вышел на дорожку:
- Пойдём отсюда, молиться утром вернёмся.
Люся шмыгнула мне под руку.
- А как же я? – первый проблеск страха достиг Людкиного сознания.
Моя затея понравилась Гордееву, он даже перестал петь и плясать.
- Не бойся, старуха! Ни черта не бойся - мы придём за тобой обязательно.
- Вы, идиоты! Что удумали? – Люда кричит, она почти в истерике. – Студент, я задушу тебя! Витька, дурак, отвяжи руки!
Гордееву нравятся забавы сильного над беззащитным, но то ли ему жалко стало подругу, то ли какая другая мысль пришла в его кудрявую голову. Он возвращается, но развязывать не спешит, целует Люду, шарит руками по её телу.
Мы с Люсей отворачиваемся и бредём, обнявшись, по дорожке. Я приглядывался к ней, насколько это позволял неверный свет луны. Ничего не отражалось на её милом личике – ни сочувствия, ни любопытства, только грусть.
- Ты расстроился?
- Знаешь, кроме наших необузданных страстей, есть ещё незыблемый порядок жизни - что свято, то свято.
Она заражается моим благочестием и виновато трётся носиком о моё плечо.
Нас догоняют Витька с подружкой. Люда встала напротив меня:
- Студент, я тебе сейчас по морде дам.
Раз сказала, значит, не даст. Говорю как можно убедительнее:
- Люда, не забудь, мы здесь в гостях, и не надо так громко кричать.
- У кого в гостях? У этих жмуриков? – Людка срывает с ближайшей могилки венок и бросает мне под ноги. - А ну подними, а то обидятся….
Это уж слишком! Делаю шаг по направлению к хулиганке, и голос мой снижается до зловещего шёпота:
- Если сейчас из твоего цветущего организма выпустить кишки и забросать землёй, то, думаю, твоя прекрасная внешность мало чем будет отличаться от внешности тех, кого ты называешь жмуриками, и пахнуть ты будешь….
- Не трогай мою цветущую внешность! – рычит Людка, разворачивается и уходит прочь. – Витёк, за мной! Люська, бросай своего психа, айда с нами ямки себе мерить.
Голос её удалился. Виктор ушёл следом. Люся осталась со мной.

Автор - sadco004
Дата добавления - 13.10.2021 в 05:39
sadco004Дата: Суббота, 16.10.2021, 06:12 | Сообщение # 192
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Пойдём домой.
- Неудобно без них.
- Неудобно? – я ещё не остыл. – Неудобно на потолке спать – остальное терпимо.
Люся молчит. Она ни причём, и мне становится стыдно. Понёс всякую околесицу, лишь бы сгладить свою грубость.
- … Вот, говорят, колдун не может умереть и мучается до тех пор, пока искусство своё не передаст. Ему достаточно для этого лишь коснуться человека – и готов новый колдун, а старый преспокойненько в гробу вытягивается. А бывает, что устанет хворать и заснёт летаргическим сном, просыпается уже в гробу на кладбище. Силушка-то чёрная покоя не даёт. Он вылезает ночами и караулит, когда какие-нибудь дураки, вроде нас, забредут сюда….
Люся боится и прижимается ко мне тесней.
Луна то спрячется, то вновь расчистит себе проталину в облаках, и пульсирует из её черноты, заливая всю округу мертвенной бледностью.
Мы брели бездумно кладбищенской аллеей, как вдруг странный посторонний звук привлёк наше внимание. Будто песком по плащовке прошуршало за спиной. Мы с Люсей остановились, с недоумением оглянулись. В полутьме на одном из могильных холмов будто на пружинах поднялась чёрная фигура.
Я не успел её толком рассмотреть - Люся утопленницей вцепилась в меня, щекой прижалась к подбородку, совсем близко блестели страхом её глаза, волосы закрыли весь мир. С трудом оторвал ёе от себя, чтобы иметь возможность защищаться.
Казалось, всё вокруг на своих местах. Чего Люся трясётся? Но звякнула калитка, и взор поймал движущийся на нас чёрный силуэт. Без сомнения, это был человек. Не животное, не чертовщина какая-нибудь. Старушка – роста маленького, на голове будто капюшон, на спине горб, и плащ шуршит. Шажки мелкие, шаркающие – несомненно, старушечьи. Но никаких намёков на лицо, руки – всё напрочь задрапировано темнотой.
Люся молча тряслась, повиснув на моей руке, и колебания её тела достигли невероятной частоты. Хочу успокоить её и говорю, как можно спокойнее, но голос предательски сипит и срывается:
- Что за шутки? Тут либо по морде бить, либо рвать без оглядки. Начнём с первого….
Жду, что фигура сейчас бросится на нас с жутким воплем Гордеевского голоса:
- Ага, попались!
Но горбатый силуэт вдруг останавливается, качнувшись на месте, поворачивается и также, не спеша, начинает удаляться. Со спины он ещё сильнее похож на старуху, и, слава Богу, что нам не пришлось увидеть её, наверняка, мерзкой рожи.
Люся, кажется, начала оживать, хотя её по-прежнему бьёт озноб
- Что? Что это было?
Фигура уже далеко, за ней надо следить взглядом, чтобы не потерять в темноте.
- Не смотри и успокойся, - я повернул девушку за плечи и повёл прочь. – Ну, было, было и сплыло – теперь нет. Пошли отсюда.
Она идёт безропотно, вертит головой, оглядываясь. Дорожка упирается в пролом в заборе. Кажется, все наши страхи позади.
Но не тут-то было! За спиной вновь слышны шаги, ближе, ближе…. Я заслоняю Люсю собой, готовый к самому худшему. Из темноты выныривает Гордеев, идёт по тому самому месту, где только что шаркала ножками загадочная фигура. Будто столкнул её в сторону и идёт к нам. Идёт, благодушно улыбаясь – издалека видно. И нам с Люсей сразу становится хорошо и спокойно.
- Что, испугались, голубки?
- Так это ты был, ты…? – Люся молотит в Гордеевскую грудь кулачками. Для него это вместо щекотки.
- Здорово я вас?
Мне непереносимо его глупое торжество.
 
Сообщение- Пойдём домой.
- Неудобно без них.
- Неудобно? – я ещё не остыл. – Неудобно на потолке спать – остальное терпимо.
Люся молчит. Она ни причём, и мне становится стыдно. Понёс всякую околесицу, лишь бы сгладить свою грубость.
- … Вот, говорят, колдун не может умереть и мучается до тех пор, пока искусство своё не передаст. Ему достаточно для этого лишь коснуться человека – и готов новый колдун, а старый преспокойненько в гробу вытягивается. А бывает, что устанет хворать и заснёт летаргическим сном, просыпается уже в гробу на кладбище. Силушка-то чёрная покоя не даёт. Он вылезает ночами и караулит, когда какие-нибудь дураки, вроде нас, забредут сюда….
Люся боится и прижимается ко мне тесней.
Луна то спрячется, то вновь расчистит себе проталину в облаках, и пульсирует из её черноты, заливая всю округу мертвенной бледностью.
Мы брели бездумно кладбищенской аллеей, как вдруг странный посторонний звук привлёк наше внимание. Будто песком по плащовке прошуршало за спиной. Мы с Люсей остановились, с недоумением оглянулись. В полутьме на одном из могильных холмов будто на пружинах поднялась чёрная фигура.
Я не успел её толком рассмотреть - Люся утопленницей вцепилась в меня, щекой прижалась к подбородку, совсем близко блестели страхом её глаза, волосы закрыли весь мир. С трудом оторвал ёе от себя, чтобы иметь возможность защищаться.
Казалось, всё вокруг на своих местах. Чего Люся трясётся? Но звякнула калитка, и взор поймал движущийся на нас чёрный силуэт. Без сомнения, это был человек. Не животное, не чертовщина какая-нибудь. Старушка – роста маленького, на голове будто капюшон, на спине горб, и плащ шуршит. Шажки мелкие, шаркающие – несомненно, старушечьи. Но никаких намёков на лицо, руки – всё напрочь задрапировано темнотой.
Люся молча тряслась, повиснув на моей руке, и колебания её тела достигли невероятной частоты. Хочу успокоить её и говорю, как можно спокойнее, но голос предательски сипит и срывается:
- Что за шутки? Тут либо по морде бить, либо рвать без оглядки. Начнём с первого….
Жду, что фигура сейчас бросится на нас с жутким воплем Гордеевского голоса:
- Ага, попались!
Но горбатый силуэт вдруг останавливается, качнувшись на месте, поворачивается и также, не спеша, начинает удаляться. Со спины он ещё сильнее похож на старуху, и, слава Богу, что нам не пришлось увидеть её, наверняка, мерзкой рожи.
Люся, кажется, начала оживать, хотя её по-прежнему бьёт озноб
- Что? Что это было?
Фигура уже далеко, за ней надо следить взглядом, чтобы не потерять в темноте.
- Не смотри и успокойся, - я повернул девушку за плечи и повёл прочь. – Ну, было, было и сплыло – теперь нет. Пошли отсюда.
Она идёт безропотно, вертит головой, оглядываясь. Дорожка упирается в пролом в заборе. Кажется, все наши страхи позади.
Но не тут-то было! За спиной вновь слышны шаги, ближе, ближе…. Я заслоняю Люсю собой, готовый к самому худшему. Из темноты выныривает Гордеев, идёт по тому самому месту, где только что шаркала ножками загадочная фигура. Будто столкнул её в сторону и идёт к нам. Идёт, благодушно улыбаясь – издалека видно. И нам с Люсей сразу становится хорошо и спокойно.
- Что, испугались, голубки?
- Так это ты был, ты…? – Люся молотит в Гордеевскую грудь кулачками. Для него это вместо щекотки.
- Здорово я вас?
Мне непереносимо его глупое торжество.

Автор - sadco004
Дата добавления - 16.10.2021 в 06:12
Сообщение- Пойдём домой.
- Неудобно без них.
- Неудобно? – я ещё не остыл. – Неудобно на потолке спать – остальное терпимо.
Люся молчит. Она ни причём, и мне становится стыдно. Понёс всякую околесицу, лишь бы сгладить свою грубость.
- … Вот, говорят, колдун не может умереть и мучается до тех пор, пока искусство своё не передаст. Ему достаточно для этого лишь коснуться человека – и готов новый колдун, а старый преспокойненько в гробу вытягивается. А бывает, что устанет хворать и заснёт летаргическим сном, просыпается уже в гробу на кладбище. Силушка-то чёрная покоя не даёт. Он вылезает ночами и караулит, когда какие-нибудь дураки, вроде нас, забредут сюда….
Люся боится и прижимается ко мне тесней.
Луна то спрячется, то вновь расчистит себе проталину в облаках, и пульсирует из её черноты, заливая всю округу мертвенной бледностью.
Мы брели бездумно кладбищенской аллеей, как вдруг странный посторонний звук привлёк наше внимание. Будто песком по плащовке прошуршало за спиной. Мы с Люсей остановились, с недоумением оглянулись. В полутьме на одном из могильных холмов будто на пружинах поднялась чёрная фигура.
Я не успел её толком рассмотреть - Люся утопленницей вцепилась в меня, щекой прижалась к подбородку, совсем близко блестели страхом её глаза, волосы закрыли весь мир. С трудом оторвал ёе от себя, чтобы иметь возможность защищаться.
Казалось, всё вокруг на своих местах. Чего Люся трясётся? Но звякнула калитка, и взор поймал движущийся на нас чёрный силуэт. Без сомнения, это был человек. Не животное, не чертовщина какая-нибудь. Старушка – роста маленького, на голове будто капюшон, на спине горб, и плащ шуршит. Шажки мелкие, шаркающие – несомненно, старушечьи. Но никаких намёков на лицо, руки – всё напрочь задрапировано темнотой.
Люся молча тряслась, повиснув на моей руке, и колебания её тела достигли невероятной частоты. Хочу успокоить её и говорю, как можно спокойнее, но голос предательски сипит и срывается:
- Что за шутки? Тут либо по морде бить, либо рвать без оглядки. Начнём с первого….
Жду, что фигура сейчас бросится на нас с жутким воплем Гордеевского голоса:
- Ага, попались!
Но горбатый силуэт вдруг останавливается, качнувшись на месте, поворачивается и также, не спеша, начинает удаляться. Со спины он ещё сильнее похож на старуху, и, слава Богу, что нам не пришлось увидеть её, наверняка, мерзкой рожи.
Люся, кажется, начала оживать, хотя её по-прежнему бьёт озноб
- Что? Что это было?
Фигура уже далеко, за ней надо следить взглядом, чтобы не потерять в темноте.
- Не смотри и успокойся, - я повернул девушку за плечи и повёл прочь. – Ну, было, было и сплыло – теперь нет. Пошли отсюда.
Она идёт безропотно, вертит головой, оглядываясь. Дорожка упирается в пролом в заборе. Кажется, все наши страхи позади.
Но не тут-то было! За спиной вновь слышны шаги, ближе, ближе…. Я заслоняю Люсю собой, готовый к самому худшему. Из темноты выныривает Гордеев, идёт по тому самому месту, где только что шаркала ножками загадочная фигура. Будто столкнул её в сторону и идёт к нам. Идёт, благодушно улыбаясь – издалека видно. И нам с Люсей сразу становится хорошо и спокойно.
- Что, испугались, голубки?
- Так это ты был, ты…? – Люся молотит в Гордеевскую грудь кулачками. Для него это вместо щекотки.
- Здорово я вас?
Мне непереносимо его глупое торжество.

Автор - sadco004
Дата добавления - 16.10.2021 в 06:12
sadco004Дата: Вторник, 19.10.2021, 06:17 | Сообщение # 193
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Нет, Виктор, здесь действительно кто-то был. Минутой раньше ты столкнулся бы с ним лбами. Да нет, там старушка была вот такусенькая.…
Гордеев ни с кем не хочет делиться своей славой:
- Да я это, я, говорю…
- Может и ты, да вот пиджак твой импортный за версту светит.
- Да? – Виктор обескуражено посмотрел на его светлые полы, но тут же нашёлся. – А сейчас?
Он стянул пиджак, вывернул его на изнанку и накинул на плечи:
- Ну?
- Похож, - говорю. – Только морда фосфором светится.
Виктор голову наклонил вперёд цыганскими кудрями, руки за спину заложил – ворот пиджака вздыбился. Ну, точь-в-точь, как та фигура, даже горб на месте. Только великовата, конечно.
- Он! Он! – Люся запрыгала дошкольницей, в ладоши запрыгала, потом спохватилась. – А Людка где?
Тут и Карасёва подошла из темноты, схватила нас с Витькой за локти:
- Пойдёмте, пойдёмте отсюда поскорей!
Мы выбрались с кладбища и побрели домой, болтая ни о чём. Только Людка напряжённо молчала, к чему-то прислушиваясь и оглядываясь назад. У самого посёлка она вдруг разрыдалась:
- Хватит вам трепаться! Я там видела такое, такое….
Все мы принялись её утешать, расспрашивать. Она кое-как успокоилась и, наконец, поведала свои приключения.
- Пока Витька ходил вас пугать, я присела меж оградок, ну, чтоб не увидели. И кто-то прополз перед моим носом – плащ шуршал, покойником пахло. Я чуть не умерла со страху.
Вот тебе и на!
Теперь и мы с Люсей принялись убеждать, что видели кого-то в плаще, правда, не так близко, чтоб унюхать его запах. Витька один ни чему не верил и всё посмеивался. С тем и пришли на знакомую улицу.
Возле дома Карасёвых стоял военный «уазик». Бравый прапорщик при портупее и сапогах шагнул навстречу:
- Здорово, молодёжь! – и Люде, – слышь, позови сестру.
Людка прошла в дом, а прапор, пожав Витьке руку, протянул её и мне.
- Николай, - представился он. – А для знакомства у меня кое-что есть.
Нырнул в «уазик», вернулся с армейской фляжкой, потряс над гордеевским ухом:
- Нюхни, Витёк.
Тот свернул пробку, нюхнул, лизнул, поморщился:
- Спиртяга.
- Ага, - Николай вновь побывал в машине и вернулся с кавказским рогом в металлической окантовке с массивной цепью, - Подойдёт стопарь? Я его надраил, держи.
- Посуда увесистая, - вертя в руках рог, согласился Гордеев. – Хохлы о таких говорят: «Возьмешь в руки – маешь вещь».
Из дома вышла старшая Людкина сестра Татьяна.
- Опять ты здесь, - напустилась она на прапорщика. – Что у тебя за мания с пистолетом свататься? Ты в наряде? Вот и валяй отсюда, служи, пока из армии не выгнали.
- Пойду служить, - согласился прапор. – Прощайте, Татьяна Васильевна.
- Поезжай, Коленька, служи честно-причестно, а когда медаль получишь – приезжай.
- Я так и сделаю. Только вот с друзьями выпью на посошок.
Хлопнула дверь.
- А вот и я! – Людка выскочила с бутылкой вина. От пережитого страха не осталось и следа. – Забыл, народ? У меня ж сегодня день варенья!
 
Сообщение- Нет, Виктор, здесь действительно кто-то был. Минутой раньше ты столкнулся бы с ним лбами. Да нет, там старушка была вот такусенькая.…
Гордеев ни с кем не хочет делиться своей славой:
- Да я это, я, говорю…
- Может и ты, да вот пиджак твой импортный за версту светит.
- Да? – Виктор обескуражено посмотрел на его светлые полы, но тут же нашёлся. – А сейчас?
Он стянул пиджак, вывернул его на изнанку и накинул на плечи:
- Ну?
- Похож, - говорю. – Только морда фосфором светится.
Виктор голову наклонил вперёд цыганскими кудрями, руки за спину заложил – ворот пиджака вздыбился. Ну, точь-в-точь, как та фигура, даже горб на месте. Только великовата, конечно.
- Он! Он! – Люся запрыгала дошкольницей, в ладоши запрыгала, потом спохватилась. – А Людка где?
Тут и Карасёва подошла из темноты, схватила нас с Витькой за локти:
- Пойдёмте, пойдёмте отсюда поскорей!
Мы выбрались с кладбища и побрели домой, болтая ни о чём. Только Людка напряжённо молчала, к чему-то прислушиваясь и оглядываясь назад. У самого посёлка она вдруг разрыдалась:
- Хватит вам трепаться! Я там видела такое, такое….
Все мы принялись её утешать, расспрашивать. Она кое-как успокоилась и, наконец, поведала свои приключения.
- Пока Витька ходил вас пугать, я присела меж оградок, ну, чтоб не увидели. И кто-то прополз перед моим носом – плащ шуршал, покойником пахло. Я чуть не умерла со страху.
Вот тебе и на!
Теперь и мы с Люсей принялись убеждать, что видели кого-то в плаще, правда, не так близко, чтоб унюхать его запах. Витька один ни чему не верил и всё посмеивался. С тем и пришли на знакомую улицу.
Возле дома Карасёвых стоял военный «уазик». Бравый прапорщик при портупее и сапогах шагнул навстречу:
- Здорово, молодёжь! – и Люде, – слышь, позови сестру.
Людка прошла в дом, а прапор, пожав Витьке руку, протянул её и мне.
- Николай, - представился он. – А для знакомства у меня кое-что есть.
Нырнул в «уазик», вернулся с армейской фляжкой, потряс над гордеевским ухом:
- Нюхни, Витёк.
Тот свернул пробку, нюхнул, лизнул, поморщился:
- Спиртяга.
- Ага, - Николай вновь побывал в машине и вернулся с кавказским рогом в металлической окантовке с массивной цепью, - Подойдёт стопарь? Я его надраил, держи.
- Посуда увесистая, - вертя в руках рог, согласился Гордеев. – Хохлы о таких говорят: «Возьмешь в руки – маешь вещь».
Из дома вышла старшая Людкина сестра Татьяна.
- Опять ты здесь, - напустилась она на прапорщика. – Что у тебя за мания с пистолетом свататься? Ты в наряде? Вот и валяй отсюда, служи, пока из армии не выгнали.
- Пойду служить, - согласился прапор. – Прощайте, Татьяна Васильевна.
- Поезжай, Коленька, служи честно-причестно, а когда медаль получишь – приезжай.
- Я так и сделаю. Только вот с друзьями выпью на посошок.
Хлопнула дверь.
- А вот и я! – Людка выскочила с бутылкой вина. От пережитого страха не осталось и следа. – Забыл, народ? У меня ж сегодня день варенья!

Автор - sadco004
Дата добавления - 19.10.2021 в 06:17
Сообщение- Нет, Виктор, здесь действительно кто-то был. Минутой раньше ты столкнулся бы с ним лбами. Да нет, там старушка была вот такусенькая.…
Гордеев ни с кем не хочет делиться своей славой:
- Да я это, я, говорю…
- Может и ты, да вот пиджак твой импортный за версту светит.
- Да? – Виктор обескуражено посмотрел на его светлые полы, но тут же нашёлся. – А сейчас?
Он стянул пиджак, вывернул его на изнанку и накинул на плечи:
- Ну?
- Похож, - говорю. – Только морда фосфором светится.
Виктор голову наклонил вперёд цыганскими кудрями, руки за спину заложил – ворот пиджака вздыбился. Ну, точь-в-точь, как та фигура, даже горб на месте. Только великовата, конечно.
- Он! Он! – Люся запрыгала дошкольницей, в ладоши запрыгала, потом спохватилась. – А Людка где?
Тут и Карасёва подошла из темноты, схватила нас с Витькой за локти:
- Пойдёмте, пойдёмте отсюда поскорей!
Мы выбрались с кладбища и побрели домой, болтая ни о чём. Только Людка напряжённо молчала, к чему-то прислушиваясь и оглядываясь назад. У самого посёлка она вдруг разрыдалась:
- Хватит вам трепаться! Я там видела такое, такое….
Все мы принялись её утешать, расспрашивать. Она кое-как успокоилась и, наконец, поведала свои приключения.
- Пока Витька ходил вас пугать, я присела меж оградок, ну, чтоб не увидели. И кто-то прополз перед моим носом – плащ шуршал, покойником пахло. Я чуть не умерла со страху.
Вот тебе и на!
Теперь и мы с Люсей принялись убеждать, что видели кого-то в плаще, правда, не так близко, чтоб унюхать его запах. Витька один ни чему не верил и всё посмеивался. С тем и пришли на знакомую улицу.
Возле дома Карасёвых стоял военный «уазик». Бравый прапорщик при портупее и сапогах шагнул навстречу:
- Здорово, молодёжь! – и Люде, – слышь, позови сестру.
Людка прошла в дом, а прапор, пожав Витьке руку, протянул её и мне.
- Николай, - представился он. – А для знакомства у меня кое-что есть.
Нырнул в «уазик», вернулся с армейской фляжкой, потряс над гордеевским ухом:
- Нюхни, Витёк.
Тот свернул пробку, нюхнул, лизнул, поморщился:
- Спиртяга.
- Ага, - Николай вновь побывал в машине и вернулся с кавказским рогом в металлической окантовке с массивной цепью, - Подойдёт стопарь? Я его надраил, держи.
- Посуда увесистая, - вертя в руках рог, согласился Гордеев. – Хохлы о таких говорят: «Возьмешь в руки – маешь вещь».
Из дома вышла старшая Людкина сестра Татьяна.
- Опять ты здесь, - напустилась она на прапорщика. – Что у тебя за мания с пистолетом свататься? Ты в наряде? Вот и валяй отсюда, служи, пока из армии не выгнали.
- Пойду служить, - согласился прапор. – Прощайте, Татьяна Васильевна.
- Поезжай, Коленька, служи честно-причестно, а когда медаль получишь – приезжай.
- Я так и сделаю. Только вот с друзьями выпью на посошок.
Хлопнула дверь.
- А вот и я! – Людка выскочила с бутылкой вина. От пережитого страха не осталось и следа. – Забыл, народ? У меня ж сегодня день варенья!

Автор - sadco004
Дата добавления - 19.10.2021 в 06:17
sadco004Дата: Пятница, 22.10.2021, 07:09 | Сообщение # 194
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Да ты что?! – Николай хлопнул себя по лбу, вырвал у Виктора рог и протянул Людке. – Дарю, красавица. Расти большой, не будь лапшой.
Девчонки начали пить вино из рога. Прапор протянул фляжку со спиртом Витьке, он мне, но я отказался. Гордеев, с горделивым видом поглядывая на меня, приложился к горлышку, сделал глоток, потом сунул тару Николаю и кинулся под водоразборную колонку. Отдышавшись, предложил прапору:
- Разбавь.
Бравый вояка величавым жестом отринул его совет. Выпустил из груди воздух, опрокинул фляжку и сделал несколько больших глотков. Задумался.
- Эй, ты слышь, живой? – теребил его Гордеев.
Николай не обращал на него внимания. Восстановив дыхание, словно очнувшись от раздумий, заговорил мечтательно:
- Сколько тебе, Людочка? Семнадцать? Двадцать? Чудесная пора. Пора смелых надежд и первой любви. Как это у Достоевского? «Ночь,.. туман,.. струна звенит в тумане.» Помните? Струна…. туман на озере…. Поехали, девчата купаться. Что может быть прекраснее ночного купания.
Татьяна Карасёва была не против, но Людка заупрямилась, должно быть, хмель кружил ей голову:
- Хочу на кладбище! Поехали, мальчики, ведьму ловить.
- Слово именинницы – закон для окружающих, – прапор распахнул все двери служебного авто. – Полезай, девчата. Ведьму поймаем, а на озере утопим. Вся ночь с нами!
Люся была не против покататься, но, заметив мою нерешительность, подошла:
- Там, на кладбище, нехорошо получилось. Лучше я домой пойду. Проводишь?
И тут же тень пробежала по её лицу – домой ей сейчас меньше всего хотелось.
- Люська, не дури! – крикнула Людка из машины. – Ты ж у меня на именинах. Другой раз не отпрошу, вот увидишь.
Тут и я сообразил, что зря кочевряжусь - лучше ехать куда-нибудь с Люсей, чем брести домой одному. Я подхватил её на руки и понёс в машину, шепча на ухо:
- Ночь, туман, струна звенит в тумане, и звезда с звездою говорит….
Уселись – я с девчонками сзади, прапор с Витькой впереди. Прежде, чем завести мотор, они снова открыли фляжку.
- Эй, ребята, - встревожился я. – Не так часто – кто машину поведёт?
- Вы бы действительно не увлекались, - поддержала меня Таня.
Машина тронулась. Николай врубил пьяного дурака - нарочито виляя по всей дороге, запел:

Ну и пусть, будет нелёгким мой путь….

Девчонки взвизгнули.
- Допрыгается, - заглянул я в мрачное будущее.
Таня с гордостью за кавалера сказала:
- Он вообще ничего не боится – это даже страшно.
- Ничего не бояться нормальный человек не может, - заметил я. – Даже если у него ума на мизинец, то и тогда он должен распознать хоть самую примитивную опасность.
- Ребята, нет проблем, - вклинился Гордеев. – Держу пари – люблю пари – что командир твой, Танька, струсит один на кладбище.
- Спорь, Таня, - посоветовал прапор, - без штанов юноша останется.
- Да ну вас, - Таня отмахнулась. – Дефицит нормальных людей хуже дефицита колбасы.
Она старалась держаться независимо, но видно было, как она любит Николая, всей душой тянется к нему, болеет за него и страдает. Люся сказала мне позднее:
- Ей хватило одной лишь его фразы: «Знаешь, я так себя люблю, так уважаю, что нашёл тебя».
 
Сообщение- Да ты что?! – Николай хлопнул себя по лбу, вырвал у Виктора рог и протянул Людке. – Дарю, красавица. Расти большой, не будь лапшой.
Девчонки начали пить вино из рога. Прапор протянул фляжку со спиртом Витьке, он мне, но я отказался. Гордеев, с горделивым видом поглядывая на меня, приложился к горлышку, сделал глоток, потом сунул тару Николаю и кинулся под водоразборную колонку. Отдышавшись, предложил прапору:
- Разбавь.
Бравый вояка величавым жестом отринул его совет. Выпустил из груди воздух, опрокинул фляжку и сделал несколько больших глотков. Задумался.
- Эй, ты слышь, живой? – теребил его Гордеев.
Николай не обращал на него внимания. Восстановив дыхание, словно очнувшись от раздумий, заговорил мечтательно:
- Сколько тебе, Людочка? Семнадцать? Двадцать? Чудесная пора. Пора смелых надежд и первой любви. Как это у Достоевского? «Ночь,.. туман,.. струна звенит в тумане.» Помните? Струна…. туман на озере…. Поехали, девчата купаться. Что может быть прекраснее ночного купания.
Татьяна Карасёва была не против, но Людка заупрямилась, должно быть, хмель кружил ей голову:
- Хочу на кладбище! Поехали, мальчики, ведьму ловить.
- Слово именинницы – закон для окружающих, – прапор распахнул все двери служебного авто. – Полезай, девчата. Ведьму поймаем, а на озере утопим. Вся ночь с нами!
Люся была не против покататься, но, заметив мою нерешительность, подошла:
- Там, на кладбище, нехорошо получилось. Лучше я домой пойду. Проводишь?
И тут же тень пробежала по её лицу – домой ей сейчас меньше всего хотелось.
- Люська, не дури! – крикнула Людка из машины. – Ты ж у меня на именинах. Другой раз не отпрошу, вот увидишь.
Тут и я сообразил, что зря кочевряжусь - лучше ехать куда-нибудь с Люсей, чем брести домой одному. Я подхватил её на руки и понёс в машину, шепча на ухо:
- Ночь, туман, струна звенит в тумане, и звезда с звездою говорит….
Уселись – я с девчонками сзади, прапор с Витькой впереди. Прежде, чем завести мотор, они снова открыли фляжку.
- Эй, ребята, - встревожился я. – Не так часто – кто машину поведёт?
- Вы бы действительно не увлекались, - поддержала меня Таня.
Машина тронулась. Николай врубил пьяного дурака - нарочито виляя по всей дороге, запел:

Ну и пусть, будет нелёгким мой путь….

Девчонки взвизгнули.
- Допрыгается, - заглянул я в мрачное будущее.
Таня с гордостью за кавалера сказала:
- Он вообще ничего не боится – это даже страшно.
- Ничего не бояться нормальный человек не может, - заметил я. – Даже если у него ума на мизинец, то и тогда он должен распознать хоть самую примитивную опасность.
- Ребята, нет проблем, - вклинился Гордеев. – Держу пари – люблю пари – что командир твой, Танька, струсит один на кладбище.
- Спорь, Таня, - посоветовал прапор, - без штанов юноша останется.
- Да ну вас, - Таня отмахнулась. – Дефицит нормальных людей хуже дефицита колбасы.
Она старалась держаться независимо, но видно было, как она любит Николая, всей душой тянется к нему, болеет за него и страдает. Люся сказала мне позднее:
- Ей хватило одной лишь его фразы: «Знаешь, я так себя люблю, так уважаю, что нашёл тебя».

Автор - sadco004
Дата добавления - 22.10.2021 в 07:09
Сообщение- Да ты что?! – Николай хлопнул себя по лбу, вырвал у Виктора рог и протянул Людке. – Дарю, красавица. Расти большой, не будь лапшой.
Девчонки начали пить вино из рога. Прапор протянул фляжку со спиртом Витьке, он мне, но я отказался. Гордеев, с горделивым видом поглядывая на меня, приложился к горлышку, сделал глоток, потом сунул тару Николаю и кинулся под водоразборную колонку. Отдышавшись, предложил прапору:
- Разбавь.
Бравый вояка величавым жестом отринул его совет. Выпустил из груди воздух, опрокинул фляжку и сделал несколько больших глотков. Задумался.
- Эй, ты слышь, живой? – теребил его Гордеев.
Николай не обращал на него внимания. Восстановив дыхание, словно очнувшись от раздумий, заговорил мечтательно:
- Сколько тебе, Людочка? Семнадцать? Двадцать? Чудесная пора. Пора смелых надежд и первой любви. Как это у Достоевского? «Ночь,.. туман,.. струна звенит в тумане.» Помните? Струна…. туман на озере…. Поехали, девчата купаться. Что может быть прекраснее ночного купания.
Татьяна Карасёва была не против, но Людка заупрямилась, должно быть, хмель кружил ей голову:
- Хочу на кладбище! Поехали, мальчики, ведьму ловить.
- Слово именинницы – закон для окружающих, – прапор распахнул все двери служебного авто. – Полезай, девчата. Ведьму поймаем, а на озере утопим. Вся ночь с нами!
Люся была не против покататься, но, заметив мою нерешительность, подошла:
- Там, на кладбище, нехорошо получилось. Лучше я домой пойду. Проводишь?
И тут же тень пробежала по её лицу – домой ей сейчас меньше всего хотелось.
- Люська, не дури! – крикнула Людка из машины. – Ты ж у меня на именинах. Другой раз не отпрошу, вот увидишь.
Тут и я сообразил, что зря кочевряжусь - лучше ехать куда-нибудь с Люсей, чем брести домой одному. Я подхватил её на руки и понёс в машину, шепча на ухо:
- Ночь, туман, струна звенит в тумане, и звезда с звездою говорит….
Уселись – я с девчонками сзади, прапор с Витькой впереди. Прежде, чем завести мотор, они снова открыли фляжку.
- Эй, ребята, - встревожился я. – Не так часто – кто машину поведёт?
- Вы бы действительно не увлекались, - поддержала меня Таня.
Машина тронулась. Николай врубил пьяного дурака - нарочито виляя по всей дороге, запел:

Ну и пусть, будет нелёгким мой путь….

Девчонки взвизгнули.
- Допрыгается, - заглянул я в мрачное будущее.
Таня с гордостью за кавалера сказала:
- Он вообще ничего не боится – это даже страшно.
- Ничего не бояться нормальный человек не может, - заметил я. – Даже если у него ума на мизинец, то и тогда он должен распознать хоть самую примитивную опасность.
- Ребята, нет проблем, - вклинился Гордеев. – Держу пари – люблю пари – что командир твой, Танька, струсит один на кладбище.
- Спорь, Таня, - посоветовал прапор, - без штанов юноша останется.
- Да ну вас, - Таня отмахнулась. – Дефицит нормальных людей хуже дефицита колбасы.
Она старалась держаться независимо, но видно было, как она любит Николая, всей душой тянется к нему, болеет за него и страдает. Люся сказала мне позднее:
- Ей хватило одной лишь его фразы: «Знаешь, я так себя люблю, так уважаю, что нашёл тебя».

Автор - sadco004
Дата добавления - 22.10.2021 в 07:09
sadco004Дата: Вторник, 26.10.2021, 05:58 | Сообщение # 195
Житель
Группа: Островитянин
Сообщений: 741
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Не, ты скажи, Колёк, скажи, чего ты боишься, - пьяно приставал Гордеев.
- Чего боюсь? – Николай покосился на него. – В командировках часто бываю, люблю шашлыки на вокзалах есть. Вот и боюсь, что какая-нибудь зараза нерусская накормит меня собачатиной….
- Шашлык из собачатины…, - Витька передёрнулся от отвращения.
А Николай продолжил:
- Вообще-то в жизни и по долгу службы мне пришлось всякое повидать. Иногда такое, что и в кошмарном сне не привидится. Помню, стояли на Памире в летних лагерях. Местные все уши про снежного человека прожужжали, боялись его насмерть. Часовые, понятно, навзводе. Ночью лишний раз из палатки не высунешься. Луна жарит – светло, как днём. Лежу у окна, смотрю на звёзды. Не спится. Вдруг предстаёт неведомое – похожее на человека, лохматое, глаза круглые, светятся в ночи, взгляд наводит цепенящий ужас. Мы с минуту смотрели друг на друга через окно. А в палатке окно, сами знаете, - нет его. Схватил бы меня за глотку мохнатой своей лапой, и тю-тю прапорщика Шлыгина. Не тронул, отошёл, я потом подумал – пригрезился в полудрёме. Следы смотрел, часовых расспрашивал – ничего. На том и успокоился – пригрезилось. А потом повторилось. Я уже здесь служил. В наряде был, при оружии. Посты проверил, иду в караулку. Темень – в двух шагах ничего не видно. Вдруг кто-то из-за кустов скок на дорогу. Хвать меня за грудки. Я за кобуру, он меня за кисть. Чувствую, силища нечеловеческая. Стоим, боремся, вперив взгляд друг в друга. Тут я его признал. Глаза круглые, а белков нет – звериные глаза и в темноте светятся. Рыло, шея, всё тело мохнатое, одежды никакой, а на ногах стоит. Спрашиваю:
- Ты как здесь оказался?
Он оскалился, буркнул что-то по-своему, оттолкнул меня и – в кусты. Только его и видел. Я и стрелять не стал: попадешь – не попадёшь, а смеху на всю часть будет.
Николай умолк. Молчали и мы, заинтригованные рассказом.
- Жуть, - сказала Таня.
Огни посёлка скрылись. Прапор остановил машину, выключил фары, достал фляжку:
- Пора горючки долить – мотор не тянет.
- Дёрни глоточек, старина, - теперь уже вдвоём приставали ко мне.
Моё упорство начало раздражать Витьку:
- Вот экземпляр – взгляните, девчонки: не пьёт, не курит, культурно выражается.
- И правильно делает, - сказала Таня.
- Да ты может не мужик совсем, а? – Витька зарывался, и терпение моё иссякало.
- Может, проверишь?
- А пойдем, разомнёмся.
Мы спрыгнули на землю. Девчонки наблюдали за нами в открытую дверь, прапор высунул голову в раскрытое окно. Им казалось, мы шутим, но мы-то с Витькой знали, что миром нам не разойтись.
Он обошёл вокруг машины и встал против меня, руки в карманах, покачиваясь с пяток на носки, меряя меня презрительным взглядом:
- Ну, что, Светочка, Сонечка, Любочка… в морду тебе дать или по попке хлопнуть?
- А это, как сумеешь.
Он отшагнул в сторону и пнул меня, целясь в мягкое место. Ногу я его поймал, мог бы вырубить тут же ударом в пах, но пощадил неразумного и лишь, присев, подсёк вторую, опорную.
Витька гулко, всей своей массой хряснулся на загривок. Несколько мгновений лежал неподвижно, потом шевельнулся, потом заматерился, с трудом поднялся и ринулся на меня. Он будто действовал по моей подсказке - я уже выбрал такую позицию, что «уазик» оказался в трёх шагах за моей спиной. Витьке я сделал подсечку и чуть-чуть подтолкнул. Он взмыл в воздух и торпедой – головой вперёд – со страшной силой врезался в «уазик». Мне показалось, машина чуть не опрокинулась на бок, по крайней мере, её здорово тряхнуло.
 
Сообщение- Не, ты скажи, Колёк, скажи, чего ты боишься, - пьяно приставал Гордеев.
- Чего боюсь? – Николай покосился на него. – В командировках часто бываю, люблю шашлыки на вокзалах есть. Вот и боюсь, что какая-нибудь зараза нерусская накормит меня собачатиной….
- Шашлык из собачатины…, - Витька передёрнулся от отвращения.
А Николай продолжил:
- Вообще-то в жизни и по долгу службы мне пришлось всякое повидать. Иногда такое, что и в кошмарном сне не привидится. Помню, стояли на Памире в летних лагерях. Местные все уши про снежного человека прожужжали, боялись его насмерть. Часовые, понятно, навзводе. Ночью лишний раз из палатки не высунешься. Луна жарит – светло, как днём. Лежу у окна, смотрю на звёзды. Не спится. Вдруг предстаёт неведомое – похожее на человека, лохматое, глаза круглые, светятся в ночи, взгляд наводит цепенящий ужас. Мы с минуту смотрели друг на друга через окно. А в палатке окно, сами знаете, - нет его. Схватил бы меня за глотку мохнатой своей лапой, и тю-тю прапорщика Шлыгина. Не тронул, отошёл, я потом подумал – пригрезился в полудрёме. Следы смотрел, часовых расспрашивал – ничего. На том и успокоился – пригрезилось. А потом повторилось. Я уже здесь служил. В наряде был, при оружии. Посты проверил, иду в караулку. Темень – в двух шагах ничего не видно. Вдруг кто-то из-за кустов скок на дорогу. Хвать меня за грудки. Я за кобуру, он меня за кисть. Чувствую, силища нечеловеческая. Стоим, боремся, вперив взгляд друг в друга. Тут я его признал. Глаза круглые, а белков нет – звериные глаза и в темноте светятся. Рыло, шея, всё тело мохнатое, одежды никакой, а на ногах стоит. Спрашиваю:
- Ты как здесь оказался?
Он оскалился, буркнул что-то по-своему, оттолкнул меня и – в кусты. Только его и видел. Я и стрелять не стал: попадешь – не попадёшь, а смеху на всю часть будет.
Николай умолк. Молчали и мы, заинтригованные рассказом.
- Жуть, - сказала Таня.
Огни посёлка скрылись. Прапор остановил машину, выключил фары, достал фляжку:
- Пора горючки долить – мотор не тянет.
- Дёрни глоточек, старина, - теперь уже вдвоём приставали ко мне.
Моё упорство начало раздражать Витьку:
- Вот экземпляр – взгляните, девчонки: не пьёт, не курит, культурно выражается.
- И правильно делает, - сказала Таня.
- Да ты может не мужик совсем, а? – Витька зарывался, и терпение моё иссякало.
- Может, проверишь?
- А пойдем, разомнёмся.
Мы спрыгнули на землю. Девчонки наблюдали за нами в открытую дверь, прапор высунул голову в раскрытое окно. Им казалось, мы шутим, но мы-то с Витькой знали, что миром нам не разойтись.
Он обошёл вокруг машины и встал против меня, руки в карманах, покачиваясь с пяток на носки, меряя меня презрительным взглядом:
- Ну, что, Светочка, Сонечка, Любочка… в морду тебе дать или по попке хлопнуть?
- А это, как сумеешь.
Он отшагнул в сторону и пнул меня, целясь в мягкое место. Ногу я его поймал, мог бы вырубить тут же ударом в пах, но пощадил неразумного и лишь, присев, подсёк вторую, опорную.
Витька гулко, всей своей массой хряснулся на загривок. Несколько мгновений лежал неподвижно, потом шевельнулся, потом заматерился, с трудом поднялся и ринулся на меня. Он будто действовал по моей подсказке - я уже выбрал такую позицию, что «уазик» оказался в трёх шагах за моей спиной. Витьке я сделал подсечку и чуть-чуть подтолкнул. Он взмыл в воздух и торпедой – головой вперёд – со страшной силой врезался в «уазик». Мне показалось, машина чуть не опрокинулась на бок, по крайней мере, её здорово тряхнуло.

Автор - sadco004
Дата добавления - 26.10.2021 в 05:58
Сообщение- Не, ты скажи, Колёк, скажи, чего ты боишься, - пьяно приставал Гордеев.
- Чего боюсь? – Николай покосился на него. – В командировках часто бываю, люблю шашлыки на вокзалах есть. Вот и боюсь, что какая-нибудь зараза нерусская накормит меня собачатиной….
- Шашлык из собачатины…, - Витька передёрнулся от отвращения.
А Николай продолжил:
- Вообще-то в жизни и по долгу службы мне пришлось всякое повидать. Иногда такое, что и в кошмарном сне не привидится. Помню, стояли на Памире в летних лагерях. Местные все уши про снежного человека прожужжали, боялись его насмерть. Часовые, понятно, навзводе. Ночью лишний раз из палатки не высунешься. Луна жарит – светло, как днём. Лежу у окна, смотрю на звёзды. Не спится. Вдруг предстаёт неведомое – похожее на человека, лохматое, глаза круглые, светятся в ночи, взгляд наводит цепенящий ужас. Мы с минуту смотрели друг на друга через окно. А в палатке окно, сами знаете, - нет его. Схватил бы меня за глотку мохнатой своей лапой, и тю-тю прапорщика Шлыгина. Не тронул, отошёл, я потом подумал – пригрезился в полудрёме. Следы смотрел, часовых расспрашивал – ничего. На том и успокоился – пригрезилось. А потом повторилось. Я уже здесь служил. В наряде был, при оружии. Посты проверил, иду в караулку. Темень – в двух шагах ничего не видно. Вдруг кто-то из-за кустов скок на дорогу. Хвать меня за грудки. Я за кобуру, он меня за кисть. Чувствую, силища нечеловеческая. Стоим, боремся, вперив взгляд друг в друга. Тут я его признал. Глаза круглые, а белков нет – звериные глаза и в темноте светятся. Рыло, шея, всё тело мохнатое, одежды никакой, а на ногах стоит. Спрашиваю:
- Ты как здесь оказался?
Он оскалился, буркнул что-то по-своему, оттолкнул меня и – в кусты. Только его и видел. Я и стрелять не стал: попадешь – не попадёшь, а смеху на всю часть будет.
Николай умолк. Молчали и мы, заинтригованные рассказом.
- Жуть, - сказала Таня.
Огни посёлка скрылись. Прапор остановил машину, выключил фары, достал фляжку:
- Пора горючки долить – мотор не тянет.
- Дёрни глоточек, старина, - теперь уже вдвоём приставали ко мне.
Моё упорство начало раздражать Витьку:
- Вот экземпляр – взгляните, девчонки: не пьёт, не курит, культурно выражается.
- И правильно делает, - сказала Таня.
- Да ты может не мужик совсем, а? – Витька зарывался, и терпение моё иссякало.
- Может, проверишь?
- А пойдем, разомнёмся.
Мы спрыгнули на землю. Девчонки наблюдали за нами в открытую дверь, прапор высунул голову в раскрытое окно. Им казалось, мы шутим, но мы-то с Витькой знали, что миром нам не разойтись.
Он обошёл вокруг машины и встал против меня, руки в карманах, покачиваясь с пяток на носки, меряя меня презрительным взглядом:
- Ну, что, Светочка, Сонечка, Любочка… в морду тебе дать или по попке хлопнуть?
- А это, как сумеешь.
Он отшагнул в сторону и пнул меня, целясь в мягкое место. Ногу я его поймал, мог бы вырубить тут же ударом в пах, но пощадил неразумного и лишь, присев, подсёк вторую, опорную.
Витька гулко, всей своей массой хряснулся на загривок. Несколько мгновений лежал неподвижно, потом шевельнулся, потом заматерился, с трудом поднялся и ринулся на меня. Он будто действовал по моей подсказке - я уже выбрал такую позицию, что «уазик» оказался в трёх шагах за моей спиной. Витьке я сделал подсечку и чуть-чуть подтолкнул. Он взмыл в воздух и торпедой – головой вперёд – со страшной силой врезался в «уазик». Мне показалось, машина чуть не опрокинулась на бок, по крайней мере, её здорово тряхнуло.

Автор - sadco004
Дата добавления - 26.10.2021 в 05:58
Форум » Проза » Ваше творчество - раздел для ознакомления » Клуб любителей исторической прозы (история моих предков)
Поиск:
Загрузка...

Посетители дня
Посетители:
Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS
Приветствую Вас Гость | RSS Главная | Клуб любителей исторической прозы - Страница 13 - Форум | Регистрация | Вход
Конструктор сайтов - uCoz
Для добавления необходима авторизация
Остров © 2024 Конструктор сайтов - uCoz