Ну все, сил больше нет. белый комбинезон от тухлых яблок одела - я сдаюсь!
Химера.
- Скотина! – кувшин разбился о стену, и мелкие осколки больно впились в плечо – моя дражайшая супруга бушевала без малого третий час и, по всему видать, стала выдыхаться. – Отравлю гадину, вот прям завтра в кашу червей намешаю… А-а-а… Так и есть – притомилась. Я выглянул из-за столешницы – посреди переломанной мебели, тряпья и опасно свисающих с потолка перекрытий в голос ревела жена. С тоской подумалось о неделе внеочередного ремонта, и, стараясь на ходу заговорить ссадины, я полез из укрытия. - Рэн… – попытался обнять за талию, да разве охватишь гору? – Ты ж у меня любимая! А ей и податься некуда. - Прибиться ей не к кому! Я эту тварь насквозь вижу, пригрел змеюку, - слезы высохли, и ненаглядная принялась подбирать уцелевшее после побоища. – Потащит за собой, а ты, дурак, когда еще вспомнишь, что я одна тебя, заморыша, и люблю. Ну избавься ты от нее, а? – вперила в меня красные опухшие глаза. - Тьфу!...
Выбрался на свежий воздух через разворочанную дверь (ведь только новую дубовую вытесал, не успела еще просохнуть!) – соседей не видать и на том спасибо. Заглянул в сарай, показалось, что в прохладном сумраке только пыль и тишина. Но вдруг из дальнего угла появилась большая круглая голова, за ней потянулось черное бесформенное тело с шестью ногами. Химера приблизилась, теплый нос ткнулся в ладони, и печальные желтые глаза уставились на меня. - Не бойся, это она так, ревнует. Химера печально вздохнула, сухой язык лизнул ладонь в знак благодарности. Я потрепал голую, в шершавых наростах шею. - Пойдем, полетаем. За околицу вышли никем не замеченные – еще в детстве бабуля научила глаза отводить. На обрыве у реки послушная зверюга распласталась, я залез на костлявую, покрытую жесткой щетиной спину. Медленно взмахнули кожистые крылья, и ветер привычно ударил в лицо. Я как всегда прокричал: - Над озерами пару кругов и домой, пока никто нас не увидел! Но Хи будто дурная – едва оторвала лапы от земли, как понеслась над полями, резко набирая скорость. Снизу послышались крики, шум, живо засвистели тяжелые арбалетные болты – селяне защищали посевы. Я пытался остановить взбесившееся чудовище, сотворить хоть простейшее заклинание, да только руки не мог оторвать, боясь на очередном вираже свалиться.
Поля быстро остались позади и я понял – летим в черный лес, место, откуда пару месяцев назад Хи приползла окровавленная, с перебитыми ногами и изрезанными крыльями. Вот когда бездумная паника вцепилась когтями и зубами в мой хребет – в лес никак нельзя человеку, а тем более колдуну. Померещилось ли, что в густом пролеске горят желтым десятки пар круглых глаз? - Стой! Остановись!! Прокляну!!! – кажется, я перешел на визг. И неожиданно чудовище послушалось - мягко опустилось на опушке, распласталось, подставив для моего удобства крыло. Я кубарем скатился в сочную зелень, колени предательски подгибались и руки мелко дрожали. Прошло несколько минут, солнце замерло в зените, из леса никто не нападал, и Хи смотрела как-то особенно печально – видимо, чего-то ждала. - Что это был за концерт? Все три тонких хвоста задергались – обрадовалась; широкая морда вплотную приблизилась к моему лицу, и я испуганно отшатнулся, но проскрипевший голос и вовсе заставил упасть в траву: - Целитель – мой! - Ты… говоришь? Тяжелая голова придавила к земле, едва давая возможность дышать: - Рэна – уродливая. Злая. Хи будет красивой. Хи даст счастье спасителю! Вдруг отпрянула, хлопнули крылья, и передо мной появилась невысокая девушка. Обнаженная, белокожая, закутанная в густые черные волосы – и не поймешь, что перед тобой зверюга побольше доброго буйвола. А ведь и впрямь – хороша, против воли засмотрелся на тонкие синие жилки на шее, точеные скулы и яркие губы. Только глаза остались звериные. Но она уже тянула за руку: - Пойдем. Спаситель станет королем! Я правду открою о твоей жене… Любимая Рэн, перед глазами возникла ее улыбка, но я уже шагал на деревянных непослушных ногах, как в лихорадке, все глубже проваливаясь в печальные глаза. Девушка отодвинула ветки, впереди показалась едва заметная тропка и вытянутые, любопытные морды местных обитателей. И я уже почти ступил на дорожку, как рядом что-то оглушительно хлопнуло и обдало нестерпимым жаром, химера дернулась, завыла-закричала. И, будто небеса обрушились, вернуло к жизни, растекаясь любовью: - От жеж сукин сын! Королем он будет… Я те дам – королем! Кто двери новые поставит?..
Жена палила со знанием дела, небольшими огненными шарами по всей опушке – чтоб не смогли обойти со стороны, аккуратно выжигая все подходы к людям. А я улыбался, ну чисто идиот – любимая, единственная, спасла! - Хватит зубы скалить, а то устрою пересчет, - увесистый кулак благоверной появился перед моим носом. – Домой!
Село кипело! Видано ли – твари из леса беспрепятственно летают над посевами, а ну как детей завораживать начнут да уводить? На нас смотрели с восхищением, понятно – кто мог в суматохе на спине химеры меня приметить? А так – колдуны молодцы, отстояли селян – вон какое зарево позади. Только Рэна ничего не замечала, тащила за руку мимо, заставляя больно спотыкаться о кочки. И всю дорогу обещала мне веселую и беззаботную жизнь в самое ближайшее время. Оно и понятно – почти ушел. И дома ругала, конечно, все подзатыльники раздавала, но потом переменилась. Усадила за стол, накормила от души, меда поставила – пей - не хочу! А сама все руку мне наглаживает: - Милый, ты ведь меня не бросишь? - Да куда я? Только тебя люблю! А когда в голове уже шумело от хмеля, потянуло вдруг холодом да почудились – грустно танцуют в жениных глазах желтые пятна, да неохватная грудь под рукой будто стала шершавой…
Сегодня она не пришла ночевать. Да кем она себя возомнила?! А я сидел на подоконнике, глядя в тёмное окно, и думал. Как мне плохо. И почему. Тревожно на сердце. Будто нежно сжал кто-то… Когтями. Не кто-то, а она – стерва, ненавижу! Неужели всю оставшуюся жизнь придётся провести в пустой, звенящей от тишины, квартире? В одиночестве… Никто не позовёт, никому я не нужен… Буду ходить из угла в угол, пока не сдохну тут один. Больше всего я люблю смотреть, как она спит. Ложусь рядом, и смотрю. Такая хрупкая, беззащитная… Рот открыт, душа открыта, ходит в каких-то своих мечтах… Нет, она, конечно, не ребёнок, кто ж спорит. Но быть большим, и уметь за себя постоять – не одно и то же… Кошки под окном сидят. Уставились, не моргают даже… И не дышат. Гипнотизируют… Помнится, лет триста назад была у меня молоденькая ведьма. Не внешне, нет… Такая же симпатяшка. Эмили. Вот не поверите – любил я её безмерно! Да и она меня любила, а только сердце-то у неё больше моего, одного меня ей мало показалось… Ну и втрескалась в какого-то смазливого маркграфа. Или маркиза? Не помню уже, давно это всё случилось, тот маркиз, небось, истлел уже в труху… Думаете, приятно со стороны наблюдать, как обожаемый тобой человек обожает другого? Маркизёныша, тупо загребающего всё, что понравится... Но дело не в нём, а в том, что папаша его весь городишко на нас натравил. Ну и сожгли бедняжку… Пришли ночью, весь дом разгромили, перебили всё, переломали, завели белы рученьки за спину, и увели… Хорошо хоть церковникам в лапы не попала – те запытали бы, прежде чем убить. Обыватели в такой раж вошли, что запалили костерок тем же вечером. Только и успели, что побить чуток, да в пыли повалять… Меня тоже хотели, но я бегаю быстро. Метнулся тенью по крышам – и нет меня. Скажете – трус? А шашлыком коптиться на радость этим дебилам – смело? Она бы за мной тоже не вернулась… А ведь предупреждал, что плохо кончится. А теперь и эта туда же. Ну хорошо, я понимаю, что мы с ней разные. Можно сказать – очень разные… Но для чего-то же мы встретились? Неладное почуял ещё вчера, когда моя Кира вдохновенно щебетала с подругой по телефону. С этой мерзкой фифой Александрой, от которой вечно воняет духами и вчерашними котлетами. Приходит, плюхается в моё кресло и говорит, говорит… Взахлёб. Понять бы ещё – о чем… Моя рассказывала о каком-то Игоре, страстно раздувая ноздри и косясь в мою сторону. Думала, не учую её вожделения… Смотрит мне в глаза, и нагло расписывает, какой он красавчик – как вам это? Виду не подал, конечно, не хватало ещё, чтобы она смекнула, что задела меня за живое. Надо было срочно что-то делать – не мог же я вот так, за здорово живёшь, отдать её какому-то Игорю? Я и делал. Весь день крутился вокруг неё, разве что ковриком под ноги не стелился… Не помогло. Она надела своё маленькое чёрное платье, туфельки на высоких каблуках, взяла красную сумочку для особых случаев, сказала, чтобы я не скучал. И ушла. А я остался. Сижу, вот, на подоконнике, вглядываясь в темноту… Может мне её бросить? Уйти к другой. А что? Ей можно, а мне нет? Посмотрим, как она тогда запоёт. Может даже заплачет… Начнёт искать, звонить друзьям, знакомым: «Помогите! Найдите мне его, я без него не могу!» Пожалеет, что не уделяла мне должного внимания. Вполне возможно, даже найдёт. Будет умолять вернуться. На коленях станет просить. А я не вернусь. Иди теперь к своему Игорю… Кого я обманываю? Не будет она на коленях стоять. Ну, может, уронит слезинку… И забудет. Нового приведёт. Ужас… Да нет. Игорь – это так… Временное увлечение. А любит она меня, я знаю. Разве может он чувствовать, понять, когда ей плохо? Разве сумеет чем-то помочь? Когда она со всем миром в ссоре, я единственный, кто остаётся рядом, кто не в тягость... Я нужен ей! А может и нет. Ведь я всего лишь кот.
Не кричите, не грызите, не валяйтесь... Кидать будем обязательно, а вернее, подкидывать... вас обоих в воздух. Браво, ребята. Я даже в лёгком шоке. Настолько хорошо! Но я арбитр, я задаю условия, отсчитываю время... а проголосую после всех, хорошо? Подождём островитян. Сейчас в чате клич кину.
Quote (Anything)
Или опять фантастика?
Нет. Хватит фантастики. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Ну Вы даёте. Даже не могу сказать какой рассказ понравился больше. считайте , что обоих забросал. Но не тапками, а Я не от мира сего, но мне тут как-то уютненько.
Настолько хорошо! 
