Есть только одна луна, но существуют тысячи ее отражений-в каждом водоеме, в каждой капле росы. Существует только одно наивысшее переживание, но есть тысячи способов его выражения. Именно в культуре древней Японии особое значение придавалось выражению различных переживаний души, с помощью живописной и пробуждающей стихотворной метафоры и любовной лирики.
У Японской поэзии обостренный слух и зоркий взгляд. Поэт слышит шорох платья жены, которую нужно покинуть, уходя в дальний путь, видит, как меж крыльев гусей, летящих под облаками, скользнул на землю белый иней. Особое значение поэзии придает точный жест: прижатый к глазам рукав любимой в минуту расставания, снежинка тающая на щеке или таинственный взгляд старика.
Традиционный поэтический стиль Японии вырастал из повседневной жизни, празднеств, битв, обрядов охотников, рыболовов, земледельцев, культа предков и сил природы. Все пространство жизни того времени было обожествлено. Богами были сами горы, дороги в горах, деревья, злаки, реки, озера. Мощная жизнерадостность, благоговейное отношение к природе-подательнице урожая, плодов земли и моря наполняли японскую песню.
Эти свойства народного мелоса унаследовала первая антология японской поэзии «Манъёсю»-«Собрание мириад листьев». (Японцы издавна отождествляли слово с листьями растений). «Манъёсю»-наиболее яркое воплощение культуры эпохи Нара. Так называлось это время в истории Японии-по имени её первой постоянной столицы. Создавалось «Манъёсю», примерно, на протяжении нескольких десятилетий VIII века. Точное время ее завершения неизвестно. В «Манъёсю» двадцать книг-свитков (содержащих 4496 песен). Одни составлены по хронологическому принципу, в других песни разных земель страны, третьи-содержат песни четырех времен года. Здесь в сложном единстве сосуществуют более четырехсот лет развития поэзии древней Японии, по мнению многих ученых в «Манъёсю" представлены песни V-VIII веков. Именно в этой антологии формируется, но еще не всегда строго выдерживается, заданный на века размер стиха и основные поэтические формы в зависимости от количества стихов: нагаута «длинная песня» с неопределенным количеством пяти- и семисложных стихов, сэдока «песни гребцов»-шестистишия, построенные по схеме 5.7.7.5.7.7. слогов. И, наконец, танка «короткая песня»-пятистишия, где чередуются стихи в 5.7.5.7.7. слогов. Танка-очень древняя поэтическая форма. Пять стихов-быть может, в них древняя магия нечета, возможности которого угаданы чутьем народного гения.
Наступила новая эпоха. В конце VIII века столицей Японии стал Хэйан (ныне Киото). В литературе около сотни лет владычествовала поэзия на китайском языке. Однако влияние «Манъёсю» не умирало. Создатели этой антологии противопоставляли национальную поэзию китайской. Хранителем ее духа стала танка. Хотя тема «луны», например, в японской поэзии возникла под влиянием китайской культуры и стала, одной из основных в классической лирике.
Поэты IX века подготовили новый расцвет японской поэзии, воплощением которого стала антология «Кокинсю» («Кокин вакасю»). Она была создана по указу государя Комитетом поэтов, во главе которого стоял поэт и ученый Ки-но Цураюки, одна из крупнейших фигур в истории японской культуры.
«Кокинсю»-«изборник старых и новых песен Ямато»-состоит, как и «Манъёсю», из двадцати свитков. Его предваряет слово Цураюки о смысле японской поэзии.
Танка была не только высоким искусством, она была частью быта. Японцы любили поэтические состязания-утаавасэ. Танка в этот период стала универсальным способом высказывания, любовным мадригалом, шуткой, просто запиской, однако истинные поэты умели вдохнуть жизнь в привычные слова. Вершиной классической танка стали признаны стихи пленительной и трогательной Сикиси-найсинно, Фудзивара Садаиэ, вместе со стихами Сайгё. Садаиэ-главный составитель последней великой антологии танка «Синкокинсю» («Новый Кокинсю»).
Во многих танка поздней классической эпохи устойчивая цензура резко делили стихотворения на два полустишия: в три и два стиха. С течением времени развился обычай складывать стихотворение вдвоём. Затем к этим двустишиям и трёхстишиям стали присоединять все новые. Так родилась рэнга.
В XVI веке рэнга стала «шутейной», подчас пародийной. Шутейную рэнга (хайкай-рэнга) полюбили в кругах третьего сословья. Начальная строфа рэнга-первое трехстишие «хокку» зажило самостоятельной жизнью. Хокку было по началу низким жанром. Лирический герой стихов жанра хайкай были горожанин, балагур или уличный остряк.
В XVII веке странствующий монах Мацуо Басё создал новый стиль трехстишья-это стало соединением лучших достижений «шутейной» и серьёзной хокку. Он многое черпал из классических танка. Поэт-скиталец Сайгё был для него учителем в поэзии и жизни. Мудрость Конфуция, высокая человечность Ду Фу, парадоксальная мысль Чжуан Цзы находили отклик в его стихах. Басё был дзэн-буддистом. Учение «Дзэн» оказало очень большое влияние на японское искусство того времени. Согласно этому учению, истина может быть постигнута в результате некоего толчка извне, когда, вдруг мир видится во всей его обнаженности, и какая-нибудь отдельная деталь этого мира, рождает момент постижения.
Любовь ко всему живому, глубокая печаль разлуки, скорбь, весь земной мир вместе со всем его бытом, ритуалами, запретами и шутками до сих пор становятся материалом для поэзии хокку.
Самым ранним из дошедших до нас собственно литературным памятником является появившаяся во второй половине VIII в. поэтическая антология "Манъёсю" (название переводится различно - "Собрание мириад листьев" или "Собрание песен за много веков"). Антология состоит из двадцати частей и содержит 4500 стихотворений, собранных за четыре с лишним века. Это - любовная и пейзажная лирика, баллады на темы народных легенд, оды, элегии, стихи на социальные темы и т.д. В "Манъёсю" представлены все формы японского стиха того времени. Преобладающее место занимает танка (короткая песня) - лирическое стихотворение из 31 слога с чередованием пятисложных и семисложных метрических единиц (5 - 7 - 5 - 7 - 7). В меньшем количестве сохранились в антологии такие, наиболее близкие к устному творчеству формы, как нагаута (длинная песня - баллада) и сэдока (шестистишие по 5 - 7 - 7 - 5 - 7 - 7 слогов в строке). Наряду с произведениями крупнейших придворных поэтов (Хитомаро, Акахито, Окура, Якамоти и другие) в "Манъёсю" фигурирует также анонимная и фольклорная поэзия. Антология является ценнейшим памятником японской культуры, полностью сохраняющим свое эстетическое значение и дающим возможность проследить процесс становления литературной поэзии и формирования ее ведущих жанров.
Дальнейшее развитие лирическая поэзия получила в антологии "Кокинвакасю" ("Собрание старых и новых песен Японии", 922), состоящей из двадцати частей (свитков), стихотворений. Все они подобраны по темам : шесть свитков составляют произведения, связанные с временами года, пять - стихотворения о любви, один - о "странствиях", имеются также свитки с поздравительными стихами, стихами по случаю расставания, стихи - жалобы, акростихи, стихи - литературная смесь, стихи, представляющие различные поэтические формы.
"Кокинвакасю" была первой в серии антологий, составленных по императорской директиве. Ее составителями явились выдающийся поэт Ки - но Цураюки, его двоюродный брат Ки - но Томонори, а также Осикоти - но Мицунэ и Мибу - но Тадаминэ. Цураюки написал предисловие к антологии на японском языке (предисловие по - китайски принадлежит перу Ки - но Ёсимоти), явившееся первой в японской литературе попыткой изложить историю японской поэзии. В антологию были, прежде всего, включены стихотворения шести "поэтических мудрецов", упомянутых в предисловии Цураюки : Нэндзё (17 стихов), Аривара - но Нарихира (30 стихов), Фунъя - но Ясухидэ (5 стихов), Кисэн (1 стих), Оно - но Комати (18 стихов) и Отомо - но Куронуси (3 стиха). Сами составители представлены 244 стихотворениями : Цураюки - 100 (больше, чем кто - либо из них), Тадаминэ - 36 (меньше, чем кто - либо из них). Еще шесть поэтов, включая придворную Исэ и священнослужителя Сосэй, удостоились помещения в антологию по 10 и более стихотворений. Общее число участников антологии, фамилии которых известны, превышает 120 (почти 100 мужчин и почти 30 женщин), но более 450 стихотворений анонимны, причем многие из них - исключительно высокого качества. Не будет преувеличением сказать, что "Кокинвакасю" утвердила блестящий, изысканный поэтический стиль и канонизировала художественные приемы танка.
В эпоху междоусобных войн (начиная с XII в.) в поэзии получает распространение жанр рэнга, представляющий собой своеобразную стихотворную цепь, распадающуюся на отдельные звенья. История жанра началась с так называемых танрэнга (коротких рэнга) - стихотворений из 31 слога, разбивавшихся на два блока. Первый из трех строк в 5, 7 и 5 слогов, сочинялся одним поэтом, а второй из двух строк по 7 слогов - другим. На этой основе возникла традиция тёрэнга (длинных рэнга), или кусари рэнга (цепных рэнга), - растянутая последовательность блоков в 5, 7 и 5 и 7 и 7 слогов, сочинявшихся одним или чаще несколькими поэтами. Тёрэнга активно сочинялись в Камакурскую эпоху такими поэтами, как император Го - тоба, Фудзивара - но Садаиэ и Фудзивара - но Иэтака. По мере созревания жанра литературное качество рэнга неуклонно повышалось, и их установленной формой стали 100 строк из чередующихся блоков в 5, 7 и 5 и 7 и 7 слогов. Выделились две разновидности рэнга : усин ("душевные") и мусин ("бездуховные"). Первые отличались серьезностью содержания и элегантностью стиля, вторые - юмористичностью. Господствующей разновидностью в конечном счете стали усин рэнга.
В последние десятилетия эпохи Камакура выкристаллизировались жесткие правила сочинения рэнга, и появились поэты, посвящавшие этому жанру все свои творческие усилия. Среди них - Нидзё Ёсимото, который совместно со своим учителем Гусай составил первую антологию рэнга и первый сборник правил их сочинения, Такаяма Содзэй и Синкэй. Последний написал трактат о рэнга, где подчеркивал важность эстетических идеалов усин и югэн (изысканной и таинственной красоты). Усин рэнга были доведены до совершенства последователями Синкэй, - группой поэтов, возглавлявшихся Соги и состоявшей из Инавасиро Кэнсай, Сёхаку и Сотё. 100 - строчная рэнга, сочиненная Соги, Сёхаку и Сотё, рассматривается как одно из величайших достижений жанра. После смерти Соги для усин рэнга наступил период упадка. Именно тогда ведущим жанром в поэзии стали трехстишия хайкай, хокку, или хайку, ведшие свою родословную от мусин рэнга с их акцентом на остроумие и юмор и менее ориентировавшиеся на классическую литературную традицию.
При возникновении хайкай как серьезного поэтического жанра для него было характерно свободное использование так называемого хайгон, т.е. разговорного стиля, составных слов, заимствованных из китайского языка, и других выражений, не допускавшихся ранее в поэтический лексикон. Однако Мацунага Тэйтоку преуспел в утверждении более консервативного и формалистического подхода к хайкай. Он выработал строгие правила сочинения хайкай и старался придать им элегантность и эстетическое благородство придворной поэзии. После смерти Мацунага его подходу был брошен вызов более либеральной школой Данрин, возглавлявшейся Сияма Соин. Соин делал упор на комические аспекты хайкай, и типичной для поэтической манеры школы Данрин была практика якадзу хайкай, предусматривавшая быстрое сочинение одним поэтом максимально возможного количества стихов в порядке свободных ассоциаций (так, Ихара Сайкаку сочинил в 1684 г. 23500 стихов за одни сутки).
Величайшими поэтами хайкай были Мацуо Басё, Ёса Бусон и Кобаяси Исса. Басё утвердил хайкай в качестве истинно художественной формы. Впитав в себя принципы Мацунага и школы Данрин, он постепенно развил новый стиль хайкай, ознаменовавший собой, благодаря художественной искренности, преодоление конфликта между серьезными рэнга и юмористическими трехстишиями. Среди множества учеников Басё выделяются так называемые Десять философов, которые вместе с другими его последователями основали свои собственные школы хайкай и особо стремились использовать при их написании специальные эффекты : загадочность, головоломство, игру слов. Но в конце XVIII в. в поэтическом мире началось движение за восстановление высоких эстетических стандартов хайкай, центральное место в котором занял художник и стихотворец Бусон с его богатым воображением и острым глазом живописца, безошибочно находившим яркие изобразительные приемы. В начале XIX в. число сочинителей хайкай резко увеличилось, что негативно сказалось на их качестве. Исключением в данном случае явился Кобаяси Исса, стихи которого о его нищете и любви к мелкому зверью и насекомым памятны до сих пор.
Начало поэзии новых форм в Японии было положено деятельностью блестящей плеяды романтиков конца XIX в., участников движения за стихи нового стиля, которые выступали за полный разрыв с классической традицией в области формы и образности, за создание поэзии европейского типа. Однако, если в прозе Мэйдзи уже наметилось слияние литературного языка с разговорным, в поэзии еще целиком и полностью господствовал "высокий штиль" - бунго. Наступление золотого века синтайси (стихи нового стиля) было отмечено выходом романтического сборника Симадзаки Тосон "молодая поросль" (1897). Его свободная, раскованная лирика воплотила гуманистические идеалы эпохи великих социальных преобразований. Радостные гимны весне и юности, прозвучавшие в стихах Симадзаки, резко отличаются по тональности от от элегий другого известного поэта японского романтизма - Дои Бансуй, который в своем программном сборнике "Вселенная, исполненная чувства" (1899) обратился к вечным проблемам бытия, к поискам места человека в мироздании. Иные мотивы - радости и терзания мятежной юности - отразились в романтических стихах Ёсано Акико. Вышедшие в начале XX в. сборники стихов Сусукида Кюкин и Камбара Ариакэ стали связующим звеном между поэзией романтизма и символизма. Расцвет символизма в Японии был подготовлен усилиями Уэда Бин, Нагаи Кафу, Мори Огай и других писателей, впервые познакомивших (в переводах) японских читателей с творчеством Бодлера, Верлена, Рембо, Малларме и еще нескольких поэтов - символистов. В то же время теории западного символизма оказались во многом созвучными средневековой японской поэтике, выдвинувшей принципы югэн (неуловимая таинственная красота) и ваби (печаль вечного одиночества). Среди известных представителей японского символизма - Китахара Хякусю и Мики Рофу.
В поэзии десятых - двадцатых годов XX в. смелые эксперименты Кавадзи Рюко и его единомышленников положили конец безраздельному господству символизма в поэтическом мире и выдвинули альтернативу в виде живого разговорного языка старописьменному языку бунго. Поэты натуралистической школы, такие как Фукуси Кодзиро, воспели в своих стихах человека - созидателя, вечного труженика, истинного хозяина всех богатств земли. Вершиной развития демократической литературы того периода можно считать творчество поэтов "народной школы" (минсюсиха). Рост самосознания народных масс отразили стихи Исикава Такубоку.
В "движении за пролетарскую литературу" приняли участие и поэты. Горькие и правдивые стихи были написаны в добровольном изгнании Канэко Мицухару. Замечательные сатирические стихи, отразившие его самосознание рабочего, создал Огума Хидэо. Лидеры поэтического авангарда (Такахаси Синкити, Камбара Ариакэ, Хагивара Кёдзиро), возникшего под влиянием западного "левого" искусства, претворяя в жизнь лозунг "перехода революции искусства в социальную революцию", внесли заметный вклад в "движение за пролетарскую литературу". В то же время их формалистические находки были взяты на вооружение и модернистами. Яркими представителями нетрадиционного направления в японской поэзии этого периода явились Такамура Котаро и Миядзава Кэндзи. В конце двадцатых годов сторонники "чистого искусства" во главе с Нисиваки Дзюндзабуро создали в противовес "движению за пролетарскую литературу" влиятельное поэтическое объединение на базе журнала "Поэзия и поэтика" ("Си то сирон"). Они ратовали за полное размежевание литературы и политики, за торжество идеалов сюрреализма. Если наиболее радикально настроенные молодые поэты настаивали на необходимости "автоматического письма" и метода "потока сознания", то Мурано Сиро, Китагава Фуюхико и Оно Тодзабуро, умело используя выработанную модернизмом творческую технику, не теряли связи с жизнью. Группа поэтов, сплотившихся вокруг журнала "Времена года" ("Сики") во второй половине тридцатых годов положила начало мощному течению "неангажированной лирики", мастерами которой были Миёси Тацудзи, Татихара Митидзо и Маруяма Каору. В лирике Кусано Симпэй и Накахара Тюя, лидеров объединения "Пройденный путь" ("Рэкитэй"), объявивших себя анархистами, эстетика нонсенса соседствовала с буддийской философской абстракцией.
Крушение националистических идеалов, переоценка устаревших моральных ценностей после окончания Второй мировой войны породили новую поэзию. Пристальный самоанализ, стремление постигнуть сущность сил Зла и противопоставить им извечное Добро утвердить связь человека с мудрой и всеблагой природы стали характерными для таких старых мэтров, как Кусано Симпэй и Миёси Тацудзи. Суровым обвинением прошлого прозвучали стихи Канэко Мицухару. Большую активность продемонстрировали поэты - представители левых кругов, организовавших "движение за демократическую поэзию". Лирику поэтов - фронтовиков (Тамура Рюити, Аюкава Нобуо), объединившихся в конце сороковых - начале пятидесятых годов в группу "Бесплодная земля" ("Арэти"), отличали мотивы разочарования и отчуждения. Усилия поэтов, входивших в "левое" поэтическое общество "Архипелаг" ("Рэтто"), в частности, Сэкинэ Хироси, были направлены на стирание граней между политикой и эстетикой.
В годы высоких темпов экономического роста поэтическая молодежь заговорила о защите традиционных гуманистических идеалов. Мучительные поиски любви, дружбы, сострадания составили основу поэзии Ибараги Норико и Сираиси Кадзуко. Масштабным "космическим" мироощущением было отмечено творчество одного из лучших послевоенных поэтов - Таникава Сюнтаро - автора популярных сборников "Два миллиарда световых лет одиночества" (1952) и "Сонеты" (1953). В конце шестидесятых - начале семидесятых годов в обстановке подъема движения "новых левых" и студенческих волнений появилась поэзия "идущих против течения". Поэтический неоавангард не располагал сколько - нибудь последовательной социальной программой, равно как и четкими эстетическими установками. "Бешеный бег" ("Босоку"), "Королевские уши" ("Оосама - но мими") и другие модернистские кружки, сгруппировавшиеся вокруг поэтических журналов, смогли противопоставить истеблишменту только анархию стихийного бунта. Эпатажные сборники стихов Ёсимасу Годзо "Старт" (1964), "Башня мозга" (1970), поэма "Златостих" (1971) стали важными вехами на пути развития нонконформистского направления в современной поэзии, в котором находит отражение нигилистический мятеж против существующего миропорядка с его социальными и нравственными нормами.
Женские имена встречаются в старинной европейской поэзии не так уж и часто. Но в японской литературе мы встретим целое созвездие поэтесс – в списке «шести бессмертных поэтов» блестящая Оно-но Комати, в изборнике «Сто стихотворений ста поэтов» почти четверть имен - женские. Да и в прозу японки внесли свой вклад – «Повесть о принце Гэндзи» Мурасаки Сикибу, или «Записки у изголовья» Сэй-сёнагон переведены на многие языки и почитаются японцами до сих пор. Расцвет женской поэзии пришелся на Хэйанскую эпоху (IX-XII в) – «золотой век» японской культуры.
Японская культура вообще пронизана эстетикой и культом прекрасного – об этом можно судить хотя бы по тому, что в японском языке есть слова «ханами» — любование цветами, «цукими» — любование луной и «юкими» — любование снегом.
Хэйанские утонченные аристократы довели поклонение красоте до совершенства. Человек, не способный почувствовать оттенки прекрасного, не мог считаться «масурао» - благородным человеком.
Красота японки того времени – скорее произведение искусства, чем физические данные. Брови выщипывались, и рисовались тушью, значительно выше их естественного положения, именно эти, нарисованные, брови воспеваются японским поэтом Отомо Якомоти:
Когда, подняв свой взор к высоким небесам, Я вижу этот месяц молодой, Встаёт передо мной изогнутая бровь Той, с кем один лишь раз Мне встретиться пришлось!
Лицо покрывалось белилами, волосы укладывались в сложную прическу со множеством шпилек. Парадный костюм замужней женщины назывался «дзюнихитоэ» - двенадцать одежд, и его особая изысканность заключалась в умелом подборе цветов.
Вот выдержка из дневника Мурасаки Сикибу:
«На дамах постарше были короткие накидки - желто-зеленые или же темно-алые с пятислойными обшлагами из узорчатого шелка. От яркости шлейфов с изображением морских волн рябило в глазах, пояса - украшены богатой вышивкой. Нижние одеяния в три или же пять слоев были окрашены в цвета хризантемы. Молодые дамы одели короткие накидки с пятислойными обшлагами цвета хризантемы различных оттенков: белыми снаружи, затем темно-синими, желто-зелеными, белыми в зеленую полоску, бледно-алыми, переходящими в густо-красный с белой прокладкой между ними. Цвета были подобраны со знанием и вкусом»
Очень важным было так же умение подобрать ароматы, соответствующие случаю. Таким образом, красота женщины была скорее выражением ее вкуса и утонченности.
Удачные браки дочерей служили залогом процветания семьи. Счастливыми считались семьи, в которых было много дочерей. Воспитанию девочки уделялось огромное внимание. Девушка из благородной семьи должна была играть на кото – японской цитре, рисовать, красиво писать, знать наизусть лучшие образцы японской поэзии и, конечно, сама уметь сложить танка в полном соответствии с каноном. Только должное воспитание давало девушке шанс удачно выйти замуж.
Умение слагать стихи занимало центральное место в системе образования девушки. Вся жизнь императорского двора была пронизана поэзией – сами императоры и императрицы писали стихи, под покровительством императорского дома проходили поэтические турниры. О человеке судили по тому, насколько хорошо он ориентировался в японской и китайской поэзии, и как он сам слагал танка - пятистишья.
Хэйанская аристократка вела жизнь затворницы. Она не только почти не выходила на улицу, но и внутри дома передвигалась очень мало. Женщина обитала во внутренних покоях дома, которые были отделены от других помещений многочисленными ширмами и занавесями. Кроме того, непосредственно перед ней ставился переносной занавес «китё». Лишь под прикрытием занавеса она могла полюбоваться садом. Общаться непосредственно с ней могли лишь самые близкие прислужницы, все остальные должны были разговаривать с ней лишь через ширму.
Вот как Сей-сёнагон описывает беседу с гостем придворных дам:
«Гостю предложили круглую подушку, но он уселся на краю веранды, свесив ногу. И дамы позади бамбуковой шторы, и гость на открытой веранде не устают беседовать, пока на рассвете не зазвонит колокол»
Не имея возможности увидеть женщину, мужчина судил о женщине по ее стихам и красоте подчерка. Самыми совершенными красавицами считались прославленные поэтессы.
Танка служили средством общения женщины с внешним миром. Вдохновившись стихами красавицы, мужчина старался завести знакомство с одной из прислужниц девушки. С ее помощью мужчина передавал письмо своей избраннице. Надо ли упоминать, что письма писались в поэтической форме. Письма поклонников обсуждались родными и прислуживающими ей дамами, и наиболее достойному посылалось ответное письмо, причем на первых порах отвечала не сама девушка, а одна из придворных дам.
После дальнейшего обмена письмами, мужчина мог нанести визит своей возлюбленной. Сначала он мог общаться с девушкой только через прислужницу, потом он получал возможность беседовать с ней самой через занавес. Мужчина обычно сидел на галерее, а женщина – за опущенными занавесями, к которым еще приставлялся переносной занавес.
После заключения брака женщина обычно оставалась жить в доме своих родителей, а мужчина навещал ее. Мотив ожидания один из основных в женской поэзии.
Песня принцессы Нукада, сложенная в тоске по государю Тэндзи
Когда я друга моего ждала, Полна любви, В минуты эти У входа в дом мой дрогнула слегка бамбуковая штора, - Дует ветер...
Вернувшись домой, мужчина обязательно отправлял гонца с письмом. Женщина должна была ему ответить, быстро и красиво написав стихотворное послание, выбрав подходящую по цвету бумагу.
Не могла разобрать, Наяву то было иль нет? – В смутной утренней мгле Мне привиделся будто случайно Цветок «Утренний лик»
Мурасаки Сикибу.
В Хэйанскую эпоху было распространено многобрачие, мужчина мог навещать нескольких женщин. Брак не считался чем-то постоянным, и мог легко разрываться.
Упрек к покинувшему ее возлюбленному звучит в словах Оно-но Комати:
Он на глазах легко меняет цвет, И изменяется внезапно. Цветок неверный он, Изменчивый цветок, Что называют - сердце человека.
А вот стихотворение Идзуми Сикибу:
Каждую встречу На нить драгоценную жизни Спешу нанизать. Так могу ли думать без страха, Что разом все оборвется?
Она же пишет:
«Однажды, когда меня забыл один человек, я отправилась в Кибунэ и, увидев светлячков, летающих над рекой Митараси, сложила…
Когда думы печальны, Даже тот светлячок над рекою Кажется мне душой моей – тело покинув, Она искрой мерцает во мраке»
Женщины могли служить при императорском дворе, они, как и мужчины, имели ранги и должности. Придворная дама должна была уметь при случае сочинить танка. Вот отрывок из «Записок у изголовья» Сэн-сёнагон:
«Кстати сказать, в тот день, когда строили [снежную] гору, к нам явился посланный от императора -- младший секретарь императорской канцелярии Тадатака. Я предложила ему подушку для сидения, и мы стали беседовать.
- Нынче снежные горы вошли в большую моду, - сообщил он. - Император велел насыпать гору из снега в маленьком дворике перед своими покоями. Высятся они и перед Восточным дворцом, и перед дворцом Кокидэн, и возле дворца Кегокудоно...
Я сразу же сочинила танку, а одна дама по моей просьбе прочла ее вслух:
Мы думали, только у нас В саду гора снеговая, Но эта новинка стара. Гора моя, подожди! Дожди ее точат, о горе!
Склонив несколько раз голову, Тадатака сказал:
- Мне стыдно было бы сочинить в ответ плохую танку. Блестящий экспромт! Я буду повторять его перед бамбуковой шторой каждой знатной дамы. С этими словами он ушел»
Перед знаменитыми поэтессами преклонялись, в них влюблялись, им завидовали и строили козни. Вот история об Оно-но Комати.
«Один из придворных завидовал таланту Комати, и решил обвинить ее в плагиате. Ночью он выкрал у нее только что написанное стихотворение и старательно вписал его в древнее поэтическое собрание, а наутро объявил, что Комати не пишет стихи, а ворует их у древних авторов. Ропот недовольства и недоумения пронесся среди собравшихся придворных. Комати же лишь рассмеялась в лицо завистнику. А потом, намочив пальцы водой, брызнула на страницу древней книги. И что же? Стихи, написанные давно, не пострадали, а с нового, вписанного накануне, потекла черная тушь...»
Придворные дамы часто вели дневники. Один из самых знаменитых – дневник Мурасаки Сикибу.
Вот выдержка из него, из которой хорошо видна роль поэзии в повседневной жизни:
«Выглядываю из комнаты и в конце коридора вижу сад: туман еще не рассеялся и на листьях лежит утренняя роса, но Митинага уже на ногах и велит слугам очистить ручей от сора. Сломив цветок патринии из густых зарослей к югу от моста, он просовывает его мне в окно поверх занавески.
- А где же стихи? - спрашивает он.
Он - прекрасен, а я чувствую себя так неловко - лицо мое заспано. Пользуясь просьбой, скрываюсь в глубине комнаты - ведь тушечница моя там.
И вот - Увидела цветок патринии, И знаю я теперь: Роса способна Обижать.
- О, как быстро! - говорит Митинага с улыбкой и просит тушечницу.
Прозрачная роса Не может обижать Патриния себя окрашивает Лишь цветом, Которым пожелает»
Неудивительно, что такая благодатная почва дала свои всходы в виде прекрасных стихов японских поэтесс эпохи Хэйан.
