- А ты никогда не жалел, что пошел в Управление?
Стах оторвал от экрана взгляд и перевел его на сидящего в кресле напарника. Лейковиц местную прессу принципиально не читал, а в свободное время развлекался разгадыванием кроссвордов. Обычно молча. Поэтому вопрос, заданный в полной тишине без всякой на то причины, удивил. Стах ответил, как всегда, подумав.
- Было. Один раз. Лет тридцать назад. Ты должен помнить это дело.
Лейковиц закусил губу на несколько секунд, потом его лицо озарила догадка.
- Камилла, - сказал он медленно.
Стах молча кивнул.

Майкл Карвер не был преступником. Здесь вообще не существовало преступности. Причиной случившегося был туман, поднявшийся из реки Прайт за считанные минуты. Еще мгновение назад набережная была, как на ладони, а вот уже не видно не зги. Майкл потянулся к панели, чтобы включить фары, и тут раздался удар. Тормоза завизжали, мобиль остановился, но было уже поздно. Непоправимое произошло.
Осторожно Карвер вылез из машины. Еще не был уверен, но чувство интуиции подсказывало, что он сбил человека. Когда ноги привели к телу, лежащему на боку, рот Майкла раскрылся в немом крике.
Господи!
Он опустился на колени, не веря своим глазам. Повернул погибшую на бок, несколько секунд глядел на ее безжизненное лицо.
Вскочив на ноги, Майкл Карвер запрыгнул в мобиль и рванул прочь с места происшествия с такой скоростью, что ему позавидовали бы гонщики. Туман ему больше не мешал.

Видеорегистраторы успели заснять машину Карвера за секунду до того, как ее накрыл туман. Когда через пять минут туман рассеялся, и занавес над сценой преступления поднялся, подозреваемый был один. Его привезли в участок, заплаканного, трясущегося. Агента Стаха вызвали из Управления сразу же. Его молодой напарник Лейковиц должен был остаться в Управлении, но… Но Лейковиц всегда умел находить подход к людям. Через десять минут они уже неслись к рампе магистральной развязке по воздушной автостраде. Лейковиц был сосредоточен на изучении дела, Стах уверенно вел мобиль по кольцам воздушных автодорог, обгоняя и дешевые колымаги, и дорогущие иномарки.
- И что теперь будет? – не выдержал, наконец, Лейковиц. – Кормилица В, я глазам своим не поверил, когда прочел. Карверу грозит высшая мера.
- Уверен, - коротко отозвался Стах. – Но это не наше дело. Ты пробил сводку?
- Да, - кивнул Лейковиц. – Ми Ми была единственной Кормилицей такого класса в стране, ты же знаешь.
- А что Марс?
- Марс, - фыркнул Лейковиц. – Марс не в курсе. Наши пытаются отослать семьи высокопоставленных чиновников, пока граница не закрыта. Как только Большая планета узнает о происшедшем, миграция будет запрещена, ты же знаешь.
- Так и думал, - Стах ловко подрезал очередной кадиллак, лихо завернул и выехал на финишную прямую, к полицейскому участку.
Лейковиц присвистнул. Мобилей возле тридцатиэтажного здания было невероятное количество. И это притом, что мир пока не знал о случившемся.
Они затормозили на служебной площадке, вышли: толстяк Лейковиц с улыбкой, пробивающейся сквозь напускную серьезность, и Стах, сухопарый, с ранней сединой на висках и взглядом в упор сквозь стекла старомодных очков. Их встречал шеф Баринов, бледный, не выспавшийся, казалось, уже чувствующий муки голода. Рукопожатия, дежурная сигарилла, обмен любезностями в лифте – и вот уже все трое расположились в кабинете за звуконепроницаемыми дверями.
Баринов был сдержан.
- Насколько я понимаю, господа, заменить Кормилицу такого класса некем. Даже если другие будут работать день и ночь, планете грозит кризис, равного которому еще не было. Марс помощи не пришлет. Десять минут назад они закрыли границу и ввели у нас чрезвычайное положение. Никто не сможет покинуть планету до момента разрешения кризиса.
- Что-нибудь предлагают?
- Да, агент Стах. Марс не может отдать нам кого-то из своих, у них такой товар тоже штучный. Они послали запрос на Землю, и та пообещала продовольствие. Не лучший вариант, конечно, но хотя бы что-то.
Баринов отвел взгляд, произнося последние слова.
- Я в Управлении недавно, и еще не в курсе всяких тонкостей, - нагло соврал Лейковиц, обдумав мысль. – Когда нам ожидать помощи?
Стах покосился на него.
- Месяц.
Тот кивнул.
- Вы поняли, о чем я, господа.
- На три миллиона сорок одну тысячу населения у нас приходится около двадцати тысяч кормилиц классов от К до Д. Универсалов у нас всего три, Карра, Майя и Ми Ми, - заговорил Стах просто для того, чтобы прервать тягостное молчание, повисшее в кабинете. – Карра сможет взять на себя дополнительные десять тысяч, Майя тоже. Остальные обречены на голодную смерть.
Лейковиц ни разу больше не слышал, чтобы напарник был так многословен. Баринов побледнел еще больше, вспомнив о жене и детях.
- Думаю, власти Северного и Красного кругов уже знают, кого и сколько они примут, - сказал он. – Мы сразу отправили просьбу о помощи. Они пришлют около ста кормилиц классов от К до Д. Но их хватит на неделю, не больше. Они тоже люди, и им тоже нужно будет спать. Ваши ребята уже занимаются организацией пунктов кормления для детей и беременных. Остальные… остальным придется поголодать.
- Умереть, Кирилл, - мягко поправил Стах. – У нас нет сельского хозяйства уже, Бог знает, сколько времени. У нас нет животных, которые могли бы нас прокормить. Фобос оказался абсолютно неготовым к происшедшему.
- Что же нам делать? – спросил Баринов.
Стах поднялся. Он ждал этого вопроса, чтобы откланяться. Ему было душно в четырех стенах, чувство легкого голода неслышно подкрадывалось со спины, и надо было отвлечься.
- Решите вопрос с Карвером. Мы в Управлении подумаем об остальном.

Оставался только один выход. Когда через шесть кошмарных дней Стах и Лейковиц одновременно пришли к нему, была полночь. Тишину опустевших улиц разорвал вой гироскопа. Никто не поднялся с постели, чтобы поглядеть на сумасшедшего, нарушающего правила. Кормилицы, измученные постоянным наплывом голодных, подняли головы, вырванные из плена короткого двухчасового сна. Тех, кто еще мог работать, осталось около пяти тысяч. Остальные сдались.
На площади перед зданием Полиции был разбит палаточный городок. Тысячи умирающих от голода расположились здесь. Кормилица класса Л Наталья Карвер, сестра Майкла, работала без сна и отдыха три дня, накормив почти сто тысяч человек. Вчера, прямо во время кормления, у нее не выдержало сердце, и она умерла. Узнав об этом, Майкл Карвер попытался совершить самоубийство. Голодные скандировали его имя и требовали медленной смерти для того, кто и так умирал.
- Погляди на наших детей! – кричали женщины. – Они уже не плачут, они уже не могут плакать от голода! Что же ты в Прайт их тоже не бросил, когда убил кормилицу!
Стах и Лейковиц пронеслись мимо, к Управлению. Шеф Даниле спал беспокойным голодным сном прямо в кабинете, когда его грубо разбудили.
- Нам нужен вертолет, - сказал Стах, сверкая глазами.
- Что случилось? Вы рехнулись?
- Точно, рехнулись, раз не додумались до этого раньше, - бросил Лейковиц. – Мы летим в Обитель.
Даниле проснулся сразу же.
- Камилла, - сказал он утвердительно.
- Камилла, - кивнул Стах.

- Мы не имеем права требовать от вас такой жертвы, - сказал Стах старой женщине, глядящей на него с больничной койки. – Но вы – наша последняя надежда.
- Ты знаешь, чего просишь, мальчик, - голос, от которого по телу, как и двадцать лет назад, пробегали мурашки, казалось, не мог быть порожден ее тщедушным тельцем.
Лейковиц опустил глаза. Стах, сорокалетний «мальчик», кивнул.
После паузы Камилла, кормилица класса В, умирающая от истощения сил в хосписе для кормилиц, засмеялась.
- Отпустите Карвера. Я приду. Скажите Даниле, с него ковровая дорожка.

На площади Кормления было людно. Худую женщину в инвалидной коляске, едущую по дорожке к помосту, встречали слезами счастья. Многие уже не могли ходить, их привозили, приносили те, кто еще сохранил остатки сил. Стах помог Камилле подняться по ступенькам, отошел, встал рядом с Лейковицем сбоку.
Камилла взглядом попросила тишины. Ее глаза широко открылись, фигура выпрямилась и стала выше, руки взметнулись вверх. Невероятной чистоты и глубины нота поплыла в воздухе.
- In questa Reggia…
И сразу же затихли детский плач и голодные стоны. Кормление началось.

За два дня Камилла накормила полмиллиона человек. Никто и никогда не делал такого. На следующее утро истощение взяло свое, и она умерла. А через неделю из резерва на Земле на Фобос прилетела новая кормилица. Ее ждали еще сытые люди.

В комнату вбежала девочка-подросток.
- Деда, деда, смотри!
Она издала три коротких высоких ноты. Стах засмеялся, скрывая тревогу, обнял девочку и прижал к себе.
- Умница моя. Теперь и обедать не пойдем, ведь правда, Рейнар?
Лейковиц подмигнул девочке, она довольно хихикнула.
- Только не перетруждайся, ладно, Ками? Только не перетруждайся.

В одной далекой стране, там, где начинает свой путь, поднимаясь из Большой воды, наше ясное солнышко, жили-были мужчина и женщина, и было у них трое детей: два мальчика и девочка. Мальчиков звали Кнут и Вилли, а девочку - Лея, и не было в целом мире никого, дружнее их троих. Каждое утро, едва занималась заря, братья заплетали светлые волосы маленькой Леи в длинные косы, и все трое бежали на гору – кататься на лыжах, играть в снежки и веселиться. Когда Лея чуть-чуть подросла, стало ясно, что во всем королевстве нет девочки красивее, чем она. Солнышко и ветер, птицы и звери – все любовались Леей, и со всеми девочка была приветлива и добра. Мать и отец не боялись отпускать ее одну в горы – никто, даже самый злой белый медведь, не решался тронуть девочку, а свирепые снежные волки подходили и ложились у ее ног, поворачиваясь животом – просили, чтобы Лея их погладила.
Но однажды беда все же настигла маленькую Лею. Ушла девочка в горы со своими братьями, а когда вернулась – не нашла в доме ни отца, ни матери. Только следы чужие были вокруг, да птицы испуганно кричали о злых людях.
Заплакала девочка, загрустили братья. Звали они родителей, но никто не откликался. Только к вечеру, когда солнышко спустилось ночевать в Синюю воду, пришел к домику большой северный олень. На шкуре его были красные пятна, и припадал олень на одну ногу. Рассказал олень детям, что прослышал про красавицу Лею злой король из гор, и приказал он привести ее к себе живой или мертвой. Не нашли слуги короля девочку, и забрали ее родителей, чтобы бросить в темницу, из которой нет выхода. Будут теперь мать и отец сидеть там до скончания века, или до тех пор, пока не скажут королю, как найти их дочку.
Еще пуще расплакалась Лея. Знала она – не скажут мать и отец злому королю, где их девочка. Придется им сидеть в темнице до скончания века. Поблагодарили дети оленя, вернулись домой и стали думать, как же им родителей своих из плена злого горного короля спасти.
— Я – старший брат, мне и идти их выручать, - сказал Кнут.
Делать нечего, собрали дети котомку, надел Кнут лыжи и отправился в горы. Наказала девочка оленю северному за братом проследить и об опасности его предупредить. А уже если случится что худое – сразу к ней бежать, не медлить. Согласился олень – всегда добра и приветлива была к нему маленькая Лея, отчего бы и не помочь. Ушли Кнут и олень, стались средний брат и сестра в доме вдвоем, ждать-дожидаться вестей да хороших или плохих новостей.
Долго ли, коротко ли, чувствует Лея – неспокойно на сердце у нее. Чует сердечко плохое, бьется в груди, как птичка-зимородок. Вышла она как-то ранним утром на крыльцо, глядь – бежит тот самый северный олень, шкура у него наполовину красная, и припадает олень на обе ноги. Поняла Лея, что случилось несчастье, что опасность настигла Кнута, закрыла лицо руками, заплакала.
— Пропал мой братик Кнут! Забрал, погубил его злой король! Что же делать теперь?
Вышел на крыльцо средний брат, Вилли, увидел оленя, понял, что случилось недоброе. Вернулся в дом, надел шапку да лыжные палки взял в руки.
— Ну, сестра, видно, моя очередь идти, родителей выручать, да брата из плена злого короля вызволять.
Не хотела Лея отпускать брата, но делать нечего. Собрала котомку, надел Вилли лыжи и отправился в горы. Наказала девочка северному оленю за другим братом приглядывать, да если опасность какая случится – предупреждать. Ушли брат и олень, осталась одна Лея. Загрустила она, затосковала по матери с отцом да по братикам своим. И солнышко ей не в радость, и снежок не для веселья. Загрустили вместе с ней звери и птицы – не выходит из дому Лея, плачет целый день, никого не хочет видеть.
Много времени прошло, и снова чувствует Лея – неспокойно у нее на сердце. Вышла утром на крыльцо, глядь – олень северный. Вся шкура у оленя красной стала, не бежит олень – ползет, ноги перебиты. Подбежала Лея к оленю, упала возле него, заплакала.
— Пропал мой братик Вилли! Загубил его, забрал его злой король!
Положила голову оленя себе на колени красавица Лея и долго-долго сидела на снегу, пока не настала ночь. Горькие мысли одолевали девочку. Понимала она, что из-за ее красоты попали в беды мать с отцом. Из-за нее пропали без вести братья. И возненавидела Лея красоту свою, беду приносящую. В зеркало ледяное глядючи, прокляла она себя проклятием страшным, неснимаемым, и превратилась из красавицы в уродину страшную, кривоногую, горбатую, старую. Разбежались напуганные звери, разлетелись напуганные птицы. Только волки снежные узнали в уродине свою Лею, только они подошли к ней и легли рядом, укрывая от холода.
Решила Лея сама идти на выручку, вызволять отца, мать и братьев из плена злого горного короля. Сложила в котомку пожитки нехитрые, надела лыжи – и вот уже готова девочки идти к горам, где находилось прямо под небом горное королевство.
Оставила за домом присматривать оленя да снежных волков, и строго-настрого приказала им никого чужого не пускать, а если явится – рвать его на клочки, не жалея. Разлеглись волки возле порога, спрятался олень позади дома, а Лея, оглянувшись в последний раз на красную крышу, побежала по следам оленьим на гору.
День бежала она, ночь бежала, не зная ни сна, ни отдыха, и вот на второй день прибежала к высокой-высокой горе. Не перейти ту гору, не обогнуть, упираются скалы высокие в небо и рвут его на части, а уж бедную девочку и подавно проткнут своими острыми иглами. Остановилась Лея, не знает она, что делать, как дальше быть. Вдруг, видит, летит по небу птица-орел. Путь держит через горы, через скалы, туда, куда Лее идти надобно. Вскинула девочка руки к небу, закричала:
— Ах, орел, птица гордая, птица горная! Подними меня на крыльях, перенеси через скалы!
Но ответил орел:
— Не тебя, уродинка, мне на своих крыльях носить, не тебе, хромоножка, помогать. Нет мне до тебя дела никакого.
И вспомнила тут Лея о проклятии своем, но жалеть уже поздно. Делать нечего, придется самой наверх добираться, ибо никто не хочет помочь страшной уродине. Полезла она по горе. Ноги сбила до крови, руки нежные ободрала, платье в лохмотья превратились, и все-таки добралась Лея почти до самой вершины. Вот-вот уже перевал, а за ним – долина снежная, где всегда бушует буря, но кончились силы у нее, и упала девочка на скалы. Лежит она и плачет, и помощи просит у птиц пролетающих, но все пугаются ее вида страшного, и никто помочь не хочет. Только две синицы полет свой прервали и присели рядом с девочкой на скалу острую. Спросила одна синица:
— Девочка, красавица, не заблудилась ли ты, не спутала ли дорогу? Этот путь в Царство злого Горного короля ведет, и возврата оттуда нет. Возвращайся, пока не поздно, сгинешь ты погибелью ужасной в долине снежной, где всегда буря бушует.
Поняла Лея, что видят ее птицы, такой, какая она на самом деле. Разглядели ее красоту синицы перелетные, не помешало им проклятье. Отвечала им девочка:
— Нельзя мне возвращаться, родненькие. Мать и отца забрал у меня Горный король, братьев погубил. Иду я на выручку, хочу семью свою из плена вызволить.
Заохали птицы-синицы, жалко им стало Лею. Подхватили они ее и перенесли чрез последний пик, помогли гору преодолеть и к долине снежной попасть. Поблагодарила их Лея, добрым словом наградила за услугу. Понравилась птичкам доброта девочки, и оставили они ей каждая по перышку своему – одно черное и одно желтое.
— Если приключится беда какая на пути твоем, Лея, сожги перышко - и тут же одна из нас появится и поможет.
И улетели.
Передохнула Лея и стала спускаться с горы в долину. Сильная буря бушует в той долине день и ночь, и нет от нее укрытия и спасения. Заблудилась девочка, потеряла рукавицы свои, занесло ее снегом по пояс, так что идти уже не может.. Вспомнила она о перышках, только сжечь их в холодной буре не получится, и значит, снова смерть близка к Лее. Заплакала девочка, взмолилась о помощи сквозь бурю:
— Слышит ли меня кто-нибудь? Поможет ли мне кто-нибудь, или суждено погибнуть мне в снегах, оставив в беде родителей моих и братьев?
Пробегал мимо медведь, но испугался он вида Леи, отшатнулся от носа ее бородавчатого носа и горба ужасного.
А меж тем буря занесла девочку по самую шею. Снова просит она сквозь слезы:
— Неужели никто не поможет мне? Неужели так и погибну я в снегах ледяных?
Пролетала мимо сова снежная, но испугалась она тоже и не помогла девочке. Занесла буря Лею, закрыла снегом, как покрывалом. Из последних сил взмолилась девочка, попросила помощи и спасения. И вдруг услышала сквозь ветер голос далекий, ее зовущий. Протянула она руку, схватил ее кто-то и вытащил из-под снега. И тут же перестала буря завывать и ветер дуть, стало в долине тихо и тепло.
Хотела Лея поблагодарить спасителя своего неизвестного, да пока от снега отряхнулась да пришла в себя, ушел он. Только заметила она волосы цвета воронова крыла, да мешок заплечный, и поняла, что это, скорее всего, путник, такой же, как она.
Продолжила свой путь девочка, и скоро вышла из долины к длинной ледяной тропе, которая вела на вершину горы. Там, на самом верху, стоял огромный ледяной дворец, и находилось Горное королевство. В том дворце в темнице и томились мама и папа Леи. И может быть, туда же бросил король ее братьев.
Воткнула девочка лыжные палки в лед и стала взбираться по тропе на гору. На середине пути застала Лею ночь. Блестит лед, как зеркало, отражается от него луна. А дворец сияет тысячей разноцветных огней и только один его край темен и мрачен.
Поняла Лея, что это и есть темница Горного короля, а значит, туда пусть надо держать. Дождалась она утра и продолжила путь, хотя и устала очень.
И вот уже ворота, и вот уже стража у ворот – снежные великаны надвинулись на девочку и вот-вот раздавят ее.
— Кто такая, старуха? Зачем пришла?
Не растерялась Лея, оперлась на палку, склонила голову.
— Хочу горному королю вашему служить верой и правдой. Одна я осталась, дети выросли, разлетелись. Не хочу последние дни дома провести.
Посовещались стражники.
— Проходи, горбунья. В королевские палаты иди, во дворец. Только в сад не заходи, иначе смерть тебе будет. Страшное чудовище там живет, покой короля охраняет. И через мост не ходи, иначе еще страшнее гибель ждет. Другое страшное чудовище реку стережет от чужаков, напасть на короля им не дает.
Обещала она, что сразу к королю пойдет, расступились стражники.
Открылись ворота перед Леей, и оказалась девочка в горном королевстве. Сжала она палки в руках покрепче и пошла вперед, ко дворцу Горного короля.
Идет Лея по королевству, смотрит по сторонам – тяжело людям здесь живется. Работают они, не покладая рук, не поднимая головы, и над каждым стоит снежный великан с кнутом, подгоняет, чтобы работали быстрее. Страшно стало девочке, но деваться некуда, сама она решила свою судьбу.
А вот уже и дворец. Справа от него сад раскинулся, слева – река холодная с ледяным мостом. Вспомнила Лея предупреждение стражников, побыстрее прошла мимо моста и мимо сада и попала прямо во дворец.
Во дворце на ледяном троне сидел Горный король. Борода его из острых льдинок, в глазах - северное сияние, а рот полон острых зубов. Увидел он старуху-горбунью, закричал на нее голосом громовым:
— Чего тебе надо здесь, уродина? Схватить ее, стража!
Кинулись стражники к девочке, но не растерялась она, вытянула перед собой палки лыжные:
— Погоди, о великий Горный король! Прости меня за уродство мое, не моя то вина, и проклятья, на меня наложенного. И сказано в том проклятье, что должна я тебе, король, три года отслужить, и тогда стану я простой старой женщиной, отпадет мой горб и исчезнет моя бородавка. Прошу, прими меня к себе на службу, пожалей старуху. Обещаю служить тебе верой и правдой все три года!
Задумался король.
— Ладно, старуха. Не причинишь ты мне вреда, если останешься. Служить хочешь – служи. За каждый год службы буду я выполнять для тебя одно желание. Но если не понравится мне, как ты работаешь – превращу в статую ледяную. Согласна?
Некуда было деваться Лее. Согласилась она в надежде, что найдет за три года родителей и братьев своих.
— Для начала пойди-ка, вычисти зеркала в королевстве, а то они потускнели от времени. Работы тебе здесь на год. Как год пройдет, приходи сюда, поговорим. Вот тебе тряпка и ведерко с водой, этой водой вымоешь все зеркала, да до блеска.
Посмотрела Лея – а в ведерке воды чуть. Поняла, что погубить решил ее горный король, вот только теперь уже деваться девочке некуда. Взяла она ведро и побрела прочь из дворца, головой поникнув. Не сможет спасти она родителей. Не удастся ей вызволить братьев.
И начала Лея работать. Мыла, чистила, вытирала. Днем ни свет, ни заря встала, ночью почти не ложилась. Много у короля было зеркал. Мало у нее было воды. Но смогла Лея, отмыла все зеркала. И только на последнее, самом большое, стоящее у короля за троном, не хватило у нее воды. Назавтра кончается первый год, и убьет ее король, превратит в статую ледяную.
Села Лея возле зеркала и голову опустила. И вдруг вспомнила о перышках, что дали ей синички. Только где огонь найти, как перышко поджечь в царстве льда и снега? Загрустила Лея. Видно, пропадать ей совсем. Вдруг услышала она шаги и голос молодой. Пел этот голос песню о снеге, о ветре и о холоде. Узнала Лея этот голос. Сквозь снег и бурю слышала она его, и принадлежал голос ее спасителю. Вышла Лея из-за трона и хотела было поблагодарить, но увидела того, кому голос принадлежал, и слова забыла.
Сам сын Горного короля спас ее тогда от бури в долине. Говорили, что доброе у него сердце, и красивое лицо. Увидела Лея это лицо и подумала, что никого в жизни красивее не встречала. Склонила голову она перед сыном короля и слова не решается сказать – боится, что поймет он, что ее вытащил из-под снега и разгневается, что рисковал жизнью из-за уродины такой.
— Да ты, видать, совсем замерзла, старуха, - сказал Горный принц. – Держи, вот тебе уголек, дома разведешь огонь в очаге, согреешься. Только не говори никому, что я дал, иначе и меня, и себя погубишь.
И подал ей принц тлеющий уголек, и побежала Лея в каморку, где ютилась, и развела огонь и сожгла перышко. Прилетела птица-синица.
— Ты звала меня, девочка? Чем помочь могу?
Рассказала ей Лея, в чем дело. Засмеялась птичка, зачирикала.
— Ты сходи на мост и набери воду из реки. Не тронет тебя чудовище, ведь это брат твой старший, Кнут. Служил он у короля, но заколдовал его король за то, что поручение не выполнил. Смело ступай, девочка! Справишься ты с работой.
Хотела было улететь синичка, но удержала ее Лея.
— Подскажи, птичка, как мне брата расколдовать, от проклятия избавить?
Но синица не знала ответа. Улетела она, а Лея побежала к реке, за водой. Только наклонилась, чтобы зачерпнуть, как взволновалась вода, и появилось из реки чудище страшное, да такое, что чуть не убежала Лея, куда глаза глядят. Хотело оно съесть девочку, но вдруг остановилось и перестало рычать.
И поняла Лея тогда, что это и правда, ее брат. Заплакала она, протянула руку и погладила чудовище. И чудовище склонило перед ней голову. И поклялась девочка, что во что бы то ни стало, спасет брата, выручит его. Вернулась она во дворец, вычистила зеркало, а тут и утро пришло. Прилетел во дворец король, видит – все зеркала вычищены, все блестит, а старуха еще и полведра воды принесла ему.
— Ну, - сказал король, - хорошо ты мне служила, выполнила просьбу. Загадывай первое желание.
— Просьба моя невелика, - сказала Лея. – Я бедно живу, и огня у меня нет, а ночью иногда люди лихие под окнами ходят. Хочу я маленькую лампу масляную, чтобы одной дома вечерами не страшно было, и чтобы могла я жечь ее всегда, когда бы мне ни захотелось.
Засмеялся король, почесал бороду, стукнул посохом волшебным.
— Будь по-твоему. Невелика твоя просьба. Придешь домой, будет тебе лампа. И вот еще тебе задание на второй год. Надо будет кормить моих птиц и ухаживать за моими зверями. Вот тебе мешок яблок на год. Если хоть одна птица умрет или останется голодной, я превращу тебя в статую.
Поняла Лея, что это задание будет труднее, чем предыдущее, что погубить надумал ее король Горный. Но делать нечего, взяла мешок и пошла она в зверинец. Там в клетках жили страшные птицы и звери. Увидели они старуху, съесть ее хотели, но дала она им яблок, и они успокоились. Но ненадолго хватило их Лее. Полгода прошло, и кончились они, и снова Лея не знает, что делать, и как быть. Хорошо, что лампа у нее есть и перышко желтое, которое дали ей синички. Пришла она домой, полила второе перышко маслом и сожгла. Прилетела птица.
— Здравствуй, девочка, чем могу помочь?
Рассказала Лея, в чем дело. Засмеялась птичка.
— Иди в сад, да набери яблок. Ступай смело, не тронет тебя чудовище, ведь это брат твой, Вилли. Наложил на него заклятие Король, и с тех пор он охраняет его сад и Королевство.
— А ты знаешь, как снять заклятие? – спросила Лея птичку, но та тоже не знала. Покачала головой и улетела прочь.
Пошла Лея в сад за яблоками, и увидела там чудище страшное, рогатое. Зубастое. Хотело схватить Лею чудовище, но узнало в ней сестру свою и отступилось. Погладила Лея чудовище.
— Ах, братик, братик, - сказала. – Как же так приключилось с тобой? Как же теперь спасти тебя?
Но не ответило чудовище, только голову склонило. Полгода ходила Лея в сад за яблоками. Полгода кормила птиц и зверей яблоками. Прошел второй год, и настало время королю расплачиваться за службу. Удивился он проворности старухи – не только накормила птиц, да еще полмешка яблок принесла королю.
— Ну, проси, что хочешь, старуха.
Подумала Лея.
— Все у меня, кажется, есть, король. Нет только иголки, чтобы платье починить, а то совсем оно у меня прохудилось.
Засмеялся король, стукнул посохом опять.
— Ну что же, будет у тебя иголка. И вот твое задание на третий год. Раз так любишь шить, сшей-ка для мне одежду. Да такую, чтобы не было в ней ни жарко, ни холодно, и не была она ни легкой, ни совсем тяжелой. Ступай.
Думала Лея, что даст король материал, но он только рукой махнул и отпустил ее. Поняла Лея, что не справиться ей с заданием. И перышек у нее не осталось, и братья помочь не могут. Что же делать? Зажгла она ночью лампу, сидит, свою одежду зашивает и плачет горькими слезами.
Вдруг услышала Лея чьи-то шаги, и стук в дверь. Поспешила, открыла – глядь, это сын короля на огонек зашел. Удивился он – все боятся жечь свет ночью, опасаются гнева короля, а старуха-уродина – нет.
— Пусти на минутку, матушка. Год дома не был, а огонек увидел, не смог удержаться, зашел.
Узнал он старуху, которой огонек дал, стал расспрашивать ее, а Лея молчит, боится слово сказать. Но не выдержала, заплакала она, вытерла подолом слезы, рассказала принцу о задании короля. Узнал принц ту, которой жизнь спас в бурю два года назад, сжалился.
— Есть, - говорит, - паутина волшебная в темнице, где отец мой пленников держит. Вот из этой паутины одежда будет по нраву моему отцу. Но пройти туда можно только с лампой масляной, которую даст лично мой отец, и сшить одежду можно только иголкой, которая им подарена.
Обрадовалась Лея – может, удастся ей спасти родителей, может, удастся короля победить. Поблагодарила она доброго юношу, и наутро отправила в темницу. Стража пустила ее, потому как все знали старуху-горбунью, которая у короля службу несла. Зажгла Лея лампу, идет, паутину собирает, а сама отца-мать высматривает. Но не увидела. Набрала паутины, вернулась домой, стала шить. Обычная иголка сразу паутину разорвала. И тогда взялась Лея за подарок короля, и сразу же под руками ее стал рукав появляться из тонкой ткани.
Целый год ходила Лея в темницу. Всего день остался до конца третьего года, и почти дошита одежда короля, а родителей так и не смогла Лея найти. Пошла она в слезах в темницу, и решила забраться в самое глубокое подземелье, чтобы там набрать паутины на воротник.
Спустилась вниз, разогнала летучих мышей, запела, чтобы не было так страшно, песню о своей судьбе нелегкой, о родителях, о братьях, о доме.
И вдруг услышала, как подпевает ей голос матери. Обрадовалась Лея, подбежала к родителям, да только не спасти их, прикованы они к стене сырой. Узнала мать Лею в старухе сгорбленной, заплакала. Сказала, что не отпустит ее король по окончанию службы, что придумает еще какое-нибудь задание, чтобы Лею погубить. Сказала, что спастись можно, только если она подмешает в паутину кровь своих братьев и свою. На час тогда заморозится все королевство, смогут они убежать. Но это очень опасно, догонит их король и убьет. Вскинула голову Лея. Не собирается она так быстро сдаваться, сделает она то, что должна.
Пришла она домой, уколола себя иголкой и смешала кровь свою с паутиной. А ночью братьев попросила, и дали они ей по капле крови своей, чтобы погубить короля Горного. Соткала Лея одежду, и в день назначенный принесла ему. Покачал головой король. Перехитрила его женщина.
— Ну, - сказал. – Загадывай желание.
— Нравится мне самой наряд твой, горный король, - поклонилась Лея. – Хочу на тебя в этом наряде посмотреть, полюбоваться.
Усмехнулся король, накинул одежду и застыло все в королевстве.
Схватила Лея тогда посох королевский и побежала прочь. Добежала до сада, коснулась посохом чудовища, и предстал перед ней брат ее Вилли. На мосту другое чудовище Кнутом обернулось. Побежали сестра и братья в темницу, коснулась Лея оков посохом и распались они. Выбежали на тропу ледяную все они вместе, а тут уже полчаса прошло. Ударила Лея по земле, и раскололся лед, и появились огромные дыры в дороге. Не пройти войску, не проехать.
Побежали они дальше. Впереди долина, в которой буря бушует. Махнула Лея посохом, и утихла буря, прошли они. А тут и час кончился.
Взбираются на горы Лея и ее братья, помогают родителям, а тут воинство королевское очнулось и бросилось вдогонку. Забрались Лея и семья ее на гору – и видят дым столбом, смерч вьюга крутит, не успеть им. Поняла Лея, что не справиться им всем вместе, что кто-то остаться должен. И отпустила она родителей и братьев, а сама посохом махнула и вышла навстречу войску Горному.
— Бегите, братья мои! Бегите, мама и папа мои! Из-за меня вы в беду попали, мне вас и выручать!
И не ведала Лея, что давно уже спали с нее наложенные самой же чары, и стала она, как прежде, красавицей. Увидел ее королевский сын, шедший впереди войска, и приказал остановиться. Увидел он посох отцовский в руке девушки и понял, что ей он помог от смерти спастись. И влюбился принц в Лею, и сказал войску, чтобы поворачивало оно назад и возвращалось во дворец ни с чем.
Увидела это Лея, и поняла, что узнал ее принц, и что у него на самом деле сердце доброе. Подошла она к нему и отдала посох.
— Забирай его, принц. Великодушен ты и добр, не хочу я с тобой сражаться.
И сказал принц:
— Посох ты мне отдала, так отдай же и сердце мое, ибо теперь не нужно мне ни королевство, ни власть, а нужна только твоя любовь.
Улыбнулась Лея.
— Полюбила я тебя, когда еще старухой-уродиной была, да только не разглядел ты за моим уродством меня настоящую. Вот когда научишься видеть истину, тогда и верну я тебе твое сердце. А пока – прощай.
Оставила Лея посох и ушла. Вернулась она к родителям, и жили они с тех пор долго и счастливо. А принц так и бродил по свету, до самой ее смерти, не научившись видеть добро. И когда узнал, что умерла Лея, понял, что умерло его сердце вместе с ней.

Она понимала, что принятое решение не оставит ее до конца жизни.
Выползая из кровати, Лейс подвернула ногу – плохая примета. Пуговица на пиджаке оторвалась, замок никак не желал застегиваться, в общем, все, абсолютно все было против нее. Но она уже решилась. Она уберется отсюда, чего бы это ни стоило!
Полковник космических войск Дурман ждал ее у себя в кабинете. Она зашла, перекрестилась, встала по стойке «смирно».
- Вызывали, полковник?
Он почесал голову. Он всегда чесал голову, разговаривая с ней. Космическая вошь? Так хотелось поскрестись в ответ, но она сдержалась. Сжала руки, чтобы они не коснулись вдруг зазудевшего уха, опустила глаза и приготовилась слушать.
- Лейс Хадсон, - сказал полковник Дурман убедительно. Ей пришлось поверить и кивнуть.
- Да, это я.
- Я посмотрел ваши документы. Розыгрыш с ограблением банка, угон планера отца Василия во время проповеди. Вы заказали гроб начальнику космопорта и оплатили счет его же карточкой. Скажите мне, для чего это было нужно?
- Мне было скучно, сэр.
Полковник застонал.
- Евклидиан будет рад от вас избавиться. Вы знаете, как Вас здесь называют? Ходячая ересь. Вы – заноза в одном месте для всего планетоида.
- Рада слышать, сэр, - серьезно отозвалась она.
- Не замужем?
Лейс поморщилась. Полковник тоже.
- Можете не отвечать. Еще один вопрос - и можете собирать вещи. Космическая религиозная тюрьма – планета, лишенная растительности, животных и мужчин. Они подали прошение о Заблудшей душе, которую тюрьма любезно примет к себе на постоянное проживание, работу и исправление. Вы пришли сами. Почему?
Лейс все же поскребла ухо. Может, космическая вошь перемещается по воздуху, передается воздушно-капельным путем? Ухо ощутимо зудело – не знакомое доселе чувство.
- Понимаете ли, сэр. Мне надоели мужчины. Постоянные слезы, выяснение отношений, предложения руки и сердца. У меня семеро детей, отцы заботятся о них. Я исправно плачу пособие, но рожать больше не намерена. В тюрьме мне этого делать не придется.
- Это единственный мотив?
- Ну… - она помолчала. – Ну а еще я поняла, что Бога нет.
Полковник красноречиво вздернул рыжие брови.
- Можете выметаться. Евклидиан с удовольствием сделает вам ручкой. И застегните пуговицу, наконец-то.
- Она оторвалась, сэр. Пришивать пуговицу в дорогу – плохая примета.
- О силы Господни космические! Вон, вон, Хадсон, надеюсь, я больше о вас не услышу.
Она вышла из кабинета, усмехаясь про себя. Глупый, глупый мужчина. Конечно, ему невдомек, почему она так рвется на работу в Космическую тюрьму. Конечно, ему не понять, как можно умереть со скуки на планетоиде с жесткой церковной иерархией и отсутствием преступности. И уж конечно, ему ни за что не догадаться, что начальник тюрьмы Юб – ее однокурсница по школе пилотов. Мужчины! Полное, ну просто полнейшее отсутствие логики!
Лейс закатила глаза, шагая по коридору к своей комнате. Открыв дверь, она споткнулась о собственные чемоданы, заботливо выставленные у порога. Быстро же полковник нашел ей замену! На кровати, сложив ногу на ногу, разлеглась деваха в огромных очках. Астероиды сбесившиеся, кто-то еще читает Библию!
Увидев Лейс, девушка вскочила. Покраснев, она козырнула, запуталась в собственных ногах и едва не рухнула обратно на кровать.
- Простите, мне сказали, уже можно…
- Ладно тебе, брось, - Лейс махнула рукой, окидывая прощальным взглядом сразу опустевшую комнату. Келья, настоящая келья. Ну что ж, пусть теперь эта девица грузит в космопорте ящики с консервами для колонистов. С утра до ночи за полторы сотни космокредов и благословение отца Рейтара по праздникам. А она будет веселиться. Они с Юб организуют все по высшему классу. – Откуда прибыла?
- Венера-1 милостью Божией.
Родина Лейс, откуда она была сослана сюда для обретения пути истинного десять лет назад. Она едва не сплюнула через плечо, но вовремя сдержалась. Придется потерпеть до отлета. Негоже показывать девочке свое истинное лицо. Н-да, Евклидиан обрел еще одну ревностную послушницу. Интересно, через сколько лет они все перемрут тут со скуки?
- Кто принял рапорт о переводе?
Девушка покраснела еще раз.
- Полковник. Он не представился. Рыжий такой.
- Постоянно чесался? – Лейс уже прикидывала возможности для прощальной шутки.
- Да.
- Так это полковник Дуремар. Один из самых уважаемых на планете. Он разводит на себе космическую вошь. Обязательно попроси пару на племя, иначе жизни не даст.
Девушка благодарно закивала.
- Спасибо! Он такой серьезный…
- Только с виду, - успокоила ее Лейс. - Попросишь вошь – сразу подобреет. Ну ладно, удачной службы тебе. И побольше партнеров!
- Спасибо, вы такая хорошая! – с чувством сказала девушка. Лейс даже ощутила угрызения совести, когда, оказавшись в коридоре, увидела, что навстречу направляется Дурман. Видимо, полковник лично решил проверить, как устроилась новенькая. Он зашел в комнату, и оттуда раздался его зычный голос.
- Кира Гласс?
- Так точно, полковник Дуремар! Рада видеть вас! Я слышала, вы разводите космическую вошь?
- Что-о?!
Лейс рванула прочь со всех ног, выбежала из жилого корпуса и только там дала себе волю, согнувшись пополам от хохота. Метеориты одуревшие, как же им будет ее не хватать.
В космопорте ждали медики. Все женщины, серьезные, знающие о ней не понаслышке. Каждая в глубине души радовалась ее отлету. Все знали, что она сама вызвалась в тюрьму, и каждая строила догадки: раскаялась ли Лейс Хадсон или все-таки нет?
Лейс подмигнула психологу, когда тот спросил, что она видит на картинке.
- Я вижу желтых зайцев, - сказала она, широко раскрытыми глазами пялясь в черный квадрат. – Много-много желтых зайчиков. Как вы думаете, доктор, по теории вероятности каков процент среди них желтых кроликов?
Отпуская ее, психолог была красна, как рак.
С трудом сдерживая улыбку, Лейс добралась-таки до площадки запуска. Начальник космопорта, отводя глаза, проводил ее к ракете, благословил и пожелал счастливого пути. Лейс подумала, что он, наверное, придя в Церковь Космических Святых, поставит свечку с пожеланием ее невозвращения. У трапа она не удержалась и послала всем провожающим воздушный поцелуй. Кончились десять лет мучений. Прощай, скука!
Ракета стартовала строго по расписанию. Три, два, один – и вот уже Лейс на орбите. Через день она должна была достичь тюрьмы. Всего сутки, всего тридцать часов отделяло ее от свободы!
- «Пилигрим», как Вы там? – спросила диспетчер. – Все нормально?
- Нормально, солнце мое! – весело крикнула Лейс. – Целую вас всех и обнимаю! Передайте Дурману, я пришлю ему лекарство от вшей!
Лейс открыла лимонад, чокнулась с иллюминатором. На мгновение сердце дрогнуло – ведь тут остались ее дети. Что ж, отцы позаботятся о них.
И все-таки, даже здесь, иногда ей было весело.
Она вспомнила, как раскрасила стекла в доме начальника полиции, когда тот отказался признать своим ее четвертого ребенка. Как они с матушкой Ксенией тайком пели песни нерелигиозного содержания в подпольном баре, когда ее шестому мальчику исполнился годик. У Лейс был глухой монотонный альт, у матушки Ксении - великолепное меццо, и полиция религии задержала именно ее за неподобающее поведение.
Лейс укуталась в универсальное одеяло и отдалась грезам.
- Доложите показания автопилота и системы навигации, - затребовали с Евклиадина через час. – Вы отклонились от намеченной траектории на полминуты.
- Отстань, - сказала она сквозь сон.
- Хадсон! Немедленно откорректируйте курс!
Она вскочила. Планетоиды Царя небесного, всего полминуты, а орут, словно она вдруг улетела на другую сторону Галактики. Она отключила автопилот, выровнялась, снова его включила. Мерное гудение двигателя убаюкивало. Лейс снова уснула, и проснулась только под конец пути.
Планета была уже на всех экранах, большая, покрытая льдом, с круглыми кратерами замолчавших века назад вулканов. Лейс не помнила, чтобы в справочнике говорилось о вулканах, но это было уже неважно. Она наконец-то была далеко от скуки, далеко от ежедневных молитв и исповедей, далеко от мужчин (и это было самое главное).
Она нажала кнопку, и передатчик выпустил в космос короткую серию букв – название корабля, данные о пассажире и приветствие. Планета молчала долгих два часа. «Наверное, изгоняют из шифрограммы дьявола», - мрачно подумала она. Лейс уже отключила автопилот и приготовилась заходить на посадку, когда шифрограф запиликал, возвещая о приходе нового голосового сообщения. Потянувшись через кресло, она нажала кнопку воспроизведения, открыла лимонад. После первых же слов Лейс поперхнулась и закашлялась.
- Лейс Хадсон, - заговорил Дурман. – За многократное нарушение порядка, религиозное отступничество и ересь Вы отправляетесь в Скит Пресвятой Елены на планете Адонис-4 на пожизненное поселение в качестве послушницы для получения сана монахини. Курс откорректирован. Сопротивления не оказывайте. Благослови Вас Бог.
- Спутники одуревшие! – ругнулась Лейс. Если бы она не кружила над планетой, ожидая ответа на послание, ничего уже было бы не изменить. Предательство! И кто? Старик Дурман и его космическая вошь!
Она резко рванула рычаги на себя, разворачивая судно, включила усиленную тягу и на перегрузке в два джи понеслась прочь от планеты, чуть было не ставшей ее могилой. Куда? Неважно, главное прочь, прочь! Там же всего двести человек населения! Она точно сойдет с ума!
Автопилот сообщил о незапланированной смене курса и поинтересовался, отправить ли на Евклидиан отчет о проблеме. Лейс посоветовала ему самому отправляться куда подальше, и он обиженно замолчал. Или потому что она шмякнула по панели пустой бутылкой из-под лимонада?
Топлива было впритык. Разогнавшись, на инерционной тяге она подойдет как можно ближе к первой же планете и запросит помощи. Они не откажут кораблю, терпящему бедствие. Однако она переоценила возможности «Пилигрима». Спустя пять минут одна из дюз рванула, выбросив назад облако раскаленного газа.
- Кометы недоразвитые!
Ее небольшого опыта пилотирования не хватало на то, чтобы исправить положение. Планета тут же притянула корабль обратно. По широкой параболе он стал падать на поверхность. Лейс несколько минут пялилась на приближающийся Адонис-4, потом тоже упала, только в кресло. Плечи ее затряслись, и спустя секунду она уже истерически хохотала. Заскучала, да? Веселья тебе не хватало, Лейс?
Она понимала, что принятое решение не оставит ее до конца жизни.