Обычно люди рады, когда им звонят. Это значит, их помнят, о них не забыли. Это значит, их любят и ценят. Мой телефон звонил по противоположным причинам, и я его за это просто ненавидела.
Настоящий звонок не стал исключением. Я сняла трубку, уже приготовившись тут же положить ее обратно.
- Ты слыш-шишь меня, Голуб? – и я сразу определила, что говорящий мертвецки пьян. Ему было около двадцати восьми, и он стоял у бензоколонки в пяти километрах от моего офиса. Курит. Не женат, двое детей. Я вела его дело на прошлой неделе. Мерзкий тип. Подделал результаты анализа ДНК, чтобы отказаться от отпрысков. Конечно, двадцать семь – в армию теперь не призовут, зачем они ему? Жизнь только начинается! С какой целью он звонит, я понятия не имела, но судя по многообещающему началу, явно не для того, чтобы сказать «спасибо». - Ты слыш-шишь меня, щупачка недобитая?
Щупачкой меня называли часто, но почему недобитая-то? Я возмутилась.
- Чего тебе надо, Ярослав?
- С клиентом нужно разговаривать с уважением, поняла, щупачка недобитая?
Господи, он что, других эпитетов не знает?!
- Тебе осталось недолго. Скоро примут закон, и вас всех рассадят по тюрьмам, поняла?
Боже, ну что ж за клиенты-то у меня? Таких звонков с угрозами за последние два месяца было несчетное количество. В последнее время все словно с цепи сорвались. И все из-за этого дурацкого закона, который так усиленно лоббируют в парламенте. Запретить практику экстрасенсорной перцепции. Вообще. Поставить нас, около полумиллиона работающих в различных сферах экстрасенсов, вне закона.
И все из-за одного единственного дела, одного единственного случая. Волей судьбы оказалось, что я знаю о нем больше других. Ибо я оказалась одной из привлеченных в качестве детектива-экстрасенса специалистов.

Это было мое второе дело, и я тогда работала под началом Вагнера. Высокий, стройный, он казался нам, молоденьким выпускницам, идеалом. Учил ставить ментальные блокады, не подозревая, что мы будем пользоваться ими, чтобы скрыть от него же свои фривольные мысли. Думаю, он все же догадывался кое о чем. Даже не думаю. Знаю.
В день, когда к нам в контору пришла Вера, я, закрывшись у себя в кабинете, заламывала руки и грызла ногти. Настал день и час, когда я сказала себе, что влюбилась. Как девчонка. Совершенно по-дурацки, в своего наставника, в своего партнера. И, что самое ужасное, от него это скрыть было совершенно невозможно, ибо для экстрасенсов, работающих в паре, понятие ментального блока запретно. Мысли и чувства должны быть открыты, в свободном доступе, а это значило… это значило, что я буду ощущать себя школьницей, которая втюрилась в учителя, и которую этот учитель случайно застал после уроков, целующей его фотографию.
Секретарь сообщила, что меня дожидается посетитель, и я, усевшись за стол, попросила его впустить. Дверь открылась, и я увидела удивительной красоты и энергетики существо. Черные волосы, пронзительные глаза на смуглом лице. Одежда, пошитая на заказ. Вере было около тридцати, и она была ослепительна. Я поднялась в приветствии.
- Вера, здравствуйте. Я – Фаина Голуб, - мы обменялись рукопожатиями. – Присаживайтесь в кресло, Денис Валерьевич скоро подойдет.
Я глянула на часы. Без пяти девять. Когда стрелка через пять минут показала начало катастрофы, дверь отворилась, и в кабинете появился мой начальник и партнер. Вера посмотрела на него. Он посмотрел на нее. Я посмотрела на обоих, и увидела в их аурах то, что видела нечасто. Любовь. Настоящую любовь, которая зародилась на моих глазах.
- Добрый день, - сказала я, улыбнувшись Денису.
Здравствуй, любовь моя и несчастье.
Он медленно отвел взгляд от Веры. Мое устремившееся навстречу существо оглушила волна сочувствия, исходившая от него. Он видел, он знал, он был безразличен.
- Здравствуй, Фая. Доброе утро, Вера. Я Денис. Приступим, пожалуй, не будем отнимать у клиента время.
Он сел на свое место в кресло у окна, я положила на стол вытянутые руки, устанавливая рапорт, Вера откинулась на спинку, позволяя нам двоим коснуться ее разума.
Ситуация была нестандартной. Трижды за пять лет Вера Окунеева выходила замуж. Трижды она осталась вдовой. Первый муж погиб, упав с лошади на охоте. Глупая смерть всего через пять недель после свадьбы. Второй супруг пробыл с ней в браке почти три года, чтобы умереть от прободной язвы желудка на операционном столе. Вера оплакивала его год, а потом вышла замуж за дядю своего первого супруга. Расчет – ему шестьдесят, ей двадцать девять, но ему нужна была красавица-жена для создания имиджа, а ей – деньги, чтобы растить единственного сына. Месяц назад ее последний супруг умер на работе от разрыва сердца. Вера утверждала, что каждый раз ей звонили и предупреждали о том, что скоро она будет вдовой. Обычный детектив не помог. Она обратилась к нам.
Денис сидел почти безучастно, только изредка поглядывал на меня, контролируя работу. Я прошлась по супружеской жизни Веры, по ее прошлому, «побывала» на похоронах, заглянула в постель супругов. Казалось, все было, как обычно. Только ничего обычного на самом деле и не было.
Странности начались, когда я ввела клиентку в транс. Его мы применяли нечасто, но применяли. Услышать голос того человека, что звонил ей, я могла, только став самой Верой. И я стала. Денис ментально держал меня за руку, когда я оказалась в спальне, проводив мужа на охоту.

Кто мог звонить в такое время? Шесть утра, а трезвон стоит такой, что уши закладывает. Я подняла трубку.
- Дом Ладыниных, слушаю вас.
Сначала раздался шум. Статический, словно в телевизоре, у которого сбита настройка. Сквозь него отчетливо, так, что было различимо каждое слово, зазвучал голос.
- Ты сегодня видела мужа в последний раз.
- Кто это?
Шум продолжался, но голоса больше не было слышно. Я положила трубку.

Через час Вере позвонил друг мужа и сказал, что его больше нет. Я отпустила руку Дениса, заканчивая сеанс. Мы обменялись парой соображений на этот счет. Вера смотрела на нас, ожидая итога.
- Как Вы себя чувствуете? – спросил Денис. – Продолжим?
Она кивнула, и мы снова погрузились в глубины бессознательного.
Оба раза звонки были примерно одинаковой продолжительности. Оба раза голос звучал на фоне статического шума, и после предупреждения пропадал. Один и тот же голос, это мы выяснили сразу. Прошел час, прием закончился, Вера ушла до завтра, а мы с Денисом прослушали мою псевдопамять, стараясь запомнить голос. Назавтра предстояло много работы. Мы должны были вычленить голос из потока голосов, прошедших мимо Веры за всю ее жизнь. А потом – всех людей, которым мог этот голос принадлежать.
Денис слушал, я снова и снова прокручивала в голове запись звонков.
- Отлично, я скопировал, - наконец, сказал он. – Голос и шум. И еще твое признание. Фай, если тебе очень тяжело, можешь поставить блок.
Я покраснела, мотнула головой. Что я, дитя неразумное? Смогу справиться с эмоциями и без блока. Он прочел о моем возмущении, безразлично подал плечами.
- Как хочешь, я просто предложил. Ты мне не неприятна, чтобы ты знала. Я думаю только о тебе.
Я подняла глаза.
- Знаю. Но все же… я сумею. Через положительный перенос все проходят, ты же знаешь.
Он усмехнулся.
- Трезвая оценка чувств. Не могу сказать, что польщен.
Я не выдержала и тоже хмыкнула.
- Прости, прости. Не хотела тебя задеть.
Мы углубились в рутинную работу и пребывали в молчании до конца дня. А на следующий день, когда пришла Вера, я совершила самую большую ошибку в жизни.

Денис опаздывал. Он позвонил и сказал, что стоит в пробке на МКАД, и что ему до нас еще часа два, не меньше. Вера курила, глядя в окно, уже тоскуя по его голосу и присутствию, я вертелась в кресле, не зная, куда деваться от ее бьющего через край чувства. Наконец, я не выдержала.
- Вера, пока Дениса нет, может, мы с Вами проведем глубокое погружение?
- Это как? – она бросила на меня сомневающийся взгляд. Не уверена была, что смогу без него справиться. Я вздернула голову.
- Это глубокий гипноз. Я попробую связать голос звонившего с его внешним обликом. Методика экспериментальная, но быстрее, чем обычный двухэтапный поиск. Чем то, что мы предложили Вам раньше.
Она помолчала.
- Она совершенно безвредна, - сказала я в ответ на ее мысли. Вера кивнула.
- Ладно. Давайте.
И тут же упала без чувств на спинку. Транс был ударным, такой, чтобы естественные механизмы защиты, прячущие бессознательное при обычном способе его проведения, не успели сработать. Я приблизилась к ней, опустилась рядом на колени. Мне было страшновато. Методика и правда находилась еще в стадии бета-тестирования, и я была одним из пионеров в ее использовании. Денис ей, кстати, не доверял. Я положила руки Вере на колени и…

...испугалась телефона. Чашка с кофе едва не выпала из рук, когда он зазвонил. Андрей? Опять что-то забыл, мой рассеянный старичок.
Наш.
Кто это?
Вера, не пугайтесь меня. Я Фая. Помните? Вы сейчас у нас на приеме. Сейчас снова раздастся звонок, позвольте на этот раз взять трубку мне, хорошо?
Хорошо… Хорошо, Фая, берите.
Я подняла трубку и прижала ее к уху.
- Ты сегодня видела мужа в последний раз.
Холод, ужасный холод пронзил сердце, когда я понеслась вслед за затихающим шумом по проводам телефона. Я увидела говорящего так ясно, словно тот стоял передо мной. Темные волосы. Темные глаза. Бледное лицо-блин без носа. Глаза смотрели на меня и вытягивали каждый вдох, каждый шепот, всю мою жизнь. А потом силуэт со страшной силой рванулся навстречу. Я уронила трубку, отталкивая Веру, но было уже поздно. Он вошел в мой разум.

- Сумасшедшая! Ты знаешь, что я могу отстранить тебя от расследования! Ты знаешь, что мы могли потерять клиента!
Понурив голову под градом ругательств, я молчала. Денис был прав. Если бы он тогда не вошел в кабинет и не расцепил нас, мы обе могли бы погибнуть. И все из-за меня. Я дала порождению разума стать реальностью. Потеряла контроль над происходящим.
Но зато я знала, я теперь точно знала, кто угрожал Вере. Кто подстроил все смерти. Знала… где-то глубоко внутри. И мне нужно было вернуться в ее разум, чтобы удостовериться.

- Денис, - умоляюще сказала я. – Но так же было быстрее!
- Ты ненормальная, - сказал он зло. – Чего ты хотела добиться? Ты увидела, точно увидела, кто это был?
- Нет, - сказала я хмуро. – Но я хотя бы попыталась.
- Это был последний раз, когда ты что-то делаешь без меня, - сказал он, но уже без злости. – Кыш, я буду исправлять то, что ты натворила.
Я ушла домой, кляня себя на чем свет стоит, за то, что не сказала ему о том, что видела. Но «что-то» - это не результат. Результат – это имя и фамилия. Промучившись до вечера, я решила повидаться с Верой. Домашний не отвечал, и я убедила себя поехать к ней и дождаться возвращения. Извиниться и предупредить ее.

Я увидела, что в доме горит свет, и поняла, что Вера вернулась. Слава Богу, успела. Я взбежала по лестнице к парадной двери, коснулась пальцем кнопки звонка и… застыла на месте. Вера была не одна. Я услышала ее смех, перемежающийся другим, и на мгновенье потеряла дар речи. Она была с Вагнером! Чувствуя себя извращенкой, я заглянула в окно. Он обнимал её за талию и прижимал к себе. Она улыбалась и глядела в его глаза. Неожиданно Вера отвела взгляд и посмотрела прямо на меня сквозь кружевные занавески. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, и тут я ударила ее ментальной волной.

Что ты здесь делаешь? Отпусти меня!
Вера, прошу тебя, успокойся! Я пришла помочь, я пришла только помочь!
Мне не нужна твоя помощь, ты чуть не убила меня!
Я только хочу тебе кое-что показать. Кое-что важное для нас обеих. А потом я уйду, обещаю. Сейчас раздастся звонок, позволь мне и в этот раз взять трубку…

- Ты сегодня видела мужа в последний раз.
- С днем рождения, милая доченька, с днем рождения, Вера!
- Мама, кто это? Это цыганка? А она меня не украдет?
- Ой, детка, судьба у тебя нехорошая. Три раза замуж выйдешь, три раза вдовой останешься прежде, чем счастье отыщешь. Да и то коротким будет…
- Отойди от моей дочери, ты, кликуша!
- Я люблю тебя, Вера!
- Ты дохлый червяк, ты противен мне!
- Ты все равно будешь со мной.
Мы вместе повернулись и посмотрели на человека, который это сказал. Вера не знала его, еще не знала, но я под внешним обликом маскирующегося психопата увидела и узнала того, кто звонил ей. Угрожал. Того, кто с помощью своих способностей подстроил все смерти мужей Веры, чтобы она, наконец-то, досталась ему.
Это был человек, которого я сейчас называла Денис Вагнер.
Мы с Верой одновременно отшатнулись, когда он в ее сне повернулся и посмотрел на нас. Он ударил меня ментально без предупреждения, наотмашь, со всей силы. Я была без блоков, я отпустила Веру и упала на землю под окном, оглушенная, ошарашенная. Перед глазами плыли круги, во рту ощущался привкус крови, но я заставила себя встать, подняться и, закусив губу, снова посмотреть в окно.
- Вера!
Она была всецело в его власти. Я ударила по нему, и еще раз, отвлекая от Веры. Он вторгся в меня, снова и снова. Это было похоже на изнасилование. Я не могла сопротивляться, я могла лишь держать его. Что делала Вера, оставшись без контроля? Я не знала, но надеялась, что она сообразит хотя бы убежать.
Противостояние, которому, казалось, не было конца, внезапно прервалось, когда куча огней окружила меня, а с ними куча блоков. Что-то заскрежетало в моей голове, когда я поняла, что спасена, а потом наступила тьма.

- Денис убит, - Вера кормила меня апельсинами и причитала. – Они убили его, выстрелили в голову без малейшей попытки договориться!
- Он бы свел тебя с ума. И меня бы убил, - сказала я шепотом. Говорить громче не могла – болело горло. Оказалось, что все время, пока держала Дениса, я орала, как резаная.
- Я не могу сказать тебе «спасибо», Фая, - сказала она, отворачиваясь. - Я ведь любила его, правда любила.
И я тоже, - беззвучно сказала я. – И я тоже.

- Успокойся, Ярослав, - произнесла я в трубку. - Нас поставят вне закона. Тебе не о чем волноваться.
Когда на другом конце провода раздались, наконец, короткие гудки, я уже почти дописала заявление об увольнении.

Существо выжило. Не должно было выжить, но выжило. Цепляясь угасающим сознанием за те клетки мозга, которые не умерли, вытянуло себя из пропасти небытия. Смогло заставить себя переместиться из погибшей части органа мышления в здоровую, запустило регенерацию и аварийные механизмы питания коры головного мозга. Не понимая, где оно и кто оно, но зная, что живо, и что его пытались убить.
Синапсы переключались, передавая функции погибших отделов нервной системы той части, которая выжила. Руки. Ноги. Мимика. Речь. Гиппокамп, словно провод после короткого замыкания, сплавился, спекся, намертво впечатав в долговременную память то, что увидело существо за мгновение до первой смерти. Лицо человека, пытавшегося его убить.
Сознание шныряло по уголкам мозга, заставляя его работать. Обрывало связи с теми отделами, которые уже не могли функционировать. Приказало спинному мозгу отфильтровать и вывести кровь из боковых желудочков, наполнив их ликвором, чистым и прозрачным.
Существо подняло руку и пощупало то место, куда вошла пуля. Как капсулой, ее теперь окружали склерозированные участки мертвой ткани. Они не будут разлагаться. Они будут хранить пулю в целости, как память о дне, который чуть было не стал последним. Существо повернуло голову и увидело длинный ряд столов, на которых лежали другие, мертвые существа.
Было холодно. Существо село, спустило ноги на пол. Нужна была одежда. На пальце ноги оно увидело какую-то проволоку, к которой была прикручена бирка.
«Денис Вагнер». И дата. Дата смерти, решило существо. Дата рождения.
Оно принялось откручивать проволоку, и тут услышало голоса.

Шума поднимать не стали. Денис Вагнер умер, а то, что от него осталось, не может представлять для кого бы то ни было опасности. Его тщательно проверили прежде, чем выпустить. Посттравматическая амнезия, рудиментарность мышления. Он с трудом помнил, как зашнуровывать ботинки. Но ее лицо стояло перед глазами так четко, словно ему показывали фотографию. Постоянно. Во сне и наяву. Существо не хотело причинить девушке вреда. Ему нужно было просто поговорить. Спросить, зачем она хотела его убить. Но по пятам ходили двое из отдела Наблюдения, и ему никак не удавалось убедить их в том, что оно хочет просто поговорить.
- Вам нельзя видеться ни с кем из прошлой жизни, - говорили они. – Это может пробудить отрицательные эмоции.
Существо возвращалось в палату, ему кололи лекарства, чтобы оно заснуло. Оно видело разные сны, но всегда в них присутствовала она. Приставляющая оружие к его голове. Смеющаяся. Улыбающаяся. Существо не испытывало злости, ведь она была очень красивая, а он не умел злиться на красивых существ.
Так прошло несколько месяцев. Наступила зима, и однажды, поскользнувшись на улице во время прогулки под конвоем сопровождающих, существо упало и ударилось головой. Пуля сместилась, открывая доступ крови туда, где спала мертвым сном оригинальная личность.
Когда охрана приблизилась к охающему человеку, пытающемуся встать на ноги посреди заледенелой дорожки, навстречу им поднял голову Денис Вагнер.
В следующую секунду он выжег им мозги.

Спотыкаясь, он выбежал на улицу. Побег удался. Замещающая личность с успехом выполнила свое предназначение, и теперь была не нужна. Субстанция, называющая себя Существом, оказалась запертой там, где раньше находился Вагнер. Она хотела выйти, но Вагнер не разрешил. Она просила его остановиться, но он не слушал. Сейчас главным было отыскать тихое место и попытаться проверить, все ли способности сохранились. Разработать план действий. А существо будет только мешать.
Вагнер сел в такси и назвал первый пришедший в голову знакомый адрес. Мейера сейчас не должно было быть в городе, а его жене он сумеет внушить, что угодно. Дня два отдыха просто необходимы. Потом он сотрет ей память.
К несчастью для Мейера, он был дома. Пришлось выжечь ему мозги.
Через два дня Вагнер понял, что достаточно окреп. Существо скулило внутри, читая его мысли, просило выпустить и уговаривало передумать и не делать того, что он замыслил. Вагнер не слушал.

Существо очнулось в незнакомом месте. На полу. Над ним, сжимая в руке чугунную сковородку, стояла женщина. Пронзительные глаза. Чудесные волосы. Та, которую он видел в своих снах. Женщина, едва не лишившая его жизни. Она что-то говорила, и существу пришлось прислушаться.
- Боже мой, Денис, я чуть не убила тебя! – она присела перед ним на корточки, отложив сковородку. – Мне сказали, ты мертв, как такое может быть! Официально тебя нет в живых уже почти полгода!
Оно силилось, но не могло вспомнить ее имени.
- Вставай. О, Господи, - она вдруг обняла его и зарыдала. – Ты живой, ты живой! Ты вернулся ко мне!
Пришлось тоже обнять ее и погладить по голове. Женщина прижалась к нему и плакала.
- Мне плевать, что там о тебе говорили, - бормотала она. – Я все равно тебя люблю. Я не могу без тебя, Денис!
Существо отстранило ее. Наверное, слишком резко, потому что женщина вскрикнула. Глаза ее расширились от страха, когда она увидела выражение его лица.
- Если ты так любила его… зачем тогда убила?
- Кого? – женщина перепугалась, попыталась отстраниться, но теперь уже оно не позволило. – Кого убила? Тебя пристрелили полицейские. Ты не помнишь, Денис?
Существо склонило голову набок.
- Ты не обманешь меня, - сказало оно. – Я помню. Он тоже помнит.
Женщина завизжала, когда он ударил ее сковородкой по голове. Она попыталась отползти, но существо схватило ее за волосы и несколько раз стукнуло лицом о пол. Когда она перестала шевелиться, существо поднялось с пола, взвалило женщину на плечо и понесло в ванную. Там, открыв оба крана, оно уложило ее лицом вниз. Ванна наполнялась быстро. Кажется, оно переборщило с напором горячей воды. От тела женщины стал подниматься пар, запахло кровью. Существо наклонилось, чтобы убавить напор, и ударилось головой о шкафчик, висящий над ванной.

Он рыдал в голос, вытаскивая ее из воды. Хлопал по щекам, уложив на постель, звал по имени, мысленно и вслух. Пытался вдохнуть в ее мертвые легкие хоть каплю воздуха. Но все было бесполезно. От удара сковородкой лопнула артерия. Она залила мозг кровью в считанные минуты.
- Вера! Вера, Боже мой!
Она была мертва, несомненно мертва. Эта сволочь убила ее, вырвавшись наружу. За что? За что?!

Он лег с ней рядом, гладя по мокрым от воды и крови волосам, по лицу, кожа на котором сморщилась от горячей воды. Вера, Боже мой, Вера! Мир стал черно-белым, как карандашный рисунок. Жизнь теряла смысл, сердце мертвело от невыносимой боли. Вагнер стонал, как раненое животное, проклиная всех и вся.
Зачем ты убило моего импринта, чудовище?!
Существо не знало, кто такой импринт. Существо запомнило эту женщину, она причинила им боль. Существо убило ее, потому что Вагнер не слушался. Теперь он будет слушаться?
- Мне нужен хирург! – сказал Вагнер вслух, продолжая водить рукой по волосам мертвой женщины, лежащей рядом. – Тот, кто вытащит тебя из моей головы. Тот, кто поможет мне избавиться от тебя и пули. Тот, кто убьет тебя, чокнутая тварь!
Ночь спустилась на город. В темной комнате, оплакивая свою единственную любовь, Денис Вагнер принял решение.

Детские качели нещадно скрипели. Сидя на скамейке рядом с ними, Вагнер разглядывал играющих на площадке ребятишек и выжидал. Он видел, что вокруг дома Фаины шастают экстры из охраны. Они искали его там, куда он неизбежно должен был прийти. Но Денис знал о ней гораздо больше, чем эти доморощенные блокираторы. Он был ее импринтом, а это многое значит.
Экстра многим отличается от обычного человека. Ей постоянно нужно находиться в состоянии стресса, она использует для мышления в два раза больше извилин, и… экстра невероятно сильно и единожды за всю жизнь влюбляется. Это явление называется импринтингом, а объект любви носит название импринта. Вагнер был импринтом Фаины. И он намеревался это использовать. Одно из отличий экстры-учителя от экстры-ученика состояло в том, что учителю было известно то, чему учеников никогда не должны были научать. Способы психологического давления на экстру, так называемые запрещенные приемы. Манипуляции с импринтом входили в их число.
Вагнеру была нужна Фаина. Она и только она могла провести его к Даниилу Карлову, не оставляя следов и не привлекая внимания. Карлов был хирургом, не лучшим в своей сфере, но умелым. Он и Фаина жили на одной лестничной площадке. Если повлиять должным образом…
Увидев объект, Вагнер оборвал мысли. Она почти не изменилась за полгода, только, пожалуй, похудела и побледнела. Неважно сказывается существование с разбитым сердцем. Вагнер хмыкнул. Ну что же, начнем.
Существо внутри забилось, как птица в силках, когда Вагнер запустил проекцию. Ему не нравилось то, что оно видело, и оно снова попыталось отговорить оригинальную личность, но его никто не слушал. Фаина, шедшая к дому довольно бодрой походкой, вдруг споткнулась и остановилась посреди двора, схватившись за сердце. Она опустила голову, и слезы хлынули по лицу сплошным потоком. Вагнер усилил нажим, и Фаина едва не упала. Ну давай же. Плачь, рыдай, реви от тоски! Он должен был заставить ее страдать от воспоминаний.
Фаина невероятным усилием воли взяла себя в руки, отгородив ретикулярную формацию от влияния на кору. Хорошая ученица, но… Гиппокамп выбросил в ее разум серию коротких вспышек эмоций. Из груди Фаины вырвалось рыдание. Сжав руки так, что из-под ногтей потекла кровь, она почти заползла в подъезд.
Вагнер потер руки и слез со скамейки. Начало положено.

Существо пыталось обрести контроль дважды. В первый раз это ему почти удалось. Оригинальная личность была слишком занята своим внешним видом, и, причесывая волосы, задело затянувшуюся рану. Существо рванулось наружу, но Вагнер ударил себя по голове. Жестко. Расчетливо. Замещающую личность отшвырнуло назад, едва не расплавив. Существо бессильно заметалось по своей клетке, требуя свободы.
Второй раз был менее болезненным. Вагнер спал. Повернулся во сне и задел рукой рану. Существо тоже спало. Оно очнулось за долю секунды до того, как, проснувшись, Вагнер снова ударил себя. Момент был упущен.
Но теперь существо не дремало. Как только оригинальная личность отвлечется, оно возьмет контроль на себя. И тогда ему никто не помешает.

Фаина открыла дверь после первого звонка. Потеряла дар речи, увидев Вагнера на пороге, отступила на шаг, зажимая обеими руками рвущееся наружу сердце.
- Здравствуй, Фая, - сказал он, не отрывая от ее лица взгляда.
- О Боже. Денис. Но ты же… тебя же… как ты…
Он едва заметно усмехнулся, наблюдая за ее растерянностью. Все подействовало. Воспоминания, сны, образы – план, разработанный и претворенный в жизнь, оправдал себя на все 100%.
- Ты впустишь меня?
- Нет, - сказала она.
Ну вот, он же говорил… Стоп, что она сказала?! Вагнер очнулся от своих грез в мгновение ока.
- Но… почему, Фая? Мне нужна твоя помощь. Я прошу тебя, - он протянул руку и коснулся ее лица нежным жестом, от которого, он был уверен, захолонуло бы сердце любого импринта. – Ты – моя единственная надежда.
Но она покачала головой. Вагнер видел, каких усилий это ей стоило, да она и не скрывала. Она умирала, стоя на пороге перед ним, умирала от его близости и желания согласиться. Он сделал шаг вперед и добавил накала.
- Не делай этого, - пискнула она. – Денис, я прошу тебя, уходи!
Он протянул к ней руку, и тут Фаина ударила его.
Ярость вспыхнула, как факел, мощно и сильно, оглушив и его, и существо внутри. Оно заметалось, надеясь вырваться, но это было ему не под силу. Вагнер схватил Фаину за руки, вынуждая отступить внутрь квартиры, оттолкнул так сильно, что она потеряла равновесие и полетела на пол.
- Что ты делаешь? – успела она сказать до того, как носок его ботинка впечатался в ее лицо.
Существо внутри взвыло. Оно умоляло не делать этого, не повторять его ошибки, но у Вагнера не было больше сдерживающего фактора. Плевать на хирурга. Из-за этой дряни он провел полгода в писхушке для экстр! Из-за нее в нем поселилось это уродливое существо! Из-за нее погибла Вера, его Вера!
Он ударил ее снова и снова.
- В прошлый раз было так же больно, Фая?! – она сжалась в комок, отползая в угол, закрывая грудь уже синеющими руками. - В прошлый раз ты страдала так же? Отвечай!
- Ты – чудовище! – заплакала она. – Уходи, я прошу тебя!
Существо тоже просило его уйти. Умоляло не убивать ее. Ведь она ни в чем не виновата, виновата эта самая Вера. А ее они уже убили.
- Это ты убило! – заорал он вслух. – Это ты убило Веру! Не я! Ты не слушало меня, когда я просил тебя остановиться, значит, и я не послушаю!
- Денис, - Фаина приподнялась на руке. Лицо было разбито, кажется, он сломал ей нос. – Денис, я прошу тебя! Тебе нужно уходить. Они знают, что ты будешь здесь, они придут.
Вагнер захохотал. Черт возьми! Черт возьми! Вот как подействовали его запрещенные приемы! Она прогоняет его вместо того, чтобы помочь! Отказывается от него, чтобы он смог бежать! Но только уже поздно.
Он ударил ее еще раз, и, когда Фая лишилась сознания, связал ее бельевой веревкой, висевшей в ванной. Поглядел на блестящую поверхность раковины и хмыкнул. Попытка номер два.
Он закурил, уложив ее в ванну, стряхивая пепел на ее халат. Пустил холодную воду, чтобы Фаина пришла в себя. Существо напомнило ему о хирурге, согласилось даже умереть, лишь бы он не трогал девушку. Вагнеру было плевать на его причитания. Она не приходила в себя. Наверное, ударил слишком сильно. Задрав халат до пояса, он затушил окурок об ее живот. От крика содрогнулись стены. Фаина задергалась, пытаясь освободиться, пока он невозмутимо закуривал вторую сигарету.
- А ведь у нас могло бы получиться, - сказал Вагнер задумчиво. Вода уже стала закрывать ее лицо, Фаине пришлось изо всех сил вытянуть шею и приподняться, чтобы она не налилась в нос и рот. – Ты сама виновата. Мне, в принципе, все равно, поймают меня или нет. Вера умерла. Мне незачем жить дальше. Но она умерла, любя меня и зная, что я ее люблю. А вот ты будешь мучиться всю свою оставшуюся короткую жизнь, зная, что я тебя ненавижу.
- Это ты будешь мучиться, - прохрипела она. – Ведь ты собственными руками убил своего импринта. А мне умирать не страшно. Быть убитой человеком, которого любишь – не самая худшая смерть.
- Заткнись! – он затушил еще один окурок, на этот раз о внутреннюю поверхность бедра.
Фаина закричала, затрепыхалась в веревках. Ее крик звучал для него музыкой.
- Ладно, Фаина Голуб, - Вагнер поднялся. – Время прощаться.
Он протянул руку и открыл кран с холодной водой на полную мощность. Ее лицо сразу же оказалось в воде, окрасившейся в алый. Глаза закрылись.
Вагнер отвернулся и тут почувствовал, как земля уходит из-под ног. Перед ним у порога стояла Фаина. В руке она держала пистолет. Но кого же тогда он утопил в ванне? Она захохотала, глядя на выражение его лица.
- Умереть от руки человека, которого любишь – не самая плохая судьба, не так ли?
Он обернулся. В ванне, наполненной красной водой, плавало безжизненное тело Веры. Ее глаза были открыты и смотрели прямо на него.
Денис заорал, падая на колени, хватая тело, вытаскивая его из воды, развязывая веревки. Боже, только не это! Он собственными руками убил ее! Вагнер выл, как зверь, прижимая ее губы к своим, снова и снова делая искусственное дыхание. Когда девушка задышала, он обнял ее, прижал к себе и заплакал, как маленький ребенок.
В таком состоянии его и обнаружили полицейские. Насквозь мокрая, с окровавленным лицом, Фаина укачивала Дениса Вагнера на коленях, он прижимался к ее груди и плакал, размазывая слезы.
- Прости, милая, прости, прости, - снова и снова повторял он.

Существу было жаль расставаться с девушкой. Они ведь помогли друг другу. Существо даже подумало, что они могли бы подружиться, если бы не оригинальная личность.
Жаль, что пришлось действовать так. Только внушив Вагнеру, что Фаина – это Вера, они могли победить его. Это был нечестный метод. Манипуляция импринтом входила в число запрещенных для применения способов воздействия.
Существо не хотело больше существовать в теле оригинальной личности. Оно попросило Фаину помочь ему. Когда полицейские забирали с собой Вагнера, в его голове больше не было ни пули, ни существа.
Впрочем, и от оригинальной личности мало, что осталось. А то, что осталось, страстно желало умереть. Вот только впереди его ждала долгая и мучительная жизнь.

— Мужики, а поехали ко мне? Баньку затоплю, Наталья мясца пожарит, водочки возьмем! Новый год на дворе, или как?
Пивная заполнилась голосами, как борода бомжа – вшами. Человек десять сразу поддержали желание Иваныча, как-никак, встретить Новый год в бане – это здорово, это по-мужски. После иссохшей до костей рыбы и парочки раков, которые и вареными выглядели старше дедушки Иваныча, мысль о сочном, зажаренном в духовке мясе показалась настолько соблазнительной, что мужики разом повскакали с мест.
— Ну а что, Иваныч! – забасил бородач Венька.
Ему уже было за пятьдесят, но все, от мала до велика, только Венькой его и величали. Есть такие люди, которые на всю жизнь остаются Игорьками, Славиками, Вованами и… Веньками. А все потому, что рождаются, что называется, без царя в голове. Без вот такого даже ма-аленького царечка, да что там, царечка – князька хотя бы или боярина.
— Я водки возьму, Михалыч – зАкуси какой, и поедем. Новый год на дворе чоль, или как? Можно еще баб каких… - голосил Венька, пробираясь между столами за Иванычем и остальными. – В баньке-то с бабами – самое то.
— Да ты очумел, Венька, - Иваныч повернулся к нему, кося пьяным глазом. – Только вякни о бабах при Наталье моей, сразу пристукнет, как нечо делать.
— Вить, а кто за руль сядет-то?
— Чья машина, тот и сядет, - крякнул Иваныч, и только тут сообразил, что приехали они на его джипе.

Было почти десять часов, когда мужики вкатили джип в Иванычев двор. Это ж надо такому случиться – шаровая полетела, ладно, хоть дорога под гору была, да соседи рядом. Наталья вышла навстречу и ахнула – куча пьяных мужиков, весело обмениваясь матерками, гомонила во дворе. Кто-то таскал дрова, кто-то разводил костер, кто-то тащил из джипа выпивку. Иваныч уже вынес из предбанника стол, раскрыл прямо на улице коробку, достал бутылку и…
— Ах, ты, алкаш, твою за ногу через левое плечо по перилам гармошкой!
Мужики разом замерли – кто с поднятой ногой, кто с поднесенным к губам стаканом, кто на полуслове. Венька выронил из рук полено, и оно шмякнуло его по ноге. Завыть он не решился – слишком грозен был вид женщины, стоящей на крыльце. Наталья как раз накрутила бигуди, крупные, чтобы кудри были красивыми и держались долго – завтра ведь первое, надо свекрови показаться, вот, мол, мама, полюбуйтесь, сношенька ваша как после праздников выглядит – ну чисто краля. А сынуля ненаглядный, видите ли, толпу дружков припер, да еще и водки столько, что полдеревни напоить можно.
— На-та-ша! – как всегда, нараспев произнес Иваныч. – Не ругайся! Сегодня же праздник, Новый год! Давай-ка, сообрази нам мясца. Михалыч, неси закусь в дом, там она сама разберется.
— Это что… - Наталья опешила, когда мимо нее важно прошествовал усатый коллега мужа, таща в руках тяжелые пакеты. – Это зачем?!
— Новый год, мать! – сказал тот, остановившись и похлопав по плечу. - Новый год!
Михалыч по-свойски зашел в дом. Наталья с открытым ртом проводила взглядом руку мужа, опрокинувшую полстакана водки прямо в глотку, последовавший за ней кусок хлеба. Во дворе уже было светло, как днем – Степан, сосед, вытащил из гаража электрический фонарь, привязал его к столбу, направив поток света в центр. Принесли елку. Наталья стояла и смотрела, как ее наряжают вещами из гаража, пока снега не нападал полный рот. Может, она и дальше стояла бы, если бы не грохот, донесшийся из дома. Слышно было, как зазвенело какое-то стекло, как рухнула какая-то конструкция, как звучно и зло выматерился Михалыч.
— Михалыч, ты там чего воюешь?! – крикнул кто-то. – Идем, тяпнем, пока банька топится!
Наталья только тут словно очнулась, подобрала юбку, побежала в дом. Зашла в кухню и ахнула, схватившись за сердце.
Стол был перевернут. Занавески, белые, кружевные, повешенные специально для праздника, лежали на полу вместе с карнизом. В них, бестолково суча ногами, лежал задыхающийся от злости Михалыч. Лицо его было залито рассолом из-под помидоров. Разбитая банка валялась рядом, Мурка, которая была самой ненормальной кошкой в мире, ела помидоры прямо с руки Михалыча и орала дурным голосом, когда он пытался пошевелиться.
— Хозяйка! – завопил Михалыч, услышав шаги. – Убери эту тварь! На морду кидается! Убери, Христом Богом прошу!
— Сволочь ты, Михалыч, - в сердцах сказала Наталья. – Допились до чертиков, видать. Вставай! Занавесь испортил мне праздничную! Алкаши несчастные, откуда только вас набралось.
Она отогнала кошку, вытряхнув содержимое банки в ее миску.
— Ты это, мать, - Михалыч вытер кровь с оцарапанной руки углом занавески. – Не переживай, на счастье же это! Новый год же на носу, мать!
— Михалыч, милый, - Наталья повернулась к нему, сжимая в руке нож. Надо было начать резать мясо, мужики же пришли уже, не выгонишь. – Иди-ка ты, помоги мужикам, а. Не нервируй!
— Наталья! Ты это… нож-то положи! Ну, занавеска, ну банка, подумаешь! – он затрясся, отступая через комнату к порогу. – Нож положи, говорю! Зачем взяла?
— Резать буду! – рявкнула она. – Затем и взяла! Чего неясного! Резать, понял!
Михалыч побледнел, залопотал что-то и выскочил во двор.
— Ты чо, сосед?
Степан удивленно наблюдал, как Михалыч отхлебнул прямо из бутылки, крякнул, отхлебнул снова.
— Чо, чо. Баба у Иваныча. Дура!
Степан только хмыкнул.
— О, смотри, банька! – из предбанника вылетел Иваныч, за ним – Венька. Они гоготали, что сивые мерины. – Ну как там, мужики?
— Счастье, не баня! Пакеты отдал, Михалыч! Мясо как?
— Иди-ка ты сам глянь, чай, твоя жена, не моя, - буркнул тот. – И время заодно! Успеем ли, нет ли, до праздника-то.
Когда Иваныч, добрел, наконец, до кухни, Наталья уже накрыла на стол. Мясо источало божественный аромат, огурчики блестели, как отполированные, в стеклянной тарелке, помидоры манили алыми боками. Оливье, «мимоза», соблазнительно розовеющая ветчина, сыр такой и этакий, нарезанный кубиками к меду, как любил Иваныч – и когда только Наталья успела? А где же она сама?
Иваныч вышел в комнату. Жена сидела в темноте, терла щеткой кружевную занавеску и ревела, вытирая слезы рукавом праздничного платья.
— На-та-ша! – позвал Иваныч. Она только отмахнулась – Ну, ты чего?
— Михалыч твой… дур-рак! – всхлипывая, пожаловалась она. И вдруг взорвалась: Возьми вот! Пусть чем хочет, отскребает, идиот!
Она всучила Иванычу мокрую занавеску, которую тот машинально прижал к себе.
— Наталья, ты чего? – повторил он растерянно. – Михалыч же это… не со зла!
— Иди-ка ты, муженек… в баню! – рявкнула она. – С Михалычем со своим! Не со зла извозил, вот пусть не со зла и отмывает!
Иваныч ушел. Наталья поклялась себе, что не выйдет из комнаты, пока эти его «алкаши» не разойдутся по домам. Ну и пусть у нее не будет праздника. Ну и пусть! Она слушала, как гомонят гости, как усаживаются за стол, как муж наливает всем за старый год. Потом толпа так же весело поднялась и ушла в баню. А она все сидела одна. Никому не нужная женщина встречала Новый год со щеткой в руке.
С улицы донесся дикий хохот. Потом гогот. Потом совсем уже ржание. Наталья глянула на часы. Без десяти двенадцать. Она разозлилась. Сейчас она откроет шампанского и выпьет, пока они там впадают в детство.
Наталья вышла в кухню, полезла в холодильник за шампанским… и застыла с бутылкой в руке. За окном было светло, как днем. Развеселая компания в банных полотенцах восседала на столе, покатываясь со смеху. «Олимпийские боги, по перилам их гармошкой», - подумала она зло. Перевела взгляд на тех, над кем смеялись… и открыла рот.
Четверо голых мужчин, взявшись за руки, танцевали на морозе танец маленьких лебедей. Иваныч, Степан, Михалыч и Венька. Белые носки. Ее белые носки! Бинты, обмотанные вокруг головы. И занавеска… ее кружевная занавеска, разрезанная на ленты, изображала балетные пачки. Должно быть, ее хватило только на четыре «юбки», иначе танец превратился бы в массовку.
Всем было очень весело. Мужики ржали, как сумасшедшие, пока четверка «лебедят» выделывала кренделя, стараясь попрыгивать выше. Венька стал кукарекать, войдя в роль и забыв, что он – совсем другая птица. Голос Натальи прозвучал, как гром среди ясного неба.
— Алкаши, чтоб вас за ногу через перила об гармошку! Вы чего с моей занавеской сделали!
Женщина страшна в гневе. Женщина в бигуди и с бутылкой в руке страшна в гневе вдвойне. Многострадальный Михалыч едва увернулся от запущенного в него снаряда, изобразив при этом па, достойное лучших театральных подмостков. Наталья завопила и кинулась на него.
— Это все ты, сволочь! Ну-ка, иди сюда!
Все смешалось во дворе Петровых. Словно фурия, Наталья бегала по снегу за Михалычем, вопя, что убьет его за занавеску, что зарежет вот прямо под Новый год и подаст на столе, как лебедя, которого он так усиленно изображал. Михалыч орал, что он был прав, что баба у Иваныча – дура, и что пусть кто-нибудь остановит ее, пока она его не пришибла. Иваныч тоже орал. И Степан. И все мужики орали, гоготали и свистели. Наталья и ее жертва сначала не слышали, а потом уловили в голосах знакомые интонации и остановились, точнее, повалились на снег, а вокруг плясали «выжившие» лебеди, и наступал, накатывал, наваливался Новый год.
Мокрые от снега, красные и довольные, поплелись гости к новогоднему столу.