Неделю Любаша моталась по архипелагу, а я в одиночестве лежал в её доме на её кровати. Когда душевное напряжение достигло критического накала сел за компьютер…. - Билли, это ты Любу накручиваешь? - О чём ты, Создатель? - Откуда у неё такие амбиции? - Природой заложены. - Снюхались? - Я играю в пределах оговорённых правил. - Колись, Билли, что вы затеваете? Впервые на мониторе заминка с ответом. - Читай. Это был доклад на коллегию Министерства национальных программ. Предложение по развитию туристического бизнеса на Архипелаге. Это был довесок к общему плану экономического преобразования Курил. Но Кастиль спешил, и мы с Билли оставили главу на потом. Теперь она подписана, как автором, спецпредставителем Президента Гладышевой Л.А. - Распечатай, - приказал я и стал ждать, полный мрачных мыслей. Люба вернулась домой поздно вечером в субботу. Сказала: «Привет» и в ванну. Вслед за плеском воды послышалось её пение. Я ходил под дверью, нагоняя злости, представлял: ка-а-ак щас… Пахнущая благовониями жена появилась в пушистом халате, на голове тюрбан из полотенца. Села перед туалетным столиком. На него я и бросил принесённый из кабинета доклад. - Это что? Люба подняла на меня чёрные глаза полные гранитного блеска и заявила: - Я лечу в Москву. Вдруг понял, что сейчас мы наделаем глупостей, наговорим гадостей и разрушим всё, что вместе строили. Промолчал, развернулся и ушёл спать. Жены со мной в эту ночь не было. Любе нельзя лететь в Москву. Нельзя выступать с докладом в столице. Представляете: успех (а он гарантирован), пресса, и мамин вопрос: - Кто это Гладышева Л.А., спецпредставитель Президента по национальному проекту? Что-то надо предпринять. Ждал утра, а когда взялся за трубку, вспомнил, что надо ждать ночи – разница-то во времени о-го-го…. - Слушаю тебя, Гладышев, - на том конце. - Моя жена собирается в Москву на коллегию министерства…. - И? - Думаю в ваших силах отправить гору к Магомеду. После полуминутного молчания: - Подскажу эту мысль Президенту. - Уж будьте добры…. Всё получилось, как задумал. Министр со своей братвой прилетел на Курилы. Сначала, конечно, в Южно-Сахалинск, а оттуда на военно-транспортном вертолёте на Архипелаг. Следом Кастиль, тоже из Москвы, прямиком от Президента. Меня увидел, подмигнул, хлопнул по плечу: - На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы. Всё понятно. И понятно, почему в прессе шума не было – засекретили доклад от заголовка до подписи автора. Космодромам на Сахалине быть! Люба по турбизнесу «отстрелялась» на все шесть. Возила московских чиновников по островам, показывала фермы морских зверей, подводные плантации, детища свои (Билловы, конечно) – умные дома Курильского исполнения. Кастиль появился вовремя: гостей надо угощать. Представьте необитаемый остров, бухта, песчаный пляж, шашлыки, столы, ломящиеся экзотическими яствами и русской водкой. Люба – единственная женщина в компании. Естественно все тосты, всё внимание ей.
Она вдруг встаёт: - Анатолий Иванович (это министр национальных программ), посодействуйте – хочу стать президентом акционерного общества «Океан». Да-да, той самой, кому всем этим владеть. У московского гостя челюсть отвисла. - Браво, девочка, молодец! Двумя руками «за», - подхватился со своего места Кастиль, погрозил азартно пальцем. – Не всё вам, москвичам, купоны стричь. И до купонов тут ещё – ой-ой-ой – пахать да пахать. Министр, запинаясь: - Я, конечно, высоко ценю ваш вклад в развитие края. И доклад ваш замечательный, но…. Но такие документы подписывает Президент. - А вы их ему готовите, - настаивала Люба. Она стояла с рюмкой в руке, красивая, гордая, неукротимая. Тогда впервые подумал, что она очень похожа на маму. Министр мялся, никто из свиты не спешил ему на помощь. Он посмотрел на меня, потом на Любу – советник Президента, его представитель. Не простые же люди, не с бухты-барахты. И-эх, раз пошла такая пьянка…. Он махнул рукой: - Согласен. За столом зааплодировали, раздались крики «Гип-гип, ура!», звон бокалов. Кто-то крикнул: «Виват Россия!». И снова – ура! И я кричал «Ура!». Всегда готов за Россию - никогда за личности. Потом начались забавы – танцы на песке, национальная нанайская борьба. Притащили с «Крылатого» (это Любин катер) канат, и местные во главе с могучим Костылём трижды перетянули московскую команду. Разогревшись интеллектуальным ристалищем, захотели купаться. Люба поднялась на борт, переоделась, прыгнула с него. Вышла на берег в белом купальнике - в капельках воды искрилось солнце. - Афродита! Пьяные мужики с ума посходили - бросились на колени молиться: «О, божественная!». Некто полз по следам, завывая: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…». Министра нарядили Нептуном, Любу усадили рядом – царицею морской. Свора водяных фавнов рыскала по берегу и по приказу морского царя тащила в воду всех невесёлых – даже одетых. Когда стало смеркаться, гостей покидали в вертолёт и увезли. Люди губернатора на два раза обшарили прибрежные кусты и валуны – не дай Бог, кого оставили – и тоже улетели. Экипаж «Крылатого», и мы с женой заночевали на острове. Отдыхать ушёл раньше, оставив Любе хлопоты с выпроваживанием гостей – в конце концов, они её. В кромешной темноте каюты услышал шорох. - Лёш, пойдём купаться голышом. Поднялся, шагнул на ощупь и попал в её объятия. Она уже была голышом. - На ручки хочу, - заскулила. Поднял, выбрался на палубу, наклонился за леера: - Купаться? Она вцепилась в мою шею: - Вместе, вместе… И я прыгнул в воду с нею на руках. Потом мы занимались любовью на песке. Потом вспомнил, что на катере есть прибор ночного видения с двенадцатикратным увеличением. Подхватил Любу на руки, всполоснул в воде и унёс в каюту…. Позвонил Президент: - Ты где? - На Курилах. - Л. А. Гладышева кто тебе? - Жена.
- Думаешь, справиться с компанией? - До сих пор справлялась. - Хорошо, подписываю под твою ответственность. Надолго там? - Есть работа? - Когда её не было. Давай доотдыхивай и приступай к Камчатке. Время, как говорится, вперёд! У меня трещина в ребре. Уж лучше бы перелом – и срастается быстрей, и болей меньше. Шмякнулся на северном склоне Ключевской Сопки. Поскользнулся, за уступ не удержался – и бочиной прямо на гольцы. Увы, законы всемирного тяготения писаны и для мастеров айкидо. Чёрт меня дёрнул туда лезть. Чёрт вообще задумал эту поездку – перспективы полуострова видны были из окна нашей московской квартиры. Но мама с Дашей и Настюшей уехали в Крым. Там у нас дальние-предальние, но очень добрые родственники, а у них усадьба с видом на Ай-Петри. Я ещё пацаном грозился залезть на самую верхотура. Ну и полез, на другом конце Земли. И шмякнулся. И взвыл от боли. Постучал в мобилу. За мною вертолёт. С вертолёта на самолёт. С самолёта на неотложке в ЦКБ. Вернулся быстрее, чем добирался. А был на Камчатке без малого три дня. Изладили мне корсет. Кормят таблетками, электрофорез прописали. Но самое неприятное – уколы. Ставит их сестра, и ещё две, будто ненароком крутятся в палате. Что их задница моя прельщает? Всё надоело – и уколы болезненные, и сестрички некрасивые. Домой стал проситься. - А что? – лечащий врач был продвинутым. – Очень даже может быть – дома вы быстрее пойдёте на поправку. Уход, внимание, уют привычной обстановки…. Звоните, молодой человек, звоните – я не против. Вопрос – кому звонить. Маме с Дашей в Крым? Любе на Курилы? Может дяде Сэму в Белый дом? Деду, деду надо позвонить. Отлежусь у него на даче – места хватит. Тётки там убойные, ну так на мне бронекорсет. Бренчу. Звонкий голос: - Алё. - Мне бы Алексея Георгиевича. - А он в Крыму. Приехали! И что теперь делать? - А вы кто? - Ваш племянничек в гипсо. - Алекс, ты? - Не похож? - Откуда? - Из ЦКБ. - Анализы сдаёшь? - Уже сдал. - А что звонишь-то? - Родственники нужны – забрать меня отсюда. - Так заберём. Ты в каком корпусе, в какой палате? Двойняшки приехали за мной на такси – совсем уже взрослые, рассудительные девицы. - Мне бы домой, - робко попросился. - Щас, - был ответ. – Что врач сказал? – забота и уход. - Вы чего в Крым не укатили? - Так, выпускные, - со вздохом. Девицам по семнадцать лет. Девицы оканчивают лицей, готовятся стать абитуриентками, студентками. Не щипаются и не щекотятся. Ходят павами, томно поводят глазами, обо всём имеют своё суждение – повзрослели. Кормят прилично – мама научила. Да ещё поваренные книги под рукой – у каждой своя. Не жизнь - малина. Это у меня. У них выпускные.
Три-четыре дня зубрят-зубрят, на цыпочках ходят, разговаривают вполголоса – удачу спугнуть боятся. А потом – бах! – сдали. Визжат, кричат, носятся по парку в одних купальниках, которые того и гляди потеряют. С надеждой на это смотрю из гамака с книжкой под головой. Когда этот тайфун рук, ног, кос и глаз со свистом проносится в опасной близости, у меня начинает ныть больное ребро. Потом всё успокаивается, чтобы через три-четыре дня взорваться снова. Выпускной. Сестрички примеряют одинаковые платья, вертятся у зеркала, носятся по комнатам – теперь ничто не может омрачить их безудержный задор. - Алекс, не скучай – мы скоро. Голодом себя не мори. На девиц по телеку не заглядывайся – мы лучше. Чмок. Чмок. - До утра. Приехали они раньше. Я уж поспал немного. Проснулся. Поворочался. Не спится. Всё-таки у двойняшек родителей рядом нет, я, как бы, ответственен за них – должен переживать. Перебрался в качалку на террасу, стал поджидать. Подъехала машина, Похлопали дверцы. Отъехала машина. Идут дорожкою по саду, шляпки свои «А-ля Айсидора» в руках несут – ленты по траве волочатся. Меня не замечают или не хотят. Обидел кто? Вечер не удался? Ох, уж эти семнадцать лет – на пустом месте проблемы! Переоделись и на пруд – с таким видом только топятся. Пруд – часть усадьбы, на берегу беседка. Как Чингачгук, скрываясь за деревьями, иду следом. Нет, вроде не топятся, плескаются, злословят о ком-то. Подсматривать нехорошо, подслушивать тоже. В беседке из их халатиков устраиваю ложе и на бок сажусь поджидать – пусть купаются: тепла июньская ночь. Тепла и прозрачна от лунного света. Дорожка серебристая пробежала по воде. Трава блестит на берегу. И капли воды сверкают на голом теле. Чёрт! Точно на голом! Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле - ну хоть бы ремок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается. - Подглядываешь? - Слушай, ты бы устыдилась немного. - Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай». - Отшлёпать тебя, бесстыдницу… - Шлёпай. Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлёпнул, легонько-легонько, ласково, чтобы только звук был. - А теперь погладь – больно же. Погладил. Рука сама тянулась вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым? - Никушка, посмотри, кто ко мне пристаёт. - Сама ты Никушка, - говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде. Всё, теперь я знаю к кому как обращаться – только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые – Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как её окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. а вот вторая на Никушку обижается, признаёт только – Вероника, Вера и их производные, позволяет – Вероничка-Земляничка. Только положение моё это ничуть не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние. - Тоже так хочу, - заявила Вероника, схватила мою руку и положила ладонью на…. ну, пониже спинки.
- Может вам массаж сделать? - Было б здорово, - согласились сестрички. – Но как твоё ребро? Давай посмотрим. Они стащили с меня штаны и рубашку, плавки и корсет. - Да нет, в порядке ребро – вон как торчит. Тьфу! Мне стыдно, им хоть бы хны. Признаюсь, не боль сдала меня им в плен, а желание подурачиться. И мы дурачились. Сначала в беседке. Потом в пруду. Потом в ванной. Пили шампанское и дурачились. Потом в постели, где застал нас рассвет, и мы уснули. Проснулись и опять за прежнее – дурачиться. Об одежде вспомнили вечером, когда голод погнал нас в людные места. Скажите, совсём Лёшка Гладышев опустился, ниже плинтуса совесть свою уронил - до несовершеннолетних родственниц добрался. Но есть оправдательные моменты, господа. Во-первых, по большому счёту мы не родственники. Во-вторых, моей инициативы совсем не было – жертва, так сказать, обстоятельств. В-третьих,… в-четвертых,… в-пятых…. Не случайная это связь, мужики. Двойняшки признались: давно влюблены в меня по уши. А я? А что я - я тоже. Ну, разве можно таких не любить – красивых, задорных, ласковых, умных, добрых…? Они мне: - Алекс, ты почему на Даше не женишься? Я: - Увы, женат. И паспорт показываю. - Как ты мог? А потом: - Алекс, а ты кого больше любишь – Любу или Дашу? - Вас. - Врёшь, конечно, но приятно. Ещё позже: - Алекс, ты за нас не томись – мы тебя любим не для женитьбы. - Вообще-то девушки замуж должны выходить. - Мы не хотим замуж – не один мужчина с тобой не сравнится. - А чего вы хотите? И они признались. Замуж выходить, значит расставаться. А они не хотят - хотят вместе поступить в Литературный институт и стать: Доминика – писателем (писательницей?), а Вероника – поэтом (поэтессой?). Показали свои работы. Не силён в эпистоляриях, чтобы сказать «здорово» – мне понравились. Тут же обещал продвинуть их на страницы периодических изданий и слово сдержал. Сестричкам эти мои затраты были как нельзя кстати – требовали при поступлении в Литературный институт списки опубликованных работ. Подозреваю за спиной злобный шёпот: «Оплатил девкам дефлорацию». А мне плевать: говорите, думайте, что хотите – это моя жизнь и подстраивать её под чьё-то одобрение не собираюсь. Только что скажет мама, если узнает? А Даша? А Люба? Господи, как дальше жить? В проекте по Камчатке тоже была своя изюминка. Экономической основой грандиозного проекта Национального Заповедника, занимающего весь полуостров, должен стать туризм. Сеть мотелей опутывала, прекрасные дороги сокращали. Электроавтопоезда вывозили удивлённую публику на самую, что ни на есть, дикую природу. Всё сходилось. Всё, кроме одного. Служба безопасности должна реагировать немедленно на любой сигнал ЧП. Им без вертолётов не обойтись. А это – громы небесные, токсичные выбросы, и вообще – техника уходящей эпохи. Билли поднапрягся и выдал «на-гора» проект двигателя нового типа, на основе открытого им принципа аннигиляции - перехода материи в энергию – безотходного, бесшумного, высокоэкономичного. Причём, Билли предложил двигатель в принципе. Модификации могли быть всевозможные – от ракеты до мопеда – присобачивай и катайся.
Опять проблема – изобретение государственной важности, кому его сдать? Звоню Президенту, прошу личной встречи. Не отказывает. Всё та же беседка. Президент глянул на заголовок, хмыкнул, пошелестел листами и отложил мой труд. - Понятно. - Есть один нюанс. Беру проект в руки, нахожу нужное место, показываю. Патрон смотрит, читает, кивает. - Так, так, так,…. Потом поднимает на меня глаза. - Твоё? Пожимаю плечами – а чьё же? - Ты - гений, русский Да Винча. Только у Кастиль юридические заморочки с первым предложением, а тут новое.… Слушай, сделаем так: оформим тебе авторские права – всё честь по чести – и выкупим их во владение государству. Пожал плечами – я не против. - Такую сделку следует обмыть. Ты как? Жму плечами. - Язык проглотил? Бывает. Патрон отсутствовал не долго. Принёс графинчик водки, рюмки, закуску – бутерброды с икрой, ветчиной, балычок севрюжный. Водка ледяная, балык во рту тает. Не успел прожевать, патрон уж вторую в руке держит. - Никогда, Гладышев, не сидели мы с тобой вот так – по-русски, по-приятельски. И не скоро ещё присядем – дела, брат. Так что не таись, есть что за душой - выкладывай. По возрасту я тебе в отцы гожусь – пойму, и глупости не посоветую. Потащила вторая рюмка мою душу наружу. Всё рассказал, во всём признался. Что имею связь с четырьмя женщинами, каждую люблю и боюсь потерять – и как всех сохранить возле себя ума не приложу. Президент слушал внимательно, не насмехался, не завидовал, только кивал – понимаю, мол, понимаю. Я умолк. Патрон налил по третьей, прищурился, посмотрел рюмку на солнечный свет, повертел в пальцах. - Признаться, в любовь эту самую шибко-то не верю – так, страстишки меж людей. Сбежались, разбежались…. Это, Алексей, порядочность твоя природная говорит – и верно: отдалась тебе женщина, будь добр взвалить на плечи свои ответственность за судьбу её, и не важно, женаты вы иль случайно встретились. Вот так понимаю долг мужика перед природой и обществом. Женщина за потомство ответственна и, надо сказать, неплохо справляется. А мы, брат, с тобой - за женщину, которую покорили, приручили, полюбили. А в твоём случае что посоветовать? Если ты действительно любишь своих дам, не обделяй их правами на себя. С одной оформлен законный брак – хорошо. Обвенчайся с другой – возьми грех на душу. А с молоденькими заключи брачный контракт – это в моде сейчас. Послушайся моего совета, и душа успокоится, и женщины твои будут счастливы…. Россия выкупила у меня права на изобретения в государственное пользование. - Билли, поздравь меня, я – миллиардер. - Поздравляю. Ты счастлив? - Не больше, чем вчера. Как там, у Любочки дела? - Хреноваты. - С китами? - С ними. - И нет никаких идей? - Увы. - Что с Костылём?
- Оставил губернаторство, теперь он президент Российской Космической Корпорации, повсеместно внедряет «оптимизаторы». - Билли, поподробнее об этой штучке. - Надеюсь, принцип действия и схема сборки тебе безынтересны? - Правильно надеешься. - Тогда, как пользователю – браслет на руке. Следит за общим состоянием организма, подаёт команды – когда есть, когда спать, когда трудиться. Иные работают по двадцать часов в сутки и никаких негативных последствий для здоровья – у каждого свои возможности. Кастиль по его хронометру зарплату начисляет – удобно: контроль объективный. - Твоя машинка? - В авторах ты. Спроворить? - Обойдусь. Ты же знаешь, я натура увлекающаяся, но не трудоголик, скорее – наоборот. Патрон позвонил. - Я вот подумал: вы мне Землю не спалите в своих аннигиляционных примусах? - Исключено. В конце текста есть приложение – приведены цифры независимых исследований наших и американских учёных. Там посчитано, сколько лучевой солнечной энергии обретает на Земле массу, и сколько планета наша распыляет в мировой космос электромагнитных волн, чтобы избавиться от лишнего веса. Вот это, бездарно утрачиваемое, и будет нам служить. - Ладно. Приемлю…. Как советовал Президент, так я и поступил. Подыскал в Подмосковье красивую церквушку, исповедался попу – не стал обманывать. Но прежде поинтересовался – каков доход прихода за год? – и пожертвовал на украшение храма вдвое больше. Батюшка согласился нас обвенчать. Даша была в белом платье – мама настояла – с фатой и венцом из белых кораллов. Они у Любы выращиваются на подводных плантациях. Для мамы выслала в мой последний визит. Батюшка читал-читал благословение, а потом как рявкнет: - Истинная любовь да не будет греховной! Аминь! Мы вздрогнули - каждый своим мыслям. Даша – о рождении дочери до брака. Я – о многожёнстве. Настюшу окрестили в той же церкви. Никушки пришли в восторг от брачного контракта – его Билли подготовил. Но как не изощрялся мой виртуальный друг, без поправок не обошлось. В графу «Обязанности сторон» сестрички настояли внести пункт: - исполнять сексуальные фантазии мужа…. А они у меня есть, фантазии-то? Всё от них, греховодниц…. Ликовали пункту «… полное материальное обеспечение…». - Это правильно: мужчина должен заботиться о пропитании женщин… - И одеждах… - И побрякушках…. - И парфюме…. - И жилье…. - И авто…. …………. Купил им квартиру в Москве, поближе к ЛитВУЗу, в который они таки поступили. Авто подарил по их выбору – в нашей семье личный транспорт не был в моде…. После этого душа моя действительно успокоилась. Но, как показало грядущее, ненадолго.
Охотским Гамбитом назвал эту операцию Президент. Ну а я бы по-другому – Троянский конь. Чем не название? По-моему, лучше подходит. Впрочем, Вам судить. С чего начать? Начну с Любиного звонка. Люба позвонила: - Всё плохо, Лёша. - Киты гибнут? - И китята. Выбрасываются на берег, - Люба всхлипнула. – Топятся на мелководье. Мы с ног сбились, головы сломали – в чём причина? После паузы. - Лёш, прилетай, сбегу с работы на три дня. Три дня наедине с Любой – об этом только и мечтал два последних месяца! Но…. Надо соблюсти приличия. Сводил маму, Дашу и Надежду Павловну в Большой и ресторан. Нежно простился с Дашей. Даша… Даша - это любовь и боль моего сердца. Если есть время и желание послушать, расскажу о наших отношениях. Рождение Настюши отвратило у неё наследственную потребность жертвовать собой для блага и счастья других. Надеюсь, напрочь. Только болью полнятся прекрасные очи при виде убогих, пьяных и бомжей. Кстати, Жека вернулся в родные пенаты. Худой, длиннющий и сутулый. С тросточкой. Вполне подвижный. Когда увидел меня, вошедшего во двор, лихо продефилировал детской площадкой, где Даша выгуливала Настюшу. - О чём он? – спросил венченую супругу и увидел глаза полные вселенской скорби. Любит? Боль царапнула сердце. Но разве имел право я, многожёнец, ревновать? - Извини, - повернулся уходить и вдруг…. Даша бросилась мне на шею так порывисто, так отчаянно принялась целовать, что заплакала, испугавшись, Настюша. Тут как тут её бабульки. - Вы что с ума сошли? А мы и сошли. На Дашины поцелуи ответил своими, страстными. Мы тискали друг друга, стыдились этого порыва и не могли оторваться. Спасибо тебе, Жека! Надежда Павловна – женщина строгая. Она воспитала дочь в спартанско-пуританском стиле. Хорошую дочь. Она и внучкой принялась командовать. Другой метод воспитания у мамы. Помню своё детство, помню её уроки. Например, собираюсь во двор играть с ребятами в футбол. Бабушка вздыхает и качает головой – не одобряет. Папа считает, что в футбол играют умственно отсталые люди в экономически слабо развитых странах - не понимает. А мама…. Надевает спортивные брюки, бейсболку козырьком назад и со мной во двор. Лихо бегает, толкается, пасует, бьёт. Потом пацаны говорили мне – слышь, пусть твоя мамка сыграет за нас с соседнедворовой командой. Приходили делегацией, звонили в дверь, звали. И если брали меня (неважный был игрок-то), то и мама соглашалась. Однажды мужик какой-то долго стоял у борта коробки, наблюдая за матчем. Потом высказался: – Слышь, пацан, больно ты на бабу похож. Мама, представляете, уже кандидат наук, старший преподаватель кафедры – плюнула под ноги и заявила: – За такие слова можно и схлопотать. Команда поддержала: – Тебе чего, мужик, гудок распинать? Мама осталась такой и в бабушках. Она не водила Настеньку за ручку с важным видом, не поучала – этого нельзя, а это «кака». Брала вторую лопаточку и на пару с внучкой, высунув языки, строили песочные дома. Катались вместе с горки. Жевали на двоих один бутерброд.
Даша недолго колебалась – чей метод лучше. Мамочки на скамейке, она в песочнице, на горке, на стенке (шведской), спорит с дочкой и обижается на её уловки, сама хитрит и жульничает – игра. Две подружки. Наши отношения очень ровные. Правильнее сказать – хрустальные. Мы бережём друг друга и не надышимся. Я балую её подарками и стараюсь угодить. Она готова каждый миг исполнить любое моё желание. Никогда не провоцирует на близость. Никогда не проявляет инициативы в интимных делах, но всегда ответлива и нежна. Каждый вечер перед сном делаю ей массаж, как в памятный день нашей первой близости. Втираю благовония в тело, которое после родов утратило девичью угловатость, но приобрело женскую плавность. Я его обожаю и целую прежде, чем коснуться рукой. Даша страдает. Ей кажется, что я заставляю себя делать ей удовольствия. Пусть себе. Такие муки приемлю – на самом деле это я получаю неземное наслаждение, лаская любимые формы и прелести. Иногда вечерами Настюшка заигрывается – некому топнуть ногой и отправить её спать – мы начинаем обмениваться с Дашей нежными взглядами. От мамы этого не скроишь. - Идите уж, - машет рукой и заманивает внучку в свою спальню. Настюша не любит спать одна и наоборот. Иногда она прибегает к нам утром, когда мы нежимся в постели, забирается в серёдку. Даша смеётся: - Семья получилась. Завидуете, наверное? Я и сам себе завидую. Когда отсутствую несколько дней, спешу домой, как дембель на вокзал. Знаю – три любящих сердца с нетерпением ждут и рады моему явлению в любое время суток. Следующую ночь прощался с Никушками. О них тоже есть что рассказать. Сестрички тратят весь месячный доход на обновление интерьера своей квартиры. И требуют от меня компенсации. Я, конечно, штопаю их финансовые дыры – ведь по большому счёту все эти декорации предназначены мне. Представляете – романтическое свидание с двумя лохматыми, полуодетыми дикарками в первобытной пещере. Стены увешаны рогами, чучелами, шкурами. На полу в блюде из черепахового панциря парит жареное мясо. И дикие танцы – с прыжками, ужимками – к чертям летит незамысловатая одежда. А моя так рвётся на клочки. Всё. Захвачен варварками в плен. Теперь я буду либо съеден, либо…. Либо стоило порванных прикидов. В другой раз меня приносили в жертву египетские жрицы. Обстановка соответствует убранству античного храма. Две фурии с бронзовыми ножами извиваются, извиваются…. всё ближе и ближе…. вот сейчас…. Закрываю глаза от страха перед неизбежным и…. получаю жаркий поцелуй. Нет, много поцелуев. Сотни рук, десятки губ ласкают моё тело, избавляют от одежды. Следующий раз мои контрактные жёны не поленились заучить настоящий гимн спартанских женщин, приветствующих доблестных воинов. Они в сандалиях, коротких золотистых туниках, волосы убраны миртовыми венками – ладошки сложены у груди. Доспехи царя Леонида натянули на меня и заставили играть его роль – великого и могучего устрашителя персов. Кроме денег они ничего не требуют. Терпеливо ждут и всегда рады моему появлению. Но когда новый интерьер готов и роли заучены, попробуй, отказаться от визита – грозятся нагрянуть, перевернуть вверх дном наш с Дашей милый уют и увести меня силой. Не скажу, что эти спектакли утомляют. Признаюсь – жду их с нетерпением. Месяц – это тридцать дней, столько лишь могу прожить без контрактниц. А потом – не ищите меня пару-тройку дней…. На этот раз пятикомнатная квартира была переделана в монастырские кельи, ризницу, трапезную, молельню. Мои бывшие «тётки» в рясах тончайшего чёрного шёлка, с крестами на тяжёлых цепях (всё из серебра), кланяясь и крестясь, проводили меня за стол, накрытый кувшином вина, жареным каплуном и чёрным хлебом. Посуда массивная, керамическая. Еда, питьё вкуса изысканного, хотя грубоватые на вид. У монашек при движениях из чёрных складок, будто из темноты ночи, всплывали, соблазняя – то грудь, то колено, то…. Задумка и исполнение – класс! Вот только времени у меня в обрез. Нет у меня времени следовать сценарию.
Наедаюсь, напиваюсь, к чёрту выкидываю кардинальскую сутану. Подгулявшим бароном гоняюсь за целомудренными монашками, ломаю мебель, ору похабные песни. Наконец, утомлённые, обесчещенные, они засыпают в моих объятиях. А я на цыпочках, на цыпочках - в такси, аэропорт, аэробус – прыжок на восток. Лечу, встречай, любимая! Звонок Президента, как заряд дроби, складывающий крылья летящему селезню, догнал меня в воздухе. - Есть тема. Жду. Только не это! Пусть это, но не сейчас. Что придумать? Натравить Билли на Всевышнего и испортить погоду? Но врать патрону ещё не научился и признался, после недолгих колебаний. - Лечу к жене на Курилы – хотел провести с ней три дня. - Лети, - был сухой ответ. – Жду на четвёртый…. После близости мы обычно засыпали. Пусть ненадолго, бывало – на несколько минут. Но это тоже было счастье. Подарившие друг другу радость обладания, мы уплывали в челне Гипноса, не разжимая объятий. Люба вдруг села в постели, стукнула себя кулаком по согнутой коленке. - Ну почему это происходит?! От неожиданности вздрогнул – что с ней? о чём она? Опять про своих кашалотов? - Гладышев, ты же биофак кончал – должен знать. - Я там, Любушка, оценки получал, не знания – а про морских млекопитающих вообще никто не толковал. - Ботаник. Завелась. Уже оскорбляет. Мне ссоры не хочется. Провожу пальцем по её позвоночнику. - Знаешь, самая красивая линия в природе – это изгиб женской спины. Люба передёргивает плечами, Отстань – означает её жест. Терплю. У неё тонюсенькая талия. Целую позвоночник в этом месте, ниже, ниже…. - Ты о чём-нибудь кроме этого думать можешь? Сказано почти со злостью. Наконец, и меня достаёт, даже переполняет обида. Откидываюсь на подушку, руки за головой, думаю, что и как ответить. - Да, вспомнил – меня ждёт Президент. Встаю, одеваюсь, собираюсь. Всё делаю медленно – даю ей время одуматься и остановить. Люба молчит, с любопытством наблюдает. Я у дверей. Она: - Привет Президенту. Всё, улетаю. Улетел. В день приезда…. Сижу напротив патрона, внимаю. - Нагостился? - Не то чтобы досыта, но подумалось: новая тема может быть связана с Дальним Востоком – вернусь и догощу. - Правильно подумалось. Вникай. Вникаю. Но как-то не очень: все мысли о Любе – не хорошо мы расстались. На ладонях тепло её тела, на губах её вкус, запах…. - Ты где? - Простите. - Понял, что я сказал? - Конечно. А суть проблемы в следующем. Когда-то Охотское море имело статус внутренних вод могучего Советского Союза. Титан рухнул и рассыпался. Новая Россия в первые годы существования не в силах была уберечь свои богатства от бесчисленных хищников. В обильную рыбой и морским зверем акваторию ринулись флота всех стран. Какие только флаги не украшали пришлые суда, только цель была одна – хватай, тащи, грабь. Окрепла Россия, расправила согбенные плечи, в состоянии стала пресечь хищные промыслы. И сил хватало, и желание было, но упущено время. Браконьеры до того освоились, что шли в Охотское море, как к себе домой. Даже сама юрисдикция России отрицалась. Тяжбы пошли судебные, международные, одна за другой – и все проигрывались.
- Как заноза торчит в моём сердце проблема, - признался Президент. – Займись, Гладышев. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Ведь отвадил их от Курил.… Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг…. Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем – Президента (правильнее – России) с браконьерами Охотского моря, Любы с китами, и моих с законной супругой. Клаустрофобия, болезнь замкнутого пространства – вот что сводит с ума китов и китят. Ну, что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, бескрайнее, спокойное, чистое от браконьеров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент? Он выслушал предложение, напряжённо вглядываясь в моё лицо. Молчал, размышляя. Не дошло? Не убедил? Я заволновался. И вдруг он сказал: - Мы бросим Курилы на это дело. И Камчатку…. Решим проблему с самураями. Выгоним всех прочь из Охотского моря. Отличное предложение, Гладышев! Просто великолепное! Молодец! Не понял меня? Мы отдадим под юрисдикцию ООН Камчатку, Курилы и Охотское море. Пусть себе. Не важно, кто владеет – гораздо, кто разрабатывает. Мы бросим на проект все имеющиеся ресурсы и завладеем контрольным пакетом. Только всё надо просчитать и не промахнуться – слышишь, Гладышев – нам нельзя ошибиться: потомки не простят, если мы бездарно профукаем русские земли. Это тебе не Аляска. Чуть позже. - В шахматы играешь? Гамбит это называется, Гладышев – пожертвовать малым, чтобы выиграть всю партию. А мы её должны выиграть. Я был уже в дверях. - Ты, Гладышев, за Любовь Александровну не беспокойся – она будет президентом новой международной корпорации: лично я другой кандидатуры не вижу…. Тема увлекла Билли тоже. Он работал, как мне показалось, с большим, чем обычно, энтузиазмом. Президент звонил каждый день, вносил поправки, потом отменял. Хотел сделать Любе сюрприз, но вскоре понял, что зря держу её в неведении: совет такого специалиста был бы не лишним. Позвонил, рассказал. Скинул по электронке проект готовящегося доклада. И правильно сделал. Любочка быстро вникла, что к чему, и включилась в его разработку. Когда он был готов, мы с Билли стали вычислять возможных оппонентов и их реакцию. Эти прогнозы Президент не подвергал сомнению и внимательно изучал. Вероятность ожидаемого успеха операции «Охотский гамбит» колебалась около числа 67. Патрон считал, что процент не убедителен, а риск велик – мы бросали на игровой стол исконные русские земли. Правда, к этому времени ни на Курилах, ни на Камчатке не осталось населения в прямом понимании этого слова – сплошь сотрудники одной компании и члены их семей. Мы пробовали усилить некоторые пункты в докладе, что-то подчистили, что-то добавили, но стало только хуже – вероятность успеха упала ниже 67 процентов и больше уже не стремилась вверх, как мы не бились. Наши сомнения, должно быть, незримо присутствовали в тексте, который мы знали почти наизусть. Грозил тупик. Решение нашёл Президент. Кардинальное решение. Он позвонил и сказал, что доклад должна читать Люба. Все ждут Президента России, а выступит президент компании, осваивающей новые технологии в этом регионе. Это будет шок для политиков. Это будет интересно всему миру.
Билли за одну ночь переделал доклад. Изменился стиль, изменился темперамент, структура предложений и самого текста. Сохранились цифры и резюме. Билли постарался для своей любимицы – индикатор вероятности успеха подскочил до 82 целых и сколько-то там десятых процента. С этим уже можно было отправляться в Нью-Йорк. Люба прилетела в Москву и остановилась в президент-отеле. Я выслал ей букет белых роз, но на встречу не пошёл – дулся за холодный приём на Итурупе. Дулся два дня, а могли бы сходить куда-нибудь – вся столица к нашим услугам. На третий день встретились в терминале аэропорта. Патрон пожал ей руку и улыбнулся ободряюще – два президента: равный с равным. А я кто – советник, челядь, прислуга. Робко жался в последних рядах. Но вот настала и моя очередь. Стою, смотрю в её улыбающиеся глаза. Смотрю и молчу. И Люба молчит. Чувствую – минута критическая. Сейчас она скажет: - Ну что, Гладышев, вот и пришёл конец нашему супружеству. Будь счастлив, многожёнец. Молчу, жду. Люба подставила мне щёку для поцелуя, а потом взяла под руку, и мы вместе прошли на самолёт. Рассказать, как Люба выступила на Генеральной Ассамблее ООН? Стоит ли? Она была безупречна, как докладчик, прекрасна, как женщина, ну а сам доклад я знал наизусть. Вкалывал в те дни, как проклятый. Если бы не оптимизатор - тогда впервые испробовал прибор в действии - вряд ли организм выдержал такие нагрузки. А с этим браслетом по десять-двенадцать часов без перекуров, потом внезапный сон, как потеря сознания, на час-полтора, и никакой усталости - снова за работу. Что я делал? Переводил на компьютерный язык тексты выступлений, а виртуальный гений по этой информации шлифовал речь президента, внося поправки и коррективы. Выступление патрона должно было окончательно склонить мнение мирового сообщества в пользу предлагаемого проекта. Прения шли согласно прогнозам. Наши друзья нас бодренько поддержали. Противники проекта оказались не готовы к критики. Их детский лепет в основном сводился к следующей фразе: - Доклад хорош, а докладчик само совершенство, но…. А за «но» ничего не наскребалось. Японцы воодушевлённо поддержали – это планировалось. Китайцы тоже – косяки рыб из Охотского моря попрут мимо их берегов. Практичные немцы прикинули, сколько могут вложить в проект и сколько с него получить, благоразумно воздержались от поддержки и критики - так, общие словеса. Янки пошли дальше. Прикинули свои средства и предложили замкнуть проект лишь на высокоразвитые страны. Хитрости их очевидны. Ограничив число участников восемью членами, они разделили бы паи на равные доли – то, чего боялся мой патрон. Тогда прощай Курилы и Камчатка. Президент России поднялся на трибуну после основных оппонентов. Он изложил цифры, которые для этой цели умыкнули из доклада. Ужасные цифры того, как безвозвратно ежечасно губится на Земле морская фауна. Вывод – ждать больше нельзя, ждать некогда. Надо немедленно создавать упомянутую в докладе корпорацию и выделить для этой цели все необходимые средства. Первоначально на создание инкубатора в Охотском море планировалось 15 миллиардов долларов. Президент попросил её увеличить. Билли предложил кое-какие навороты и поднял сумму до 65. Сейчас наш Президент бухнул с трибуны, что Россия готова немедленно впрыснуть в дело более 100 миллиардов. В зале зааплодировали. Дальше все выступления шли только в поддержку. Это и рекультивации морской флоры и фауны, сохранение исчезающих видов, решение глобальных проблем голода, и т.д. и т.п. Кому интересно – читайте в газетах. А чего там нет, то и я не буду озвучивать: в политике должны быть тайны, иначе какая это политика.
Любочка в одночасье стала мировой величиной. Просто звездой. Пресс-конференции следовали одна за другой. Университеты с мировым именем предлагали бешеные гонорары лишь за часовой доклад (Любин, естественно) в своих аудиториях. Какой-то голливудский мен публично признался в любви и желании связать свою судьбу узами брака с моей законной. Как тут не психовать? Короче, понял, что потерял жену, и уже смирился с этой мыслью, как вдруг перед самым отлётом Любин звонок. - Гладышев, ты думаешь исполнять супружеские обязанности или как? Спешу на зов. Переступаю порог, прикрываю дверь так, чтобы снаружи не открыли. Дальше ни шагу. Стою, смотрю. Любушка в постели. - Ну? - Может, до Москвы потерпим или Курил, дорогая? Люба тычет пальчиком в голое колено. - Здесь и сейчас, а то когда мы ещё будем в Нью-Йорке. Что поделаешь? Рву с шеи изрядно поднадоевший галстук…. Звонок патрона как всегда не вовремя. - Гладышев, ты что, в невозвращенцы записался? Почему тебя нет у трапа самолёта? Что сказать? Говорю правду. - Исполняю супружеские обязанности, недоисполненные в прошлом месяце. Президент: - Молодец. Так и должен поступать настоящий русский мужик. Указом по государству Российскому жалую вам с вашей великолепной половиной медовой месяц. Будьте счастливы! Щедрый какой! Да нас с Любой больше трёх дней и держать-то рядом нельзя – поцапаемся. Скучать будем – она по работе, я по Настюше с Дашей. Через три дня примирившиеся супруги (это я о нас с Любой) разлетелись в разные стороны: жена в Японию, чтобы оттуда на свой Итуруп, я в - Москву. Больше мне добавить по этой теме нечего: поставленная задача выполнена. Президент наш объявил всему миру: в день подписания меморандума по Охотскому морю, все находящиеся там суда будут превращены в металлолом. Как это происходит, преступный мир уже знал. Причём здесь Троянский конь, спросите. Об этом поведаю позже, но обязательно. Тут другая тема. Отец позвонил, просил о встрече, но я извинился. Был в то время на Сахалине, помогал Костылю развернуть над Охотским морем спутниковый зонт. Это была защита не только от браконьеров, но и всех стихийных неприятностей – далеко на подступах к Курилам и Сахалину теряли силу океанские тайфуны, расстрелянные вакуумными пушками из космоса. Жил на Итурупе, добирался на Сахалин вертолётом и не каждый день. Обитал с Любой в её «умном доме». Открыл неожиданное – оказывается, с голубушкой моей приятны не только постельные баталии, но и повседневный быт. Любушка с утра заряжала продуктами кухонные чудовища, чмокнув в щёку, исчезала. А я нежился в тёплой постели, отложив пробежки до возвращения в Москву. Внюхивался в подушку или одеяло, хранившие восхитительный запах её тела. Стоило захотеть кофе или котлет, я говорил: - Хочу котлет…. Через минуту микроволновка весёлым щебетом сообщала, что котлеты готовы к употреблению. Или кофе. Или сок. По вечерам мы сидели в зимнем саду у огромного экрана и потягивали безалкогольные пиво или коктейли. Люба не терпела эстрады и кино, её влекла природа – и только в естестве своём. Глубинные тайны, океанские просторы, скалистые кручи….
- Господи, - вздыхала жена. – Какие масштабы! Гладышев, как много работы, и как скоротечна жизнь – сделай меня бессмертной…. В постели, после близости, зарывшись по уши в её роскошный бюст, восторгался: - Остановись мгновение, ты прекрасно! Однажды Люба бесцеремонно за волосы вытащила мою голову из райских кущей и строго взглянула в глаза: - Гладышев, ты любишь свою дочь? - Всей душой. - Хочешь, рожу тебе сына? - Ещё бы. - Тогда переезжай ко мне и будешь им заниматься. - А ты? - А я буду работать. - Душа моя, я на службе у Президента. - Возьмёшь отпуск на пару лет. - Отпуск возьмёт бабушка Настя. - И прилетит сюда? - Нет, мы с сыном в Москву. Кукиш под нос – был её ответ. Я обиделся, нырнул под одеяло, раскинул ей ноги, водрузил голову на живот, а под щёку – тугое бедро. - Гладышев, ты где? - Твоя нижняя половина гораздо мудрее верхней. - Ну и живи там. Потом с Любой проектировали и строили плавучий остров – новое изобретение Билли. Это полимерное сооружение несло на себе не только резиденцию администрации новой фирмы с флагом ООН, но корпуса и лаборатории Центра изучения моря – настоящий плавучий город. Обычно, подгоняемый ветрами, он дрейфовал в произвольном направлении, но если требовалось, буксировался в заданную точку. Там настиг меня мамин звонок. - Алёша, тебя спрашивал странный тип. Сказал, что у него срочное дело касательно твоего отца. Оставил номер. Звоню. Голос незнакомый. - Господин Гладышев? Имею информацию о вашем отце, хотел бы превратить её в товар. - Что за информация? - Вы не спрашиваете, сколько стоит – хорошее начало. Знаю вас как человека благородного и небедного – думаю, мы поладим. - Что с моим отцом? - Скончался – третий день сегодня. - Как?! - Угарный газ. Закрыл заслонку непотухшей печи. - Какая печь в московской квартире? - Вы давно общались с ним? Полгода? Полгода он живёт за городом, сторожит чужую усадьбу. - Мой отец сторожит чью-то усадьбу? Вы в своём уме? Послушайте, я сейчас вылетаю в Москву и, если это дурацкий розыгрыш…. я вас из-под земли достану. - Лучше позвоните, когда захотите общаться – моё предложение в силе. В московской квартире не ищите – продана за долги. Загляните в деревню Митино на тридцать втором километре Минского шоссе. Кладбище, оградка, скамеечка. Вся мудрость Земли в этой скамеечке. Мы сидим на ней за оградкой и смотрим на могилу отца. Она рядом, но там нет ни оградки, ни скамеечки – только холмик и крест. И всё. Всё, что осталось от моего отца, Владимира Константиновича Гладышева, несостоявшегося дипломата, забытого патриота, незадачливого мужа. Впрочем, нет. Осталось два сына, две женщины, которые любили его. Разве этого мало? Мало, если только этим и завершить жизнь.
Мирабель – так зовут его новую жену. Теперь уже вдову. Она молода, красива. Сравниваю её с мамой. В маме шарм, она живая – задорная, грустная, деловая – разная. Мирабель – иконопись. Застывшее лицо, печальные глаза. Худые запястья, худые лодыжки. Коленки, наверное, костлявые. Или я нагнетаю? Голос. Вот голос у неё ни с чем не сравним. Голос низкий, будто сорванный, прямо-таки сиплый (хотя, наверное, загнул – скажем, посаженый голос). Люди с таким тембром – свидетельствует мой жизненный опыт – не способны на подлость, не умеют врать, не в силах даже подшутить. Всё, на что хватает их – сказать правду и начать за неё страдать…. Мирабель рассказывала. Неврозы начались у отца сразу же после их официального бракосочетания. До той поры он ни на что не жаловался, и ничего за ним не замечалось – в смысле, необычного. А потом несчастья и болезни посыпались, как из рога изобилия. Он потерял мужскую силу. Начались недержания. Прогрессировало общее расстройство нервной системы – он стал боязлив, подозрителен, мании следовали одна за другой. Очень боялся бывшего тестя-генерала - только о нём все разговоры. С работой расстался. В последнее время еле-еле сводили концы с концами…. Он звонил, а я…. – с горечью подумал. - Квартиру продали с молотка, за долги – не платили коммуналку, кредит и какую-то ссуду. Новый её владелец предложил переехать за город, охранять усадьбу. Поселил нас в маленьком садовом домике – времянке. Тесно было. Он же и предложил устроить Костика в интернат. Тут, неподалёку. - Когда это было? - В тот день и было. Мы уехали втроём, а вернулись без Костика. Вернулись, а Володи уже нет…. в живых. Мне кажется…. - Говорите. - Он ревновал меня к хозяину. - Устраивал сцены? - Нет. Говорил, что хозяин пялится на меня, и мне лучше стать его содержанкой, чем умереть с голоду. Думала, он ворчит, потому что ревнует, а он готовился и искал оправдания. - Не верится. Не похоже на отца. - Он сильно страдал в последнее время. О вас вспоминал. Чёрт! А я? Прости, отец, если можешь. - Какие у него отношения с моим дедом? - Не знаю. - Они встречались? Генерал приезжал к вам? - Кажется, нет. - На прежней работе не было неприятностей – ничего не говорил? - Нет. - Каков диагноз? - Отравление угарным газом. - Вскрытие делали? - Здесь? В глуши? Да и зачем? - Мирабель, я позабочусь о вас с Костиком – вы ни в чём не будете нуждаться, только…. Только одна просьба – я хочу знать всё о смерти отца. Вы мне всё рассказали? - Да. - Что есть по его болезни? Медицинская карта? История болезни? - Ничего нет. Володя никуда не обращался. По крайней мере, мне ничего об этом не известно. - Мирабель, вы согласитесь на эксгумацию? - Зачем? - Я должен знать о причинах и самой смерти отца. - Делайте, что считаете нужным….
