Владелец одаля Фрейвар находит в своих владениях странную девочку, совершенно ничего не помнящую о том, что с ней было раньше. Ей дают имя Рунгерд, означающее «защищенная тайной». Никто из сородичей даже не подозревает, сколько тайн спрятано в маленькой девочке. Один лишь Верховный Жрец сумел разглядеть истинную сущность ребенка, однако, увиденное повергло его в ужас. Рунгерд предстоит пройти через многое в поисках правды о себе. Сможет ли она выстоять перед всеми испытаниями, которые безжалостные богини Судеб уготовили для нее, чтобы в итоге обрести счастье и любовь?..
Глава 1 Рунгерд
Я стояла в густом лесу, огромные ветви практически не пропускали солнечные лучи, создавая прохладную тень. Поражала царящая вокруг тишина, что-то подсказывало мне, что так не должно быть. Место казалось мертвым, смутно я помнила другие звуки, наполняющие совершенно другой лес: живой, со снующими повсюду насекомыми, звонким пением птиц, шорохом травы и треском сухих веток под ногами. Здесь ничего этого не было, деревья напоминали каменные изваяния, ни одна ветка не шевелилась, даже легкого дуновения ветерка не проносилось вокруг. Мне стало страшно. Я видела вокруг себя выжженный круг, неправдоподобно правильной формы. Какой-то женский голос в голове настойчиво кричал мне: - Беги! Немедленно беги отсюда! В голове мелькали пугающие образы и картинки неясных темных фигур, преследующих кого-то. В этих непонятных то ли воспоминаниях, то ли видениях мне казалось, что они гонятся именно за мной. Меня охватила такая паника, что единственным желанием стало бежать. Куда угодно, но как можно дальше отсюда, иначе эти темные фигуры, воплощение самого зла, настигнут меня. Я двинулась с места и тут же споткнулась, заплетаясь в собственных ногах. Опустив взгляд вниз, я услышала в голове тот же голос, прозвучавший на этот раз не только испуганно, но и удивленно. - Эти ноги не могут принадлежать мне! Не понимаю, чему ОНА удивилась: обычные детские ножки, маленькие и пухленькие. Белая длинная полотняная рубаха едва прикрывала колени. Босые ступни неприятно погружались в превратившуюся в легкий сухой пепел землю. Я, наконец, разобралась с собственным телом и побежала, с трудом преодолевая вязкую поверхность, похожую на черный снег. Откуда я знаю, что такое снег? С пугающей четкостью я осознала, что ничего не помню из того, что было до того, как я оказалась здесь, в этом мертвом лесу. Кто я? И что это за голос, настойчиво звучащий у меня в голове? Я неслась вперед, задевая неловким маленьким телом колючие ветви, оставляя на них клочья белой рубахи и собственную кровь. Меня сейчас не могли остановить боль или усталость. Все, что владело мной, это одно лишь чувство – твердая убежденность в том, что мне нужно оказаться как можно дальше отсюда, выбраться из заколдованного круга безжизненных деревьев. Казалось, лес никогда не кончится, огромные деревья смыкались над головой сумрачными сводами, вызывая инстинктивный страх. Когда впереди показался просвет, я не удержалась от счастливого возгласа. И хотя уже едва держалась на ногах, неожиданная радость придала новые силы, и я стрелой полетела вперед. Солнце. Яркое, нестерпимое. Оно ослепило меня, заставило оцепенеть и закрыть глаза пухлыми маленькими ладошками. Я с силой терла их, яростно смахивая выступившие слезы, словно это могло унять нестерпимую резь. Я осторожно посмотрела на мир вокруг себя сквозь щели между пальцами, а затем осмелилась убрать руки совсем. Тотчас же неудержимое ликование охватило меня. Страх остался позади, стоило мне только выбраться из враждебной атмосферы мертвого леса. Я восторженно побежала по высокой зеленой траве, такой приятной и теплой, такой живой. Цветы. Как их здесь много! Красные, голубые, желтые, розовые. Я жадно срывала их и сгребала в охапку, как одержимая. А затем упала спиной на траву, ласково принявшую меня, как самая мягкая в мире постель, и бросила букет вверх. Цветы накрыли меня пестрым одеялом с ног до головы, и я радостно засмеялась, уже без боязни глядя в чистое голубое небо над головой. Облака казались сказочными существами, живущими в собственном волшебном мире. Снова в голове возник голос: - Я не должна быть здесь. - А где тогда? – не удержалась я от вопроса. – Откуда ты? А я? - Я не знаю, - подавленно ответила ОНА. – Что-то словно застилает мою память, я не могу пробраться через этот заслон. Но я точно знаю, что мое место не тут. Возможно там, за этими облаками, но точно не здесь. Я задумалась над ее словами, и мое воображение начало рисовать волшебные образы о людях, живущих на облаках. А может, сами облака тоже живые? Я начала придумывать про них разные истории. Одно из них мне напомнило юную девушку, а второе казалось похожим на дракона. Я услышала ЕЕ тихий смех: - Ты еще совсем ребенок. Это так странно: находиться в детском теле. - Но ты тоже была когда-то ребенком. - Вот в этом я не уверена, - задумчиво откликнулась ОНА. Я слушала звуки, окружившие меня: стрекот кузнечиков, крики птиц, парящих надо мной, шелест травы, колышущейся под легким ветерком. Я ощущала приятный терпкий запах полевых цветов, смешанный со свежим ароматом травы. Я увидела парящую недалеко от моего лица небольшую белую бабочку и протянула к ней руку. Эта полевая красавица бесстрашно опустилась на мою ладонь, а я вдруг услышала, о чем она думает. Меня это поразило, а ОНА снова засмеялась. Я чувствовала, как от этого непонятного существа, заключенного в мое собственное тело, исходит волна теплой энергии, которой ОНА щедро делилась со мной. Решив, что так и должно быть, я начала слушать то, о чем говорит мне неожиданная собеседница. Бабочка сказала мне, что неподалеку отсюда протекает ручей, капли которого случайно задели ее крылышко, и она чуть не погибла в жемчужных водах, казавшихся ей океаном. Я пожелала ей быть осторожной и взмахнула рукой, отчего моя белокрылая подружка быстро-быстро замахала крылышками и унеслась прочь. А я бросилась бежать в том направлении, какое она мне указала. Очень скоро я тоже услышала музыку воды, тихую и печальную. Ручей оказался небольшим и стремительным. Увидев меня, он обрадовался и зажурчал веселее. Я протянула к нему руку, и водяная рука вынырнула из прозрачных глубин, приветствуя меня. Я улыбнулась ему и нагнулась над водой. Повинуясь ЕЕ воле, я приказала ручью стать тихим и гладким. Передо мной предстало хрустальное зеркало, из которого на меня смотрело лицо маленькой девочки, черноволосой и пухленькой. ОНА нежно проговорила: - Так вот ты какая. А я с любопытством разглядывала собственное отражение. Ничего особенного, вот только глаза мне показались очень красивыми. Странный цвет, смесь зеленого и голубого. - У тебя мои глаза, - услышала я ЕЕ голос, похожий на переливы хрустальных колокольчиков. - Похоже на морскую волну… - заметила я и тут же удивилась. - Откуда я знаю, как выглядит море? - Наверное, в тебя вложили все необходимые знания об этом мире. - Кто вложил? - Этого я не знаю. В голове какой-то туман, иногда появляются вспышки озарения, но тут же исчезают. Я продолжала разглядывать себя, надеясь, что в памяти хоть немного прояснится, и я что-нибудь вспомню. Даже замотала головой, надеясь, что так процесс пойдет быстрее. Мое отражение в ручье старательно делало то же самое. - Кто ты, девочка? Голос, сильный и низкий, похожий на громовые раскаты, напугал меня. Я быстро сорвалась с места, с трудом перемахнула через ручей, даже не пытаясь посмотреть на того, кто нарушил мое уединение. - Эй, девочка, постой! Он бежал за мной. Я чувствовала это, мне даже не обязательно было оглядываться назад. Он, конечно же, догнал меня. Мои пухлые непослушные ножки не дали мне никакого шанса на другой исход. Я взмыла в воздух, подхваченная чьей-то сильной мускулистой рукой, покрытой густыми светлыми волосами. Непроизвольно принялась отбиваться, даже разок укусила эту страшную руку, но тут же меня тряхнули, развернули и подняли еще выше. Сверху вниз я смотрела на огромного мужчину, легко держащего меня на вытянутой руке и с интересом рассматривавшего меня, словно какое-то диковинное насекомое. Лицо великана казалось почти квадратным и грубым, изборожденным глубокими шрамами. Длинные пшеничного цвета волосы, которых вряд ли когда-нибудь касался гребень, космами лежали на могучих плечах. Светлые глаза были такими прищуренными, что я с трудом разглядела их цвет. - Откуда ты взялась? Я замолотила ногами в воздухе, мое лицо искривилось от нахлынувших слез. Заметив это, он поставил меня на ноги, опустился рядом на корточки, и это страшное лицо осветилось улыбкой, несколько сгладившей грубые черты. - Не бойся, маленькая. Я тебя не обижу. Как тебя зовут? «Если бы я знала», - стыдясь своих слез, в сердцах подумала я. Угрюмо глядя на него, я пожала плечами. - Ты не знаешь? – удивился он. – Или ты немая? Я возмущенно открыла рот, но вместо того, чтобы что-то сказать, заревела вголос. Мужчина не стал больше меня допрашивать, бережно взял на руки и понес куда-то. Через его плечо я смотрела на ручей, который снова соорудил прозрачную руку и помахал мне, теперь уже на прощанье. Повиснув на надежном, как скала, плече несущего меня мужчины, я с любопытством разглядывала все вокруг. Каким огромным казался этот мир, и каким прекрасным. Повсюду такие яркие краски: золотые, синие, зеленые, со всеми возможными оттенками. Я колыхалась, словно находилась на борту огромного корабля, это покачивание утомило меня, поневоле мои веки смежились. Я положила голову на теплое и надежное плечо, и даже не успела заметить, как погрузилась в сон. Ощущение замкнутого пространства и спертого воздуха неприятно поразило меня, когда чувство реальности вновь вернулось. Я не сразу решилась открыть глаза, слушая приглушенные голоса над собой. - Кто эта девочка? – очень приятный мелодичный женский голос. - Понятия не имею, - низкий, уже знакомый бас. – Нашел ее на лугу, около ручья, когда ходил проверять дальние посевы. До поля так и не дошел, но зато вот, принес тебе подарочек. - Бедная малышка. Какая крошка. Ей от силы пять лет можно дать. Кто же оставил ее одну? - Может, она из соседнего одаля? – предположил мужчина. – Хотя, вряд ли. Я там часто бываю, но девочку с такой странной внешностью не видел. И откуда только она взялась? - Может, она была среди бродячих артистов? Я слышала, что они недавно проходили по нашим местам. Наверное, отбилась от своих. Дети такие непослушные, вечно норовят убежать куда-нибудь, стоит только отвернуться. Но если это так, то мы вряд ли найдем тех людей. Они подолгу не задерживаются на одном месте, - я услышала тихий вздох, легкий, как дуновение ветерка, почувствовала почти невесомое прикосновение прохладной руки, погладившей меня по волосам. Стало так приятно, даже сердце защемило. – Бедная девочка. - Ты хочешь ее оставить? Услышав слова мужчины, я открыла один глаз, и тут же закрыла. Успела разглядеть только лицо склонившейся надо мной женщины, еще молодой, но уже начинавшей увядать. Приятные немного грубоватые черты, тоже квадратный подбородок, но казавшийся мягче, чем у мужчины. Волосы пшеничного цвета, гладко зачесаны назад. Мне очень понравились ее глаза: голубые, как небо, добрые и ласковые. - Не бойся, малышка, - послышался снова ее мелодичный голос. – Я заметила, что ты уже не спишь. Открывай глазки. Тебя здесь никто не обидит. Я снова открыла сначала один глаз, а потом второй. - Какие у тебя красивые глаза! – воскликнула женщина. – Маленькая моя, как тебя зовут? Я снизу вверх смотрела в ее доброе лицо, которое стало вдруг расплываться. Я с досадой смахнула непрошеные слезы. Какая же я все-таки плакса! - Ну, солнышко мое. Не плачь, маленькая. Женщина приподняла меня и прижала к груди, от нее приятно пахло молоком и душистым мылом. - Ты можешь называть меня Хельга. А это мой муж – Фрейвар. Он господин этого одаля, где теперь и твой дом. Великие норны не дали мне дочерей, только сыновей, а я всегда так мечтала о маленькой девочке. Вот они и услышали меня. Как тебя зовут, родная? - Я не знаю. Ничего не помню, - я с отчаянием замотала головой. - Ничего, дорогая, - Хельга погладила меня по голове, и я сквозь разметавшиеся пряди черных, как смоль, волос увидела, как она бросила на мужа встревоженный взгляд. Потом она снова посмотрела на меня и с улыбкой произнесла. – Но мы же должны как-то тебя называть. Как тебе имя Рунгерд? Оно означает «защищенная тайной». Тебе нравится? Я кивнула, мне было все равно, как меня назовут. Мысленно я обратилась к НЕЙ: - А ты знаешь, как тебя зовут? - Нет, - услышала я в ответ печальный голос. - Я точно знаю, что уже носила когда-то другое имя, но оно кажется запечатанной за тысячью замками. Пусть будет Рунгерд, хорошее имя. - Ты хочешь есть, Рунгерд? – спросила Хельга, а я неожиданно почувствовала, как мой желудок болезненно свело при упоминании о пище. Я кивнула, и соскочила с кровати. Мое тело явно не любило долго находиться в неподвижности, ему необходимо было движение. Хельга взяла меня за руку и повела за собой. На ходу я с любопытством осматривалась. Та небольшая комнатка, из которой мы вышли, была отделена от остального помещения, длинного и прямоугольного. Здесь на редкость неприятно пахло, наверное, тут одновременно жило большое количество людей, судя по куче сдвинутых около стены лежанок. Оказалось, что еще одна комнатка была отделена от других. По видимому, кухня, судя по огромному очагу, возле которого хлопотало несколько скромно одетых женщин. Я заметила, что все они светловолосые и рослые, с сильными и крепкими руками, без труда передвигающими огромные чаны с едой. Заметив Хельгу, они с удвоенным усердием принялись суетиться вокруг очага. Она же с улыбкой сказала им: - Норны благословили нас неожиданным даром. Господин наш, Фрейвар, нашел возле дальних угодий эту девочку. Зовут ее Рунгерд, теперь она наша приемная дочь, я хочу, чтобы вы относились к ней, как к одной из нас. Женщины с любопытством уставились на меня. Одна из них даже брезгливо взяла рукой мои волосы и поморщилась: - Странные волосы у этой девочки. Откуда она? - Уна, это неважно, - нахмурилась Хельга. – Теперь она – твоя племянница. Та хмыкнула, а я вопросительно посмотрела на мою приемную мать. Хельга ободряюще мне улыбнулась и стала представлять женщин: - Это теперь часть твоей семьи. Это Уна, жена Хрута, одного из братьев моего мужа. Это старшая дочь Уны – Астрид. Это тетя моего мужа – Асне. Это жена младшего брата Фрейвара – Гуда… Я старательно пыталась запомнить все эти имена, но уже через пять минут в моей памяти осталось только имя Уны, и то только потому, что я сразу почувствовала к ней неприязнь. В кухне оказалось еще противнее, чем в основном помещении, чад от разведенного огня был просто невыносим. Здесь все пропиталось дымом и запахом еды. Меня поневоле начало подташнивать. Наверное, Хельга заметила что-то по моему лицу, потому что вскоре вывела меня на улицу. С каким же наслаждением я втягивала в легкие воздух, хоть и полный посторонних примесей коровьего навоза и конского пота, очевидно, исходящий от строения неподалеку. Но с вольных лугов доносились ароматы полевых цветов и свежей зелени, которые просто пьянили меня. Хельга опустилась передо мной на корточки, взяла за руки и, ласково глядя на меня, сказала: - Рунгерд, мы здесь живем не очень легкой жизнью. Каждый должен трудиться, выполняя свои обязанности, и вносить вклад в жизнь общины. Не знаю, к какой жизни привыкла ты, но я надеюсь, ты легко привыкнешь к нашему укладу. Может, поначалу тебе и будет трудно, но я уверена, ты справишься. Ты, наверное, половину не поймешь из того, что я тебе расскажу, но постепенно все это осознаешь. Эта земля принадлежит моему мужу, это его наследственное владение, в котором живет весь род. Три поколения назад эти владения пожаловал ему великий конунг Торбранд, за военную службу. Ты не раз услышишь в стенах нашего дома легенды о ратных подвигах великого Скьельда. Мы не так богаты, но у нас есть арендаторы, которые работают на нас. С тех пор, как наш теперешний конунг Сван запретил рабство, стало труднее жить, но что поделаешь. Муж даже не считает зазорным для себя работать наравне с батраками, хотя многие соседи и осуждают его за это. Ты должна понять про нас самое главное, как бы мы не относились друг к другу внутри семьи, но мы – одно целое. Если кого-то из наших постигнет горе или несправедливость, мы все как один станем на его защиту. Ты скоро поймешь. Я кивнула. Странно, но я все поняла из того, что она говорила, и каждое слово четко впечаталось в мое сердце. Мне начинали нравиться эти люди, к которым могущественные норны занесли меня. Почему я подумала о норнах? Начинаю даже мыслить категориями этих людей. При мысли об этих мифических существах, которые, похоже, были главными в этом мире, в памяти мелькнула картинка: три женщины, - старая, зрелая и молодая, - сидящие у подножья огромного ясеня, вершина которого терялась в облаках. Отчетливо слышался рокот мощного потока, протекающего неподалеку. Наверное, ОНА поделилась со мной этими образами, иначе откуда я могла помнить это? Видение так же быстро исчезло, как и появилось, а я увидела перед собой встревоженное лицо Хельги. - Что с тобой, девочка? Ты словно спала наяву какое-то время, я звала тебя, а ты даже не слышала. - Ничего, мама, - слово сорвалось с моих губ так легко и привычно, словно так и должно быть. Женщина просияла и обняла меня, а я вдруг с какой-то непонятной уверенностью поняла, что другой матери я никогда не знала. Спрятав лицо на плече Хельги, я ощутила надежную силу ее объятий, и с радостью подумала о том, что сегодня я обрела настоящий дом и семью.
Сообщение отредактировал marinasnezhnaia - Четверг, 13.10.2011, 22:25
А вот и роман. Интересно. Обязательно завтра прочту, сегодня уже лимит на чтение исчерпан, глаза болят( На всякий случай спрошу, как вы к адекватной критике относитесь?
Прочитала. Отсутствие грамматических ошибок приятно радует глаз) В целом мне нравится повествование, оно достаточно продумано, выстроено и увлекательно.
Но есть и диссонанс, который я почувствовала буквально с первых строчек. Долго не могла понять, почему возникает чувство неправды... но кажется в концу куска определилась с причиной.
Повествование идёт от первого лица, от лица ребёнка ( пока по крайней мере это ребёнок для нас, читателей, невзирая на явно взрослый голос в её голове) а ощущение у меня, что размышляет и показывает картинку взрослый человек. И приёмная мать рассказывает пятилетнему ребёнку об устройстве их уклада тоже как взрослому человеку. От этого чувство нереальности усиливается. И мотивация взять девочку к себе насовсем выписана слабо, если это спонтанный порыв, то тоже не показан в достаточной степени. Именно поэтому, переход от описаний природы и переход собственно к завязке сюжета, практически не состоялся, он на одной ноте, и от этого нет динамики. Это моё, субъективное мнение, я прочла и возникли вот такие впечатления. Мне кажется, что описание от третьего лица, в данном случае, были бы уместнее. Это открывает более широкие возможности и поможет сделать описываемый мир более правдоподобным.
Quote (marinasnezhnaia)
я смотрела на ручей, который снова соорудил прозрачную руку
глагол соорудил с природой как то не очень связуется. Может изобразил будет точнее
Quote (marinasnezhnaia)
Я точно знаю, что уже носила когда-то другое имя, но оно кажется запечатанной за тысячью замками.
Если имя то и запечатанным
Есть вопросы и к описаниям и к авторской пунктуации. Но это уже более детальный разбор)
Но повторюсь. В целом, чувствуется потенциал, вдумчивое отношение к слову, продуманный сюжет и авторская уверенность. Есть интрига, причём не затянутая а поданная сразу, буквально с первых строк, это говорит о том, что у автора щедрое воображение и нас впереди ждут интересные и увлекательные события)
Нэша, Спасибо большое за отзыв. Насчет того, что стоило бы от третьего лица писать, я уже и сама не рада, что взялась писать от первого. Но книжка уже дописана - 510 тыс. знаков уже. К тому же, уже почти дописала продолжение (вторую книгу этой серии). Если теперь везде исправлять на третье лицо, боюсь, с ума сойду.
Quote
Но повторюсь. В целом, чувствуется потенциал, вдумчивое отношение к слову, продуманный сюжет и авторская уверенность. Есть интрига, причём не затянутая а поданная сразу, буквально с первых строк, это говорит о том, что у автора щедрое воображение и нас впереди ждут интересные и увлекательные события)
Спасибо большое за хорошие слова! Очень вам благодарна! :))
Сообщение отредактировал marinasnezhnaia - Пятница, 14.10.2011, 16:29
Привет! Добро пожаловать на Остров! Насчет грамматических ошибок соглашусь с Нэшой. Их нет - и это замечательно, читаемость текста увеличивается в разы. Постройка самого текста тоже превосходная, нигде не увидела несоотвествия. Понимаю, что трудно переделывать весь уже написанный роман, но делать это по-моему все-таки придется. Либо менять на третье лицо, либо упрощать язык. Потому что Нэша права, все чувства и эмоции описываются, как у взрослого человека, а не как у пятилетней девочки. Например, ребенок никогда бы не сказал "мужчина" или "женщина", скорее "большой взрослый дядя" и "добрая тетя". Так что, я думаю, лучше упростить язык до десткого. Это будет проще и в том случае, если девочке только в прологе пять лет, а следующая глава уже начинается "десять лет спустя". Буду ждать продолжения.
Сообщение отредактировал Vibeka - Пятница, 14.10.2011, 16:31
Либо менять на третье лицо, либо упрощать язык. Потому что Нэша права, все чувства и эмоции описываются, как у взрослого человека, а не как у пятилетней девочки. Например, ребенок никогда бы не сказал "мужчина" или "женщина", скорее "большой взрослый дядя" и "добрая тетя".
Рунгерд Я сидела на пороге теперь уже моего родного дома и наслаждалась вкусом большой краюхи свежеиспеченного ржаного хлеба и козьего сыра. Корочка была восхитительно хрустящей, а сыр чуть солоноватый. Никогда не пробовала ничего вкуснее, почему-то еда казалась мне диковинной и непривычной. Чем же я питалась раньше? Напрасно пыталась уловить в голове какие-то проблески воспоминаний, они оказались настолько надежно спрятаны, что никак не могла до них добраться. От излишних усилий у меня даже голова заболела, и я благоразумно решила принять все, как есть. Может быть, когда-то я все вспомню, а сейчас нужно стараться принять эту новую жизнь. Позади меня раздался надтреснутый старческий голос, в котором явственно сквозило недовольство: - Вот послали норны на нашу голову наказание, белоручку какую-то. Я едва не выронила хлеб и обернулась на того, кто заговорил со мной. Это оказалась старая женщина, которую я уже видела на кухне. Хельга представила ее как тетю своего мужа. Как же ее звали? Никак не могла вспомнить. Старуха была сильная и рослая, седина настолько сливалась с ее светлыми волосами, что казалась практически незаметной. Ее возраст выдавали глубокие морщины и отсутствие нескольких зубов в верхнем ряду. Я напряженно рассматривала женщину, отчего ей, похоже, стало не по себе. Она раздраженно крикнула: - Чего пялишься? Ну и глазища у тебя! Насквозь прожигают. Я удивилась ее заявлению, так как у нее самой пристальный взгляд светлых глаз был тяжелым и словно пронизывающим насквозь. Мне оказалось нелегко его выдержать, но я это сделала из чувства какого-то непонятного противоречия. - Ты работать думаешь? Вон нужно позаметать в доме и полы помыть. Давай, быстро. Тут у нас бездельников не терпят. Недожеванный кусок ржаного хлеба встал у меня поперек горла, я закашлялась и едва не задохнулась. Старуха сильно ударила меня по спине, отчего я выплюнула застрявший комок, и сквозь наполнившие глаза слезы посмотрела на нее. За женщиной в проеме двери показалась статная фигура Хельги, которая удивленно переводила взгляд с меня на женщину. - Чего это ты тут буянишь, Асне? Я мельком подумала: «Вот, оказывается, как зовут старуху. Теперь я уж точно запомню». - Да вот, - резко произнесла Асне, - пытаюсь новую внучку к труду приучать. - Но она еще такая маленькая, - робко заметила Хельга. – Может, пускай пока играет в свое удовольствие. Успеет еще наработаться. - Твое дело, - я заметила, что под взглядом старухи Хельга опустила глаза. – Но потом не жалуйся, что девчонка окажется неумехой и лентяйкой. Я решилась влезть в разговор: - Да мне не трудно. Я, конечно, все сделаю. Хельга улыбнулась мне и ласково потрепала по щеке. - Умница моя. Мне дали огромную метлу, которую я едва удерживала в маленьких руках, и приказали вымести сор. Я старательно махала этим непонятным орудием, наверное, мне раньше такого делать не приходилось, потому что метла то и дело выскальзывала из вспотевших ладошек, а пыль столбом клубилась вокруг меня. В носу зачесалось, и я стала чихать, никак не могла остановиться. Наблюдавшая за моими действиями Асне хмыкнула и забрала метлу из рук. - Иди уж лучше на кухню. Гуда там пирожки лепит, поможешь ей. Я радостно отбросила ненавистный предмет и ринулась в кухню, где вовсю кипела работа. За грубым деревянным столом стояла дородная молодая женщина, которая усердно орудовала скалкой. Как зачарованная, я уставилась на нее, глядя, как бесформенный комок теста превращается в тонкий блин. Заметив меня, Гуда ласково улыбнулась и подозвала к себе. - Пришла мне помочь? Я кивнула, а она протянула мне скалку: - На, попробуй. Оказалось, что и это, казавшееся таким простым в руках Гуды, занятие, оказалось мне не по зубам. Тесто все время прилипало и не хотело раскатываться. - Ничего, научишься еще, - ободряюще сказала Гуда и вновь принялась за свое занятие. Я села на табурет, над столом теперь виднелась только моя голова. Положив подбородок на деревянную поверхность, я внимательно следила за тем, что делает Гуда. Мне быстро стало скучно, я лениво переводила взгляд на занимающихся другими хозяйственными делами женщин. Как же здесь душно и неприятно. Я с тоской вспоминала чудесную полянку возле ручья и больше всего на свете желала снова там оказаться. Непроизвольно на моих губах появилась улыбка, и Гуда дружелюбно сказала: - Чему улыбаешься, малышка? Я взахлеб принялась рассказывать, как мне было хорошо около ручья, случайно обмолвилась и о мертвом лесе. Воцарилась напряженная тишина, работа прервалась. Со всех сторон на меня смотрели испуганные взгляды. - Ты ходила в мертвый лес? – голос Хельги казался пустым. - Вы и вправду его так называете? – удивилась я. – Мне там было очень страшно. - Никогда больше не ходи туда, - воскликнула Хельга. – Это проклятое место. - Почему? – мне стало безумно интересно. - Это владения темных альвов. Что-то заставило болезненно сжаться мое сердце, кровь прилила к щекам, а перед глазами пронеслась кровавая пелена. - Кто такие темные альвы? – с трудом выговорила я, а Хельга принялась рассказывать. - Странно, что ты ничего не знаешь. Но ладно, не буду ничему удивляться. Нашим миром правят могущественные норны, богини судеб, а свои решения они доносят к нам через темных и светлых альвов. Они следят за миропорядком и вмешиваются в дела людей, сами оставаясь невидимыми. Только служители альвов имеют право заходить на территорию, где царит их магия. Мертвый лес – это одно из владений темных альвов. Если бы тебя там обнаружили, страшно подумать, что бы с тобой стало. Многие считают все эти легенды про альвов детскими сказками, но все равно обходят проклятые места стороной. Как тебя занесло туда, Рунгерд? Я пожала плечами. Что я могла сказать? Что это первое, что я помню? Как бы они тогда на меня посмотрели? Гуда робко вмешалась в разговор: - Может быть, темные альвы наказали девочку, отняв у нее память? Эта версия показалась всем вполне правдоподобной, тут же всплыли разные истории про безумцев, решивших поиграть с судьбой, и зайти на территорию альвов. У меня голова шла кругом от обилия новой информации. Может, это действительно, так? Я вошла в проклятый лес, и темные альвы заколдовали меня. Жаль, что правды я так и не узнаю, по крайней мере, сейчас. Закончившая с уборкой Асне вошла на кухню и обвела всех недобрым взглядом: - Это еще что такое? Вы чем тут занимаетесь? Скоро мужчины придут обедать, а у вас тут еще конь не валялся. Пристыженные женщины вернулись к прерванным делам, а старуха приказала мне идти на улицу. Я с облегчением выбежала из душной кухни и стала обследовать территорию. Куда только не совала свой пронырливый нос, облазила все закоулки: конюшню, хлев для коров и коз, еще одно строение, похожее на дом, но победнее. Наверное, здесь живут работники. За мной с веселым лаем носился огромный коричневый пес, то и дело норовящий лизнуть меня в лицо. Мы с ним быстро подружились, я назвала его Ульв. Это имя означало «волк», хотя добрая и ласковая псина вряд ли заслужила такое грозное имя. Потом я нашла амбар, наполненный сеном и мешками. Соорудив себе горку из сена, я принялась взбираться на нее и с веселыми воплями скатываться вниз. Мои визги, наверное, далеко было слышно, так как мое уединение оказалось вдруг прервано появлением трех мальчиков, один из них примерно моего возраста, а двое остальных – на несколько лет старше. Они все были светловолосыми и высокими, хотя для меня любой сейчас показался бы высоким. Я как раз скатилась с горки и, сидя на полу, смотрела на мальчиков. - Ты кто такая? Откуда взялась? – высказал общее недоумение один из них. - Я – Рунгерд. Хельга сказала, что я теперь ее дочь. Челюсти мальчиков отвисли, это показалось мне таким забавным, что я даже в ладоши захлопала. - Ну, что ж, - отойдя от шока, проговорил тот же мальчик. – Тогда, ты теперь моя приемная сестра. Меня зовут Стейнмод, а это мой родной брат – Торольв. Торольв казался моим ровесником, и я восторженно улыбнулась ему. - А это наш двоюродный брат, сын дяди Хрута и тети Уны, - Снорри. Снорри казался самым старшим из всех, поэтому, вел себя соответственно, держался холодно и независимо. - Что ты делаешь? – с любопытством спросил Торольв, доставая из моих волос соломинку. - Катаюсь с горки, - я удивилась такому глупому вопросу. – Присоединяйтесь. Торольв не заставил себя упрашивать, к нему вскоре присоединился и Стейнмод. Снорри же презрительно фыркнул и покинул нашу маленькую компанию. Я почему-то нисколько этому не расстроилась. К обеду вся семья, включая работников, собралась в большой комнате за столом, сооруженным из установленных на табуреты досок. Я сникла, подавленная таким количеством людей, которые с любопытством меня разглядывали. Очень скоро история моего приключения в мертвом лесу стала известна всем, вновь начались бесконечные легенды на эту тему, многие из которых казались совершенно невероятными, и очевидно, были придуманы непосредственно в процессе рассказа. Я почти не слушала разговоров, вместо этого разглядывала громадных грубых мужчин, которые напоминали мне сказочных великанов. Главу семьи, Фрейвара, я уже знала, как и младшее поколение. Муж Уны, Хрут был настоящим колоссом, выделяясь среди остальных мужчин. Он мне не понравился: необъятное брюхо то и дело колыхалось, когда он оглашал помещение громовыми раскатами хохота, маленькие свиные глазки были на редкость неприятными. В довершение всего от него ужасно воняло. Этот запах доносился даже до меня, сидящей через несколько человек от него. Похоже, купался он в особых случаях, или просто источал этот нестерпимый смрад сам по себе. Из некоторых реплик я поняла, что у Фрейвара был еще один брат, Регин, который погиб в военном походе вместе со старшим сыном Хельги, Арнбьерном. Это несчастье до сих пор тревожило всех. Теперь новым наследником владений семьи считался восьмилетний Стейнмод, хотя он вел себя просто и бесхитростно, нисколько не кичась этим. Вот Снорри, сын Хурта и Уны, казался маленьким принцем, так он задавался. Я сразу невзлюбила Снорри, как и его родителей. Почему-то я безошибочно распознавала, какое у окружающих меня людей сердце: доброе или злое. Или, может, это ОНА помогала мне разбираться в людях? Все так странно переплелось в моей бедной голове, что я не могла понять, какие образы посылает мне ОНА, а какие возникают непосредственно у меня. После долгого обеда, длившегося около двух часов, мужчины вновь разошлись по своим делам: кто работать на ферме, а кто – на охоту и рыбалку. Я надеялась, что мальчики останутся здесь и составят мне компанию, но мои надежды оказались тщетны. Они тоже мужчины, и поэтому не могут сидеть под материнской юбкой, а должны заниматься мужскими делами. Я же стала помогать женщинам убирать со стола, при этом разбила кувшин, получив за это оплеуху от Уны. При этом я разревелась вголос, не столько от боли, сколько от обиды. Хельга меня обняла и дала печенье. Слезы тут же высохли, и я вприпрыжку помчалась из дома. Теперь единственным товарищем моих игр остался Ульв. Он рассказывал мне о своей нехитрой собачьей жизни, а я с интересом слушала и отвечала ему. Внезапно чье-то покашливание прервало нашу идиллию. На меня смотрела Асне, с каким-то странным, немного испуганным выражением. - Ты чем это занимаешься? - Ничем, - я пожала плечами. – С собакой играю. - Мне показалось, ты с ней разговариваешь. - Ну да, просто дурачусь, - острое чувство опасности настойчиво посоветовало мне держать при себе то, что я понимаю, о чем думают животные. Асне вроде поверила и, покрутив у виска, прошла обратно в дом, а я больше не осмеливалась продолжать прерванную беседу. Хотя этот разговор оказался очень познавательным. Я узнала, что Хурт любит выпить, и потом частенько колотит свою жену и дочь. При этом сына он никогда не трогает, и тот полностью поддерживает отца, считая, что именно так и нужно вести себя с женщинами. Снорри любит издеваться над теми, кто слабее его: он часто обижает маленького Торольва и детей работников, а также самому Ульву нередко доставались пинки от этого высокомерного чудовища. Собака предпочитала убегать прочь, стоило только Снорри появиться поблизости. «Какой же злой и нехороший мальчик!» - подумала я и решила, что больше не позволю ему издеваться над слабыми. Хотя, что я могу сделать, я всего лишь маленькая девочка. Незаметно наступил вечер, после семейного ужина, на котором присутствовала теперь только семья (остальные работники разошлись по своим домам), лежаки были отодвинуты от стен, и все покотом легли в одной комнате. Только Фрейвар и Хельга удалились в отдельную комнату, ту самую, в которой я очнулась сегодня утром. Я лежала рядом с Гудой и никак не могла уснуть. Непривычные звуки мешали мне: храп мужчин, сопение и даже вскрикивания, шорохи по углам, наверное, от мышей. Почему-то в голове промелькнул образ огромной белой кровати под балдахином, такой мягкой и удобной, на которой я сладко потягиваюсь. Или может, это не совсем я? Как странно, но я уже скоро перестану удивляться всем этим странностям. Половицы заскрипели под тяжелыми шагами, я разглядела в неясном лунном свете, проникающем через несколько маленьких окошек, огромную фигуру Хурта, громко рыгнувшего по дороге. Наверное, решил выйти по нужде. Я закрыла глаза и стала пытаться все-таки заснуть, у меня это даже начало получаться. Вдруг в моем сознании возник душераздирающий визг и жалобное поскуливание. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я, не разбирая дороги, понеслась к выходу, наступая на чьи-то руки и ноги и даже не осознавая этого. Во дворе мне открылась жуткая картина. На земле лежал дергающий передними лапами Ульв, задние лапы его были неподвижны, а позвоночник неестественно искривлен. Над собакой стоял изрыгающий проклятья Хурт: - И откуда ты только взялся у меня на дороге, вонючая псина? Придется тебя добить, чтоб не мучался. Он вытянул из поленницы подходящий кусок дерева и размахнулся. Ульв издал жалобный писк и попытался отползти, но ему это не удалось. Глотая слезы, я ринулась к нему и заслонила собственным телом. - Не надо, пожалуйста, не убивайте Ульва! Хурт выругался и свирепо уставился на меня: - Вот еще защитница нашлась. Это же пес шелудивый. Лучше, чтобы он мучился? Я упрямо замотала головой, давая понять, что не позволю причинить зло своему другу. Хурт сплюнул и вернулся в дом, не обращая больше внимания ни на меня, ни на собаку. Я, рыдая, гладила коричневую короткую шерстку Ульва, почти физически ощущала его боль. Пес жалобно скулил, а по его смешной вытянутой мордочке текли слезы. Я обняла его и принялась утешать: - Маленький мой, бедненький… Потерпи немного, бедняжечка… Собака лизнула мне лицо горячим шершавым языком и задрожала от охватившей ее боли. Откуда во мне это взялось, я не могу сказать, просто вдруг почувствовала непостижимую уверенность, что я могу это сделать. Мои руки легли на искалеченную спину Ульва, и каким-то совсем взрослым голосом я начала произносить слова, смысла которых не до конца понимала: - Силы неба призываю, Духов жизни умоляю. Волей альвов и судьбы То, что мертво, оживи, То, в чем рана, исцелись, К новой жизни пробудись! Пес конвульсивно дернулся и затрепетал под моими ладонями, которые засветились нестерпимо-ярким белым сиянием. Этот свет струился все дальше, постепенно охватив все тело собаки. Сломанные кости Ульва стали срастаться, позвоночник выправлялся на глазах, и вскоре собака уже стояла на собственных лапах, дружелюбно виляя хвостом, и издавая веселый лай. Я поднялась на ноги и отвела взгляд от Ульва. Только тут я заметила Стейнмода, маленького наследника одальсбонда Фрейвара, который широко открытыми глазами смотрел на меня. - Я прошу тебя, не говори никому! – попросила я тихо, чувствуя безмерную усталость. Он нервно сглотнул, а затем кивнул, продолжая стоять неподвижно, как соляной столб. Мои ноги подкосились, и я упала на землю, мир вокруг меня исчез.
Рунгерд К чести Стейнмода, он, действительно, никому не рассказал о том удивительном происшествии, невольным свидетелем которого стал. Но с того дня я заметила, что он относится ко мне по-особенному, с каким-то благоговейным трепетом. Не раз я замечала, как Стейнмод пристально смотрит на меня, а когда я обращаю на него ответный взгляд, смущается и отводит глаза. Но меня это не беспокоило, лишь бы молчал. Остальные даже не подозревали о моих особых способностях, воспринимая меня, как совершенно обычную маленькую девочку. Иногда мне самой казалось, что так оно и есть, я любила играть с приемными братьями и детьми работников, вместе с ними получала нагоняи и подзатыльники за свои шалости. Незаметно летело время, я стала своей в одале Фрейвара, и ко мне все привыкли. К моему глубокому огорчению, традиционные женские обязанности стали для меня непосильной задачей. Несмотря на мои старания, все попытки что-нибудь убрать или приготовить заканчивались маленькой катастрофой. Я или что-то разобью или сделаю пищу совершенно непригодной к употреблению. Уже даже со счету сбилась, сколько я получала тумаков и проклятий от Асне. Я служила постоянным объектом ее недовольных нотаций и поучений. Мне оставалось только со смиренным видом выслушивать ее справедливую в общем-то критику, но толку от нее все равно было мало. Зато во мне открылся неожиданный талант к садоводству. Стоило мне приложить руки к посадке семян или уходу за растениями, как урожай в итоге превосходил самые смелые ожидания. Заметив это, мои сородичи удивились и сделали это дело моим основным занятием. Так что я с удовольствием возилась в земле, отлынивая от уборки, готовки и шитья. К тому же, оказалось, что у меня неплохой голос. Как-то я подтянула традиционную песню, которую завели на одном из застолий, и все были поражены моими вокальными данными. С тех пор мне приходилось часто развлекать этим гостей, я даже сама сочиняла музыку и стихи. В общем, я заняла прочную нишу в семейном укладе, и эта жизнь вполне меня устраивала. Вот если бы убрать еще куда-то семейку Хурта и Уны, с их мерзким сыночком, то мое существование казалось бы совершенно безоблачным. Снорри меня просто бесил: заносчивый, злой мальчишка, который поставил себе целью насолить мне во что бы то ни стало. К нему единственному мне частенько хотелось применить свои необычные возможности, притом в далеко не мирных целях. Как же он бесил меня, никогда не упускал случая обидеть или уязвить меня. Снорри считал меня непроходимой тупицей, малейшие мои промахи тут же поднимались им на смех в преувеличенной форме. В его присутствии я и впрямь становилась еще более неуклюжей и неловкой, чем обычно. Наверное, он замечал это, потому что я часто обращала внимание, как он с насмешливой улыбкой наблюдает за мной, и только и ждет, пока я что-то уроню или испорчу. Противный мальчишка. Почему-то он меня сразу возненавидел, впрочем, я отвечала ему такими же чувствами. А после одного события, которое мне пришлось увидеть, я даже стала побаиваться его. Мне тогда уже исполнилось десять, а Снорри – пятнадцать. Внешне он казался даже старше своих лет, рослый и мускулистый, правда, черты лица у него были несколько женственными, чего он отчаянно стеснялся. Снорри пытался отрастить себе бороду, чтобы производить впечатление большей мужественности, но тот золотистый пушок, который с огромным трудом пробивался на его подбородке, мало способствовал достижению его целей. Я в открытую потешалась над ним и даже дразнила, за что как-то даже затрещину получила. Что меня удивило, так это то, что на мою защиту тут же кинулся тринадцатилетний Стейнмод. Несмотря на то, что он был ниже и мельче Снорри, мальчишка с яростью волка ринулся на него и повалил на землю. Хоть результат и оказался плачевным для него, мне все равно стало очень приятно, я потом собственным платком вытирала кровь с рассеченной брови Стейнмода и помогала ему чистить одежду. Реакция мальчика удивила меня, от моих прикосновений он весь задрожал и сник, словно это и не он сейчас храбро дрался с сильным противником. Стейнмод не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии, и я повела его на свою любимую полянку, куда частенько сбегала, когда хотела побыть одна. Мы сидели на берегу ручья, который радостно приветствовал меня, и я весело смеялась, опустив босые ступни в воду. Стейнмод зачарованно смотрел на меня, я даже смутилась и недовольно сказала: - Эй, ты чего? Он вспыхнул до корней волос и отвернулся, делая вид, что не понимает, о чем я, но вскоре опять посмотрел на меня. Я решительно произнесла: - Ну, ладно. Здесь нас никто не видит, и я могу убрать следы драки, раз ты не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал об этом. - Ты, правда, это сделаешь? – он судорожно сглотнул. - Ну, да. Я же сказала. Я приложила руку к его лицу и закрыла глаза. Стоило мне лишь подумать об этом, как нужные слова нашлись сами собой, и из-под моих пальцев заструился сияющий свет. Похоже, моя сила с возрастом становится более управляемой. Вскоре от кровоподтеков и синяков не осталось и следа, и я предложила Стейнмоду самому в этом убедиться, заглянув в ручей. По моему повелению, вода стала гладкой, как зеркало, и пораженный мальчик нагнулся над ней. Его глаза округлились, он неверяще ощупывал лицо, а затем едва слышно пролепетал: - Спасибо, Рунгерд. - Не за что. Я прищурилась и лукаво улыбнулась. С моих губ сорвался беззвучный приказ, из водной глади вынырнул прозрачный кулак и зарядил мальчику в подбородок, рассыпавшись мириадами искр. Физиономия Стейнмода вытянулась, он упал на спину, мокрый с ног до головы. Я хохотала вовсю, катаясь по зеленой траве, а Стейнмод обиженно шмыгал носом. - Это ты сделала? - Нет, он сам, - махнула я в сторону ручья, сорвалась с места и понеслась по поляне. Стейнмод стал меня догонять, мы оба весело смеялись и дурачились. Только к ужину явились домой, где нам пришлось выслушать очередную порцию нравоучений от Асне, но это нисколько не испортило нам настроение. Особенное удовольствие доставило нам изумленное выражение лица Снорри, когда он увидел, что на Стейнмоде нет ни царапины, в то время, как его собственный вид явственно выдавал следы недавней драки. Я шепнула Стейнмоду, что теперь он может сказать всем, что побил Снорри, и в этом никто даже не усомнится. Но мальчик предпочел молчать, чтобы не бросить никаких подозрений на меня. Ночью я почему-то долго не могла уснуть, так меня переполняли впечатления этого дня. Все уже давно спали, привычные звуки наполняли помещение, а я стала мысленно сочинять новую песню. Внезапно я услышала, как кто-то поднялся и зашагал к двери, скрипя половицами. Я открыла глаза и увидела четко очерченный стройный силуэт Снорри на фоне открытой двери. Мне стало любопытно, куда же он пошел, и едва дверь за ним закрылась, я осторожно пробралась к выходу и выглянула наружу. Снорри направлялся в сторону ворот, двигаясь как-то странно, словно механическая кукла. Я, крадучись, двинулась за ним, хотя мои предосторожности оказались излишними. Он ни на что не обращал внимания, даже по сторонам не оглядывался. Мы шли долго, я уже начала уставать и хотела повернуть обратно, но поняла, что если сделаю это, то любопытство просто изведет меня. Куда же идет Снорри? Он дошел до незримой линии, отделяющей владения Фрейвара от земель соседа, и двинулся дальше, свернув в сторону. Внезапно я осознала, куда он следует, и холодная дрожь пронзила мое тело. Впереди была ничейная территория - мертвый лес. Неужели, он идет туда? Я хотела окликнуть Снорри, но у меня от страха даже голос отнялся. В темноте, освещенной лишь сиянием луны и мерцанием звезд, лес казался еще страшнее, чем при дневном свете. Я заколебалась, глядя, как фигура юноши скрылась за деревьями, но потом робко двинулась следом. Каким бы мерзавцем не был Снорри, я не могла его бросить в минуту опасности, ведь он – один из моего рода, только это сейчас имело значение. Когда я вошла под своды неподвижных деревьев, ветви которых даже не шевелились, чувство непонятной тревоги набатом зазвучало в голове. Я с трудом различила очертания фигуры парня, и кинулась следом, решив любым способом заставить его вернуться обратно. Но я словно ударилась о незримую стену, отбросившую меня назад и сбившую с ног. Потирая разодранные коленки, я поднялась и пошла дальше, держась теперь на безопасном расстоянии. Что это за сила, которая окружает Снорри, и не дает даже приблизиться к нему? Я спросила об этом у НЕЕ, но она с горечью ответила, что это тоже скрыто за плотной завесой тайны. - Тебе лучше вернуться, Рунгерд! Это может быть опасно. - Не могу. Я просто не могу бросить сородича. Все у меня в душе перевернулось, когда в просвете за деревьями показалась знакомая полянка, на которой я сама стояла пять лет назад. Я спряталась за стволом огромного дуба и осторожно выглянула оттуда. В центре свободного пространства горел огненный круг, на редкость правильной формы. Внутри стоял человек в черном плаще с капюшоном. Вместо его лица и рук клубился черный туман. Он властно приказал Снорри подойти к нему, и тот слепо повиновался. Человек простер к парню руки и заговорил: - По воле Бардона и рока, Пойдешь ты в мир стезей порока. Ты силой будешь наделен, Лишь тьма и мрак тебе закон. Служить ты будешь только мне, Душа твоя сгорит в огне. На смену ей дарю я мрак, Добро в тебе теперь лишь прах! Фигуру Снорри окружил черный туман, из груди вырвался сверкающий сгусток светлой энергии, который послушно влетел в руки колдуна, и тотчас же стал тускнеть и превращаться в смолянистый клубящийся комок. Мгновение, и то, во что теперь превратилась душа Снорри, влилось в неподвижное тело парня. Человек в черном пробормотал что-то себе под нос, и вдруг растворился в воздухе. Огненный круг погас, и на его месте образовалась лишь выжженная земля. Снорри же очнулся и начал испуганно озираться по сторонам, очевидно, не понимая, как он здесь оказался. А когда осознал, где он находится, с воплями ринулся прочь, даже не заметив меня, вжавшуюся в ствол дерева. Я не могла двинуться с места, продолжая смотреть на поляну. Вопросы роем кружились в моей голове. А вдруг и со мной сделали нечто подобное, как и с несчастным Снорри? Что теперь с ним будет? - Ты знаешь ответы? – допытывалась я у НЕЕ. - К сожалению, правда все время ускользает от меня. Чем сильнее я пытаюсь вспомнить, тем туманнее становятся образы. Только одно я знаю твердо, сегодня ночью Снорри превратился в нечто иное, жуткое и непонятное. - Тогда я должна неустанно следить за ним и не допустить, чтобы он причинил зло кому-нибудь из моей семьи. - Будь осторожней, Рунгерд. Я очень боюсь за тебя.
Снорри С самого детства отец внушал мне, что мужчина должен быть жестким и сильным. Нет ничего хуже, чем проявлять слабость в чем бы то ни было. А жалость и любовь – это тоже слабость, поэтому, мужчина не имеет права открывать эти чувства на всеобщее обозрение. Отец учил меня этому на собственном примере, не раз поколачивая служанок и даже мать. Как-то, когда я еще был совсем ребенком, мне недавно исполнилось шесть, я попытался заступиться за маму. Отец отшвырнул меня к стене с такой силой, что я рассек себе кожу на виске. До сих пор оставшийся после этого шрам служит мне напоминанием о том, что я тогда поступил не так, как подобает мужчине. Я хорошо усвоил урок, с того дня начал подражать отцу во всем. Больше всего на свете я мечтал стать самым сильным, чтобы все меня боялись и уважали. Не раз мне приходилось переступать через собственные чувства, когда я, чтобы доказать свою силу, бил других детей и животных. Я радовался, когда читал на лицах окружающих страх и опасения, это значит, что я добился своей цели – стать настоящим мужчиной. С появлением в нашем одале странной маленькой девочки, по имени Рунгерд, я столкнулся с новым проявлением слабости. Это хрупкое существо с огромными глазами цвета морской волны и черными, как ночь, волосами вызывало во мне непонятную нежность и желание защитить. Я воспринимал это, как посланное норнами испытание, которое, несмотря ни на что, должен преодолеть. Чтобы никто не смог распознать моей слабости, я издевался над Рунгерд больше, чем над всеми остальными, даже раз ударил ее. Но совершив этот поступок, которым отец мог бы гордиться, я вдруг почувствовал себя так, словно это не я нанес удар, а мне самому причинили боль. Только вмешательство двоюродного брата, Стейнмода, уберегло меня от унижения, когда я хотел извиниться перед этой девчонкой. Братец налетел на меня, как раненый вепрь, пытался поколотить меня своими жалкими кулачками. Разумеется, у него ничего не вышло, я задал ему порядочную трепку, но эта драка отрезвила меня. Я снова почувствовал уважение к самому себе. Однако что-то во мне болезненно сжалось, когда Рунгерд стала суетиться вокруг Стейнмода, утирая ему кровь, а на меня бросала свирепые взгляды. - Ну, что, доволен? Смотри, что ты наделал! – гневно кричала она, а я старался удерживать на лице насмешливую улыбку. - Ничего с ним не случилось. В следующий раз умнее будет и не станет связываться с тем, кого не может победить. - Какой же ты самоуверенный, Снорри. От души желаю, чтобы тебя кто-то так поколотил, чтобы ты перестал тут изображать из себя конунга! - Это точно, - хмыкнул Стейнмод, но тут же заткнулся, когда я погрозил ему кулаком. Рунгерд покачала головой: - Ты такой же, как все, а строишь из себя центр мира! Хоть бы немного почтения проявил к своему будущему господину. Ведь именно Стейнмод станет одальсбондом, а не ты. Я почувствовал закипающую ярость, однако почему-то не смог снова поднять руку на эту девчонку. Вместо этого с уверенностью, которой, в действительности, не ощущал, произнес: - Когда-нибудь я стану великим человеком! Сам конунг признает мои заслуги. А Стейнмод так и останется тюфяком, который и носа боится высунуть за пределы Мидвальдена. - Да ты что! – Рунгерд расхохоталась, ее смех отозвался горечью в моей душе. – А как по мне, ты не более, чем жалкий хвастунишка. Как же, держи карман шире, так конунг спит и видит, чтобы приблизить тебя к себе. Ты навсегда останешься неудачником! Я выругался и, бросив на дерзкую нахалку испепеляющий взгляд, ринулся прочь. Она еще пожалеет об этом. Придет день, и я докажу, что способен на многое. Почему-то именно ее признание значило для меня больше восторгов всех остальных. Я тоже прилично пострадал от рук Стейнмода, кто бы мог подумать, глядя на этого хиляка. Но мне пришлось самому обрабатывать ссадины и кровоподтеки. С какой-то непонятной тоской я вдруг осознал, насколько одинок. Все мои сверстники держались от меня на приличном расстоянии, конечно, при этом они уважали меня, но не было ни одного, кого я мог бы назвать другом. Только одиннадцатилетний Торольв ходил за мной хвостиком, но разве я мог относиться к нему, как к равному. Я воспринимал его не более, как свиту, которая должна быть у каждого великого человека. Сейчас даже Торольва не было рядом, он поехал на охоту с Фрейваром. Что это я раскис в самом деле? Эта девчонка явно на меня плохо влияет. Вот и сейчас, они со Стейнмодом куда-то понеслись, наверное, на любимую полянку Рунгерд, а я с непонятной тоской смотрел им вслед. Почему-то в этот момент мне хотелось оказаться на месте двоюродного братца, чтобы огромные голубовато-зеленые глазищи смотрели на меня с такой же теплотой и нежностью, как на него. С ума сойти, о чем я только думаю. Она же девчонка совсем, а мне, как никак уже пятнадцать стукнуло. Отец уже не раз намекал, что пора мне познакомиться с еще одним аспектом жизни настоящего мужчины. Я догадывался, что он имеет в виду, и чувствовал при этом смущение. Меня пугал не столько сам процесс, в общих чертах я понимал, что должен делать, сколько то, что я не справлюсь и опозорюсь. Не знаю, как смогу потом смотреть в глаза всем тем, перед которыми кичился собственной мужественностью. Те парни из соседних одалей, с которыми я вместе упражнялся в воинском искусстве, уже не раз травили байки про то, что они давно уже познакомились с этим аспектом жизни. По их словах, в их постелях побывали чуть ли не все девушки Мидвальдена. Правду сказать, мне в это мало верилось, но приходилось не отставать от них, и тоже что-то выдумывать. Так, например, героиней одной моей любовной истории стала хорошенькая дочка арендатора по имени Трюд. Девчонка и правда довольно нежно посматривала на меня, но я считал ниже своего достоинства выказывать симпатию девице более низкого происхождения. Хотя с чего-то же нужно начинать. Я все больше задумывался над вариантом с Трюд, но пока ждал, когда отец повезет меня в город в одно увеселительное заведение. Он не раз хвастался, как там можно здорово время провести, говорил, что местные девицы от него просто тают. Я привык видеть в отце идеал, поэтому, не смел усомниться в его словах, хотя замечал, что наши служанки бегут от него, как от огня, стоит ему только многозначительно на них взглянуть. Весь день я забавлялся стрельбой из лука, не давая себе передышки. Военное искусство мне никогда не надоедало, именно благодаря ему я рассчитывал прославиться, поэтому, подходил к делу очень ответственно. Только заметив, как к дому подходят веселые и довольные Стейнмод и Рунгерд, я оставил свое занятие. Невольно я почувствовал, как мои брови взметнулись вверх, а глаза округлились. На физиономии Стейнмода не было ни следа драки, хотя я четко помню, как поставил ему синяк под глазом, рассек бровь и нос разбил. Рунгерд и братец многозначительно переглянулись и зашлись в хохоте. Я же, прикрывая рукой ссадину на щеке, побрел за ними в дом. Однако, этот день приготовил мне еще одно потрясение. Вечером отец сообщил мне, что собирается ночевать в Мидвальдене, и берет меня с собой. Лукавое выражение его лица не оставляло сомнений в том, что именно сегодня он решил меня приобщить к той стороне жизни, которая для меня еще являлась неизведанной… Никогда еще я так не волновался, как в тот момент, когда переступил высокий порог шумного грязноватого трактира. Тут же меня оглушило смешение звуков и запахов. Отовсюду раздавался пьяный хохот, ругательства и сальные шуточки завсегдатаев, визгливый смех женщин, по большому помещению разносились запахи дешевого эля, еды и пота. За грубыми деревянными столами сидели мужчины и неряшливо одетые женщины. Отец уверенно потащил меня за один из столов, где уже собралась веселая компания. Раздались приветливые возгласы, меня ободряюще хлопали по спине и отпускали непристойности по поводу причины моего появления здесь. Одна из вульгарно одетых женщин, с огромными телесами и заплывшими жиром щеками тут же начала оказывать мне вполне определенные знаки внимания. Стоило мне сесть на грубо сколоченный табурет, как она взгромоздилась мне на колени и запищала в самое ухо: - Ух, какой хорошенький мальчик! Так бы и съела! - Не смущай его, Грета, - загоготал отец. – Лучше покажи, что должен уметь настоящий мужчина. - Да не вопрос! – женщина грузно слезла с моих колен и потянула за собой: - Идем, красавчик. Все тебе покажу и расскажу в лучшем виде. Раздался общий дружный смех всех собравшихся за столом. Я готов был сквозь землю провалиться, но отчаянно делал вид, что для меня все происходящее в порядке вещей. Грета привела меня в отдельное помещение, огороженное от общего зала лишь неплотной занавеской. Там стояла грубая кровать, застеленная грязным покрывалом с пятнами неизвестного происхождения. Я попятился обратно, но женщина схватила меня и опрокинула на постель. - Ну, что, повеселимся, малец? От нее нестерпимо воняло какой-то тухлятиной и потом, смешанными с запахом алкоголя. Я едва не задохнулся от омерзения. И это то, чего я так желал? По сравнению с этой жирной свиньей малышка Трюд стала казаться мне светлым альвом. Нет уж, даже рискуя навлечь на себя насмешки отца, я не могу заставить себя прикоснуться к этой шлюхе. Изо всех сил я отпихнул взгромоздившуюся на меня женщину, так что она с гулким стуком рухнула на пол, задрав жирные ляжки, отдернул занавеску и бросился бежать. Вслед мне доносились улюлюканье и дружный хохот. Я не стал дожидаться отца, а пошел пешком, хоть мне и пришлось идти почти всю ночь. Усталый и злой, я, наконец, добрался до родного одаля, осторожно пробрался к своему лежаку через покотом спавших сородичей, и попытался уснуть. Как назло, мне никак это не удавалось. События прошедшего дня хороводом вертелись в голове. Я был недоволен собой: показал себя каким-то жалким щенком, опозорился перед кучей народу. Но я все-таки докажу отцу, что способен на решительные поступки. Завтра же начну обхаживать эту арендаторскую дочку. Не думаю, что это будет трудно, стоит мне появиться рядом, и эта дуреха уже сама не своя.
Снорри Если я ставил перед собой цель, то не откладывал дело на потом, а начинал добиваться желаемого сразу. Так, уже проснувшись утром, я не поехал ни на охоту, ни на поле, где мы обычно встречались с приятелями и проводили время за стрельбой из лука и сражениями на мечах. Вместо этого я принялся ошиваться поблизости от Трюд. Девчонка прислуживала в доме, помогая остальным женщинам, я же принялся развлекаться стрельбой из лука во дворе. Она то и дело находила предлоги, чтобы пройти мимо меня: то вылить ведро с помоями, то принести что-нибудь из амбара или кладовой. Я делал вид, что совершенно не замечаю нежных взглядов, которые Трюд на меня бросала. Наконец, я решил, что достаточно показал ей собственную значимость, и лениво окликнул: - Ты сегодня вечером занята? Трюд едва не перецепилась, с трудом удержав в руках миску с творогом. Округлившимися глазами она уставилась на меня, словно с ней заговорило дерево или камень. - Я… Я… - Ну, чего мямлишь? – я сделал вид, что недоволен, и она тут же залепетала. - Нет, я не занята… Конечно, не занята… - Можем сходить с тобой на реку или еще куда-нибудь. - Я с удовольствием! – она едва не запрыгала, наверное, ее удержала только боязнь все-таки перекинуть миску. - Вот и отлично. И я снова вернулся к прерванному занятию, краем глаза наблюдая, как девчонка нерешительно топчется на месте. С явной неохотой она все же пошла в дом, я же довольно усмехнулся. Это оказалось легче, чем я думал. Несколько следующих дней мы с Трюд встречались по вечерам, бродили по окрестностям. Я почти все время молчал, она же щебетала без умолку, стараясь меня развлечь. Как-то я решил испробовать совет одного из приятелей. Он хвалился, что стоит ему сказать девушке пару комплиментов, и она уже на все готова. Как назло, в голову ничего не лезло. Что ей такое сказать? Я даже нахмурился от напряжения, а Трюд с тревогой посмотрела на меня: - Что-нибудь случилось, Снорри? Ты на меня сердишься? - Да нет, - я пожал плечами, поднял глаза на усыпанное звездами небо и вдруг придумал, что ей сказать. – Трюд, твои глаза напоминают мне эти звезды. Они такие же сияющие и прекрасные! Девушка замерла, заворожено глядя на меня, потом вдруг обвила мою шею руками и прижалась ко мне. Я ощутил, как трепещет ее хрупкое тело, и невольно почувствовал возбуждение. Оказывается, в простолюдинках тоже есть свои плюсы. Они не такие сдержанные и гордые, с ними легче добиться поставленной цели. Я тихо шепнул ей: - Завтра, когда освободишься, приходи в амбар. - Я приду, Снорри, - выдохнула она и еще крепче прижалась ко мне. *** Мы сидели в амбаре, на мягком душистом сене. Где-то снаружи доносились обычные звуки жизни одаля: лязганье молотка, мычание коров, ржание лошадей, насмешливые перепалки слуг. От Трюд приятно пахло молоком и цветами. Она робко смотрела на меня, ожидая чего-то, а я не мог даже пошевелиться, словно превратился в камень. Я старался не показывать ей своего волнения, хотя сердце колотилось, как бешеное, а на лбу выступила испарина. Похоже, Трюд такая же неопытная, как и я. Это одновременно и пугало меня и немного успокаивало. Значит, ей не с чем будет сравнить, она не станет потом насмехаться надо мной. Вспомнив истории про любовные похождения, которые я слышал от приятелей, я собрался с силами и попытался руководствоваться ими. Так, для начала ее нужно поцеловать. Я, наконец, поднял ставшую невероятно тяжелой руку и осторожно коснулся щеки Трюд. Ее кожа оказалась нежной и бархатистой, словно амитанский персик, который мне однажды довелось попробовать. Трюд подалась ко мне, ее глаза преданно смотрели на меня. Ничего себе, похоже, девчонка, действительно, влюбилась без памяти. Я подавил возникший порыв прогнать ее и не пользоваться ее доверием. Ведь ее же заклюют, стоит кому-то узнать, что она уже не девственница. Никто не захочет на ней жениться. Но я тут же заставил себя успокоиться и не поддаваться этой досадной слабости. Настоящий мужчина не должен чувствовать жалость к кому бы то ни было, - так учил меня отец. Я притянул девушку к себе и коснулся губами ее чуть приоткрытых губ. Вначале я просто тыкался ей в рот неумело и беспомощно, словно новорожденный теленок к коровьему вымени, но потом что-то подсказало мне, как действовать правильно. Трюд жадно отвечала на мой поцелуй, я чувствовал, как трепещет ее хрупкое тельце, прижимаясь к моему. Я почувствовал, как напрягается и крепнет моя плоть, как мне до безумия хочется получить то удовольствие, о котором мне столько хвалились приятели. Трюд не сопротивлялась, она легла на мягкое сено, погрузившись в него, как в пуховую перину. Я стал срывать с нее одежду, грубо и неловко, она же со странным выражением смотрела на меня. Я лег на нее сверху, начал мять ее маленькую нежную грудь, затем раздвинул ей ноги. Она вдруг тихо произнесла, выдохнув мне прямо в ухо: - Ты будешь любить меня, Снорри? - Конечно, - усмехнулся я. – А что я, по-твоему, сейчас делаю? - Я не об этом, - грустно произнесла она. – Если я это сделаю, ты полюбишь меня по-настоящему? - Ну, да! – быстро ответил я, хотя в глубине души поразился ее глупости. Как она смеет рассчитывать, что сын бонда полюбит простолюдинку, да еще такую доступную. Мои слова ее, однако, успокоили, она закрыла глаза и позволила делать с ней все, что пожелаю. Это длилось гораздо меньше времени, чем должно было продолжаться, судя по рассказам приятелей. Трюд, похоже, было больно, я заметил, как по ее щекам катятся слезы, но она не издавала ни криков, ни стонов. Я почувствовал вспышку острого наслаждения, рухнул на Трюд, тяжело дыша и возвращаясь к реальности. В этом деле, оказывается, нет ничего трудного. Я самодовольно взглянул на девушку. - Ну как, тебе понравилось? Я заметил, что ее нижняя губа прокушена до крови. - Лишь бы тебе понравилось. Я так люблю тебя, Снорри! - Ну да… - Скажи мне, что тоже меня любишь! – умоляюще протянула она. Я поспешно слез с нее, стараясь не смотреть на перепачканную кровью внутреннюю поверхность бедер. - Какая ты быстрая, - грубо бросил я. – Так сразу и полюбить тебя должен? Размечталась. Больше не глядя на девушку, я натянул штаны и, слегка насвистывая, вышел из амбара. Сегодня я, наконец, стал настоящим мужчиной. Несколько следующих дней Трюд напрасно пыталась поговорить со мной. Я постоянно оправдывался занятостью, и всячески избегал ее. Не хватало еще, чтобы о том, что случилось, кто-то узнал. Разве она сама не понимает, как это неосторожно с ее стороны? Я не испытывал к Трюд никаких чувств, она уже послужила моей цели и ни для чего другого была мне не нужна. Жалость к ней я старательно гнал от себя. Однажды Трюд в открытую подошла ко мне, когда я собирался ехать на охоту, и решительно произнесла: - Снорри, нам нужно поговорить. Уже сидящие верхом отец и Фрейвар начали обмениваться сальными шуточками, поглядывая на нас. Я заметил в глазах отца одобрение, и воспрянул духом. - Ну, что ж, пойдем. Я потащил ее в сторону сада, и когда деревья скрыли нас от любопытных взглядов, отпустил. - Чего тебе? В ее огромных светлых глазах стояли слезы, она робко коснулась моей щеки. - Снорри, я сделала что-то не так? Тебе было плохо со мной? - Все было отлично, - усмехнулся я, почесывая затылок. - Почему же ты больше не приглашаешь мне на прогулки, не хочешь даже разговаривать со мной? - А зачем? – я слегка прищурился. – Я уже получил от тебя то, что хотел. Лицо Трюд залила смертельная бледность, еле слышно она прошептала: - Ты не любишь меня… И никогда не полюбишь… - Трюд, ты же сама понимаешь, что между нами пропасть. Я – сын бонда, а ты – дочь обычного крестьянина. На что ты рассчитывала? Раньше нужно было думать. Она больше не сказала ни слова. Удаляясь от нее, я долго чувствовал на себе пристальный напряженный взгляд. По дороге к лесу я во всех подробностях рассказывал любопытствующим сородичам о своем приключении с Трюд. Они же делились со мной собственными любовными похождениями. Наконец-то, меня признали взрослым мужчиной и приняли в свой круг! Все во мне ликовало. Когда мы к вечеру вернулись домой, навстречу выбежали взволнованные и перепуганные женщины. Тетя Хельга сообщила нам, что Трюд нашли повешенной в амбаре. Я постарался сделать вид, что меня это мало заботит, но этой ночью меня мучили кошмары. Во сне ко мне приходила Трюд, неестественно бледная, с синими губами и опухшим лицом. Она протягивала ко мне руки и звала к себе, а я бежал от нее, что есть мочи. Проснулся я в холодном поту. Что-то терзало и мучило меня, я боялся признаться самому себе, что чувствую сожаление и раскаяние. Ведь это я виноват в смерти молодой и красивой девушки. Хуже всего то, что я ни с кем не мог поделиться этим, ведь я не должен проявлять слабости. Пусть все считают, что мне совершенно наплевать на то, что случилось, воспринимают меня бесчувственным чурбаном. Я бы многое отдал, чтобы так оно и было на самом деле, тогда исчезла бы эта ноющая боль в сердце и перестали бы сниться разрывающие душу кошмары…
Мне очень нравится!!!