Anything, О, нас было трое - старшая Лена, Илья и я помладше его на пол года. И мы всегда дружили 2х1. То есть двое против одного. В разных вариациях. Дрались. Мирились. Строили козни. Интриговали. Ябедничали и покрывали. Потом родился мой родной брат - Федор. А потом детство кончилось. Моя страница, велкам! Мой дневник
Свет, знаешь, я никогда не любила даже примерять чужие вещи, и свои давать не любила. Это сейчас мне как-то без разницы. А уж моя дочка так постоянно обменивалась в школе с подружками кофточками. Читаю с огромным удовольствием. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Ну вот, было на работе полчаса свободных. Продолжаем разговор.
Страшная история
Прекрасно помню то чудесное летнее утро: тишина, щебет птиц, комната залита желтым солнечным светом, в воздухе беззвучно танцуют вальс пылинки. Внизу бабуля печет любимые пирожки с грибами и сладкие со щавелем, дед рано-рано уехал и забрал с собой в город Аленку, а Илья где-то в огороде (наверное как всегда ест малину, пока никто не видит). Лето в самом разгаре и никуда не стоит торопиться. Я бесцельно брожу по второму («верхнему») этажу дачи – спальня, холл, балкон, холл, снова спальня. На улицу выходить совсем не хочется – в доме спокойно и прохладно. Наконец, мой взгляд натыкается на деревянные дверцы, которые нельзя открывать… Тут необходимо сделать отступление и кое-что пояснить. Дача наша вполне обычная для советского времени – первый этаж с печкой, большим столом и погребом, а второй – мансардный. Из-за этого потолки тут скошенные, а для сушки трав и табака вдоль крыши сделан длинный шкаф. Войти туда можно только согнувшись (а взрослому – только на коленях вползти), там пыльно, на старых газетах сушатся запашистые травы, по стене вбиты гвозди и на них тоже висят сухие венички. Тут всегда сквозняк и холод, пыльно, в полу широкие щели – можно рассмотреть что-там, на земле под домом (ведь всем известно – мир становится намного красочней и интересней, если посмотреть на него в замочную скважину или сквозь цветное стеклышко. Поэтому люди изобрели очки, бинокли и даже телескоп.). В общем – то был мир, запертый от нас, детей, нарочно. И конечно, в такое чудесное утро я не смогла удержаться. Выкрашенные кирпичным дверки долго не поддавались и вдруг распахнулись. Я осторожно вошла в сказочную страну. Ступая босыми ногами по необработанным шершавым доскам, напряженно всматривалась в полумрак. Длинный косой туннель впереди был пуст, через щели снизу проникал свет, делая все таинственно-некрасивым, было заметно, что пауки и двухвостки давно признали его своим царством. Это было целое приключение – идти, пытаясь не задеть голыми плечами сходящихся стен, втягивая голову в плечи и брезгливо снимать густую паутину. Именно тогда я перестала бояться насекомых, и сама позже пугала в лагере девчонок двухвостками. В том волшебном месте мне довелось найти дорожку муравьев, несколько маленьких перышек, пожелтевшую газету, дырявый валенок и сломанного неваляшку, но самое главное – в самом конце у маленького круглого отверстия (что-то вроде слухового окна в стене) будто для меня приготовленный лежал зеркальный значок с изображением Ильича. Мне было безразлично, кто там нарисован красным, но вещица была мировая. Я уже аккуратно развернулась, намереваясь покинуть заповедное место, как вдруг в мои волосы кто-то вцепился – кто-то большой и злобный, кто-то сильный и царапучий, кто-то страшный! К спасительной двери я неслась, сшибая головой перекладины, сбивая ноги о доски и царапая руки и плечи в кровь – бежала, как никогда после! Спустя три дня на дне рождении мамы за широким столом вся родня хохотала до слез, слушая бабушкин рассказ о том, как вниз по винтовой лестнице скатилось нечто – завывающее, лохматое и расцарапанное. Пролетев кухню свернуло на босые ноги только что испеченные пирожки и, обжегшись, завыло-заплясало еще пуще вокруг изумленной бабули… Конечно, она меня успокоила, освободила, наконец, запутавшуюся в длинных волосах летучую мышку (мышка осталась цела и даже довольна, потому как молоко, что мы после ставили ей в шкаф, пила исправно.), вытерла слезки, намазала царапины и ссадины йодом и усадила есть пироги.
Когда после сытного обеда Илюша стал корчить рожи, а я от души смеяться, и бабуля отправила нас рисовать все в тот же злополучный холл. Рисовать я любила, а вот мой двоюродный брат – нет. И, промаявшись минут десять, вздохнул и вышел на балкон. Я увлеченно раскрашивала принцессу, когда он поднялся по лестнице, подмигнул мне и вновь ушел на балкон. Принцесса была уже наряжена в красное платье – оставалось надеть золотую корону, как Илья поднявшись с первого этажа опять мне подмигнул идя на балкон… Над замком принцессы гордо взвился флаг, когда брат опять поднялся и подмигнул. В четвертый раз я уже забыла про рисование и молча кивнула в ответ, пытаясь понять, как мой брат оказывается на первом этаже. А на шестой, чувствуя, что вот-вот поседею от страшного де-жа-вю (и это будет ужасно, потому что скоро праздник!), покрываясь мурашками практически перетекла следом за мальчишкой. Ну конечно, это же Илья! Он быстро перелез через перила, перекинул ноги на яблоньку, что росла у дома и, словно обезьяна, слез вниз. Никакой загадки! Пришлось лезть следом и пугать уже его, быстро поднимаясь следом по лестнице.
Зимой я выменяла значок на белого крысенка у соседки, так что все к лучшему, но это совсем другая история. И все же кое-кто пострадал - после моих приключений любимый дедуля остался без табачка. Моя страница, велкам! Мой дневник
Анаит, Так и вижу, как ты - маленькая (кстати, сколько тебе было-то на тот момент?) - согнувшись, лезешь в шкаф, а потом бежишь оттуда с летучей мышью на голове)). Вампирская сага Дачу тоже вижу - даже глаза закрывать не нужно). Пишешь здорово. Будто с другом поговорил). Всё живое, природное, сочное). Спасибо за отличную "прозу жизни").
Светочка, чаще бы у тебя перерывы на работе выпадали. Это за полчаса?! Словно машина времени у тебя в ящике стола. Перенеслась в детство, и нас перенесла, и за эти полчаса провели мы там с тобой яркий день, полный чудес. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Самира, Anything, спасибо, мои преданные читатели. Вот подумываю вам медали выдать...))))
Феликс, не помню сколько, лет пять кажется. То есть мозгов еще не было точно)))
Ириш, да, может, чуть больше. Когда есть настроение - все само пишется, а когда его, настроения, нет, то хоть тужься, хоть не тужься - все-равно ничего не выходит Моя страница, велкам! Мой дневник
у меня и сейчас нет. Да, ладно бы, только мозгов! У меня нет таких или хотя бы отдаленно похожих воспоминаний о детстве. Скорее всего, меня похищали инопланетяне и вытерли все воспоминания. Тебе повезло, что у тебя есть, что вспомнить. А мне (и не только мне!) повезло еще больше, я (и не только я!) могу читать твои прекрасные рассказы и приобщаться к тому светлому, что все-таки где-то есть на Земле, пусть даже только в тех детях, которыми мы были и, я смею надеяться, во всех детях, которые живут сейчас и (опять же таки, смею надеяться) будут жить потом. И раз меня уж так потянуло пофилософствовать, то именно мы и являемся одновременно носителями прошлого и воспоминаниями будущего. Меня это безмерно радует. Спасибо, Анаит!
Mustafa, ну как тут бросишь писать, когда такие слова сказаны! спасибо, у меня много историй. Буду потихоньку их выкладывать. Уверена, что они есть у всех - надо только вспомнить. Кстати, истории идут не по порядку, а "как есть" - то есть по мере вспоминания и написания. Итак, еще одна.
Костер Лето подходило к концу и бабуля затеяла генеральную уборку на огороде. Разросшиеся кусты смородины и заросли малины беспощадно выкорчевывались и оттаскивались за ограду на перекресток, вечером ожидался костер и баня – для нас, ребятни, праздник (совсем почти новый год). Бабуля грустно вздыхала, глядя как дед выкорчевывает ее любимый куст белой смородины – ягоды этого сорта крупные, сладкие, скороспелые. И ведь привезен был из дальнего села на Алтае от тети Зины – тут не найти. - Это Петровна – брала черенок, вот и засох… - кручинилась баба, рубя топором сухие корявые ветки. – Забыла нож в землю воткнуть, и вот – увели ж! Уморилась, присела на скамейку. - Ба, а давай посадим! - Вон сколько веток лежит – сади! – Заулыбалась бабушка и кряхтя поволокла клубок узловатых корней к дороге. Много ли надо ребенку для игры? Старый пластмассовый самосвал, несколько засохших веточек и фантазия. Желтая машинка смело тащила по опасным кручам воду в ведерке, рискуя упасть в ущелье, вез самосвал перегной из большой кучи, и даже злые разбойники не смогли отобрать ценный груз – три ветки волшебного дерева из заморских стран. Дед подошел и стал поучать: - Ты столько перегноя навалила, что даже если б корешки были – то сгорели бы. Не вырастет она. - Ну и что? Жить захочет – вырастет! – у меня-то в воображении уже цвело высокое дерево с золотыми листьями и хрустальными ягодками.
К вечеру истопили баню и приехали из города мамы. Сначала шла т. Рита с Леной и Ильей – они мылись быстро и по очереди, следом я с мамой, а уж в «третий пар» наши старики. Мама парилась сама и меня парила «до потери пульса». Так, что глаза переставали видеть в горячем влажном воздухе, крапивный и березовый дух напитывали легкие, выметая любую хворь, а раскрасневшуюся кожу жгло от хлестких ударов веником и крутых отваров. Какое же это странное ощущение, когда выбегаешь из баньки чистая, разгоряченная, скрипящая, как наглаженная простынка, в вечернюю прохладу – и хватаешь жадно ртом воздух и никак не надышишься, а сердце колотится, разгоняя кровь, и хочется умереть и жить вечно… И тут на тебя надевают теплый халат, повязывают косынку (почему-то я нормально переношу и пенопластовый скрип и металлический визг, но вот это ощущение шершавой косынки до сих пор переворачивает все внутри) – и заставляют бежать в дом «пока не простыла, быстрей!». А на столе уже ждет кружка молока и тарелка прохладных ягод земляники, все улыбаются и кажется, что во всем мире сейчас такой вечер покоя и добра.
Когда стемнело и на небо выползла удивленная луна, Еленка рассказала историю. Где-то среди безжизненных кратеров холодной спутницы Земли живет колдунья. Целый год она пересчитывает песчинки и в конце лета уже заканчивает, остается совсем чуть-чуть – одна горсточка. Когда все будет сделано, старая ведьма сможет, наконец, полететь на Землю, чтобы уничтожить всех людей. Всех до единого. - А зачем? - Спрашиваю я шепотом, не веря в такое вероломство старой женщины. - Потому что она злая. И не любит лето – она любит, когда холодно и темно, а мы вон костер жечь будем – а с луны будет видно и она прилетит к нам! - Ага! – важно кивает Илья, жуя горох, - из космоса огоньки еще как видно – там же темно… - Да ты не бойся! – наконец сжалившись, продолжает сестра, - каждый год с земли прилетает черный ворон, он хлопает крыльями и смешивает песок. Ведьма злится, что надо начинать все сначала, ругается! Но пока песчинки не посчитаны – на землю нельзя спуститься. - И в этом году ворон тоже прилетит? - Наверное! – Зевает Илья, - о, пошли костер жечь!
Бабуля зажигает сложенный костер, пламя загорается неохотно, сначала съедает старые газеты, потом тонкие прутики и вот – уже вовсю пирует на толстых ветках. Пламя в ночном воздухе гудит, как огромный шмель, поднявшийся ветерок треплет, раззадоривая и зля еще больше, и жар заставляет держаться дальше, обходить по широкой дуге. Лица родных и соседей становятся пугающими красными масками с широкими черными провалами ноздрей, ртов и глаз. Время останавливается, пробуждая в душе странные образы, унося далеко за пределы этой вселенной, мимо дач, города, ведьмы на луне, и звезд… Внезапно я вижу запыленный грузовик, как на старых военных фотографиях. Он быстро несется по узкой дачной улочке, а под брезентом улыбчивые крепкие солдаты поют песню, обнимая холодные автоматы. Но шофер не видит наш костер – такой большой и яркий в ночи, не видит опасность. И я кричу, кричу своим, чтоб отошли, кричу шоферу, чтобы остановился. И только вижу, как бледнеет мама и бежит со всех ног ко мне, а звезды кружатся и падают в огонь…
Потом мне рассказали - я два дня температурила, билась в истерике, бредила, все кричала про солдат и грузовик. Пытались сбить температуру, но лекарства не помогали, а в больницу мама везти меня отказалась. И тогда дед привез бабушку из какой-то деревни. Та походило вокруг, почитала молитвы и горячка прошла. Все решили, что у меня случился испуг – такое бывает у впечатлительных детей. Гораздо позже я узнала - по дороге, что пролегала по полям, где теперь стоит дачный поселок, после войны на грузовиках возвращались солдаты. Это потом, после затопления старого города построили железную дорогу, а в 1945 году…
А смородина прижилась. По весне заметили и бережно пересадили. Едим ее до сих пор. И если я что сажу неизменно приговариваю: «захочешь жить – приживешься!». Моя страница, велкам! Мой дневник
Сообщение отредактировал Анаит - Пятница, 06.01.2012, 23:42
когда выбегаешь из баньки чистая, разгоряченная, скрипящая, как наглаженная простынка, в вечернюю прохладу – и хватаешь жадно ртом воздух и никак не надышишься, а сердце колотится, разгоняя кровь, и хочется умереть и жить вечно…
Вот это чувство мне знакомо. Сначала хотела сказать, что "и" надо заменить на "или", а потом подумала... нет, всё верно! Хочется одновременно и умереть, и жить вечно! Рассказ по-рождественски светлый и тёплый. Спасибо, Светуль! Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Медленно, но верно. Обещала не бросать, так что опять ностальгирую...
Тополь
Мы живем в самом обычном маленьком городке – таких по России тысячи. Утопающие в тополях, по-соседски добрые и недоверчивые к чужакам, радушные и тихие, похожие друг на друга, как братья близнецы - это и есть настоящая Россия. Жизнь тут размеренная, известная наперед, мечты проще и чище, а горе и радость – не поддельные. Эти городки не меняются быстро, а нехотя, как старики, что с трудом принимают новое. Но спустя короткие годы вдруг понимаешь – а ведь улочка, где ты вырос, уже не та: нет больше булочной за углом, нет песочницы, где вечно возилась малышня, нет пестрой лавочки, на которой любила посидеть бабуля, да и самой бабули больше нет. Остались только воспоминания – добрая, светлая память, как награда за каждый прожитый день.
Помните ли вы свое первое дерево? Не то, которое впервые увидели, не то, которое посадили, а то, что подарило вам свободу, позволив неуклюже вскарабкаться по шершавому стволу выше всех. Я запомнила на всю жизнь. Это было четвертое лето моей жизни – возраст, как ни крути, уже солидный, а потому гулять отпускали одну, но под чутким присмотром судачащих на скамейках тетушек-соседок. День был солнечным и прохладным – редкое счастье в июле, наша маленькая кучка босоногой ребятни играла в догонялки, и вроде ничто не предвещало беды, как… Я в очередной раз запнулась о торчащий, скрюченный корень, и до сих пор уверена, что тополь в тот день сам выбрал меня. Высокий, красивый, с широкими темно-зелеными листьями, шершавым, покрытым тысячами дорог – морщин стволом, он будто хватался могучей веткой за больную скрюченную в пояснице спину. Я смотрела на него, заново открывая мир, забыв об играх и времени – где-то там, в густых ветвях, потерялись, заплутали солнечные зайчики. И когда я подумала о них, стало жутко - что если они там погибнут? Как он (я не сомневалась – это дерево именно он) сможет жить с мертвыми зайцами в голове, пусть и солнечными? Здравомыслие никогда не было моей сильной стороной, а потому не оглядываясь я полезла спасать злополучные лучики.
Чем выше я забиралась, тем яснее понимала – ветки не так густы и выпутаться из них сможет даже ворона, не то что… Пришла пора спускаться. Честно пропыхтев несколько минут, ободрав в кровь коленки и ладошки я вдруг поняла, что понятия не имею, как это сделать! Выпускать из горячих объятий ствол нельзя - тут мой здравый смысл был не преклонен, даже не смотря на паука, что так не вовремя решил изучить левую ногу нежданной гостьи. Позвать на помощь тоже нельзя – не солидно. Оставалось только ждать, отвлекая себя от мысли «что если я так и останусь тут, состарюсь и умру… Как же мама-то будет?» Все-таки меня заметили. Спустя каких-то двадцать, тридцать минут (показавшихся длинными часами) из подъезда выбежала бабуля, всплескивая полными, белыми от муки руками. - Светка, слезай! - Не могу!!! – уже сквозь слезы то ли стыда, то ли страха отвечала я.
Быстро стала собираться толпа из детворы, мамочек-бабушек и просто прохожих. Все что-то кричали, советовали, пугали. Кто-то даже предложил спилить этот тополь, заставив меня взреветь белугой и намертво вцепиться в сказочное дерево… А спустя еще четверть часа с работы пришел Василий, мой дядя – тогда молодой, двадцатипятилетний парень, от которого всегда пахло бензином и соляркой. Он не торопясь залез на дерево, оторвал меня, трясущуюся и зареванную, от него как котенка и с видом скромного бывалого спасателя передал в заботливые руки бабули. Надо ли говорить о том, что после я стала местной знаменитостью и нельзя было спокойно пройти по двору? Надо ли говорить о том, какую головомойку устроила мне бабуля дома, обнаружив, что в довершение к ссадинам и порванному платью, еще и пирожки сгорели, задымив всю квартиру? Надо ли говорить о том, что на следующий же день мальчишки научили меня лазать по деревьям не хуже той обезьянки.
В прошлом году мой тополь спилили и отвезли на свалку. Он, как и несколько его братьев, стал чересчур стар. Только вот двор без них опустел, стал убог и неуютен. Что поделаешь, город меняется. Хоть и неохотно. Моя страница, велкам! Мой дневник
Анаит, Ты до сих пор помнишь, что случилось с тобой в четыре года?! Фантастика... Спасибо за ностальгию). Очень светлое ощущение). Под стать твоему имени).
Anything, я до сих пор помню операцию, которую мне делали когда мне было 2 месяца от роду. Когда лет в 18 маме про это рассказала, она чуть со стула не грохнулась - про это никто кроме нее не знал, она со мной тогда уезжала. На самом деле мы никогда ничего не забываем, нам так просто кажется, или мы сознательно "прячем" память. Моя страница, велкам! Мой дневник
У меня сын помнит себя с трёх лет, а я вот почему-то не помню себя аж до школы. Только урывками. Мне кажется, память избирательна - что-то высвечивает, а что-то блокирует. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо