- Так, Матильда: никакого баловства! Сидеть тихонечко, ничего не брать из ящичков, по коридорам не бегать, всего пятнадцать минут – это взрослым девочкам по силам. Мама быстренько выскочит на сцену, быстренько станцует и вернётся. Мы с тобой взрослые девочки? Мы только померяем эту юбочку: что страшного может случиться оттого, что мы померяем юбочку? Посмотри, это называется «пачка». Красиво? Когда вырасту – обязательно тоже стану балериной. Представляешь: пять… нет, десять белых лебедей, а средняя я… . Матильда, ну-ка, дай сюда шею… Ногу подними… так… теперь другую… теперь ты тоже белый лебедь. Посмотри, как красиво! Мама говорит, что главное – не ноги, главное – глаза. Мама говорит, что лицо должно быть белое, а глаза – темные, тогда всё внимание будет на глазах. Лицо у меня белое, а вот глаза не нравятся. Давай-ка обведём их вот этим, синеньким. Так-то лучше… Подставляй мордочку. Балерина должна вызывать восхищение. А мама всегда права! Вот так: глаза потемнее, а мордочку – наоборот. Не чихай, это пудра. Ну вот, теперь опять придется работать над глазами. Нечего лаять: взрослые девочки должны уметь потерпеть пятнадцать минут. Ну-ка, Матильда, это пуанты. Ты когда-нибудь ходила на пуантах? Конечно, немного великоваты, но мама говорит, что балерина должна уметь потерпеть немножко ради искусства. Вставай на цыпочки! И не махай передними лапами, как мельница. Балерина должна владеть своим телом. Так говорит мама! Посмотри, как должна двигаться рука: плавно, как будто по ней бежит волна…. А у тебя лапы цепляются за мою пачку, как у крокодила какого-то…. Ну вот: резинка уже лопнула…. И пуанты что-то у тебя некрасиво висят. Как будто лапы – отдельно, пуанты – отдельно. Вот, посмотри: поднимаемся на цыпочки… нет, снова…, ну хорошо: не всё сразу, как говорит мама. Кстати, по-моему, правый глаз у меня кажется больше левого. Где там у нас тени и карандаш? Профессионалам это недопустимо, мама никогда не ходит с разными глазами…. Ну вот, ты обмусолила все пуанты. Стянула - и ходи теперь босиком, пусть зритель над тобой ухохочется! Куда полезла?! Посмотри: всю пудру перевернула! … Хорошо, пусть у нас будет зима, а мы просто не улетели на юг со своей стаей… . Ты будешь гадким утёнком, а я… Мама! Ну как всё прошло, удачно? Ты знаешь, а по-моему, у Матильды совсем нет таланта!
Говорится в народе «Не теряй головы из-за юбки!» …Голубь гоголем ходит Вокруг равнодушной голубки. Он воркует и стонет, И дорожки метет перед милой. Он в любви своей тонет, А она… пообедать решила.
Говорится в народе «До голодного ль сытому дело?» …Это присказки вроде. …Ты помучать меня захотела. Хоть кого тут вините – На душе остаются зарубки. Люди, люди, взгляните: Я совсем ошалел из-за юбки!
Пришли эмоции… Сидят.…Скучают… Ждут нужных слов, Как кавалеры – дам. В который раз С тоской бреду за чаем, И потолок, и стены изучаю, И к рифме Ритмы строчек приручаю, Мешая классиков с собою пополам.
Издатели когда – нибудь, размножат Как завещание мое влюбленным всем: «Я Вас любил! Любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем…»
Дуся – ноль внимания. Понимает, что очаровашка, Понимает, что любимый ребёнок. Иногда кажется, что она понимает не по возрасту много и не для кошки – по-людски: вообще всё. Пользуется нашим с женой к ней трепетным отношением «на все сто».
Вот она проверила, что мы едим: уж не мясо ли, да без неё? Не мясо? Точно не мясо? Всё равно дайте попробовать! А просит она, как будто в цирке десять лет отработала: садится столбиком и «хлопает в ладоши». Где научилась? И попробуй заглушить свою совесть, не бросить кусочек! Держим себя «в руках». Заглушаем. Дуся это чувствует, запрыгивает на колени, потом встает передними лапами на стол, как за трибуну, и … лапой вытаскивает себе угощение сама.
- Кыш, Дуся! Как будто мы тебя не кормим!
- Кормите, конечно, но это – добыча. Я же хищница, хоть милая и домашняя!
Кстати, самая интересная «добыча» – сыр. Его легко зацепить когтем и подкинуть. А потом погнать перед собой по коридору и где-нибудь в углу куснуть «за бок». Сырной «мыши» хватает минут на пятнадцать – двадцать. Потом она «убывает» до микроскопических размеров и становится обыкновенной едой. Так же можно погонять и сосиску, но сосиска – еда скоропортящаяся, поэтому игра короче вдвое.
Прошлым летом Дуся спасла себя. Кто-то выкинул её, ещё слепую, к дворовой помойке, то ли в надежде, что люди подберут, то ли в надежде, что машины задавят. Всю ночь Дуся без перерывов кричала, звала на помощь. Всю ночь! Утром моя жена не выдержала, принесла котёнка домой, хотя «на воспитании» уже были две кошки. Как говорят на востоке: ребёнок в доме – родителям радость. Радости мы сразу-то и не ощутили: рёва преизряднейшая, да и наши две кошки её приняли достаточно прохладно, не обижали, но «в уходе» не помогали. Вскормлена была Дуся из пипетки, потом из маленьких лекарственных баночек-пузырьков, а когда все резиновые «соскИ» стали прокусываться «на раз» – из мелкого блюдца. Своевольный Дусин характер проявился уже с младенчества: лакать она долго отказывалась, а когда добивалась соски, сосала с особым причмокиванием и нежным обниманием "кормилицы".
Утро начинается в пять пятнадцать. Дуся просыпается и идёт будить нас. Вставай, семья! Процесс побудки – «по протоколу», с бодрых песен и поцелуев в губы. Ах, не просыпаетесь? Тогда одного – за усы, другую – за ухо! Вы всё ещё спите? Глазки не раскрыть? Помогу, как смогу! Вот так, за ресницы зубками нежненько потянем…, слиплись – помоем. Язык-то на что?! Ну и сони! Ох, что с вами сделаешь? Ладно, полежу в головах, макушечки вам полижу! …Заодно и лишние волосинки выдерну!
Наконец кто-нибудь из нас не выдерживает, и Дуся с беззлобными укорами (Да что же тебе не спиться-то, зверюга?!) переносится в маленькую комнату (там дверь открывается «на себя», сил котячьих не хватит), в заточение. Теперь уж какой сон? Так, подрёмывание. Ага, будильник! Из дальней комнаты: «Не забудьте, я здесь!»
- Ну, выходи! Опа! А кто это такой разгром учинил, печенег хвостатый?!
На полу живописно разложены скинутые со шкафа наушники, запасные лампочки, мелконько раскрошенная пенопластовая потолочная плитка (одна штука, надрезанная, не очень-то и жалко!), … даже поваренная книга (тяжеленная, её-то как скинула?). Вот так поиграла! Ну, лампочки выкидываем, несомненно!
Грустно оставаться одним. Дети взрослые: дочка в Питере доучивается, сын в армии уже год. Дуся – спасение от однообразия. Она считает себя нашей дочкой и такой же хозяйкой, поэтому ходит где вздумает, делает что захочет. Хлопочет по своему разумению по хозяйству: пыль на шкафах проверить, подоконники и навесные полки на прочность испытать, взрослых кошек «поворошить», чтобы пролежней не належали, в холодильник вместе с нами заглянуть, запасы оценить. Да мало ли дел по дому? И приласкаться, конечно. Но это только если уже сил на проказы не осталось.
А когда особо утомляется – падает на бок прямо там, где усталость одолела: посредине коридора, перед дверью, в центре комнаты.
- Уж обойдите, люди добрые, отдыхаю я!
- Ой, держите меня четверо! Ухохоталась я вся! Покусываю эту толстуху за «окорочка», а она, как ненормальная, визжит, лапами дрыгает!
Начинается заварушка незаметно. Тайно, можно сказать.
Дуся прыгает на кресло к мирно сопящей «старшей подруге», обнимает её лапочкой за шею и умывает. Это только потом той, наивной, расслабленной, становится ясно, с какой целью устраивалась помывка: кусать чистую добычу намного гигиеничнее. Умывание – процесс долгий, но ведь всю-то мыть и не надо, достаточно шеи.
- Вот так вот зубками расчешем…. Не нужно дёргаться! …Не нужно дёргаться, я сказала! …Смирно лежать! …Ах, ты сопротивляться?! А за ногу кусну?!
- Что это вы тут раскидали? Пакеты, говорите? Посмотрим, что за пакеты! Так, голову – в ручку, … лапу тоже в ручку, …а дальше-то никак! Ну ничего, так даже интереснее!
А теперь промчаться изо всех сил по длинному коридору, таща за собой раздувающийся от встречного ветра, страшно шуршащий парашют – пакет.
- Все с дороги! Я за себя не отвечаю! Дикая я и необузданная! Эх, погнали наши городских!
Страшно? Конечно, страшно! Вон, «старшая подруга» даже с горшка соскочила, доделывая начатое уже на ходу!
И нам страшно: именно после таких диких игрищ на наших ногах следы когтей.
Прыг – скок маршрутом кровать – тумбочка – стол!
- Ты чего это у компьютера до темна засиделся, глаза не бережешь? Дай-ка я перед тобой вот так красивенько прилягу: голову на руку, шею на «мышку», а спиной на клавиатуру…. Вау! Заверещало-то как, запиликало! Чего это? Стоп! Рукой не шевели, мне неудобно! Я твою руку немножко коготком зафиксирую… и спою, чтобы ты эту какофонию не слышал. И гладь меня, гладь, не отвлекайся! Ах, как я вас всех люблю!
- Лежите уже? А поиграть на ночь? Ну-ка с разбегу – в разрез пододеяльника! Ага, испугались! Не боИсь, матрос салагу не обидит! Когти-то я не выпускаю! Ой, кто это под одеялом шевелится? Мышь!!! Сейчас я буду вас спасать!
Как может прыгать кошка? Скажете: сначала передними лапами отталкивается, потом – задними. А вот так, всеми четырьмя сразу на одном месте? Хохочем взахлёб! Только шевельнёшь рукой под одеялом – охотница прижимает её с прыжка лапами и тихонечко (в шутку же!) прихватывает зубами.
Ночью – уже засыпаем, вдруг – шум, скрежет когтей по стеклу. Это Дуся карабкается на форточку, воздухом подышать.
Да, иногда вместо прыжков используется и такой способ: зацепиться когтями и под-тя-нуть-ся. Задние лапы при этом активно помогают. Легче всего так залезается по утеплителю на косяке балконной двери. Любит Дуся высоту, как и её дикие родичи.
Со шкафа подает огромный плюшевый лев. Всё правильно, на самом высоком месте должен сидеть вожак прайда, глава семьи, дикий и необузданный! Как же всё-таки она скидывает такую тяжесть?
Всё понятно, невелика задачка! Упираемся носом и гоним к краешку стола вот эту тетрадищу в девяносто шесть листов формата А-4. Приём называется «носорог». А потом ещё и лист – зубами! Хищник же!
А перед сном вдруг почувствовать себя совсем маленькой: «покогтить» плед, …сунуться в него носом, как в мамин живот и сосать, сосать, …наплевать, что молока нет! Инстинкт сильнее!
Всё! Теперь спать! Завтра столько дел, столько дел!
Луна высвечивала окно, заглядывала в глаза, прогоняла сон. Нет, заснуть было просто невозможно. Ну совершенно невозможно! Где – то в прихожей перекрикивались сверчки, ворочался под печкой домовой. Кукушка в часах всполошено прокуковала полночь. Дом скрипел ревматически: шутка ли… возраст! А луна манила, звала, соблазняла чудесами. И малыш не выдержал: тихонько, чтобы не потревожить похрапывающую няньку, встал, сунул ноги в разношенные, разбитые нелегкой судьбой туфельки, вышедшие в отставку и заменяющие тапочки, и, в одной ночной рубашонке, похожий из-за своей худобы и лунного света на призрак, тихо сошел по ступеням в старый сад. Ночь изменила мир до неузнаваемости: превратила аллеи в овраги, спрятала тропинки. Вот там, за домом, есть лужайка. Где же она? В просвете среди черной громады леса? Да откуда здесь лес? Ха… это просто кусты сирени сплелись ветками, будто схватились за руки от страха. Вот она, лужайка! Вот она! И старый дуб посредине! Здесь, под дубом, сидя на резной скамейке, няня рассказывает свои волшебные сказки. И тогда кажется, что с веток свисают русалочьи хвосты, и в густой листве слышится серебряный смех. Ой…, а это кто?…Фу, Бонифаций, ну и напугал!… Кис-кис-кис…
- Кис-кис…Что за фамильярности? Мне, между прочим, по вашим, по людским меркам, уже больше века. Видишь: седина по хребту… по хвосту… по морде…
Голос постепенно затихал. Мальчик изумленно опустился на скамейку, на самый ее краешек, и замер, во все глаза глядя на кота, которого принял за своего любимца Боньку, Боника, Бонифация. Кот был огромен, стар даже на первый взгляд и в свете луны отливал по шерсти серебром. Но человеческий голос?!
- Что, не спится? Друг мой, это луна! Летом она просто не дает спать, а в марте, погоди, еще загонит на крышу! Противиться ей бесполезно, поверь! Будь ты волком или собакой – ты бы выл от тоски. Это счастье, что ты не собака!… Да, это большое кошачье счастье! Нет, можно, конечно, на ночь считать до тысячи: один… два… три… семнадцать…ну да ладно! С цифрами у меня – беда! Я больше, знаешь ли, языковед, филологист. Или филолόг? Ученый, одним словом! А цифры…? Вот послушай: однако… двако… трико… - полнейшая чушь! А умножение с вычитанием? А радикалы? Да… ради чего? Странные вы, люди! Хотя, кто в этом виноват? Мы, ученые, точно не виноваты! Всю эту чушь выдумывают шарлатаны! В жизни это малопригодно, значит несущественно, поелику… поелику… Да, вот и доверяйся потоку сознания. В непроходимые дебри, в глушь, в темноту, во мрак, в пучину невежества стремится этот поток! …Э, да ты слушаешь ли меня?!… Слушай, друг мой! С младых ногтей впитывай нечеловеческую мудрость, которую дарует нам настоящая наука – филология! …Кстати, глупое, пустое слово… Ни о чем полезном и приятном не говорит, а означает собой явление, коее… коее… Да… наука ! Шизоидный параноид – суть физическое тело… как там дальше?… Да, точно… тело, коее… В общем, есть и пить хотело… Но пролетело! Кстати, те, кто пролетели, стали называться пролетариями! …Глупость несусветная,… хотя и мудрость невероятная! Ибо подлежит не пониманию, а слепой вере… любви… надежде… …Вот вы, молодые, не ощущаете времени, торопитесь, поэтому поверхностны, подобно пене на молоке. Бежите… горите… В жизни от вас больше чада, чем вкуса! И все новое, вами придумываемое – от торопливости, а потому и неспособности впитать опыт отцов своих. Вам легче придумать новую мышеловку, чем хорошенько настроить старую. Для вас, молодых, форма важнее содержания. К примеру:… «шмульнул из шпалера». Ну, красиво!… Но смысл, смысл где?!… … Вот старый слог!… О, старый слог!… Песня!… Вслушайся:… «увы мне, увы!»…
Кот замолчал на минуту, уставившись пустым взглядом куда – то сквозь мальчика.
- …Да!… Помню хорошо, но мало!… Ну, это из чего – то совсем старого… Песня…
Кот опять помолчал. Потом вдруг голосом разбитного конферансье объявил:…
- Песня!… Мя…Ой!… Что это я?… Ну ладно, стих!… Как там?… … А я – как черствый пирожок: Лежу себе на полочке! Заплесневела корочка… …Не ешь меня, дружок!… …Ммм…Ну и так далее!…Ведь вся беда в том, что слова в жизни не по смыслу подбираются. Шарлатаны правят миром! Нас, ученых, мало: за всем не уследишь, каждого не поправишь. Лженаука!… Выскочки!… Вот и получаются несообразности, несоответствия, откровеннейшая глупость. …Ругаются «придурком»… Были при царях шуты, дураки… Значит при дураках кто? Правильно, цари!… Логика, друг мой!… Вот ты, например, назвал бы лекарство от головы – анальгин?… Брр… Нет, ты подумай!… …Есть, конечно, и правильные, красивые слова! Вот хорошие слова с «…котами»… «Икота», например… Хотя смысла в них тоже почти всегда нет, но красоте иногда смысл – только помеха… И не надо его!…Но с другой стороны:… Вот - «апперкот»: зачем к хорошему русскому слову иноземное приставили? Не лепится оно сюда, а посему нелепица это и есть!… С третьей стороны… «скотина», к примеру… Правильно, это все, кто живет рядом с котами!… Извини, конечно… … А то: «часовой»… Нет, ну раз ты часовой – ответь, который час?!… Молчит, глаза таращит! Зачем поставлен?… То есть явление описано неадекватно его же сути… Так о чем это я?… … Да ты слушаешь ли?… Рот, рот закрой! Не ладошкой, а нижней его половиной, mandibula называемой! Это, конечно, латынь…. И тебе не понять, ибо мал суть еси и неразумен!… … Да!… Латынь придумана для объяснения необъяснимого, на горе нерадивым и для всякой прочей непонятности. Иначе кто сможет то же необъяснимое объяснить и непонятное самому – затуманить? Учи латынь, друг мой, и станешь мужем мудрым, жестоковыйным… Хм… А это еще откуда?.. Да, так значит,… на горе нерадивым и… … Что – то помнится, что – то совсем не вспомнить!… Я, аки древний Агасфер, по миру ходящий… Столько мудрости!… Столько!… Но память проклятая!… Мысль другую мысль, знаешь ли, оттесняет порой!… А может, все – таки склероз?…А?… Нет, не должно!… Иногда такое в голову придет!… Такое!… Филосόф! Вот слушай!… …Если запланированное событие происходит в одном случае из многих – это случайность! Если в половине – вероятность! Если всегда – закон! Но из всех законов есть исключения, да и не по одному. Вывод: закон – суть максимальная вероятность случайности, осуществляемая полностью лишь при отсутствии не учитываемых сил. … Ну, каково?!…Даже сам с трудом понимаю! А ведь и придумано – то было, не помню уже, то ли когда нужду справлял, то ли такой же вот ночью, за трубой, когда ждал… О, кстати, пора мне,… к одной тут… Хороший ты собеседник: говоришь мало! Ну, прощай!
Кот совсем по – кошачьи почесал задней лапой за ухом, шумно свалился за скамейку в сиреневый куст, вздохнул и потрусил по тропинке, слегка припадая на правый бок. А мальчик еще долго сидел, глядя коту вслед и думал. Думал он о том, что кот этот, котище… похож на его прежнего престарелого гувернера. Кстати, а куда деваются гувернеры, когда совсем – совсем постареют? Может, они превращаются в таких вот котов и бродят неприкаянно по свету, будоража юные души? Потом мальчик встал со скамейки, легко пробежал к дому, проскользнул к своей кровати. Няня спросонья спросила хрипло: «Что, барин? Может, надо чего?» Но тут же и захрапела снова. Только луна бессонно заглядывала в окно. То ли сон это, то ли явь? То ли морок какой? Может, утром забудется, а может и вспомнится когда?… Спи, Саша!…
Титул - Комическая маска года
Сообщение отредактировал smpetrov - Понедельник, 18.10.2010, 19:58
За судьбой За судьбой своей убогой, Хромоногой и кривой, Не жалея в кровь истоптанные ноги, Предназначено бродить мне Не дорогой столбовой: В одиночку, в темноте и без дороги!
В этом мире, возведенном На догадках и на лжи, Без поддержки и опоры нет просвета. Ты дорогу, мой хранитель, Мне тихонько подскажи, Возроди во мне надежду, посоветуй!
Я шагаю терпеливо, Не кляну своей тропы, Оставляю дни и версты за спиною, И летят в канаву беды Из-под стершихся копыт, Что добыты по контракту с сатаною.
- Крутится, говоришь? - Вращается! - А солнце, значит, вокруг? - Вокруг! - По орбите, значит, солнце? - По орбите! - А звёзды, значит, такие же солнца? - Ну, в принципе…. - А твердь небесная…? - Без неё получается…! - А Всевышний...? - Получается, и без него! Нет, я-то признаю, что он участвовал, даже организовывал…. Но не вписывается как-то…. Вот, пришел специально к Вам, доложить, разобраться, посоветоваться…. - Ага, доложить и посоветоваться…. Специально…. После того, как на площади всенародно обсудили…. Как его зовут, говоришь? Во как! Галилео! …А ведь когда-то учились вместе. Хороший пацан был: списывать всегда давал. И подсказывал. Ну, спасибо, что зашел! Тебя-то как? ...Педро? Просто Педро, и всё? Ага, ну пусть просто Педро! Ты вот что, Педро, иди теперь домой. Не беспокойся, Инквизиция во всём разберётся. На то мы тут и поставлены. Иди, иди: мне работать надо!
- Ну, «просто Педро»…!!! Подумаешь, Америку открыл: Земля не плоская, Солнце вокруг неё, а не по сфере небесной! Удивил, двоечник несчастный: в пятом классе это проходят! Ох, …а реагировать надо! Вызвать, что ли Галилея, поговорить, чтобы язык попридержал? …Да, пожалуй, пусть на той же площади отречётся. Но в конце что-нибудь «козырное» может сказать. Типа: «А всё-таки она вертится!» А что, неплохо, по-моему?!
Две мысли доверительно Ко мне приходят затемно. - За знаком вопросительным Ничто не обязательно!- А значит – замечательно, Не нужно быть и гением: - За знаком восклицательным Нет места для сомнения!-
Но в жизни нет патетики, И видим мы воочию, Что всякая конкретика На деле – многоточие…
Добавлено (20.10.2010, 18:39) --------------------------------------------- А я уеду... (из дневника городского сумасшедшего)
32 августа 1999 года
Откуда-то появился дополнительный день в календаре. За что такой подарок? Или для чего? *********************
31 сентября 1999 года
… Я его знать не знал. А кто может похвастаться, что знает накоротке городского сумасшедшего? Засмеют, выгонят из дома, с работы, друзья отвернутся… Ровно сорок дней назад он подошел и сказал: - Наверное, Вам стоит заменить меня. А я уеду. Эта бабочка, красная в крупный белый горох, эти накладные усы сбили меня с толку. И я не возразил, пока не ушло время. А потом вдруг ушел и он. Получилось, что я обнадёжил чем-то человека. Или дал ему понять, что мне всё понятно. Или просто принял на себя некие обязательства… Городской сумасшедший – это вроде бывших юродивых. Над нашим никто никогда не издевался, не обижал. Ну, ходит человек, ну, ненормальный малость, но безвредный. Кому мешает? А когда-то, как говорили, он был неплохим актёром. Просто вжился в какую-то роль, и навсегда. Я посчитал, что это было пятнадцать лет и четыре месяца назад, когда в нашем театре еще не начали бесконечного ремонта. Я вообще люблю считать. Работаю учителем математики в школе, детей люблю и надеюсь, что не презираем и ими. И отношения с коллегами ровные. *********************
32 октября 1999 года
Рассказал коллегам про дополнительный день. Оказывается, многие не замечают… Сказал Марине Александровне, что у неё отлетит каблук, не нужно бегать по лестницам. И про юбку с разрывом…дальше говорить постеснялся, а зря. Упала с крыльца, потому что юбка была слишком узкая. Над розовыми панталонами смеялось полтора десятка семиклассников и улыбался учитель физкультуры. Теперь юбка не узкая, а с разрезом. А туфли - без каблуков: второй я ей оторвал, чтобы дошла до дома. А физрук раздумал идти к ней вечером с тортом и шампанским. *******************
30 февраля 2000 года
В последнее время что-то немного расстроилось: на посиделки не приглашают, в коридоре не останавливают, не просят помочь с сантехникой. Даже лампочки в классе теперь меняет физрук. Но всё поправимо: через три часа – весна. Третий месяц. Эти тройки: счастливое во всех отношениях число! Всё образуется…. **********************
31 сентября 2000 года
Уроков больше не веду. Устроили большой всеобщий медосмотр, и у меня признали начало инфлюредисцито…, в общем, болезнь какая-то. Отдохни, говорят месячишко, отвлекись, погуляй в парке, воздухом свежим подыши… Директор сам домой приходил, вздыхал, что лучшие кадры тоже имеют право на больничный. Апельсинов принёс. Как в больницу, ей-богу! Много гулял во дворе, в парке, катался на детских каруселях, вспомнил детство, деревню… ***********************
32 октября 2000 года
Перезнакомился со всеми детишками во дворе. Хорошие ребята: готовы любимую игрушку отдать чужому, в общем-то, человеку. Позавчера чуть не приключилась беда. Пенсионер Вахидов Соломон Иванович, въезжал во двор на своем параличном «Москвиче»… Я просто почувствовал, что Миша рванётся к деду и влетит под колёса. И почувствовал, что после этого Соломон Иванович получит свой последний сердечный…. Выход был, но…. Но это был выход…. Миша запнулся о борт песочницы, нога подвернулась, Миша закричал… Итог: сломанная нога, которая срастётся неправильно, оставляя прихрамывание до конца жизни, разбитый об стену резким шараханьем вправо автомобиль (но всё-таки машина не стоит жизни) и всполошенный Соломон Иванович (слава богу, обошлось без инфаркта). Очень болела голова. **********************
31 ноября 2001 года
Это просто ужасно: я предчувствую всё! Нет, конечно, не совсем всё: только в масштабах города. И очень страшно быть одному, от меня не шарахаются только дети. Услышал нечаянно, что я приношу беду. Эх, знали бы они! За год без малого в городе было три прорыва на магистралях горячей воды в местах скопления людей, два больших пожара и обрушение старого барака. К счастью – без жертв. Хотя жертвы должны были быть. Обошлись: одним тяжелым сотрясением мозга, одной ампутированной рукой, девятью потерями имущества и документов и одним ожогом третьей степени. Постоянно болит голова. Что бы я делал без дополнительного дня? Где бы брал силы? ************************ 32 декабря 2003 года
Чем только ни занимаюсь: снимаю кошек с деревьев, разыскиваю в помойках потерянные кошельки, развлекаю ребятню (иногда – уводя от беды, иногда – чтобы отдохнули родители и никогда – для собственного удовольствия), запускаю в подъезды собак, разметаю лужи в парке (мокрые ноги у стариков – отнятые годы), размечаю город: рисую на заборах стрелки и круги (стрелка – неспокойный участок, круг – всё в порядке), предупреждаю жилконтору, пожарных, врачей и милицию о возможных инцидентах на тот случай, если не смогу предотвратить. Верят только в скорой и в милиции. Очень душевные люди. Но страшно ленивые: приезжают на место только когда всё уже случилось. ************************
32 марта 2004 года
Бросаю всё, распродаю дешево мебель, меняю квартиру на областной. Почему решил? А как они там без меня?! ***********************
31 апреля 2004 года.
Вчера гулял по весеннему парку. Встретил женщину с болеющим расфокусированным взглядом. Что-то подтолкнуло меня к ней, и я сказал: - Наверное, Вам стоит заменить меня. А я уеду. Она не успела ничего ответить, и мы разминулись. Из неё получится неплохой ангел-хранитель для этого города. А мне действительно пора уезжать.
Добавлено (20.10.2010, 18:44) --------------------------------------------- Какое-то невеселое выложилось, под погоду, наверное... Надо срочно исправляться...
Библейский сюжет
Все предусмотрено в судьбе, И сквозь немыслимую даль Уже Господь воззвал к тебе: «Маруська, дай!!!»
Добавлено (20.10.2010, 18:45) --------------------------------------------- Аламена, это же был похожий, но ДРУГОЙ праздник, в полтора раза менее значимый.
Так получилось, что я строю сайт, хотя ни фига в этом не смыслю Но!!!!! Кое что уже сделал, есть что почитать, посмотреть, послушать. Каждый день что-то добавляется и будет еще много всего. Желающих - приглашаю. Можете смело ругать, советовать - и ничего вам за это не будет, кроме СПАСИБО. Адрес: http://sergey-petrov.ucoz.ru/ Естественно, всего, что у меня есть, здесь, на этой страничке разместить не смогу.
Добавлено (21.10.2010, 19:39) --------------------------------------------- Жизни белая страница
Мы года свои считаем, Чешем темя с огорченьем: Облетаем… облетаем, Нет от старости леченья! Забываем, забываем Все начала и зароки И покорно отбываем Нам отпущенные сроки…
Жизни белая страница. Мы подходим к эпилогу, К грани, где уже стремится Тело – в землю, сердце – к богу. Все старее, а не старше. Все древнее, все былинней! Лишь скрипят порою марши Из-под слоя нафталина…
Жизнь в полоску, в рубчик, в клетку… В нас ужились дружно слишком Мудрость, старости соседка, И маразм, ее сынишка.
Только все на белом свете Обещает к нам вернуться В наших внуках, наших детях, Как говаривал Конфуций!
Добавлено (21.10.2010, 19:50) --------------------------------------------- Я, писатель
«Пуск». Кнопка нажата, последние секунды – и начинается взрослая жизнь. Вот уже и приветствие на мониторе. - Здравствуй – здравствуй! Это я, Андрюха Свиридов. Помощь? Не нужна, сам разберусь! Чего тут разбираться? Обучение, практика… пропускаем! Тринадцать лет учился и практиковался. Мастер публикаций? Пожалуй, давай! Что тут у нас? Ага, название. Ну, например, «Мая симья».
В колонках щёлкнуло, электронный редактор исправил ошибки и предложил: «ВВОД ТЕКСТА: вручную / микрофон».
- Грамотный, говоришь? Хорошо, микрофон! Так, документы – в сканер…. Грамоты, свидетельства с олимпиад, характеристики, паспорт, родительские паспорта, свидетельства о рождении… письма… глотай, умник! Понимаю, что здесь ты умнее: информации на этих документах больше, чем видно. Я же с оптополосок не читаю! Готов? Тогда начинаем! Писателем я решил стать с детства. А кем еще? Переводчиком? Таскаться с этими туристами по грязи, под дождем…. Таскать полтора кг аппаратуры…. Или инженером? Как говорит отец: «Нужно много учиться, чтобы мало зарабатывать». И потом: корпеть над какой-нибудь усовершенствованной ручкой для унитаза, чтобы Еврокомиссия решила её не внедрять – это не для меня. Самые тупые идут на производство. Умные, вроде моих родителей, открывают свой бизнес. Торговать скучно, хотя прибыльно. Зато есть определённые возможности. Вот мне на окончание школы подарили «Комплект писателя КП 1-F», а у Светки Ивановой только модель B, да и то «с рук». Хотя училась не хуже меня. И посмотрим, кого больше будут публиковать! Эх, накоплю денюжков, куплю «КП 2», выйду на уровень своей страницы в Издательстве, весь Инет меня узнает! А потом еще подкоплю – свой сайт открою. Только для этого не меньше «КП-4» нужно! Ладно, чего он там насканил? Ага, уже обрабатывает! Я почему начал с моей семьи? Чтобы сразу ясность была: своим трудом живу. Опять же, предов уважить нужно. Без них учился бы в каком-нибудь задрипанном госколледже. Да у нас список предметов в сто раз больше был, чем они за день наговорить могут! Хотя, одна фигня: кто это всё учит-то? Так, пришел…, посидел…, в картишки перекинулся! И у них диплом зеленый, ну, крайняк – синий, а у нас одна голограмма чего стоит. Потом в любую фирму с таким дипломом придти не стыдно. И они ж там не лохи, берут «государственников» только «в прачки». Опа! Готов! Вот это машина! Даже придумывать ничего не надо, всё сама сделала! «Разослать публикацию в агентства?» Валяй! Лиха беда – начало!
Титул - Комическая маска года
Сообщение отредактировал smpetrov - Четверг, 21.10.2010, 19:51
Ледники, и те постепенно тают, Только ты оттаять никак не можешь. Уж латаю я нашу любовь, латаю, А она уже на себя не похожа. Вся в заплатах – одна другой нелепей, Вся в щербинах – уже не сочтет никто их. Не любовь, а какие-то рабские цепи Для тебя… для меня… для нас обоих!
Добавлено (22.10.2010, 06:55) --------------------------------------------- Государственный вопрос
Что происходит с принцессами потом, когда кончаются сказки? __________________________________________________________
- К королю нельзя! Король решает государственные вопросы. - Нет! К королеве тоже нельзя. Королева у короля, на совещании.
Десяток придворных потолкались с постными лицами в приёмной ещё пару минут и разошлись. К войне готовиться? К празднику? Ничего не понятно!
- Милочка, я как отец утверждаю: до хорошего эти кегельбаны и бильярды не доведут! Женить его пора! К управлению государством привлекать пора! Преёмник он или не преёмник? - Папусик, мальчику всего двадцать. Какое управление? Какой преёмник? Если он сейчас не наиграется, не погуляет, когда ему этим заниматься? Мы с тобой когда последний раз отпуск вместе брали? Я в Италию хочу! В Индию! К слонам! К морю! На Папу римского посмотреть! А ты меня даже к маме в Амстердам не можешь свозить: постоянно занят, постоянно усталый, постоянно не выспавшийся. Посмотри в зеркало: тебе можно дать за сорок, а ведь только позавчера тридцать девять праздновали! - Дорогая, я в его возрасте…. - Фи, пуся! Когда это было? Ты бы еще дедушку своего в пример привёл! Кстати, у меня карета совсем старая! Я по два года в одной карете ездить не желаю! Посмотри, у министра финансов министерша за год по три меняет, а ведь ты – король! - Розалия, ты же прекрасно знаешь, что деньги нам сейчас нужны на более важные дела, на государственные, с твоего позволения, нужды! - Ага, конечно: ты у пруда с треснутой бамбуковой удочкой сидишь в старом дождевике, так полагаешь, и жена обойдется хламом и обносками! Третьего дня к финским послам выйти постеснялась: на обоих чулках «стрелы». Туфли на бал у первой фрейлины одалживала. Позор! Обидно, между прочим, за Державу, которая первое… ну ладно, второе в королевстве лицо не может обеспечить приличествующими оному лицу средствами. Я Сорбонну заканчивала, а эта выскочка, финминистерша, даже в ПТУ не училась! Кстати, я вчера выскочила вечерком подышать и где-то серёжку бриллиантовую обронила. Вели выдать мне новые! - Роза, в Гохране золотой запас государства, а не ювелирная лавка! - Папик, а ведь ты меня не любишь, признайся?! Карета – рыдван старый: ты не меня, ты лилии позоришь, королева без…. - Ну хорошо, закажем новую карету! Но в уши вдень … те серьги, которые на тебе в нашу первую встречу были. Для меня. А, радость моя? - Тю-у-у! Ты ещё попроси меня по дворцу ходить в стёртых шлёпанцах, потому что я их носила в восемнадцать лет! А?! Ну что за логика?! Кстати, я отшлёпала дочку садовника: она назвала меня «артефактом»! И это ещё не факт, что о королеве, которую муж не в состоянии нарядить, не шепчутся в каждом курятнике королевства! - Дорогая, у меня нет личного состояния, но нам предоставляется абсолютно всё, что положено королевской семье, и министр финансов лично следит за этим, поверь мне. У него всё записано. Государственные расходы на содержание дворца, армии… да ведь мы уже говорили об этом?! - Х-ха! Когда я выходила за тебя замуж, то думала, что у меня будет личная жизнь, королевская, между прочим! Я думала, что у меня будут наряды, украшения…. Оказывается, всё, что на мне – это «государственная собственность»! Может быть и ты тоже «государственная собственность», а не король своего королевства, не муж мне? А я сама…? Боже мой, у меня ничего нет, как у последней служанки! Кто позаботится о бедной королеве, а не о каком-то там «народе»?! - Ну, в некотором роде, и мы с тобой – слуги своего народа. Так ведь это народ нас кормит. Значит, заботясь о своём народе, король заботится о себе, о королевской семье. - Кстати, позаботься, чтобы «народ» растопил завтра печи во дворце. А то «его народное величество» начала мёрзнуть по ночам! А ты обо мне совсем не думаешь. Тебе на меня вообще наплевать! …Слушай, за что ты меня так ненавидишь? Ты же надо мной с первого дня издеваешься...! - О, господи! Опять! Ну я же говорил тебе, что та горошина, которую я положил тебе под ДВЕНАДЦАТУЮ перину, была совсем крошечной! Розалия, сердце моё, ты опять ушла от разговора про сына!
Титул - Комическая маска года
Сообщение отредактировал smpetrov - Пятница, 22.10.2010, 06:50
Сзади по плечу: тук-тук! Повернулся – стоят два дюжих молодца, царские приказные.
- Зелёный патруль! Дед, что же это ты рыбалочку-то устроил? По царскому указу сезон только после заутрени начинается. Посему – штраф. Сейчас квитанцию выпишем. Оплатить в течение недели у думского дьяка.
Протянули квитанцию с цыфирью о двух круляшках и одной палке. Дед читать не горазд, а считать – на голос только если, да и то до дюжины. Призадумался старик, спросить хотел, чего - сколько, да уж и не у кого: исчезли молодцы, только бумажку у деда в руках ветерок морской пошевеливает. Присел старый на бережок, посидел малость, подождал, пока на колокольне к заутренней позвонят…. Ага, можно теперь!
Закинул старик в море невод…
Сзади по плечу: тук-тук! Повернулся – стоят два дюжих молодца, царские приказные. Только другие уже.
- Зелёный патруль! Дед, ячея-то на сетях мелковата! Это ты сегодня – наказа царского не выполняешь, а завтра – к бунтовщикам убегёшь? Ладно, на первый раз – штраф. Держи квитанцию! У дьяка думского оплатишь. В казну, значицца, на рыбоохрану.
И – будто не было их. Только бриз бумажку в руках у деда колыхает. А на бумажке – две палки да кружок. Погрустнел старый, невод треплет: из двух ячей одну делает. Рвёт, понятно!
Закинул старик в море невод…
Сзади по плечу: тук-тук! Повернулся – стоит околотошный.
- Что в руках? Не прокламации ли?
- Квитанции это….
- А третья? Без печати царской которая?
- Это старуха мне список дала: что у золотой рыбки требовать…. Покажу рыбке список – старухе моей счастье привалит…. Сбрендила совсем, чухна немытая!
- Эвон ты как!!! Чухна, говоришь, немытая?! А в кутузку за разжигание национальной розни не хошь? У нас царство многонациональное, и любая чухна немытая, а даже хоть и черемис, такой дикий, как чеснок цыганский, равные права имеют и презрения к ним ни-ни!!!! Вот тебе на штраф квитанция за нарушение царского закона в семье – ячейке общества!
Закинул старик в море невод…
Пришел невод с травою морскою…
Сзади по плечу: тук-тук! Повернулся – стоят два дюжих молодца, царские приказные. Опять новые.
- Зелёный патруль! Фауну морскую истребляем, значицца, хищнически? А что эта водоросль, zelenium infuzorium, в царскую красную книгу записную записана, не знаешь? Штраф тебе, браконьер злостный, значицца, по самую ижицу. Держи вот квитанцию на оплату!
…Закинул старик в море невод…
Сзади по плечу: тук-тук!...
…Закинул старик в море невод…
Сзади по плечу: тук-тук!...
…Закинул старик в море невод…
Сзади по плечу: тук-тук!...
…Зак…
…Потемнело синее море. Приплыла к нему рыбка. Спросила:
- Дедуль, не можете вы с бабкой себе другое развлечение найти? Ну, ей Богу, заманали уже! У чиновников царских и так забот – немерянно, а я их за сегодня уже с дюжину раз от работы оторвала! Ну не остановится бабка твоя!... Слушай, старче, а может, дать тебе новую старуху, да ты меня и забудешь, а? Я тебе в придачу ещё и лисапет подарю! Ну? По рукам? Или, вот что скажу: в колодце пошукай, может, щука там какая….
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка! Мы с бабкой моей уж столько отмучались!... За всё тебе кланяюсь! Уж на боярыне-то она могла бы остановиться, это оно, конешно… А наказ твой выполню всенепременнейше! Посмотрю щуку. Квитанции только помоги оплатить? А старой своей…. Скажу ей, что тебя…. Что ты…. Да, совру что-нибудь!
… Уже подходил старик к своей землянке, думал: а бывают ли щуки-то в колодцах? Вдруг сзади по плечу: тук-тук! Повернулся – стоит сам дьяк думской:
- Распрослышал я, дедуленька, к синю морю ты ходил? Со списочком? …По закону по нашему двадцать пять процентиков богатства – твои, а остальное изволь уж отдать в казну царскую! А не то царь – батюшка тебя на кол пожалует! Ну-ка, что там у тебя в списке-то?...
- Дык.... Это же.... Ничего же и нет пока....
- Ну, есть - нет, это ты думе боярской говори. А у меня закон, по коему ты ОБЯЗАН... Так что там у тебя в списочке-то? ………………………………………………………………………………………………..
- Тут и сказке конец. Спи, барин! Уже и кошки спят, и собачки спят! Спи! И пусть приснится тебе рыбка золо…. Хр-р-р...
За порогом чернейшей ночи Ждет нас первый рассветный луч, Только выплаканы все очи: Слишком век был наш невезуч! И кому – то в петлицу лычка, А кому-то могильный крест… Даже в вере – одна привычка: «Бог не выдаст, свинья не съест!» Развенчали своих титанов: Нос бы вылез, плевать на хвост! Под малиновый звон стаканов Поднимаем ненужный тост. А надежды – на самом донце, Да и сил от былых – на треть. Вроде хочется взмыть до солнца… Как бы крыльям не обгореть!
Что мое настроение? Прошлого наслоение, С настоящим свидание, Будущего ожидание, Даже в явном сомнения, Зыбь, туманы, мгновения, Отзвуки, отражения, Миражи, искажения…
Мы ж - не сумма, не разница… Мы не горе, не празднество, Мы плывем по судьбе Каждый сам по себе!
Добавлено (23.10.2010, 11:15) --------------------------------------------- Эта женщина – эхо надежд, Необещанный праздник, сон. Пересуды…, нет - шепот невежд На алтарь любви принесен.
Эта женщина лебедь – шипун, Откровение, блик в ночи. Стук шагов ее, как ворожбу, Как заклятие заучи!
Этой женщине верь и не верь: Не узнаешь ее по снам! Утром встанешь, откроешь дверь, За порогом она – ВЕСНА!
Гномы «присели на дорожку», по старинному обычаю постучали полчасика касками по рельсам откатного пути и направились к дому. Наконец-то! Как их звали-то? А так ли это важно? Ну, например: Первый, Второй, Третий, Четвёртый, Пятый, Шестой и Седьмой. Не оригинально? Ну, не сумеем мы произнести и написать их имена. Спорим? Да не спорьте, поверьте старику на слово, тем более, что самое интересное впереди. Кстати, они так и шагали по дорожке: Первый, самый старший, впереди, а Седьмой, как самый младший, замыкающим. Седьмого ещё называли Маленьким, но не за рост (гном и есть гном, у них ценности другие), а потому, что он только-только сотенку прожил. Шли они, рабочий день обсуждали (кто сколько наколупал камешков драгоценных, сколько теперь у них всего и какие меры нужны, чтобы это богатство сохранить), шутили (потому что Четвёртый урчал животом от голода на мотив «Янки-Дудля»), прикидывали, что на ужин сварганят (грибов набрать по дороге или картошки в деревне на крайнем огороде накопать, в костре запечь …и с сольцой?). Возмущались привычно, что они камни драгоценные добывают, а при этом всегда кушать хочется, приходится и в деревне приворовывать. И никому «наверху» за это ничего не бывает. Песни пели и грустные, и бодрые: «Из-за воровства на стержень», «Эх, да ну, на…» (собственного сочинения), «По диким горам, забивая…», «Над гранитом тучи ходят хмуро». Третий привычно бурчал под нос страшные гномьи ругательства, если усталыми ногами за корни запинался или веткой по носу получал. Маленький задерживался с каждой улиткой, а потом догонял вприпрыжку. Зашли всё-таки на заветную полянку, набрали всяких грибов, в том числе и мухоморчиков (стол украсить и от мышей противных). Наконец и милый дом! С распахнутой настежь дверью! ????????????? Первый строго спросил:
- Ну, и кто сегодня последним уходил?! Почему двери не заперты? Этак заходи, кто хочешь, бери, что хочешь!
Четвёртый в унисон со своим желудком закричал:
- Не виноватый я! Запер, как положено! Что ж это, братцы: чуть что – сразу я виноват?!
Второй, самый расчетливый, сказал, подумав:
- А может, там медведь? Пусть Четвёртый посмотрит, раз дежурит сегодня!
Четвёртый опять закричал (ох, не может он спокойно говорить!):
- Опять я?! А если этот грызли загрызёт меня? Как хотите - не пойду!
Так стояли, препирались, пока не выдержал Маленький. Нос за косяк дверной сунул, посмотрел одним глазком, понюхал.
- Нет там никакого медведя… вроде бы.
- Ну, другое дело тогда!
Это Четвёртый рогатый сучок наперевес взял и за дверь шагнул. Не очень смело. Маленьким шажком. Спиной вперёд. C закрытыми глазами.
Потом его минуту не слышно было.
Потом он со страшным криком выскочил:
- Братцы, да что же это?!...
Тут уж все ломанулись.
В домике было две комнаты: одна с очагом - столовая и гостиная одновременно, другая – спаленка. Мужики – они и есть мужики: посуда не мытая на столе с утра, веник посреди комнаты, стулья - который как…. Стоп! Стулья все опрокинуты, тарелки передвинуты, хлеба краюшка неполная на блюде лежала – пропала! И дверь в спаленку неплотно прикрыта! Заглянули (с опаской, конечно же). Крайние постели все переворошены, а на последней… девчонка рыжая сидит, глаза протирает. Ох, и грязная! Нечесаная! Сопля зелёная под носом.
Третий (ну чего он всё бурчит-то?) выразился:
- Чего-то девки к нам повадились! … Зачастили!
Пятый, сентиментальный добряк по натуре, слезу пустил:
- Бедненькая…. Неухоженная какая….
Первый на правах старшего, сведя брови, но не грозно, а забавненько, хоть со строгостью в голосе, но опять не страшно, потому что голоса у гномов тоненькие, спросил:
- Откуда, куда, зачем? Как звать – величать? Чья? Что надобно? Не слышишь, что ли, замарашка? Звать как, спрашиваю?
- Машенька.
- Эвон оно как, значит! Это ж оно, с точки зрения аспектов банальной эрудиции и инвариантного мышления, как же ж получается, что сущность с формой не коррелирует?
Это Шестой «закрутил». Он не умнее прочих был, просто начитанный и память хорошая.
Маленький высунулся было из-за спин, да его быстро назад запихали: нечего на срамоту такую смотреть! Правда и он пискнуть успел:
- А Белоснежке ты кем приходишься?
- Не знаю я никаких Белоснежек! Я сама по себе!
Первый всё-таки разговор на себя «вырулил», чтобы авторитета не терять:
- А чья будешь-то?
- Бабкина я. Замуж хочу, а бабка не пущает, зар-р-раза! Убёгла я от неё! Всё бы ей только грядки полоть да полы скоблить. Доколе? Надоело!
**************************************************************** - Витенька, - елейным голосом произнёс Альберт Николаевич, - литератор хренов, ты что принёс? Тебе сегодня к восьми ноль - ноль что было велено сделать? Уволю, нафиг! Без выходного пособия уволю и обещаю, что больше ты работы у нас в городе не найдёшь!
- Дак…. А чо? Нормальный сценарий! Ну, мелочи могу подработать, если хотите. Нормальный же сценарий. А? Альберт Николаевич? Хороший сценарий. Чо не так-то?
- Витенька, мы чем, по-твоему занимаемся?
- Ну, рекламой занимаемся.
- Это мы, Витенька, занимаемся рекламой. А ты, полудурок, занимаешься фигнёй!!! Вместо работы!!! Тебе было велено написать сценарий для рекламы колготок!!! Мы что, семь гномов твоих в колготки оденем?! Мы всех их в колготки оденем!!! И пакетики на грудь вместо ордена!!! Сейчас скажу, чтобы и для тебя колготки приготовили!!! Ты у меня Машеньку свою сыграешь!!! В колготках на босу ногу!!!
Костюмерша Эльвира, угадав в начавшихся криках за стеной очередной «гениальный ход» босса, срочно побежала звать «народ» в примерочную. Когда через полчаса красные от разговора Альберт Николаевич и Витенька вышли на съёмочную площадку, перед ними, как солдаты перед фельдмаршалом, «во фрунт», стояли семь гномов с розовыми щеками и носами, в красных полосатых «буратиновских» колпаках, разноцветных ярких кафтанчиках с пришпиленными упаковками от колготок и в колготках вместо нормальных гномовских штанишек. Альберт Николаевич, опешив, молча опустился на свой рабочий стул и впервые не смог произнести ни слова, только тыкал пальцем в направлении Витеньки и мычал. Догадливая Эльвирочка с улыбкой достала из-за спины легкомысленный сарафанчик, и ещё одни колготки. Для Витеньки.
*************************************************************** Вальяжный молодящийся коммерческий директор фирмы «Gard Incorporatid», источая аромат элитного парфюма и утреннего коньяка, гнусавил «по-великосветски»:
- Альберт Николаевич! Ну, Альберт Николаевич! Мы, признаюсь, обратились именно к Вам в силу исключительно признательности Вашего таланта и умения нестандартно подходить к ситуациям. Но чтобы вот так…. Революционно. Непредсказуемо. Не ожидал!
…Альберт Николаевич смущенно заёрзал в кресле. Собственно, вопросы революционности его сейчас занимали мало. Возьмёт ли заказчик материал?..
- Нет, Альберт Николаевич! …Нет! …Вы, определённо, талант! Даже где-то гений рекламного дела! Да, мы берём это!
******************************************************* - Пуся! Пуся, глянь, какая прелесть! Посмотри, какие они прозрачные! Пуся, ты когда-нибудь видел Машеньку с небритыми ногами? Я от смеха сейчас сдохну, Пуся! Пуся, ты не обращаешь на меня никакого внимания!
- Ой, Вика, дорогая моя, я так устал! Дай мне минутку покоя! Нравится – купи! Что у тебя, бабусек нет? Возьми там, в кабинете. Бумажник в барсетке на столе. И капни мне виски. Льда не надо! Благодарю, дорогая!
***************************************************** - Коля! Коля, проснись! Коля, ты мне на день рожденья те духи купил уже? И не покупай, Коля. Я колготки хочу. Коля, ты слышишь? Коля!!!
****************************************************** Пока остальные копали картошечку, Шестой подобрался к низкому окошку и заглянул любопытным глазом в щёлочку между занавесками. Как раз напротив щелочки на экране телевизора семь гномов в дурацких женских колготках выталкивали из домика сопливую девчонку в таких же, как у них, колготках, а перед домиком на коне уже поджидал Принц. Тоже в колготках. По дороге домой гномы шумно обсуждали человеческую глупость, только второй рассудительно сказал:
- Братцы, они же нас не видели никогда! Откуда им знать, что мы носим?
…Наконец и милый дом!
С распахнутой настежь дверью!
?????????????
Первый строго спросил:
- Ну, и кто сегодня последним уходил?! Почему двери не заперты? Этак заходи, кто хочешь, бери, что хочешь!
Четвёртый в унисон со своим желудком закричал:
- Не виноватый я! Запер, как положено! Что ж это, братцы: чуть что – сразу я виноват?!...
…Никто не виноват. Просто «жизнь такая»! Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь! Мысли и вещи. Глобальные идеи и отрасли промышленности. Страны и континенты. Народы, нации и … просто «электорат».
А про гномов в этой суете – только догадываются. Маленькие они, и никто их не видит. Только если на телеэкранах, придуманных наспех, в дурацких колготках «на босу ногу»!
Титул - Комическая маска года
Сообщение отредактировал smpetrov - Суббота, 23.10.2010, 13:49
Возвращались из похода C песней бравые солдаты, Боевые генералы впереди. Пылью топала пехота, Лишь блестели автоматы Воронеными стволами на груди.
Возвращались из похода С песней бравые солдаты. Их ряды свинец немало проредил. Все огни прошли и воды, Как и деды их когда-то, Оставались только трубы впереди.
Возвращались из похода С песней бравые солдаты В дом родной, зеленый край, цветущий сад. ...Мамы грели в ведрах воду, Отбирали автоматы, Мыли-мыли-отмывали тех солдат.
Как люди создали себе богов? А вот так: жили себе меж людей Герои (ну и Антигерои, естественно, ибо это – суть две стороны одного и того же). Жили они, значит, совершали свои Поступки, а потом умирали (чаще – от ран, реже – от старости, но тогда это были уже не совсем герои и Путь у них был короче, хотя жизнь длиннее). И когда Герои уходили, люди писали Песни, в которых рассказывали не только то, что Герои сделали, но и то, что могли бы сделать, если бы …. И эти Песни становились фольклором, и к ним приписывали всё, что смогли присочинить, уже следующие и следующие поколения. А через много поколений те Герои, которым «биографы» приписали самые невероятные поступки, перешли в разряд Богов, а оставшиеся стали Богатырями. Это очень долгий процесс. Но он продолжается и продолжается, потому что у каждого поколения появляются свои Герои. Есть они и у нас. Только Песен сейчас люди не пишут. Какие уж тут Песни в такой-то спешке? Так, коротенькие рассказы про отдельные Подвиги. Анекдоты. Но приписывают Героям и сейчас предостаточно. Смеются над ними, говорите? Да не совсем так: любят их. А смеются не над Героями, а над штампами, нет-нет, да и появляющимися в Официальных Песнях, которыми кто-то пытается «регулировать процесс».
Но это, так сказать, присказка. Сказка вся впереди….
- Черный ворон, что ты кружишь… - выводил задумчивый баритон.
- Ой, да над мое-ею голово-ой? – присоединялся фальцетик.
В полутёмной горнице, освещаемой двумя свечечками, за большим деревенским столом с расстеленной на нём политической картой мира, сидели двое: высокий худощавый усатый военный в портупее, при нагане и сабле (явно командир), и веснушчатый паренёк в сбитой на затылок кубанке. Примерно в районе центральной Африки стоял перевёрнутый чугунок, а Австралия была погребена под кучкой отваренной картошки «в мундирах» (по-солдатски). Командир время от времени брал картофелины из кучки и перекладывал на какой-нибудь материк стараясь поместить их точно в границах разноцветных государств. Самая большая картофелина лежала на чугунке. Второй, который попроще, внимательно наблюдал и подпевал, но при этом всё время старался встрять с вопросами, глупыми и не очень.
- Василь Ваныч, а Василь Ваныч, а вот буржуев разобьём, ты что в первый день коммунизма делать будешь?
- Я Пётр, точно тебе этого сказать …ну никак не могу, потому что … - рука его протянулась к кучке и новая картофелина легла на Апеннины - … потому что … - картофелина переместилась в Бельгию - … потому что этого тебе никто не скажет. Вот соберусь я сегодня, к примеру, к товарищу Фурманову в гости сходить, а он возьми, да и приди ко мне, будь он неладен! И сорвалось моё гостевание! Форс-мажор называется.
Словно в ответ на эти слова в сенях затопотали сапоги, загрохотало пустое ведро и раздался забористый мат. Потом по двери в поисках ручки заскреблась ладонь и, наконец, в горенку шагнул мордатый человек в полушубке.
- Чтоб тебя…! – пробурчал человек – понаставили тут вёдер! Привет, Чапай! Привет, Петька!
Командир, не выходя из задумчивости, ответил:
- И Вам, товарищ Фурманов! И Вам привет! Хоть и виделись уже сегодня. И не один раз. Не один… раз!
И ещё одна картофелина отправилась из Австралии в Европу.
- Ты, Чапай, книжечку, которую я тебе давеча давал, не изучил ещё? Во-от! Классиков марксизма-ленинизма у тебя времени нет почитать, а с картошкой баловаться – время нашёл! Дай-ка, попробую?
И товарищ Фурманов взял в руки самую большую картофелину, с чугунка.
Петька сделал большие глаза и, отобрав у товарища Фурманова картофелину, сказал осуждающе:
- Товарищ Фурманов, ты, ядрёна вошь, зачем диспозицию ломаешь? Ты, ядрёна вошь, не просто атаку срываешь, ты войска командира лишаешь! Тебя марксизм что, этому учил, ядрёна вошь?!
Фурманов хотел ответить тёмному несознательному элементу, но в это время в сенях опять загрохотало, и в горницу ввалилась кряжистая девица в красной косынке. За собой она катила станковый пулемёт. Девица резко распахнула створку оконца, взгромоздила «Максим» стволом на подоконник и закричала в сумерки:
-Тра-та-та-та-та!
Затем, ни слова не говоря, лихая пулемётчица утащила своё оружие на улицу, прогрохотав по сенцам, задевая стены и пиная сбитое товарищем Фурмановым ведро.
Фурманов изумлённо спросил:
-Чего это она?
- Учения, – коротко ответил Чапай, - но патронов у нас только на пару очередей!
- В бог-га душу мать! – только и смог сказать товарищ Фурманов.
Потом сидели, ели австралийскую картошку (Европу по молчаливому уговору не трогали) и пели уже на три голоса. Товарищ Фурманов пел громко, но сильно фальшиво. Выходило настолько противно, что в курятнике переполошился старый петух, не вовремя просипел зарю, и по всему селу завыли собаки.
Первым из троицы не выдержал Петька:
- Товарищ Фурманов, прекрати ты, Христа ради! Накликаешь беды!
- Петька, ты элемент первобытной буржуазной эпохи, - отозвался товарищ Фурманов. – Суеверный ты, просто сил никаких нет! И с религиозностью своей ты у меня прекращай! В светлом будущем нет места мракобесию и народному опиуму. Ты, как Чапайский ординарец, должен идейный пример бойцам несть, а не «христоскать» по всяким поводам. Ты же - боец красной армии. Так лучше выматерись, а не причитай, как баба неразумная!
- Да Василь Ваныч, чего он привязался-то? Алементами пугает, понимаешь! Товарищ Фурманов, ты ж сам, как баба неразумная, про алименты-то говоришь! Или у тебя «интересы» какие немужицкие появились? Василь Ваныч, объясни ты ему про богов! У нас ещё по чекушке осталось за печкой.
Самогон был настолько крепок, что у славной троицы полыхнула в глазах заря всеобщей победы. Василий Иванович подкрутил кончики усов.
- Как люди создали себе богов? А вот так: жили себе меж людей Герои (ну и Антигерои, естественно, ибо это – суть две стороны одного и того же). Жили они, значит, совершали свои Поступки, а потом умирали (чаще – от ран, реже – от старости, но тогда это были уже не совсем герои и Путь у них был короче, хотя жизнь длиннее). И когда Герои уходили, люди писали Песни, в которых рассказывали не только то, что Герои сделали, но и то, что могли бы сделать, если бы …. И эти Песни становились фольклором, и к ним приписывали всё, что смогли присочинить, уже следующие и следующие поколения. А через много поколений те Герои, которым «биографы» приписали самые невероятные поступки, перешли в разряд Богов, а оставшиеся стали Богатырями.
- В бог-га душу мать! –выдохнул товарищ Фурманов, беря очередную картофелину.
- Василь Ваныч, а вот мы кем будем, как ты думаешь?
- Тут, Пётр, у кого как сложится. Один может и до верха дойти, а другой – только песенником останется!
Где-то за огородами плескал волной Урал. И до утра оставалось совсем немного.
Хочешь, мы будем общаться только стихами? А хочешь, спрячу любовь за немыслимой пошлостью? Хочешь, сгрызу и сомну расстоянье меж нами, Замажу цветными мелками некрупные, в общем, оплошности, Развешу на окнах весёленькие занавесочки, А хочешь – буду томить тебя неизвестностью… Ты только не оставляй меня в райсобесочной, Такой пустынной - без глаз сиреновых - местности!
Тут сплошь князья да графы
Мажордом стукнул тростью по полу и объявил: - Граф Сидоров со своей бабой!
«Граф и баба евонная» скинули дублёнки на руки прислуге и чинно прошли к остальным гостям. Синхронный кивок направо, такой же синхронный - налево. - Ой, мальчики, уже отдыхаете? - Молчи, дура! Растрещалась! Коньячку мне плесни. Да иди, тусуйся к гёрлам!
Из музыкального центра на полную мощь рвал в клочья души «Лесоповал».
Кучковались по интересам: кто - к анекдотам, кто - к бутербродам. Женщины – отдельно, под репродукцией Джоконды. Баронесса Зинка шептала на ушко княжне Надьке: - Знаешь, какое у него достоинство? Настоящее графское! Девки говорили! И платит по сотне баков за ночь, не считая шампусика и закуси! Раскрасневшийся с морозца ввалился барон Саня Малышев. Не тот Саня, который с Советской, а тот, который с Садовой. А с Советской, он и всего-то - виконт. Барон источал ароматы «Лагосты» (по три триста пузырёк) и дорогого коньяка «Наполеон на бруньках». Баронесса Зинка Кучкина поморщилась: муж упорно душился её духами, не желая признавать их чисто женскими и желая не только выглядеть, но даже пахнуть богато и гламурно. И опять выпивши, паскуда! Опять, наверное, по бабам шлялся! Молчала она ровно шесть секунд. - Опять выпивши?! - Кто выпивши? Это я-то – выпивши? Да я в сосиску пьяный! Молчала бы, жаба!
Наконец горничная пролепетала, что в гостиной накрыто. Ломанулись к столу. Засопели, зажевали, забулькали, захэкали. Сквозь этот звукоряд только изредка пробивались отдельные реплики: - …Жалую тебя, барон, курицей с царского плеча! - …Божоле. Закажу-ка я божоле! - …Пра-ативный! Отвра-атительный! Руку с ка-алена убери, ка-аму сказала?!
В самый разгар, под третий тост зазвонили в двери. - Ну я этого доходягу сейчас! Сосед это снизу, стопудово! И, позвякивая «голдой», хозяин раута кинулся в прихожую. Общество ждало. Место быдла – «у параши», это же «как два пальца об асфальт»! Отдохнуть не дают, куклы тайские! Однако, шума особого не было. Просто хозяин вернулся с… ментом. С летёхой зелёным! Тот - морда серьёзная, ладошку к козырьку: - Здравствуйте. Лейтенант Овечкин Александр Палыч, ваш новый участковый. Зашёл познакомиться. Говорят, жалобы на вас бывают от соседей, шумите допоздна. …Праздник какой празднуете или просто расслабляетесь? … Через полчаса немного нетрезвый лейтенант Овечкин уже сидел в уголке дивана, приобнятый мощной рукой князя Макса Сухарева, и внимал. Не мог он не внимать, если князь лёжа, от груди легко жал сто двадцать, а столько во всём Палыче вместе с какашками и пистолетом не набиралось. - Тут все – князья да графы! Все, натурально! По купеческой части. Кто – по потребтоварам, кто – по лесу. Универсам «Лабаз» знаешь? Мой! Даже у виконта есть три ларька у вокзала. Наш город, наш! И мэр – наш, городская власть, блин! С потрохами! А ты, выходит, у власти на побегушках! Поэтому, блин, не гунди! Цени, что тебя такое общество принимает! На службе, на службе…. Заладил тут! Пей вот, закусывай: служба – службой, а икру не каждый день жрёшь! Будешь с нами дружить – не тронем! Он обнял Овечкина за плечи покрепче и проникновенно сказал: - Палыч, вот ты – мент, а для нас – обныкновенное тьфу! Хошь, мы тебя произведём? Ну, графа не обещаю, а баронета – вполне. Сиятельством будешь! Ну? Хошь? А проставишься с получки.
Выла автосигнализация, брехали собаки, из квартиры на третьем гремело «А по ту, по ту, по тундре, по железной дороге…!». Городок Кашин жил счастливой аристократической жизнью.
«…На следующий день, а это была пятница, Роман Андреевич зашел в приемную с горящим взором, и на стол перед Стеллой легла изумительная брошь с огромным бриллиантом. Стелла слегка побледнела, но после непродолжительных раздумий отодвинула брошь узкой ладонью обратно к шефу и, вздохнув, промолвила: - Что было, то было, Роман Андреевич.…Я не могу принять такого дорогого подарка. Если я по вашему мнению заслуживаю поощрения, то давайте обойдемся повышением оклада. Пятнадцать процентов меня бы устроили.»
Элеонора Густавовна задвинула «узкой ладонью» (Ах, как ей хотелось быть похожей на своего кумира – прекрасную и независимую Стеллу!) книжку в ящик стола, по её представлению так же значительно, как и Стелла, вздохнула и печально обвела взглядом комнату. Но не было рядом ни обольстительного шефа, ни просто человека, которому стоило доверить свою судьбу. А был в уголочке только старший письмоводитель Гарий Эдуардович, потрёпанный жизнью, немолодой, в неаккуратном костюме с лоснящимися рукавами, с обширной плешью, неприятно поблескивающей сквозь зачесанный с затылка на лоб пучочек волос. Нет, этот бриллиантов не подарит! Он даже в ресторацию обедать не ходит, носит с собой в узелке какую-то ставриду, потом перед посетителями стыдно за жуткую вонь и кости в бумажке на краю стола. Посетителей, правда, бывало мало. Так, иногда. Да что там говорить – совсем редко заходил к ним кто-нибудь посторонний. И свои-то почти не заглядывали. Ну скажите, кому захочется в это непотребство?
Книжек про придуманную красивую жизнь у Элеоноры Густавовны было превеликое множество: достались случайно от подруги. Та перебирала старые сундуки на чердаке и наткнулась на это богатство. Подруга полистала несколько штук, поморщилась и предложила забрать «всю эту муть, если надо, а то сожгу в камине». Элеонора Густавовна наняла извозчика, и «вся муть» обошлась ей только в плату за вывоз, в «рупь и гривенник на чай, мамзель, а то обратно порожняком». Надо сказать, описываемое в этих книгах мало походило на жизнь: вместо извозчиков и конки по улицам со страшной скоростью ездили какие-то «лимузины», «порше» и «ягуары», дома были не кирпичные, а «из стекла и бетона», с непонятными «лифтами», в которых происходили самые пикантные встречи. Ещё удивительно, что слушали знакомых композиторов, горячо нелюбимую классическую «нудь», а не современные романсы, страстные и роковые!
Контора, где в силу обстоятельств простым переплётчиком прозябала Элеонора Густавовна, принадлежала небогатому издателю, предоставлявшему услуги писательской братии (по мнению самого же хозяина - «голытьбы, с которой и здороваться неприлично»), корреспондентов местной газетёнки («страшных лентяев, бездельников и бездарей, не знаю, как закончивших гимназию!», как говаривал Гарий Эдуардович) и случайным людишкам, готовившим бумаги в суд да завещания («Ой, чего им там завещать-то, хамью неотёсанному?!», это уже сама Элеонора Густавовна так решила раз и навсегда). Работы было настолько мало, что даже мизерная плата за неё не возмущала. Зато было достаточно времени на настоящую литературу, каковой Элеонора Густавовна искренне считала «произведения из сундука», перечитанные ей не по одному кругу. Вот где были страсть и утонченность, высокий слог и отточенность сюжета! Те тексты, которые попадали ей от Гария Эдуардовича в переплёт, были сухи, безжизненны, к тому же почерк старшего письмоводителя хотя и был разборчив, но добавлял к переписанному что-то и от самого Гария Эдуардовича. Скорее всего – заброшенности, ненужности и отторжения всяческих внешних приличий. Просматривая эти тексты, Элеонора Густавовна представляла себе, как их персонажи грязны, невоспитанны, как ковыряют они грязными пальцами в носу, громко сморкаются и разнузданно хохочут. Разумеется, этого написано не было, но всё, что исходило от Гария Эдуардовича, приобретало его черты и пристрастия, всё было гнусным и нетерпимым. - О, Боже! – часто думала Элеонора Густавовна, - если бы он посмел хотя бы коснуться меня пальцем! О, что бы я с ним сделала! … В тот роковой день Элеонора Густавовна с утра заточила карандаши и разложила их в ряд на столе. Три карандаша: с твёрдым, твёрдо-мягким и мягким грифелями. Три карандаша для меток на корешках страниц, переплетаемых в серый, унылый картон. Обычно хватало и мягкого грифеля, но Элеонора Густавовна всегда готовила три разных карандаша. Этим она, как ей казалось, показывала Гарию Эдуардовичу всю низость его поведения в присутствии дамы, этим вся неаккуратность Гария Эдуардовича обнажалась и не могла не быть им замеченной. Это был её молчаливый протест против несоответствия облика Гария Эдуардовича её книжным идеалам настоящего мужчины.
2.
- Надо же: ни кожи, ни рожи, а туда же! Хотя что-то в ней определённо есть. Если бы только не спесь, не открытое презрение в глазах! Хорошо, конечно, когда тебе всё и сразу! Говорит, что из аристократической семьи… . А я всё сам! И до старшего письмоводителя – только через беспорочный труд! Примерно эти слова возникали в мозгу Гария Эдуардовича каждый раз, когда Элеонора Густавовна соизволяла бросить на него тайный взгляд из-под опущенных к каким-то книжонкам ресниц. Гарий Эдуардович мог бы, конечно, прекратить безобразие с чтением книжонок в рабочее время, но прекрасно понимал, что загрузить работой сотрудницу – дело невыполнимое. Гарий Эдуардович был умён (по крайней мере считал себя таковым)! Жил он один, художественную литературу презирал, поскольку через него проходила такая откровенная муть, что казалось и писателей-то в природе настоящих не существует. Зато Гарий Эдуардович много размышлял о жизни, о Боге, о Судьбе и Предназначении. Итоги этих размышлений сложились в страшную, даже кощунственную философию. Во первых, Бог слеп и глух: он даже грешников от праведников отличить не в силах. Значит, не всеведущ и не всесилен! Во вторых, Воинство Христово – такой же миф. Все архангелы, все сущие на небесах у трона Его мелочны, себялюбивы и решают только свои дела, соблюдают только свою выгоду. Поэтому Мир безнадзорен, неуправляем и зол. В третьих, Ад и Рай изначально знают своих постояльцев. Будь ты хоть как набожен, но если предназначено тебе Судьбой попасть в геенну огненную, уж будь уверен, там и окажешься! Любой Выбор заранее предопределён. Нет поступков и проступков, есть только Предназначение, цель, для которой ты появился на свет. Осознав всё это, Гарий Эдуардович как-то сразу утратил интерес к жизни, поскучнел и мало-помалу перестал следить за собой. Собственно, нельзя сказать, что он перестал, скажем, бриться, умываться и чистить зубы на ночь, но стал обходиться малым в своих запросах и даже чувствах. Одна проблема всё-таки тревожила Гария Эдуардовича довольно остро. Ему всё время казалась некоторая «понарошность» во всей его жизни, как будто это было уже не первое его «житие». А вот то, предыдущее, было единственно настоящим, но совершенно иным. Причем, эта мысль не подкреплялась совершенно никакими приметами, а просто присутствовала в его голове независимо от реальности. Долгое зацикливание на проблеме вызывало необъяснимые вечерние вспышки ярости, сопровождаемые швырянием ботинок об дверь, поминанием дьявола и жестокими избиениями ни в чем не повинной подушки. Но уж об этом знал только Гарий Эдуардович, а не (Упаси, Господь!) та же Элеонора Густавовна. Слишком дорого дасталась Гарию Эдуардовичу занимаемая должность! … В тот роковой день Гарий Эдуардович был погружен в себя и чрезвычайно рассеян.
3.
- Этого истукана, кажется, ничем не проймёшь! Может, ему до женщин в силу возраста и дела-то нет! Хоть бы один комплимент за всё время их совместной работы, хоть бы просто взгляд заинтересованный! Ведь и молода я, и стройна, и романтична. Неужели я для него сродни столу, стулу или, скажем, чернильнице? Что же истукана этого способно расшевелить?! Элеонора Густавовна выставила из-за тяжелого письменного стола, будто невзначай, свою тонкую изящную щиколотку, затянутую в тонкий фельдиперсовый чулок и призывно покачала кремовой туфелькой. Чулок с туфелькой поразительно гармонировали друг с другом и цветом и блеском, а на фоне канцелярской мебели должны были выделяться, как мокрая русалка на фоне серого валуна. Однако, Гарий Эдуардович не среагировал. Элеонору Густавовну вдруг окатила волна упрямства, этакой женской прихоти подчинить своему обаянию весь мир, включая этого… этого бездушного …это трухлявое дерево, изъеденное червями и временем. Элеонора Густавовна, подумав минуту, решилась и, подойдя к книжному шкафу сделала вид, что ей вдруг очень понадобился словарь Эфрона и Брокгауза, стоящий на самой верхней полке. Она безуспешно тянулась за ним, стараясь держаться к Гарию Эдуардовичу в четверть оборота (самый выгодный, по её мнению, ракурс), подчеркивая движением свою тонкую талию и высокую грудь. Гарий Эдуардович поднял глаза. - Ага! Ожил, старый пень! Элеонора Густавовна воодушевилась, но, по правде говоря, безосновательно. Гарий Эдуардович заинтересовался не тонким станом, а самим неожиданным фактом выхода Элеоноры Густавовны из-за стола. Время не дошло ещё до обеда, и никогда прежде Элеонора Густавовна ничего подобного себе не позволяла. А как же дешевые книжонки? Элеонора Густавовна, ощутив, что старший письмоводитель и в данной ситуации остаётся чиновником, а не джельтменом, решилась на обострение. Она подтащила к шкафу стул и встала на него коленками. При этом показалась слегка полноватая икра, а судя по прочитанным романам кавалеры просто не могли устоять от такой красоты и валились снопами под ноги коварных прелестниц. Гарий Эдуардович не шелохнулся. Тогда Элеонора Густавовна положила на сиденье пару листов бумаги, скинула туфельки и взобралась на стул ногами. Стул был стар и слегка поскрипывал, но внимания от него всё-таки в данный момент было больше, чем от Гария Эдуардовича. Непонятно, зачем ей это было нужно, но Элеонора Густавовна потянула на себя тяжелый словарь. При этом она покачнулась, судорожно дёрнулась, постаралась удержаться за дверцу, опасаясь падения, но та пошла в сторону, увлекая за собой и Элеонору Густавовну. Гарий Эдуардович, чуя неладное, поднялся с места, но сделать ничего не успел: ножка стула подломилась и Элеонора Густавовна, нелепо взмахнув руками, грохнулась рядом со своим столом. Юбка её позорно задралась, чулок на правой ноге порвался на колене, туфелька слетела с ноги, открывая мужскому взгляду аккуратненькую штопку на пятке. Это было такое фиаско, что Элеонора Густавовна от стыда и злобы вскочила на ноги прежде, чем ей успел помочь Гарий Эдуардович. Он, правда, сделал запоздалое движение, но его рука вместо встречи с её рукой ткнулась в мягкую грудь. Это взбесило Элеонору Густавовну окончательно и, уже не совсем понимая, что она делает, Элеонора Густавовна схватила со стола остро заточенный карандаш и изо всей силы воткнула его в наглую руку. Гарий Эдуардович взглянул, как из порванной вены хлынула кровь, побледнел и другой рукой резко стукнул Элеонору Густавовну прямо в чувственные губы. Элеонора Густавовна покачнулась и осела на пол, ударившись виском об угол стола. Рядом с ней упал и Гарий Эдуардович, потерявший сознание от вида крови. Позвать бы кого-нибудь на помощь – можно было бы что-то ещё сделать. Только некому было звать!
4.
- Слушай, Воронихин, ты меня со своими экскрементами в гроб вгонишь! Почему у тебя два «пожизненных» без присмотра были? Какая мне, на хрен, разница, что за месяц ты их первый раз из виду выпустил?! Ты, Воронихин, тюремный фельдшер, а не светило науки! Какой, к черту, гипноз? Понахватаются верхушек, понимаешь, а потом за них, понимаешь, начальство отвечай! Да ты даже не фельдшер, а хрен моржовый! Какое, на хрен, моё личное разрешение?! Ты мне, на хрен, его на бумаге покажи, с моей, на хрен, подписью! Начальник тюрьмы долго натужно орал, и эти первые его слова были ещё самые приличные. Воронихин покорно выслушал про все сексуальные отклонения в своём фамильном древе, про собственную порочную натуру, про сексуально озабоченную тюремную инспекцию, про…, да про всё на свете. И оказывалось, что мир просто стоит на нетрадиционном сексе, в котором ему, Воронихину, предстоит и дальняя дорога, и тёплые встречи, и тяжелые испытания. …Всё началось с переводной самиздатовской брошюрки какого-то профессора Янкеля. Как было понятно из корявого перевода, методами гипнотического внушения человеку можно было создать его собственный мирок, зеркальное отражение внутреннего мира. Для этого даже не нужно никакой специальной аппаратуры. Несколько сеансов внушения, и человек душой перемещался в своё детство, например, или, скажем, в другой город. Воронихин брошюрку прочитал от корки до корки три раза, а потом поймал в столовой начальника тюрьмы и предложил ему свой суперпроект. Нужно было взять двух человек, поменять им внутренние установки на перемещение, например, в восемнадцатый или девятнадцатый век и в интеллигентский социальный слой, а дальше понаблюдать, не изменится ли их преступная суть. Если эксперимент удастся – ему, начальнику тюрьмы, почёт и повышение, потому что ясно будет: все, попавшие за решётку, могут быть возвращены в общество посредством гипнотического внушения придуманной биографии и выстроенной заново души, в которой нет места преступным побуждениям. Начальник хмыкнул одобрительно, и эксперимент стартовал. Для первого опыта Воронихин выбрал двоих, легче всего поддавшихся его малопрофессиональным пассам. Нашлась отдельная камера, нашлись пара письменных щербатых столов и пара стареньких стульев, развалюха-шкаф, а бумаги, карандашей и канцелярского клея взяли у Воронихина из медпункта. Установили камеру слежения. Вся охрана ходила смотреть на «девятнадцатый век». Солёные шутки, комментарии ходили по собственно охране, всей гражданской обслуге и в офицерских семьях. Заключались сделки: «трахнет» он эту страхолюдину в тюремной робе или нет. И так – неделю и вторую. А потом все устали от однообразия, ослабили бдительность, позволяли себе отвлечься на пивко и картишки. И - на тебе! Проявилась преступная натура! У неё за плечами – убийство ночью вилкой мужа на почве его нетрезвых сексуальных домогательств, у него – вооруженный грабёж с отягчающим избиением жертвы и «неумышленным» убийством (попросту человека до смерти забил, войдя в раж). - Ладно, Воронихин! Значит так: я тебе ничего не разрешал, ты ничего не делал. Понял? Обоих покойников – по отдельным камерам, и чтобы у меня ни один гад из наших не пикнул! Оформить обоих как несчастные случаи с интервалом в два-три дня! И помни: слово скажешь лишнее – лично поставлю к стенке или в камеру к паханам на пару дней суну! И «стукану» им, что ты экскременты на их ставить хотел! Понял? Хорошо понял? Тогда марш отсюда, Эпштейн лагерный!
