Когда заседание кафедры подошло к концу, заведующий сказал: - Поступило распоряжение ректората...
Все притихли, забыв про журналы мод, кроссворды, свежие оппозиционные газеты. И уставились на шефа. Потому что знали: любое упоминание о ректорате, как о нечистой силе, - ничего хорошего не сулит.
А шеф медленно, с расстановкой продолжал: - От нашей кафедры один сотрудник должен неделю отработать в колхозе.
Профессор Поддубенский встал с места и удивленно спросил: - Прошу прощения, вы не оговорились? - Нет, - ответил заведующий. - А что вас, уважаемый профессор, смущает? - Вы сказали – «отработать в колхозе». Но разве они еще существуют, эти колхозы?
На что доцент Петренко ответил: - Вот именно - существуют. А председатели колхозов живут. И хорошо живут. Вот только колхозников нет. Разбежались кто куда или спились. И некому работать.
Профессор Поддубенский спросил опять: - Извините, а какая работа предстоит в колхозе? Картошку копать? Я не выдержал и сказал: - Какую картошку? Посмотрите в окно - апрель на дворе.
А заведующий кафедрой пояснил: - Мы должны помочь колхозу собирать камни. - Камни собирать? - удивился профессор Поддубенский. - А зачем они нужны колхозу-то? - Зачем-зачем? - это опять доцент Петренко. – Раньше колхозам доводился план по зерновым, а теперь – по камням. Если НАТО к нам сунется – забросаем его камнями.
- Доцент Петренко, вы все шутите. Но в самом деле интересно, зачем колхозу камни? Солить, что ли? – спросила ассистентка Курбацкая. А Доцент Петренко продолжал: - Очень нужны. Председатель надумал строить каменную «китайскую стену». - Чтобы защитить колхозные поля? - не переставала удивляться ассистентка. - Какие поля? Он решил воздвигнуть «китайскую стену» вокруг своего трехэтажного особняка, - пояснил доцент Петренко. - Для защиты от рэкетиров, - высказала догадку профессор Поддубенский. - Каких рэкетиров? Для него голодные колхозники, которым он с прошлого года не выдаёт зарплату, страшнее любых рэкетиров.
- Странно, - не унимался все тот же профессор. - В советские времена камней не собирали. А теперь откуда они взялись? Кто их посеял? - Это такие всходы дала аграрная политика, которую несколько десятилетий осуществляла на селе партия - ум, честь и совесть нашей эпохи, - сказал доцент Петренко. - И что, на камни ныне урожайный год? - недоуменно спросила ассистентка Курбацкая. - Очень, - сказал доцент Петренко. - И еще как минимум пятьдесят лет мы будем пожинать богатый урожай этой политики.
- Темные люди, - вступил в разговор я. - Не знаете, что камни собирают для того, чтобы подготовить некоторые участки поля к посевной.
Тут заведующий кафедрой обратился ко мне: - Доцент Волынец, вы так хорошо разбираетесь в сельском хозяйстве. Вот вы и поедете в колхоз. А практические занятия вместо вас проведет ассистентка Курбацкая.
«Ну вот, напросился», - подумал я и возмущенно заявил: - Почему я? Опять я. В прошлом году я ездил на сено, в позапрошлом - на картошку. - Вот видите, у вас уже большой опыт работы в колхозе. Лучше вас с поручением ректората никто не справится.
- А почему бы не поехать ассистентке Курбацкой? А я за нее проведу занятия, - предложил я. - Мне? Собирать камни? - кокетливо фыркнула ассистентка Курбацкая. - Я их не подыму. И опять вмешался доцент Петренко: - Её ручками не камни подымать, а совсем другое...
- Тогда езжайте вы, - прервал я доцента Петренко. - Вы ведь также член нашей кафедры. А никогда не ездите в колхоз. Тот вскочил с места и взволнованно заявил: - Да, я - член... я член кафедры. Но я, однозначно, не могу. И вот почему - из-за политических убеждений.
Все члены кафедры уставились на него. - Из-за каких таких политических убеждений? - А вот из-за каких. Я считаю, что время собирать камни еще не наступило. - Как, они еще не созрели? - недоуменно спросила ассистентка Курбацкая. - Причем тут «созрели», «не созрели». Всему есть свое время: время разбрасывать камни и время их собирать. Так вот я считаю, что в нашей стране время собирать камни еще не наступило. Пусть в колхоз едет профессор Поддубенский. Он тоже член... нашей кафедры. И у него нет никаких политических убеждений.
- Извините, я не могу, - возразил профессор. - У меня проблемы со зрением. - У него проблемы со зрением, - съязвил доцент Петренко. - Дальше своих желтых конспектов ничего не видит. - Успокойтесь, доцент Петренко, - сказал шеф. - Решено: в колхоз едет доцент Волынец.
Тут все сочувственно посмотрели на меня, повскакали с мест и в мгновение ока кафедра опустела.
Дома с порога я заявил жене: - Собери мои вещи. Жена испуганно всплеснула руками. Я поспешил её успокоить: - Это не то, что ты подумала. Я еду работать в колхоз. - Опять в колхоз? Ты уже стал почетным колхозником. - По четным и по нечетным. Я еду на неделю.
Жена спросила: - Но что там делать в апреле-то? Ведь картошка еще не выросла. - Её еще не посадили. Я еду собирать камни. - Камни? - удивилась жена. - Дожили. Уже в колхозах, кроме камней, нечего убирать.
За обедом жена сказала: - Наденешь синий костюм - папин подарок. Помнишь, в советское время папе, как ветерану войны, выдали талоны на дефицит. Один талон - на костюм, второй - на джинсы, а третий - на роликовые коньки. Тогда этих вещей было не достать. Это сегодня на роликах катается весь двор, сбивая с ног этих уважаемых ветеранов войны и труда.
Я вспомнил: -Тот синий костюм? Фабрики «Коминтерн»? - Да, - ответила жена. - Он уже три десятилетия висит в шкафу, ни разу не надеванный. - Но как его надевать, если один рукав впору, а второй - на два размера длиннее. Левая пола короче правой. И штанины разные по ширине, - возмутился я и добавил: - Такой костюм, как никакой другой, подходит для работы в поле. Все птицы будут облетать посевы стороной.
Председатель колхоза встретил нас с распростертыми руками. А в руках - кошёлки и ведра для сбора камней. Разобрав инвентарь, мы принялись за работу. Построились в шеренгу и пошли по голому полю вдоль железнодорожного полотна.
Весна нынче наступила рано и горожане поспешили на дачи. Из окон электрички они недоуменно смотрели на нас. Пытались угадать, чем мы занимаемся: или еще сеем или уже убираем.
А на камни действительно оказался урожайный год. Видимо, председатель колхоза постарался. Пришлось нагибаться за ними через каждый шаг.
Я в своем новом не разношенном костюме испытывал некоторое неудобство. Когда я наклонялся, то короткая пола поднималась еще выше. Отчего весь пиджак норовил сползти через голову. Тогда я нашел выход: в левый карман положил увесистый камень. И полы пиджака тут же сравнялись. Правда, выпрямлять спину стало труднее. Зато наклонялся я теперь быстро и легко.
К концу работы и оба рукава пиджака стали впору. Словно левая рука вытянулась, таская тяжелую кошёлку с камнями. Пожалуй, в таком виде костюм можно надеть на заседание кафедры. Правда, не вынимая камня из кармана. Хотя некоторые сотрудники нашей кафедры постоянно живут и работают с камнем за пазухой.
В конце недели председатель вручил нам почетные грамоты и сказал: - Большое спасибо за работу. Вы отлично потрудились. Приезжайте еще. Мы будем ждать, особенно Вас, уважаемый доцент Волынец. Вы приезжайте к нам и во время посевной, и в уборочную страду, когда много птиц над полями. Но обязательно в этом костюме. Тогда виды на урожай у нас будут значительно выше.
И он любовно поправил полы моего пиджака. Обнаружив камень в кармане, председатель смутился и добавил: - Ну что ж, на любой работе человек имеет право хоть на какую-то долю продукта.
Домой возвращался электричкой. Правда, перед этим выбросил камень из кармана. Отчего полы пиджака поднялись и перекосились значительно больше, открыв огромные пузыри на коленях.
Девочка, которая зашла в вагон электрички, увидев меня, воскликнула: - Мама, смотри, дядя похож на волка! - Такой страшный? – спросила мама. - Нет, такой смешной. Помнишь мультик, когда волк, надев костюм огородного пугала, гнался за зайцем по электричке.
Дома жена, взглянув на мой костюм, всплеснула руками: - Во что ты превратил дорогой папин подарок?
А на грамоту посмотрела, как на пупырчатую жабу. - Отнеси её на кафедру и повесь на самом видном месте, - сказала она. - Пусть красуется рядом с твоими дипломами, полученными на отечественных и зарубежных научных конференциях.
А я подумал: «Пожалуй, она права. Пусть грамота висит на кафедре как напоминание всем, что время разбрасывать камни уже прошло. Наступила пора собирать камни».
Добавлено (15.04.2012, 16:39) --------------------------------------------- ХЭМИНГУЭЙ С ЧАЕМ Юмористический рассказ
Начался отпуск, а я никуда не поехал. Потому что жену с работы не отпустили. А жена не отпустила меня.
Первые дни безделья было хорошо. Утром, лежа в постели, выслушивал наказы, которые жена давала, уходя на работу. Согласно кивал головой, обещал немедленно встать и всё сделать. Но как только она переступала порог, я засыпал раньше, чем до меня долетал звук от хлопнувшей двери. А поднимался с постели тогда, когда этого настойчиво требовал мой организм.
Где-то на второй неделе жена, придя с работы, внимательно посмотрела на меня и сказала: - Доцент Волынец, ты у меня как цветочек. - Какой цветочек? - уставился я на неё. - Кактус, что стоит на подоконнике. Почему не бреешься? - Бороду решил отрастить, - сказал я. - Буду бородатым, как Хемингуэй. Или тебе не нравятся бородатые мужики? - Мне нравятся умные. - А я разве не такой? -Такой, - вздохнула жена. - Но в Америке говорят: «Если ты такой умный, то почему такой бедный». - Так это в Америке. А у нас богатый - не значит умный. Вспомни анекдоты про новых русских. - А кто их сочиняет, такие анекдоты? Конечно же, бедные от зависти к этим богатым. - Согласен, потому что глупым такое сочинить не под силу. Вот послушай. Решил новый русский хоть раз прокатиться в троллейбусе. Не получилось. Мерседес в двери троллейбуса не прошел. - Смейся, смейся. Вот в троллейбусе как раз и ездят только самые умные. А глупые - в собственных иномарках, - сказала жена и ушла хлопотать на кухню.
А я не мог успокоиться: - Разве мы живем хуже других, хуже наших соседей? - Видимо, хуже. И все об этом знают. - С чего ты взяла? - удивился я. - А вот с чего. Соседей уже два раза обворовали, а нас - ни разу.
Я помолчал. Видимо, она права. - Кофе будешь? - донеслось из кухни. - Почему кофе? Ты же знаешь, что я пью только чай. - Чай закончился. А я по дороге забыла купить. - Ладно, я схожу. Я мигом.
Переодеваться не стал. Ведь магазин совсем рядом. Как был в сандалиях на босу ногу, спортивных брюках и майке с выгоревшей надписью «Пума» вышел из дому. Не забыл захватить хозяйственную сумку и деньги.
На лавке у подъезда сидели две старушки. Каждая - Штирлиц в юбке. Все видят, все замечают. И анализируют. - Гляди, - прошептала одна, окинув меня с ног до головы. - Из подъезда бомж выскочил. Большая сумка в руках. Видать, обокрал кого-то. - Опять обокрали! – вскрикнула её собеседница. В ней я узнал свою соседку, которую обворовали два раза, и поздоровался. - Здравствуйте, - тихо ответила та и удивленно посмотрела мне вслед. Таким небритым она видела меня впервые. - Это сосед мой, - сказала она. - Не побрился и выглядит как Хемингуэй. - И даже хуже, - согласилась её подруга.
У магазина парень, присев на капот иномарки, пил пиво из бутылки. Он явно из тех, кто не ездит в троллейбусе. - Дед, погоди, я скоро допью - сказал он, обращаясь явно ко мне. - Допивай, - машинально сказал я и в недоумении остановился. Парень сделал последний глоток и, молча, протянул мне пустую бутылку. - Зачем? - удивился я. - Как зачем? - теперь уже удивился парень. - Еще две найдешь, и хватит на пиво. А то на тебя жалко смотреть. С утра, наверно, подшипники горят.
Я взял бутылку и отнес её в мусорный ящик. Парень удивился еще больше. Тут откуда ни возьмись, ко мне подскочил тоже небритый мужчина с заплывшими глазами и угрожающе спросил: - В лоб захотел? - За что? - удивился я. - За то. Ты чего вертишься возле моей мусорки. Здесь все занято, все расписано. Это не твоё место. Ну-ка, отдай мою бутылку.
И он потянулся к моей сумке. Увидев его немытые руки, я в ужасе отпрянул. И поспешно сказал: - Бутылка там, в мусорном ящике. - Битая, небось, - буркнул мужик, взял бутылку и стал её рассматривать, словно банкир банкноту.
А я поспешил в магазин. Как только зашел в торговый зал, за спиной услышал шепот: - Ксюша, смотри, еще один объявился. Будь начеку. И среди трудового коллектива гастронома пробежала волна настороженности. Но мне и в голову не приходило, что это из-за меня.
Я сразу направился к полкам с чаем. Какой богатый выбор сортов и упаковок! А вот и то, за чем я пришел. Я взял пачку «Липтона», бросил её в сумку и направился к кассе. Проходя мимо молочного отдела, остановился поглазеть на большой выбор сырков.
И вдруг почувствовал, что кто-то дышит мне в затылок. Оказалось, две продавщицы остановились у меня за спиной и настороженно следили за каждым моим движением. Я огляделся вокруг и заметил повышенное внимание ко мне всего персонала магазина. Даже из подсобки вышел грузчик и, не спуская с меня глаз, прислонился к двери. Я поспешил к кассе.
Кассирша посмотрела на пачку чая и сказала: - Это все? - Все, мне больше ничего не надо. - Тогда зачем такая большая сумка?
Я промолчал. Кассирша взяла пачку в руки и внимательно осмотрела её со всех сторон. Как будто там было что-то спрятано. Так, наверно, осматривают передачу в тюремную камеру смертников. Не обнаружив в упаковке тайника, интенсивно пошарила рукой в моей пустой сумке. Потом недоверчиво посмотрела на меня и сказала: - А теперь выворачивай карманы.
Я почувствовал, что во мне будят зверя. «Спокойно, - подумал я. - Спокойно, главное - не сорваться». - Может: «Покажите карманы, пожалуйста»? - нарочито ровным голосом поправил я кассиршу. Та прикрыла выручку руками и крикнула в зал: - Александровна, иди сюда! Тут чифирщик-бомж не хочет показывать карманы. А целый час крутился возле чая и плавленых сырков.
В миг возле кассы оказалась еще одна продавщица. Униформа туго обтягивала её массивную фигуру. Расставив руки, словно японский борец сумо, она перекрыла выход от трех касс сразу. Мимо такой и мышь не протиснется.
Я молча вывернул карманы. Там, кроме носовика и пару денежек, ничего не было. - Теперь похлопайте себе по животу, - скомандовала Александровна. - Зачем? - не понял я и почувствовал, что терпение начинает меня покидать. - Похлопайте. Мы должны убедиться, что под майкой за пазухой ничего нет.
Мое терпение кончилось. Я не стал хлопать по животу, а просто спустил штаны, поднял майку повыше и попрыгал на месте. Ни пакетики чая, ни плавленые сырки из складок моей одежды так и не посыпались. - Трусы снимать? - спросил я. - Не надо, - сказала Александровна и будто бы не замечала моей выходки. Промолчала и кассирша. Обе были невозмутимы. Видимо, не первый раз раздевают покупателей у кассы. Убедившись, что я пуст, моментально успокоились. Когда я заплатил за чай, Александровна освободила выход.
Я продолжал негодовать. Но внешне был спокоен. У самой двери повернулся к продавщицам и злорадно сказал: - А сумка-то моя с двойным дном.
Александровна вспыхнула и застыла, как статуя Зураба Церетели на постаменте. Я закрыл за собой дверь и поспешно удалился. Отойдя на безопасное расстояние, оглянулся. У входа в магазин стояла Александровна и кассирша. Они смотрели в мою сторону и ругались между собой. Видимо, упрекали друг друга за допущенную оплошность.
Навстречу мне шли два мужика, явно не те, которые разъезжают в иномарках. Тот, который повыше, заглянув в мою сумку, спросил: - Ты, Хемингуэй с чаем, «Василису» будешь? - Не буду, - промямлил я, не понимая о какой Василисе идет речь. - А «Крыжачка» не хочешь? - спросил коротышка, подступая ко мне.
«Ну, влип, - подумал я. - Надо было соглашаться на Василису. А то устроят тут мне крыжачок. Но вдруг я вспомнил, что и то, и другое - это дешевое вино-чернило, которое я только что мельком видел в магазине. А коротышка продолжал: - У нас не хватает на бутылку. Подсоединяйся.
- Оставь его. Он чифирь любит. В сумке - только чай. И уже успел начифириться. Видишь, ничего не соображает, - сказал высокий, и они пошли дальше. До меня долетел удаляющийся голос коротышки: - А кем, кем ты его обозвал? - Хемингуэем, - ответил длинный. - Так ему, блин, и надо, - согласился коротышка.
Жена, встретив меня в прихожей, всплеснула руками: - Доцент Волынец! И ты в таком виде ходил в магазин? Да еще небритый. Видели бы тебя твои студенты. За тобой, как за дитем малым, нужен глаз да глаз. А за время отпуска ты совсем опустился.
«Это в гастрономе меня опустили, - подумал я. - Видели бы студенты своего преподавателя у кассы со спущенными штанами?». А жена продолжала: - Заходила соседка. Интересовалась, все ли у тебя хорошо, как здоровье, не запил ли ты. Тогда её вопросы меня удивляли. А теперь я понимаю - это она встретила тебя такого небритого.
Назавтра я побрился. Со своей седой щетиной я действительно выглядел непривычно и странно. И правы были старушки, которые оценили: «Как Хемингуэй и даже хуже».
А жена опять отправила меня в гастроном. Я надел кремовую рубашку, брюки со стрелкой, итальянские ботинки и пиджак за двести долларов. Да еще пшикнул на себя дезодорантом.
Александровна сидела за кассой. Когда она меня рассчитала, я не удержался и спросил: - Карманы выворачивать? Или сразу штаны снимать?
Александровна подняла глаза, узнала меня и открыла рот. Это была уже сидячая скульптура Зураба Церетели. А я неторопливо и торжественно удалился из торгового зала.
- Танцуй, дорогая, тебе письмо! - крикнул я жене с порога. - От кого? - спросила она, выходя из кухни. - Не знаю. Вынул из ящика, но без очков не мог прочитать. - Не мог прочитать? Так может оно не мне, а тебе. Тогда танцуй сам. - Может и мне, - согласился я и протянул ей конверт. - Дорогая, не важно - кому. Главное - нам пишут. А значит, нас помнят и любят.
Жена посмотрела на конверт и иронично сказала: - Ага, помнят и любят. Письмо из налоговой инспекции. А мы тут расплясались. - Из налоговой? - опешил я. И посмотрел на конверт, словно на пластиковую бомбу. - Это что же мы с тобой натворили-то? - Не мы, а ты. Письмо на твое имя, - холодно заявила жена. - Но я ничего не творил, - сказал я. Голос мой предательски дрогнул. - Сейчас узнаем. Налоговая инспекция эпистолярным жанром зря не занимается.
И начала читать вслух: «Вам необходимо в ближайшее время явиться в налоговую инспекцию». - Погоди, погоди, - прервал я её. - А каково начало письма: «Уважаемый товарищ» или «Гражданин»? Ведь это весьма важно. К подсудимому не обращаются: «Товарищ!». - Тамбовский волк тебе товарищ, - все тем же тоном ответила супруга и стала читать дальше: «Поскольку Вы имеете в личной собственности две квартиры, одну на улице Ангарской, а вторую на Партизанском проспекте, то необходимо поставить нас в известность, за которую квартиру Вы будете платить налог. От налога освобождается только одна квартира».
- Как это - две? - удивился я. - Откуда у меня две квартиры? - Это я должна спросить, - все тем же холодным тоном сказала жена. - Откуда у тебя вторая квартира, о которой я не знаю? - Ниоткуда, - начал оправдываться я. - Это какая-то ошибка.
- Конечно, ошибка. Твоя. Купил вторую квартиру для любовницы. И по ошибке, или скорее, по жадности оформил не на её, а на свое имя. Спасибо налоговой инспекции - мне глаза открыла. Это ж надо, совсем рядом - на Партизанском проспекте! И скрывался там, как партизан... со своей кралей. - Да нет у меня никакой крали. - Ага, так я и поверила. А вторая квартира откуда? А завтра придет повестка в суд за неуплату алиментов. Так как у тебя окажется вторая семья - в Витебске. А третья - в Бресте.
Жена всхлипнула и ушла на кухню, оставив меня со злотворным письмом в руках. А меня мучили догадки. Может это наследство от родственников? Ага, дождешься от них. Или кто-то специально оформил квартиру на меня, чтобы самому не нести расходы? Если так, то юридически квартира становится моей. Тогда я согласен платить за кого угодно.
Надо немедленно посоветоваться с юристом. И я позвонил доценту Петренко. В юности до того, как перевестись на экономический факультет, он целых три месяца учился на юрфаке. - Тебе нужен юридический совет? - поднял трубку доцент Петренко. - А по какому вопросу? С женой разводишься?
Я подробно изложил суть дела. Тот молча слушал, а когда я закончил свой рассказ, сказал: - Что же, такое вполне может быть. - Да? У меня может быть квартира, о которой я не знаю? - переспросил я. - Нет. У тебя может быть любовница, о которой никто не знает, даже я, - уточнил он и добавил: - В тихом болоте черти водятся.
- Но что же мне делать? - Как что? Бросить любовницу. Я четырех бросил. - И жена тебе все это простила? - Конечно. Ведь я, бросая любовниц, четыре раза доказал, что люблю только её.
- Но у меня нет любовницы? - Нет? Тогда заведи. - Завести? Зачем? Ради интереса или эксперимента? – спросил я. - Тоже мне нашел эксперимент. Прими пурген вместе с виягрой – вот это будет интересный эксперимент. А любовницу брось. И лишний раз докажешь жене свою верность.
Я бросил трубку. Надо немедленно все выяснить в налоговой инспекции. Но сегодня уже поздно. А завтра выходной. По субботам и воскресеньям инспекция налогов не собирает. Все станет ясно только в понедельник.
Жена молчала до самого вечера. А потом собралась и уехала к матери. Утром позвонила теща и сходу решительно заявила: - Квартиру, в которую столько труда вложили мы с дочерью, оставляешь нам. Бабник! Я все суды пройду, костьми лягу. Я.... я до Гаагского трибунала дойду, но эту квартиру тебе не отдам. - А мне где жить? - машинально спросил я. - Как где? На Партизанском проспекте.
Я не стал ей ничего доказывать и объяснять. В юриспруденции есть понятие «презумпция невиновности». Так вот теща моя – это презумпция моей виновности. А мне в своей правоте легче убедить целый взвод милиционеров. Я бросил трубку.
Потом позвонил заведующий кафедрой. - Это правда, что вы с женой разводитесь? - спросил шеф и, не дожидаясь ответа, добавил. - Тогда собирайтесь, поедете в командировку. Других сотрудников не пошлешь - у всех семьи. А вас теперь можно посылать куда угодно и сколько угодно. И хоть на месяц, хоть на весь семестр.
Я начал объяснять, что не развелся. И не собираюсь. Что во всем виновата налоговая инспекция. На что шеф сказал: - Причем здесь налоговая инспекция? Она не разводит. Разводит народный суд. А в командировку выезжаете через два дня, - и повесил трубку.
Позже позвонил профессор Поддубенский и назидательно сказал: - Разводитесь? Не рекомендую. В вашем-то возрасте. Дети взрослые, совестно будет перед ними. Да и хлопот много. Знаю из собственного опыта.
Был еще звонок ассистентки Курбацкой: - Вот хорошо, что я застала вас на старой квартире. А телефона новой я не знаю. Мне надо срочно с вами встретиться, - заверещала она. - Знаете, я пишу статью о позиционировании товара. Хотела бы по некоторым вопросам посоветоваться с вами. - О позиционировании? И на каком рынке? Международном или внутреннем, - спросил я, силясь вникнуть в суть разговора. - На международном, - поспешно ответила она. - Я хочу пригласить вас к себе домой. Здесь мы рассмотрим все направления и способы позиционирования на международном уровне.
«С чего бы вдруг приспичило обсуждать это у неё дома? - подумал я после того, как повесил трубку. - Как будто на кафедре нельзя. Там и коллеги помогли бы».
Тут опять позвонили. - Ало, это доцент Волынец? - Да, - ответил я, придя в себя после эмоциональной беседы с ассистенткой. - Кто меня спрашивает? - Это я, ваша любовница с Партизанского проспекта, - ответила неизвестная женщина. - Какая любовница? Какая любовница? - сорвался я на крик. - У меня нет никакой любовницы. Я вас не знаю. - Знаете, доцент Волынец, - ответила та. - Знаете. На последнем заседании Совета факультета мы сидели рядом.
Я стал натужно вспоминать. «Да, сидела рядом со мной какая-то старушка - божий одуванчик», - вспомнил я. А в трубку спросил: - Вы - с кафедры менеджмента? - Вот видите, знаете, а еще отпираетесь. Уже целый час мои университетские подруги не дают мне покоя. Всё спрашивают: «Это правда? Это правда? Подруга, можешь не признаваться. Мы тебя сами вычислили, когда узнали, что любовница Волынца - с Партизанского проспекта».
- Ну, какая же вы - моя любовница? - возразил я. - Между нами никогда и ничего не было. - Как это - не было? А на заседании Совета факультета? Вы целых три часа шептали мне комплименты. - Комплименты? Это все, что я теперь могу, - устало сказал я. - А больше ничего и не надо. Мне ведь тоже уже за семнадцать.
Новоявленная любовница стала меня утомлять и я спросил: - Ну и чего же вы от меня хотите? - А я от вас ничего и не хочу. Просто приятно осознавать, что у меня есть любовник. Да и подруги завидуют, - сказала женщина и повесила трубку.
Я тут же отключил телефон. Иначе до вечера объявится еще с десяток таких любовниц. Или семья из Витебска, а после из Бреста. Хорошо, когда есть телефон. Когда их два – это роскошь. А когда ни одного – это блаженство.
А в понедельник я посетил налоговую инспекцию. И все стало ясно. Там объяснили: произошел сбой в компьютере. Он ошибочно выдал информацию о том, что около сотни жителей нашего района имеют по две квартиры.
Я шел домой и думал: «Это ж надо? Ошибка в компьютере - и сто семей на грани развода. Или, может быть, уже развелись. О виртуальных браках я слышал. Но чтобы виртуальные разводы?
Надо позвонить жене, пусть возвращается домой. Расскажу о сбое компьютера в налоговой инспекции, и она все поймет. А вот теще ничего доказывать не стану. Легче доказать телеграфному столбу».
Сообщение отредактировал ATAUEY - Четверг, 19.04.2012, 18:24
Мы живем в эпоху реформ. Реформируют все. В школе введена пятидневка. Раньше она была только у родителей. По субботам они отдыхали и от работы, и от своих детей, которые были в школе. А теперь по субботам дети дома. И у родителей не стало этого единственно светлого дня.
Ввели десятибалльную систему оценки знаний. Она оказалась весьма эффективной. Соседский сын, который раньше был троечником, стал приносить домой одни пятерки. Чем весьма обрадовал своего отца.
Тот поспешил поделиться радостью со мной: - Мой сын стал отличником. Учиться на одни пятерки. Золотую медаль получит. - А шестерки в дневнике он не приносит? - спросил я. - Какие еще шестерки? Это пятерки с плюсом, что ли? - Нет, по старой системе оценки - это четверки с минусом. А ваш сын приносит, по сути, одни тройки. Теперь в школах введена десятибалльная система оценки знаний. - Это ж надо! И здесь инфляция. Аж в два раза.
Реформируют здравоохранение. Раньше, чтобы лечиться, надо было иметь крепкое здоровье. Сегодня - надо иметь еще и большие деньги. Медицина стала платной. В аптеках продаются любые лекарства. Свободно. Отчего больные лечат себя от чего угодно. Без докторов. И диагноз им ставит реклама.
А еще в аптеках полно всяческих биологически активных добавок. Почему активные? Не знаю. Может, есть и пассивные. Но моя жена покупает активные. Только ими и питается. Это хлеб, молоко и другие продукты у неё идут как пищевые добавки.
Однажды она вынула из почтового ящика анкету. Некая белорусско-американская фирма выразила крайнюю озабоченность её здоровьем. Просит заполнить анкету, указать свой номер телефона и выслать на почтовый ящик. Жена незамедлительно выполнила просьбу фирмы.
Назавтра раздался телефонный звонок: - Вы в анкете указали, что у вас проблемы с почками. Мы вас от них избавим. - От почек? - спросила супруга. - Нет, уважаемая больная, от проблем с почками. У нас есть импортное лекарство и всего за сорок долларов.
Жена поспешила заполучить это замечательное лекарство. А на следующий день опять позвонили: - В своей анкете вы указали на боли в пояснице по утрам. Шестьдесят долларов - и боли исчезнут, как утренняя роса.
Не успела супруга испробовать и это средство, как опять раздался звонок: - А еще вы жаловались на суставы.
Я сказал жене: - Перестань лечиться. Неужели еще не поняла. Это обычные аферисты выколачивают деньги у доверчивых людей. - Ты прав, - согласилась жена.
Когда раздался четвертый звонок с предложением избавить от головных болей, она сказала: - Мне не надо вашего лекарства. У меня перестала болеть голова, и я чувствую себя отлично. Вы меня уже вылечили от всех болезней.
И повесила трубку. Однако назавтра позвонили с предложением избавить от лишнего веса. Жена с раздражением ответила: - У меня замечательный вес. У меня прекрасные зубы. У меня изумительные волосы и кожа. Не звоните больше. Я в ваших услугах не нуждаюсь.
Однако звонки продолжались каждый день и не давали нам покоя. Тогда жена уговорила знакомого, работающего большим начальником на телефонной станции, поменять наш номер телефона. Звонки прекратились. На неделю. А через неделю нам позвонили опять. Оказалось, что и у фирмы есть знакомые на телефонной станции.
Перестраивают все. Реформировали торговлю. Вспомните, как в советское время в наших гастрономах выглядели кассы. Возле них ничего не было, как, впрочем, и на прилавках. Возле кассового аппарата одна на весь магазин восседала кассирша, словно диктатор на троне. Самые вежливые её слова – это: «Сосиски кончились!».
А сегодня. К некоторым кассам трудно подойти. Вокруг них масса мелких штучных товаров. В маркетинге их называют товарами импульсной покупки. Потому что покупают их импульсивно, без особых раздумий. А в нашем гастрономе возле кассы лежат презервативы. Чтобы покупатели брали импульсивно, не раздумывая.
Все в стране поражены вирусом перемен. Я подумал: «Надо и нам в семье что-нибудь реформировать». И решил сказать об этом жене. Догадываюсь, она удивиться.
- А что у нас можно реформировать? - скажет она. - Что-нибудь, - скажу я. - Ну, например, семейные отношения.
И уже точно знаю, что она мне ответит: - Вот как? Тебя наши нынешние отношения не устраивают? Нашел другую женщину?
И дальше состоится примерно такой разговор. - Да никого я не нашел. Просто захотелось реформ. - Реформ, говоришь, захотелось. И жены молодой, как твоя аспиранточка. Вот от кого исходит инициатива реформы наших отношений, - скажет жена и, всхлипнув, добавит. - Все, я уезжаю к маме. Навсегда.
Лучше об этой реформе не заикаться. Но меня удивила супруга, сказав однажды: - Сегодня реформируют всё. Давай и мы что-нибудь реформируем. - А что именно? - спросил я. - Как что? Ну, например, мебель переставим. - Нашу мебель уже не переставишь. Развалится.
- Ну и пусть. Будем жить без мебели. - Как в пещере? И есть на полу, и спать на полу? - Да, будем жить как первобытные люди.
- Но тогда зачем ты купила шубу, такую дорогую? - Это не шуба, это шкура первобытного зверя. - Да? А я вкалывал целый год на эту шкуру. - Ничего удивительного. Некоторого зверя приходиться выслеживать целый год.
- Мне совсем не нравится такая реформа, - категорично заявил я. - Тогда давай, реформируем семейные отношения, - предложила супруга. Я оторопел. - А чем тебя не устраивают наши нынешние отношения? Нашла другого мужчину? То-то я смотрю, ты часто вспоминаешь доцента Петренко. - Да никакого Петренко я не нашла. Просто захотелось каких-то других семейных отношений.
- Это у извращенцев могут быть другие отношения. А у нас они такие же, как у всех нормальных людей, - сказал я. - Вот именно, нормальные отношения. И такие вот уже тридцать лет. Без изменений. Без острых ощущений. Какие же надо иметь нервы, чтобы выдержать это!
- Но семейные отношения невозможно реформировать, - возразил я. - Почему ж невозможно? Я слышала: то ли в Ингушетии, то ли в Татарстане собираются ввести многоженство. - Так эта инициатива исходит от мужчин. А какую реформу предлагаешь ты, женщина? Многомужества захотелось? - Да, захотелось, - упрямо сказала жена. - Представляешь, у меня семеро мужей. И все говорят мне комплименты. Дарят подарки и цветы. От тебя ведь не дождешься.
- Да, но ты забываешь, что тогда у тебя было бы семь свекровей. А ты с одной никак не поладишь. - Уж как-нибудь поладила бы. - Ага, - подхватил я разговор. - А по утрам ты на семерых прожорливых мужчин готовишь завтрак. Семерым ищешь носки и галстуки.
- Да, но зато все семеро приносят домой семь зарплат. Это будет заметная сумма. Даже если им не повезет и все, как ты, будут доцентами. - Доцентами? - рассмеялся я. - Тогда это будет уже не семья, а университетская кафедра. А вдруг они все окажутся отпетыми бабниками? Или горькими пьяницами? - Зато кто-то из них обязательно починил бы полку на кухне, до которой у тебя никак не доходят руки, - прервала меня супруга.
А я продолжал: - Скажи, а вечером, когда будешь ложиться спать, как будешь отвечать на ласки семерых? Так же как и мне. Мол, оставьте меня в покое. Мол, устала за день, болит голова. - Верно! - ужаснулась она. Об этом я и не подумала. Нет, мне достаточно тебя одного.
Она поцеловала меня и сказала: - Не надо нам никаких изменений, никаких реформ. Прав китайский мудрец, который сказал: «Не дай нам бог жить в эпоху перемен». А полку на кухне ты и так, без реформ отремонтируешь. Прямо сейчас.
И я потянулся к антресолям за инструментом.
Добавлено (20.04.2012, 09:07) --------------------------------------------- МЕТКА Юмористический рассказ
- Сегодня наденешь новый пиджак, - утром сказала жена, собирая меня на работу. - Тот светлый, за который я отдала двести долларов. - Зачем светлый? - возразил я. - Мне очень удобно и в клетчатом.
- Удобно, говоришь? И сколько уже лет в нем удобно? Целую ударную пятилетку? Или семилетку? Нет уж. Наденешь новый. В нем ты кажешься солиднее. И даже умнее. И смотри, чтобы на нем не было ни пятнышка. А если пойдешь с доцентом Петренко в кафе пиво хлестать, салфетку используй...
- Может, лучше подгузник или памперс? – перебил я насмешливо. - А это уж до какой степени вы наберетесь, - не замечая моей насмешки, сказала она. - Ты должен выглядеть не хуже доцента Петренко. А то жена его наряжает во все с иголочки, - сказала супруга и добавила. - А сама ходит в чем попало.
- А что, без этого пиджака я выгляжу хуже доцента Петренко? - спросил я. - По некоторым параметрам - хуже, - сказала жена и подтолкнула меня к выходу.
Я шел к троллейбусной остановке и думал: «По каким таким параметрам я хуже Петренко? И откуда ей известны эти его параметры?».
Первых два троллейбуса я пропустил. Не солидно в новом пиджаке лезть в переполненный салон. В третий - зашел. Вернее, меня внесли.
Пассажиры троллейбуса стояли, плотно прижавшись друг к другу. Вот где единение и сплоченность электората! Троллейбус подпрыгнул на ухабе. И весь электорат, как по команде подпрыгнул в едином порыве. Троллейбус качнулся вправо. И все, как сговорившись, качнулись... влево. Да так дружно, как и не снилось левой фракции государственной думы.
- Ой, я вам пиджак испачкала, - услышал я испуганный голос справа. Я посмотрел через правое плечо и увидел огромные глаза, которые смотрели в упор. Но в них не было и намека на испуг. Был совсем другой намек... какой-то. - Извините, я нечаянно, помадой на губах, когда троллейбус сильно качнуло. - Нечаянно запачкали, а теперь нечаянно отчищайте, - сказал я, не зная, как поступить: улыбаться или возмущаться, глядя в эти глаза.
Троллейбус остановился и я потерял огромные глаза из виду. И не вспомнил бы о них никогда. Да жена напомнила. Дома, вечером, увидев пятно на пиджаке, она настороженно сказала: - Это что ж такое на совершенно новом пиджаке за двести долларов? Тебя как ребенка, наряжай и не выпускай из дому.
Она поднесла пиджак к свету, внимательно рассмотрела пятно, даже понюхала и лизнула его языком. Потом потёрла пятно салфеткой и долго изучала через лупу. - Это женская губная помада, - сделала она вывод. - А что, разве бывает мужская губная помада? - спросил я. - Бывает, - сухо ответила супруга. - А еще бывают женщины, которые помадой метят чужих мужей.
- Ну ты и сказала - метят. Метят только животные. И только свою территорию. В большинстве случаев это делают самцы. А как они это делают - знаешь сама. - Знаю. Но тебя уж явно пометил не самец. Ты мне зубы не заговаривай. Признавайся, чья это помада? - Не знаю, - ответил я.
- Так уж и не знаешь. Отвечай, твоей аспиранточки с рыбьими глазками? - спросила она сурово. - То-то я гляжу, что она в последнее время так много пишет научных статей. - Причем тут её статьи? - А притом, что каждую она подолгу обсуждает с тобой, закрывшись в методическом кабинете.
Я подумал: «Откуда она все это знает?». А вслух сказал: - Но с кем же она будет обсуждать? Пишет диссертацию, а я - её научный руководитель. - Это теперь называется научным руководством... в методическом кабинете, - не унималась супруга. - И что-то долго она пишет свою диссертацию? Начала, когда ты первый раз надел свой клетчатый пиджак.
- Ну не все же способны защититься за два или три года. - Уж она точно не способна защищаться. Зато умеет талантливо нападать, а вернее - охмурять своих научных руководителей. - Да не охмуряет она меня. И помада эта вовсе не её, а совершенно случайной женщины в троллейбусе.
- Ах, вот как! - воскликнула жена. - Случайной! В троллейбусе! Так ты что, в общественном транспорте обнимался и целовался со случайной женщиной? - Ни с кем я в транспорте не обнимался. Просто мы стояли, тесно прижатые друг к другу. И вовсе не целовались... - пытался я объяснить ситуацию.
- Доцент Волынец! До чего ты дошел! - всплеснула жена руками. - Не целовался, но прижимался. Прямо в троллейбусе к совершенно случайной женщине. - Да не прижимался я. Было тесно и когда троллейбус качнуло, какая-то женщина задела мое плечо губами. - Задела плечо губами, говоришь? Потому что промахнулась. Вот! А метила в лицо, - насмешливо сказала жена. – Снайперша, видимо, всю дорогу держала губы на изготовку?
- Не знаю я, не знаю, но говорю чистую правду, - отчаянно оправдывался я. - Правду? Врешь на каждом шагу. Вот уж верно говорят: седина в бороду - бес в ребро. Ты бы еще в аудитории со своими студенточками начал обниматься и целоваться. Пусть бы твой ректор посмотрел на тебя, измазюканного помадой. - Ректор в аудитории не заходит, - буркнул я. - Ничего, специально зашел бы на тебя посмотреть. И привлек бы тебя за совращение малолеток.
- Студентки не малолетние. Они все уже взрослые. - И всё знают, и всё умеют, - сказала жена насмешливо и зло. - Ну почему же, не всё. Кое-чему их приходится учить. Для этого они и пришли в наш университет. - И вы с доцентом Петренко их кое-чему обучаете... в своих методических кабинетах, - все также насмешливо продолжала она. - За ваше обучение я привлекла бы вас к ответу.
- За что? - О! Если бы знала за что, я бы вас кастрировала. Немедленно. - Если всех мужчин кастрировать, как же воспроизводить население? - Очень просто – клонированием. Овец уже клонируют.
- Клонированием, говоришь? И земной шар заполнят клоны умные, как овечка Долли. Господь Бог не одобряет такое воспроизводство. Считает, что для этого нужны нормальные мужчины, а не какие-то там клонированные или кастрированные. - Бога оставь в покое, бабник-богохульник. Тогда рассказывай, чья метка у тебя на плече? - сурово спросила жена.
Но я почувствовал, что голос её начал оттаивать. И я осмелел. - Не знаю. Стояла рядом какая-то старушка... с накрашенными губами. - Старушка, говоришь? Еще скажи, что беззубая, с одним глазом и на костылях. Троллейбус качнуло и она, словно Анна Каренина, упала тебе на грудь. Знаю я эти твои сказки. И знаю, что эта убогая старушка - яркая крашеная блондинка.
- Почему блондинка? - удивился я её проницательности. - Из чего ты взяла? - А вот из чего. Полюбуйся! Этот волос я обнаружила, когда исследовала пятно от губной помады.
«Ну, прямо не супруга, а Эркюль Пуаро» - подумал я.
Жена помолчала, о чем-то напряженно думая, словно на «Поле чудес» Якубовича, а затем сказала: - Блондинка - это плохо. Крашеная - еще хуже. - Что хуже-то? - спросил я. - А то, что своей меткой она навлекла на тебя порчу. - Порчу? - переспросил я упавшим голосом. - Да. Надо срочно ехать к знахарке. Пока не поздно, пусть снимет эту порчу. Пусть заговорит от дурного глаза.
Я подумал, что глаз у блондинки не такой уж дурной. А жена продолжала: - Правда, за услугу знахарка берет двести долларов. - Двести долларов? - ужаснулся я. - Это мно-о-го. Столько стоит этот пиджак. - Да, дорого. Это чтобы снять порчу. А чтобы её накликать - еще дороже.
- Не лучше ли за такие деньги купить новый пиджак? - предложил я. - А этот меченный выбросить к чертовой матери. - Если всякий раз выбрасывать, на тебя пиджаков не наберешься. А знахарка снимет порчу. И я буду за тебя спокойна. - Вернее, за себя, - уточнил я. - Визит к знахарке нужен тебе, а не мне. Я к ней не пойду. Хочешь, иди сама. И этот пиджак возьми с собой. А завтра я надену тот, в клеточку. У него такой вид, что ни одна женщина не решиться оставить на нем свою метку.
На следующий день, когда я пришел с работы и сел за обеденный стол, жена сказала: - Ну и почему ты не спрашиваешь, была ли я у знахарки? - Была ли ты у знахарки? - спросил я с набитым ртом. - Была. Порча с тебя снята. - Значит, завтра я смогу надеть новый пиджак? - Нет, не сможешь, - замялась жена. - Это почему же? Знахарка не справилась с поставленной задачей? - задал я нелепый вопрос.
- Справилась. Но когда она закончила свою работу, выяснилось, что я забыла дома деньги. Пришлось расплатиться твоим новым пиджаком, - пояснила супруга виновато. А я сказал: - Дорогая, не переживай. Тот новый пиджак мне сразу не понравился. Буду ходить в клетчатом. Он уже в таком состоянии, что никакая порча ему не страшна.
Сообщение отредактировал ATAUEY - Четверг, 19.04.2012, 18:50
- Дорогая, меня пригласили на охоту, - сказал я за обедом. - На охоту? Не ходи, - сказала жена. - Там стреляют. Или эта ваша охота - тихая? - На тихую ходят за грибами - пояснил я. - А ты за чем пойдешь? - За зайцами. - Как дед Мазай? - спросила супруга. - Дед Мазай не охотился на зайцев, а спасал их от паводка. Школьную программу надо знать. А то еще скажешь, что Герасим охотился на Муму, а дед и бабка - на курочку-рябку.
- Ладно, ладно, знаток школьной программы. И кто же тебя пригласил на эту охоту? - Декан нашего факультета, - ответил я. - Декан? Тогда иди. Принесешь лося. Шкуру мы развернем в спальне, а рога повесим в прихожей. - Только рогов мне и не хватало, - сказал я.
- Тогда не ходи, - сказала жена, поджав губы. - К тому же декан - не такая большая шишка. - Но он говорил, что приглашал еще и проректора. - Проректора? Тогда иди, - уверенно заявила супруга. - Там, у охотничьего костра ему намекнешь, что наш сын скоро защищается на ученом совете.
После её слов мне сразу же расхотелось идти на охоту. - Вспомнил! - обрадовался я. - Завтра у меня консультация по преддипломной практике. Моя охота отменяется.
Но жена тут же нашла выход: - Позвони доценту Петренко. Он за тебя проведет. Ты же его часто замещаешь, когда тому приспичит... на охоту. - Приспичит? На какую такую охоту может приспичить? - А то ты не знаешь, к какой охоте не равнодушен доцент Петренко, - многозначительным тоном сказала жена. - Ты имеешь ввиду его неравнодушие к женщинам? - высказал я догадку. - Ну, не к зайцам же, - уточнила супруга.
Я позвонил доценту Петренко. Тот спросил: - Для кого консультация-то? Для дипломников? Это мне подходит. Я люблю консультировать симпатичных дипломниц. - Но у меня не женская консультация, а по преддипломной практике.
- Ладно, подменю. Ну и на какие трофеи ты рассчитываешь? - На зайцев, на уток, куропаток, на все, что попадется, - ответил я. - Не что попадется, а в кого попадешь, - поправил меня Петренко и спросил: - Кстати, у тебя большой охотничий опыт? Ты когда-нибудь из чего-нибудь стрелял? - Стрелял. Из рогатки.
- О! Тогда у тебя богатый охотничий опыт, - съязвил Петренко. - Не издевайся. Я действительно не знаю, что там буду делать на охоте-то. - А что тут знать: наливай да пей, - пояснил мой собеседник и спросил опять: - Но что сказать, если вдруг нагрянет проверка из ректората? - Не мне тебя учить, доцент Петренко. Сочини, что я заболел. - И чем же это ты так скоропостижно заболел? - Скажи - у меня острый приступ прострела, - придумал я первое, что пришло на ум. - Сказать, что тебя прострелили на охоте? - Бестолочь, - не выдержал я. - Прострел - это такая болезнь, когда острый приступ боли в пояснице не позволяет разогнуть спину. - Ну, это мне знакомо. И со мной такое бывало... после охоты на куропаточек... длинноногих, - сказал доцент Петренко, рассмеявшись своей шутке. И положил трубку.
А я подумал: «Действительно, я ничего не знаю об охоте. Надо почитать Большую Советскую Энциклопедию». Достав том на букву «о», я начал читать вслух: - «Охота - добыча диких зверей и птиц; одна из древнейших отраслей производственной деятельности человека. Известна почти всем народам...» - Только не тебе, - не удержалась жена.
А я продолжал читать дальше: - «Первоначально (в эпоху древнего палеолита) носила преимущественно коллективный характер; добыча потреблялась также коллективно...» - Во! Уже тогда коллективно, - опять вмешалась жена. - Интересно, а где они доставали водку в период палеолита?
Дальше я стал читать про себя. Но жена отобрала книгу и сказала: - Оставь её. Я объясню лучше всякой энциклопедии. Слушай сюда. Вот скажи, зачем охотнику ружьё. - Как зачем? – удивился я. - Охотится. - Вот и не правильно. Охотнику ружьё необходимо в первую очередь для защиты. - От кого? - От диких зверей, конечно. От хищников. Я не хочу, чтобы тебя доставили домой растерзанного, по частям. Слушай дальше. На охоте вперед не вырывайся. Уйдешь далеко в кусты - другие охотники могут принять тебя за лося. - А что, у меня уже рога выросли? - Нет, - зло сказала жена. - Ты не лось. Ты у меня - козел. Учишь тебя, учишь. И все без толку. Слушай еще. Стрелять начнут - пригнись. И пониже. - Тогда меня примут уже за кабана. И всадят мне пару зарядов дроби в одно мягкое место. - Ну как хочешь, - обиженно сказала супруга и принялась собирать меня в дорогу. Она вынимала вещи из шкафа и складывала их прямо посреди комнаты.
- Столько вещей? Ты что, на северный полюс меня собираешь? На белых медведей? - спросил я. - Возьмешь всё. В лесу, на болоте по утрам очень сыро. - О, а спагетти зачем? Целых три пачки? - Как зачем? На привале приготовишь. У тебя они здорово получаются. И угостишь проректора. Когда он будет уплетать твои спагетти, тут и вставишь слово о нашем сыне.
Дальше я не стал пререкаться и молча начал выбрасывать некоторые вещи из общей кучи. На это ушел весь вечер. Правда, после жена все равно упаковала их в большую дорожную сумку. Я же собрал рюкзак. - Выезжаете в четыре утра? Поставь будильник, а то проспишь, - сказала супруга. Я запротестовал: - Не надо будильника. Я его не понимаю. Поставишь на одно время, он показывает совсем другое, а звонит по тетьему. - Что ж тут непонятного. Ставишь будильник на два часа. И когда стрелка дойдет до восьми, прозвенит звонок. Это значит, что уже пора вставать. Уже четыре часа. - Ладно, ставь, если ты его понимаешь.
Будильник разбудил меня ровно в полночь. После чего я никак не мог заснуть. На рассвете, в четыре утра я выходил из дому. Жена, не поднимаясь с постели, спросила: - Ну как, выспался? - Выспишься тут, - буркнул я. - Твой будильник зазвенел в двенадцать, после чего я никак не мог заснуть. Пролежал всю ночь, не смыкая глаз. - Зря, надо было сомкнуть. Ведь невозможно спать с открытыми глазами, - сказала жена и добавила: - Только сумки с теплыми вещами не забудь. - Хорошо, дорогая, - согласился я и взял с собой только рюкзак. - Ни пуха, ни пера, - услышал я, входя в лифт. Дверь захлопнулась и я не успел воспользоваться случаем послать жену к черту.
У подъезда меня ждал декан в своей машине. И уже через час мы были на хуторе на окраине болотистого леса. Там нас ждали еще трое, не считая собаки. Ружья были уже готовы. Я с опаской посмотрел на огнестрельное оружие и заявил: - Мне ружья не надо. Я так... поохочусь без него. Для меня важнее процесс, а не результат. - Тогда вам поручается Палкан. Будете держать его на поводке. Иначе он убежит вперед и до нашего прихода разгонит всю дичь, - сказал хозяин собаки. Я покосился на огромного дружелюбного пса и согласился. Оказалось - зря.
Мы вышли на охоту. Впереди, словно Тургенев по Бежиному лугу, торжественно шагал я, держа Палкана на поводке. Тот шел спокойно. Но как только мы вышли на болото, он рванулся вперед. Да так резво и сильно, что я, дабы не упасть, едва успевал переставлять ноги. Я ведь додумался привязать поводок к руке.
За минуту мы оторвались от своих товарищей километра на два. Палкан мчал меня вперед. Ветки хлестали меня по лицу. Перед глазами все мелькало: кусты, деревья. Три раза промелькнул декан со своими друзьями. Один раз - справа налево и два раза - слева направо. Потом Палкан волочил меня по болотной жиже.
Когда в четвертый раз мы проносились мимо, хозяин остановил собаку. Узел на руке так затянулся, что пришлось резать поводок. Пес обрадовался свободе и вмиг скрылся в кустах. А как был рад свободе я! С благодарными слезами на глазах я смотрел на своего спасителя, а, отдышавшись, сказал: - Все. Я дальше не пойду. Предпочитаю вернуться на хутор.
Все посмотрели на меня с жалостью, а хозяин собаки спросил: - Дорогу обратно найдете, не заблудитесь? - Не заблужусь, - сказал я уверенно. - Ведь все окрестности я только что изучил и вдоль, и поперек.
По дороге мне попадались зайцы, стремглав скрываясь в кустах. Встретился и лось. Я крикнул лосю: - Здравствуй друг! Тот посмотрел на меня презрительно, словно я в самом деле похож на козла, и величаво удалился.
Потом совсем рядом что-то зашуршало и запыхтело. Наверное, дикий кабан. Или медведь. Но это было уже не важно. Я рванул с места, резвее Палкана. И вмиг оказался на хуторе.
Там я завалился спать и проспал весь день. Вечером вернулись охотники. Мрачные. С пустыми руками. Только Палкан был по-прежнему весел и бодр. И не чувствовал вины в том, что разогнал всю дичь на болоте и охотники пришли с пустыми руками.
Первое, о чем спросила жена, встретив меня у порога: - Переговорил с проректором? - Его с нами не было, - буркнул я. - Значит, действительно, - сказала супруга насмешливо, - ни пуха, ни пера. - К черту! – ответил я машинально на привычную фразу.
На автобусной остановке стояла толпа народа. Она изображала некоторое подобие очереди. А один пассажир занял очередь весьма оригинально. Это, наверно, для того, чтобы никто не вытолкнул. Он улегся прямо на асфальт. Его шатающийся напарник попытался поставить друга в вертикальное положение. Но напрасно. Это все равно, что Ваньку-встаньку уложить на бок. Да к тому же напарник часто путал, где у товарища голова, а где ноги. Передо мной стояла бальзаковского возраста женщина в синем. Она была круглой со всех сторон, а грудь её рельефно выдавалась вперед и вверх. В пухлых руках женщина держала прозрачный пакет с десятком куриных яиц. Я озабоченно заметил: - В такую толпу и с яйцами? Это опасно. Не боитесь за них? На что женщина моментально отпарировала, как будто целый день напряженно сдерживалась, и тут вдруг подвернулся подходящий случай: - А вы за свои яйца не боитесь? Ах, у вас портфель. Ну-у, с таким портфелем надо ездить в «Мерседесе» и с длинноногой секретаршей. Тогда проблем с яйцами не будет. Я замолчал, словно на меня опрокинули ушат воды. И подумал, что с моей-то зарплатой не ездят даже в подержанном «Запорожце». Куда там до длинноногой секретарши. Ей моего оклада хватило бы разве что на пару прокладок с крылышками. Подошел автобус, и очередь устремилась в открытую дверь. Все хотели зайти шеренгой, одновременно и сразу. Не шелохнулся только тот пассажир на асфальте. Он уже занял очередь на следующий маршрут. Не помню как, но я оказался в автобусе. Рядом стояла женщина в синем. Яйца она положила себе на грудь, придерживая их рукой. Там они были в полной безопасности. Лежали в надежном месте, как в гнезде. Она посмотрела на меня, словно на шелудивого пса, и сказала: - Проходите вперед. Столпились все у заднего прохода. А здесь дышать трудно. Видите, впереди совершенно свободно. Я посмотрел вперед. Там было еще теснее. Но я попытался протиснуться хоть куда, лишь бы этой даме, как она выразилась, «у заднего прохода» было легко дышать. И начал осторожно продвигаться вперед. Но там дышать было нисколько не легче. Хотя мы ехали в самом экологически чистом автобусе. Он нисколько не вредил экологии города, потому что все выхлопные газы поступали внутрь салона. - Куда вы прете? - возмутилась всё та же женщина в мой адрес. - Своим портфелем всем вокруг колготки изорвали! Я огляделся. Вокруг стояли только мужчины. Не мог же я порвать им колготки. Сама она стояла не рядом со мной, а за молодым парнем. Я подумал: «И как она видит все, что делается вокруг? Ни грудь, ни яйца ей не мешают». А вслух сказал: - Извините, но я не мог порвать вам колготки. - Как это - не мог? Мог. Я хотя и не вижу, но прекрасно слышу ногами. А я подумал: «Странный народ – женщины. Любят ушами, слышат ногами». Рядом со мной оказалось свободное сиденье. Всё та же женщина в синем сказала: - Садись, интеллигент несчастный. Место ж пустое. И нам станет свободней. Я молча сел и возмущенно подумал: «Да, я интеллигент. Но не такой уж несчастный. Хотя, если судить по зарплате...» Рядом сидел старик с тростью в руках. Он внимательно смотрел на меня, чтобы не пропустить ни одного моего слова. В его ухе был заметен слуховой аппарат. Я промолчал и успокоился. Но, как оказалось, ненадолго. Потому что рядом прозвучал хорошо знакомый мне голос женщины в синем: - Ишь, интеллигент, расселся! Нет, чтобы уступить место инвалиду. Я поспешно вскочил и посмотрел по сторонам. На мое место плюхнулся парень в полтора раза выше и шире меня. Из его ушей свисали провода, а голова непрерывно дергалась вверх-вниз, вверх-вниз. «Несчастный, - подумал я о нем. - Такой молодой, а уже страдает на оба уха. Да еще нервный тик его донимает». Я прошел немножко вперед и понял, что допустил ошибку. Там уже стояла женщина в синем. - Что ты навалился на меня всем своим телом? Яйца раздавишь! Я промолчал, а рядом какой-то мужчина хихикнул: - Своим телом яйца не раздавит. Они у него крепкие, как у страуса. - А разве у страуса крепкие? - подхватил шутку второй мужчина. - Они у страуса большие. - А крепкие у тех, кто чистит зубы пастой «Бленд-а-мед», - сказал третий мужчина, стоявший справа. - По телевизору видел: эта паста укрепляет яйца. - Причем здесь страус? При чем здесь «Бденд-а-мед»? - возмутилась женщина в синем. - Разве не видно, какие яйца он чуть не раздавил? Четвертый мужской голос продолжил шутливую перепалку: - Как? Так его яйца на виду у всех? - и обращаясь, видимо, ко мне, назидательно сказал: - Нехорошо, товарищ. Спрячьте и прекратите! В салоне раздался дружный смех. Когда смех поутих, тот же мужчина громко объявил: - Уважаемые пассажиры! Будьте вежливы и предупредительны по отношению друг к другу! Берегите свои яйца и яйца своих соседей! Тут уж весь салон всколыхнулся от хохота. Не смеялась только женщина в синем. Она кипела от негодования. Яйца у неё на груди, наверное, уже сварились вкрутую. Так незаметно я оказался у средней двери. Но моя остановка еще не скоро. Чтобы на выходе никому не мешать, я предупредительно спросил: - Здесь кто-нибудь выходит? Мне ответила только женщина в синем: - О, бестолковый какой. Выйди и дай выйти людям. Потом зайдешь обратно. А то торчишь, как рекламная тумба, не обойти и не перепрыгнуть. Я представил женщину в синем, сигающую через рекламную тумбу с яйцами в руках. А она тем временем подтолкнула меня к выходу, и я шагнул на тротуар. Оказалось, что за мной никто и не собирался выходить. Я попытался вернуться в автобус. Но водитель захлопнул дверь перед самым моим носом. Я постучал ладонью по закрытой двери. Безрезультатно. Автобус заурчал и тронулся с места. А из него до меня донесся удаляющийся знакомый голос: - Головой постучи, интеллигент, а то водитель не слышит. Дома жена спросила: - Почему так поздно? Этот вопрос она задает мне всегда, стоит мне задержаться на работе. И всегда я ей объясняю, что женщины здесь ни при чем. Её ревность иногда доходит до абсурда. И мешает правильно оценивать ситуацию. Как, например, сегодня. - Занятия закончились ровно в шесть. Где пропадал? - Да нигде, просто за две остановки пришлось выйти из автобуса и шагать домой пешком. - Что, контролеры высадили? - подозрительно спросила жена. - У тебя же проездной. - Нет. В автобусе было так тесно, что чуть яйца не раздавили. Жена недоуменно посмотрела на меня и сказала: - Не понимаю. Тебе, что ли, яйца чуть не раздавили? - Могли бы. Но не я держал их в руках... в такой давке. Их держала женщина в синем. - Женщина? Ухватилась за яйца? Руками? - удивилась супруга. - А чем же ещё? Зубами, что ли их держать? - сказал я. Мне хотелось есть и я не вникал в её вопросы. Но жена не унималась, следуя только ей понятной логике. - И как она их держала в такой-то давке? - Как-как? Бережно. Положила их себе на грудь. Боялась, чтобы не раздавили. Ведь она за них заплатила. - Заплатила? - жена удивилась еще больше. - И много заплатила? - Как обычно, - устало ответил я. - Как обычно? Так это с тобой уже не первый раз... по дороге с работы? - Думаешь, я так и разглядываю женщин, которые держат яйца в руках. - Значит, эта была не первой и не единственной? - Конечно. Ведь столько их ездит в автобусе в часы пик. Жена замолчала, будто потеряла дар речи. А я стал нервничать. - Далась тебе эта женщина с яйцами. Может она всегда так поступает. Покупает их в соседнем гастрономе и садится в переполненный автобус, - раздраженно сказал я. - Ах, вот какие яйца она держала, - сказала супруга, вздохнула с облегчением и поспешно упорхнула на кухню. А я устало посмотрел ей вслед и заметил, что привычный её голубой домашний халат казался мне сегодня ядовито синим.
