- Борисыч, проснись! Проснись, тебе говорят. Перевернись на другой бок и заткнись. Что ты хохочешь, как сумасшедший? Бабы что ли тебя щекочут? – тормошил Яшку сосед по койке. - Ну, никакого покоя нет.
Наконец-то Яша открыл глаза и какое-то время, наморщив лоб, силился понять, где он и что с ним. Сосед, почувствовав это, популярно объяснил:
- Да всё тут же ты, тут, в Доме инвалидов, придурок. Где ты ещё можешь быть? Кому ты такой … нужен? – он грязно выругался. Ещё раз хрюкнешь, убью, как собаку, - и он показал огромный кулак, синий от многочисленных татуировок.
Яша мгновенно проснулся, так как прекрасно знал, что такое кулак: не раз пробовал на себе этот веский аргумент, решающий любой возникший спор в пользу соседа. Правда же всегда на стороне сильного и подлого. Понял он, и что веселье не было реальным. Так хорошо может быть только во сне, а в настоящей жизни не бывает. Перевернувшись на другой бок, Яков попытался уснуть, надеясь увидеть счастливое продолжение, но напрасно. Сон улетучился, зато появилась навязчивая мысль встретить Новый год у сестры Зинки в родном городе, в родной квартире, в компании с племянником Ванюшкой и шурином Максимом. Максима он ещё ни разу не видел, но слышал: приезжали они с Зинкой к нему полгода назад за благословением. И Яша, на правах старшего брата, их брак одобрил и хорошими словами напутствовал. Тогда он не мог видеть ни сестру, ни зятя, потому что пять лет уже вообще ничего не видел. Как-то с друзьями выпил что-то не то и ослеп. Недавно сделали ему операцию по замене хрусталика и зрение вернули. Правда, пока видел только один глаз. Но уже и это хорошо! Яша, как будто заново на свет народился: сны стал видеть цветные, весёлые, себя полностью обслуживал. Теперь самое время на родню посмотреть.
Яков еле дождался утра. И как только бледный рассвет умудрился проникнуть между тоненькими ленточками жалюзи в палату, потихоньку, стараясь не потревожить соседа, сполз на пол с кровати. Сполз, потому что по-другому просто не мог: горела огнём нога, которую он умудрился отморозить ещё прошлой зимой, когда жил в брошенной коммунальщиками у подъезда дома трубе большого диаметра. Началась гангрена. Пришлось ампутировать ступню. Но легче не стало - нога болела по-прежнему. Конечно, боль в какой-то мере сдерживала его желание ехать в город, но он, как и всякий русский, привык рассчитывать на «авось».
Накинув на себя застиранный казённый халат, босой, Яков выполз в коридор. Дверь в кабинет главного врача была приоткрыта. Да вот он и сам: как всегда, подтянутый, чисто выбритый, энергичный, в белоснежном халате и шапочке.
- А ты куда, Арефьев, ползёшь? В разведку? Считай, что ты попал в плен, сдавайся, - пошутил он.
- Олег Степанович, Христом Богом Вас прошу: отпустите меня на Новый год к сестре, - Яша устремил на врача свои ясные голубенькие глазки, из которых тут же, как по заказу, выкатились две нечаянные слезинки.
- Отпустить… отпустить… Что-то я не помню, Арефьев, чтобы она тебя приглашала…
- Так не успела, Олег Степанович! Праздничная суета, то да сё… Некогда было. А она меня ждёт, ой, как ждёт. У неё же кроме меня и Ванюшки никого нет. Одни мы с ней остались, сиротки горемычные. Вы знаете, как она обрадуется! Приеду, в дверь позвоню и спрячусь! – продолжал он очаровывать врача. - Она откроет, а тут я с новогодними подарками! Сюрприз так сюрприз! На шею ко мне бросится, Ванюшку позовёт, мужа и… заплачет, родная моя. Знаете, она такая жалостливая и добрая … Кошки не обидит, - Яша всхлипнул, и слёзы потекли рекой.
- Тебя послушаешь, так ты, Борисыч, - чистый ангел, и крылышки у тебя за спиной. Беленький, пушистенький такой. Ладно, поезжай, - расчувствовался врач. - Только смотри, не пей много – козлёночком станешь. Знаю я твою широкую глотку. Да помни: за тебя ответственность несу, не подведи! – Олег Степанович погрозил Яшке пальцем. – А с ногой-то как быть? Дойдёшь? Давай-ка я тебя до остановки на машине подброшу. Деньги на автобус и подарки у тебя должны быть: пенсию недавнополучил. Всё. Собирайся.
Санитарка Даша, ухаживающая за Яшкой, тотчас позвонила Зинке:
- Радуйся, Зин, братан к тебе едет. В десять вечера будет.
- Бог ты мой, что делать-то? Что делать? – заволновалась Зина.
- Как, что делать? Встречать, - съехидничала Даша.
Ровно в десять пьяный Яша, превратившийся уже не в козлёночка, а в настоящего козла, настойчиво нажимал на кнопку звонка квартиры на пятом этаже. В квартире было тихо. То, что в ней не горел свет, Яша заметил, ещё подходя к дому. «Неужели куда-нибудь уехала, стерва?» - подумал он. В целлофановом пакете, напомнив о себе, брякнули бутылки с самопальной водкой. Яша устало опустился на коврик у двери. « Ну что ж, будем ждать и дождёмся!» Рука сама потянулась к бутылке: «Иди ко мне, моя маленькая. Я тебя хочу!»- ласково прошептал он. Нащупал бутылку, открыл, и водка свободно полилась в широко открытое Яшкино горло. Закурил, задумался. Первый раз, пожалуй, о своей постылой жизни задумался.
Родился давно: уже шестой десяток разменял. Учился долго: считай, в каждом классе по два года сидел. Жизненной науке обучался, впитывая её азы, сначала с молоком матери, потом с кашей в детском саду, потом с баландой в тюрьме. На этом курс и закончился. Но в скором времени тюремный курс пришлось повторить, так как не всему ещё научился. Повторил, на свободу вышел не один, с туберкулёзом. И началось: утром выпил – днём свободен. «Да-а-а», - тяжело вздохнул Яшка, встал, рука снова потянулась к звонку. А в ответ – тишина. Чем больше звонил, тем сильнее приходил в ярость. Бедная дверь. В ход пошли кулаки и правая нога. Все эти резкие удары он сопровождал таким отборным матом, что все святые, наверно, попадали с престолов.
Время близилось к двенадцати. В подъезде тихо, в подъезде никого. Соседи с детства знали Яшеньку и предпочитали с ним не связываться. За дверями соседних квартир послышался бой кремлёвских курантов, звон хрусталя, громкие возгласы, поздравления.
Яша тоже поздравил себя с Новым годом, произнёс свой любимый тост: « И чтоб всё!», - снова вылил прямо в глотку остатки водки. Закурил. К нему снова вернулось желание рассуждать о своей незавидной судьбе, вспомнить всех, кто виноват, что жизнь прошла мимо. Но алкоголь, видимо, вымыл большую часть мозга и привёл Яшу в состояние полной опустошённости и отвращения ко всем, но не к себе. «Почему?», «Зачем?», «Как?» - вопросов было много. На них нужно было отвечать самому, но Яша всегда искал крайнего. «Ответь, Господи!» - закричал он на весь подъезд и рухнул на холодный пол. Несколько мгновений бедный Яша не подавал никаких признаков жизни. Казалось, его душа отправилась в свободный, совершенно независимый полёт.
Когда Яша снова открыл глаза, на дверях квартиры увидел знакомый лик. Проницательный взгляд умных строгих глаз, ореол святости над головой… Собрав в кучу остатки пропитой памяти, Яша наконец-то узнал Николая Угодника, икона которого была в их доме и занимала почётное место в переднем углу. Мать частенько обращалась к Святому с просьбой вразумить пропащего сына: на коленях стояла, поклоны била, молилась - помощь не приходила. Может, не тому святому молилась?
- В дом не пускают. Тебе обидно? Виноватых ищешь? - прозвучал чей-то громоподобный глас. – А с кем ты здесь жил, помнишь?
- Помню. Как не помнить? С маменькой, отчимом, сестрой, племянником.
- И где же маменька?
- Умерла, умерла… Давно умерла, - залепетал испуганный Яша.
- Ты её на тот свет отправил! Ты! А она так любила тебя! Твоему появлению на свет божий радовалась. Ночей не спала сначала потому, что ты часто болел, потом, потому что тебя целыми ночами дома не было. А когда ты украл у соседа по даче кролика, распял его живого на дереве, разрезал брюшко и вырвал у несчастного создания все внутренности, мать увезли на «Скорой» с инфарктом. Это был первый рубец на материнском сердце.
А помнишь медали Ветеранов войны, которые ты похитил в музее? Перед судом предстала она, твоя мать, и нельзя было найти слов, которые могли бы её успокоить. Это второй рубец.
А сколько этих судов было потом! Собрав последние копейки, она везла тебе в тюрьму за тридевять земель то, что сама никогда не пробовала, а ты, обидевшись, (привезла не те сигареты) даже не захотел встретиться с ней. А помнишь, как ты выплеснул на стену кухни тарелку борща, потому что в нём почти не было мяса?
У твоей матери никогда не было кошелька: без него легче деньги от тебя прятать в маленькой холщовой сумочке на груди, где хранилось и единственное тоненькое золотое колечко, которое ты всё-таки умудрился украсть.
Хоронили мать, а ты прятался в кустах и попрощаться не подошёл… А когда сестра напомнила, что ты должен матери на могилу положить венок, где его взял?
- На соседней могиле… А что?
- На траурной ленте что было написано?
-Ну… Рабе божьей Анне…
- А мать твою как звали?
- Ирина…
Голос не сразу возобновился. Потом зазвучал с новой силой:
- А где отчим твой?
- Умер, тоже умер…Вслед за маменькой умер.
- Он женился на твоей матери впервые в тридцать пять лет. Прежде с тобой познакомился, язык общий нашёл, всё своё свободное время тебе отдавал. Мать твою очень любил, страдал вместе с ней, и нёс свой крест до конца жизни. А ты на его могиле хотя бы раз был? То-то же.
- Сестра твоя Зинаида кипела в аду, который семье создал ты. У неё не было детства. Она жила в постоянном ожидании какого-нибудь несчастья. Вечное безденежье (ты никогда не работал), отсутствие элементарных вещей сделали её жизнь убогой. Ей хотелось старшим братом гордиться, а приходилось испытывать только стыд, когда досужие соседки начинали расспрашивать о твоих «подвигах». Умерла мать, она взвалила на себя непосильную заботу о тебе: вылечила от туберкулёза, выхлопотала пенсию, определила в Дом инвалидов, навещала, привозила подарки, тратя на них свою мизерную зарплату медсестры. Так ты кому посылаешь маты?
- А племянника Ванечку начинает трясти при одном упоминании твоего имени. Он хорошо помнит, как ты в своей, ещё детской пижаме зайчиками, стуча от страха зубами, сидел под столом, уверяя приехавшую психбригаду, что тебя хотят убить. Нет! Нет тебе, Яков, прощения. Библейское: «Стучитесь и откроется» - не для тебя.
Голос смолк. Лик исчез. Яша ещё что-то говорил, пытаясь оправдаться, но ничего вразумительного не получалось: язык не слушался, остатки мыслей путались.
А тут и соседи, расслабившись одной-другой рюмкой водки, потеряли страх и потянулись на лестничную площадку в поисках свежих впечатлений. Охали, ахали, сочувствовали, подносили стаканы с водкой и куски недоеденного пирога. Яша уже только блеял, но руки с протянутыми стаканами не отталкивал.
К утру за ним главврач Олег Степанович прислал машину. Ответственность чувствует. На государственной службе человек.
Сначала немного испугалась, но рассказ хороший, только какая-то неопределенная концовка, так и хочется спросить: "неужели после такой встречи человек не образумится? И что с его сестрой в итоге будет?". В общем - я теперь с удовольствием буду следить за вашим, Людмила, творчеством. Моя страница, велкам! Мой дневник
Спасибо Вам за доброжелательную оценку. Такая концовка - композиционный приём. Открытый финал. Надо же дать читателям возможность подумать над логикой завершения характера героя... Вряд ли образумится этот человек. Такова реальность: рассказ написан на основании подлинных событий и адресован конкретному человеку. Ему должны показать рассказ. Буду следить за ответной реакцией.
Kautas, мы не равнодушные, мы медленно бегающие... Если Вы заметили, то последние три дня приток прозы на форум был колоссальный. Как говаривал Козьма Прутков, "нельзя объять необъятное". Я вот уже второй раз натыкаюсь на рассказ, который прочитала, но не прокомментировала, потому что дальше побежала - успеть прочитать ещё и ещё... Жутковатое ощущение после прочтения. Прекрасно знаю, что все люди не ангелы, но вот, что бывают такие выродки, как-то даже верить не хочется. Как и все обыватели, стараюсь отгородиться от этого ужаса. Не потому, что равнодушная, просто сердце болит.
Quote (Kautas)
на искажение библейской заповеди
Да тут их несколько нарушено, честно говоря, главным героем... Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
