Он стоял у открытого окна, смотрел на скрюченные листья яблонь с обрезанными макушками."Осень. Пришла осень. Вчера было лето," - думал он, но был безучастен к взращенному им саду в собственном имении. Сколько лет прошло от восторженного, почти детского увлечения - обустроить мини-парк под окнами двухэтажного особняка?.. Совсем недавно, казалось, а прошло лет пятнадцать, он носился по магазинам, оранжереям, в трепетном самозабвении приобретал саженцы, рассаду под цветочники, кресла-качалки и прочую утварь. Он не терял надежды на то, что дети вырастут, обзаведутся семьями, и заживет припеваючи процветающий род под одной крышей... Думал ли он в этот момент об этом? Считал ли ушедшие годы? Жена уехала только вчера нянчиться с внучкой в столицу. Нет, он сразу согласился. Дел-то особых не намечалось. Листья убрать, двор подмести, поджечь мусор пока ведро. Он сомкнул поседевшие веки, прокашлялся, по-хозяйски определил объекты предстоящей работы. Развернулся. Постоял чуть. Сделал шаг. Нестерпимая боль пронзила грудь, сжало гортань. Попытался вздохнуть. Поднял руки. Словно птица, крыльями, рассекая пространство, опустил вниз, и снова поднял... Жадно вдохнул, наконец. Осенний ветер свежестью взъерошил раз кудрявившийся затылок. Отлегло. Обернулся. Небо было серовато-голубоватым под цвет его, заблестевших в улыбке, глаз. Словно пацан, кулаком смахнув слезу, обнаружил вдруг целый рой пчел на радужных хризантемах. Красота-то какая! Жужжат-жужжат! Вот, она - жизнь!
ОНА Она смотрела в окно, мчавшегося поезда. Рельсы в такт биения ее сердца постукивали монотонно. Вечерело. Сквозь туманную дымку обнаженный лес показался ей обожженным. Вспомнились летние пожары. Суета, страх, тревога. Бог дал уцелеть их дому. « Все в жизни не просто, - так, думала она: - стихия – не случайна... Знак свыше...» Нет, она не была набожной. Молитвы знала. И девяностый псалом, что в народе наречен: «Живыми помощами» - за время летних пожаров выучила назубок. Муж по утрам и на сон грядущий читал «Отче наш»... Как он теперь там один? Справится ли с домашними делами? Не противился. Карие с зеленцой открытые глаза налились слезами. Бледные скуластые щеки чуть порозовели. Первый раз в разлуке за сорок лет совместной жизни. Молодой бы не отпустил. Ревнивым был, хотя и вида не подавал. Да и поводов не было. Один он у нее так и запечатлелся в памяти женской. Детей двое. Теперь вот внучка Сонечка. За окном огни – огни большого города, в котором ей предстоит прозимовать.
ДОЧЬ Дочь стояла на перроне в ожидании прибытия поезда. В костюме мужского покроя, в фетровой шляпе, с золотистыми локонами до самых плеч, в длинном плаще. Внешним видом она напоминала западных героинь пятидесятых годов прошлого столетия. Потому, видимо, прохожие откровенно глазели на редкостный на перроне экземпляр. Кто-то даже приостанавливался в удивлении. А девчушка лет тринадцати с короткой стрижкой и хулиганской мальчишеской походкой, вальяжно подошла и напрямую заявила:
- Вы с телевидения. Я Вас знаю.. Автограф можно? - Милая, я не на работе. Прости. Мама выходит из вагона...
С легкостью, отстранив изящной ладонью любопытного подростка, дочь уверенными шагами устремилась навстречу матери, которая в растерянности осматривалась по сторонам, разглядывая лица встречающих.
- Мама, я тут, - приветственно махая той же ладонью, очаровательным контральто почти пропела недавняя солистка самого большого театра страны.
ВНУЧКА Золотистые кудри она унаследовала от бабушки, выпуклые губки бантиком от мамы, курносый нос от папы, ямочки на щечках и светлую улыбку тоже от него. Правда бабушка утверждала, что от деда. Сонечка не спорила, а лишь поднимала в удивлении рыжие бровки дугой, раскрывала и без того округлые с синевой глазенки, и елейно соглашалась: - Все равно, я же ваша. - Наша озорница. - Нет, я виртуальный ребенок. Пойдем, бабуль, я тебе игру новую про грибы покажу.
Так проходили их короткие зимние дни, и долгие вечера. Папа на всю зиму уехал в Каир заканчивать работу по диссертации. Он у них с юности пирамидами увлечен. Мама в театре. Сонечка очень любит рисовать. Особенно девочке нравятся лесные сюжеты с грибами, и белочками, непременно с орешками в лапках.
- Вот и накормили всех подряд. Никто из бельчат не промерзнет от голода.
Бабушка улыбнулась в ответ. И на этот раз Сонечка обнаружила те самые ямочки на щеках бабушки: - Бабуль, ямочка ты моя!
СЫН Известие о том, что мать на зиму переехала в столицу к сестре, пожалуй, больше всего взволновало за последнее время. Он трудился на севере. Занимал хорошую должность на государственной службе. Руководил крупным предприятием. Рослый, крепкий, спортивного сложения, в последний год стал прибавлять в весе. Жена подшучивала, мол, к штанге надо бы вернуться – стройность уравновесить. Он не обращал внимания на подобные уколы, потому как знал - со штангистами все наоборот. Но не будешь же спорить из-за пустяков с женщиной, которая все бросила в столице, и покатила с любимым на край света! Так произошло, что с родителями последние годы мало общался. Работы, действительно, было позарез, да и как-то с юности через сестру все больше приветы слал. Нет, он помнил, почитал отца, мать, но глубоко в своем сердце. Ежемесячно на имя отца отправлял приличные суммы. Вроде как сыновний долг достойно выполнял. Мать с отцом служили ярким примером в его семейной жизни. С детства в их доме не бывало ссор, обид. Вспоминая с сестрой дом, всякий раз убеждались, что им крупно повезло с предками. Но, почему-то отцу он в этом никогда не сознавался. Узнав, что на зиму отец остался в деревне один, он впервые затосковал по дому, как тоскует грудной ребенок в период привыкания к домашней пищи. Где-то в глубинах сознания даже закралась не добрая мысль: мол, карьера – сестрице - дороже всего. И вдруг обнаружил в самом себе ответный поступок. - Вот я профан! – воскликнул он, сидя в директорском кресле, и стукнул кулаком себя по лбу.
Секретарша Зиночка, стоящая с папкой приказов около босса, покраснела от неожиданности.
- Зиночка, все приказы к заму. Я сегодня же лечу в Москву.
