Некто - Форум  
Приветствуем Вас Гость | RSS Главная | Некто - Форум | Регистрация | Вход

[ Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Анаит, Самира  
Форум » Проза » Ваше творчество - раздел для ознакомления » Некто (рассказ)
Некто
rampaДата: Воскресенье, 03.07.2011, 22:20 | Сообщение # 1
Осматривающийся
Группа: Островитянин
Сообщений: 77
Награды: 2
Репутация: 7
Статус: Offline
Кто же он был, ежедневно появляющиеся на центральной улице в гуще толпы, человек, который при знакомстве называл себя «Некто».

Довольно часто встречал его и в переулках. Не смотря на небритость, обилие седины на неухоженной испанской бородке, и нечесаных, неряшливо взъерошенных длинных волосах, мужчина выглядел благородным. Природная статность, высокий рост, степенность во взгляде, не торопливость в походке – все это выделяло задумчивого человека в суете будничного уличного потока прохожих.

Некто можно было обнаружить на рынках, в магазинах, в городском парке у пруда, где он любовался подолгу лебедиными парами, подкармливал размоченными корочками черствого хлеба водоплавающих, вслушивался в кряканье диких утят, пересчитывал вслух, доносящиеся кукушкино эхо. При этом хмурость густых бровей моментально исчезала, растворяясь в бездонной, умиротворенной улыбке…

В тот день в час пик он оказался в гуще быстротечного людского потока на одной из главных улиц большого города. Хотя, он и не стремился влиться в царящий ритм, но и противостоять напористости не мог. Более того, Некто находил удовлетворение в быстром совместном людском течении.

Неловкий юноша, суетливо оглядывающиеся по сторонам, нечаянно задел футляром скрипки спортивные, с лампасами шаровары. Некто почувствовал удар, и неожиданная боль тупым отголоском проникла в правое колено. Он приостановился.

- Простите, - с улыбкой обратился к Некто юный музыкант: - Это опять Вы?
- Да, поэт, я.
- Я не поэт, я учусь в Консерватории.
- Музыка – поэзия звуков в симфоническом оркестре Вселенной.
- Пожалуй, Вы, правы.

С улицы донесся автомобильный сигнал, рев, промчавшегося «жигуленка» с порванным глушителем, который вчера точно так же ворвался в его будничную жизнь, и подтолкнул к решительному действию по задержанию грабителя:

«Они следят за мной со вчерашнего дня…» - вдруг вынырнула из-под сознания навязчивая мысль. Некто ухмыльнулся с грустью, пожал руку юному музыканту, и продолжил путь, вливаясь в поток, созерцая окружение, словно доктор, измеряя пульс пациента, намеренно подстраивая свой здоровый, к биению больного в надежде на сиюминутное исцеление, благодаря, сконструированного им нетрадиционного метода лечения. Быть может, потому Некто не принадлежал ритмам толпы. Он существовал в ней отстранено, согласно утвердившемуся в его сознании откровению по поводу исцеления через внедрение собственного потока энергии в окружающую его реальность. Независимо от происходящего, он всегда прислушивался к собственному дыханию сердца, движению души, течению мыслей одному ему ведомых. И был убежден в полезности своего изобретения. Ибо, вбираемый его энергией пульс окружения, поглощая негатив, как бы, трансформируясь в нем, должен был, по его мнению, излучать свет, радостью заполнять окружение, теплотой наполнять сердца, добром проникать в помыслы, очищать души, словно санитар, дезинфицировать атмосферу в моменты его присутствия.
«…обхохоталась я с него, рыжий, как мой кабель альянс...что, облапил, и все… обцеловать успел… в кабинете?.. в офисе, когда наедине остались… алина, жди прибавки к зарплате…

…(звонкий рыжеволосый слился с брюнетистым контральтовым и растворилось смехом в пространстве)…

Звуки, слова, шорохи ветра, щебетанье птиц вошли в его сознание с раннего детства, когда впервые он услышал соловьиные переливы в яблоневом саду в глухой заброшенной деревеньке. Ему было год и два месяца.

- Птичка стонет, - сообщил младенец маме, что усаживала после кормления грудью малыша на зеленую душистую лужайку рядом с собой посреди цветущего сада.

Была весна. Деревья, трава цветы наливались соком земли, пропитанной талыми водами.

- Птички не стонут, они поют, сына, - пахнувшая молочной сладостью, прикоснулась мама теплыми губами к вспотевшему лобику младенца, продолжающего прислушиваться к доселе неведомой музыке Вселенной.

« …ванюшк, от энтного городУ сплошная толкотня…дИтЯм принадлежностей надОть к школе?... глянька-сь, это чучело мою юбку разодрало пакетцем… эй, ты, дядел с пакетью, а ну вернись… пакет-то взрывной у кавказца… елы-палы… куда ж менты глядят… вон-вон, обоим руки скрутили, пакет собаки обнюхивают»…

( ...ворвался лай двух немецких овчарок, напомнив деревенским жителям о доме... но здесь образовался людской затор, в котором зашумели, закричали, завизжали, запричитали, заохали)…

Некто теперь стоял у подземки, прислонившись к облицованной камнем колоне. Зеленая перегородка из труб, пахнувшая свежей краской, отделяла его от толчеи. Мятежный круг за оградой, напомнил ему муравейник в саду из далекого детства.

Мимо стремительной походкой прошла сияющая в улыбке девушка с русой, точь-в точь как у мамы косой, обжигая запахом сирени. Той самой бело розовой, под которой когда-то муравьи сотворили под кустом жилище.

В детстве любил наблюдать за «казявками» - так называли в их деревеньки насекомых, расплодившихся в ту пору чрезмерно. Тогда ему было семь лет. Пацан учился играть на гармошке, которую оставил отец в наследство после трагической гибели. Родитель утонул в пруду, спасая пьяного друга, когда мальчику исполнилось семь лет, в день рождения.

«…вчера докторскую защитил… а работы нет…Василий Иванович порядочный с виду... все ново русские лягушатники… это как?.. пальцы, как лягушки, веером распускают…

… (интеллигентный глухой дуэт оборвался смешком, который заглушил Голос из репродукторов: «Дамы и Господа, приветствуем вас на станции «Кремлевская», бывшая «Советская»)…

Мальчика всегда удивляла могучая муравьиная сила, когда он наблюдал часами за строительством гнезда с множеством лабиринтов. Деревенские называли их «казявкиными кучами». Ему они представлялись в воображении огромным городом, который приходилось видеть на фотографиях, или в кино.
Соломки, что они перетаскивали с одного места на другое, казались ему бревнами.
Потому и удивляла неимоверная сила, мощь трудолюбивых жителей огромного царства. Он разговаривал с ними почтительно, играл в «Выручалочку-соломку», размельчая сухие стебли травы на мелкие кусочки, разбрасывал, будто земледелец по весне пшеницу на вспаханном поле, приговаривая: «Муравьи – муравушки, питайтесь травушкой». Он был уверен, что солома не только материал для строительства, но и вкуснейшая еда для тружеников-строителей.

Нет, куче мала за оградой на центральной улице совсем не походила на муравьиное царство, в котором он до сих пор усматривает Созидание. Мысли о зле, как о разрушительной силе во Вселенной, заставили его отвернуться от происходящего, уйти как можно скорее. Лучше всего спуститься в подземку. И до следующей станции, а там и до вокзала рукой подать

Спускаясь по эскалатору, он продолжал присматриваться, прислушиваться, и вбирать в себя человеческий гомон, изредка, словно пулями, вонзающимися в его уши, скверно словными выражениями, похотливыми возгласами, смиренными, и вполне благо достойными репликами.

Звуковая лента жизни ассоциировалась с магнитофонной бобиной, которые ему приходилось часами резать, склеивать, слушать голоса, музыку, стуки, звоны, скрипы,
топота копыт, трели птиц, взрывы, стрельбу, человеческие шаги. За тридцать лет работы в радиостудии он ни разу не услышал муравьиное стрекотание, которое приводило его в восторг в те далекие детские годы. Удивлялся тому, что в радио сюжетах никогда не использовался муравьиный хор, частенько всплывающий в его памяти блаженным стрекотанием далекого детства.

Некто было ведомо, что в природе нет ни одного безмолвного сухопутного насекомого на земле. Звук – форма постижения окружающего мира, и в мире насекомых он, имея вибрационную, волновую природу – определяет почти весь спектр жизни, а в радио сюжетах его не существовало. Потому, как пришел впоследствии к выводам, что жизнь в записях студийная. Да и отражение времени в радиопередачах, действительности бытия земного, были далеки от настоящей правды жизни.

Кусты сирены за окном студии умиротворяли естественностью, особенно в весеннюю пору цветения. Напоминали деревенский сад, муравьиный город с огромными лабиринтами, наполняя студийный павильон из открытых окон чарующим запахом весны.

«… петруша не прилично ковырять в носу при людях… тут не люди, а пассажиры… озорник…люди-дома, в подземках – ворье … любознательный… тетенька, к вам на очко муха села, засрет все стекла… не позорь маму… сообразительный… у вас, дяденька, гульфик расстегнулся, и бельмом торчит»… …

…(следующая станция: «Сухово-Кобылино, бывшая Пролетарская» - раздалось по вагону, и немного попросторнело)…

Некто посмотрел на малыша-очкарика. Обнаружил рядом с ним молодую заботливую маму. Одной рукой она прижимала к щеке ладошку мальчика, а другой пыталась одеть солнцезащитные очки, исподволь озираясь по сторонам в стыдливости.

- Юноша, сколько Вам лет?
- Сто лет в обед.
- Петруша, фи, как не ой-яй-яй!
- Нет-нет, ребенок развивается… Вот тебе шоколадка.

На скуластых щеках мамы появились два розовых пятнышка. И она смущенно улыбнулась в ответ дарителя. Очкарик быстро распаковал подарок, и демонстративно откусил уголок, оглядывая пассажиров с гордой хвастливостью, и, нескрываемым
удовлетворением.

Выходя из вагона, Некто помахал рукой мальчику.

- Пока, хороший дядя! – Услышал он за спиной звонкий голосок.

Некто прикрыл глаза на мгновенье. Ему показалось, что это его голос из детства. И он слышит его в первый и последний раз за свою нелепую, как его уверяли другие, жизнь. Ему грезилось иначе. Рано потеряв любимую женщину, он так и остался бобылем. Для окружающих это было странным: красивый, статный, непьющий, при деле, и нате вам – один одинешенек. Для него его жизнь определялась волей неведомой им судьбы. Ниспосланное Небом, Некто воспринимал само собой разумеющимся, данностью, обыденностью своего бытия.

Некто оставался на перроне до тех пор, пока не ушел состав электрички. Все время махал неуклюже рукой вслед уходящему составу...

«… принес долг… спрашиваю: какой… за проживание… изгнала... сам съехал… у нас, как в бочке селедки…вагоны разгружать сил нет, в театрах – не протолкнись…
В скоморохи не пробовал... не мое – в лысьве гамлета играл… может, к нам, в кукольный... после гамлета... деньжат подзаработаю, отчалю»…

- Молодой человек,- обратился Некто к видному собой юноше-Гамлету: - Возьмите… Трех тысяч хватит до Лысьвы?
- Вы, что подслушивали?..
- Нет, я улавливаю. Тридцать лет звукооператором прослужил на радио.
- Мне одной хватает, батяня! Выходит, коллеги по искусству.
- Выходит.

Юноша уже на выходе с эскалатора, недоуменно пожав плечами, бросил между прочим фразу приятелю-кукольнику:

- Остались же еще в этой жизни нормальные люди!

Некто не услышал Гамлета.

Он свернул две тысячные купюры, машинально засунул в грудной карман спортивной куртки, продолжая бессмысленно смотреть в одну точку, туда, где уже исчезли из виду провинциальные актеры.

У него частенько так бывало. Вдруг, ни с того ни с сего, память отказывалась воспроизводить не то, что бы далекое прошлое, но и недавно произошедшие события.

Неожиданно возникающие провалы у Некто обнаружились с детства, и длились минуту-другую. Затем все возвращалось. Из-за участившихся с возрастом «отключек» - как он сам пояснял самому себе, пришлось уйти на пенсию. Третий год маялся без дел. Потому с раннего утра до поздней ночи взял за правило находиться среди людей - в гуще событий дня. Дома его, в однокомнатной квартире в микрорайоне никто не ждал.

Что удивительно, в моменты потери памяти ему представлялись фантастические сюжеты. Вроде сна в яви. Врач-психиатр предложил ему исследоваться на стационаре еще три года назад, но Некто вежливо отказался, признавшись, доктору, что эта ерунда природная.

Ему было шесть лет. Играя в саду, он не заметил, как рядом оказался, похожий на иконописного чудотворца человек в серебряных одеждах. Молча, кивнув, улыбнулся ребенку, жестом позвал к себе, взял на руки.

Они полетели в необъятную даль.

Закружились в поднебесье, где мальчик увидел множество рогатых, похожих на скелетов существ. Затем возвысились в Небеса, где царило кружевное золотое царство.

На троне восседал Владыка. Лица его не было видно.
Лишь парчовые одежды сияли переливами, освещали хоры Ангелов по правую сторону, а полевой пели в унисон Архангелы.
Поодаль сидели люди незнакомые ему в богатых золоченых одеждах. Они смотрели на гостя умиротворенными взглядами, манили, притягивали к себе невероятным магнитом ласковости, доброты и сердечности.

Мальчику захотелось обнять этих людей, расцеловать, и он посмотрел в глаза Чудотворцу в серебряном одеянии. Воздушное золоченое облако, словно люлька-самобранка подхватила малыша и поплыло вместе с младенцем к трону…

Сон его, или видение окончилось в саду, на том месте, где родился.
И видение это повторялось неожиданно, ярко, в самые неподходящие моменты.

Что примечательно, в них он так и остался тем малышом из сада.
Персонажей в виденьях знает теперь по именам: Апостол Павел, Петр и всех остальных…

Родственников, знакомых ушедших, не встретил. Но, почему-то до сей поры имел надежды. Лишь однажды мельком промелькнул дед Иван. Родной, кровный, которого всего один раз видел в огромном царственном храме, куда мама привезла двенадцатилетнего подростка, что бы совершить таинства крещения по совету набожной бабке Агафье. В ту пору деревенская обитель служила вроде амбара. Председатель колхозный называл его зернохранилищем. История деда была сплошной загадкой, потому что бывший военный сразу по окончанию войны постригся в монахи.
.
Нет, его не пугали сны-видения. Но привыкнуть к ним до сей поры не мог. Как он сам признался самому себе однажды: «Суета сует убывает, очищая дорогу путнику в никуда». Может, оттого и возникло это Некто? Во всяком случае, по-другому он запрещал себя называть, оставшимся знакомым, и тем, с кем редко, но вступал в диалог.

В то утро он проснулся от кошмарного сна. Все происходило будто в яви. Каким-то образом Некто оказался на деревенском погосте, где трое в черном молодых парней, с заляпанными грязью лицами, будто волчата, рыли посреди кладбища нору. Затем звериная нора преобразилась в яму. Раздался взрыв. И Некто почувствовал боль в затылке. Трое набросились на него.
Сгорбленная тень вонзила в грудь Некто нож.
Кровь брызнула фонтаном, заливая убийц. Но это не помешало им столкнуть раненного в
яму и заживо закапать. Потом появился дед в золоченом одеяние, взял на руки, вынес
внука на поверхность.

И вновь возник Он, Тот, который младенцем возносил его в снах-виденьях. На этот раз виденье повторилось точь-в-точь. Проснувшись, Некто почему-то решил навестить родную деревню. Полвека прошло с того самого момента, как он покинул родной дом. Учеба в техникуме, работа, армия, работа. Да и родных, знакомых не осталось А, если остались, вряд ли вспомнят, - встретив нынешнего пенсионера, - того задиристого «цыганенка» - как величали его в ту пору сверстники. Да и взрослые не называли по имени.

Выходя уже из электрички, Некто размышлял: « …до деревни километра два… к ночи подоспею… лето, заночую в стогах… стога-то, поди, остались нетронутыми…».

Проходя по тракту мимо посадок, он услышал оглушительный рев…

Жигуленок с порванным глушаком нагнал путника. Остановил, преграждая дорогу.

«…тот хмырь… прихвостень…» - услышал он писклявый юношеский тенорок.

- Дядя, как звать?
- Некто, - пробормотал еле слышно.
- Надумал драпать?!
- Следы замести?!
-Чего зенки вылупил, ментовской ящур?

Некто молчал.

- Кто вчера Васька ментам перед банком сдал?
- Долбанный стукачишка.
- Со вчерашнего дня сечем, просвечиваем рентгеном.
- Молоток, цыган. Нагадал местечко.
- Зря Васька загубил.
- Базар-вокзал прикрыт. Стукача в посадках зароем!

Некто молчал.

Да. Он видел этих троих не только во сне, но и во вчерашнем дне во время привычной прогулки около Сбербанка во время ограбления. Только не грязью – масками были закрыты их лица. Одного из них он действительно успел схватить за шиворот. Другие умчались на этом самом « жигуленке».

«…лопату давай… нет лопаты… когтями рой… стукачка мордой в землю ткни по ходу… пацаны, давай бензином зальем … следки подпалим… кашолка у тебя, Боб, как моя ж..а… не бз.и козлятиной… холмс безродный… амбал прокрутил по всем весям…»

Некто молчал.

Он уже и не мог говорить, слышать…

И лишь в чудном видении он вознесся ввысь на руках Того, Кто, когда-то впервые показал мальчику иной мир, там высоко-высоко за поднебесьем… и, где ни разу он не увидел близких, знакомых ему людей.

Вдруг вновь промелькнул в Небесном царственном золоченом пространстве дед Иван в
золоченых одеждах.

Он осмелился спросить старца: «Почему?.. Почему ты не заменил мне
отца в сиротские годы?..
Почему ты скрылся за стенами величественной Лавры?..»

Вопросы, которые всю жизнь не давали покоя его ищущей душе.

И дед протянул к нему руки, и в мгновенье исчез в серебристой дымке, нахлынувшей неожиданно из поднебесья.

А где-то вдали, вероятно, в деревне, куда позвал его вещий сон, звонили колокола, оповещая сельчан о вечерней службе…

Еле-еле доносился звон до посадок.

Была звездная тихая ночь.
Посадки озарились неистовым пламенем.
Огонь моментально распространился на деревья, траву, нескошенное ячменное поле…

Колокол, не умолкая, звонил.

Трое в черном юркнули в автомобиль.

Рев неисправного глушителя, ужасом пронзил деревенскую округу, затмив им колокольный звон.

Земля не горит, нет. Она покрывается пеплом.


Aлександр Балбекин

Сообщение отредактировал rampa - Воскресенье, 03.07.2011, 22:21
 
СообщениеКто же он был, ежедневно появляющиеся на центральной улице в гуще толпы, человек, который при знакомстве называл себя «Некто».

Довольно часто встречал его и в переулках. Не смотря на небритость, обилие седины на неухоженной испанской бородке, и нечесаных, неряшливо взъерошенных длинных волосах, мужчина выглядел благородным. Природная статность, высокий рост, степенность во взгляде, не торопливость в походке – все это выделяло задумчивого человека в суете будничного уличного потока прохожих.

Некто можно было обнаружить на рынках, в магазинах, в городском парке у пруда, где он любовался подолгу лебедиными парами, подкармливал размоченными корочками черствого хлеба водоплавающих, вслушивался в кряканье диких утят, пересчитывал вслух, доносящиеся кукушкино эхо. При этом хмурость густых бровей моментально исчезала, растворяясь в бездонной, умиротворенной улыбке…

В тот день в час пик он оказался в гуще быстротечного людского потока на одной из главных улиц большого города. Хотя, он и не стремился влиться в царящий ритм, но и противостоять напористости не мог. Более того, Некто находил удовлетворение в быстром совместном людском течении.

Неловкий юноша, суетливо оглядывающиеся по сторонам, нечаянно задел футляром скрипки спортивные, с лампасами шаровары. Некто почувствовал удар, и неожиданная боль тупым отголоском проникла в правое колено. Он приостановился.

- Простите, - с улыбкой обратился к Некто юный музыкант: - Это опять Вы?
- Да, поэт, я.
- Я не поэт, я учусь в Консерватории.
- Музыка – поэзия звуков в симфоническом оркестре Вселенной.
- Пожалуй, Вы, правы.

С улицы донесся автомобильный сигнал, рев, промчавшегося «жигуленка» с порванным глушителем, который вчера точно так же ворвался в его будничную жизнь, и подтолкнул к решительному действию по задержанию грабителя:

«Они следят за мной со вчерашнего дня…» - вдруг вынырнула из-под сознания навязчивая мысль. Некто ухмыльнулся с грустью, пожал руку юному музыканту, и продолжил путь, вливаясь в поток, созерцая окружение, словно доктор, измеряя пульс пациента, намеренно подстраивая свой здоровый, к биению больного в надежде на сиюминутное исцеление, благодаря, сконструированного им нетрадиционного метода лечения. Быть может, потому Некто не принадлежал ритмам толпы. Он существовал в ней отстранено, согласно утвердившемуся в его сознании откровению по поводу исцеления через внедрение собственного потока энергии в окружающую его реальность. Независимо от происходящего, он всегда прислушивался к собственному дыханию сердца, движению души, течению мыслей одному ему ведомых. И был убежден в полезности своего изобретения. Ибо, вбираемый его энергией пульс окружения, поглощая негатив, как бы, трансформируясь в нем, должен был, по его мнению, излучать свет, радостью заполнять окружение, теплотой наполнять сердца, добром проникать в помыслы, очищать души, словно санитар, дезинфицировать атмосферу в моменты его присутствия.
«…обхохоталась я с него, рыжий, как мой кабель альянс...что, облапил, и все… обцеловать успел… в кабинете?.. в офисе, когда наедине остались… алина, жди прибавки к зарплате…

…(звонкий рыжеволосый слился с брюнетистым контральтовым и растворилось смехом в пространстве)…

Звуки, слова, шорохи ветра, щебетанье птиц вошли в его сознание с раннего детства, когда впервые он услышал соловьиные переливы в яблоневом саду в глухой заброшенной деревеньке. Ему было год и два месяца.

- Птичка стонет, - сообщил младенец маме, что усаживала после кормления грудью малыша на зеленую душистую лужайку рядом с собой посреди цветущего сада.

Была весна. Деревья, трава цветы наливались соком земли, пропитанной талыми водами.

- Птички не стонут, они поют, сына, - пахнувшая молочной сладостью, прикоснулась мама теплыми губами к вспотевшему лобику младенца, продолжающего прислушиваться к доселе неведомой музыке Вселенной.

« …ванюшк, от энтного городУ сплошная толкотня…дИтЯм принадлежностей надОть к школе?... глянька-сь, это чучело мою юбку разодрало пакетцем… эй, ты, дядел с пакетью, а ну вернись… пакет-то взрывной у кавказца… елы-палы… куда ж менты глядят… вон-вон, обоим руки скрутили, пакет собаки обнюхивают»…

( ...ворвался лай двух немецких овчарок, напомнив деревенским жителям о доме... но здесь образовался людской затор, в котором зашумели, закричали, завизжали, запричитали, заохали)…

Некто теперь стоял у подземки, прислонившись к облицованной камнем колоне. Зеленая перегородка из труб, пахнувшая свежей краской, отделяла его от толчеи. Мятежный круг за оградой, напомнил ему муравейник в саду из далекого детства.

Мимо стремительной походкой прошла сияющая в улыбке девушка с русой, точь-в точь как у мамы косой, обжигая запахом сирени. Той самой бело розовой, под которой когда-то муравьи сотворили под кустом жилище.

В детстве любил наблюдать за «казявками» - так называли в их деревеньки насекомых, расплодившихся в ту пору чрезмерно. Тогда ему было семь лет. Пацан учился играть на гармошке, которую оставил отец в наследство после трагической гибели. Родитель утонул в пруду, спасая пьяного друга, когда мальчику исполнилось семь лет, в день рождения.

«…вчера докторскую защитил… а работы нет…Василий Иванович порядочный с виду... все ново русские лягушатники… это как?.. пальцы, как лягушки, веером распускают…

… (интеллигентный глухой дуэт оборвался смешком, который заглушил Голос из репродукторов: «Дамы и Господа, приветствуем вас на станции «Кремлевская», бывшая «Советская»)…

Мальчика всегда удивляла могучая муравьиная сила, когда он наблюдал часами за строительством гнезда с множеством лабиринтов. Деревенские называли их «казявкиными кучами». Ему они представлялись в воображении огромным городом, который приходилось видеть на фотографиях, или в кино.
Соломки, что они перетаскивали с одного места на другое, казались ему бревнами.
Потому и удивляла неимоверная сила, мощь трудолюбивых жителей огромного царства. Он разговаривал с ними почтительно, играл в «Выручалочку-соломку», размельчая сухие стебли травы на мелкие кусочки, разбрасывал, будто земледелец по весне пшеницу на вспаханном поле, приговаривая: «Муравьи – муравушки, питайтесь травушкой». Он был уверен, что солома не только материал для строительства, но и вкуснейшая еда для тружеников-строителей.

Нет, куче мала за оградой на центральной улице совсем не походила на муравьиное царство, в котором он до сих пор усматривает Созидание. Мысли о зле, как о разрушительной силе во Вселенной, заставили его отвернуться от происходящего, уйти как можно скорее. Лучше всего спуститься в подземку. И до следующей станции, а там и до вокзала рукой подать

Спускаясь по эскалатору, он продолжал присматриваться, прислушиваться, и вбирать в себя человеческий гомон, изредка, словно пулями, вонзающимися в его уши, скверно словными выражениями, похотливыми возгласами, смиренными, и вполне благо достойными репликами.

Звуковая лента жизни ассоциировалась с магнитофонной бобиной, которые ему приходилось часами резать, склеивать, слушать голоса, музыку, стуки, звоны, скрипы,
топота копыт, трели птиц, взрывы, стрельбу, человеческие шаги. За тридцать лет работы в радиостудии он ни разу не услышал муравьиное стрекотание, которое приводило его в восторг в те далекие детские годы. Удивлялся тому, что в радио сюжетах никогда не использовался муравьиный хор, частенько всплывающий в его памяти блаженным стрекотанием далекого детства.

Некто было ведомо, что в природе нет ни одного безмолвного сухопутного насекомого на земле. Звук – форма постижения окружающего мира, и в мире насекомых он, имея вибрационную, волновую природу – определяет почти весь спектр жизни, а в радио сюжетах его не существовало. Потому, как пришел впоследствии к выводам, что жизнь в записях студийная. Да и отражение времени в радиопередачах, действительности бытия земного, были далеки от настоящей правды жизни.

Кусты сирены за окном студии умиротворяли естественностью, особенно в весеннюю пору цветения. Напоминали деревенский сад, муравьиный город с огромными лабиринтами, наполняя студийный павильон из открытых окон чарующим запахом весны.

«… петруша не прилично ковырять в носу при людях… тут не люди, а пассажиры… озорник…люди-дома, в подземках – ворье … любознательный… тетенька, к вам на очко муха села, засрет все стекла… не позорь маму… сообразительный… у вас, дяденька, гульфик расстегнулся, и бельмом торчит»… …

…(следующая станция: «Сухово-Кобылино, бывшая Пролетарская» - раздалось по вагону, и немного попросторнело)…

Некто посмотрел на малыша-очкарика. Обнаружил рядом с ним молодую заботливую маму. Одной рукой она прижимала к щеке ладошку мальчика, а другой пыталась одеть солнцезащитные очки, исподволь озираясь по сторонам в стыдливости.

- Юноша, сколько Вам лет?
- Сто лет в обед.
- Петруша, фи, как не ой-яй-яй!
- Нет-нет, ребенок развивается… Вот тебе шоколадка.

На скуластых щеках мамы появились два розовых пятнышка. И она смущенно улыбнулась в ответ дарителя. Очкарик быстро распаковал подарок, и демонстративно откусил уголок, оглядывая пассажиров с гордой хвастливостью, и, нескрываемым
удовлетворением.

Выходя из вагона, Некто помахал рукой мальчику.

- Пока, хороший дядя! – Услышал он за спиной звонкий голосок.

Некто прикрыл глаза на мгновенье. Ему показалось, что это его голос из детства. И он слышит его в первый и последний раз за свою нелепую, как его уверяли другие, жизнь. Ему грезилось иначе. Рано потеряв любимую женщину, он так и остался бобылем. Для окружающих это было странным: красивый, статный, непьющий, при деле, и нате вам – один одинешенек. Для него его жизнь определялась волей неведомой им судьбы. Ниспосланное Небом, Некто воспринимал само собой разумеющимся, данностью, обыденностью своего бытия.

Некто оставался на перроне до тех пор, пока не ушел состав электрички. Все время махал неуклюже рукой вслед уходящему составу...

«… принес долг… спрашиваю: какой… за проживание… изгнала... сам съехал… у нас, как в бочке селедки…вагоны разгружать сил нет, в театрах – не протолкнись…
В скоморохи не пробовал... не мое – в лысьве гамлета играл… может, к нам, в кукольный... после гамлета... деньжат подзаработаю, отчалю»…

- Молодой человек,- обратился Некто к видному собой юноше-Гамлету: - Возьмите… Трех тысяч хватит до Лысьвы?
- Вы, что подслушивали?..
- Нет, я улавливаю. Тридцать лет звукооператором прослужил на радио.
- Мне одной хватает, батяня! Выходит, коллеги по искусству.
- Выходит.

Юноша уже на выходе с эскалатора, недоуменно пожав плечами, бросил между прочим фразу приятелю-кукольнику:

- Остались же еще в этой жизни нормальные люди!

Некто не услышал Гамлета.

Он свернул две тысячные купюры, машинально засунул в грудной карман спортивной куртки, продолжая бессмысленно смотреть в одну точку, туда, где уже исчезли из виду провинциальные актеры.

У него частенько так бывало. Вдруг, ни с того ни с сего, память отказывалась воспроизводить не то, что бы далекое прошлое, но и недавно произошедшие события.

Неожиданно возникающие провалы у Некто обнаружились с детства, и длились минуту-другую. Затем все возвращалось. Из-за участившихся с возрастом «отключек» - как он сам пояснял самому себе, пришлось уйти на пенсию. Третий год маялся без дел. Потому с раннего утра до поздней ночи взял за правило находиться среди людей - в гуще событий дня. Дома его, в однокомнатной квартире в микрорайоне никто не ждал.

Что удивительно, в моменты потери памяти ему представлялись фантастические сюжеты. Вроде сна в яви. Врач-психиатр предложил ему исследоваться на стационаре еще три года назад, но Некто вежливо отказался, признавшись, доктору, что эта ерунда природная.

Ему было шесть лет. Играя в саду, он не заметил, как рядом оказался, похожий на иконописного чудотворца человек в серебряных одеждах. Молча, кивнув, улыбнулся ребенку, жестом позвал к себе, взял на руки.

Они полетели в необъятную даль.

Закружились в поднебесье, где мальчик увидел множество рогатых, похожих на скелетов существ. Затем возвысились в Небеса, где царило кружевное золотое царство.

На троне восседал Владыка. Лица его не было видно.
Лишь парчовые одежды сияли переливами, освещали хоры Ангелов по правую сторону, а полевой пели в унисон Архангелы.
Поодаль сидели люди незнакомые ему в богатых золоченых одеждах. Они смотрели на гостя умиротворенными взглядами, манили, притягивали к себе невероятным магнитом ласковости, доброты и сердечности.

Мальчику захотелось обнять этих людей, расцеловать, и он посмотрел в глаза Чудотворцу в серебряном одеянии. Воздушное золоченое облако, словно люлька-самобранка подхватила малыша и поплыло вместе с младенцем к трону…

Сон его, или видение окончилось в саду, на том месте, где родился.
И видение это повторялось неожиданно, ярко, в самые неподходящие моменты.

Что примечательно, в них он так и остался тем малышом из сада.
Персонажей в виденьях знает теперь по именам: Апостол Павел, Петр и всех остальных…

Родственников, знакомых ушедших, не встретил. Но, почему-то до сей поры имел надежды. Лишь однажды мельком промелькнул дед Иван. Родной, кровный, которого всего один раз видел в огромном царственном храме, куда мама привезла двенадцатилетнего подростка, что бы совершить таинства крещения по совету набожной бабке Агафье. В ту пору деревенская обитель служила вроде амбара. Председатель колхозный называл его зернохранилищем. История деда была сплошной загадкой, потому что бывший военный сразу по окончанию войны постригся в монахи.
.
Нет, его не пугали сны-видения. Но привыкнуть к ним до сей поры не мог. Как он сам признался самому себе однажды: «Суета сует убывает, очищая дорогу путнику в никуда». Может, оттого и возникло это Некто? Во всяком случае, по-другому он запрещал себя называть, оставшимся знакомым, и тем, с кем редко, но вступал в диалог.

В то утро он проснулся от кошмарного сна. Все происходило будто в яви. Каким-то образом Некто оказался на деревенском погосте, где трое в черном молодых парней, с заляпанными грязью лицами, будто волчата, рыли посреди кладбища нору. Затем звериная нора преобразилась в яму. Раздался взрыв. И Некто почувствовал боль в затылке. Трое набросились на него.
Сгорбленная тень вонзила в грудь Некто нож.
Кровь брызнула фонтаном, заливая убийц. Но это не помешало им столкнуть раненного в
яму и заживо закапать. Потом появился дед в золоченом одеяние, взял на руки, вынес
внука на поверхность.

И вновь возник Он, Тот, который младенцем возносил его в снах-виденьях. На этот раз виденье повторилось точь-в-точь. Проснувшись, Некто почему-то решил навестить родную деревню. Полвека прошло с того самого момента, как он покинул родной дом. Учеба в техникуме, работа, армия, работа. Да и родных, знакомых не осталось А, если остались, вряд ли вспомнят, - встретив нынешнего пенсионера, - того задиристого «цыганенка» - как величали его в ту пору сверстники. Да и взрослые не называли по имени.

Выходя уже из электрички, Некто размышлял: « …до деревни километра два… к ночи подоспею… лето, заночую в стогах… стога-то, поди, остались нетронутыми…».

Проходя по тракту мимо посадок, он услышал оглушительный рев…

Жигуленок с порванным глушаком нагнал путника. Остановил, преграждая дорогу.

«…тот хмырь… прихвостень…» - услышал он писклявый юношеский тенорок.

- Дядя, как звать?
- Некто, - пробормотал еле слышно.
- Надумал драпать?!
- Следы замести?!
-Чего зенки вылупил, ментовской ящур?

Некто молчал.

- Кто вчера Васька ментам перед банком сдал?
- Долбанный стукачишка.
- Со вчерашнего дня сечем, просвечиваем рентгеном.
- Молоток, цыган. Нагадал местечко.
- Зря Васька загубил.
- Базар-вокзал прикрыт. Стукача в посадках зароем!

Некто молчал.

Да. Он видел этих троих не только во сне, но и во вчерашнем дне во время привычной прогулки около Сбербанка во время ограбления. Только не грязью – масками были закрыты их лица. Одного из них он действительно успел схватить за шиворот. Другие умчались на этом самом « жигуленке».

«…лопату давай… нет лопаты… когтями рой… стукачка мордой в землю ткни по ходу… пацаны, давай бензином зальем … следки подпалим… кашолка у тебя, Боб, как моя ж..а… не бз.и козлятиной… холмс безродный… амбал прокрутил по всем весям…»

Некто молчал.

Он уже и не мог говорить, слышать…

И лишь в чудном видении он вознесся ввысь на руках Того, Кто, когда-то впервые показал мальчику иной мир, там высоко-высоко за поднебесьем… и, где ни разу он не увидел близких, знакомых ему людей.

Вдруг вновь промелькнул в Небесном царственном золоченом пространстве дед Иван в
золоченых одеждах.

Он осмелился спросить старца: «Почему?.. Почему ты не заменил мне
отца в сиротские годы?..
Почему ты скрылся за стенами величественной Лавры?..»

Вопросы, которые всю жизнь не давали покоя его ищущей душе.

И дед протянул к нему руки, и в мгновенье исчез в серебристой дымке, нахлынувшей неожиданно из поднебесья.

А где-то вдали, вероятно, в деревне, куда позвал его вещий сон, звонили колокола, оповещая сельчан о вечерней службе…

Еле-еле доносился звон до посадок.

Была звездная тихая ночь.
Посадки озарились неистовым пламенем.
Огонь моментально распространился на деревья, траву, нескошенное ячменное поле…

Колокол, не умолкая, звонил.

Трое в черном юркнули в автомобиль.

Рев неисправного глушителя, ужасом пронзил деревенскую округу, затмив им колокольный звон.

Земля не горит, нет. Она покрывается пеплом.

Автор - rampa
Дата добавления - 03.07.2011 в 22:20
СообщениеКто же он был, ежедневно появляющиеся на центральной улице в гуще толпы, человек, который при знакомстве называл себя «Некто».

Довольно часто встречал его и в переулках. Не смотря на небритость, обилие седины на неухоженной испанской бородке, и нечесаных, неряшливо взъерошенных длинных волосах, мужчина выглядел благородным. Природная статность, высокий рост, степенность во взгляде, не торопливость в походке – все это выделяло задумчивого человека в суете будничного уличного потока прохожих.

Некто можно было обнаружить на рынках, в магазинах, в городском парке у пруда, где он любовался подолгу лебедиными парами, подкармливал размоченными корочками черствого хлеба водоплавающих, вслушивался в кряканье диких утят, пересчитывал вслух, доносящиеся кукушкино эхо. При этом хмурость густых бровей моментально исчезала, растворяясь в бездонной, умиротворенной улыбке…

В тот день в час пик он оказался в гуще быстротечного людского потока на одной из главных улиц большого города. Хотя, он и не стремился влиться в царящий ритм, но и противостоять напористости не мог. Более того, Некто находил удовлетворение в быстром совместном людском течении.

Неловкий юноша, суетливо оглядывающиеся по сторонам, нечаянно задел футляром скрипки спортивные, с лампасами шаровары. Некто почувствовал удар, и неожиданная боль тупым отголоском проникла в правое колено. Он приостановился.

- Простите, - с улыбкой обратился к Некто юный музыкант: - Это опять Вы?
- Да, поэт, я.
- Я не поэт, я учусь в Консерватории.
- Музыка – поэзия звуков в симфоническом оркестре Вселенной.
- Пожалуй, Вы, правы.

С улицы донесся автомобильный сигнал, рев, промчавшегося «жигуленка» с порванным глушителем, который вчера точно так же ворвался в его будничную жизнь, и подтолкнул к решительному действию по задержанию грабителя:

«Они следят за мной со вчерашнего дня…» - вдруг вынырнула из-под сознания навязчивая мысль. Некто ухмыльнулся с грустью, пожал руку юному музыканту, и продолжил путь, вливаясь в поток, созерцая окружение, словно доктор, измеряя пульс пациента, намеренно подстраивая свой здоровый, к биению больного в надежде на сиюминутное исцеление, благодаря, сконструированного им нетрадиционного метода лечения. Быть может, потому Некто не принадлежал ритмам толпы. Он существовал в ней отстранено, согласно утвердившемуся в его сознании откровению по поводу исцеления через внедрение собственного потока энергии в окружающую его реальность. Независимо от происходящего, он всегда прислушивался к собственному дыханию сердца, движению души, течению мыслей одному ему ведомых. И был убежден в полезности своего изобретения. Ибо, вбираемый его энергией пульс окружения, поглощая негатив, как бы, трансформируясь в нем, должен был, по его мнению, излучать свет, радостью заполнять окружение, теплотой наполнять сердца, добром проникать в помыслы, очищать души, словно санитар, дезинфицировать атмосферу в моменты его присутствия.
«…обхохоталась я с него, рыжий, как мой кабель альянс...что, облапил, и все… обцеловать успел… в кабинете?.. в офисе, когда наедине остались… алина, жди прибавки к зарплате…

…(звонкий рыжеволосый слился с брюнетистым контральтовым и растворилось смехом в пространстве)…

Звуки, слова, шорохи ветра, щебетанье птиц вошли в его сознание с раннего детства, когда впервые он услышал соловьиные переливы в яблоневом саду в глухой заброшенной деревеньке. Ему было год и два месяца.

- Птичка стонет, - сообщил младенец маме, что усаживала после кормления грудью малыша на зеленую душистую лужайку рядом с собой посреди цветущего сада.

Была весна. Деревья, трава цветы наливались соком земли, пропитанной талыми водами.

- Птички не стонут, они поют, сына, - пахнувшая молочной сладостью, прикоснулась мама теплыми губами к вспотевшему лобику младенца, продолжающего прислушиваться к доселе неведомой музыке Вселенной.

« …ванюшк, от энтного городУ сплошная толкотня…дИтЯм принадлежностей надОть к школе?... глянька-сь, это чучело мою юбку разодрало пакетцем… эй, ты, дядел с пакетью, а ну вернись… пакет-то взрывной у кавказца… елы-палы… куда ж менты глядят… вон-вон, обоим руки скрутили, пакет собаки обнюхивают»…

( ...ворвался лай двух немецких овчарок, напомнив деревенским жителям о доме... но здесь образовался людской затор, в котором зашумели, закричали, завизжали, запричитали, заохали)…

Некто теперь стоял у подземки, прислонившись к облицованной камнем колоне. Зеленая перегородка из труб, пахнувшая свежей краской, отделяла его от толчеи. Мятежный круг за оградой, напомнил ему муравейник в саду из далекого детства.

Мимо стремительной походкой прошла сияющая в улыбке девушка с русой, точь-в точь как у мамы косой, обжигая запахом сирени. Той самой бело розовой, под которой когда-то муравьи сотворили под кустом жилище.

В детстве любил наблюдать за «казявками» - так называли в их деревеньки насекомых, расплодившихся в ту пору чрезмерно. Тогда ему было семь лет. Пацан учился играть на гармошке, которую оставил отец в наследство после трагической гибели. Родитель утонул в пруду, спасая пьяного друга, когда мальчику исполнилось семь лет, в день рождения.

«…вчера докторскую защитил… а работы нет…Василий Иванович порядочный с виду... все ново русские лягушатники… это как?.. пальцы, как лягушки, веером распускают…

… (интеллигентный глухой дуэт оборвался смешком, который заглушил Голос из репродукторов: «Дамы и Господа, приветствуем вас на станции «Кремлевская», бывшая «Советская»)…

Мальчика всегда удивляла могучая муравьиная сила, когда он наблюдал часами за строительством гнезда с множеством лабиринтов. Деревенские называли их «казявкиными кучами». Ему они представлялись в воображении огромным городом, который приходилось видеть на фотографиях, или в кино.
Соломки, что они перетаскивали с одного места на другое, казались ему бревнами.
Потому и удивляла неимоверная сила, мощь трудолюбивых жителей огромного царства. Он разговаривал с ними почтительно, играл в «Выручалочку-соломку», размельчая сухие стебли травы на мелкие кусочки, разбрасывал, будто земледелец по весне пшеницу на вспаханном поле, приговаривая: «Муравьи – муравушки, питайтесь травушкой». Он был уверен, что солома не только материал для строительства, но и вкуснейшая еда для тружеников-строителей.

Нет, куче мала за оградой на центральной улице совсем не походила на муравьиное царство, в котором он до сих пор усматривает Созидание. Мысли о зле, как о разрушительной силе во Вселенной, заставили его отвернуться от происходящего, уйти как можно скорее. Лучше всего спуститься в подземку. И до следующей станции, а там и до вокзала рукой подать

Спускаясь по эскалатору, он продолжал присматриваться, прислушиваться, и вбирать в себя человеческий гомон, изредка, словно пулями, вонзающимися в его уши, скверно словными выражениями, похотливыми возгласами, смиренными, и вполне благо достойными репликами.

Звуковая лента жизни ассоциировалась с магнитофонной бобиной, которые ему приходилось часами резать, склеивать, слушать голоса, музыку, стуки, звоны, скрипы,
топота копыт, трели птиц, взрывы, стрельбу, человеческие шаги. За тридцать лет работы в радиостудии он ни разу не услышал муравьиное стрекотание, которое приводило его в восторг в те далекие детские годы. Удивлялся тому, что в радио сюжетах никогда не использовался муравьиный хор, частенько всплывающий в его памяти блаженным стрекотанием далекого детства.

Некто было ведомо, что в природе нет ни одного безмолвного сухопутного насекомого на земле. Звук – форма постижения окружающего мира, и в мире насекомых он, имея вибрационную, волновую природу – определяет почти весь спектр жизни, а в радио сюжетах его не существовало. Потому, как пришел впоследствии к выводам, что жизнь в записях студийная. Да и отражение времени в радиопередачах, действительности бытия земного, были далеки от настоящей правды жизни.

Кусты сирены за окном студии умиротворяли естественностью, особенно в весеннюю пору цветения. Напоминали деревенский сад, муравьиный город с огромными лабиринтами, наполняя студийный павильон из открытых окон чарующим запахом весны.

«… петруша не прилично ковырять в носу при людях… тут не люди, а пассажиры… озорник…люди-дома, в подземках – ворье … любознательный… тетенька, к вам на очко муха села, засрет все стекла… не позорь маму… сообразительный… у вас, дяденька, гульфик расстегнулся, и бельмом торчит»… …

…(следующая станция: «Сухово-Кобылино, бывшая Пролетарская» - раздалось по вагону, и немного попросторнело)…

Некто посмотрел на малыша-очкарика. Обнаружил рядом с ним молодую заботливую маму. Одной рукой она прижимала к щеке ладошку мальчика, а другой пыталась одеть солнцезащитные очки, исподволь озираясь по сторонам в стыдливости.

- Юноша, сколько Вам лет?
- Сто лет в обед.
- Петруша, фи, как не ой-яй-яй!
- Нет-нет, ребенок развивается… Вот тебе шоколадка.

На скуластых щеках мамы появились два розовых пятнышка. И она смущенно улыбнулась в ответ дарителя. Очкарик быстро распаковал подарок, и демонстративно откусил уголок, оглядывая пассажиров с гордой хвастливостью, и, нескрываемым
удовлетворением.

Выходя из вагона, Некто помахал рукой мальчику.

- Пока, хороший дядя! – Услышал он за спиной звонкий голосок.

Некто прикрыл глаза на мгновенье. Ему показалось, что это его голос из детства. И он слышит его в первый и последний раз за свою нелепую, как его уверяли другие, жизнь. Ему грезилось иначе. Рано потеряв любимую женщину, он так и остался бобылем. Для окружающих это было странным: красивый, статный, непьющий, при деле, и нате вам – один одинешенек. Для него его жизнь определялась волей неведомой им судьбы. Ниспосланное Небом, Некто воспринимал само собой разумеющимся, данностью, обыденностью своего бытия.

Некто оставался на перроне до тех пор, пока не ушел состав электрички. Все время махал неуклюже рукой вслед уходящему составу...

«… принес долг… спрашиваю: какой… за проживание… изгнала... сам съехал… у нас, как в бочке селедки…вагоны разгружать сил нет, в театрах – не протолкнись…
В скоморохи не пробовал... не мое – в лысьве гамлета играл… может, к нам, в кукольный... после гамлета... деньжат подзаработаю, отчалю»…

- Молодой человек,- обратился Некто к видному собой юноше-Гамлету: - Возьмите… Трех тысяч хватит до Лысьвы?
- Вы, что подслушивали?..
- Нет, я улавливаю. Тридцать лет звукооператором прослужил на радио.
- Мне одной хватает, батяня! Выходит, коллеги по искусству.
- Выходит.

Юноша уже на выходе с эскалатора, недоуменно пожав плечами, бросил между прочим фразу приятелю-кукольнику:

- Остались же еще в этой жизни нормальные люди!

Некто не услышал Гамлета.

Он свернул две тысячные купюры, машинально засунул в грудной карман спортивной куртки, продолжая бессмысленно смотреть в одну точку, туда, где уже исчезли из виду провинциальные актеры.

У него частенько так бывало. Вдруг, ни с того ни с сего, память отказывалась воспроизводить не то, что бы далекое прошлое, но и недавно произошедшие события.

Неожиданно возникающие провалы у Некто обнаружились с детства, и длились минуту-другую. Затем все возвращалось. Из-за участившихся с возрастом «отключек» - как он сам пояснял самому себе, пришлось уйти на пенсию. Третий год маялся без дел. Потому с раннего утра до поздней ночи взял за правило находиться среди людей - в гуще событий дня. Дома его, в однокомнатной квартире в микрорайоне никто не ждал.

Что удивительно, в моменты потери памяти ему представлялись фантастические сюжеты. Вроде сна в яви. Врач-психиатр предложил ему исследоваться на стационаре еще три года назад, но Некто вежливо отказался, признавшись, доктору, что эта ерунда природная.

Ему было шесть лет. Играя в саду, он не заметил, как рядом оказался, похожий на иконописного чудотворца человек в серебряных одеждах. Молча, кивнув, улыбнулся ребенку, жестом позвал к себе, взял на руки.

Они полетели в необъятную даль.

Закружились в поднебесье, где мальчик увидел множество рогатых, похожих на скелетов существ. Затем возвысились в Небеса, где царило кружевное золотое царство.

На троне восседал Владыка. Лица его не было видно.
Лишь парчовые одежды сияли переливами, освещали хоры Ангелов по правую сторону, а полевой пели в унисон Архангелы.
Поодаль сидели люди незнакомые ему в богатых золоченых одеждах. Они смотрели на гостя умиротворенными взглядами, манили, притягивали к себе невероятным магнитом ласковости, доброты и сердечности.

Мальчику захотелось обнять этих людей, расцеловать, и он посмотрел в глаза Чудотворцу в серебряном одеянии. Воздушное золоченое облако, словно люлька-самобранка подхватила малыша и поплыло вместе с младенцем к трону…

Сон его, или видение окончилось в саду, на том месте, где родился.
И видение это повторялось неожиданно, ярко, в самые неподходящие моменты.

Что примечательно, в них он так и остался тем малышом из сада.
Персонажей в виденьях знает теперь по именам: Апостол Павел, Петр и всех остальных…

Родственников, знакомых ушедших, не встретил. Но, почему-то до сей поры имел надежды. Лишь однажды мельком промелькнул дед Иван. Родной, кровный, которого всего один раз видел в огромном царственном храме, куда мама привезла двенадцатилетнего подростка, что бы совершить таинства крещения по совету набожной бабке Агафье. В ту пору деревенская обитель служила вроде амбара. Председатель колхозный называл его зернохранилищем. История деда была сплошной загадкой, потому что бывший военный сразу по окончанию войны постригся в монахи.
.
Нет, его не пугали сны-видения. Но привыкнуть к ним до сей поры не мог. Как он сам признался самому себе однажды: «Суета сует убывает, очищая дорогу путнику в никуда». Может, оттого и возникло это Некто? Во всяком случае, по-другому он запрещал себя называть, оставшимся знакомым, и тем, с кем редко, но вступал в диалог.

В то утро он проснулся от кошмарного сна. Все происходило будто в яви. Каким-то образом Некто оказался на деревенском погосте, где трое в черном молодых парней, с заляпанными грязью лицами, будто волчата, рыли посреди кладбища нору. Затем звериная нора преобразилась в яму. Раздался взрыв. И Некто почувствовал боль в затылке. Трое набросились на него.
Сгорбленная тень вонзила в грудь Некто нож.
Кровь брызнула фонтаном, заливая убийц. Но это не помешало им столкнуть раненного в
яму и заживо закапать. Потом появился дед в золоченом одеяние, взял на руки, вынес
внука на поверхность.

И вновь возник Он, Тот, который младенцем возносил его в снах-виденьях. На этот раз виденье повторилось точь-в-точь. Проснувшись, Некто почему-то решил навестить родную деревню. Полвека прошло с того самого момента, как он покинул родной дом. Учеба в техникуме, работа, армия, работа. Да и родных, знакомых не осталось А, если остались, вряд ли вспомнят, - встретив нынешнего пенсионера, - того задиристого «цыганенка» - как величали его в ту пору сверстники. Да и взрослые не называли по имени.

Выходя уже из электрички, Некто размышлял: « …до деревни километра два… к ночи подоспею… лето, заночую в стогах… стога-то, поди, остались нетронутыми…».

Проходя по тракту мимо посадок, он услышал оглушительный рев…

Жигуленок с порванным глушаком нагнал путника. Остановил, преграждая дорогу.

«…тот хмырь… прихвостень…» - услышал он писклявый юношеский тенорок.

- Дядя, как звать?
- Некто, - пробормотал еле слышно.
- Надумал драпать?!
- Следы замести?!
-Чего зенки вылупил, ментовской ящур?

Некто молчал.

- Кто вчера Васька ментам перед банком сдал?
- Долбанный стукачишка.
- Со вчерашнего дня сечем, просвечиваем рентгеном.
- Молоток, цыган. Нагадал местечко.
- Зря Васька загубил.
- Базар-вокзал прикрыт. Стукача в посадках зароем!

Некто молчал.

Да. Он видел этих троих не только во сне, но и во вчерашнем дне во время привычной прогулки около Сбербанка во время ограбления. Только не грязью – масками были закрыты их лица. Одного из них он действительно успел схватить за шиворот. Другие умчались на этом самом « жигуленке».

«…лопату давай… нет лопаты… когтями рой… стукачка мордой в землю ткни по ходу… пацаны, давай бензином зальем … следки подпалим… кашолка у тебя, Боб, как моя ж..а… не бз.и козлятиной… холмс безродный… амбал прокрутил по всем весям…»

Некто молчал.

Он уже и не мог говорить, слышать…

И лишь в чудном видении он вознесся ввысь на руках Того, Кто, когда-то впервые показал мальчику иной мир, там высоко-высоко за поднебесьем… и, где ни разу он не увидел близких, знакомых ему людей.

Вдруг вновь промелькнул в Небесном царственном золоченом пространстве дед Иван в
золоченых одеждах.

Он осмелился спросить старца: «Почему?.. Почему ты не заменил мне
отца в сиротские годы?..
Почему ты скрылся за стенами величественной Лавры?..»

Вопросы, которые всю жизнь не давали покоя его ищущей душе.

И дед протянул к нему руки, и в мгновенье исчез в серебристой дымке, нахлынувшей неожиданно из поднебесья.

А где-то вдали, вероятно, в деревне, куда позвал его вещий сон, звонили колокола, оповещая сельчан о вечерней службе…

Еле-еле доносился звон до посадок.

Была звездная тихая ночь.
Посадки озарились неистовым пламенем.
Огонь моментально распространился на деревья, траву, нескошенное ячменное поле…

Колокол, не умолкая, звонил.

Трое в черном юркнули в автомобиль.

Рев неисправного глушителя, ужасом пронзил деревенскую округу, затмив им колокольный звон.

Земля не горит, нет. Она покрывается пеплом.

Автор - rampa
Дата добавления - 03.07.2011 в 22:20
Форум » Проза » Ваше творчество - раздел для ознакомления » Некто (рассказ)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:
Загрузка...

Посетители дня
Посетители:
Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS
Приветствую Вас Гость | RSS Главная | Некто - Форум | Регистрация | Вход
Конструктор сайтов - uCoz
Для добавления необходима авторизация
Остров © 2024 Конструктор сайтов - uCoz