Наверно, человек не может не любить свою малую родину, свое начало, свои истоки. У кого-то это тихий городской двор, у кого-то шумная высотка на оживленном перекрестке, а у кого-то - покосившаяся хатка на берегу реки, вековой тополь у крыльца и необъятное поле подсолнухов. Я очень люблю российскую деревню, потому что это мое начало и мои истоки. Каждый раз, приезжая в свое родное село Новодевичье, я брожу по изменившимся до неузнаваемости улицам, а в перед глазами снова и снова встают яркие картины безаботного и бесшабашного детства. Хочу предложить некоторые из них Вашему вниманию
Масленица
Все время, начиная от крещения, мы с большим нетерпением ждали масленицу. И как здорово это было - ждать! Бывало, тут же после уроков пацаны уже переминаются на морозе у ворот школы, а как только завидят нас - стайку девчонок, выезжающих из ворот на валенках - кричат хором: - Девчонки! Айда в тракторный отряд за колесами! И в чем есть, с портфелями, купив по пути на пекарне пару-тройку буханок горячего хлеба, бежим по широко расчищенной бульдозерами дороге прямиком к тракторному отряду. Путь не близкий - километра полтора - но идти весело и споро: - Слыш, Сашок, ты у деда Матвея опять Ярошку спроси, а! - Не даст, поди. Сказал в прошлом году, что не даст более - замучали коня. - И ничего не замучали, Ярошка сам сани в сугроб свалил. Потом еле вытащили, чуть подпругу не оборвали. - Ага - сам! А кому сказано было не ездить на Бичевную? - Да ладно! Ярошке-то твои 20 километров что зайцу палисадник - проскочит и не заметит. - А давайте деду Матвею махорки купим! Он ее уважает! - Ну да, тетка Нюра тебе купит! Потом догонит и еще добавит, да еще мамке с папкой скажет, а у тех не заржавеет - в миг ремня схлопочешь. Тетя Нюра Кадрева - продавщица местного сельмага - зорко следила за тем, чтобы детворе ни в коем разе не отпускались ни курево, ни спиртное. - Ладно - деловито, по взрослому произносит Сашок - Попрошу уж. Чай забыл дед Матвей, что в прошлом году было. Он добрый. - Папка говорил, что на конюшню трое новых саней привезли. Вот бы одни нам дали! - Ага дадут! Держи карман шире! Вот ты, Валерка, и попроси отца, чтоб дали. Что? Слабо? - Да попросить-то не слабо, - отвечает сын директора совхоза Валерка - Только чего толку-то. Папка сказал, что никаких поблажек нам делать не будет. Все - как всем. А он, сами знаете: скажет, как отрежет. - Даааа....Это верно. Как отрежет. Так с разговорами незаметно мы доходим до огромного, как нам тогда казалось, обгороженного высоким деревянным забором двора, где сиротливо стоят занесенные снегом сеялки, веялки, комбайны и полно всякой другой сельхозтехники, которая залегла в спячку, как медведь, до следующей весны. В дальнем углу двора свалены старые списанные колеса - цель нашего похода. - Кто к сторожу пойдет? Сашок, Валерка, вы идите, вам он не откажет - отцов ваших шибко уважает. - Да спит он поди, так возьмем. Как пить дать - не заметит. - Воровать не будем. Спросим, все равно даст. Куда им девать-то их? Вон сколько скопилось. Десять лет не пожечь. Пошли, Велерк! Сторож дядька Кузьма уважал не только отцов Сашка и Валерки, но и "горькую", поэтому из его каморки, несмотря на разгар рабочего дня, доносится смачный переливистый храп. Пацаны безуспешно пытались разбудить сторожа, тряся его за худые плечи и приговаривая: "Вставай, дядь Кузя! Мы колес у тебя возьмем? " Наконец, Сашок что есть силы как гаркнет ему в ухо: - Кузьма, шухер, бригадирский "Бобик" подрулил! Дядьку Кузьму подкидывает на грязном топчане, и он, вытаращив глаза, резко приходит в сидячее положение: - Где? ?? - но видя покатывающихся со смеху детей, с чувством, но не зло произносит: - Убью, засранцы! - Ладно, дядь Кузь, убъешь, только колес дай. - Да вона оне, берите, чего будили, спрашивается? Что-то вы припозднились. Низовские еще вчара 5 штук взяли, самых больших. Опять у них костер выше вашего будет. - Не будет! Мы еще и завтра придем. - Ну-ну... Глядите. Взяв, сколько смогли, старых колес, компания весело катит свою добычу по зимней дороге по направлению к оврагу, где через несколько дней разгорятся "резиновые" костры в честь веселого праздника - Масленицы.
Сообщение отредактировал Прасковья - Суббота, 11.06.2011, 21:15
- Сегодня нужно съездить на кладбище, слышишь, Вить? Сегодня третье июня. - Жень, давай после одиннадцати. Веньке обещал с утра комп посмотреть. - Хорошо, давай после одиннадцати
Мы идем вдоль стройных рядов могил, пробираясь к могилке моего отца. Вдруг на соседнем ряду я вижу сгорбленную фигуру мужчины, сидящего на краешке могильной плиты с букетом цветов. Фигура показалась мне знакомой и я невольно остановилась. - Женя, ты где? - Иди, Витя, я догоню. Я стояла и силилась вспомнить, откуда же я знаю этого мужчину? А когда он чуть привстал, бережно укладывая букет к подножью гранитного обелиска, я увидела его профиль и в памяти сразу всплыла наша странная встреча.
...
Холодно... Промозглый ледяной ветер недюжинной силы пронизывает до костей. Срывающийся время от времени то ли дождь то ли снег, касаясь земли, превращается в ледяную корку. Температура падает как пикирующий лайнер, лужи буквально на глазах затягиваются тонкой коркой льда. Я иду, не разбирая дороги и не замечая холода, мимо суеты вечернего мегаполиса, иду, сжимая кулаки в карманах куртки и зло чеканя шаг. "Подонок! Значит, Вика! Так вот откуда его эти бесконечные командировки и встречи с друзьями по пятницам!" Перед глазами снова и снова встает идиотски улыбающееся лицо моего мужа: "Викусик, все было сказочно! До пятницы, солнышко!" - Тьфу! " В груди поднимается непреодолимое желание отдубасить первого встречного, а лучше - обожаемого муженька или его колченогую лохудру. От хорошего толчка в левый бок меня разворачивает и с силой бросает в подмерзшую грязную лужу, рука проламывает тонкий лед, неловко задев его острый край ребром ладони. Раздается треск вырываемого из рукава ремешка. Серебристый "Форд", так дерзко швырнувший меня на тротуар, проскакивает еще метров 5, резко берет влево и, едва не вписавшись в ограждение, скрывается во дворе дома. "У687ас" - Ну, козел! Как мне тебя не хватало! Вскакиваю, резко отталкивая подоспевшего было мне на помощь мужчину, и, задыхаясь от злости, бросаюсь вдогонку обидчику. Форд с номером "у687ас" , мирно стоит на автостоянке, грустно уткнувшись мордой в бордюр. Водитель и не думает выходить. Словно раненная ворона, взъерошенная и грязная, подлетаю и яростно рву ручку дверцы водителя. Заставь меня сейчас повторить то, что я проорала тогда в ему лицо, схватив его за грудки, не повторю даже под страхом смерти, только как-то вдруг я увидела его глаза, показавшиеся мне тогда огромными. Боль и ужас переливались в них через край: - Ее больше нет, понимаешь ты это? Нет! Нет! Нет!" - теперь уже он, схватив меня за воротник куртки, трясет, будто это я виновата в том, что ее нет. Наконец, опомнившись, он резко отдергивает руку : - Простите...простите меня... садитесь в машину. Что случилось? - Вы...вы меня задели, зеркалом вырвали кусок рукава и толкнули в лужу. Я порезала руку об лед. - Извините...Понимаете...она поехала с ним...у нее был роман...я ревновал...следил...даже убить хотел...и вот...грузовик...их протаранил грузовик...пьяный водитель...я был в больнице...была еще надежда.. но сегодня мне сказали, что все кончено... - Успокойтесь... Хотя... что я говорю? Надо поплакать. Плачьте! Я не буду смотреть... Он помолчал, а потом тихо заплакал. Я представила, что это моего мужа с его лохудрой переехал грузовик и зарыдала. Трудно сказать, сколько прошло времени: час, два или несколько минут, пока я услышала: - Пойдемте ко мне, вам нужно умыться, почистить одежду, я Вам все возмещу. В уютной, со вкусом обставленной квартире, царил беспорядок. - Извините...я тут...искал...ну, не важно...я сейчас... Кое-как почистив одежду и наскоро заштопав дыру в рукаве куртки, помывшись, я вошла на кухню. На столе стояла бутылка виски, два стакана и тарелка с бутербродами: - Надо что-нибудь поесть - сказал он виновато. "А он ничего"- невольно подумалось мне. - Евгений - сказал он, поднимая свои полстакана, - Евгения - ответила я. Приятное тепло разлилось по всему телу, я как-то сразу обмякла, и слезы снова закапали из глаз. То, что было потом, помню плохо. Я говорила, он говорил, мы вместе говорили, каждый о своем, сочувствовали, сопереживали, жалели... Я проснулась в половине шестого утра. Мы спали в обнимку на узком диване, согревая друг друга, как два потерявшихся щенка. "Телефон! Я выключила телефон!"- пронеслось в голове. Куча пропущенных звонков, пачка SMS - результат ночных поисков пропавшей меня. - Мама? Со мной все нормально. Нет-нет. Потом расскажу, все потом, мам. Пока!" Евгений, проснувшись, засуетился: - Сейчас я вам... за куртку, и за ущерб... - Не нужно, Жень, куртка, ущерб... ерунда все... - Ну как же? Впрочем... Вы правы. Тогда я вызову такси? - Я уже вызвала. Спасибо Вам. На кухне на столе номер моего телефона. Звоните, если нужна помощь. Обязательно звоните. - Хорошо. Спасибо. Я провожу Вас. Я ехала и думала: "Пусть, пусть изменил, пусть даже ушел бы, но только бы был жив, где-то, с кем-то, но жив. Наверно, я люблю его..."
Сообщение отредактировал Прасковья - Среда, 15.06.2011, 12:48
А мне особенно "Встреча" понравилась. Можно только одно маленькое "но"?
Quote (Прасковья)
- Хорошо, давай после одиннадцати Мы идем вдоль стройных рядов могил,
Читаю и понимаю, что уже время прошло и происходит то, о чем говорили. Стоит отделить диалог и последующий текст. Ну, хотя бы пустой строкой. Моя страница, велкам! Мой дневник
Полностью согласна. Уже отделила. Миниатюра написана давно, написалась как-то махом и особо не "рехтовалась". Буду признательна, если еще что-нибудь найдете. Чувствую, что не гладко, а что и где, не вижу.
Так здесь замечательно принимают, что хочется еще что-нибудь написать
Еще одна невыдуманная история, произошедшая в нашем городе 5 лет назад.
Стояло теплое майское утро. Любаша открыла дверь подъезда, выпуская нетерпеливо топтавшегося по ее ногам Барса на заветный простор обычного городского двора. Барс, чистопородная немецкая овчарка классического черно-желтого окраса, вдохнув пьянящего весеннего воздуха, рванул поводок и потащил хозяйку по привычному маршруту. Несмотря на спокойный и уравновешенный характер, вид у пса был достаточно грозный, и поэтому Любаша всегда выводила его на поводке и в наморднике. Гуляли они обычно за шоссе, на пустыре, чтобы не смущать покой жителей спального района. На этом достаточно большом пространстве раньше проводились авто- и мотокроссы, учения школ РОСТО и парашютных клубов. Вся площадь была изрезана буграми и ямами, то ли естественными, то ли искусственно созданными для усложнения трассы. Теперь здесь начиналась стройка спортивного комплекса. Перевалив через оживленную магистраль, Любаша отстегнула поводок и скомандовала: - Гулять!. Барс резво рванул с места, немного покружил по поляне, а потом, постояв в нерешительности, устремился в дальний конец пустыря. Когда пес скрылся из вида, Любаша поспешила за ним: мало ли что. За небольшой возвышенностью ее взору представилась странная картина: посередине небольшой площадки сидела собака, судя по экстерьеру, немецкая овчарка, с влажными и грустными глазами. Видимо, собака сидела здесь не первый день. Барс вилял хвостом и метался из стороны в сторону, но к собаке не приближался. Любаша машинально достала из кармана куртки кусок сосиски и поманила псину. Та не двинулась с места, несмотря на голодный взгляд и капавшую с пасти слюну. Когда Любаша попыталась подойти, собака зарычала и приняла угрожающую позу. - Миленькая, как же ты здесь оказалась? Ты же голодная! На, поешь! Собака в ответ снова тихо зарычала. Любашу осенило: - Да тебя, похоже, бросили!? Боже мой! Да ты беременна! Бедняжка! Собака продолжала тихо рычать. Бросив сосиску и все, что еще было в карманах поближе к собаке, Любаша скомандовала: - Барс, домой! Пес недоуменно посмотрел на хозяйку, но, потоптавшись на месте, нехотя побрел в сторону дома. Всю дорогу до дома Любаша самыми последними словами, какие только были в ее лексиконе, ругала хозяина бедной собаки. Ночью ей приснился большой черный джипп, выбрасывающий из салона на ходу испуганную собаку и оглушительно визжащих щенков.
Весь следующий день и дома, и на работе Любаша не переставала думать о сидящей на пустыре собаке. "Что делать? Как ее хотя бы накормить? " Она не один год держала собак и знала, что хорошо воспитанный пес никогда не станет есть из чужих рук. "А если она так ослабнет, что не сможет ощениться? " Едва переступив порог квартиры, Любаша достала из холодильника курицу и принялась готовить бульон. Затем отыскала старую кастрюлю, которую давно уже собиралась выбросить, налила в нее бульон, положила немного хлеба, и, плотно закрыв крышкой, осторожно поставила в пакет. Сверху положила бутылку с водой, прихватив еще и старую миску. Барс, как будто все понимал, суетился и лез под ноги. Наконец они вышли на улицу и направились к пустырю. Собака сидела на том же месте. Увидев Любашу, она снова зарычала. - Как же тебя зовут, бедняжка? Любаша стала перебирать собачьи клички. На слове Альма собака чуть дернула ухом. - Значит будешь у нас Альма. - Альма, Альма, - повторяла Любаша спокойным, ровным голосом.- Ты умница, ты молодчинка, хорошая псина, хорооошая! В этот вечер женщине так и не удалось накормить Альму. На следующий день, захватив остатки бульона, Любаша с Барсом вновь появились на пустыре. Собака лежала на боку, а по ней, скуля и повизгивая, ползали четыре очаровательных щенка! -Ай, умница! Ай, молодчинка! Какие чудные малыши у тебя! Альма только чуть повела ухом. Собака ослабла настолько, что не в состоянии была даже пошевелиться. Надо было что-то делать. - Альма, хорошая моя, умница моя, девочка моя! Нужно поесть! У тебя дети, их нужно кормить, они без тебя погибнут. Посмотри, какие они славные, маленькие, ты им очень нужна. Она говорила и говорила. Потом она тихонько подошла поближе, еще ближе, совсем близко. Собака лежала молча. На ее глазах блестели слезы. Любаша осторожно погладила ее по голове. Собака напряглась, но не пошевелилась. Тогда женщина свернула кулечек из предусмотрительно захваченного куска газеты, вставила кончик в собачью пасть и осторожно, небольшими порциями начала вливать бульон. Альма, почувствовав на языке вкус пищи, сделала робкую попытку проглотить жидкость. Получилось! - Вот и славно, вот и хорошо. Давай еще немножко. И еще чуть-чуть. Это была маленькая, но победа! Вылив остатки бульона в кастрюлю, Любаша, довольная и счастливая, направилась к дому. На следующий день, собрав в доме последние деньги, Любаша взяла такси и привезла Альме ветеринара. Доктор осторожно осмотрел семейство и успокоил Любашу: - Собака сильно истощена, но ничего серьезного нет. Кормите хорошенько, и она поправится. Щенки здоровые, крепкие, лето впереди. Все будет хорошо. Потом посмотрел на Любашу, на ее протянутую руку с зажатой в ней зеленой бумажкой и тяжело вздохнул: - Э-хе-хе! И, бросив на ходу: - За такси заплатите. Звоните, если что, - направился к троллейбусной остановке.
Прошло два месяца. Альма совсем поправилась, щенки подросли. Они словно пушистые черно-желтые медвежата, забавно перекатываясь по буеракам, уже достаточно далеко убегали от матери. Альма настороженным материнским взглядом следила то за одним, то за другим и время от времени беспокойно лаяла. Когда приходила Любаша с Барсом, принося еду и воду, Альма озабоченно смотрела то на женщину, то на щенков и поскуливала, будто жаловалась на детское непослушание и переживала за их судьбу. Между тем, строительство на пустыре наращивало темпы. Все чаще и все ближе к жилищу Альмы стали появляться бульдозеры и экскаваторы. Любаша понимала: нужно что-то предпринимать. В следующую субботу с самого утра женщина начала компанию по устройству дальнейшей судьбы собачьего семейства. Она расклеила объявления по самым оживленным местам своего района, дала объявления в газеты и начала планомерно обходить и объезжать все возможные места, где могли бы взять на содержание щенков или Альму. Через две недели упорных поисков щенков удалось пристроить, а вот взрослую собаку брать никто не хотел, а если и соглашались, то Любаша не отдавала, потому что условия содержания никак не подходили для такой собаки, как Альма. Однажды, сидя вечером перед телевизором, Любаша смотрела какой-то документальный фильм о заключенных, а мысли ее снова и снова незаметно возвращались к Альме. «Охрана! »- вдруг осенило Любашу. «Ее можно пристроить куда-нибудь в охрану! » На следующее утро Любаша уже стояла у КПП гарнизона военизированной охраны и слезно умоляла дежурного устроить ей встречу с командиром, на что дежурный сурово твердил: - Не положено! Тут на ее счастье у ворот КПП остановился зеленый УАЗ и из него легко выпрыгнул немолодой спортивного вида военный. Дежурный тотчас же выпрямился, взметнул руку к козырьку и протрубил: - Авия... елаю.. трищ.. ковник! Любаша, недолго думая, бросилась к военному: - Товарищ начальник, умоляю, выслушайте, очень важное дело к Вам! Военный посмотрел на женщину, подумал пару секунд и ответил: - Минут через 15 я поеду в город, в машине мне все и расскажете. Любаша, готовя речь для командира, судорожно подбирала слова, но когда он вернулся, сел в машину и сказал: «Я Вас слушаю», она помолчала немного и просто рассказала всю историю от начала и до конца - М-да... – произнес начальник гарнизона. Потом помолчал немного и сказал: - Хорошо, оставьте мне Ваш телефон, я посмотрю Вашу Альму. Хорошие собаки еще никому не мешали.
Когда собачий инструктор в камуфляже, надел на Альму поводок и намордник, собака повернула голову и посмотрела на Любашу. И были в этом взгляде и благодарность, и боль, и грусть и счастье. Любаша помахала Альме рукой и незаметно смахнула навернувшуюся вдруг слезу. - А приходить не надо – угадал ее мысли Сергей Иванович (так звали начальника гарнизона) – ей будет больно. Теперь у нее начнется другая, новая жизнь.
Благодарю, Самира! Есть еще доброта вокруг, и есть о чем писать. А Вам спасибо, что читаете.
Любаша живет недалеко от меня, иногда я их с Барсом встречаю на улице. Лично с ней я не знакома. Любаша - близкая подруга моей сотрудницы, которая мне и рассказала эту историю. Любаша не знает, что я написала этот рассказ о ней. Каждый раз при встрече мне хочется ей сказать об этом, но все как-то духу не хватает.
Сообщение отредактировал Прасковья - Среда, 15.06.2011, 21:44
