На одном из сайтов я был втянут в довольно длинную литературную дуэль, целью которой было создание песен вымышленного королевства, по антуражу немецкого (XVII век). Каждая следующая песня должна была быть отражением, отрицанием или развитием предыдущей. Но каждая должна была быть самостоятельным произведением и не иметь прямых отсылок к предыдущим, но переплетаться с ними образом или фразами. Я не имею права без согласия моего оппонента давать его ответы. И это несколько снизит интерес к нижеизложенному. Но свое могу выставлять. Рискую вызвать этим неудовольство читателей. Если эта тема окажется неприемлимой, деликатно намекните. Я остановлюсь.

Итак:

Добавлено (18.12.2010, 20:29)
---------------------------------------------
Песнь рекрута

На побывке дядя Отто,
Распивая шнапс с отцом,
Молвил про набор в пехоту.
Я о ней мечтал юнцом.

Главное, чтоб не надули
Вербовщик и командир.
Мне дадут мушкет и пули
И, конечно же, мундир.

Свой редут я не покину,
Мне бы только штык примкнуть.
Не подставлю свою спину,
Если пуля - только в грудь.

Я расправлю смело плечи,
Презирая страх и грусть,
И под вражеской картечью
В штыковую поднимусь.

Доблесть проявлю и волю
И противник будет смят.
Я умру скорее в поле,
Но не отступлю назад.

Мародёрствовать солдату
Мне сказали - не грешно,
Ведь хватает нам зарплаты
Лишь на девок, да вино.

Заслужу в бою отличье
Ратным праведным трудом.
И с награбленной добычей
Возвращусь в свой отчий дом.

На одном из сайтов я был втянут в довольно длинную литературную дуэль, целью которой было создание песен вымышленного королевства, по антуражу немецкого (XVII век). Каждая следующая песня должна была быть отражением, отрицанием или развитием предыдущей. Но каждая должна была быть самостоятельным произведением и не иметь прямых отсылок к предыдущим, но переплетаться с ними образом или фразами. Я не имею права без согласия моего оппонента давать его ответы. И это несколько снизит интерес к нижеизложенному. Но свое могу выставлять. Рискую вызвать этим неудовольство читателей. Если эта тема окажется неприемлимой, деликатно намекните. Я остановлюсь.

Итак:

Добавлено (18.12.2010, 20:29)
---------------------------------------------
Песнь рекрута

На побывке дядя Отто,
Распивая шнапс с отцом,
Молвил про набор в пехоту.
Я о ней мечтал юнцом.

Главное, чтоб не надули
Вербовщик и командир.
Мне дадут мушкет и пули
И, конечно же, мундир.

Свой редут я не покину,
Мне бы только штык примкнуть.
Не подставлю свою спину,
Если пуля - только в грудь.

Я расправлю смело плечи,
Презирая страх и грусть,
И под вражеской картечью
В штыковую поднимусь.

Доблесть проявлю и волю
И противник будет смят.
Я умру скорее в поле,
Но не отступлю назад.

Мародёрствовать солдату
Мне сказали - не грешно,
Ведь хватает нам зарплаты
Лишь на девок, да вино.

Заслужу в бою отличье
Ратным праведным трудом.
И с награбленной добычей
Возвращусь в свой отчий дом.

Не страшится граф бродяг.
С ним большая свита.
Слышен громкий лай собак
И стучат копыта.
Но,вернувшись в замок свой,
Обнаружит вскоре,
Что не страшен тать лесной.
Ждёт другое горе.
Звук охотничьих рогов
Гонит дичь из леса.
... В этот час зашла в альков
Юная Инесса.

В замке граф у самой двери
Головной убор примерит.

Стынет графская кровать.
Библии взяв томик,
Граф уехал ночевать
В свой охотный домик.
С ним уехала вся знать
И собачьи своры.
Муж сказал, не нужно ждать,
Он придёт не скоро.
В ночь осталась холостой
Графская невеста
Не бывает же пустой
Роль святого места.

Не вернётся без косули.
А рога ему к лицу ли?

Песнь юного повесы

Прокрадусь я к ней тишком
(я же молод, право).
Будет маленьким грешком
Наша с ней забава.
Ночь, конечно, впереди,
Но, без всяких версий,
Я прижму к своей груди
Юной девы перси.
Прошепчу на ушко ей:
- Нет тебя прекрасней!
Цвет ланит любви моей
Станет ярко красным.

Пусть охотится супруг,
Лишь бы не вернулся вдруг.

Не сдержать порыв мне свой,
Вся горит милашка.
И летит с меня долой
Чёртова рубашка.
Ненасытна плоть её,
И рукой несмелой,
Сбив дыхание своё,
Мне ласкают тело.
Подо мной скрипит матрас,
Но идёт сраженье!
И она в который раз
Терпит пораженье.

Не услышали мы даже,
Как минУла третья стража.

Не без явственных надежд
На повтор интрижки,
Я забрал комок одежд
И сказал малышке:
- Ты сейчас меня прости,
Ухожу в печали.
Лучше раньше мне уйти
Чтоб не повстречали.
Я теперь пойду к друзьям
С угнетённой рожей.
Выдать чувства мне нельзя,
Честь твоя дороже.

Промочить пойду в охотку
Славным Вельтским* пивом глотку.

* Страна условно названа Wanderwelt (Вандервельт - Блуждающий мир)

Не страшится граф бродяг.
С ним большая свита.
Слышен громкий лай собак
И стучат копыта.
Но,вернувшись в замок свой,
Обнаружит вскоре,
Что не страшен тать лесной.
Ждёт другое горе.
Звук охотничьих рогов
Гонит дичь из леса.
... В этот час зашла в альков
Юная Инесса.

В замке граф у самой двери
Головной убор примерит.

Стынет графская кровать.
Библии взяв томик,
Граф уехал ночевать
В свой охотный домик.
С ним уехала вся знать
И собачьи своры.
Муж сказал, не нужно ждать,
Он придёт не скоро.
В ночь осталась холостой
Графская невеста
Не бывает же пустой
Роль святого места.

Не вернётся без косули.
А рога ему к лицу ли?

Песнь юного повесы

Прокрадусь я к ней тишком
(я же молод, право).
Будет маленьким грешком
Наша с ней забава.
Ночь, конечно, впереди,
Но, без всяких версий,
Я прижму к своей груди
Юной девы перси.
Прошепчу на ушко ей:
- Нет тебя прекрасней!
Цвет ланит любви моей
Станет ярко красным.

Пусть охотится супруг,
Лишь бы не вернулся вдруг.

Не сдержать порыв мне свой,
Вся горит милашка.
И летит с меня долой
Чёртова рубашка.
Ненасытна плоть её,
И рукой несмелой,
Сбив дыхание своё,
Мне ласкают тело.
Подо мной скрипит матрас,
Но идёт сраженье!
И она в который раз
Терпит пораженье.

Не услышали мы даже,
Как минУла третья стража.

Не без явственных надежд
На повтор интрижки,
Я забрал комок одежд
И сказал малышке:
- Ты сейчас меня прости,
Ухожу в печали.
Лучше раньше мне уйти
Чтоб не повстречали.
Я теперь пойду к друзьям
С угнетённой рожей.
Выдать чувства мне нельзя,
Честь твоя дороже.

Промочить пойду в охотку
Славным Вельтским* пивом глотку.

* Страна условно названа Wanderwelt (Вандервельт - Блуждающий мир)

Получил вчера заказ!
В захламлённой келье
Приготовлю я сейчас
Колдовское зелье.

Здесь, куда ни бросишь взгляд,
Колбы, да реторты,
На гвоздях пучки висят
Трав любого сорта.

На подстилке чёрный кот,
Спит зимой и летом.
От чужих он стережёт
Все мои секреты.

На столешнице лежит
Череп человечий.
И унылый этот вид
Освещают свечи.

Мне подскажет фолиант
Вещий, мудрый, старый,
Как мне выбрать вариант
Специй для отвара.

На краю стола сложу
Травяные сборы,
Пару унций слизи, вшу,
Корень мандрагоры.

Очень важно не забыть,
Делая всё в спешке,
В эту кучку положить
Козии орешки.

Жабу подсушил к утру -
Жабьи кости хрупки.
Я потом их разотру
Пестиками в ступке.

Брошу жала змей в горшок,
Фунт болотной тины,
И для вязкости комок
Старой паутины.

Всё отправлю в кипяток
Равными частями
И добавлю порошок
С пылью и костями.

Мой отвар почти готов.
Заговор окончив,
Результат своих трудов
Я налью в флакончик.

Ведь ландграф придёт за ним
Завтра до рассвета.
Я с заказчиком своим
Поделюсь секретом:

- Деву, пригласи в свой дом.
Чтоб добиться цели,
Ей в бокал с хмельным вином
Капни каплю зелья.

Чуть отпив напиток, тот
Что подсказан книгой,
Дева точно упадёт
В руки волюштига.

* Wollustig (нем) - сластолюбец.

Получил вчера заказ!
В захламлённой келье
Приготовлю я сейчас
Колдовское зелье.

Здесь, куда ни бросишь взгляд,
Колбы, да реторты,
На гвоздях пучки висят
Трав любого сорта.

На подстилке чёрный кот,
Спит зимой и летом.
От чужих он стережёт
Все мои секреты.

На столешнице лежит
Череп человечий.
И унылый этот вид
Освещают свечи.

Мне подскажет фолиант
Вещий, мудрый, старый,
Как мне выбрать вариант
Специй для отвара.

На краю стола сложу
Травяные сборы,
Пару унций слизи, вшу,
Корень мандрагоры.

Очень важно не забыть,
Делая всё в спешке,
В эту кучку положить
Козии орешки.

Жабу подсушил к утру -
Жабьи кости хрупки.
Я потом их разотру
Пестиками в ступке.

Брошу жала змей в горшок,
Фунт болотной тины,
И для вязкости комок
Старой паутины.

Всё отправлю в кипяток
Равными частями
И добавлю порошок
С пылью и костями.

Мой отвар почти готов.
Заговор окончив,
Результат своих трудов
Я налью в флакончик.

Ведь ландграф придёт за ним
Завтра до рассвета.
Я с заказчиком своим
Поделюсь секретом:

- Деву, пригласи в свой дом.
Чтоб добиться цели,
Ей в бокал с хмельным вином
Капни каплю зелья.

Чуть отпив напиток, тот
Что подсказан книгой,
Дева точно упадёт
В руки волюштига.

* Wollustig (нем) - сластолюбец.

Сынок, ты поверь мне, тебе я не враг,
Бывал в передрягах разных,
На смену унынью придёт Вайхнахтстаг* -
Святой и радостный праздник.
Застолье обильное после поста,
А ты, в настроеньи игривом,
Отметишь рожденье младенца Христа
Вертепом, весельем и пивом.

Ты в жизни своей не довольствуйся малым,
Бери от неё сполна,
И зря не рыдай над пустым бокалом,
А лучше добавь вина.

Да, ты не смотри, на то что я стар,
Ведь память моя свежа.
И я, бывало, знавал страсти жар,
От грешной любви дрожа.
А, если она не вернётся к тебе,
Ты эту фройляйн забудь,
Доверься спокойно своей судьбе
И продолжай свой путь.

Ты в жизни своей не довольствуйся малым,
Пусть льётся вино через край.
Зажги лучше трубку своим кресалом,
Кури, и ещё наливай.

Сожми крепче зубы, сдержи тихий стон,
Найдётся ещё не одна.
И выбрось из сердца обидчицу вон,
Пусть переживает она.
Всё горе твоё улетучится днём.
У нас есть ещё вино?
Плесни-ка, а то я в бокале своём
Вижу пустое дно.

Что ж, юнга, тебе раскисать не пристало.
Вот мы и дождались зарю.
Смотри, уже солнце становится алым...
Поспи. Ну, а я покурю.

Над нашим судёнышком чайка реет.
Уже скоро склянки пробьют.
Пусть сон безмятежный тебе навеет
Мечты про домашний уют.
Пусть ветер студённый ревёт в парусине,
Пусть снежные тучи вдали,
На ванты и реи пусть сел белый иней,
Но мы доплывём до земли.

* Weihnachtstag (нем) - Рождество

Сынок, ты поверь мне, тебе я не враг,
Бывал в передрягах разных,
На смену унынью придёт Вайхнахтстаг* -
Святой и радостный праздник.
Застолье обильное после поста,
А ты, в настроеньи игривом,
Отметишь рожденье младенца Христа
Вертепом, весельем и пивом.

Ты в жизни своей не довольствуйся малым,
Бери от неё сполна,
И зря не рыдай над пустым бокалом,
А лучше добавь вина.

Да, ты не смотри, на то что я стар,
Ведь память моя свежа.
И я, бывало, знавал страсти жар,
От грешной любви дрожа.
А, если она не вернётся к тебе,
Ты эту фройляйн забудь,
Доверься спокойно своей судьбе
И продолжай свой путь.

Ты в жизни своей не довольствуйся малым,
Пусть льётся вино через край.
Зажги лучше трубку своим кресалом,
Кури, и ещё наливай.

Сожми крепче зубы, сдержи тихий стон,
Найдётся ещё не одна.
И выбрось из сердца обидчицу вон,
Пусть переживает она.
Всё горе твоё улетучится днём.
У нас есть ещё вино?
Плесни-ка, а то я в бокале своём
Вижу пустое дно.

Что ж, юнга, тебе раскисать не пристало.
Вот мы и дождались зарю.
Смотри, уже солнце становится алым...
Поспи. Ну, а я покурю.

Над нашим судёнышком чайка реет.
Уже скоро склянки пробьют.
Пусть сон безмятежный тебе навеет
Мечты про домашний уют.
Пусть ветер студённый ревёт в парусине,
Пусть снежные тучи вдали,
На ванты и реи пусть сел белый иней,
Но мы доплывём до земли.

* Weihnachtstag (нем) - Рождество

Пусть я не грамотен. Не знаю
Ни алфавита, ни цифирь,
На память знаю лишь псалтырь,
Но в облаках я не витаю.

И мне не до оценки душ.
В земных заботах день мой длится.
Ведь мне приходится вдовицу-
Невестку содержать к тому ж.

Мне не забыть святой обет,
Мной данный умершему сыну,
Который от чумы покинул
Сей грешный мир в расцвете лет.

Я обхожусь без всяких слуг.
В моей цирюльне очень тесно.
В ней оборудовано место
Одно, но для любых услуг.

Уже годам теряю счёт.
Давно открыл своё я дело.
Моё зерцало потускнело.
Тружусь все сутки напролёт.

По нашей части всё умею:
Готов причёску уложить,
Или любой парик завить,
А надо - наголо обрею.

Зуб удалю, суставы вправлю,
Берусь болезным кровь пустить,
Могу пилюлю предложить
Или пиявки им поставлю.

С утра, произнеся молитву,
Кручусь, как белка целый день.
На стенке кожаный ремень,
Которым часто правлю бритву.

Есть помазок, кусочек мыла,
Румяна, пудра, крем густой,
Флакон с Колонскою водой,
Что мать-покойница любила,

Микстуры , ножницы, пинцет...
Нет, не обижен я судьбою,
Ведь от клиентов нет отбоя.
Но вот достатка в доме нет.

Да что об этом говорить?
Едва свожу концы с концами.
Теперь задумайтесь-ка сами,
Когда мне алфавит учить.

Пусть я не грамотен. Не знаю
Ни алфавита, ни цифирь,
На память знаю лишь псалтырь,
Но в облаках я не витаю.

И мне не до оценки душ.
В земных заботах день мой длится.
Ведь мне приходится вдовицу-
Невестку содержать к тому ж.

Мне не забыть святой обет,
Мной данный умершему сыну,
Который от чумы покинул
Сей грешный мир в расцвете лет.

Я обхожусь без всяких слуг.
В моей цирюльне очень тесно.
В ней оборудовано место
Одно, но для любых услуг.

Уже годам теряю счёт.
Давно открыл своё я дело.
Моё зерцало потускнело.
Тружусь все сутки напролёт.

По нашей части всё умею:
Готов причёску уложить,
Или любой парик завить,
А надо - наголо обрею.

Зуб удалю, суставы вправлю,
Берусь болезным кровь пустить,
Могу пилюлю предложить
Или пиявки им поставлю.

С утра, произнеся молитву,
Кручусь, как белка целый день.
На стенке кожаный ремень,
Которым часто правлю бритву.

Есть помазок, кусочек мыла,
Румяна, пудра, крем густой,
Флакон с Колонскою водой,
Что мать-покойница любила,

Микстуры , ножницы, пинцет...
Нет, не обижен я судьбою,
Ведь от клиентов нет отбоя.
Но вот достатка в доме нет.

Да что об этом говорить?
Едва свожу концы с концами.
Теперь задумайтесь-ка сами,
Когда мне алфавит учить.

Бреду по улице холодной
Небритый, грязный и голодный.
Из окон и дверей трактира
Несётся гул чужого пира.
А у меня в моих штанинах
Нет ни дуката, ни цехина.
Из всех моих наличных денег
Там завалялся только пфенниг.

Я заглянул в окно, а там
Веселье, шутки, песни, гам.
Увидя столько снеди вкусной.
От зависти мне стало грустно,
А сытных яств чудесный вид
Лишь раздразнил мой аппетит.
Конечно, потекут из уст
И слюнки, коль желудок пуст.

Мои проблемы прозаичны.
О них и думать неприлично.
Во мне мечта одна живёт -
Набить бы чем-нибудь живот.
И я б рискнул на подвиг ратный
Пойти, чтоб харч достать бесплатно.

Как я люблю свиные ножки,
Гарнир с рассыпчатой картошкой,
Листочки мяты с кресс-салатом
И артишоки со шпинатом,
Да лук, зажаренный колечком,
Изъятый из горячей печки.
А сколь приятны потроха
Из заливного петуха,

И рыба жаренная, с кожей
На золотой дукат похожей.
Из глиняных горшков густое
Парит горячее жаркое,
На медных блюдах стройно в ряд
Бараньи рёбрышки лежат.
Обилье чеснока и перца
В них заставляет сжаться сердце.

От вида этих чудных блюд
Кишки утробный гимн поют:
"О чём мечтаешь, идиот?"
А, всё ж, под ложечкой сосёт.
И я о подвигах забуду,
Когда еду себе добуду.

Несёт проворно фрау Фанни
Всем пиво в запотевшем жбане,
Чтоб охладить пустые ссоры.
И спорщики притихли скоро.
Всё стало мирно, как в начале,
И снова тосты зазвучали,
И гости вновь запели песни...
А я голодный, хоть ты тресни.

Я б прекратил свой пир не скоро.
Пусть назовут меня - обжорой,
Да был бы в сытости живот,
Ну, а молва людей - не в счёт.
Уф-ф! Может довести до гроба
Столь ненасытная утроба.
Коль беспросветен твой удел,
Всё б, кажется, глазами съел.

Не утолить глазами голод.
А в голове стучит, как молот,
Одна лишь мысль - "Прочь, аппетит!
Обилье яств мне не грозит.
Поскольку я сегодня нищий,
Нет сил на подвиг, ради пищи".

Эх, предложила б мне кухарка
Немного потрошков да чарку
Вина поместий Остерланда,
Что горячит гортань и гланды
(А то язык от жажды пухнет),
Позволила б побыть на кухне
В тепле, хотя бы у порога,
Чтоб мог расслабиться немного,

Забыл напасти и невзгоды
И холод в это время года...
Да-а! Видно, мне поесть не светит -
Нет места мне на всей планете.
Пойду... Я видел у дороги
Заброшенный сарай убогий,
Черпну воды из речки кружкой
И кончу трапезу горбушкой.

Пусть ночью мне приснится подвиг,
Который совершил брат Лодвиг,
Что с сарацином пал в бою.
Он защищал не честь свою,
А Крест Святой и Гроб Господень
Чем славу заслужил в народе.

Бреду по улице холодной
Небритый, грязный и голодный.
Из окон и дверей трактира
Несётся гул чужого пира.
А у меня в моих штанинах
Нет ни дуката, ни цехина.
Из всех моих наличных денег
Там завалялся только пфенниг.

Я заглянул в окно, а там
Веселье, шутки, песни, гам.
Увидя столько снеди вкусной.
От зависти мне стало грустно,
А сытных яств чудесный вид
Лишь раздразнил мой аппетит.
Конечно, потекут из уст
И слюнки, коль желудок пуст.

Мои проблемы прозаичны.
О них и думать неприлично.
Во мне мечта одна живёт -
Набить бы чем-нибудь живот.
И я б рискнул на подвиг ратный
Пойти, чтоб харч достать бесплатно.

Как я люблю свиные ножки,
Гарнир с рассыпчатой картошкой,
Листочки мяты с кресс-салатом
И артишоки со шпинатом,
Да лук, зажаренный колечком,
Изъятый из горячей печки.
А сколь приятны потроха
Из заливного петуха,

И рыба жаренная, с кожей
На золотой дукат похожей.
Из глиняных горшков густое
Парит горячее жаркое,
На медных блюдах стройно в ряд
Бараньи рёбрышки лежат.
Обилье чеснока и перца
В них заставляет сжаться сердце.

От вида этих чудных блюд
Кишки утробный гимн поют:
"О чём мечтаешь, идиот?"
А, всё ж, под ложечкой сосёт.
И я о подвигах забуду,
Когда еду себе добуду.

Несёт проворно фрау Фанни
Всем пиво в запотевшем жбане,
Чтоб охладить пустые ссоры.
И спорщики притихли скоро.
Всё стало мирно, как в начале,
И снова тосты зазвучали,
И гости вновь запели песни...
А я голодный, хоть ты тресни.

Я б прекратил свой пир не скоро.
Пусть назовут меня - обжорой,
Да был бы в сытости живот,
Ну, а молва людей - не в счёт.
Уф-ф! Может довести до гроба
Столь ненасытная утроба.
Коль беспросветен твой удел,
Всё б, кажется, глазами съел.

Не утолить глазами голод.
А в голове стучит, как молот,
Одна лишь мысль - "Прочь, аппетит!
Обилье яств мне не грозит.
Поскольку я сегодня нищий,
Нет сил на подвиг, ради пищи".

Эх, предложила б мне кухарка
Немного потрошков да чарку
Вина поместий Остерланда,
Что горячит гортань и гланды
(А то язык от жажды пухнет),
Позволила б побыть на кухне
В тепле, хотя бы у порога,
Чтоб мог расслабиться немного,

Забыл напасти и невзгоды
И холод в это время года...
Да-а! Видно, мне поесть не светит -
Нет места мне на всей планете.
Пойду... Я видел у дороги
Заброшенный сарай убогий,
Черпну воды из речки кружкой
И кончу трапезу горбушкой.

Пусть ночью мне приснится подвиг,
Который совершил брат Лодвиг,
Что с сарацином пал в бою.
Он защищал не честь свою,
А Крест Святой и Гроб Господень
Чем славу заслужил в народе.

Цитата:

"И я как жрец свободных интересов
Увидел непосредственно вблизи
Систему сдержек и противовесов:
Кто не сдержался – стало быть, виси."

Песня праведника о системе сдержек

Сказанья Библии гласят,
Что в Рай попасть непросто. Верю!
Открыты настежь только двери,
Ведущие лишь в вечный Ад.

И каждый грешник даже рад
На век прикован быть к галере,
Чем плавать в раскалённой сере
И обонять жаровен чад.

Что ж, нечестивец, не забудь,
Что выбирая грешный путь
В земной юдоли нашей жизни,

Ты лишь на муки обречён,
А сад Эдемский только сон.
Не лги себе. Готовься к тризне!

Песня еретика о системе противовесов

И в нашем веке, как и встарь,
Не суждено мне, как изгою,
Идти Эдемскою тропою
К воротам, что хранит ключарь.

Пусть ждёт меня там плоти гарь,
Котлы с расплавленной смолою,
Но это лучше, я не скрою,
Чем наизусть учить тропарь.

И станет легче мне от бед,
Когда стенать начнёт сосед.
А жизнь в Раю твоя - убога.

Ведь даже лучшие умы
Там будут в хоре петь псалмы
И славословить вечно Бога.

Цитата:

"И я как жрец свободных интересов
Увидел непосредственно вблизи
Систему сдержек и противовесов:
Кто не сдержался – стало быть, виси."

Песня праведника о системе сдержек

Сказанья Библии гласят,
Что в Рай попасть непросто. Верю!
Открыты настежь только двери,
Ведущие лишь в вечный Ад.

И каждый грешник даже рад
На век прикован быть к галере,
Чем плавать в раскалённой сере
И обонять жаровен чад.

Что ж, нечестивец, не забудь,
Что выбирая грешный путь
В земной юдоли нашей жизни,

Ты лишь на муки обречён,
А сад Эдемский только сон.
Не лги себе. Готовься к тризне!

Песня еретика о системе противовесов

И в нашем веке, как и встарь,
Не суждено мне, как изгою,
Идти Эдемскою тропою
К воротам, что хранит ключарь.

Пусть ждёт меня там плоти гарь,
Котлы с расплавленной смолою,
Но это лучше, я не скрою,
Чем наизусть учить тропарь.

И станет легче мне от бед,
Когда стенать начнёт сосед.
А жизнь в Раю твоя - убога.

Ведь даже лучшие умы
Там будут в хоре петь псалмы
И славословить вечно Бога.

На днях устройство в помощь мне
Привёз маркграф в поместье.
Я прежде головы на пне
Рубил на лобном месте.
За рубежом какой-то галл
Придумал гильотину.
Как господин о том узнал,
Так и купил новину.

Вот покатилась голова
И кровь фонтаном хлещет.
Как облегчают иногда
Наш труд такие вещи.
И зрелищность на высоте,
И казнь не так жестока.
Её б чеканить на щите
Лютеции далёкой.

Я ж прежде как практиковал?
Сажал виновных на кол,
Жёг на костре, четвертовал
(что мне не льстит, однако),
Вчера я, например, рубил
Воришке напрочь руку.
Но мне вердикт такой не мил,
Уж лучше смерть, чем мука.

А нынче висельник во сне
С петлей, в одном исподнем,
В мольбе о помощи ко мне
Взывал из преисподней.
Потом, издав предсмертный крик,
В конвульсиях забился,
Безвольно вывалил язык
И весь мочой облился.

А это зрелище, клянусь,
Настолько неприятно,
Что утром я, когда проснусь,
Покаюсь в том стократно.
Не ретроград я, и не зверь -
Заброшу я гарроту.
И с чистой совестью теперь
Я выйду на работу.

На днях устройство в помощь мне
Привёз маркграф в поместье.
Я прежде головы на пне
Рубил на лобном месте.
За рубежом какой-то галл
Придумал гильотину.
Как господин о том узнал,
Так и купил новину.

Вот покатилась голова
И кровь фонтаном хлещет.
Как облегчают иногда
Наш труд такие вещи.
И зрелищность на высоте,
И казнь не так жестока.
Её б чеканить на щите
Лютеции далёкой.

Я ж прежде как практиковал?
Сажал виновных на кол,
Жёг на костре, четвертовал
(что мне не льстит, однако),
Вчера я, например, рубил
Воришке напрочь руку.
Но мне вердикт такой не мил,
Уж лучше смерть, чем мука.

А нынче висельник во сне
С петлей, в одном исподнем,
В мольбе о помощи ко мне
Взывал из преисподней.
Потом, издав предсмертный крик,
В конвульсиях забился,
Безвольно вывалил язык
И весь мочой облился.

А это зрелище, клянусь,
Настолько неприятно,
Что утром я, когда проснусь,
Покаюсь в том стократно.
Не ретроград я, и не зверь -
Заброшу я гарроту.
И с чистой совестью теперь
Я выйду на работу.

В горах, что за полем,
Попал к злобным троллям,
Колдующим над огнём.
Меня соблазнило
Стоять у горнила
И золото плавить в нём,
Раскладывать ловко
В подземных кладовках
Алмазы в сотни карат,
Гранаты, топазы,
Сапфир, христопразы -
Всё, чем Вандервельт богат.

Я, думаю, всё же
Побыть в моей коже
Любой был бы только рад.
Хотя б на мгновенье
Увидеть каменья,
Потрогать руками клад.
Такое приятство
Пощупать богатство,
О трате его мечтать,
Предаться б пороку...
Да, что в этом проку,
Его ж невозможно взять.

Из горной породы
Я б взял самородок
Один (мне и он - благодать).
А лучше б хоть мельком
Узреть мою Хельгу
И к сердцу её прижать.
Из злата, конечно,
Серёжки с колечком
Я б сделал (они ей к лицу).
На зависть селенья
Я в тех украшеньях
Повёл бы её к венцу.

Моя недотрога
Со мной очень строга,
И это наводит грусть,
Но эта девица
Полгода мне снится,
Лишь дразнит меня. И пусть!
Сбегу я от троллей
На вольную волю,
Пока же терплю до поры.
Ушёл бы я тихо,
Но как найти выход
Из этой мрачной горы.

В горах, что за полем,
Попал к злобным троллям,
Колдующим над огнём.
Меня соблазнило
Стоять у горнила
И золото плавить в нём,
Раскладывать ловко
В подземных кладовках
Алмазы в сотни карат,
Гранаты, топазы,
Сапфир, христопразы -
Всё, чем Вандервельт богат.

Я, думаю, всё же
Побыть в моей коже
Любой был бы только рад.
Хотя б на мгновенье
Увидеть каменья,
Потрогать руками клад.
Такое приятство
Пощупать богатство,
О трате его мечтать,
Предаться б пороку...
Да, что в этом проку,
Его ж невозможно взять.

Из горной породы
Я б взял самородок
Один (мне и он - благодать).
А лучше б хоть мельком
Узреть мою Хельгу
И к сердцу её прижать.
Из злата, конечно,
Серёжки с колечком
Я б сделал (они ей к лицу).
На зависть селенья
Я в тех украшеньях
Повёл бы её к венцу.

Моя недотрога
Со мной очень строга,
И это наводит грусть,
Но эта девица
Полгода мне снится,
Лишь дразнит меня. И пусть!
Сбегу я от троллей
На вольную волю,
Пока же терплю до поры.
Ушёл бы я тихо,
Но как найти выход
Из этой мрачной горы.

По мифам, испокон веков,
Землёй рождённый,
Я был свободен от грехов,
Как махаоны.

Во снах я бабочкою был,
Порхал над садом,
Но мир меня провозгласил
Исчадьем ада.

Я за добро платил добром,
Пел на рассвете,
Мои чешуйки серебром
Сверкали в свете.

Но люди, изрыгая гнев,
Меня изгнали.
Мои чешуйки, почернев,
Красу теряли.

Я для жилья нашёл провал -
Вулкан опавший,
И только пламенем пугал
Всех докучавших.

Произвела меня земля,
Ну, что ж такого?
Леса, долины и поля -
Её основа.

А люд, забыв про землю-мать,
Что родит хлеб им,
Молился - "Дарит благодать -
Рождённый небом.

Он незлобив, безгрешен, мил,
Всё сделать может.
И он не пожалеет сил
Зло уничтожить".

Меня Георгий победил,
И я убит им,
Копьём меня с коня разил,
Топтал копытом.

Повержен я среди могил
В грязи и в пыли
(Заметьте, ведь не я убил -
Меня убили).

А он, вернувшись на "парнас",
Воспет поэтом.
Так кто же злыдень был из нас:
Я или этот?

Я ел пыльцу, не города,
В садах летая.
К чему приводит иногда
Молва людская.

По мифам, испокон веков,
Землёй рождённый,
Я был свободен от грехов,
Как махаоны.

Во снах я бабочкою был,
Порхал над садом,
Но мир меня провозгласил
Исчадьем ада.

Я за добро платил добром,
Пел на рассвете,
Мои чешуйки серебром
Сверкали в свете.

Но люди, изрыгая гнев,
Меня изгнали.
Мои чешуйки, почернев,
Красу теряли.

Я для жилья нашёл провал -
Вулкан опавший,
И только пламенем пугал
Всех докучавших.

Произвела меня земля,
Ну, что ж такого?
Леса, долины и поля -
Её основа.

А люд, забыв про землю-мать,
Что родит хлеб им,
Молился - "Дарит благодать -
Рождённый небом.

Он незлобив, безгрешен, мил,
Всё сделать может.
И он не пожалеет сил
Зло уничтожить".

Меня Георгий победил,
И я убит им,
Копьём меня с коня разил,
Топтал копытом.

Повержен я среди могил
В грязи и в пыли
(Заметьте, ведь не я убил -
Меня убили).

А он, вернувшись на "парнас",
Воспет поэтом.
Так кто же злыдень был из нас:
Я или этот?

Я ел пыльцу, не города,
В садах летая.
К чему приводит иногда
Молва людская.

Да, мытарь я, фискал. И, что ж?
За что народом презираем?
Чтоб был баланс казны хорош,
Мы подать всюду собираем.

В глазах других я - мерзкий прыщ,
Я полон злобы и коварства.
Но без меня наш кёниг нищ,
И нище наше государство.

Имел и свой я интерес.
Я получал процент от сборов,
Но как-то раз попутал бес -
Укрыл доход от ревизоров.

Достала женина ругня
И потерял я осторожность.
Король отдал под суд меня,
Лишив лицензии на должность.

Вердикт судейский будет строг.
Ну, что ж, моей жене спасибо!
Ведь ждёт меня теперь острог,
Или, что хуже, казнь на дыбе.

И не уйти мне от судьбы,
Всё предначертано Всевышним,
В миру я оказался лишним,
Из-за супружниной алчбы.

Да, мытарь я, фискал. И, что ж?
За что народом презираем?
Чтоб был баланс казны хорош,
Мы подать всюду собираем.

В глазах других я - мерзкий прыщ,
Я полон злобы и коварства.
Но без меня наш кёниг нищ,
И нище наше государство.

Имел и свой я интерес.
Я получал процент от сборов,
Но как-то раз попутал бес -
Укрыл доход от ревизоров.

Достала женина ругня
И потерял я осторожность.
Король отдал под суд меня,
Лишив лицензии на должность.

Вердикт судейский будет строг.
Ну, что ж, моей жене спасибо!
Ведь ждёт меня теперь острог,
Или, что хуже, казнь на дыбе.

И не уйти мне от судьбы,
Всё предначертано Всевышним,
В миру я оказался лишним,
Из-за супружниной алчбы.

Не молод я, но не старик.
И к возраженьям не привык.
На мне напудренный парик
И мантия Фемиды.
И я решаю, как хочу
Кого похлопать по плечу,
Кого отправить к палачу,
Кому простить обиды.

Я презираю всех ловчил.
Еврея нынче я судил,
Который герцога ссудил
Деньгами под проценты.
Но герцог мзду пообещал.
И, как порядочный вассал,
Жиду я в иске отказал,
Придумав аргументы.

Все, кто грешит на правый суд,
Мне скромный дар всегда несут,
Ведь должен окупаться труд,
Об этом всем известно.
И я доволен сам собой.
Теперь пора мне на покой.
Что напортачил суд земной,
Исправит суд небесный.

Не молод я, но не старик.
И к возраженьям не привык.
На мне напудренный парик
И мантия Фемиды.
И я решаю, как хочу
Кого похлопать по плечу,
Кого отправить к палачу,
Кому простить обиды.

Я презираю всех ловчил.
Еврея нынче я судил,
Который герцога ссудил
Деньгами под проценты.
Но герцог мзду пообещал.
И, как порядочный вассал,
Жиду я в иске отказал,
Придумав аргументы.

Все, кто грешит на правый суд,
Мне скромный дар всегда несут,
Ведь должен окупаться труд,
Об этом всем известно.
И я доволен сам собой.
Теперь пора мне на покой.
Что напортачил суд земной,
Исправит суд небесный.

Итак:

Гаучо
Читая Хорхе Луиса Борхеса

Передо мной бескрайняя равнина
Под конскими копытами звенит.
По прериям скачу я Аргентины,
Прислушиваясь к цокоту копыт.

И я гоню табун коней на Север
Уже который долгий день подряд.
Мне голову дурманят дикий клевер
И пота конского знакомый аромат.

Усталое мустангов диких ржанье
Взывает к остановке на ночлег.
В моих руках бутылка прянной каньи
И лассо, обрывающее бег.

Темнеет небо. День склонился к ночи.
И на корраль спускается покой.
На маленьком костре креол-погонщик
Заваривает свой мате ночной.

Мой карабин у мшелого барьера
Висит покойно на сухом стволе.
Укладывая в головах сомбреро,
Я расстилаю пончо на земле.

Мы на заре, занявшей ширь степную,
Отправимся в последний перегон,
Но ночью, сняв с коня седло и сбрую,
Засну, чтобы увидеть сладкий сон:

Как я спущу все пессо в альмасене
На канью, карты, на друзей, подруг
И на красотку рыжую, на сене
После милонги слабнущую вдруг.

Итак:

Гаучо
Читая Хорхе Луиса Борхеса

Передо мной бескрайняя равнина
Под конскими копытами звенит.
По прериям скачу я Аргентины,
Прислушиваясь к цокоту копыт.

И я гоню табун коней на Север
Уже который долгий день подряд.
Мне голову дурманят дикий клевер
И пота конского знакомый аромат.

Усталое мустангов диких ржанье
Взывает к остановке на ночлег.
В моих руках бутылка прянной каньи
И лассо, обрывающее бег.

Темнеет небо. День склонился к ночи.
И на корраль спускается покой.
На маленьком костре креол-погонщик
Заваривает свой мате ночной.

Мой карабин у мшелого барьера
Висит покойно на сухом стволе.
Укладывая в головах сомбреро,
Я расстилаю пончо на земле.

Мы на заре, занявшей ширь степную,
Отправимся в последний перегон,
Но ночью, сняв с коня седло и сбрую,
Засну, чтобы увидеть сладкий сон:

Как я спущу все пессо в альмасене
На канью, карты, на друзей, подруг
И на красотку рыжую, на сене
После милонги слабнущую вдруг.

Скрипящий осью ветхий тарантас,
Которому давно пора на свалку,
Ползёт с холма, укачивая нас,
Тропою инков в древний Кахамарка*.

Старик - индеец с бронзовым лицом,
Морщинистым как высохшая губка,
И с тряпками укутанным мальцом,
Закрыв глаза, попыхивает трубкой.

Я пожалел, что я без сигарет.
Не вздрогнув и не поднимая веки,
Он молча протянул мне свой кисет
И запасную трубку из ореха.

Табак его был серый и сырой,
Но я набил всю чашку пальцем плотно
И, затянувшись трубкой раз - другой,
Вдруг погрузился в тяжкий сон дремотный.

Нет, я не спал. Я слышал стук колёс.
Но шорох вдруг улавливает ухо.
Ко мне на брюхе подползает пёс.
Я понимаю: то не пёс, то - брухо**.

С меня сонливость, как рукой сняло.
Он начал пить из моей фляги смело.
Вода, упругая как вязкое стекло,
Вливается в его большое тело

И превращается в сверкающий поток,
А он в прозрачном светлом ореоле
Легко с телеги спрыгнул на лужок
И за собой позвал меня на волю.

Внезапно всё мне стало нипочём.
Я тоже стал лакать потоки света
И жидкость полилась в меня ручьём,
Всё освещая по пути при этом.

И мы играли, бегая вокруг,
Дразнясь, кусаясь и визжа от счастья.
И всё, что ни просил мой новый друг
Я исполнял. И он в моей был власти.

Но он исчез, оставив одного
Меня во тьме. И тут я обнаружил,
Что в тишине из горла моего
Звук голоса не вылетал наружу.

И вдруг прорвался, словно рёв быка
И, отразившись эхом многократно,
Поскуливаньем нежного щенка
Ко мне вернулся, словно виноватый.

Земля ушла внезапно из под ног.
Я навзничь падаю. Цепляясь за породу,
Пытаюсь удержать её... Не смог.
И вот она уже скользнула в воду.

Плыву плотом по заводи речной.
Вода пылает золотою искрой,
Тяжёлая, как будто мёд густой.
Я в том потоке жду развязки близкой.

Но вот утёс. Под ним среди камней
Сидит старик на кочке, как на троне.
Качая мерно головой своей,
Протягивает мне свои ладони.

Я глянул в них. Но там была дыра.
А в ней я сам. И это было чудо.
И он сказал, что мне узнать пора
В одной - что было, а в другой - что будет.

Я в правой был неопытным юнцом,
Вот первая любовь, влеченья, страсти,
Вот стал уже и мужем, и отцом.
И я упорно шёл к вершинам счастья.

А в левой ждал безрадостный финал.
Перечисляя все мои ошибки,
Он показал всё, что я потерял
И растворился с горестной улыбкой.

И я очнулся. Мой язык распух.
Мир обретал реальность, как и вечно.
Уже зарю кричал ночной петух.
Мы подъезжали к станции конечной.

И нас во тьме встречал пустой перрон.
Над степью разносился вой койота.
А всё, что было - это был не сон,
А лишь знакомство с кактусом-пейотлем***.

Да! Годы всё же сгорбят и меня.
Но с этих пор живу я с твёрдой верой,
Что я сумею изменить себя.
И помню, что сказал старик - йерберо****.

* Кахамарка - городок в Перу;
** Брухо - колдун;
*** Пейотль - кактус-галлюциноген;
**** Йерберо - знахарь, ведун.

Скрипящий осью ветхий тарантас,
Которому давно пора на свалку,
Ползёт с холма, укачивая нас,
Тропою инков в древний Кахамарка*.

Старик - индеец с бронзовым лицом,
Морщинистым как высохшая губка,
И с тряпками укутанным мальцом,
Закрыв глаза, попыхивает трубкой.

Я пожалел, что я без сигарет.
Не вздрогнув и не поднимая веки,
Он молча протянул мне свой кисет
И запасную трубку из ореха.

Табак его был серый и сырой,
Но я набил всю чашку пальцем плотно
И, затянувшись трубкой раз - другой,
Вдруг погрузился в тяжкий сон дремотный.

Нет, я не спал. Я слышал стук колёс.
Но шорох вдруг улавливает ухо.
Ко мне на брюхе подползает пёс.
Я понимаю: то не пёс, то - брухо**.

С меня сонливость, как рукой сняло.
Он начал пить из моей фляги смело.
Вода, упругая как вязкое стекло,
Вливается в его большое тело

И превращается в сверкающий поток,
А он в прозрачном светлом ореоле
Легко с телеги спрыгнул на лужок
И за собой позвал меня на волю.

Внезапно всё мне стало нипочём.
Я тоже стал лакать потоки света
И жидкость полилась в меня ручьём,
Всё освещая по пути при этом.

И мы играли, бегая вокруг,
Дразнясь, кусаясь и визжа от счастья.
И всё, что ни просил мой новый друг
Я исполнял. И он в моей был власти.

Но он исчез, оставив одного
Меня во тьме. И тут я обнаружил,
Что в тишине из горла моего
Звук голоса не вылетал наружу.

И вдруг прорвался, словно рёв быка
И, отразившись эхом многократно,
Поскуливаньем нежного щенка
Ко мне вернулся, словно виноватый.

Земля ушла внезапно из под ног.
Я навзничь падаю. Цепляясь за породу,
Пытаюсь удержать её... Не смог.
И вот она уже скользнула в воду.

Плыву плотом по заводи речной.
Вода пылает золотою искрой,
Тяжёлая, как будто мёд густой.
Я в том потоке жду развязки близкой.

Но вот утёс. Под ним среди камней
Сидит старик на кочке, как на троне.
Качая мерно головой своей,
Протягивает мне свои ладони.

Я глянул в них. Но там была дыра.
А в ней я сам. И это было чудо.
И он сказал, что мне узнать пора
В одной - что было, а в другой - что будет.

Я в правой был неопытным юнцом,
Вот первая любовь, влеченья, страсти,
Вот стал уже и мужем, и отцом.
И я упорно шёл к вершинам счастья.

А в левой ждал безрадостный финал.
Перечисляя все мои ошибки,
Он показал всё, что я потерял
И растворился с горестной улыбкой.

И я очнулся. Мой язык распух.
Мир обретал реальность, как и вечно.
Уже зарю кричал ночной петух.
Мы подъезжали к станции конечной.

И нас во тьме встречал пустой перрон.
Над степью разносился вой койота.
А всё, что было - это был не сон,
А лишь знакомство с кактусом-пейотлем***.

Да! Годы всё же сгорбят и меня.
Но с этих пор живу я с твёрдой верой,
Что я сумею изменить себя.
И помню, что сказал старик - йерберо****.

* Кахамарка - городок в Перу;
** Брухо - колдун;
*** Пейотль - кактус-галлюциноген;
**** Йерберо - знахарь, ведун.