- Катюха, открывай! Полиция! – нетерпеливо барабанил Юран в дверь собственного дома. Открывай, дура, - муж со службы домой пришёл!
- Опять пил? – распахивая дверь, с укором смотрела на мужа Катя.
- Всегда ты так… Пил-пил… Почему не спросишь, ел? А я, между прочим, сегодня аттестацию прошёл. Разрешите представиться: полицейский Юрий Морозов.
Его душа задыхалась от радости, просилась наружу:
- Гуляй, Катька, ешь опилки, я начальник лесопилки!
Не дождавшись аплодисментов, Юран ввалился в дом и, сделав несколько неуверенных шагов, рухнул на диван.
Проснулся утром, которое ничем не отличалось от вечера: то же солнце заливало землю ласковым светом.
- Ка-а-ть, прости меня за вчерашнее, - неуверенно протянул Юран. – Заверни мне с собой пару бутербродов. Вчера в тундре мужик потерялся. Ноги у него отнялись. Сумел один раз позвонить и замолк: или телефон в воду упал, или разрядился. Искать мужика надо. Мы, как всегда, крайние…
- А я знаю его? – морщинки на переносице Кати мгновенно разгладились.
- Конечно, знаешь. Павел Никитич – пенсионер, на Высотной живёт, - поторопился объяснить Юран. - В прошлое лето с ним случалась подобная история: грибочков, видите ли, захотел! А не подумал, что 70 лет – это возраст! Но тогда его быстро нашли … Всю зиму в поселковой больнице пролежал… На ноги поставили… Так он опять туда же… Из ума, что ли, выжил? Ищи теперь этого дурака …
- Да-а, видно, был послан ему сигнал: не так живёшь. Бац – ноги отнялись. Думай! Это предпоследний шаг, - пыталась определить причину случившегося Катя. - Ладно, Юр… Что ж теперь делать? Работа такая… А ты, знаешь что, прихвати-ка пакеты. Пока суть да дело - грибочков наберёшь, - вдруг оживилась Катя, заворачивая в газету огромный бутерброд.
Юран немного помялся, переступая с ноги на ногу, но, увидев нахмуренные брови жены, поспешил сдаться без боя.
А «дурак» провёл в тундре первую ночь… Природе положено в это время погружаться в темноту, но вопреки законам светило бледное полярное солнце.
Он с трудом открыл глаза: рядом - букет из незабудок, островки которых, как осколки голубого неба, разбросаны повсюду. Тут же корзина, доверху наполненная грибами. Грибов много. Протяни руку - сорвёшь подберёзовик или подосиновик. Шляпки огромные, сантиметров двадцать в диаметре. Стоят, как зонтики, вровень с карликовыми берёзками и ягодными кустарниками: брусникой, черникой, голубикой, клюквой.
- Да, в жизни всякое бывает: смотришь, а под берёзой подосиновик растёт, - вздохнул Никитич, оценивая ситуацию.
- Птицы-то, птицы как поют! А вон стая гусей полетела на озёра! Хорошо в это время бродить по тундре, - стараясь не обращать внимания на мошку, облепившую лицо и руки, подумал неисправимый романтик, и, почувствовав ни с чем не сравнимое ощущение простора, сделал решительное движение, чтобы подняться.
Ноги не подчинились его воле. Застонав, он опустился в болотную жижу, за ночь согретую телом. Вечная мерзлота препятствовала полному погружению: за лето она успела оттаять всего на полметра. Что стоила ему эта ночь без сна, этот день без мечты, что стоило одиночество среди бесконечной тундры? Он видел в небе вертолёт, слышал лай собак, далёкие голоса… Вынув из кармана бесполезный теперь телефон, задержал на нём взгляд и переложил в другой, глубокий.
- Вот найдут меня, подлечусь и буду жениться. На Машеньке из соседнего подъезда. Правда, я привык один жить. Пятнадцать лет прошло, как моя Еремеевна умерла. Конечно, брак – это ловушка. Но пусть она захлопнется. Ей-богу, женюсь. Я, конечно, смешной и даже, признаться, глупый: постоянно теряю очки, бью посуду, опаздываю, могу на улицу выйти в домашних тапочках… И талантов особых нет. Разве что – ждать умею. Я с удовольствием стою в очереди, я не раздражаюсь, не выхожу из себя, я жду. Но польза от этого какая? Во-от, никакой… Да и скучный я … Стоп! - он вдруг резко прервал свои мысли. - Хватит, опять занялся самокопанием.
В ожидании спасателей прошёл первый день. Чувство голода притупилось: иногда удавалось дотянуться до ягод. То, что когда-то с ним было, вспоминать не хотелось. Неожиданно подул холодный ветер. Знобило. Резкое похолодание – частое явление в летней тундре. Захотелось, вжаться в землю, как это делают растения в тундре, чтобы выжить и отправить в жизнь свои семена.
- Найдут меня люди и спросят, - думал он, - зачем в твоём возрасте рисковать? – Как объяснить им, что старость – не хуже и не лучше молодости. Это новое качество жизни. В это время замыкаешься на себе, своих переживаниях, недостатках, просчётах. Попадаешь в зависимость от самого себя. Мне казалось, что поход за грибами – освобождение от этих мыслей.
Как хотелось настоящей свободы! Не получалось.
- За что мне мука такая? За что?
Никитич хитрил. Он знал ответ на этот вопрос. Давно это было. В юности. После выпускного вечера в школе Павел, хмельной, весёлый, уверенный в завтрашнем дне, увёл влюблённую в него одноклассницу Машеньку в садовый домик и, потеряв контроль, разрешил себе всё.
- Не надо, не надо, - шептала Машенька, помогая себя раздеть.
И была полная страсти ночь, и было полное слёз утро… О том, что произошло, забыл Павел скоро. Уехал учиться. Через много лет, похоронив жену-красавицу, вернулся, как он любил говорить, умирать на родной земле. Иногда видел издали Машу и молодого красивого парня, который шёл с ней рядом, но приблизиться не посмел…
- Вроде на меня парень похож? Я тоже в молодости был такой же высокий, кудрявый, темноволосый… Нет, не похож, - тут же успокаивал он собственную совесть.
Павел гнал мрачные мысли прочь, старался радоваться жизни, но получалось плохо. Деток ему Бог не дал - не положено… Человек за всё отвечает сам.
Вскоре Павел Никитич потерял ориентацию во времени. Сколько суток он провёл в болоте? Это, наверно, знали спасатели. Но где они? Никитич перестал их ждать, слабел с каждым часом, стал слышать голоса. Он узнавал их:
- Мама, мамочка… Отец… Родные мои… - Павел Никитич увидел родителей и, как в детстве, протянул к ним руки, но они, молча, растворились в серебряной дымке.
Неожиданно для себя Павел Никитич получил царский подарок: к нему пришла Машенька, румяная, голубоглазая, с пшеничной косой. Задержавшись на мгновение, она поплыла по воздуху, отдаляясь от него, и, наконец, исчезла за горизонтом.
- Машенька, куда же ты? Постой! Прости меня, Маша! Выходи за меня замуж! – бежал он за ней, пытаясь остановить, но вмешалась жена. - Ты куда, Паш? Скучаю я без тебя. Иди ко мне, мой хороший… Он привычно подчинился: обнял, поцеловал в ледяные губы… Павла Никитича нашли мёртвым недалеко от посёлка через пять суток. Незабудки в его руках совершенно завяли…
Всё также и днём, и ночью ласковым светом грело землю летнее солнце…
Полицейские вскрыли квартиру. На столе Юран нашёл неотправленное письмо:
Здравствуйте, дорогая Мария Григорьевна! Пишет Вам бывший одноклассник Паша Кочанов. Узнал я, что Вы, как и я, одиноки. Простите меня за ошибку молодости. Крепко я виноват перед Вами. Может, не погребуете и выйдете за меня замуж? Будем доживать свой век вместе. Оформим всё, как полагается. Гражданским браком я жить не хочу. У меня хорошая однокомнатная квартира на втором этаже, диван, стол, этажерка, на кухне посуда всякая. Есть телевизор. Имею ботинки 41 размера, не ношенные, десяток рубах, костюм, на смерть приготовленный. Вас не обижу, потому что Вы мне нравитесь давно. Получите письмо – сразу и приходите. Я встречу Вас с цветами, нажарю грибов. Жду Вас, дорогая Мария Григорьевна.
P.S. Как человек порядочный, должен Вас предупредить, что ночью я 2-3 раза хожу «по-маленькому». Не будет ли это Вас беспокоить?
Юрий взглянул на конверт: Морозовой Марии Григорьевне…
Запаслись Морозовы грибами на целую зиму… Вот только Юран к ним почему-то не притронулся…
Сообщение отредактировал Kautas - Вторник, 09.08.2011, 04:24
