Признаться, этот рассказ - единственное из того, что я писала раньше, ещё на бумаге, что я всё-таки удосужилась набить на ноуте, увесистая пачка макулатуры с порядочно подзабытыми сюжетами пока пылиться на полке. Можете критиковать (мне это только на пользу), можете просто читать.Кто как хочет, короче)))
*** За окном моросил противный и холодный осенний дождь. Горожанин выйдет на улицу в такую погоду и плащ не накинет, а вот опытный путник знает, какой бы безобидной не казалась серая мзга, она куда хуже проливного дождя. Тот долго не идёт, ну день, ну два, ну, может быть четыре, больше редко. А морось может висеть в воздухе неделями, исподтишка просачиваясь сквозь непромокаемый плащ да в кожаные дорожные сумки. Два дня пути в морось и всё – трут можно выбрасывать, хлеб становится влажным и расползается под пальцами, а на дне даже самой плотно закрытой сумы хлюпает вода. И откуда только берётся! Холодный ветер, верный спутник осенней непогоды, тоже проникает повсюду, заставляя клацать зубами даже самых крепких путешественников. Мерзость, а не погода, одним словом. Менестрель, сидящий у камина с кружкой пряного вина в сотый раз кинул взгляд за окно и зябко передёрнул плечами. Хорошо, когда тебе всюду рады. Везде, на любом постоялом дворе, в любой корчме, в любом доме для бродячего певца найдётся место, причём, совершенно бесплатно. Да ещё и хозяева могут деньжат отсыпать, если споёшь хорошо, так, чтобы до слёз проняло. Сейчас в корчме, несмотря на позднее время, все столы были заняты, а всё благодаря ему, менестрелю. Раздобрившийся в предвкушении ещё большей прибыли хозяин поднёс усталому певцу уже третью за сегодняшний вечер кружку и сообщил, что комната готова. Менестрель принял вино, благодушно улыбнулся и снова взялся за лютню. Все благоговейно смотрели на певца, шум, наполнявший до этого мига корчму разом стих. А менестрель украдкой подмигнул симпатичной подавальщице, откинул за спину светлые кудри и запел. Он пел о дальних краях, о благородных рыцарях и прекрасных дамах, о драконах, о любви и дружбе. Голос его звенел в переполненном зале, наполняя души людей ожиданием чуда. Он заставил их позабыть все печали, ненадолго, пока звучит музыка, пока поёт менестрель. Льётся нежный голос, мурлычут под умелой рукой послушные струны, и на усталых лицах людей рождаются улыбки. Менестрель закончил очередную балладу о любви и завёл новую, сочинённую им от начала и до конца. О далёком сражении, о безымянных героях. Струны зазвенели грозно и печально. Защитники крепости готовились принять последний бой, над обреченной твердыней вставало солнце. Чистый голос менестреля прочувствованно дрожал, сердца слушателей трепетали, у многих в глазах стояли слёзы. Только один молодой мужчина с уродливым шрамом на правой щеке чему-то горько усмехнулся и отвернулся от менестреля. Враги пошли на штурм, крепость пылала, ворота едва держались, напряжение в зале достигло предела, и никто не обратил внимания на хлопнувшую дверь. Кроме корчмаря, скучающего мужчины да самого менестреля. Последний на мгновение изменился в лице при виде припозднившегося путника, но песни не прервал. Заслушавшийся корчмарь, досадливо поморщившись, поспешил навстречу новому гостю. Приветливо улыбаясь, он с показушно виноватым видом развёл руками. Мол, извиняйте, но мест нету, да вы и сами всё видите. Лицо позднего гостя скрывал капюшон, в неверном свете лучин едва-едва можно было разглядеть изящную линию подбородка. Тонкие губы искривила презрительная усмешка и менестрель, словно услышал ответ путника. - Больно нужно мне ночевать в твоём клоповнике, поем да пойду дальше. Судя по наливающемуся багровой краской лицу хозяина корчмы, так оно и было. В тонких пальцах, обтянутых черной кожей перчатки сверкнула монетка. Корчмарь замялся, в его душе жажда наживы постепенно душила желание выставить прочь нахала или, точнее, нахалку. Менестрель прищурился и толком разобрать ничего не смог, просторный плащ скрывал фигуру ночного гостя. Но певцу, почему-то казалось, что это девушка. Он спохватился, что уже не поёт, а машинально перебирает струны, наблюдая за сценой у дверей. Корчмарь обречённо махнул рукой, сама ищи, куда садится, и ловко поймал монетку. Жажда наживы в очередной раз одержала верх. Менестрель до последнего надеялся, что обознался, но, увы, глаза его не подвели. За спиной странницы висела бережно завернутая от дождя гитара, а под плащом топорщились ножны с мечом. Музыка и насилие не могут идти бок о бок, это даже дети знают. Никто из братства менестрелей не носил оружия, никто кроме чёрных менестрелей. На мгновение певца пронзило холодом, он столкнулся взглядом со страшной странницей. Это было жутко – не видеть лица человека, но знать, что он смотрит прямо тебе в глаза. Менестрель передёрнул плечами и продолжил балладу, а что ему ещё оставалось. Женщина, между тем, устало опустилась на единственный свободный стул в корчме, пустующий по причине неприятного соседства с тем мужчиной, который не слушал менестреля. Она положила на колени гитару и откинулась на спинку стула. Недовольный корчмарь бухнул перед странницей заказанный ужин и поскорее смылся обратно к своей стойке. Менестрель заставил себя отвести взгляд от занявшейся едой женщины и начал новую балладу. Но что-то неуловимо изменилось с появлением тёмной, петь менестрелю расхотелось. Он отложил лютню в сторону, хватит, свой хлеб и ночлег он уже с лихвой отработал. Хозяин принёс ещё вина, потом налил кто-то из благодарных слушателей, потом ещё и ещё, лица собутыльников проплывали перед захмелевшим певцом размытыми пятнами, совершенно не запечатляясь в памяти. Народ не торопился расходиться, менестреля жадно расспрашивали о дальних странах, где ему пришлось побывать, военных походах и разных чудесах. Он охотно отвечал, хотя язык у него заплетался всё сильнее. Разинувшим рты людям было невдомёк, что певец им бессовестно врал, ну какие далёкие страны, когда он дальше Ираски и не ездил. Ну, какие там к Аштеру военные походы, с купеческими обозами путешествовать куда спокойнее, теплее и сытнее. А единственным чудом, которое видел в своей жизни менестрель, было выступление мага-иллюзиониста в замке барона, имя которого уже стёрлось из памяти певца. Враль заливался соловьем, изредка поглядывая на приглянувшуюся ему подавальщицу. Сметливая девка крутилась поблизости и самозабвенно строила глазки красивому менестрелю, о своих прямых обязанностях она, похоже, позабыла. За что пришлось расплачиваться гостям, которых споткнувшаяся девка окатила пивом. Про странницу с гитарой и мечом менестрель успел позабыть, но ему напомнили. Этот вопрос задавали ему всегда, когда раньше, когда позже, но всегда. Его задавали опасливым шепотом, боязливо оглядываясь по сторонам, да сотворяя левой рукой знак-оберег, чтобы Аштер, беды не привёл. - А расскажи о чёрных менестрелях, - попросил какой-то заросший мужик. Отгоняющий беду знак в его исполнении больше походил на всем известный и крайне неприличный жест, сказывалось выпитое. О чёрных менестрелях в народе ходили легенды одна другой страшнее. Если верить проповедям служителей Светлой Богини Дайне, становились ими талантливые сказители, вверившие свою душу Темным богам. Если верить рассказам самих менестрелей, это были люди, коварные и жестокие, с мертвым сердцем. Песней черный менестрель мог погубить насолившего ему человека, наслать мор на людей и животных, голод и войну привести в города. Чёрные менестрели больше походили на демонов нижнего мира, чем на людей и поэтому не открывали своих лиц. - К чему перебирать старые бабские предания, - ответил менестрель, вставая, - если вы хотите узнать о чёрных менестрелях, стоит спросить у них самих. – Он, пошатываясь, подошёл к столу, за которым тихо беседовали мужчина со шрамом и давешняя странница в капюшоне. – Эй, красавица, покажи личико, развлеки гостей. Народ, подтянувшийся следом за менестрелем, уставился на фигуру в плаще с суеверным ужасом. - Иди проспись, щенок, - отмахнулся от него мужчина, - не обращайте внимания, - добавил он, обращаясь уже к своей собеседнице. - Ты кого щенком назвал, - с пьяной обидой вопросил менестрель. - А здесь только один в корчме тявкает, - насмешливо отозвался мужчина. - Думаешь, если я менестрель, я не смогу тебе врезать? - Тебе же твой дурацкий кодекс запрещает, - откровенно издевался мужчина, - так что, вся надежда на восторженных слушателей. Он насмешливо оглядел сгрудившуюся вокруг стола толпу. Но у собравшегося в этот вечер в корчме народа, хватило ума не лезть на рожон. Кто-то просто боялся, кто-то правильно оценил выправку странного мужика, а кого-то пугала безмолвная фигура его соседки. - Ну что? Желающих нет? – шрам делал ухмылку откровенно кошмарной и зловещей, в холодных глазах плясали насмешливые искорки, - видать, хреново ты поёшь менестрель, гляди, за тебя даже вступиться никто не хочет. - Ах, ты… - Отчего же никто, - раздался из-под капюшона глухой хрипловатый голос, - я могу. - Мне от тебя одолжений не нужно, - окрысился менестрель. - А ты ещё больший придурок, чем я думал, - вновь усмехнулся мужчина. - Чего ты к нему привязался, - устало спросила странница, - слышь, зайчик, ты выпить ещё хочешь? - Это почему я зайчик? – слегка обалдел менестрель. - Такая же белая пушистая и большеглазая дрянь, - нарывался мужчина. Из-под капюшона раздалось сдавленное фырканье, но возражений не последовало. Народ загудел, ожидая, что же ответит менестрель. - Ты себя-то, когда последний раз в зеркале видел, эталон красоты? – Ядовито спросил певец. Мужчина задумчиво поскрёб заросшую щетиной щеку. - Хм, пожалуй ты прав, мне и впрямь пора побриться. А у тебя, кстати, тушь под левым глазам размазалась. - Я не пользуюсь косметикой, идиот! Я же мужчина, - огрызнулся менестрель, но под глазом всё-таки потёр. - Да что говоришь! - восхитился сероглазый, - никогда бы не подумал! - Перестаньте оба! Вы ведёте себя как два петуха в тесном курятнике, - подала голос странница. - Да ладно тебе, он больше на вздорную цыпочку похож, - примирительно ответил мужчина. - А сам-то… - менестрель замолчал, выбирая слово пообидней. - Что, зайчик, нечего сказать? Мужчины с нехорошим прищуром уставились друг на друга, в воздухе явственно запахло дракой. Кодекс кодексом, а махать кулаками менестрелям никто не запрещал. В толпе начали принимать ставки, и, судя по ведущимся шепотом переговорам, большинство ставило отнюдь не на певца. - Не смей, - тихо сказала странница, откидывая капюшон и глядя мужчине прямо в глаза. Он вздрогнул от неожиданности, впервые за вечер, увидев лицо своей собеседницы. Менестрель разочарованно вздохнул, Слухи о тёмных оказались сильно преувеличены. Не было у странницы ни клыков, ни рогов, ни, увы, вертикальных зрачков, и языка раздвоенного змеиным жалом тоже, наверное, не было. На вид ей было лет двадцать – двадцать пять, сразу и не поймешь. Лицо как лицо, даже приятное, только какое-то бледное, усталое, под глазами пролегли темные тени. Да и сами глаза были блёкло-голубые, будто выцветшие. Волосы острижены непривычно коротко и какие-то серые, но не седые, а словно пылью присыпанные. - Не смей его трогать, - повторила девушка. - Почему ты его защищаешь? – изумился мужчина. - Не его, - возразила странница, - тебя. - Думаешь, этот зайчик может что-то мне сделать? - Нет, но подумай сам, нужна ли тебе такая слава? - Какая? - Знаешь, кто обычно с дураками связывается, - вкрадчиво осведомилась девушка. - Да ты что себе позволяешь?! – возопил менестрель. - Нет, я всё-таки ему врежу, - как дело решённое сказал сероглазый. - Давай не сегодня, ладно, - устало попросила странница, - вечер так хорошо начинался. - Если очаровательную мордашку этого зайчика украсит хороший синяк, он продолжится ещё лучше, - упорствовал мужчина. - Завидуешь, - прошипел менестрель, сгребая своего противника за ворот. - Сочувствую, - спокойно ответил тот, вставая и легко стряхивая руки певца. Народ притих, ожидая продолжения. Местный кузнец, не глядя, поймал за шиворот вертлявого мужичонку, принимавшего ставки, который навострился, было смыться. В корчме сгустилась нехорошая тишина, предвкушающие драку мужики старались даже не сопеть. Страх перед сероглазым незнакомцем был позабыт, кучно наброситься оно всяко проще, чем по одному. На робкий писк корчмаря: «Драться - на улицу», никто не обратил особого внимания. - Ой, Тинка, ты опять меня обманула, ну где ты тут черного менестреля увидела, - тишина разбилась звонким как серебряный колокольчик голосочком. Корчмарь, без труда определивший, что он принадлежит его младшей дочке, которой, вообще-то уже полагалось видеть третий сон, побледнел и с мученическим стоном осел на вовремя подвернувшийся стул. В народе у чёрных менестрелей была дурная слава, говорили, что все они колдуны и могут наслать на не глянувшегося им человека болезни и смерть, голод и неурожай на сёла, а то и вовсе чуму. Но дуры-девки верили, что если для какой-нибудь из них споёт такой менестрель, то она удачно выйдет замуж не позднее чем через год. А старшая корчмарёва Тинка давно в девках засиделась, ей бы уже не то, что удачно, лишь бы поскорее, и то хлеб. По всему видать, прослышала от матери, поганка, кого Аштер на ночь глядя принёс, подхватила любимую младшенькую сестрёнку, чтоб не так страшно было, и в зал. Девки притаились в углу и ждали, вдруг страшная гостья запоёт. Странница поняла всё правильно и улыбнулась краешком губ, улыбка вышла безумно усталой, тени избороздили лицо сетью морщин, на мгновение менестрелю показалось, что за столом сидит древняя старуха, но стоило ему сморгнуть и наваждение исчезло. - Твои, - спросила странница, кивнув в угол, куда забились девки. - Д-да, - проблеял корчмарь, - госпожа, скажите, а это правда, что вы можете, ну, того…жениха моей Тинке песнями приманить. - Можно попробовать, - кивнула странница, только придётся заплатить. Корчмарь засопел, подозревая, что заплатить придётся немало. - Тятя, не жадничай, ты ж сам вчера говорил, что любому приплатишь, лишь бы Тинку со двора спровадить. От дружного гогота в корчме подпрыгнула крыша. - Какой милый ребёнок, - простонал, утирая выступившие слёзы, мужчина со шрамом. В ответ ему по лестнице застучали босые пятки, девочка спешила укрыться наверху от пылающей праведным гневом сестрицы. - Какой сообразительный ребёнок, - покачала головой странница, - верните мне монету, которой я заплатила за ужин, этого будет достаточно. - А точно сработает, - подозрительно осведомился корчмарь. Расставаться даже с одной монеткой ему было чудовищно жаль, но, честно признаться, сидящая на шее взрослая девица ему порядком поднадоела. - Сработает, сработает, не бойся, - заверила его девушка, распутывая гитару. Помявшись ещё немного для вида, корчмарь выложил на стол монетку. Народ волной отхлынул от стола и расселся на места, менестрель, не долго думая, сел между тёмной и мужчиной со шрамом. На девушку певец смотрел с лёгкой насмешкой и вызовом, мол, посмотрим, что ты умеешь. Она ответила ему спокойным взглядом и легко тронула струны. Музыка была непривычной. Шепот ветра, шум прибоя, крики чаек и далёкая гроза слышались в переборе струн. Голос у чёрного менестреля был тихим, словно она охрипла от холодного ветра. Пела девушка на неизвестном менестрелю языке, но он словно наяву увидел темнеющие на горизонте тучи, сполохи молний, спешащий в порт корабль, людей на борту. Впереди на скалах мерцал огонек, не то далёкий маяк, не то просто большой костёр. Там у самой кромки воды, кто-то ждал усталых людей. Волны бились о черные камни, обломанными клыками выступающие из морской пены, и звучала, звучала странная песня. Менестрель не понял, когда девушка оборвала её, не заметил, когда замолчали струны. В его ушах всё ещё шумел прибой, а потом оказалось, что это всего лишь люди в зале шепчутся между собой, с суеверным страхом поглядывая на устало склонившую голову девушку. - Пора мне, пожалуй, - тихо произнесла она, непонятно к кому обращаясь. Бережно завернула гитару, не поднимая глаз, смахнула со стола монетку и потянулась к висящему на спинке стула плащу. Прежде чем странница успела накинуть капюшон, менестрель заметил, что глаза у неё стали непроницаемо чёрными без белков, а в центре вместо зрачков пульсировали серебристо-голубые спирали. Девушка медленно прошла по притихшему залу. Хлопнула дверь и ночь поглотила чёрного менестреля.
Они долго смотрели ей в след. Потом непонимающе уставились друг на друга, соображая, как это их угораздило оказаться вместе за одним столом. - Может быть, стоит всё-таки тебе врезать? - Ты знаешь, как её зовут? – невпопад спросил менестрель. - Нет, она не сказала, - покачал головой сероглазый, - а я не спросил. - Жаль, - вздохнул менестрель. - Влюбился что ли?! - Сам ты влюбился, у тебя выпить есть? - На, пей, - мужчина беспрекословно пододвинул ему кружку. - Интересно, куда она ушла? - Подальше от придурков вроде тебя. - На себя посмотри. - Ты повторяешься. - Ты тоже. Взгляды вновь скрестились почище клинков, но драться уже не хотелось. - Вэллис, - первым протянул руку менестрель. - Нед, - у певца аж пальцы захрустели, - а имечко у тебя, всё-таки, бабское. - Да, пошёл ты, давай лучше выпьем за знакомство, - Вэллис махнул корчмарю, чтобы принёс ещё. Возражений со стороны Неда не было.
Проснулся менестрель, как ни странно с петухами, крик противным звоном отдавался в голове. Пожелав мерзким птицам поскорее попасть в суп, парень со стоном перекатился на другой бок, собираясь проспать ещё, как минимум до обеда, но тут сзади его кто-то нежно обнял. Вэллис, припомнил, что напивался вчера исключительно в мужской компании и похолодел от ужаса. Сон как рукой сняло. Но действительность оказалась не столь кошмарна, рядом блаженно улыбаясь, спала лохматая девица, в которой менестрель не без труда опознал понравившуюся ему подавальщицу. «И чего я в ней нашёл?» - запоздало подумал Вэллис. События вчерашней ночи неясными обрывками всплывали в гудящей как улей голове, но выстроить их в более менее стройную цепочку не получалось. В окошко лукаво заглянул солнечный лучик, похоже, ночной ветер разогнал серые тучи. - Милый, а ты возьмешь меня с собой в столицу, ты обещал, промурлыкала девица, лениво потягиваясь. Обещать-то он может быть, вчера и обещал, только, вот беда, вспомнить никак не мог. Менестрель задумчиво поскрёб затылок, инстинкт самосохранения услужливо подсказал ему, что пора отсюда линять. - Возьму, возьму, - зевнул менестрель, - спи пока, рано ещё. Девица послушно засопела, а Вэллис тихо встал, натянул штаны, рубаху, сгрёб в охапку сапоги, лютню и сумку. Осторожно отворил окно, ставни чуть слышно скрипнули. Менестрель сделал простушке ручкой на прощание и спрыгнул на землю. Благо лететь ему было недалеко. Корчма только одно название, что в два этажа. Не слишком удачно приземлившись в кучу прошлогодней соломы, Вэллис сдавленно матюгнулся, проворно надел сапоги и, слегка прихрамывая, побрёл прочь. Выйдя на тракт, он неизвестно зачем поискал следы черного менестреля, но дождь постарался на славу, к тому же на рассвете здесь прошел обоз. Вэллис грустно улыбнулся своим мыслям. Ночная встреча оставила в душе горький осадок, едва заметный, но оттого ещё более неприятный. Словно сидишь на берегу у озера, и, кажется, что всё хорошо. Солнце светит сквозь мозаику листьев, поёт иволга, а потом шальной ветерок на миг приносит откуда-то дым пожара и едкий запах гари. А потом снова, вроде бы все, как и раньше, но на душе становиться невыразимо тоскливо. - Легкого пути тебе, странница, - прошептал менестрель, по обычаю коснувшись дороги на перекрёстке пальцами правой руки, - надеюсь, что мы с тобой больше никогда не встретимся. А в небе ветер носил серые тучи, тоскливо плакали журавли, да кружила над далёкой рощицей воронья стая. Вэллис тряхнул головой, отгоняя незваную грусть, и зашагал по дороге. Вслед ему махали белые занавески из раскрытого окна. Эхо забытой сказки, Песня морской волны, Облик богини прекрасной В свете холодной луны.
И мне понравилось! Люблю такие вещи. Красиво, странно, образно и фантазийно. Табыч уже все сказал, а я пожалуй, только похлопаю! Моя страница, велкам! Мой дневник
