Нужно устранить повтор, например: "когда настало время определяться с профессией..."

Может, вставить предлог? "Как к человеку"?

Начало заинтриговало. Хороший слог. Удачная передача монологической речи персонажа, от лица которого идёт повествование. Импонирует и вкрапление лирических отступлений философской направленности. Хочется прочесть продолжение. Буду ждать.

Нужно устранить повтор, например: "когда настало время определяться с профессией..."

Может, вставить предлог? "Как к человеку"?

Начало заинтриговало. Хороший слог. Удачная передача монологической речи персонажа, от лица которого идёт повествование. Импонирует и вкрапление лирических отступлений философской направленности. Хочется прочесть продолжение. Буду ждать.

Я уперся руками о раковину и придвинулся ближе к зеркалу. Выдохнув на него немного воздуха, разглядел вырисовавшееся послание, которое оставила для меня Эми: «Я люблю тебя», – вывела она аккуратно пальцем по запотевшей поверхности. Она часто проделывала это. Я мог представить в самых мелких деталях, как она приподнялась на цыпочки, затем согнула одну ногу в колене, слегка наклонилась вбок и дотянулась до зеркала. Ее крохотные пальчики вырисовывали слова, оставляя после себя едва заметную дорожку влаги, быстро превращающуюся в маленькие капельки воды. Затем она улыбнулась сама себе, представляя мое лицо, когда я обнаружу послание, и исчезла на целый день.

С Эми меня познакомил мой друг Грэг – врач окружной больницы Сан-Франциско, отличный специалист и заядлый ловелас. На мой вопрос, почему он хочет нас познакомить, он ответил:
– Она меня отшила.
Для него это было достаточным аргументом, чтобы представить нас один одному. И он не ошибся. Уже через месяц после нашего знакомства Эми переехала ко мне, а через полгода мы поженились.

Она по-другому взглянула на мою амнезию и подошла к моей потребности постоянно делать записи совершенно с иной позиции:
– Ты можешь пересказать каждый день своей жизни, используя тетради, чего не может сделать ни один человек. Рассказ любого о своем прошлом, как правило, ограничивается лишь наиболее весомыми событиями. Ты же обладаешь возможностью заглянуть в прошлое, которое стирается из памяти остальных за его незначительностью.

Приведя себя в порядок, я зашел в одну из комнат, специально отведенную для моей работы. Каждое утро, прежде чем выпить кофе, я всегда приходил в это маленькое пространство своих воспоминаний, чтобы напомнить себе о том, что случайным образом забыл. Вдоль стен стояли высокие стеллажи, доверху забитые моими тетрадями темно-серого цвета. На корешке каждой из них я прикреплял тонкую белую полоску, где указывал точную дату, когда тетрадь была полностью исписана. Все они были расставлены в строгой последовательности.

В середине комнаты стояло фортепиано, а у самого окна – небольшой деревянный стол. Обнаружив на нем свою раскрытую тетрадь, я просмотрел несколько предыдущих и последующих страниц, чтобы убедиться, что ничего не выпало из памяти. Оказалось, что я забыл всего лишь одну вещь: сегодня должна была вернуться сестра Эми из своего путешествия по Европе. И мы были приглашены к ней на ужин.

Пролистав до конца тетрадь, я удостоверился, что в понедельник придется заводить новую, а эту теснить на полку вместе с остальными. Некоторые мои знакомые не понимают, почему я не использую переносной компьютер или электронный органайзер вместо того, чтобы тратить время на бумагу, которой в нашем с Эми доме постоянно лишь прибавлялось. Было время, когда я решил попробовать современные новшества, чтобы освободить дом от ненужного хлама, но, как оказалось, все, что было записано рукой, задерживалось в голове намного дольше, в то время как напечатанная информация исчезала сразу же после нажатия клавиши «сохранить».

Эми никогда не была против наличия в нашем доме подобной комнаты. Она иногда сама любила пробраться в мир наших общих воспоминаний и восстановить прожитые дни в деталях, которые порой не подвластны ни одному человеку с его идеальной способностью запоминания происходящего.

Прихватив с собой тетрадь, я взглянул на фортепиано – на его крышке за ночь успел образоваться тонкий с прорехами слой пыли, особенно выделяющийся на черном, словно глянец, покрытии. Не нарушая своими прикосновениями нарисованный за ночь пыльный образ, я вышел из комнаты, прошел по коридору до самой кухни и первым делом прочитал оставленные для меня «напоминалки», как их называла Эми.
«У тебя сегодня нет занятий».
«Ты собирался прогуляться в парке».
«Буду к десяти».

Стрелки лениво отсчитывали восемь. Эми должна была вернуться с ночного дежурства только через два часа.
На дворе стояла середина октября. Пасмурная погода пестрилась лишь крапинками желто-красных листьев на еще зеленом газоне. Ветер шуршал по опавшей листве своими тяжелыми крыльями, расчищая застланные разноцветным покрывалом дорожки. Едва я вышел на крыльцо, как прохладный ветер пробежался по голым рукам, стремясь разорвать футболку. Погода казалась такой одинокой, что становилось жутко от ее прикосновения. Она словно искала спасение в каждом прохожем, оказавшемся на ее пути.
Я спустился по ступенькам, оказываясь во дворе нашего с Эми небольшого одноэтажного дома. Мы переехали сюда всего несколько месяцев назад, но уже успели обжиться и войти в соседскую общину улицы, всегда отличающейся тишиной, лишь иногда разрежающейся звоном детских голосов или лаем лабрадора, живущего в последнем доме.

Проделав всего пару шагов, я внезапно остановился, когда ощутил на себе теплый поток воздуха. Заинтригованный, я ступил назад, а затем снова вернулся в прежнее положение. Мне не показалось. Несколько метров отличались своей температурной отметкой. Позади себя почти у самого крыльца я ощущал обычную, характерную для этого времени года прохладу, но уже через два метра испытывал на себе веяние теплого летнего ветра. Кожа покрывалась мурашками и тут же выравнивалась, когда я оказывался в тепле. Усмехнувшись самому себе в невероятности природных явлений, я вышел из теплого потока, снова оказываясь под влиянием осеннего ветра. Но едва я сделал несколько шагов вперед, как картина повторилась. Я словно шагал по дорожке, чередующейся теплыми и холодными потоками. Первые ощущения вызвали во мне интерес, но когда я оказался у тротуара, то меня насторожила подобная неестественность.

Сколько раз я испытывал что-то схожее, когда купался в море, попадая в потоки теплых и холодных течений. Но никогда не слышал, что подобное мог проделывать и ветер. Выйдя на тротуар, я настороженно обернулся назад, размышляя над тем, чем могло быть вызвано это странное явление. Дворы соседских домов пустовали. Я окинул улицу взглядом, выискивая хоть одно живое создание, но вокруг не было ни души, ни проезжающих мимо машин. Странностей все прибавлялось. Несмотря на субботнее утро, многие из соседей работали в этот день, однако не было заметно их спешки отправиться на работу.

Я последовал вдоль тротуара, ожидая, когда закончится это беспорядочное дуновение теплого и холодного ветра. Шаг за шагом я проходил мимо безмолвных домов, вслушиваясь в окружающую меня пустынность.

Я уперся руками о раковину и придвинулся ближе к зеркалу. Выдохнув на него немного воздуха, разглядел вырисовавшееся послание, которое оставила для меня Эми: «Я люблю тебя», – вывела она аккуратно пальцем по запотевшей поверхности. Она часто проделывала это. Я мог представить в самых мелких деталях, как она приподнялась на цыпочки, затем согнула одну ногу в колене, слегка наклонилась вбок и дотянулась до зеркала. Ее крохотные пальчики вырисовывали слова, оставляя после себя едва заметную дорожку влаги, быстро превращающуюся в маленькие капельки воды. Затем она улыбнулась сама себе, представляя мое лицо, когда я обнаружу послание, и исчезла на целый день.

С Эми меня познакомил мой друг Грэг – врач окружной больницы Сан-Франциско, отличный специалист и заядлый ловелас. На мой вопрос, почему он хочет нас познакомить, он ответил:
– Она меня отшила.
Для него это было достаточным аргументом, чтобы представить нас один одному. И он не ошибся. Уже через месяц после нашего знакомства Эми переехала ко мне, а через полгода мы поженились.

Она по-другому взглянула на мою амнезию и подошла к моей потребности постоянно делать записи совершенно с иной позиции:
– Ты можешь пересказать каждый день своей жизни, используя тетради, чего не может сделать ни один человек. Рассказ любого о своем прошлом, как правило, ограничивается лишь наиболее весомыми событиями. Ты же обладаешь возможностью заглянуть в прошлое, которое стирается из памяти остальных за его незначительностью.

Приведя себя в порядок, я зашел в одну из комнат, специально отведенную для моей работы. Каждое утро, прежде чем выпить кофе, я всегда приходил в это маленькое пространство своих воспоминаний, чтобы напомнить себе о том, что случайным образом забыл. Вдоль стен стояли высокие стеллажи, доверху забитые моими тетрадями темно-серого цвета. На корешке каждой из них я прикреплял тонкую белую полоску, где указывал точную дату, когда тетрадь была полностью исписана. Все они были расставлены в строгой последовательности.

В середине комнаты стояло фортепиано, а у самого окна – небольшой деревянный стол. Обнаружив на нем свою раскрытую тетрадь, я просмотрел несколько предыдущих и последующих страниц, чтобы убедиться, что ничего не выпало из памяти. Оказалось, что я забыл всего лишь одну вещь: сегодня должна была вернуться сестра Эми из своего путешествия по Европе. И мы были приглашены к ней на ужин.

Пролистав до конца тетрадь, я удостоверился, что в понедельник придется заводить новую, а эту теснить на полку вместе с остальными. Некоторые мои знакомые не понимают, почему я не использую переносной компьютер или электронный органайзер вместо того, чтобы тратить время на бумагу, которой в нашем с Эми доме постоянно лишь прибавлялось. Было время, когда я решил попробовать современные новшества, чтобы освободить дом от ненужного хлама, но, как оказалось, все, что было записано рукой, задерживалось в голове намного дольше, в то время как напечатанная информация исчезала сразу же после нажатия клавиши «сохранить».

Эми никогда не была против наличия в нашем доме подобной комнаты. Она иногда сама любила пробраться в мир наших общих воспоминаний и восстановить прожитые дни в деталях, которые порой не подвластны ни одному человеку с его идеальной способностью запоминания происходящего.

Прихватив с собой тетрадь, я взглянул на фортепиано – на его крышке за ночь успел образоваться тонкий с прорехами слой пыли, особенно выделяющийся на черном, словно глянец, покрытии. Не нарушая своими прикосновениями нарисованный за ночь пыльный образ, я вышел из комнаты, прошел по коридору до самой кухни и первым делом прочитал оставленные для меня «напоминалки», как их называла Эми.
«У тебя сегодня нет занятий».
«Ты собирался прогуляться в парке».
«Буду к десяти».

Стрелки лениво отсчитывали восемь. Эми должна была вернуться с ночного дежурства только через два часа.
На дворе стояла середина октября. Пасмурная погода пестрилась лишь крапинками желто-красных листьев на еще зеленом газоне. Ветер шуршал по опавшей листве своими тяжелыми крыльями, расчищая застланные разноцветным покрывалом дорожки. Едва я вышел на крыльцо, как прохладный ветер пробежался по голым рукам, стремясь разорвать футболку. Погода казалась такой одинокой, что становилось жутко от ее прикосновения. Она словно искала спасение в каждом прохожем, оказавшемся на ее пути.
Я спустился по ступенькам, оказываясь во дворе нашего с Эми небольшого одноэтажного дома. Мы переехали сюда всего несколько месяцев назад, но уже успели обжиться и войти в соседскую общину улицы, всегда отличающейся тишиной, лишь иногда разрежающейся звоном детских голосов или лаем лабрадора, живущего в последнем доме.

Проделав всего пару шагов, я внезапно остановился, когда ощутил на себе теплый поток воздуха. Заинтригованный, я ступил назад, а затем снова вернулся в прежнее положение. Мне не показалось. Несколько метров отличались своей температурной отметкой. Позади себя почти у самого крыльца я ощущал обычную, характерную для этого времени года прохладу, но уже через два метра испытывал на себе веяние теплого летнего ветра. Кожа покрывалась мурашками и тут же выравнивалась, когда я оказывался в тепле. Усмехнувшись самому себе в невероятности природных явлений, я вышел из теплого потока, снова оказываясь под влиянием осеннего ветра. Но едва я сделал несколько шагов вперед, как картина повторилась. Я словно шагал по дорожке, чередующейся теплыми и холодными потоками. Первые ощущения вызвали во мне интерес, но когда я оказался у тротуара, то меня насторожила подобная неестественность.

Сколько раз я испытывал что-то схожее, когда купался в море, попадая в потоки теплых и холодных течений. Но никогда не слышал, что подобное мог проделывать и ветер. Выйдя на тротуар, я настороженно обернулся назад, размышляя над тем, чем могло быть вызвано это странное явление. Дворы соседских домов пустовали. Я окинул улицу взглядом, выискивая хоть одно живое создание, но вокруг не было ни души, ни проезжающих мимо машин. Странностей все прибавлялось. Несмотря на субботнее утро, многие из соседей работали в этот день, однако не было заметно их спешки отправиться на работу.

Я последовал вдоль тротуара, ожидая, когда закончится это беспорядочное дуновение теплого и холодного ветра. Шаг за шагом я проходил мимо безмолвных домов, вслушиваясь в окружающую меня пустынность.

А разве так говорят? Может быть, "друг другу"?

А разве так говорят? Может быть, "друг другу"?

Добавлено (01.03.2011, 20:46)
---------------------------------------------
Меня никогда не пугала малолюдность или мирность. Отчасти из-за этого мы перебрались из шумного города на его тихий край. Суета и навязчивый шум не помогали мне в поиске новых мелодий, а лишь заставляли выбираться из дома и все свое время проводить сначала в консерватории, а затем музыкальной школе. Лишь здесь я смог оставаться дома и работать, не ожидая, когда в следующий момент в открытое окно ворвутся гудки недовольных медлительностью друг друга машин.

Оказавшись в конце улицы, я крикнул:
– Джек! Джек!
Так звали лабрадора, принадлежащего паре с двумя детьми. Собака всегда отзывалась радостным лаем на любой зов. Более добродушного существа я не встречал за всю свою жизнь. Однако Эми по какой-то причине боялась собак, именно поэтому у нас с ней не было никого, кроме забредающих иногда на задний двор белок.

Лабрадор не отозвался, что еще больше насторожило меня. За то недолгое время, пока мы жили здесь, я успел с ним подружиться и иногда брал с собой на прогулки, когда его хозяева шли на работу и оставляли его одного.

Сойдя на проезжую часть, я оказался на пустом перекрестке. Если я готов был признать возможность того, что все жители нашей улицы уже разъехались по своим делам, то я никак не мог понять, почему этот перекресток, на котором обычно встречались машины, сейчас пустовал. Сделав несколько шагов к центру, я покрутился на месте, выискивая в любых направлениях хоть кого-либо, кто сегодня выбрался из дома. Однако, в какую бы сторону я ни поворачивался, везде меня ждала глухая длинная улица, поглощенная необъяснимой тишиной.

Я начал судорожно листать свою тетрадь, чтобы проверить, не забыл ли я о каком-нибудь событии, намеченном на сегодняшний день. Но я не успел добраться до нужной страницы, как у моих ног со скрипучим скрежетом резко затормозила машина. Издав пронзительный гудок, водитель открыл окно и крикнул в мою сторону:
– Ты тротуар потерял?
– Извините, – пробормотал я, отходя в сторону и оглядываясь по сторонам.

Не находя разумного объяснения всему происходящему, я наблюдал, как пропавшая живость снова вернулась на свою прежнюю улицу. Из домов торопливо выбегали жители, подталкивали детей в машины и уезжали на работу. Лабрадор Джек прыгал около своего хозяина, не желая отпускать его.

– Привет, Рэй! – поднял мне ладонь высокий худощавый Дэйв, у ног которого вился Джек.
– Привет! – в ответ я тоже поднял руку.
Улица вернула себе всех своих обитателей без единого намека на их исчезновение. В поведении каждого не прослеживалось ничего предосудительного, что отличало бы их от любого из предыдущих дней. Не было никакой наигранности, чрезмерной горячности в их действиях.

Я снова вернулся к своей тетради. Я был уверен, что что-то записал туда минут двадцать назад, но уже забыл. Когда открыл тетрадь на последней странице, где были оставлены записи, то единственное, что я там обнаружил, это прямую линию, очеркивающую предыдущий день, и сегодняшнюю дату. Новых записей не было. Я сомневался, стоит ли записывать произошедшее, ведь я даже не знал, как это объяснить, если вдруг Эми прочтет. Она подумает, что я сошел с ума. Однако забывать об этом событии мне не хотелось, и я вписал всего три слова: «Утро. Абсолютная безлюдность».

Закрыв тетрадь и прикрепив к ее обложке ручку с металлическим наконечником, я зашагал обратно к дому. Теперь не было параллелей теплого и холодного воздуха. Он смешался, останавливаясь на средней отметке.
– Рич, привет, – обратился я к полнотелому с поредевшей головой соседу. На выходные вместе с семьей он отправлялся к родственникам на свадьбу своей племянницы.
– Привет, Рэй, – ответил тот, запихивая подарки в багажник своего старенького кадиллака. – Какие планы на выходные?
– Да… – обернулся я в сторону перекрестка, еще безуспешно ища объяснение случившемуся. – У Эми сестра возвращается из Европы. Мы идем к ней на ужин.
– Здорово, повезло. Тебе придется лишь пару часов выдерживать родственников. Кейт! – внезапно крикнул он, выбираясь из багажника. – Побыстрее!
– Послушай, Рич, – я подбирал слова, чтобы не показаться чокнутым. – Ты видел, как я шел по направлению к перекрестку? – указал я рукой.
– Да, я как раз выходил из дома, – он снова нырнул в багажник, перекладывая подарки с места на место. – Я поздоровался с тобой, но ты меня не услышал.
– Да, извини… а твоя машина стояла здесь?
– Да, а почему ты спрашиваешь? – завершив свое плавание меж коробок, он наконец захлопнул крышку багажника.
– Да так, ничего особенного. Удачных выходных, – я улыбнулся и зашагал к дому.
– Тебе тоже, – послышалось у меня за спиной.

Проходя по дорожке, я специально замедлил шаг, ожидая снова оказаться в разных потоках ветра, но температура на всем протяжении была одинаковой. Я не знал, что было более странным: то, что все исчезло, или то, что никто не заметил своего исчезновения. Ворвавшись в дом, я бросил тетрадь на стоящую в прихожей тумбочку.
– Бред какой-то, – удивлялся я сам себе.

Я был уверен, что прошло больше получаса с того момента, как вышел из дома, однако взглянув на часы, понял, что прошло всего лишь семь минут. Как будто каждая полоса холодного воздуха, которую я пересек, давала мне несколько дополнительных минут.
Вскоре должна была приехать Эми. Взяв с собой тетрадь, я вернулся на кухню. На телефоне мерцала кнопка с оставленным сообщением. Едва я нажал на нее, как услышал голос Эми: «Рэй, милый, привет. У Кэтрин сломалась машина, я подвезу ее и тут же вернусь домой. Не сердись. Пока».

– Ты когда-нибудь научишься говорить людям «нет»? – проворчал я.
Порой мне начинало казаться, что она живет заботами других людей. Однажды я даже сказал ей, что она согласилась выйти за меня только потому, что боялась обидеть отказом. Мои слова задели ее, и с тех пор я перестал пытаться повлиять на нее и заставить измениться. Ведь это тоже была часть Эми, за которую однажды я ее полюбил.

Добавлено (01.03.2011, 20:46)
---------------------------------------------
Меня никогда не пугала малолюдность или мирность. Отчасти из-за этого мы перебрались из шумного города на его тихий край. Суета и навязчивый шум не помогали мне в поиске новых мелодий, а лишь заставляли выбираться из дома и все свое время проводить сначала в консерватории, а затем музыкальной школе. Лишь здесь я смог оставаться дома и работать, не ожидая, когда в следующий момент в открытое окно ворвутся гудки недовольных медлительностью друг друга машин.

Оказавшись в конце улицы, я крикнул:
– Джек! Джек!
Так звали лабрадора, принадлежащего паре с двумя детьми. Собака всегда отзывалась радостным лаем на любой зов. Более добродушного существа я не встречал за всю свою жизнь. Однако Эми по какой-то причине боялась собак, именно поэтому у нас с ней не было никого, кроме забредающих иногда на задний двор белок.

Лабрадор не отозвался, что еще больше насторожило меня. За то недолгое время, пока мы жили здесь, я успел с ним подружиться и иногда брал с собой на прогулки, когда его хозяева шли на работу и оставляли его одного.

Сойдя на проезжую часть, я оказался на пустом перекрестке. Если я готов был признать возможность того, что все жители нашей улицы уже разъехались по своим делам, то я никак не мог понять, почему этот перекресток, на котором обычно встречались машины, сейчас пустовал. Сделав несколько шагов к центру, я покрутился на месте, выискивая в любых направлениях хоть кого-либо, кто сегодня выбрался из дома. Однако, в какую бы сторону я ни поворачивался, везде меня ждала глухая длинная улица, поглощенная необъяснимой тишиной.

Я начал судорожно листать свою тетрадь, чтобы проверить, не забыл ли я о каком-нибудь событии, намеченном на сегодняшний день. Но я не успел добраться до нужной страницы, как у моих ног со скрипучим скрежетом резко затормозила машина. Издав пронзительный гудок, водитель открыл окно и крикнул в мою сторону:
– Ты тротуар потерял?
– Извините, – пробормотал я, отходя в сторону и оглядываясь по сторонам.

Не находя разумного объяснения всему происходящему, я наблюдал, как пропавшая живость снова вернулась на свою прежнюю улицу. Из домов торопливо выбегали жители, подталкивали детей в машины и уезжали на работу. Лабрадор Джек прыгал около своего хозяина, не желая отпускать его.

– Привет, Рэй! – поднял мне ладонь высокий худощавый Дэйв, у ног которого вился Джек.
– Привет! – в ответ я тоже поднял руку.
Улица вернула себе всех своих обитателей без единого намека на их исчезновение. В поведении каждого не прослеживалось ничего предосудительного, что отличало бы их от любого из предыдущих дней. Не было никакой наигранности, чрезмерной горячности в их действиях.

Я снова вернулся к своей тетради. Я был уверен, что что-то записал туда минут двадцать назад, но уже забыл. Когда открыл тетрадь на последней странице, где были оставлены записи, то единственное, что я там обнаружил, это прямую линию, очеркивающую предыдущий день, и сегодняшнюю дату. Новых записей не было. Я сомневался, стоит ли записывать произошедшее, ведь я даже не знал, как это объяснить, если вдруг Эми прочтет. Она подумает, что я сошел с ума. Однако забывать об этом событии мне не хотелось, и я вписал всего три слова: «Утро. Абсолютная безлюдность».

Закрыв тетрадь и прикрепив к ее обложке ручку с металлическим наконечником, я зашагал обратно к дому. Теперь не было параллелей теплого и холодного воздуха. Он смешался, останавливаясь на средней отметке.
– Рич, привет, – обратился я к полнотелому с поредевшей головой соседу. На выходные вместе с семьей он отправлялся к родственникам на свадьбу своей племянницы.
– Привет, Рэй, – ответил тот, запихивая подарки в багажник своего старенького кадиллака. – Какие планы на выходные?
– Да… – обернулся я в сторону перекрестка, еще безуспешно ища объяснение случившемуся. – У Эми сестра возвращается из Европы. Мы идем к ней на ужин.
– Здорово, повезло. Тебе придется лишь пару часов выдерживать родственников. Кейт! – внезапно крикнул он, выбираясь из багажника. – Побыстрее!
– Послушай, Рич, – я подбирал слова, чтобы не показаться чокнутым. – Ты видел, как я шел по направлению к перекрестку? – указал я рукой.
– Да, я как раз выходил из дома, – он снова нырнул в багажник, перекладывая подарки с места на место. – Я поздоровался с тобой, но ты меня не услышал.
– Да, извини… а твоя машина стояла здесь?
– Да, а почему ты спрашиваешь? – завершив свое плавание меж коробок, он наконец захлопнул крышку багажника.
– Да так, ничего особенного. Удачных выходных, – я улыбнулся и зашагал к дому.
– Тебе тоже, – послышалось у меня за спиной.

Проходя по дорожке, я специально замедлил шаг, ожидая снова оказаться в разных потоках ветра, но температура на всем протяжении была одинаковой. Я не знал, что было более странным: то, что все исчезло, или то, что никто не заметил своего исчезновения. Ворвавшись в дом, я бросил тетрадь на стоящую в прихожей тумбочку.
– Бред какой-то, – удивлялся я сам себе.

Я был уверен, что прошло больше получаса с того момента, как вышел из дома, однако взглянув на часы, понял, что прошло всего лишь семь минут. Как будто каждая полоса холодного воздуха, которую я пересек, давала мне несколько дополнительных минут.
Вскоре должна была приехать Эми. Взяв с собой тетрадь, я вернулся на кухню. На телефоне мерцала кнопка с оставленным сообщением. Едва я нажал на нее, как услышал голос Эми: «Рэй, милый, привет. У Кэтрин сломалась машина, я подвезу ее и тут же вернусь домой. Не сердись. Пока».

– Ты когда-нибудь научишься говорить людям «нет»? – проворчал я.
Порой мне начинало казаться, что она живет заботами других людей. Однажды я даже сказал ей, что она согласилась выйти за меня только потому, что боялась обидеть отказом. Мои слова задели ее, и с тех пор я перестал пытаться повлиять на нее и заставить измениться. Ведь это тоже была часть Эми, за которую однажды я ее полюбил.