- Командир, тут баба поранена лежить! - У свідомості? - Неа, у відключці. Капитан подошёл и ударил женщину по щеке. - Ти подивися, - сержант улыбнулся, - прочумалася. - Зв'яжи її, щоб не брикалася. - Зрозумів, - сержант осмотрелся и взял с вешалки ремень. Подошёл к раненой, перевернул её лицом в пол и скрутил ей руки за спиной. - Сашко! – капитан крикнул в сторону входной двери. В блиндаж вбежал лейтенант. - Доглянь за дівкою, - капитан кивнул на раненую, - Перев'яжи її і зроби укол знеболюючого. А то здохне завчасно. – Посмотрел на лейтенанта. – Усёк? Тот кивнул: - Перевязать и обезболить. - А главное? - М-м… - тот замялся. – Стеречь. - Вот именно. Государственный язык нужно знать как «Отче наш…» - Михайло, - капитан обратился к солдату, стоявшему у двери. - Зв'яжися по рації з Гринею-Хірургом. Треба, щоб його хлопці її забрали. У неї напевно важлива інформація є, а Гриня її говорити змусить. Тільки нехай вони поспішать. Повідом їм координати. Тот кивнул. Повернулся к сержанту: - Ті двоє куди побігли? - В березняк, - ответил тот, - у напрямку Горлівки. - Скажи бійцям, щоб все за ними, - и все трое выбежали из блиндажа. Лейтенант подошёл к раненой, обхватил её и посадил на пол спиной к стене. Затем расстегнул ей куртку и оголил плечо. Вынул из своей походной аптечки шприц и вколол его женщине. После чего наложил на рану пластырь и принялся её забинтовывать. Она слегка приподняла голову и поморщилась. - Терпи, - сказал лейтенант. - Хорошо ещё, навылет прошла. Раненая некоторое время смотрела на него сквозь упавшие на лицо волосы… Затем усмехнулась: - Вот значит как… А я всё думаю, откуда козлятиной прёт? - В каком смысле? – лейтенант повернулся к ней спиной и стал укладывать бинт и ампулы в аптечку. - В прямом. Видать, у тебя на морде Милкины сопли ещё не обсохли… Он застыл… потом резко обернулся. - А синяк-то на заднице прошёл? – женщина улыбнулась. Лейтенант поднял её волосы с лица. - Ольга? – Он отпрянул. – Это ты? - А ты, Чебурашка, слепой? Он сел на табуретку. С минуту оба молчали. Вдалеке слышались раскаты артиллерийских ударов. Да время от времени треск пулемётных очередей… - Чебурашка, - он усмехнулся. – Ты ещё помнишь моё прозвище. - Я всё помню, Саша… Я когда впервые увидела твоё круглое лицо и слегка оттопыренные уши, так сразу тебя и назвала – Чебурашка. Думала, ты обидишься, а ты ничего… - Это на Светкиной даче, что ли? - Ага. Помнишь, она нас пригласила к себе на свой день рождения… ну, там шампанское, шашлыки и прочее… Да и вообще пожить у неё недельку… - Да, время тогда мы провели весело. Оба засмеялись. - Слушай, а с чего Милка на тебя тогда наехала? - Сам не могу понять, - он пожал плечами.- Светка попросила нас с Мариком яблоню во дворе посадить. Я подошёл к сараю, нагнулся за лопатой… И вдруг эта коза меня бац рогами под зад. Потом своей мордой в мою щёку ткнулась. Я думал, она мне сейчас ухо откусит. - Да уж, заорал ты во всё горло. Вскочил, бросился наутёк, а она за тобой… Еле потом со Светкой её оттащили… - Меня после этого ребята в группе подкалывали. Ну как, спрашивали, первый поцелуй?.. Да ты ещё… Пристала тогда ко мне – снимай да снимай брюки, нужно рану обработать. - Я переживала… А ты краснел как малолетка… - Я тебя в первый раз видел… - Зато какой классный был вечер. Малиновый закат, тишина… А помнишь, как мы плавали с тобой в озере напергонки? - Я ещё удивлялся, почему ты всё время выигрываешь! - Дорогуша, я с третьего класса в бассейне тренировалась… - Мы с тобой каждое утро в лес ходили… - Какой там был воздух!… И туманы… туманы… - А как ты ложных опят набрала, помнишь? Хорошо, я в грибах разбираюсь. - Ты мне тогда такой щелбан по лбу отвесил, что у меня неделю синяк не проходил. - Так дело-то было серьёзное, могла сама отравиться и других отравить. - Слушай, а помнишь нашего Кроху? - Бельчонка? - Да, на сосне в дупле жил. Мы ему с тобой семечки и орешки оставляли… - Он почти каждое утро нас встречал. - Однажды у меня даже из руки кусочек хлеба взял… - Помню… Ты тогда от восторга даже взвизгнула… - А место наше не забыл? - У косой берёзы? Она кивнула. - Однажды мы с тобой сидели там на берегу и смотрели на уплывающие вдаль облака… О чём-то без умолку болтали… Я поёжилась, и ты снял с себя ветровку и накинул её мне на плечи. А потом впервые меня чмокнул в щёку. - Веришь, я тогда дрожал как осиновый лист. - Да я сразу поняла, что ты был нецелованный. - Зато ты меня так к себе прижала… Я аж обалдел… - Во сколько же мы с тобой вернулись? - Где-то полшестого, уже светало… Светка с Мариком почти не спали, волновались за нас. Отругали… - После мы каждое лето туда ездили. - Она вздохнула. - Хорошая у нас была компашка. ВГИКовцы. Я со Светкой с актёрского, ты с режиссёрского, Марк – будущий сценарист. Все увлечённые, с горячими сердцами. - А планы какие были… Ты, помнится, грезила Достоевским. Мечтала о роли Сони Мармеладовой. Удивлялась, как в этом персонаже одновременно уживаются и страдание, и жалость; и обида, и прощение. Кстати, Надежда Степановна, педагог по актёрскому мастерству, тебя хвалила. Говорила, что у тебя большое будущее. Да и ребята на твои этюды толпами ломились. - А ты был увлечён Тарковским. Всё таскал меня на его фильмы и пытался мне рассказать о его методе создания на экране сновидений и грёз… Восхищался, с какой силой его образы проникают в сердце. Например, наклоняющийся на фоне солнца могильный крест. - Это из «Иванова детства»… Мы с Мариком хотели создать нечто подобное, даже сценарий написали… - Интересно, где сейчас наш многообещающий драматург? - Марик? В Израиле. Что-то там пытается публиковать. Пишет, что ни фига его замыслы никому не нужны… А твоя подруга? Со своим ангельским голосом. - Светка поёт в ночном баре. В Норвегии… - Ясно. Свою любимую Клеопатру так и не заполучила… - Да какой там… У неё муж на пособии и дочь. Только о бабках и мысли… - Опять кровь пошла. Ну-ка… Он подсел к раненой и наложил на повязку дополнительный слой бинта. Некоторое время оба сидели молча. - Ты куда после ВГИКа пропал? Говорил, что уедешь ненадолго, а сам… Я тебя ждала… - Мне предложили снимать рекламу в одной частной киностудии. В Киеве. Посулили приличные деньги. Тогда время было тяжёлое, я готов был за любые съёмки взяться. Думал, сначала встану на ноги, а уже после продолжу, как говорил, дело Тарковского. Обязательно буду снимать тебя… Но потом затянуло, ничего другого в перспективе не оказалось… А дальше случился Майдан. Я начал снимать ролики про него… закрутилось, завертелось. Подружился с боевыми хлопцами… Ну, а ты что? - Я потыкалась туда-сюда, снялась в эпизодах у нескольких режиссёров, но чего-то серьёзного так и не случилось. Всё какую-то пошлятину предлагали. Плюнула на всё и уехала в свой родной Донецк, работала в Музыкально-драматическом театре. А когда случился четырнадцатый год, поняла, что сейчас не до сцены. Окончила курсы связистов и теперь занимаюсь отнюдь не актёрством… Он встал и заходил из угла в угол. Взял со стола чайник, отхлебнул из него, поставил на место. - Служишь террористам? – Резко к ней подсел. – Ты хоть раз видела, как их ракеты и бомбы убивают наших ребят в окопах? - А ты хоть раз за восемь лет задумался о том, что ваши снаряды превращали Донбасс в развалины? Когда ты жрал в ресторанах и кувыркался с бабами в постели, ты думал о том, что в этот самый миг эти ваши залпы отрывают ручки и ножки нашим детишкам? Ты знаешь об Аллее Ангелов в Донецке? Это полторы сотни детских могил! У тебя не мелькала мысль, что именно об этом нужно было снимать кино? Если бы люди вовремя узнали правду, может, всё бы сложилось иначе… - Мы били по городу, захваченному сепаратистами. Это территория Украины; и только Украина вправе решать, что на её земле делать. - Это в первую очередь земля дончан. Здесь наши дома и могилы наших предков. И на каком языке общаться и какие отмечать праздники, решать должны мы. А не те, кто засел в Киеве. Это не мы к вам пришли, чтобы вам своё навязать. А наоборот, вы к нам. С пушками и танками. Если в семье одного из супругов что-то не устраивает, то всё должно решаться кулаками? Целовать или нет портреты Бандеры? Говорить ли на языке Достоевского и Чехова? - Ну, Бандера мне до лампочки. Я защищаю свою землю от таких сепаров, как ты, которые хотят оттяпать от неё кусок. И меня в этом не переубедить. Я здесь родился, и это моя Родина. - Насколько я помню, ты коренной киевлянин. А вот я родилась на Донбассе. И защищаю именно свою Родину. И меня в этом тоже не переубедить. Он наклонился к её лицу. - А для москалей это тоже Родина? Или как? И глаза его блеснули. - А какой кровный брат не защитит свою сестру от издевательств её бешеного супруга? Или как? И её глаза блеснули в ответ. - И что тебе твой брат даст? - Он кивнул на восток. – Идеологию «совка» с её уравниловкой и запретом на собственное мнение? Власть посредственностей, гнобящих неординарные личности и таланты? Как в своё время Тарковского. - А тебе твои кукловоды? – Она кивнула в сторону запада. – Идеи волчьей конкуренции как норму отношений? Бесконечного кайфа как смысла жизни? Это для того ты натовскую каску на себя напялил? - Эти, как ты говоришь, кукловоды несут людям свободу и цивилизацию. И мы желаем стать её частью. - Частью того, где мужик с мужиком, а баба с бабой? Где ежегодно беснуются, нарядившись в чертей и ведьм? А марихуана становится нормой? Тогда флаг тебе в руки. Вот только я не хочу, чтобы моя Родина превращалась в Содом и Гоморру. - Фанатичка, - он отошёл в сторону и снова сел на табуретку. Некоторое время оба молчали. - Чёрт, - он опустил голову, - до чего же всё-таки не туда жизнь пошла, до чего же не туда. Андрей Арсеньевич как-то сказал, что человек рождён, чтобы оставить после себя произведения искусства, а не руины после катастрофы… Похоже, что всё пошло по второму варианту. – Он вздохнул. – Значит, мы с тобой так и не найдём общего языка. - Не найдём. Отдай меня Грине, и на этом всё. - Кому? - Командир твой сказал же, что сейчас за мной приедут от Грини. Ты что, не в курсе, кто это? - Я не особо понимаю украинский… Наверное, кто-то из СБУ. Скорее всего, попадёшь в обменный фонд. У вас наших пленных тоже много. Обменяют, и вернёшься в свой Донецк. - Не угадал, Саша. Гриня-Хирург не СБУшник. А из правосеков. И у нас он хорошо известен. Например, тем, что отрезает сначала пальцы, а потом уши. А у женщин, кроме того… Ну, подробности тебе знать необязательно. Но в живых он из своих клиентов не оставляет никого. Боится свидетелей среди наших. И мести… Он медленно поднялся с табуретки. Несколько мгновений стоял как вкопанный. - Ты что же молчала? – Его голос задрожал. – Почему сразу мне не сказала? - А что это для тебя меняет? Я ведь сепар. Он быстро подошёл к ней, схватил её за подмышки и поставил на ноги. - Идти можешь? Сейчас доведу тебя до оврага, там внизу будет ручей. Пойдёшь прямо по его течению и к рассвету дойдёшь до своих. Давай развяжу… Она отпрянула и села на пол. Он наклонился к ней. - Что не так? - Ты глупый? А как ты своим объяснишь, что я, раненая и связанная, от тебя убежала? Они вмиг всё поймут. И тогда к Грине уже повезут тебя!.. - Да я… скажу, живот схватило, понос. Отошёл в лес, а после не смог тебя найти, вон заросли какие… Она усмехнулась. - Ты себя слышишь? Кто в эту чушь поверит? - Зато ты уже будешь далеко. Она посмотрела ему в глаза. - Ты, видно, тогда у косой берёзы так ничего и не понял. - Опустила голову и тихо произнесла: - Если с тобой из-за меня что-то случится, я себе этого никогда не прощу. - И что теперь? - Я должна остаться… - Только не это… Он отошёл к столу. Внезапно обернулся. - А если откупиться? Скажешь нашим, что за тебя хорошо заплатят. Тогда они тебя не тронут. - У нас сотни детей и стариков в разрушенных домах живут, без хлеба и воды, а я буду на свою шкуру деньги клянчить? Он опять подскочил к ней: - Да речь не о хлебе, а о твоей жизни! – Он тяжело задышал. Канонада резко усилилась. Пол и стены блиндажа задрожали. - Русская арта. Сейчас попрут в атаку…- Он опять сел на табуретку. - Чёрт, как всё глупо. Прямо тупик какой-то… - Почему, - тихо проговорила она, - выход есть. - Ну… - он с волнением вскинул голову. Она посмотрела на него странно изменившимся взглядом. – Расстегни свою кобуру. - Зачем? - Это единственное, что ты можешь для меня сделать… Потом застегнёшь на мне куртку, и рану никто не увидит. Да и некогда им разбираться, нужно будет ноги уносить. А ты скажешь, что, мол, кончилась из-за большой потери крови. От этого, - кивнула на простреленное плечо. - Ты понял? – Она посмотрела ему в глаза. - Спятила? – Он вскочил с места. – Нет, ты явно ненормальная! - Саша, я видела изуродованные трупы, оставленные правосеками Грини. Медики сказали, что их мутозили как минимум сутки. Если ты желаешь мне такой участи – ну что ж, так тому и быть. - И ты предлагаешь это сделать мне? - Он дико на неё взглянул. - А ты желаешь, чтобы это сделал Гриня? Медленно и с расстановками? Он подскочил к ней и схватился за ремень, которым были связаны её руки, пытаясь развязать узел: - Сейчас же чтобы духу твоего здесь не было! А я со своими сам разберусь. Она ударила его головой в грудь. Он отскочил, держась за ушибленное место. Снова кинулся к ней, но она ударом ноги отбросила его к столу. Чайник и кружка с грохотом повалились на пол. - Я никуда отсюда не уйду! – Она тяжело задышала. – Буду зубами тебя грызть, но не дамся!.. - Что ты делаешь? – Он закрыл руками лицо. – Что же ты со мной делаешь?.. Вдалеке послышался шум мотора. Он вынул из футляра бинокль и выбежал из блиндажа… Через некоторое время вернулся: - БТР. С красно-чёрными полосками. Где-то в километре отсюда. - Они. На её лице выступила испарина. Он заметался взад-вперёд по блиндажу. Обернулся к ней: - Умоляю тебя, беги!.. Она замотала головой. - Тогда встречай гостей, ты сама это выбрала. - Это и твой выбор тоже. Он глянул на неё как испуганный младенец. А она посмотрела на него умоляющим взглядом. Он внезапно побледнел. Медленно подошёл к ней, вынул из кобуры пистолет и приставил его к её груди. - Это неправильно… - уставился в пол и забормотал как в бреду. – Вообще всё неправильно. Тебе нужно жить, сниматься. Ты талант. Она прислонилась спиной к стене. - У меня в боковом кармане куртки мамин адрес. Черкани ей, когда сможешь. Чтобы больше не ждала. Только без подробностей. Он заревел. - Оля, как же так. Ведь ты самый дорогой для меня человек. Мы же с тобой мечтали идти по жизни вместе. Что же мы с тобой натворили? - Возьми чуть левее… - Что? – не понял он. - Дуло немного влево… Вот сюда… Так будет наверняка… Он продолжал всхлипывать. - Ну-ну, Чебурашка, смелее. Это нужно нам обоим… И утрись потом… Его затрясло. - Не смогу… - Ого, да ты прямо как тогда, при первом поцелуе… Он уткнулся в её растрёпанные по плечам волосы. А она прижалась лбом к его щеке и тихо проговорила: - Как это было у него в «Сталкере»?
Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало.
Он подхватил, и они продолжили вместе:
Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала. Мне и вправду везло. Только этого мало…
Он с силой зажмурился и нажал на спусковой крючок…
