* Наша таверна была невелика: небольшое строение чуть отстранённое от дороги по горному ущелью. С виду ветхое, однако на поверку оно оказывалось отнюдь не шатким домишкой, а прочным, укреплённым многочисленными ветрами и прочим ненастьем добротным домом. Он был стариком-отшельником, по молодости заплутавшим в горах да и полюбившим их со всем пылом и трепетом юношеского сердца и, конечно же, оставшимся жить у них. Иногда мне чудится, что его стены добродушно поскрипывают и лукаво поохивают под натиском нахлёстывающего горного ветра, точно дом наш вовсе и не старик, а сухонькая старушка, бывшая когда-то миниатюрной девушкой-кокеткой и сохранившая до старческих дней некий шарм и озорство нрава. Временами думаю, что дом и сам полностью не определился со своей родовой принадлежностью и сменяет роли заботливого дедушки и мудрой бабушки. Во всяком случае, я попеременно отношусь к нему именно так. Впрочем, очень может быть, что мы с ним ровесники. Ведь я приехала сюда юной девушкой, а прошло с того дня уже немало лет... Что было с приютившим меня отшельником до нашего знакомства - я почти не знала, не спрашивала никогда. Зачем? Мы с ним весь луч, проведённый из точки объединения наших судеб по прямой одинокой жизни в горах, знали друг друга здесь и сейчас, и этого было всегда довольно. Можно сказать, что мы всегда любили: я - его, а он - меня. Я переносила с ним все тяжбы и ухаживала за ним, а он дарил мне защиту, и нигде мне больше не было так уютно, как под его кровом. Я не ушла от него даже теперь. Мы с ним очень похожи. Наши судьбы и правда переплелись. ** Когда-то по ущелью пролегал торговый путь, долгий, опасный, изнуряющий, но это был единственный способ сообщения между двумя крупными городами. Долгое время торговцам приходилось ночевать под открытым небом, на земле, сопротивляясь ледяному ветру высот. После кто-то догадался выстроить небольшой домишко на середине пути, но тогда мой добрый товарищ напоминал скорее сарайчик, временное непрочное убежище на одну ночь. Постепенно он достраивался разными людьми, укреплялся, но всё ещё был убог. Когда я пришла к нему, он напоминал мне сиротинушку. Они сотворили его, но бросали своё детище снова и снова в одиночестве. Я не смогла его оставить. Я тоже была сиротой - это роднило нас. Мой караван ушёл, а я отдала свою душу ему. Убеждена, он понимал, что я сделала, ведь у него тоже, определённо, была душа. Я видела и ощущала, как он радуется приходу редких караванов, с какой особой теплотой и яркостью горит его камин для них - дорогих гостей, родителей. Меня он не любил так нежно. Но я стала ему надёжной и верной подругой, он ценит до сих пор мою самоотдачу и неподдельно искреннюю привязанность к нему и к нашему с ним быту. Большую часть нашей жизни мы коротали только вдвоём. Да...мы на долгие недели и месяцы оставались наедине. А когда приходили гости, я удалялась от общего веселья на улицу и гуляла по ущелью, возвращаясь лишь на ночь - исполнить свои обязанности и поспать в его тепле у камина, догорающего в общем сонном царстве. Я была нужна и меня вроде бы даже ждали, и это дарило мне призрачное счастье... Но это счастье по моей неосторожности упорхнуло из рук. *** Тогда были сильные ливни, но я как обычно ушла из таверны по приходу нежданного не сезонного каравана торговцев. Вернувшись, я оказалась сражена сильнейшей болезнью. Мои лёгкие жгло огнём, горло не могло произнести ни слова, запруживая тишину таверны сухим душераздирающим кашлем. Через какое-то время я ощутила, что с каждым днём моё сознание всё сильнее туманится, и с ужасом поняла, что так и не встану с постели. Жгуче, холодно и страшно... Я почти избежала агонии тела, однако душа моя металась в предсмертной жажде и пучине отчаяния до самого конца. У меня ведь ничего не было в жизни. Только этот дом, не принадлежащий мне нисколько, но разделивший со мной мой недолгий путь. И больше всего мне не хотелось покидать его. Спасшего меня от одиночества. Спасённого когда-то давно от одиночества мной. Последний мучительный образ, что нарисовало моё иссякающее сознание, был хлипкий крошечный домишко, брошенный всеми и опечаленный своей пустотой...
