Радуга за черной полосой - Форум  
Приветствуем Вас Гость | RSS Главная | Радуга за черной полосой - Форум | Регистрация | Вход

[ Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »
Модератор форума: Анаит  
Форум » Проза » Критика, рецензии, помощь - для прозаиков » Радуга за черной полосой (женский роман)
Радуга за черной полосой
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:26 | Сообщение # 1
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline


Радуга за черной полосой
Прикрепления: 2771544.jpg (20.0 Kb)
 
Сообщение

Радуга за черной полосой

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:26
Сообщение

Радуга за черной полосой

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:26
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:26 | Сообщение # 2
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава 1

В темную комнату сквозь плотно задернутые шторы проник тонкий луч раннего чужого солнца. Для Анастасии Малевской в новом городе все казалось чужим и незнакомым, и даже солнце — непривычно настойчивым и южным.

Юная девушка проснулась в добром настроении. С осторожностью рыжей плутовки мимо спящей рядом бабушки она проскочила к окну, за которым простиралось необъятное мирное небо. В одно мгновение пластмассовые кольца карниза легонько щелкнули, и комната наполнилась розоватым прозрачным светом. Новый день начинался чарующе. Будто с акварельными красками баловался чудный художник, выбрав для полотна небесные просторы. Для Анастасии новый день обещал стать особенным: первый выходной! Уже имелись планы: генеральная уборка в комнате и приготовление обеда, а самое приятное — это поход в библиотеку и прогулка по парку. Она любила природу и книги.

Анастасия была красавицей: шелковистые волнистые волосы красивейшего янтарного цвета, румяное доверчивое личико, большие голубые глаза с оттенком бирюзы и нежная алебастровая кожа. Стройная, немного худощавая — виной тому послужил пережитый стресс — она выработала грациозную и мягкую походку. С виду беззащитная и медлительная — внутри бурлящий океан идей и необыкновенной внутренней силы. Она родилась в семье шахтера и учительницы, но воспитывалась бабушкой, строго чтившей мораль и порой склоняющейся к предрассудкам. У Анастасии не было ни сестер, ни братьев — единственная дочь неудачного брака. Отец умер рано, а мать уехала на заработки в Польшу и так и не вернулась.

Девочку растила бабушка и с раннего возраста приобщила к чтению, создав вокруг нее атмосферу высокого литературного искусства. Анастасия нисколько не боялась серьезных разговоров о жизни со своими школьными учителями и была намного развитее ровесников. Чувствуя себя в родной стихии, она любила обсуждать классические романы с учительницей русской и зарубежной литературы. Несмотря на разницу в возрасте и положение, они были дружны, да и жили на одной улице до войны. Жива ли та учительница теперь, Анастасия не знала.

В свои девятнадцать, как и в детстве, Анастасия заслуживала похвалы бабушки — ее звали Прасковья Марковна Малевская — за непреодолимую тягу к литературе. Она все еще увлекалась любовными романами, но читала исключительно то, что одобряла и даже советовала ей прочесть бабушка, и это были отнюдь не дешевые женские романы в мягком переплете, на которых воспитывались почти все девушки ХХI века, а мировая классика, несопоставимая с низкопробными порнографическими «шедеврами» современности. Анастасия любила романы А. Дюмы младшего, Г. Флобера, Дж. Остин, Ж. Санд, О. де Бальзака, а повести, пьесы и рассказы А. Чехова находила интересными и поучительными. Нравились ей и «Дама с камелиями» и «Дама с собачкой», и многое другое, и прожить целый месяц без возможности отвлечься и уйти с головой в книгу, было своего рода мучением, напоминающим о недавнем горе, постигшем ее семью, ее город, ее Донбасс.

— Настенька, ты бы прилегла — рано ведь, — Прасковья Марковна все-таки проснулась, вопреки стараниям внучки не шуметь.

— Я выспалась, — ответила Анастасия мягким звучным голосом и тут же принялась застилать постель. — Пододеяльник все еще пахнет стиральным порошком, а покрывало стало таким легким и чистым! — сколько в ней было наивности.

Прасковья Марковна тоже пришлось вставать с постели:

— Да! — согласилась она. — Нам бы еще окно в порядок привести, а то этот пыльный тюль доведет меня до аллергии. А эти ужасные шторы, — она нахмурилась, подбирая более подходящее выражение, — что может быть хуже для такой комнатушки? Плотные и грязные, как ржавые трубы!

Анастасия всегда понимала бабушку и часто опережала ее мысли:

— Я сегодня сниму их и завтра же отнесу на работу. Я уже договорилась с Кариной — она возьмет и их постирать.

— Слава Богу, одной проблемой меньше.

Прасковья Марковна все еще никак не отошла от пережитого стресса и не смирилась с мыслью, что три снаряда превратили ее дом в груду камней и пепла, и она в считанные минуты лишилась всего, что было нажито за шестьдесят восемь лет. Но, оставшись в халате и тапочках и без крыши над головой, Прасковья Марковна все-таки старалась перебороть горечь утраты и испытанный чудовищный страх, хотя и удавалось это ей не так легко как хотелось бы. По ночам она часто видела один и тот же сон: расстрелянный автобус с беженцами съезжал с дороги и взрывался, люди сгорали заживо, раскаленный шаг огня медленно утихал, а плач выживших и наблюдающих за сотню метров усиливался. Если бы не любимая внучка — единственное, что осталось в ее жизни, то Прасковья Марковна, скорее всего, поселилась бы доживать свои годы в каком-нибудь доме для престарелых, но желание скрасить будущее внучки, омраченное ужасной бедой, вынудило ее принять важное решение и начать жизнь с чистого листа. Она понимала, что для нее этот «чистый лист» вероятнее всего будет последним, а вот для Анастасии — вполне может послужить прологом к новому, важному, имеющему последствия, эпизоду в жизни. Ведь внучка уже давно стала взрослой и выросла настоящей красавицей.

Не только бабушка находила Анастасию хорошенькой — все прежние соседки, собираясь вечером на «пятиминутку», еще лет пять назад в один голос заявили, что она расцвела как бутон алой розы, и не было и дня, чтобы хоть кто-то положительно не отзывался о ней. Правда, Прасковья Марковна, была больше чем уверенна, что одного смазливого личика недостаточно для того, чтобы удачно выйти замуж, и усердно обучала внучку не обманываться комплиментами, не доверять мужчинам, прививала, как могла, ей гордость и манеры, достойные целомудренных графинь прошлых веков, высмеивая распутство, а главное — слабость мужчин волочься за каждой юбкой. В пример тому приводила примеры из известных произведений, особенно часто упоминала виконта Вальмона, погубившего госпожу де Турвель (Ш. де Лакло «Опасные связи»), и Анастасия уже с семнадцати лет периодически испытывала неописуемую неприязнь к парням. Но виной тому были не наставления бабушки и не романы, показывающие характеры героев с худшей стороны, а собственный неудачный опыт.

Воспоминания о первой любви со временем поблекло. Самые яркие эпизоды остались в учебных классах разрушенного лицея, под тенью поваленных ныне каштанов и кленов, под далекими звездами, которые стали будто еще дальше.

Накануне отъезда Анастасия окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» и получила диплом по специальностям: инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. В планах был институт дизайна и ландшафтного искусства, но планы были нарушены АТО (антитеррористической операцией): выезд за границу, временный лагерь для вынужденных переселенцев, заселение в общежитие, неприятная бумажная волокита, а затем устройство на полставки кассиром в супермаркет, и как следствие — учеба отошла на задний план. Прасковья Марковна сочла, что так будет даже лучше: Анастасия сможет окончательно определиться с выбором профессии и основательно подготовиться, особенно уделив внимание точным наукам, к которым у нее совершенно не лежала душа, а бабушке безумно хотелось, чтобы внучка работала непременно в офисе, а слова «озеленение и осеменение» вызывали единственную ассоциацию — с колхозом.

— Настенька, — Прасковья Марковна застыла с покрывалом в руках посредине комнаты, — а тот охранник к тебе больше не приставал? — вдруг вспомнила она.

Анастасия рассмеялась, отнекиваясь:

— Нет, бабушка: я ясно дала ему понять, что он самовлюбленный и самоуверенный зазнайка!

— Вот и добренько, внученька, не для таких шутов я тебя растила! А то, ты посмотри на него, распустил павлиний хвост, все вокруг него кружатся, а он из себя, ну, ничего же не представляет. Ни умом, ни внешностью не блещет — посредственность, одним словом. А ты у меня и умница, и красавица, и ничего страшного, что мы сейчас здесь, — она окинула взглядом их убогую комнатушку, — и пусть одежда наша с чужих плеч снята — у тебя вся жизнь еще впереди, поэтому не растрачивай себя, моя милая, на недостойных.

— Бабушка, я этот урок уже усвоила — повторять не нужно.

Анастасия в свободной футболке стояла босиком на полу, укрытом старым потрескавшимся линолеумом — ни тапок, ни ковра не было, и на фоне всей этой серости она даже в серой футболке оставалась ярким пятнышком с изумительными голубыми глазами и блестящими янтарными волосами. Она запросто могла бы стать мечтой художника, как и любого ценителя прекрасного — у каждой сказочной доброй феи были ее черты.

— Повторенье — мать ученья! — нашлась Прасковья Марковна. — Такая умница как ты не должна наступать на одни и те же грабли, но это не значит, что ты не можешь думать о замужестве. Вот, я в твои годы уже присматривала подходящего кандидата, и тебе советую обращать внимание на умных, воспитанных молодых людей, если, конечно, они еще не перевелись, во что хочется верить. Скажем, во времена моей молодости с образованным человеком можно было познакомиться в театре — ценители искусства не могут быть дураками; в библиотеке — жаль, что сейчас зачастую книги или вообще не читают, или читают в электронном варианте; в музее, наконец. — Прасковья Марковна задумчиво подняла глаза к небеленому потолку. — А я с твоим дедом познакомилась в больнице, но это не меняет суть дела. Я к тому, что ты сегодня собираешься идти в библиотеку, — не познакомиться ли тебе там с каким-нибудь физиком или…

Прасковья Марковна иной раз говорила слишком много и без умолку, и Анастасии часто приходилось обрывать ее нравоучительные монологи:

— Бабушка, да не интересуют меня парни! С большим удовольствием я бы прочла хороший роман. Вот схожу в библиотеку, и все наладится. Жаль только, что нельзя память совсем стереть, и подвальная жизнь еще долго будет мне сниться в кошмарных снах.

Анастасию последнее время частенько мучила меланхолия, но ей был нужен всего лишь роман для чтения, а не «познакомиться с каким-нибудь физиком».
 
СообщениеГлава 1

В темную комнату сквозь плотно задернутые шторы проник тонкий луч раннего чужого солнца. Для Анастасии Малевской в новом городе все казалось чужим и незнакомым, и даже солнце — непривычно настойчивым и южным.

Юная девушка проснулась в добром настроении. С осторожностью рыжей плутовки мимо спящей рядом бабушки она проскочила к окну, за которым простиралось необъятное мирное небо. В одно мгновение пластмассовые кольца карниза легонько щелкнули, и комната наполнилась розоватым прозрачным светом. Новый день начинался чарующе. Будто с акварельными красками баловался чудный художник, выбрав для полотна небесные просторы. Для Анастасии новый день обещал стать особенным: первый выходной! Уже имелись планы: генеральная уборка в комнате и приготовление обеда, а самое приятное — это поход в библиотеку и прогулка по парку. Она любила природу и книги.

Анастасия была красавицей: шелковистые волнистые волосы красивейшего янтарного цвета, румяное доверчивое личико, большие голубые глаза с оттенком бирюзы и нежная алебастровая кожа. Стройная, немного худощавая — виной тому послужил пережитый стресс — она выработала грациозную и мягкую походку. С виду беззащитная и медлительная — внутри бурлящий океан идей и необыкновенной внутренней силы. Она родилась в семье шахтера и учительницы, но воспитывалась бабушкой, строго чтившей мораль и порой склоняющейся к предрассудкам. У Анастасии не было ни сестер, ни братьев — единственная дочь неудачного брака. Отец умер рано, а мать уехала на заработки в Польшу и так и не вернулась.

Девочку растила бабушка и с раннего возраста приобщила к чтению, создав вокруг нее атмосферу высокого литературного искусства. Анастасия нисколько не боялась серьезных разговоров о жизни со своими школьными учителями и была намного развитее ровесников. Чувствуя себя в родной стихии, она любила обсуждать классические романы с учительницей русской и зарубежной литературы. Несмотря на разницу в возрасте и положение, они были дружны, да и жили на одной улице до войны. Жива ли та учительница теперь, Анастасия не знала.

В свои девятнадцать, как и в детстве, Анастасия заслуживала похвалы бабушки — ее звали Прасковья Марковна Малевская — за непреодолимую тягу к литературе. Она все еще увлекалась любовными романами, но читала исключительно то, что одобряла и даже советовала ей прочесть бабушка, и это были отнюдь не дешевые женские романы в мягком переплете, на которых воспитывались почти все девушки ХХI века, а мировая классика, несопоставимая с низкопробными порнографическими «шедеврами» современности. Анастасия любила романы А. Дюмы младшего, Г. Флобера, Дж. Остин, Ж. Санд, О. де Бальзака, а повести, пьесы и рассказы А. Чехова находила интересными и поучительными. Нравились ей и «Дама с камелиями» и «Дама с собачкой», и многое другое, и прожить целый месяц без возможности отвлечься и уйти с головой в книгу, было своего рода мучением, напоминающим о недавнем горе, постигшем ее семью, ее город, ее Донбасс.

— Настенька, ты бы прилегла — рано ведь, — Прасковья Марковна все-таки проснулась, вопреки стараниям внучки не шуметь.

— Я выспалась, — ответила Анастасия мягким звучным голосом и тут же принялась застилать постель. — Пододеяльник все еще пахнет стиральным порошком, а покрывало стало таким легким и чистым! — сколько в ней было наивности.

Прасковья Марковна тоже пришлось вставать с постели:

— Да! — согласилась она. — Нам бы еще окно в порядок привести, а то этот пыльный тюль доведет меня до аллергии. А эти ужасные шторы, — она нахмурилась, подбирая более подходящее выражение, — что может быть хуже для такой комнатушки? Плотные и грязные, как ржавые трубы!

Анастасия всегда понимала бабушку и часто опережала ее мысли:

— Я сегодня сниму их и завтра же отнесу на работу. Я уже договорилась с Кариной — она возьмет и их постирать.

— Слава Богу, одной проблемой меньше.

Прасковья Марковна все еще никак не отошла от пережитого стресса и не смирилась с мыслью, что три снаряда превратили ее дом в груду камней и пепла, и она в считанные минуты лишилась всего, что было нажито за шестьдесят восемь лет. Но, оставшись в халате и тапочках и без крыши над головой, Прасковья Марковна все-таки старалась перебороть горечь утраты и испытанный чудовищный страх, хотя и удавалось это ей не так легко как хотелось бы. По ночам она часто видела один и тот же сон: расстрелянный автобус с беженцами съезжал с дороги и взрывался, люди сгорали заживо, раскаленный шаг огня медленно утихал, а плач выживших и наблюдающих за сотню метров усиливался. Если бы не любимая внучка — единственное, что осталось в ее жизни, то Прасковья Марковна, скорее всего, поселилась бы доживать свои годы в каком-нибудь доме для престарелых, но желание скрасить будущее внучки, омраченное ужасной бедой, вынудило ее принять важное решение и начать жизнь с чистого листа. Она понимала, что для нее этот «чистый лист» вероятнее всего будет последним, а вот для Анастасии — вполне может послужить прологом к новому, важному, имеющему последствия, эпизоду в жизни. Ведь внучка уже давно стала взрослой и выросла настоящей красавицей.

Не только бабушка находила Анастасию хорошенькой — все прежние соседки, собираясь вечером на «пятиминутку», еще лет пять назад в один голос заявили, что она расцвела как бутон алой розы, и не было и дня, чтобы хоть кто-то положительно не отзывался о ней. Правда, Прасковья Марковна, была больше чем уверенна, что одного смазливого личика недостаточно для того, чтобы удачно выйти замуж, и усердно обучала внучку не обманываться комплиментами, не доверять мужчинам, прививала, как могла, ей гордость и манеры, достойные целомудренных графинь прошлых веков, высмеивая распутство, а главное — слабость мужчин волочься за каждой юбкой. В пример тому приводила примеры из известных произведений, особенно часто упоминала виконта Вальмона, погубившего госпожу де Турвель (Ш. де Лакло «Опасные связи»), и Анастасия уже с семнадцати лет периодически испытывала неописуемую неприязнь к парням. Но виной тому были не наставления бабушки и не романы, показывающие характеры героев с худшей стороны, а собственный неудачный опыт.

Воспоминания о первой любви со временем поблекло. Самые яркие эпизоды остались в учебных классах разрушенного лицея, под тенью поваленных ныне каштанов и кленов, под далекими звездами, которые стали будто еще дальше.

Накануне отъезда Анастасия окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» и получила диплом по специальностям: инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. В планах был институт дизайна и ландшафтного искусства, но планы были нарушены АТО (антитеррористической операцией): выезд за границу, временный лагерь для вынужденных переселенцев, заселение в общежитие, неприятная бумажная волокита, а затем устройство на полставки кассиром в супермаркет, и как следствие — учеба отошла на задний план. Прасковья Марковна сочла, что так будет даже лучше: Анастасия сможет окончательно определиться с выбором профессии и основательно подготовиться, особенно уделив внимание точным наукам, к которым у нее совершенно не лежала душа, а бабушке безумно хотелось, чтобы внучка работала непременно в офисе, а слова «озеленение и осеменение» вызывали единственную ассоциацию — с колхозом.

— Настенька, — Прасковья Марковна застыла с покрывалом в руках посредине комнаты, — а тот охранник к тебе больше не приставал? — вдруг вспомнила она.

Анастасия рассмеялась, отнекиваясь:

— Нет, бабушка: я ясно дала ему понять, что он самовлюбленный и самоуверенный зазнайка!

— Вот и добренько, внученька, не для таких шутов я тебя растила! А то, ты посмотри на него, распустил павлиний хвост, все вокруг него кружатся, а он из себя, ну, ничего же не представляет. Ни умом, ни внешностью не блещет — посредственность, одним словом. А ты у меня и умница, и красавица, и ничего страшного, что мы сейчас здесь, — она окинула взглядом их убогую комнатушку, — и пусть одежда наша с чужих плеч снята — у тебя вся жизнь еще впереди, поэтому не растрачивай себя, моя милая, на недостойных.

— Бабушка, я этот урок уже усвоила — повторять не нужно.

Анастасия в свободной футболке стояла босиком на полу, укрытом старым потрескавшимся линолеумом — ни тапок, ни ковра не было, и на фоне всей этой серости она даже в серой футболке оставалась ярким пятнышком с изумительными голубыми глазами и блестящими янтарными волосами. Она запросто могла бы стать мечтой художника, как и любого ценителя прекрасного — у каждой сказочной доброй феи были ее черты.

— Повторенье — мать ученья! — нашлась Прасковья Марковна. — Такая умница как ты не должна наступать на одни и те же грабли, но это не значит, что ты не можешь думать о замужестве. Вот, я в твои годы уже присматривала подходящего кандидата, и тебе советую обращать внимание на умных, воспитанных молодых людей, если, конечно, они еще не перевелись, во что хочется верить. Скажем, во времена моей молодости с образованным человеком можно было познакомиться в театре — ценители искусства не могут быть дураками; в библиотеке — жаль, что сейчас зачастую книги или вообще не читают, или читают в электронном варианте; в музее, наконец. — Прасковья Марковна задумчиво подняла глаза к небеленому потолку. — А я с твоим дедом познакомилась в больнице, но это не меняет суть дела. Я к тому, что ты сегодня собираешься идти в библиотеку, — не познакомиться ли тебе там с каким-нибудь физиком или…

Прасковья Марковна иной раз говорила слишком много и без умолку, и Анастасии часто приходилось обрывать ее нравоучительные монологи:

— Бабушка, да не интересуют меня парни! С большим удовольствием я бы прочла хороший роман. Вот схожу в библиотеку, и все наладится. Жаль только, что нельзя память совсем стереть, и подвальная жизнь еще долго будет мне сниться в кошмарных снах.

Анастасию последнее время частенько мучила меланхолия, но ей был нужен всего лишь роман для чтения, а не «познакомиться с каким-нибудь физиком».

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:26
СообщениеГлава 1

В темную комнату сквозь плотно задернутые шторы проник тонкий луч раннего чужого солнца. Для Анастасии Малевской в новом городе все казалось чужим и незнакомым, и даже солнце — непривычно настойчивым и южным.

Юная девушка проснулась в добром настроении. С осторожностью рыжей плутовки мимо спящей рядом бабушки она проскочила к окну, за которым простиралось необъятное мирное небо. В одно мгновение пластмассовые кольца карниза легонько щелкнули, и комната наполнилась розоватым прозрачным светом. Новый день начинался чарующе. Будто с акварельными красками баловался чудный художник, выбрав для полотна небесные просторы. Для Анастасии новый день обещал стать особенным: первый выходной! Уже имелись планы: генеральная уборка в комнате и приготовление обеда, а самое приятное — это поход в библиотеку и прогулка по парку. Она любила природу и книги.

Анастасия была красавицей: шелковистые волнистые волосы красивейшего янтарного цвета, румяное доверчивое личико, большие голубые глаза с оттенком бирюзы и нежная алебастровая кожа. Стройная, немного худощавая — виной тому послужил пережитый стресс — она выработала грациозную и мягкую походку. С виду беззащитная и медлительная — внутри бурлящий океан идей и необыкновенной внутренней силы. Она родилась в семье шахтера и учительницы, но воспитывалась бабушкой, строго чтившей мораль и порой склоняющейся к предрассудкам. У Анастасии не было ни сестер, ни братьев — единственная дочь неудачного брака. Отец умер рано, а мать уехала на заработки в Польшу и так и не вернулась.

Девочку растила бабушка и с раннего возраста приобщила к чтению, создав вокруг нее атмосферу высокого литературного искусства. Анастасия нисколько не боялась серьезных разговоров о жизни со своими школьными учителями и была намного развитее ровесников. Чувствуя себя в родной стихии, она любила обсуждать классические романы с учительницей русской и зарубежной литературы. Несмотря на разницу в возрасте и положение, они были дружны, да и жили на одной улице до войны. Жива ли та учительница теперь, Анастасия не знала.

В свои девятнадцать, как и в детстве, Анастасия заслуживала похвалы бабушки — ее звали Прасковья Марковна Малевская — за непреодолимую тягу к литературе. Она все еще увлекалась любовными романами, но читала исключительно то, что одобряла и даже советовала ей прочесть бабушка, и это были отнюдь не дешевые женские романы в мягком переплете, на которых воспитывались почти все девушки ХХI века, а мировая классика, несопоставимая с низкопробными порнографическими «шедеврами» современности. Анастасия любила романы А. Дюмы младшего, Г. Флобера, Дж. Остин, Ж. Санд, О. де Бальзака, а повести, пьесы и рассказы А. Чехова находила интересными и поучительными. Нравились ей и «Дама с камелиями» и «Дама с собачкой», и многое другое, и прожить целый месяц без возможности отвлечься и уйти с головой в книгу, было своего рода мучением, напоминающим о недавнем горе, постигшем ее семью, ее город, ее Донбасс.

— Настенька, ты бы прилегла — рано ведь, — Прасковья Марковна все-таки проснулась, вопреки стараниям внучки не шуметь.

— Я выспалась, — ответила Анастасия мягким звучным голосом и тут же принялась застилать постель. — Пододеяльник все еще пахнет стиральным порошком, а покрывало стало таким легким и чистым! — сколько в ней было наивности.

Прасковья Марковна тоже пришлось вставать с постели:

— Да! — согласилась она. — Нам бы еще окно в порядок привести, а то этот пыльный тюль доведет меня до аллергии. А эти ужасные шторы, — она нахмурилась, подбирая более подходящее выражение, — что может быть хуже для такой комнатушки? Плотные и грязные, как ржавые трубы!

Анастасия всегда понимала бабушку и часто опережала ее мысли:

— Я сегодня сниму их и завтра же отнесу на работу. Я уже договорилась с Кариной — она возьмет и их постирать.

— Слава Богу, одной проблемой меньше.

Прасковья Марковна все еще никак не отошла от пережитого стресса и не смирилась с мыслью, что три снаряда превратили ее дом в груду камней и пепла, и она в считанные минуты лишилась всего, что было нажито за шестьдесят восемь лет. Но, оставшись в халате и тапочках и без крыши над головой, Прасковья Марковна все-таки старалась перебороть горечь утраты и испытанный чудовищный страх, хотя и удавалось это ей не так легко как хотелось бы. По ночам она часто видела один и тот же сон: расстрелянный автобус с беженцами съезжал с дороги и взрывался, люди сгорали заживо, раскаленный шаг огня медленно утихал, а плач выживших и наблюдающих за сотню метров усиливался. Если бы не любимая внучка — единственное, что осталось в ее жизни, то Прасковья Марковна, скорее всего, поселилась бы доживать свои годы в каком-нибудь доме для престарелых, но желание скрасить будущее внучки, омраченное ужасной бедой, вынудило ее принять важное решение и начать жизнь с чистого листа. Она понимала, что для нее этот «чистый лист» вероятнее всего будет последним, а вот для Анастасии — вполне может послужить прологом к новому, важному, имеющему последствия, эпизоду в жизни. Ведь внучка уже давно стала взрослой и выросла настоящей красавицей.

Не только бабушка находила Анастасию хорошенькой — все прежние соседки, собираясь вечером на «пятиминутку», еще лет пять назад в один голос заявили, что она расцвела как бутон алой розы, и не было и дня, чтобы хоть кто-то положительно не отзывался о ней. Правда, Прасковья Марковна, была больше чем уверенна, что одного смазливого личика недостаточно для того, чтобы удачно выйти замуж, и усердно обучала внучку не обманываться комплиментами, не доверять мужчинам, прививала, как могла, ей гордость и манеры, достойные целомудренных графинь прошлых веков, высмеивая распутство, а главное — слабость мужчин волочься за каждой юбкой. В пример тому приводила примеры из известных произведений, особенно часто упоминала виконта Вальмона, погубившего госпожу де Турвель (Ш. де Лакло «Опасные связи»), и Анастасия уже с семнадцати лет периодически испытывала неописуемую неприязнь к парням. Но виной тому были не наставления бабушки и не романы, показывающие характеры героев с худшей стороны, а собственный неудачный опыт.

Воспоминания о первой любви со временем поблекло. Самые яркие эпизоды остались в учебных классах разрушенного лицея, под тенью поваленных ныне каштанов и кленов, под далекими звездами, которые стали будто еще дальше.

Накануне отъезда Анастасия окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» и получила диплом по специальностям: инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. В планах был институт дизайна и ландшафтного искусства, но планы были нарушены АТО (антитеррористической операцией): выезд за границу, временный лагерь для вынужденных переселенцев, заселение в общежитие, неприятная бумажная волокита, а затем устройство на полставки кассиром в супермаркет, и как следствие — учеба отошла на задний план. Прасковья Марковна сочла, что так будет даже лучше: Анастасия сможет окончательно определиться с выбором профессии и основательно подготовиться, особенно уделив внимание точным наукам, к которым у нее совершенно не лежала душа, а бабушке безумно хотелось, чтобы внучка работала непременно в офисе, а слова «озеленение и осеменение» вызывали единственную ассоциацию — с колхозом.

— Настенька, — Прасковья Марковна застыла с покрывалом в руках посредине комнаты, — а тот охранник к тебе больше не приставал? — вдруг вспомнила она.

Анастасия рассмеялась, отнекиваясь:

— Нет, бабушка: я ясно дала ему понять, что он самовлюбленный и самоуверенный зазнайка!

— Вот и добренько, внученька, не для таких шутов я тебя растила! А то, ты посмотри на него, распустил павлиний хвост, все вокруг него кружатся, а он из себя, ну, ничего же не представляет. Ни умом, ни внешностью не блещет — посредственность, одним словом. А ты у меня и умница, и красавица, и ничего страшного, что мы сейчас здесь, — она окинула взглядом их убогую комнатушку, — и пусть одежда наша с чужих плеч снята — у тебя вся жизнь еще впереди, поэтому не растрачивай себя, моя милая, на недостойных.

— Бабушка, я этот урок уже усвоила — повторять не нужно.

Анастасия в свободной футболке стояла босиком на полу, укрытом старым потрескавшимся линолеумом — ни тапок, ни ковра не было, и на фоне всей этой серости она даже в серой футболке оставалась ярким пятнышком с изумительными голубыми глазами и блестящими янтарными волосами. Она запросто могла бы стать мечтой художника, как и любого ценителя прекрасного — у каждой сказочной доброй феи были ее черты.

— Повторенье — мать ученья! — нашлась Прасковья Марковна. — Такая умница как ты не должна наступать на одни и те же грабли, но это не значит, что ты не можешь думать о замужестве. Вот, я в твои годы уже присматривала подходящего кандидата, и тебе советую обращать внимание на умных, воспитанных молодых людей, если, конечно, они еще не перевелись, во что хочется верить. Скажем, во времена моей молодости с образованным человеком можно было познакомиться в театре — ценители искусства не могут быть дураками; в библиотеке — жаль, что сейчас зачастую книги или вообще не читают, или читают в электронном варианте; в музее, наконец. — Прасковья Марковна задумчиво подняла глаза к небеленому потолку. — А я с твоим дедом познакомилась в больнице, но это не меняет суть дела. Я к тому, что ты сегодня собираешься идти в библиотеку, — не познакомиться ли тебе там с каким-нибудь физиком или…

Прасковья Марковна иной раз говорила слишком много и без умолку, и Анастасии часто приходилось обрывать ее нравоучительные монологи:

— Бабушка, да не интересуют меня парни! С большим удовольствием я бы прочла хороший роман. Вот схожу в библиотеку, и все наладится. Жаль только, что нельзя память совсем стереть, и подвальная жизнь еще долго будет мне сниться в кошмарных снах.

Анастасию последнее время частенько мучила меланхолия, но ей был нужен всего лишь роман для чтения, а не «познакомиться с каким-нибудь физиком».

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:26
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:27 | Сообщение # 3
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава II

В то самое утро, правда, не с первыми лучами, а ближе к полудню мысли о вынужденном походе в библиотеку напомнили Льву Зольтеману о проигрыше в покер и необходимости выполнить не самое сложное и безрассудное, но глупое, как ему казалось, желание победителя — познакомиться с девушкой в библиотеке. В качестве доказательства Лев должен был пригласить свою жертву в кафе и развлечь друзей подробностями старомодного знакомства, предоставив им возможность от души посмеяться над какой-нибудь «серой мышкой», которую почему-то заранее обрисовали как прыщавую толстушку в очках.

Для Льва Зольтемана, как и для Анастасии Малевской, этот город тоже не был родным. Лев родился и вырос в Екатеринбурге. Его прадед шефствовал над лейб-гвардией пехотного полка и под командованием самого Николая II воевал с Германией во время Первой мировой войны (1914г.). Об этом с гордостью часто рассказывал Льву дед — участник уже другой войны — Великой отечественной. Отец Льва — Николай Трофимович Зольтеман высокопоставленных военных чинов не занимал, но получил два высших образования и унаследовал смолоду приличный капитал, что дало старт его собственному делу. Он слыл преуспевающим бизнесменом, но из-за возраста, а в мае он с шиком отметил шестидесятипятилетие, ушел на заслуженный отдых, имея счета в нескольких крупных банках и возможность жить на широкую ногу жить.

Лев Зольтеман, не лишенный живого, деятельного ума и цепкой хватки ко всему, что может принести выгоду, уже в двадцать пять запросто мог бы раскачиваться, если не в директорском кресле, то в кресле заместителя, пить дорогой коньяк и постепенно накапливать запасы жира параллельно с ростом банковского вклада. Такого мнения был о нем отец. Но Лев в свои двадцать восемь все еще оставался взбалмошным юнцом, всеобщим любимцем, студентом с модной стрижкой и миловидным личиком с тонкими чертами, чего никак нельзя было сказать о его младшем брате — Владиславе. Владислав был гордостью отца, а Лев часто заставлял краснеть: в школе — от стыда перед учителями, а в домашней обстановке — от злости, возмущения, пререканий и непослушания.

Из-за очередного такого конфликта Лев, раздосадованный строгостью отца, не просто ушел из дома, а переехал в другой город, где проживала его двоюродная тетушка Зоя, приютившая племянника на неограниченный срок. С ней у Льва разногласия не возникали, им и спорить не доводилось: Лев приходил домой только ночевать и ничем не огорчал пожилую женщину. Она была довольна, что по утрам было для кого готовить, пусть и, скромный завтрак, мало-мальски заботиться, рассказывать последние новости в мире и во дворе.

Лев нашел возможность хорошо зарабатывать, взял кредит в банке и стал частным предпринимателем. Он открыл пиццерию в спальном районе города и в скором времени покинул раздосадованную старушку, обрекая ее на полное одиночество. Он смог позволить снимать дорогую квартиру в престижном районе, не отказывал себе в развлечениях, но по большому счету не имел ничего стоящего, кроме мебели и рабочего оборудования в пиццерии, за что необходимо было еще рассчитаться с государством. И ни смотря на это, склонный казаться в глазах разных людей неодинаково успешным молодым человеком, Лев, как неординарная общительная натура, вопреки всем зримым и незримым недостаткам всегда с легкостью находил общий язык с представительницами прекрасного пола и мог производить впечатление порядочного, перспективного молодого человека.

В расцвете сил, веселый и элегантный даже в джинсах, он нравился девушкам с первого взгляда, с первой улыбки, и умело пользовался природным обаянием, изысканными манерами, но исключительно в период обольщения — добившись поставленной цели, охладевал и не стремился из кожи вон лезть, чтобы изо дня в день доказывать свою необыкновенность. Но себя он считал уникальнейшим!
И этим субботним утром он наградил холодным безразличным взглядом спящую рядом, некогда доводившую его до безумия фотомодель с рыжими волосами — Сюзанну — опасную тридцатилетнюю особу, амбициозную, расчетливую и хитрую до такой степени, что с виду и не подумаешь, насколько черна ее алчная душа.

Она вошла в его жизнь в день открытия пиццерии, и вот уже полгода не покидала ее надолго. По меркам Льва это значило что-то несусветное, потому что ему не довелось длительное время окучивать ее как капризный цветок, и он даже не получил ожидаемого удовольствия от победы, а в подобных случаях отношения обычно заканчивались максимум десятком свиданий, а бывало и того меньше. Обычно, чем дольше он добивался внимания девушки, тем больше она заслуживала его уважения и тем дольше он не переключался на другую. С Сюзанной дело обстояло иначе. Она ослепляла своей красотой, при желании могла затмить любую, завести его с полуоборота и держать в напряжении всю ночь напролет.
Лев сотни раз был близок к решению спровоцировать ее на мелкий конфликт, раздуть ссору и вынудить ее ни звонить, ни приходить, но чем она была дальше, тем больше он скучал — чем ближе и чаще, тем меньше хотелось смотреть в ее сторону. Она словно опоила его приворотным зельем.

Сюзанна, безусловно, обладала необычной красотой: иначе Лев не заинтересовался бы ей. Помимо умения себя преподать, Сюзанна ловко входила в придуманные роли, и вся ее жизнь была игрой, начиная с детского садика, когда она умела завлечь мальчишек умением быстро и аккуратно одеться, заканчивая фотостудией, где она раздевалась под объективами камер, изображая себя то застенчивой недотрогой, то страстной искусительницей.

Лев испытывал гордость, листая журналы с ее снимками, и хвастался перед друзьями, что тешило самолюбие Сюзанны, да и его тоже. Но наряду с гордостью Льва иногда проявлялась и ревность, а точнее подозрения, и надо сказать — небезосновательные: Сюзанна умудрялась поддерживать отношения сразу с несколькими мужчинами, и ее фотограф был далеко не единственным соперником Льва. Лев огорчился бы, если бы узнал, что его лучший друг, тот самый чье желание он сегодня собирается выполнить, знает Сюзанну не только по фотографиям и отнюдь не полгода.

— Львенок, — протяжно и ласково звучал ее голос. Она все еще лежала, укутавшись в одеяло, не раскрывая глаз. — Ты не забыл, о чем мы договаривались?

— Ты о том платье из витрины? — равнодушно спросил Лев.

— Да. Я должна его купить пока меня не опередили. Сходим вдвоем?

— Только если не сегодня — у меня важные дела.

— Как это не сегодня? — Сюзанна резко подскочила с кровати. — Как ты не понимаешь, это платье мне нужно позарез: у меня и туфли под него есть, и сумочка! А завтра мне идти на презентацию — не пойду же я голой.

— Только не делай такое кислое лицо. Я даю деньги, а ты иди и сама покупай!

— А ты опять будешь у Алекса в карты играть до двух ночи?

— Нет. Вечером мы с тобой могли бы сходить в пиццерию!

— Нетушки, мой милый львенок, не сегодня: этот вечер нам предстоит провести не вместе. Я не рассказывала, у Полины скоро показ коллекции, и я обещала ей помочь с организацией. Мне очень жаль, но придется весь вечер заниматься рутиной: декорации, оформление зала — я бы с удовольствием посидела с тобой за нашим любимым столиком, но, сам понимаешь, я такая щепетильная, что не могу оставить этот показ без внимания. Да и Полинка без меня опять забудет какую-нибудь мелочь, и все старания пойдут насмарку. Чтобы впечатлить публику, нужно приложить максимум усилий. Ты ведь не сердишься на меня?

Лев растерялся, но не подал виду:

— Тогда мне не остается ничего, как соблазнить библиотекаршу с улиткой из седых волос, и в наказание твоим отлыниваниям сделать ее своей любовницей на целую ночь! Как тебе такой расклад?

— Не смеши меня, дурачок! Иди лучше сюда, я компенсирую предстоящую потерю!
Сюзанна повалила его, и ее крашеные рыжие волосы скрыли их французский поцелуй.

Вскоре оба прихорашивались у зеркала, при чем Лев не меньше Сюзанны следил за внешностью, даже регулярно корректировал форму бровей, пользовался увлажняющим кремом, защищающим от ультрафиолета, и любил убеждаться, глядя на отражение, что выглядит опрятно и стильно. На людях он появлялся только гладко выбритым, а его длинная челка всегда прикрывала левую бровь наполовину, и ее кончик часто касался уголка губ, подчеркивая их чувственность и выразительный контур.

Поскольку Сюзанна не любила готовить, а Лев мог позавтракать и в пиццерии, они как всегда ограничились кофе и попрощались до следующего вечера, расставаясь у подъезда без видимых признаков недовольства. Лишь нащупав в кармане опустевший бумажник, лицо Льва приняло серьезное выражение — Сюзанна доила его, как хотела, и плата за ее любовь с каждым разом росла.
 
СообщениеГлава II

В то самое утро, правда, не с первыми лучами, а ближе к полудню мысли о вынужденном походе в библиотеку напомнили Льву Зольтеману о проигрыше в покер и необходимости выполнить не самое сложное и безрассудное, но глупое, как ему казалось, желание победителя — познакомиться с девушкой в библиотеке. В качестве доказательства Лев должен был пригласить свою жертву в кафе и развлечь друзей подробностями старомодного знакомства, предоставив им возможность от души посмеяться над какой-нибудь «серой мышкой», которую почему-то заранее обрисовали как прыщавую толстушку в очках.

Для Льва Зольтемана, как и для Анастасии Малевской, этот город тоже не был родным. Лев родился и вырос в Екатеринбурге. Его прадед шефствовал над лейб-гвардией пехотного полка и под командованием самого Николая II воевал с Германией во время Первой мировой войны (1914г.). Об этом с гордостью часто рассказывал Льву дед — участник уже другой войны — Великой отечественной. Отец Льва — Николай Трофимович Зольтеман высокопоставленных военных чинов не занимал, но получил два высших образования и унаследовал смолоду приличный капитал, что дало старт его собственному делу. Он слыл преуспевающим бизнесменом, но из-за возраста, а в мае он с шиком отметил шестидесятипятилетие, ушел на заслуженный отдых, имея счета в нескольких крупных банках и возможность жить на широкую ногу жить.

Лев Зольтеман, не лишенный живого, деятельного ума и цепкой хватки ко всему, что может принести выгоду, уже в двадцать пять запросто мог бы раскачиваться, если не в директорском кресле, то в кресле заместителя, пить дорогой коньяк и постепенно накапливать запасы жира параллельно с ростом банковского вклада. Такого мнения был о нем отец. Но Лев в свои двадцать восемь все еще оставался взбалмошным юнцом, всеобщим любимцем, студентом с модной стрижкой и миловидным личиком с тонкими чертами, чего никак нельзя было сказать о его младшем брате — Владиславе. Владислав был гордостью отца, а Лев часто заставлял краснеть: в школе — от стыда перед учителями, а в домашней обстановке — от злости, возмущения, пререканий и непослушания.

Из-за очередного такого конфликта Лев, раздосадованный строгостью отца, не просто ушел из дома, а переехал в другой город, где проживала его двоюродная тетушка Зоя, приютившая племянника на неограниченный срок. С ней у Льва разногласия не возникали, им и спорить не доводилось: Лев приходил домой только ночевать и ничем не огорчал пожилую женщину. Она была довольна, что по утрам было для кого готовить, пусть и, скромный завтрак, мало-мальски заботиться, рассказывать последние новости в мире и во дворе.

Лев нашел возможность хорошо зарабатывать, взял кредит в банке и стал частным предпринимателем. Он открыл пиццерию в спальном районе города и в скором времени покинул раздосадованную старушку, обрекая ее на полное одиночество. Он смог позволить снимать дорогую квартиру в престижном районе, не отказывал себе в развлечениях, но по большому счету не имел ничего стоящего, кроме мебели и рабочего оборудования в пиццерии, за что необходимо было еще рассчитаться с государством. И ни смотря на это, склонный казаться в глазах разных людей неодинаково успешным молодым человеком, Лев, как неординарная общительная натура, вопреки всем зримым и незримым недостаткам всегда с легкостью находил общий язык с представительницами прекрасного пола и мог производить впечатление порядочного, перспективного молодого человека.

В расцвете сил, веселый и элегантный даже в джинсах, он нравился девушкам с первого взгляда, с первой улыбки, и умело пользовался природным обаянием, изысканными манерами, но исключительно в период обольщения — добившись поставленной цели, охладевал и не стремился из кожи вон лезть, чтобы изо дня в день доказывать свою необыкновенность. Но себя он считал уникальнейшим!
И этим субботним утром он наградил холодным безразличным взглядом спящую рядом, некогда доводившую его до безумия фотомодель с рыжими волосами — Сюзанну — опасную тридцатилетнюю особу, амбициозную, расчетливую и хитрую до такой степени, что с виду и не подумаешь, насколько черна ее алчная душа.

Она вошла в его жизнь в день открытия пиццерии, и вот уже полгода не покидала ее надолго. По меркам Льва это значило что-то несусветное, потому что ему не довелось длительное время окучивать ее как капризный цветок, и он даже не получил ожидаемого удовольствия от победы, а в подобных случаях отношения обычно заканчивались максимум десятком свиданий, а бывало и того меньше. Обычно, чем дольше он добивался внимания девушки, тем больше она заслуживала его уважения и тем дольше он не переключался на другую. С Сюзанной дело обстояло иначе. Она ослепляла своей красотой, при желании могла затмить любую, завести его с полуоборота и держать в напряжении всю ночь напролет.
Лев сотни раз был близок к решению спровоцировать ее на мелкий конфликт, раздуть ссору и вынудить ее ни звонить, ни приходить, но чем она была дальше, тем больше он скучал — чем ближе и чаще, тем меньше хотелось смотреть в ее сторону. Она словно опоила его приворотным зельем.

Сюзанна, безусловно, обладала необычной красотой: иначе Лев не заинтересовался бы ей. Помимо умения себя преподать, Сюзанна ловко входила в придуманные роли, и вся ее жизнь была игрой, начиная с детского садика, когда она умела завлечь мальчишек умением быстро и аккуратно одеться, заканчивая фотостудией, где она раздевалась под объективами камер, изображая себя то застенчивой недотрогой, то страстной искусительницей.

Лев испытывал гордость, листая журналы с ее снимками, и хвастался перед друзьями, что тешило самолюбие Сюзанны, да и его тоже. Но наряду с гордостью Льва иногда проявлялась и ревность, а точнее подозрения, и надо сказать — небезосновательные: Сюзанна умудрялась поддерживать отношения сразу с несколькими мужчинами, и ее фотограф был далеко не единственным соперником Льва. Лев огорчился бы, если бы узнал, что его лучший друг, тот самый чье желание он сегодня собирается выполнить, знает Сюзанну не только по фотографиям и отнюдь не полгода.

— Львенок, — протяжно и ласково звучал ее голос. Она все еще лежала, укутавшись в одеяло, не раскрывая глаз. — Ты не забыл, о чем мы договаривались?

— Ты о том платье из витрины? — равнодушно спросил Лев.

— Да. Я должна его купить пока меня не опередили. Сходим вдвоем?

— Только если не сегодня — у меня важные дела.

— Как это не сегодня? — Сюзанна резко подскочила с кровати. — Как ты не понимаешь, это платье мне нужно позарез: у меня и туфли под него есть, и сумочка! А завтра мне идти на презентацию — не пойду же я голой.

— Только не делай такое кислое лицо. Я даю деньги, а ты иди и сама покупай!

— А ты опять будешь у Алекса в карты играть до двух ночи?

— Нет. Вечером мы с тобой могли бы сходить в пиццерию!

— Нетушки, мой милый львенок, не сегодня: этот вечер нам предстоит провести не вместе. Я не рассказывала, у Полины скоро показ коллекции, и я обещала ей помочь с организацией. Мне очень жаль, но придется весь вечер заниматься рутиной: декорации, оформление зала — я бы с удовольствием посидела с тобой за нашим любимым столиком, но, сам понимаешь, я такая щепетильная, что не могу оставить этот показ без внимания. Да и Полинка без меня опять забудет какую-нибудь мелочь, и все старания пойдут насмарку. Чтобы впечатлить публику, нужно приложить максимум усилий. Ты ведь не сердишься на меня?

Лев растерялся, но не подал виду:

— Тогда мне не остается ничего, как соблазнить библиотекаршу с улиткой из седых волос, и в наказание твоим отлыниваниям сделать ее своей любовницей на целую ночь! Как тебе такой расклад?

— Не смеши меня, дурачок! Иди лучше сюда, я компенсирую предстоящую потерю!
Сюзанна повалила его, и ее крашеные рыжие волосы скрыли их французский поцелуй.

Вскоре оба прихорашивались у зеркала, при чем Лев не меньше Сюзанны следил за внешностью, даже регулярно корректировал форму бровей, пользовался увлажняющим кремом, защищающим от ультрафиолета, и любил убеждаться, глядя на отражение, что выглядит опрятно и стильно. На людях он появлялся только гладко выбритым, а его длинная челка всегда прикрывала левую бровь наполовину, и ее кончик часто касался уголка губ, подчеркивая их чувственность и выразительный контур.

Поскольку Сюзанна не любила готовить, а Лев мог позавтракать и в пиццерии, они как всегда ограничились кофе и попрощались до следующего вечера, расставаясь у подъезда без видимых признаков недовольства. Лишь нащупав в кармане опустевший бумажник, лицо Льва приняло серьезное выражение — Сюзанна доила его, как хотела, и плата за ее любовь с каждым разом росла.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:27
СообщениеГлава II

В то самое утро, правда, не с первыми лучами, а ближе к полудню мысли о вынужденном походе в библиотеку напомнили Льву Зольтеману о проигрыше в покер и необходимости выполнить не самое сложное и безрассудное, но глупое, как ему казалось, желание победителя — познакомиться с девушкой в библиотеке. В качестве доказательства Лев должен был пригласить свою жертву в кафе и развлечь друзей подробностями старомодного знакомства, предоставив им возможность от души посмеяться над какой-нибудь «серой мышкой», которую почему-то заранее обрисовали как прыщавую толстушку в очках.

Для Льва Зольтемана, как и для Анастасии Малевской, этот город тоже не был родным. Лев родился и вырос в Екатеринбурге. Его прадед шефствовал над лейб-гвардией пехотного полка и под командованием самого Николая II воевал с Германией во время Первой мировой войны (1914г.). Об этом с гордостью часто рассказывал Льву дед — участник уже другой войны — Великой отечественной. Отец Льва — Николай Трофимович Зольтеман высокопоставленных военных чинов не занимал, но получил два высших образования и унаследовал смолоду приличный капитал, что дало старт его собственному делу. Он слыл преуспевающим бизнесменом, но из-за возраста, а в мае он с шиком отметил шестидесятипятилетие, ушел на заслуженный отдых, имея счета в нескольких крупных банках и возможность жить на широкую ногу жить.

Лев Зольтеман, не лишенный живого, деятельного ума и цепкой хватки ко всему, что может принести выгоду, уже в двадцать пять запросто мог бы раскачиваться, если не в директорском кресле, то в кресле заместителя, пить дорогой коньяк и постепенно накапливать запасы жира параллельно с ростом банковского вклада. Такого мнения был о нем отец. Но Лев в свои двадцать восемь все еще оставался взбалмошным юнцом, всеобщим любимцем, студентом с модной стрижкой и миловидным личиком с тонкими чертами, чего никак нельзя было сказать о его младшем брате — Владиславе. Владислав был гордостью отца, а Лев часто заставлял краснеть: в школе — от стыда перед учителями, а в домашней обстановке — от злости, возмущения, пререканий и непослушания.

Из-за очередного такого конфликта Лев, раздосадованный строгостью отца, не просто ушел из дома, а переехал в другой город, где проживала его двоюродная тетушка Зоя, приютившая племянника на неограниченный срок. С ней у Льва разногласия не возникали, им и спорить не доводилось: Лев приходил домой только ночевать и ничем не огорчал пожилую женщину. Она была довольна, что по утрам было для кого готовить, пусть и, скромный завтрак, мало-мальски заботиться, рассказывать последние новости в мире и во дворе.

Лев нашел возможность хорошо зарабатывать, взял кредит в банке и стал частным предпринимателем. Он открыл пиццерию в спальном районе города и в скором времени покинул раздосадованную старушку, обрекая ее на полное одиночество. Он смог позволить снимать дорогую квартиру в престижном районе, не отказывал себе в развлечениях, но по большому счету не имел ничего стоящего, кроме мебели и рабочего оборудования в пиццерии, за что необходимо было еще рассчитаться с государством. И ни смотря на это, склонный казаться в глазах разных людей неодинаково успешным молодым человеком, Лев, как неординарная общительная натура, вопреки всем зримым и незримым недостаткам всегда с легкостью находил общий язык с представительницами прекрасного пола и мог производить впечатление порядочного, перспективного молодого человека.

В расцвете сил, веселый и элегантный даже в джинсах, он нравился девушкам с первого взгляда, с первой улыбки, и умело пользовался природным обаянием, изысканными манерами, но исключительно в период обольщения — добившись поставленной цели, охладевал и не стремился из кожи вон лезть, чтобы изо дня в день доказывать свою необыкновенность. Но себя он считал уникальнейшим!
И этим субботним утром он наградил холодным безразличным взглядом спящую рядом, некогда доводившую его до безумия фотомодель с рыжими волосами — Сюзанну — опасную тридцатилетнюю особу, амбициозную, расчетливую и хитрую до такой степени, что с виду и не подумаешь, насколько черна ее алчная душа.

Она вошла в его жизнь в день открытия пиццерии, и вот уже полгода не покидала ее надолго. По меркам Льва это значило что-то несусветное, потому что ему не довелось длительное время окучивать ее как капризный цветок, и он даже не получил ожидаемого удовольствия от победы, а в подобных случаях отношения обычно заканчивались максимум десятком свиданий, а бывало и того меньше. Обычно, чем дольше он добивался внимания девушки, тем больше она заслуживала его уважения и тем дольше он не переключался на другую. С Сюзанной дело обстояло иначе. Она ослепляла своей красотой, при желании могла затмить любую, завести его с полуоборота и держать в напряжении всю ночь напролет.
Лев сотни раз был близок к решению спровоцировать ее на мелкий конфликт, раздуть ссору и вынудить ее ни звонить, ни приходить, но чем она была дальше, тем больше он скучал — чем ближе и чаще, тем меньше хотелось смотреть в ее сторону. Она словно опоила его приворотным зельем.

Сюзанна, безусловно, обладала необычной красотой: иначе Лев не заинтересовался бы ей. Помимо умения себя преподать, Сюзанна ловко входила в придуманные роли, и вся ее жизнь была игрой, начиная с детского садика, когда она умела завлечь мальчишек умением быстро и аккуратно одеться, заканчивая фотостудией, где она раздевалась под объективами камер, изображая себя то застенчивой недотрогой, то страстной искусительницей.

Лев испытывал гордость, листая журналы с ее снимками, и хвастался перед друзьями, что тешило самолюбие Сюзанны, да и его тоже. Но наряду с гордостью Льва иногда проявлялась и ревность, а точнее подозрения, и надо сказать — небезосновательные: Сюзанна умудрялась поддерживать отношения сразу с несколькими мужчинами, и ее фотограф был далеко не единственным соперником Льва. Лев огорчился бы, если бы узнал, что его лучший друг, тот самый чье желание он сегодня собирается выполнить, знает Сюзанну не только по фотографиям и отнюдь не полгода.

— Львенок, — протяжно и ласково звучал ее голос. Она все еще лежала, укутавшись в одеяло, не раскрывая глаз. — Ты не забыл, о чем мы договаривались?

— Ты о том платье из витрины? — равнодушно спросил Лев.

— Да. Я должна его купить пока меня не опередили. Сходим вдвоем?

— Только если не сегодня — у меня важные дела.

— Как это не сегодня? — Сюзанна резко подскочила с кровати. — Как ты не понимаешь, это платье мне нужно позарез: у меня и туфли под него есть, и сумочка! А завтра мне идти на презентацию — не пойду же я голой.

— Только не делай такое кислое лицо. Я даю деньги, а ты иди и сама покупай!

— А ты опять будешь у Алекса в карты играть до двух ночи?

— Нет. Вечером мы с тобой могли бы сходить в пиццерию!

— Нетушки, мой милый львенок, не сегодня: этот вечер нам предстоит провести не вместе. Я не рассказывала, у Полины скоро показ коллекции, и я обещала ей помочь с организацией. Мне очень жаль, но придется весь вечер заниматься рутиной: декорации, оформление зала — я бы с удовольствием посидела с тобой за нашим любимым столиком, но, сам понимаешь, я такая щепетильная, что не могу оставить этот показ без внимания. Да и Полинка без меня опять забудет какую-нибудь мелочь, и все старания пойдут насмарку. Чтобы впечатлить публику, нужно приложить максимум усилий. Ты ведь не сердишься на меня?

Лев растерялся, но не подал виду:

— Тогда мне не остается ничего, как соблазнить библиотекаршу с улиткой из седых волос, и в наказание твоим отлыниваниям сделать ее своей любовницей на целую ночь! Как тебе такой расклад?

— Не смеши меня, дурачок! Иди лучше сюда, я компенсирую предстоящую потерю!
Сюзанна повалила его, и ее крашеные рыжие волосы скрыли их французский поцелуй.

Вскоре оба прихорашивались у зеркала, при чем Лев не меньше Сюзанны следил за внешностью, даже регулярно корректировал форму бровей, пользовался увлажняющим кремом, защищающим от ультрафиолета, и любил убеждаться, глядя на отражение, что выглядит опрятно и стильно. На людях он появлялся только гладко выбритым, а его длинная челка всегда прикрывала левую бровь наполовину, и ее кончик часто касался уголка губ, подчеркивая их чувственность и выразительный контур.

Поскольку Сюзанна не любила готовить, а Лев мог позавтракать и в пиццерии, они как всегда ограничились кофе и попрощались до следующего вечера, расставаясь у подъезда без видимых признаков недовольства. Лишь нащупав в кармане опустевший бумажник, лицо Льва приняло серьезное выражение — Сюзанна доила его, как хотела, и плата за ее любовь с каждым разом росла.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:27
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:28 | Сообщение # 4
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава IV

В понедельник Анастасия работала и даже не вспоминала о Льве до того, как он сам о себе не напомнил, а произошло это по чистой случайности — они столкнулись лицом к лицу у витрины с сыро-молочной продукцией.

Покупателей было мало, и Анастасия, оставив кассовый стол, выкладывала новую партию товара. Неподалеку мелькала и Карина с тележкой — она заприметила Льва, как только он вошел, и с любопытством поглядывала в его сторону, а когда обнаружила, что Анастасия с ним знакома, ее любопытство только усилилось.

— Это ты, Златовласка?! — лицо Льва тут же расплылось в приятной улыбке.
— Лев? — Анастасия замерла, потупив взгляд.

Лев стоял слишком близко, так близко, что Анастасия вдыхала ментоловый запах его лосьона после бритья, сигаретного дыма и кожей ощущала горячее дыхание. Лев выглядел как с картинки глянцевого журнала: строгая бледно-розовая рубашка, серые брюки, массивная броская бляшка на ремне, часы с большим квадратным циферблатом, все те же цепочки, та же прическа, те же холодные глаза, но теперь они излучали больше позитива и внутренней энергии. Еще бы — Лев был рад встрече.

— Тебе к лицу униформа. Этот милый чепчик! — он потрогал его и коснулся золотистого локона. — Почему ты не сказала, что сегодня работаешь? Я полдня прождал тебя в библиотеке.

Анастасия отступила назад, улыбаясь и стреляя глазками по сторонам:

— Не может быть!

— Может еще и как! Если бы ты видела, какими глазами на меня смотрела библиотекарша, когда я начал расспрашивать ее о «Мосье Николя», а потом взял книгу по астрономии и сел у окна читать! И так час, два…, а ты все не появлялась, и вообще читателей не было, не считая двух подростков — они взяли «Автолюбителя» и сразу же ушли. Кстати, «Мосье Николя» Ретифа де ла Бретона, оказывается, — редкость: в библиотеке этой книги нет, и даже не в каждом книжном магазине найдется.

— Как жаль. А ты даже имя автора запомнил, оказывается.

— Сначала я запомнил название, а имя автора за эти два дня я выучил.
Лев снова приблизился и шепнул ей на ушко:

— Я приготовил для тебя сюрприз! Надеюсь, ты не откажешься принять от меня в подарок «Мосье Николя»?!

Анастасия вспыхнула от близости его губ, шепота, неожиданного предложения. Он ставил ее в неловкое положение, и волнение росло в ней как на уроке физики, когда учитель, глядя в журнал, говорил «А к доске сейчас пойдет…»

— Ты что, купил для меня книгу?

— Да. Оббежал весь город, и она сейчас в шкафчике для хранения! Идем?

— Я сейчас не могу. В любую минуты выйдет Жанна Геннадиевна — это наш администратор, и будет ругаться, что витрины полупустые.

— Я займу всего одну минутку твоего времени!

— Ну, хорошо, уговорил, — нерешительно согласилась Анастасия.

Лев сначала оплатил свою покупку в кассе, а потом вручил подарок, с наслаждением пронаблюдав, как Анастасия бережно провела кончиками пальцев по обложке и приложила книжку к груди, прижимая двумя руками.

— Спасибо! Это так мило с твоей стороны — раздобыть для меня книжку! Я прочитаю и верну!

— Это подарок, и возвращать не нужно. Я рад, что смог хоть чем-то тебе угодить, и если у тебя возникнут какие-то просьбы, мало ли, что-то нужно будет — ты всегда можешь положиться на меня: я помогу всем, чем смогу. Друзья?

— Друзья!

— Тогда можно я проведу тебя сегодня домой после работы? Ты до которого часа работаешь?

— Я ухожу в восемь.

— Все понял. Увидимся.

Анастасия еще раз поблагодарила его, и Лев, как и обещал, разговорами не задерживал — он и сам торопился. Все произошло слишком быстро, и Анастасия не успела понять, правильно ли себя повела — может, опять слишком прямодушно и доверчиво?

Вернувшись к витринам, она продолжила расставлять сметану и йогурты. Книгу она спрятала в тумбочку на своем рабочем месте, и мысленно уже представляла, как завтра же примется за чтение. Была бы в их комнате настольная лампа, она бы не отлаживала чтение и начала бы этим же вечером, но бабушка не любила засыпать при ярком свете, даже если лампочка плохо освещала, излучая тусклый желтый свет, что, впрочем, было бы вредно для зрения.

— Настя, когда ты уже успела познакомиться со Львом? — спросила Карина, отвлекая ее от мыслей о «Мосье Николя». Она закончила свою работу и пришла помочь с молочным отделом.

— Со Львом? А ты что, его знаешь?

— Кто же его не знает! Он хозяин пиццерии. Симпатичный и далеко не бедный парнишка! Лично я с ним не знакома, но видела несколько раз в пиццерии — мы с Лешкой частенько туда ходим. Несколько раз в неделю Лев приходит к нам в супермаркет. Покупает обычно чай, кофе, батон, сыр и ветчину. Не женатый, наверно, — иначе одними бутербродами не питался бы. А ты, я смотрю, зря времени не теряешь — только приехала и уже подцепила такого зайчика!

— Так этот «зайчик» серьезный молодой человек, а мне он показался студентом, что ли. Мы познакомились в Доме Культуры — оба пришли в субботу в библиотеку.

Карина громко рассмеялась:

— Никогда бы не подумала, что его можно встретить в библиотеке! Но это даже хорошо. Я бы на твоем месте тоже на него запала — красавчик, при деньгах, еще и книги читает!

— Ни на кого я не «западала».

— Только не отнекивайся — я видела, как вы ворковали! Вы уже целовались или еще нет?

— Нет. Мы толком даже не разговаривали. Я о нем ничего не знаю.

— А что тебе о нем нужно знать? Я тебе уже все рассказала. Говорю тебе, Лев — отличный парень! Ты посмотри на наших грузчиков, охранников — кто они? Что их ждет? Каждый день одно и тоже и никакого карьерного роста не предвидится, если они, конечно, не возьмутся за ум и не начнут нормально зарабатывать, сменив место работы. А у Льва уже есть пиццерия! Ты посмотри, как он одевается!

— Да, у Льва хороший вкус. Он элегантный. Перспективный, как ты заметила. Только вот я ему зачем? Я никто и звать меня никак — ни кола, ни двора — беженец несчастный. Я ему не пара. И если честно, я на него и не смотрела как на кандидата в мужья. Я, может быть, вообще замуж никогда не выйду — не хочу быть ничьей игрушкой.

— Глупости все это. Вот влюбишься по уши и как миленькая в Загс побежишь!

— Любовь, любовь… не встретила я еще свою любовь.

Витрина выглядела образцово, и девушки вернулись к своим рабочим местам, но и там разговор о Льве продолжился. Виной тому послужила подаренная им книга, и как следствие, Анастасия невольно стала думать о Льве больше, чем о книге, больше, чем о выстиранных шторах, которые Карина принесла. Их еще нужно было погладить, а для этого попросить у вахтерши утюг и выслушать последние политические новости в мельчайших подробностях. Анастасия замечталась и стала представлять прощание со Львом, уверенная, что он обязательно захочет ее поцеловать. А хочет ли она с ним целоваться?

Вечером она поняла, что никаких поцелуев не будет — Лев растревожил ей сердце, но вовсе не романтикой, а своей жалостью к беженцам.

— Мне жаль людей, которые лишились домов, — говорил он, — страшно даже смотреть по телевизору, а каково оно видеть эту разруху воочию, смерть, пожары и взрывы…

— Когда на наш город упали первые мины, мне уже было не страшно, — рассказывала Анастасия, а Лев лишь изредка вставлял свои реплики. — Стреляли чаще из минометов, реже из РСЗО. До первого дня бомбежек уже бывали и бессонные ночи, и ложная тревога, после которой я сказала бабушке, что больше не буду прятаться, пока не станет очевидно, что есть реальная угроза, а не предположения. Я не паниковала и морально уже была готова, что скоро настанет очередь и нашего города — он ведь не особенный, чтобы стать исключением в списке карателей. Грохот танков и другой тяжелой техники — это такая мелочь по сравнению со звуками разрыва снарядов, особенно если обстрелы длятся часами. Как же тут усидеть на месте? В тот день на рассвете начали артиллерейный обстрел наших угольных шахт с берегов водохранилища. Это было первое «доброе утро», не похожее на предыдущие. Я проснулась от громкого взрыва и сразу же поняла — началось. Как обычно, первым делом я подбежала к окну — три снаряда упали на соседней улице и столбы дыма поднимались в небо. Нужно было спускаться в подвал — поначалу оставаться в доме во время обстрелов даже в голову не приходило. Сумка с вещами была наготове, разрывы снарядов гремели так сильно, что дрожали стекла, взлетали шторы, срабатывала сигнализация автомобилей, припаркованных недалеко. Бабушка тоже стояла возле окна, одевалась, и я не отставала: оделась, расчесалась, заколола волосы, даже сбегала в ванную умыться и почистить зубы. Никогда бы не подумала, что в подобной ситуации у меня «хватит ума» чистить зубы. Мы быстро выбежали во двор. Соседка выскочила, в чем спала, — видимо проснулась на несколько минут позже, чем я. Ее трясло. Казалось, снаряды падают прямо возле дома. Другие соседи — пенсионеры, одни с документами собирались идти в бомбоубежище, дождавшись затишья, — вторые в подвал. У нас такие бесстрашные или бестолковые люди, что некоторые умудрялись во время обстрелов цветы на клумбе поливать и даже не прятались, но это не про первый день. Один из соседей — с травмой ноги — три дня просидел возле дома на табуретке, а на четвертый — с мамой уехал на море… Большая часть людей уехала еще в первый день обстрелов, им не довелось встречать следующее утро в темном погребе без света под двухчасовой минометный обстрел, как нам… Как только наступило затишье, мы вышли на улицу — людей нигде не было, но знаю, что на другом конце улицы смелые работящие шахтеры и заводчане шли на остановку, чтобы ехать на работу. Обстрел обстрелом, а работать надо... На второй день мы пошли в бомбоубежище. Там была база ополченцев — я подсознательно чувствовала, что там будет совершенно небезопасно, ведь украинские солдаты наверняка знают все точки… А сколько вокруг предателей-наводчиков? Они сливали информацию, устанавливали маячки и каратели бомбили по училищу, бомбоубежищу, самому поселку и шахтам. На наводчиков была объявлена охота, их загоняли и расстреливали. Умирали и мирные жители. Их разрывало на куски… Собачки без ножек… Бабушки без рук… Велосипедисты, накрытые черным брезентом, посреди дороги… и черные поля сожженной пшеницы.
 
СообщениеГлава IV

В понедельник Анастасия работала и даже не вспоминала о Льве до того, как он сам о себе не напомнил, а произошло это по чистой случайности — они столкнулись лицом к лицу у витрины с сыро-молочной продукцией.

Покупателей было мало, и Анастасия, оставив кассовый стол, выкладывала новую партию товара. Неподалеку мелькала и Карина с тележкой — она заприметила Льва, как только он вошел, и с любопытством поглядывала в его сторону, а когда обнаружила, что Анастасия с ним знакома, ее любопытство только усилилось.

— Это ты, Златовласка?! — лицо Льва тут же расплылось в приятной улыбке.
— Лев? — Анастасия замерла, потупив взгляд.

Лев стоял слишком близко, так близко, что Анастасия вдыхала ментоловый запах его лосьона после бритья, сигаретного дыма и кожей ощущала горячее дыхание. Лев выглядел как с картинки глянцевого журнала: строгая бледно-розовая рубашка, серые брюки, массивная броская бляшка на ремне, часы с большим квадратным циферблатом, все те же цепочки, та же прическа, те же холодные глаза, но теперь они излучали больше позитива и внутренней энергии. Еще бы — Лев был рад встрече.

— Тебе к лицу униформа. Этот милый чепчик! — он потрогал его и коснулся золотистого локона. — Почему ты не сказала, что сегодня работаешь? Я полдня прождал тебя в библиотеке.

Анастасия отступила назад, улыбаясь и стреляя глазками по сторонам:

— Не может быть!

— Может еще и как! Если бы ты видела, какими глазами на меня смотрела библиотекарша, когда я начал расспрашивать ее о «Мосье Николя», а потом взял книгу по астрономии и сел у окна читать! И так час, два…, а ты все не появлялась, и вообще читателей не было, не считая двух подростков — они взяли «Автолюбителя» и сразу же ушли. Кстати, «Мосье Николя» Ретифа де ла Бретона, оказывается, — редкость: в библиотеке этой книги нет, и даже не в каждом книжном магазине найдется.

— Как жаль. А ты даже имя автора запомнил, оказывается.

— Сначала я запомнил название, а имя автора за эти два дня я выучил.
Лев снова приблизился и шепнул ей на ушко:

— Я приготовил для тебя сюрприз! Надеюсь, ты не откажешься принять от меня в подарок «Мосье Николя»?!

Анастасия вспыхнула от близости его губ, шепота, неожиданного предложения. Он ставил ее в неловкое положение, и волнение росло в ней как на уроке физики, когда учитель, глядя в журнал, говорил «А к доске сейчас пойдет…»

— Ты что, купил для меня книгу?

— Да. Оббежал весь город, и она сейчас в шкафчике для хранения! Идем?

— Я сейчас не могу. В любую минуты выйдет Жанна Геннадиевна — это наш администратор, и будет ругаться, что витрины полупустые.

— Я займу всего одну минутку твоего времени!

— Ну, хорошо, уговорил, — нерешительно согласилась Анастасия.

Лев сначала оплатил свою покупку в кассе, а потом вручил подарок, с наслаждением пронаблюдав, как Анастасия бережно провела кончиками пальцев по обложке и приложила книжку к груди, прижимая двумя руками.

— Спасибо! Это так мило с твоей стороны — раздобыть для меня книжку! Я прочитаю и верну!

— Это подарок, и возвращать не нужно. Я рад, что смог хоть чем-то тебе угодить, и если у тебя возникнут какие-то просьбы, мало ли, что-то нужно будет — ты всегда можешь положиться на меня: я помогу всем, чем смогу. Друзья?

— Друзья!

— Тогда можно я проведу тебя сегодня домой после работы? Ты до которого часа работаешь?

— Я ухожу в восемь.

— Все понял. Увидимся.

Анастасия еще раз поблагодарила его, и Лев, как и обещал, разговорами не задерживал — он и сам торопился. Все произошло слишком быстро, и Анастасия не успела понять, правильно ли себя повела — может, опять слишком прямодушно и доверчиво?

Вернувшись к витринам, она продолжила расставлять сметану и йогурты. Книгу она спрятала в тумбочку на своем рабочем месте, и мысленно уже представляла, как завтра же примется за чтение. Была бы в их комнате настольная лампа, она бы не отлаживала чтение и начала бы этим же вечером, но бабушка не любила засыпать при ярком свете, даже если лампочка плохо освещала, излучая тусклый желтый свет, что, впрочем, было бы вредно для зрения.

— Настя, когда ты уже успела познакомиться со Львом? — спросила Карина, отвлекая ее от мыслей о «Мосье Николя». Она закончила свою работу и пришла помочь с молочным отделом.

— Со Львом? А ты что, его знаешь?

— Кто же его не знает! Он хозяин пиццерии. Симпатичный и далеко не бедный парнишка! Лично я с ним не знакома, но видела несколько раз в пиццерии — мы с Лешкой частенько туда ходим. Несколько раз в неделю Лев приходит к нам в супермаркет. Покупает обычно чай, кофе, батон, сыр и ветчину. Не женатый, наверно, — иначе одними бутербродами не питался бы. А ты, я смотрю, зря времени не теряешь — только приехала и уже подцепила такого зайчика!

— Так этот «зайчик» серьезный молодой человек, а мне он показался студентом, что ли. Мы познакомились в Доме Культуры — оба пришли в субботу в библиотеку.

Карина громко рассмеялась:

— Никогда бы не подумала, что его можно встретить в библиотеке! Но это даже хорошо. Я бы на твоем месте тоже на него запала — красавчик, при деньгах, еще и книги читает!

— Ни на кого я не «западала».

— Только не отнекивайся — я видела, как вы ворковали! Вы уже целовались или еще нет?

— Нет. Мы толком даже не разговаривали. Я о нем ничего не знаю.

— А что тебе о нем нужно знать? Я тебе уже все рассказала. Говорю тебе, Лев — отличный парень! Ты посмотри на наших грузчиков, охранников — кто они? Что их ждет? Каждый день одно и тоже и никакого карьерного роста не предвидится, если они, конечно, не возьмутся за ум и не начнут нормально зарабатывать, сменив место работы. А у Льва уже есть пиццерия! Ты посмотри, как он одевается!

— Да, у Льва хороший вкус. Он элегантный. Перспективный, как ты заметила. Только вот я ему зачем? Я никто и звать меня никак — ни кола, ни двора — беженец несчастный. Я ему не пара. И если честно, я на него и не смотрела как на кандидата в мужья. Я, может быть, вообще замуж никогда не выйду — не хочу быть ничьей игрушкой.

— Глупости все это. Вот влюбишься по уши и как миленькая в Загс побежишь!

— Любовь, любовь… не встретила я еще свою любовь.

Витрина выглядела образцово, и девушки вернулись к своим рабочим местам, но и там разговор о Льве продолжился. Виной тому послужила подаренная им книга, и как следствие, Анастасия невольно стала думать о Льве больше, чем о книге, больше, чем о выстиранных шторах, которые Карина принесла. Их еще нужно было погладить, а для этого попросить у вахтерши утюг и выслушать последние политические новости в мельчайших подробностях. Анастасия замечталась и стала представлять прощание со Львом, уверенная, что он обязательно захочет ее поцеловать. А хочет ли она с ним целоваться?

Вечером она поняла, что никаких поцелуев не будет — Лев растревожил ей сердце, но вовсе не романтикой, а своей жалостью к беженцам.

— Мне жаль людей, которые лишились домов, — говорил он, — страшно даже смотреть по телевизору, а каково оно видеть эту разруху воочию, смерть, пожары и взрывы…

— Когда на наш город упали первые мины, мне уже было не страшно, — рассказывала Анастасия, а Лев лишь изредка вставлял свои реплики. — Стреляли чаще из минометов, реже из РСЗО. До первого дня бомбежек уже бывали и бессонные ночи, и ложная тревога, после которой я сказала бабушке, что больше не буду прятаться, пока не станет очевидно, что есть реальная угроза, а не предположения. Я не паниковала и морально уже была готова, что скоро настанет очередь и нашего города — он ведь не особенный, чтобы стать исключением в списке карателей. Грохот танков и другой тяжелой техники — это такая мелочь по сравнению со звуками разрыва снарядов, особенно если обстрелы длятся часами. Как же тут усидеть на месте? В тот день на рассвете начали артиллерейный обстрел наших угольных шахт с берегов водохранилища. Это было первое «доброе утро», не похожее на предыдущие. Я проснулась от громкого взрыва и сразу же поняла — началось. Как обычно, первым делом я подбежала к окну — три снаряда упали на соседней улице и столбы дыма поднимались в небо. Нужно было спускаться в подвал — поначалу оставаться в доме во время обстрелов даже в голову не приходило. Сумка с вещами была наготове, разрывы снарядов гремели так сильно, что дрожали стекла, взлетали шторы, срабатывала сигнализация автомобилей, припаркованных недалеко. Бабушка тоже стояла возле окна, одевалась, и я не отставала: оделась, расчесалась, заколола волосы, даже сбегала в ванную умыться и почистить зубы. Никогда бы не подумала, что в подобной ситуации у меня «хватит ума» чистить зубы. Мы быстро выбежали во двор. Соседка выскочила, в чем спала, — видимо проснулась на несколько минут позже, чем я. Ее трясло. Казалось, снаряды падают прямо возле дома. Другие соседи — пенсионеры, одни с документами собирались идти в бомбоубежище, дождавшись затишья, — вторые в подвал. У нас такие бесстрашные или бестолковые люди, что некоторые умудрялись во время обстрелов цветы на клумбе поливать и даже не прятались, но это не про первый день. Один из соседей — с травмой ноги — три дня просидел возле дома на табуретке, а на четвертый — с мамой уехал на море… Большая часть людей уехала еще в первый день обстрелов, им не довелось встречать следующее утро в темном погребе без света под двухчасовой минометный обстрел, как нам… Как только наступило затишье, мы вышли на улицу — людей нигде не было, но знаю, что на другом конце улицы смелые работящие шахтеры и заводчане шли на остановку, чтобы ехать на работу. Обстрел обстрелом, а работать надо... На второй день мы пошли в бомбоубежище. Там была база ополченцев — я подсознательно чувствовала, что там будет совершенно небезопасно, ведь украинские солдаты наверняка знают все точки… А сколько вокруг предателей-наводчиков? Они сливали информацию, устанавливали маячки и каратели бомбили по училищу, бомбоубежищу, самому поселку и шахтам. На наводчиков была объявлена охота, их загоняли и расстреливали. Умирали и мирные жители. Их разрывало на куски… Собачки без ножек… Бабушки без рук… Велосипедисты, накрытые черным брезентом, посреди дороги… и черные поля сожженной пшеницы.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:28
СообщениеГлава IV

В понедельник Анастасия работала и даже не вспоминала о Льве до того, как он сам о себе не напомнил, а произошло это по чистой случайности — они столкнулись лицом к лицу у витрины с сыро-молочной продукцией.

Покупателей было мало, и Анастасия, оставив кассовый стол, выкладывала новую партию товара. Неподалеку мелькала и Карина с тележкой — она заприметила Льва, как только он вошел, и с любопытством поглядывала в его сторону, а когда обнаружила, что Анастасия с ним знакома, ее любопытство только усилилось.

— Это ты, Златовласка?! — лицо Льва тут же расплылось в приятной улыбке.
— Лев? — Анастасия замерла, потупив взгляд.

Лев стоял слишком близко, так близко, что Анастасия вдыхала ментоловый запах его лосьона после бритья, сигаретного дыма и кожей ощущала горячее дыхание. Лев выглядел как с картинки глянцевого журнала: строгая бледно-розовая рубашка, серые брюки, массивная броская бляшка на ремне, часы с большим квадратным циферблатом, все те же цепочки, та же прическа, те же холодные глаза, но теперь они излучали больше позитива и внутренней энергии. Еще бы — Лев был рад встрече.

— Тебе к лицу униформа. Этот милый чепчик! — он потрогал его и коснулся золотистого локона. — Почему ты не сказала, что сегодня работаешь? Я полдня прождал тебя в библиотеке.

Анастасия отступила назад, улыбаясь и стреляя глазками по сторонам:

— Не может быть!

— Может еще и как! Если бы ты видела, какими глазами на меня смотрела библиотекарша, когда я начал расспрашивать ее о «Мосье Николя», а потом взял книгу по астрономии и сел у окна читать! И так час, два…, а ты все не появлялась, и вообще читателей не было, не считая двух подростков — они взяли «Автолюбителя» и сразу же ушли. Кстати, «Мосье Николя» Ретифа де ла Бретона, оказывается, — редкость: в библиотеке этой книги нет, и даже не в каждом книжном магазине найдется.

— Как жаль. А ты даже имя автора запомнил, оказывается.

— Сначала я запомнил название, а имя автора за эти два дня я выучил.
Лев снова приблизился и шепнул ей на ушко:

— Я приготовил для тебя сюрприз! Надеюсь, ты не откажешься принять от меня в подарок «Мосье Николя»?!

Анастасия вспыхнула от близости его губ, шепота, неожиданного предложения. Он ставил ее в неловкое положение, и волнение росло в ней как на уроке физики, когда учитель, глядя в журнал, говорил «А к доске сейчас пойдет…»

— Ты что, купил для меня книгу?

— Да. Оббежал весь город, и она сейчас в шкафчике для хранения! Идем?

— Я сейчас не могу. В любую минуты выйдет Жанна Геннадиевна — это наш администратор, и будет ругаться, что витрины полупустые.

— Я займу всего одну минутку твоего времени!

— Ну, хорошо, уговорил, — нерешительно согласилась Анастасия.

Лев сначала оплатил свою покупку в кассе, а потом вручил подарок, с наслаждением пронаблюдав, как Анастасия бережно провела кончиками пальцев по обложке и приложила книжку к груди, прижимая двумя руками.

— Спасибо! Это так мило с твоей стороны — раздобыть для меня книжку! Я прочитаю и верну!

— Это подарок, и возвращать не нужно. Я рад, что смог хоть чем-то тебе угодить, и если у тебя возникнут какие-то просьбы, мало ли, что-то нужно будет — ты всегда можешь положиться на меня: я помогу всем, чем смогу. Друзья?

— Друзья!

— Тогда можно я проведу тебя сегодня домой после работы? Ты до которого часа работаешь?

— Я ухожу в восемь.

— Все понял. Увидимся.

Анастасия еще раз поблагодарила его, и Лев, как и обещал, разговорами не задерживал — он и сам торопился. Все произошло слишком быстро, и Анастасия не успела понять, правильно ли себя повела — может, опять слишком прямодушно и доверчиво?

Вернувшись к витринам, она продолжила расставлять сметану и йогурты. Книгу она спрятала в тумбочку на своем рабочем месте, и мысленно уже представляла, как завтра же примется за чтение. Была бы в их комнате настольная лампа, она бы не отлаживала чтение и начала бы этим же вечером, но бабушка не любила засыпать при ярком свете, даже если лампочка плохо освещала, излучая тусклый желтый свет, что, впрочем, было бы вредно для зрения.

— Настя, когда ты уже успела познакомиться со Львом? — спросила Карина, отвлекая ее от мыслей о «Мосье Николя». Она закончила свою работу и пришла помочь с молочным отделом.

— Со Львом? А ты что, его знаешь?

— Кто же его не знает! Он хозяин пиццерии. Симпатичный и далеко не бедный парнишка! Лично я с ним не знакома, но видела несколько раз в пиццерии — мы с Лешкой частенько туда ходим. Несколько раз в неделю Лев приходит к нам в супермаркет. Покупает обычно чай, кофе, батон, сыр и ветчину. Не женатый, наверно, — иначе одними бутербродами не питался бы. А ты, я смотрю, зря времени не теряешь — только приехала и уже подцепила такого зайчика!

— Так этот «зайчик» серьезный молодой человек, а мне он показался студентом, что ли. Мы познакомились в Доме Культуры — оба пришли в субботу в библиотеку.

Карина громко рассмеялась:

— Никогда бы не подумала, что его можно встретить в библиотеке! Но это даже хорошо. Я бы на твоем месте тоже на него запала — красавчик, при деньгах, еще и книги читает!

— Ни на кого я не «западала».

— Только не отнекивайся — я видела, как вы ворковали! Вы уже целовались или еще нет?

— Нет. Мы толком даже не разговаривали. Я о нем ничего не знаю.

— А что тебе о нем нужно знать? Я тебе уже все рассказала. Говорю тебе, Лев — отличный парень! Ты посмотри на наших грузчиков, охранников — кто они? Что их ждет? Каждый день одно и тоже и никакого карьерного роста не предвидится, если они, конечно, не возьмутся за ум и не начнут нормально зарабатывать, сменив место работы. А у Льва уже есть пиццерия! Ты посмотри, как он одевается!

— Да, у Льва хороший вкус. Он элегантный. Перспективный, как ты заметила. Только вот я ему зачем? Я никто и звать меня никак — ни кола, ни двора — беженец несчастный. Я ему не пара. И если честно, я на него и не смотрела как на кандидата в мужья. Я, может быть, вообще замуж никогда не выйду — не хочу быть ничьей игрушкой.

— Глупости все это. Вот влюбишься по уши и как миленькая в Загс побежишь!

— Любовь, любовь… не встретила я еще свою любовь.

Витрина выглядела образцово, и девушки вернулись к своим рабочим местам, но и там разговор о Льве продолжился. Виной тому послужила подаренная им книга, и как следствие, Анастасия невольно стала думать о Льве больше, чем о книге, больше, чем о выстиранных шторах, которые Карина принесла. Их еще нужно было погладить, а для этого попросить у вахтерши утюг и выслушать последние политические новости в мельчайших подробностях. Анастасия замечталась и стала представлять прощание со Львом, уверенная, что он обязательно захочет ее поцеловать. А хочет ли она с ним целоваться?

Вечером она поняла, что никаких поцелуев не будет — Лев растревожил ей сердце, но вовсе не романтикой, а своей жалостью к беженцам.

— Мне жаль людей, которые лишились домов, — говорил он, — страшно даже смотреть по телевизору, а каково оно видеть эту разруху воочию, смерть, пожары и взрывы…

— Когда на наш город упали первые мины, мне уже было не страшно, — рассказывала Анастасия, а Лев лишь изредка вставлял свои реплики. — Стреляли чаще из минометов, реже из РСЗО. До первого дня бомбежек уже бывали и бессонные ночи, и ложная тревога, после которой я сказала бабушке, что больше не буду прятаться, пока не станет очевидно, что есть реальная угроза, а не предположения. Я не паниковала и морально уже была готова, что скоро настанет очередь и нашего города — он ведь не особенный, чтобы стать исключением в списке карателей. Грохот танков и другой тяжелой техники — это такая мелочь по сравнению со звуками разрыва снарядов, особенно если обстрелы длятся часами. Как же тут усидеть на месте? В тот день на рассвете начали артиллерейный обстрел наших угольных шахт с берегов водохранилища. Это было первое «доброе утро», не похожее на предыдущие. Я проснулась от громкого взрыва и сразу же поняла — началось. Как обычно, первым делом я подбежала к окну — три снаряда упали на соседней улице и столбы дыма поднимались в небо. Нужно было спускаться в подвал — поначалу оставаться в доме во время обстрелов даже в голову не приходило. Сумка с вещами была наготове, разрывы снарядов гремели так сильно, что дрожали стекла, взлетали шторы, срабатывала сигнализация автомобилей, припаркованных недалеко. Бабушка тоже стояла возле окна, одевалась, и я не отставала: оделась, расчесалась, заколола волосы, даже сбегала в ванную умыться и почистить зубы. Никогда бы не подумала, что в подобной ситуации у меня «хватит ума» чистить зубы. Мы быстро выбежали во двор. Соседка выскочила, в чем спала, — видимо проснулась на несколько минут позже, чем я. Ее трясло. Казалось, снаряды падают прямо возле дома. Другие соседи — пенсионеры, одни с документами собирались идти в бомбоубежище, дождавшись затишья, — вторые в подвал. У нас такие бесстрашные или бестолковые люди, что некоторые умудрялись во время обстрелов цветы на клумбе поливать и даже не прятались, но это не про первый день. Один из соседей — с травмой ноги — три дня просидел возле дома на табуретке, а на четвертый — с мамой уехал на море… Большая часть людей уехала еще в первый день обстрелов, им не довелось встречать следующее утро в темном погребе без света под двухчасовой минометный обстрел, как нам… Как только наступило затишье, мы вышли на улицу — людей нигде не было, но знаю, что на другом конце улицы смелые работящие шахтеры и заводчане шли на остановку, чтобы ехать на работу. Обстрел обстрелом, а работать надо... На второй день мы пошли в бомбоубежище. Там была база ополченцев — я подсознательно чувствовала, что там будет совершенно небезопасно, ведь украинские солдаты наверняка знают все точки… А сколько вокруг предателей-наводчиков? Они сливали информацию, устанавливали маячки и каратели бомбили по училищу, бомбоубежищу, самому поселку и шахтам. На наводчиков была объявлена охота, их загоняли и расстреливали. Умирали и мирные жители. Их разрывало на куски… Собачки без ножек… Бабушки без рук… Велосипедисты, накрытые черным брезентом, посреди дороги… и черные поля сожженной пшеницы.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:28
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:28 | Сообщение # 5
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава V

После прерывающихся всхлипываниями слов о жертвах войны на Донбассе, Лев предпринял попытку утешить Анастасию — обнял за талию, но она выскользнула из объятий.

Тихим голосом она продолжала рассказ:

— В последующие дни снаряды тоже падали в районы около шахт, только в центре было относительно спокойно, а вот многим поселкам досталось — будто специально по частным домам били. При чем утром, днем, вечером и ночью. Мы старались уловить хоть какую-то закономерность, график — безрезультатно — они бомбили не по часам, а когда им в голову взбредет, будто обязательно нужно было держать людей в напряжении: стрелять и еще раз стрелять, разрушать, палить и убивать. Так проходит «антитеррористическая операция» на Донбассе. Что спасают каратели? Первым делом прошлись минами по всем шахтам и бомбили их по кругу, но то ли солдаты их плохо обучены, то ли намеренно, но они били по жилым домам. Я видела дома без окон, с проломленной крышей и заборы похожие на решето, при чем один дом мог быть невредимым, а соседский выглядел так, будто и был целью. Первый день был самый уморительный. Хотелось спать. Приближалась ночь, ночные «фейерверки» и полусон-полумучение в ожидании рассвета, потому что спать в подвале было крайне неудобно: две метровые скамейки, рой комаров и запах плесени. Лежали, сидели, прислушивались, что куда и откуда летит, где падает. Казалось, все очень близко, впрочем, на утро наши предположения подтвердились… На рассвете началось очередное светопреставление. Услышав первый взрыв, я продолжала лежать на боку с закрытыми глазами и думать о том, что в кино все не так, представляла Наполеона с легионами и задавалась вопросом — почему сейчас воюют иначе, почему тупо подходят к городу и закидывают его с расстояния минами или обстреливают с РСЗО, где стратегия, в чем интерес, для чего это вообще… Включили лампу, но она горела недолго — бабах и света нет. Было страшно, и слезы тихонько лились, но я не подавала виду, зато бабушка… Она такая паникерша… Около семи утра стало тихо и мы пошли в бомбоубежище, посмотреть есть ли там места и вообще узнать последние новости — все ли живы, чьи дома попали под обстрел, что говорят ополченцы и вообще что происходит…Этот кошмар длился две недели — две недели ада, а потом для нас с бабушкой все закончилось: наша «избушка» подпрыгнула и развалилась на куски…

Лев проникся к Анастасии чувством нежности, сострадания и такой человечности, что мысли о первоначальной цели сами собой отступили на задний план — Анастасия не соответствовала образу той девушки, которую можно было бы выставить на посмешище перед его друзьями. Ожидаемое шоу не состоялось бы и не имело бы такого эффекта, как предполагал Алекс. Но «слово пацана» для Льва значило немало — это раз, а во-вторых, ему подсознательно хотелось пережить очередной «сезон охоты»: соблазнить Анастасию, похвастаться перед друзьями, добыть еще один трофей. Лев считал, что своими ухаживаниями убьет сразу двух зайцев — поможет Анастасии пережить горечь войны, отвлечься и забыться, а за одно скрасит и свою жизнь. Не учел он одного — Анастасия, несмотря на страсть к чтению любовных приключений и порой посещающие ее романтические мысли о поцелуях и свиданиях, весьма холодно относилась к парням и вела себя осторожно и предусмотрительно.

— Как тебя утешить? Что для тебя сделать, малышка? — сюсюкал Лев. — Скажи! — он взял ее за руку и нежно поглаживал большим пальцем.

— Не нужно меня жалеть и обращаться со мной как с ребенком. Я давно ничего не боюсь, а это просто слезы, — она вытерла мокрые щеки и ресницы, — все самое страшное осталось позади.

— Я не хотел ничего плохого, не сердись, — Льву приходилось оправдываться и держаться сдержаннее. — Я думал, коль мы друзья, то я могу предложить тебе поплакаться в свою жилетку, — кажется, так говорят, — подставить свое плечо! Ты только намекни, что тебе нужно, и я что-нибудь придумаю!

— Ничего мне не нужно. Мы с бабушкой ни в чем не нуждаемся. Нам уже помогли!

— Ты переехала с бабушкой, как я понимаю, а что с твоими родителями? Где они?

— У меня нет никого кроме бабушки. Были подружки, а теперь и их нет: Машка умерла в больнице от ожогов после попадания снаряда в дом, Таню достали из-под завала еле живую — она умерла по дороге в больницу. Одноклассницы и однокурсницы уехали кто куда.

— А родители?

— Когда я была маленькая, мама бросила меня на отца и уехала в Польшу на заработки, а он любил курить в постели, и однажды дом вспыхнул — отец сгорел заживо, а меня чудом спасли. От мамы нет никаких вестей уже восемь лет. Раньше она хоть писала письма, а потом ни единой весточки — жива ли она, даже не знаю.

— А моя мама умерла, когда мне было восемнадцать. Как летит время — прошло десять лет. Она болела, болезнь держала в тайне, даже отец ничего не знал. Отец! Он заметно постарел после ее смерти. Волосы стали белыми, походка неуверенной, глаза глубокими и тусклыми. А вот характер ничуть не изменился. Отец всегда меня недолюбливал.

— Почему? Ты живешь с ним?

— Нет, упаси Бог жить с этим деспотом! Я живу один, и меня никто не пилит, не указывает, что, когда и как мне надо делать, не лезет ко мне со своими нравоучениями и не читает нотации из-за малейшей провинности — у него я всегда был во всем крайний. Что бы я не сделал — все всегда подвергалось безжалостной критике. Его невозможно было переубедить, переговорить, а потом я вообще не мог слушать его и уехал жить к тетке. Почему он так ко мне относился, я и сам не знаю — его любимчиком всегда был Владислав — мой младший брат.

— Значит, ты живешь с тетей? — Анастасия вспомнила, что говорила Карина о бутербродах, и ей показалось странным, что женщина ничего не готовит.

— Жил первое время, а потом снял квартиру и живу теперь один одинешенек — сам себе хозяин! На жизнь зарабатываю сам — отец не дал мне ни копейки. Пришлось связаться с банками, и я еще по уши в долгах, но у меня есть небольшая пиццерия, и лет через несколько я буду однозначно в плюсе!

— Ты настоящий лев! Целеустремленный и самостоятельный!

— Хочешь жить — умей вертеться, а хочешь жить красиво — вертеться нужно вдвойне.

Они уже подходили к общежитию, и Анастасия остановилась:

— Ну, вот мы и пришли. Дальше провожать не нужно, а то бабушка непременно устроит мне допрос.

— Когда мы снова удивимся? Я могу показать тебе город: сходим в парк, в кафе или ко мне в пиццерию!

— Не знаю! Я же тебе уже говорила, что не хочу ни в какие кафе — мои внутренние переживания и заботы не соответствуют радостной и красивой обстановке развлекательных заведений — любых увеселительных заведений. И вообще мы едва знакомы — никуда я с тобой не пойду!

— Ты такая забавная! Но мне даже нравится, что ты не соглашаешься! Веришь? Можно я хоть до общежития буду тебя провожать?

— Если хочешь…

— А может, все-таки сходим куда-нибудь? Я тебя познакомлю с друзьями!

— Ага, сейчас же! Я тебя толком не знаю, а то пойду знакомиться с твоими друзьями! И не надейся!

— Ты мне не доверяешь? Я что похож на бандита? Ты что думаешь, что мои друзья обидят тебя? Они хорошие парни! И девушки в нашем кругу есть! С ними не соскучишься!

— Нет. Я не готова влиться в вашу веселую компанию!

— Я, кажется, понял. Это из-за бабушки? Она не отпускает тебя гулять, так?

— Нет, Лев, я бы могла сходить погулять, но я не хочу.

— Ну и зря — ты молодая и красивая, очень красивая, — добивал он ласково, — и прячешь эту красоту в четырех стенах. Хочешь, я поговорю с твоей бабушкой? Если надо я ей паспорт покажу, чтобы она не волновалась и знала, с кем ты пошла гулять?

— Прекрати! Мне пора идти. Завтра у меня выходной, а послезавтра мы можем прогуляться от супермаркета до общежития — я расскажу тебе о впечатлении от «Мосье Николя»!

— Тогда мне остается только ждать, когда я снова смогу окунуться в озерах твоих прелестных глазок, Анастасия!
Они попрощались, но еще пару часов до сна их мысли были друг о друге: Анастасия занималась шторами — Лев Сюзанной, но милое личико Анастасии все время стояло у него перед глазами.


Сообщение отредактировал Kristina_Iva-Nova - Пятница, 03.04.2015, 21:28
 
СообщениеГлава V

После прерывающихся всхлипываниями слов о жертвах войны на Донбассе, Лев предпринял попытку утешить Анастасию — обнял за талию, но она выскользнула из объятий.

Тихим голосом она продолжала рассказ:

— В последующие дни снаряды тоже падали в районы около шахт, только в центре было относительно спокойно, а вот многим поселкам досталось — будто специально по частным домам били. При чем утром, днем, вечером и ночью. Мы старались уловить хоть какую-то закономерность, график — безрезультатно — они бомбили не по часам, а когда им в голову взбредет, будто обязательно нужно было держать людей в напряжении: стрелять и еще раз стрелять, разрушать, палить и убивать. Так проходит «антитеррористическая операция» на Донбассе. Что спасают каратели? Первым делом прошлись минами по всем шахтам и бомбили их по кругу, но то ли солдаты их плохо обучены, то ли намеренно, но они били по жилым домам. Я видела дома без окон, с проломленной крышей и заборы похожие на решето, при чем один дом мог быть невредимым, а соседский выглядел так, будто и был целью. Первый день был самый уморительный. Хотелось спать. Приближалась ночь, ночные «фейерверки» и полусон-полумучение в ожидании рассвета, потому что спать в подвале было крайне неудобно: две метровые скамейки, рой комаров и запах плесени. Лежали, сидели, прислушивались, что куда и откуда летит, где падает. Казалось, все очень близко, впрочем, на утро наши предположения подтвердились… На рассвете началось очередное светопреставление. Услышав первый взрыв, я продолжала лежать на боку с закрытыми глазами и думать о том, что в кино все не так, представляла Наполеона с легионами и задавалась вопросом — почему сейчас воюют иначе, почему тупо подходят к городу и закидывают его с расстояния минами или обстреливают с РСЗО, где стратегия, в чем интерес, для чего это вообще… Включили лампу, но она горела недолго — бабах и света нет. Было страшно, и слезы тихонько лились, но я не подавала виду, зато бабушка… Она такая паникерша… Около семи утра стало тихо и мы пошли в бомбоубежище, посмотреть есть ли там места и вообще узнать последние новости — все ли живы, чьи дома попали под обстрел, что говорят ополченцы и вообще что происходит…Этот кошмар длился две недели — две недели ада, а потом для нас с бабушкой все закончилось: наша «избушка» подпрыгнула и развалилась на куски…

Лев проникся к Анастасии чувством нежности, сострадания и такой человечности, что мысли о первоначальной цели сами собой отступили на задний план — Анастасия не соответствовала образу той девушки, которую можно было бы выставить на посмешище перед его друзьями. Ожидаемое шоу не состоялось бы и не имело бы такого эффекта, как предполагал Алекс. Но «слово пацана» для Льва значило немало — это раз, а во-вторых, ему подсознательно хотелось пережить очередной «сезон охоты»: соблазнить Анастасию, похвастаться перед друзьями, добыть еще один трофей. Лев считал, что своими ухаживаниями убьет сразу двух зайцев — поможет Анастасии пережить горечь войны, отвлечься и забыться, а за одно скрасит и свою жизнь. Не учел он одного — Анастасия, несмотря на страсть к чтению любовных приключений и порой посещающие ее романтические мысли о поцелуях и свиданиях, весьма холодно относилась к парням и вела себя осторожно и предусмотрительно.

— Как тебя утешить? Что для тебя сделать, малышка? — сюсюкал Лев. — Скажи! — он взял ее за руку и нежно поглаживал большим пальцем.

— Не нужно меня жалеть и обращаться со мной как с ребенком. Я давно ничего не боюсь, а это просто слезы, — она вытерла мокрые щеки и ресницы, — все самое страшное осталось позади.

— Я не хотел ничего плохого, не сердись, — Льву приходилось оправдываться и держаться сдержаннее. — Я думал, коль мы друзья, то я могу предложить тебе поплакаться в свою жилетку, — кажется, так говорят, — подставить свое плечо! Ты только намекни, что тебе нужно, и я что-нибудь придумаю!

— Ничего мне не нужно. Мы с бабушкой ни в чем не нуждаемся. Нам уже помогли!

— Ты переехала с бабушкой, как я понимаю, а что с твоими родителями? Где они?

— У меня нет никого кроме бабушки. Были подружки, а теперь и их нет: Машка умерла в больнице от ожогов после попадания снаряда в дом, Таню достали из-под завала еле живую — она умерла по дороге в больницу. Одноклассницы и однокурсницы уехали кто куда.

— А родители?

— Когда я была маленькая, мама бросила меня на отца и уехала в Польшу на заработки, а он любил курить в постели, и однажды дом вспыхнул — отец сгорел заживо, а меня чудом спасли. От мамы нет никаких вестей уже восемь лет. Раньше она хоть писала письма, а потом ни единой весточки — жива ли она, даже не знаю.

— А моя мама умерла, когда мне было восемнадцать. Как летит время — прошло десять лет. Она болела, болезнь держала в тайне, даже отец ничего не знал. Отец! Он заметно постарел после ее смерти. Волосы стали белыми, походка неуверенной, глаза глубокими и тусклыми. А вот характер ничуть не изменился. Отец всегда меня недолюбливал.

— Почему? Ты живешь с ним?

— Нет, упаси Бог жить с этим деспотом! Я живу один, и меня никто не пилит, не указывает, что, когда и как мне надо делать, не лезет ко мне со своими нравоучениями и не читает нотации из-за малейшей провинности — у него я всегда был во всем крайний. Что бы я не сделал — все всегда подвергалось безжалостной критике. Его невозможно было переубедить, переговорить, а потом я вообще не мог слушать его и уехал жить к тетке. Почему он так ко мне относился, я и сам не знаю — его любимчиком всегда был Владислав — мой младший брат.

— Значит, ты живешь с тетей? — Анастасия вспомнила, что говорила Карина о бутербродах, и ей показалось странным, что женщина ничего не готовит.

— Жил первое время, а потом снял квартиру и живу теперь один одинешенек — сам себе хозяин! На жизнь зарабатываю сам — отец не дал мне ни копейки. Пришлось связаться с банками, и я еще по уши в долгах, но у меня есть небольшая пиццерия, и лет через несколько я буду однозначно в плюсе!

— Ты настоящий лев! Целеустремленный и самостоятельный!

— Хочешь жить — умей вертеться, а хочешь жить красиво — вертеться нужно вдвойне.

Они уже подходили к общежитию, и Анастасия остановилась:

— Ну, вот мы и пришли. Дальше провожать не нужно, а то бабушка непременно устроит мне допрос.

— Когда мы снова удивимся? Я могу показать тебе город: сходим в парк, в кафе или ко мне в пиццерию!

— Не знаю! Я же тебе уже говорила, что не хочу ни в какие кафе — мои внутренние переживания и заботы не соответствуют радостной и красивой обстановке развлекательных заведений — любых увеселительных заведений. И вообще мы едва знакомы — никуда я с тобой не пойду!

— Ты такая забавная! Но мне даже нравится, что ты не соглашаешься! Веришь? Можно я хоть до общежития буду тебя провожать?

— Если хочешь…

— А может, все-таки сходим куда-нибудь? Я тебя познакомлю с друзьями!

— Ага, сейчас же! Я тебя толком не знаю, а то пойду знакомиться с твоими друзьями! И не надейся!

— Ты мне не доверяешь? Я что похож на бандита? Ты что думаешь, что мои друзья обидят тебя? Они хорошие парни! И девушки в нашем кругу есть! С ними не соскучишься!

— Нет. Я не готова влиться в вашу веселую компанию!

— Я, кажется, понял. Это из-за бабушки? Она не отпускает тебя гулять, так?

— Нет, Лев, я бы могла сходить погулять, но я не хочу.

— Ну и зря — ты молодая и красивая, очень красивая, — добивал он ласково, — и прячешь эту красоту в четырех стенах. Хочешь, я поговорю с твоей бабушкой? Если надо я ей паспорт покажу, чтобы она не волновалась и знала, с кем ты пошла гулять?

— Прекрати! Мне пора идти. Завтра у меня выходной, а послезавтра мы можем прогуляться от супермаркета до общежития — я расскажу тебе о впечатлении от «Мосье Николя»!

— Тогда мне остается только ждать, когда я снова смогу окунуться в озерах твоих прелестных глазок, Анастасия!
Они попрощались, но еще пару часов до сна их мысли были друг о друге: Анастасия занималась шторами — Лев Сюзанной, но милое личико Анастасии все время стояло у него перед глазами.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:28
СообщениеГлава V

После прерывающихся всхлипываниями слов о жертвах войны на Донбассе, Лев предпринял попытку утешить Анастасию — обнял за талию, но она выскользнула из объятий.

Тихим голосом она продолжала рассказ:

— В последующие дни снаряды тоже падали в районы около шахт, только в центре было относительно спокойно, а вот многим поселкам досталось — будто специально по частным домам били. При чем утром, днем, вечером и ночью. Мы старались уловить хоть какую-то закономерность, график — безрезультатно — они бомбили не по часам, а когда им в голову взбредет, будто обязательно нужно было держать людей в напряжении: стрелять и еще раз стрелять, разрушать, палить и убивать. Так проходит «антитеррористическая операция» на Донбассе. Что спасают каратели? Первым делом прошлись минами по всем шахтам и бомбили их по кругу, но то ли солдаты их плохо обучены, то ли намеренно, но они били по жилым домам. Я видела дома без окон, с проломленной крышей и заборы похожие на решето, при чем один дом мог быть невредимым, а соседский выглядел так, будто и был целью. Первый день был самый уморительный. Хотелось спать. Приближалась ночь, ночные «фейерверки» и полусон-полумучение в ожидании рассвета, потому что спать в подвале было крайне неудобно: две метровые скамейки, рой комаров и запах плесени. Лежали, сидели, прислушивались, что куда и откуда летит, где падает. Казалось, все очень близко, впрочем, на утро наши предположения подтвердились… На рассвете началось очередное светопреставление. Услышав первый взрыв, я продолжала лежать на боку с закрытыми глазами и думать о том, что в кино все не так, представляла Наполеона с легионами и задавалась вопросом — почему сейчас воюют иначе, почему тупо подходят к городу и закидывают его с расстояния минами или обстреливают с РСЗО, где стратегия, в чем интерес, для чего это вообще… Включили лампу, но она горела недолго — бабах и света нет. Было страшно, и слезы тихонько лились, но я не подавала виду, зато бабушка… Она такая паникерша… Около семи утра стало тихо и мы пошли в бомбоубежище, посмотреть есть ли там места и вообще узнать последние новости — все ли живы, чьи дома попали под обстрел, что говорят ополченцы и вообще что происходит…Этот кошмар длился две недели — две недели ада, а потом для нас с бабушкой все закончилось: наша «избушка» подпрыгнула и развалилась на куски…

Лев проникся к Анастасии чувством нежности, сострадания и такой человечности, что мысли о первоначальной цели сами собой отступили на задний план — Анастасия не соответствовала образу той девушки, которую можно было бы выставить на посмешище перед его друзьями. Ожидаемое шоу не состоялось бы и не имело бы такого эффекта, как предполагал Алекс. Но «слово пацана» для Льва значило немало — это раз, а во-вторых, ему подсознательно хотелось пережить очередной «сезон охоты»: соблазнить Анастасию, похвастаться перед друзьями, добыть еще один трофей. Лев считал, что своими ухаживаниями убьет сразу двух зайцев — поможет Анастасии пережить горечь войны, отвлечься и забыться, а за одно скрасит и свою жизнь. Не учел он одного — Анастасия, несмотря на страсть к чтению любовных приключений и порой посещающие ее романтические мысли о поцелуях и свиданиях, весьма холодно относилась к парням и вела себя осторожно и предусмотрительно.

— Как тебя утешить? Что для тебя сделать, малышка? — сюсюкал Лев. — Скажи! — он взял ее за руку и нежно поглаживал большим пальцем.

— Не нужно меня жалеть и обращаться со мной как с ребенком. Я давно ничего не боюсь, а это просто слезы, — она вытерла мокрые щеки и ресницы, — все самое страшное осталось позади.

— Я не хотел ничего плохого, не сердись, — Льву приходилось оправдываться и держаться сдержаннее. — Я думал, коль мы друзья, то я могу предложить тебе поплакаться в свою жилетку, — кажется, так говорят, — подставить свое плечо! Ты только намекни, что тебе нужно, и я что-нибудь придумаю!

— Ничего мне не нужно. Мы с бабушкой ни в чем не нуждаемся. Нам уже помогли!

— Ты переехала с бабушкой, как я понимаю, а что с твоими родителями? Где они?

— У меня нет никого кроме бабушки. Были подружки, а теперь и их нет: Машка умерла в больнице от ожогов после попадания снаряда в дом, Таню достали из-под завала еле живую — она умерла по дороге в больницу. Одноклассницы и однокурсницы уехали кто куда.

— А родители?

— Когда я была маленькая, мама бросила меня на отца и уехала в Польшу на заработки, а он любил курить в постели, и однажды дом вспыхнул — отец сгорел заживо, а меня чудом спасли. От мамы нет никаких вестей уже восемь лет. Раньше она хоть писала письма, а потом ни единой весточки — жива ли она, даже не знаю.

— А моя мама умерла, когда мне было восемнадцать. Как летит время — прошло десять лет. Она болела, болезнь держала в тайне, даже отец ничего не знал. Отец! Он заметно постарел после ее смерти. Волосы стали белыми, походка неуверенной, глаза глубокими и тусклыми. А вот характер ничуть не изменился. Отец всегда меня недолюбливал.

— Почему? Ты живешь с ним?

— Нет, упаси Бог жить с этим деспотом! Я живу один, и меня никто не пилит, не указывает, что, когда и как мне надо делать, не лезет ко мне со своими нравоучениями и не читает нотации из-за малейшей провинности — у него я всегда был во всем крайний. Что бы я не сделал — все всегда подвергалось безжалостной критике. Его невозможно было переубедить, переговорить, а потом я вообще не мог слушать его и уехал жить к тетке. Почему он так ко мне относился, я и сам не знаю — его любимчиком всегда был Владислав — мой младший брат.

— Значит, ты живешь с тетей? — Анастасия вспомнила, что говорила Карина о бутербродах, и ей показалось странным, что женщина ничего не готовит.

— Жил первое время, а потом снял квартиру и живу теперь один одинешенек — сам себе хозяин! На жизнь зарабатываю сам — отец не дал мне ни копейки. Пришлось связаться с банками, и я еще по уши в долгах, но у меня есть небольшая пиццерия, и лет через несколько я буду однозначно в плюсе!

— Ты настоящий лев! Целеустремленный и самостоятельный!

— Хочешь жить — умей вертеться, а хочешь жить красиво — вертеться нужно вдвойне.

Они уже подходили к общежитию, и Анастасия остановилась:

— Ну, вот мы и пришли. Дальше провожать не нужно, а то бабушка непременно устроит мне допрос.

— Когда мы снова удивимся? Я могу показать тебе город: сходим в парк, в кафе или ко мне в пиццерию!

— Не знаю! Я же тебе уже говорила, что не хочу ни в какие кафе — мои внутренние переживания и заботы не соответствуют радостной и красивой обстановке развлекательных заведений — любых увеселительных заведений. И вообще мы едва знакомы — никуда я с тобой не пойду!

— Ты такая забавная! Но мне даже нравится, что ты не соглашаешься! Веришь? Можно я хоть до общежития буду тебя провожать?

— Если хочешь…

— А может, все-таки сходим куда-нибудь? Я тебя познакомлю с друзьями!

— Ага, сейчас же! Я тебя толком не знаю, а то пойду знакомиться с твоими друзьями! И не надейся!

— Ты мне не доверяешь? Я что похож на бандита? Ты что думаешь, что мои друзья обидят тебя? Они хорошие парни! И девушки в нашем кругу есть! С ними не соскучишься!

— Нет. Я не готова влиться в вашу веселую компанию!

— Я, кажется, понял. Это из-за бабушки? Она не отпускает тебя гулять, так?

— Нет, Лев, я бы могла сходить погулять, но я не хочу.

— Ну и зря — ты молодая и красивая, очень красивая, — добивал он ласково, — и прячешь эту красоту в четырех стенах. Хочешь, я поговорю с твоей бабушкой? Если надо я ей паспорт покажу, чтобы она не волновалась и знала, с кем ты пошла гулять?

— Прекрати! Мне пора идти. Завтра у меня выходной, а послезавтра мы можем прогуляться от супермаркета до общежития — я расскажу тебе о впечатлении от «Мосье Николя»!

— Тогда мне остается только ждать, когда я снова смогу окунуться в озерах твоих прелестных глазок, Анастасия!
Они попрощались, но еще пару часов до сна их мысли были друг о друге: Анастасия занималась шторами — Лев Сюзанной, но милое личико Анастасии все время стояло у него перед глазами.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:28
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 03.04.2015, 20:29 | Сообщение # 6
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава VI

Следующий вечер Лев провел с друзьями у себя в пиццерии — в зале, обустроенном для небольшой компании, предпочитающей уют, уединение и комфорт. Это и было местом, где молодые люди играли в покер, выпивали и обсуждали свои дела. Играли они не на деньги, а на желания, а для тех проигравших, кто не смог или отказался выполнять желание победителя, было и финансовое наказание в качестве банкетного стола с дорогой выпивкой. Затейщиком и, так сказать, основателем этой традиции был Алекс — сын «мебельного барона», получивший от отца один из его магазинов, расположенный в одном здании с пиццерией.

Сюзанна к картам относилась равнодушно и если и приходила, то исключительно ради веселой атмосферы, которую зачастую обеспечивал Алекс, но на этот раз, как впрочем, бывало и раньше, у Алекса были другие планы, и в пиццерии он даже не появился. Виновницей этих самых планов и являлась Сюзанна — они договорились провести вечер наедине.

Излюбленным местом их свиданий был отель с роскошными номерами — «S*». Сюзанна любила яркий свет хрустальных люстр, глянцевые потолки, красные шторы с золотистой бахромой, кожаные диваны и стеклянные столы, а больше всего — круглую кровать в спальне с зеркальным потолком.

В фойе отеля они вошли в обнимку. Алекс шептал ей на ухо комплименты в предвкушении страстных оргий с возбуждающими стонами, которыми Сюзанна благодарила его за дорогие подарки. Для администратора отеля вид этой запомнившейся парочки ничем не изменился со времени их последнего бронирования номера — Алекс все такой же беззаботный и влюбленный, а Сюзанна такая же надменная, но улыбающаяся, как пантера, виляющая хвостом перед дрессировщиком, податливая, но палец в рот такой не клади — откусит по локоть.
В номере их ожидал ужин на двоих. На круглом столе с праздничной белой скатертью, в подсвечниках из итальянского матового стекла горели длинные ароматические свечи. В ведерке со льдом охлаждалось игристое вино, в больших белых тарелках на листьях салата — морской салат с осьминогами, блинчики с красной икрой, крупные черные маслины и сочный виноград. Без всего этого Сюзанна не представляла свиданий с Алексом, и он ее баловал, выполняя любые прихоти, но делал это не чаще двух раз в месяц.

Таким образом, он старался продлить их отношения, потому что слишком частые свидания наводили на него тоску, да и праздник каждый день перестает быть праздником. Поэтому, когда Сюзанна увлеклась Львом, Алекс вздохнул облегченно. Сюзанна больше не навязывалась со своей любовью, не звонила по ночам с просьбами забрать ее из клуба или от подруги, не нужно было часто оплачивать номера в дорогих отелях, но, тем не менее, Алекс не упускал ее из виду. В итоге их роман приобрел еще больше пикантности и таинственности. Это заводило их обоих, и, по мнению Алекса, игра стоила свеч!

Алекс не считал Льва серьезным соперником и не верил, что его связь с Сюзанной продлится дольше пары месяцев, но они встречались уже полгода, и не два раза в месяц, а несколько раз в неделю, и, глядя на их счастливые, как казалось, лица, Алекс порой приходил в бешенство. Ежедневно Сюзанна ему была не нужна, но и делить ее с другом становилось все более неприятно. Алекс еще в прошлый раз потребовал от Сюзанны сделать выбор, пригрозив, что если она сама не бросит Льва, то он обо всем ему расскажет, и она вероятнее всего останется ни с тем и ни с другим. Такой расклад Сюзанне был не по душе — ей нужен был Лев и его наследство, при чем второе важнее первого.

Делать выбор Сюзанна не спешила, и со стороны ее невозможно было заподозрить ни в огорчении, ни в замешательстве — она жила сегодняшним днем и извлекала из него максимум позитива!

Допив бокал вина, Сюзанна обещающе прищурилась и облизнула губы — она была готова станцевать эротический танец и встала из-за стола. Включив любимую композицию и добавив громкости, Сюзанна вся отдалась музыке, медленно раздеваясь и разбрасывая одежду по комнате. Алекс, откинувшись на спинку кресла, следил за каждым движением. Его глаза сияли от наслаждения — смотреть, как красивая девушка танцует, доставляло ему почти столько же удовольствия, как и секс.

Потом Сюзанна ублажала его в постели, и Алекс чувствовал себя самым счастливым человеком на планете.

— Так, что там у тебя со Львом? Ты ему так и не сказала, — Алекс напомнил ей о своем условии и закурил сигарету.

— Не волнуйся, лапусик, ты же знаешь, кто из вас мне по-настоящему дорог! Ты и только ты! — она охватила мочку его уха губами и, слегка покусывая, поцеловала. — А бросить Льва еще не представилась возможность. Ты же знаешь, какой он чувствительный и порой сентиментальный! Ну, не могу же я — девушка образцовой порядочности, огорчить нашего милого львенка, замарав и свою репутацию, и твою — ведь ты для него никто иной, как верный и преданный друг! Но как бы там ни было, ты должен верить своей кошечке — рано или поздно я с ним расстанусь и буду только твоя! И Лев никогда не заподозрит тебя в предательстве!

— Мне кажется, что как минимум одна подходящая возможность бросить Льва и уличить его в измене, у тебя скоро появится!

— Что ты этим хочешь сказать? У Льва кто-то есть? — Сюзанна сохраняла самообладание, как истинная актриса, но ущемленное чувство собственности выдали опущенные уголки губ и мгновенно распахнувшиеся зеленые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами.

— Только не говори, что ты ревнуешь!

— Нисколько! Но я ничего такого не замечала. Кто она?

— Я с ней еще не знаком, но думаю, что ей с тобой не сравниться. Прошлый раз я обхитрил Льва в покер, и мое желание стало на первый взгляд безобиднее, чем просить милостыню под церковью, когда тебя снимают на камеру, а потом видео гуляет по Интернету! — Алекс смеялся, вспоминая свои дурацкие шуточки надо Львом, когда он только вливался в их коллектив. — Лев познакомился с какой-то Настей в библиотеке! И если ему удастся ее охмурить, в чем я не сомневаюсь, то в субботу нас ждет вечер представлений!

— Ах ты, хитрый жук! А я ума не могла приложить, с чего это вдруг Лев притащил домой книжку из библиотеки! Так вот оно в чем дело! Стало быть, это не меня он намеревался шокировать своими познаниями в астрологии!

— Он и впрямь штудирует ту книжонку?

— Ты бы видел эту картину! Читает с умным лицом — ни дать, ни взять профессор!

— Не хочет отставать от девчонки. Ну что ж, посмотрим на этих голубков в субботу!

— Ох, и устрою я им незабываемый вечер!

— Предлагаю обмыть наш коварный план, моя непревзойденная богиня!

— Ты моя прелесть! С удовольствием!

Они выпили еще по бокалу и снова пустили в ход все свое обаяние, излив бурлящую страсть пятнами на белых простынях.

Перед уходом Алекс имел привычку допивать недопитое и доедать недоеденное. Сюзанна воспринимала это как жадность, но любовника никогда раньше не стыдила, ведь он все-таки немало тратил на оплату этих памятных праздничных вечеров, но на этот раз слегка пожурила его:

— Лапусик, оставь хоть виноград, а то лопнешь!

— Нет, я не уйду пока не доем до последней ягодки!

— Тогда заверни его в салфетку и дома доешь, потому что я устала и хочу поскорее лечь спать!

Алекс намек понял и недовольно перестал есть.

Они спустились на первый этаж, и когда створки лифта открылись, Алекс и Сюзанна стояли в обнимку лицом к лицу, смеялись и доедали виноград вдвоем.

Домой Алекс ее не провожал — таков был уговор — они простились на ступенях отеля и разбежались в разные стороны, но домой Алекс так и не вернулся.

Алекс жил неподалеку и предпочитал ходить пешком, на личном автомобиле ездил только в отдаленные уголки города или за его пределы. Когда Алекс переходил улицу, на него налетела черная «Шкода» с грязными номерными знаками. Она появилась из ниоткуда и перечеркнула все планы молодого человека. С несовместимыми с жизнью травмами Алекса доставили в городскую больницу, где он и испустил последний дух, прошептав перед смертью последнее «Сю-зан-на».

О ночном несчастном случае на утро говорили везде: на рынке, в банках, в магазинах, супермаркетах, и Анастасия тоже узнала о нем — от Карины. Ее мама работала медсестрой и рассказала дочери, что от парня пахло алкоголем, в его кармане был раздавленный виноград, и, судя по свежим царапинам на спине, он перед смертью был с девушкой, но самое важное для Анастасии заключалось в том, что Алекс и Лев были друзьями, как утверждала Карина. «Мир тесен» — повторяла она.
 
СообщениеГлава VI

Следующий вечер Лев провел с друзьями у себя в пиццерии — в зале, обустроенном для небольшой компании, предпочитающей уют, уединение и комфорт. Это и было местом, где молодые люди играли в покер, выпивали и обсуждали свои дела. Играли они не на деньги, а на желания, а для тех проигравших, кто не смог или отказался выполнять желание победителя, было и финансовое наказание в качестве банкетного стола с дорогой выпивкой. Затейщиком и, так сказать, основателем этой традиции был Алекс — сын «мебельного барона», получивший от отца один из его магазинов, расположенный в одном здании с пиццерией.

Сюзанна к картам относилась равнодушно и если и приходила, то исключительно ради веселой атмосферы, которую зачастую обеспечивал Алекс, но на этот раз, как впрочем, бывало и раньше, у Алекса были другие планы, и в пиццерии он даже не появился. Виновницей этих самых планов и являлась Сюзанна — они договорились провести вечер наедине.

Излюбленным местом их свиданий был отель с роскошными номерами — «S*». Сюзанна любила яркий свет хрустальных люстр, глянцевые потолки, красные шторы с золотистой бахромой, кожаные диваны и стеклянные столы, а больше всего — круглую кровать в спальне с зеркальным потолком.

В фойе отеля они вошли в обнимку. Алекс шептал ей на ухо комплименты в предвкушении страстных оргий с возбуждающими стонами, которыми Сюзанна благодарила его за дорогие подарки. Для администратора отеля вид этой запомнившейся парочки ничем не изменился со времени их последнего бронирования номера — Алекс все такой же беззаботный и влюбленный, а Сюзанна такая же надменная, но улыбающаяся, как пантера, виляющая хвостом перед дрессировщиком, податливая, но палец в рот такой не клади — откусит по локоть.
В номере их ожидал ужин на двоих. На круглом столе с праздничной белой скатертью, в подсвечниках из итальянского матового стекла горели длинные ароматические свечи. В ведерке со льдом охлаждалось игристое вино, в больших белых тарелках на листьях салата — морской салат с осьминогами, блинчики с красной икрой, крупные черные маслины и сочный виноград. Без всего этого Сюзанна не представляла свиданий с Алексом, и он ее баловал, выполняя любые прихоти, но делал это не чаще двух раз в месяц.

Таким образом, он старался продлить их отношения, потому что слишком частые свидания наводили на него тоску, да и праздник каждый день перестает быть праздником. Поэтому, когда Сюзанна увлеклась Львом, Алекс вздохнул облегченно. Сюзанна больше не навязывалась со своей любовью, не звонила по ночам с просьбами забрать ее из клуба или от подруги, не нужно было часто оплачивать номера в дорогих отелях, но, тем не менее, Алекс не упускал ее из виду. В итоге их роман приобрел еще больше пикантности и таинственности. Это заводило их обоих, и, по мнению Алекса, игра стоила свеч!

Алекс не считал Льва серьезным соперником и не верил, что его связь с Сюзанной продлится дольше пары месяцев, но они встречались уже полгода, и не два раза в месяц, а несколько раз в неделю, и, глядя на их счастливые, как казалось, лица, Алекс порой приходил в бешенство. Ежедневно Сюзанна ему была не нужна, но и делить ее с другом становилось все более неприятно. Алекс еще в прошлый раз потребовал от Сюзанны сделать выбор, пригрозив, что если она сама не бросит Льва, то он обо всем ему расскажет, и она вероятнее всего останется ни с тем и ни с другим. Такой расклад Сюзанне был не по душе — ей нужен был Лев и его наследство, при чем второе важнее первого.

Делать выбор Сюзанна не спешила, и со стороны ее невозможно было заподозрить ни в огорчении, ни в замешательстве — она жила сегодняшним днем и извлекала из него максимум позитива!

Допив бокал вина, Сюзанна обещающе прищурилась и облизнула губы — она была готова станцевать эротический танец и встала из-за стола. Включив любимую композицию и добавив громкости, Сюзанна вся отдалась музыке, медленно раздеваясь и разбрасывая одежду по комнате. Алекс, откинувшись на спинку кресла, следил за каждым движением. Его глаза сияли от наслаждения — смотреть, как красивая девушка танцует, доставляло ему почти столько же удовольствия, как и секс.

Потом Сюзанна ублажала его в постели, и Алекс чувствовал себя самым счастливым человеком на планете.

— Так, что там у тебя со Львом? Ты ему так и не сказала, — Алекс напомнил ей о своем условии и закурил сигарету.

— Не волнуйся, лапусик, ты же знаешь, кто из вас мне по-настоящему дорог! Ты и только ты! — она охватила мочку его уха губами и, слегка покусывая, поцеловала. — А бросить Льва еще не представилась возможность. Ты же знаешь, какой он чувствительный и порой сентиментальный! Ну, не могу же я — девушка образцовой порядочности, огорчить нашего милого львенка, замарав и свою репутацию, и твою — ведь ты для него никто иной, как верный и преданный друг! Но как бы там ни было, ты должен верить своей кошечке — рано или поздно я с ним расстанусь и буду только твоя! И Лев никогда не заподозрит тебя в предательстве!

— Мне кажется, что как минимум одна подходящая возможность бросить Льва и уличить его в измене, у тебя скоро появится!

— Что ты этим хочешь сказать? У Льва кто-то есть? — Сюзанна сохраняла самообладание, как истинная актриса, но ущемленное чувство собственности выдали опущенные уголки губ и мгновенно распахнувшиеся зеленые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами.

— Только не говори, что ты ревнуешь!

— Нисколько! Но я ничего такого не замечала. Кто она?

— Я с ней еще не знаком, но думаю, что ей с тобой не сравниться. Прошлый раз я обхитрил Льва в покер, и мое желание стало на первый взгляд безобиднее, чем просить милостыню под церковью, когда тебя снимают на камеру, а потом видео гуляет по Интернету! — Алекс смеялся, вспоминая свои дурацкие шуточки надо Львом, когда он только вливался в их коллектив. — Лев познакомился с какой-то Настей в библиотеке! И если ему удастся ее охмурить, в чем я не сомневаюсь, то в субботу нас ждет вечер представлений!

— Ах ты, хитрый жук! А я ума не могла приложить, с чего это вдруг Лев притащил домой книжку из библиотеки! Так вот оно в чем дело! Стало быть, это не меня он намеревался шокировать своими познаниями в астрологии!

— Он и впрямь штудирует ту книжонку?

— Ты бы видел эту картину! Читает с умным лицом — ни дать, ни взять профессор!

— Не хочет отставать от девчонки. Ну что ж, посмотрим на этих голубков в субботу!

— Ох, и устрою я им незабываемый вечер!

— Предлагаю обмыть наш коварный план, моя непревзойденная богиня!

— Ты моя прелесть! С удовольствием!

Они выпили еще по бокалу и снова пустили в ход все свое обаяние, излив бурлящую страсть пятнами на белых простынях.

Перед уходом Алекс имел привычку допивать недопитое и доедать недоеденное. Сюзанна воспринимала это как жадность, но любовника никогда раньше не стыдила, ведь он все-таки немало тратил на оплату этих памятных праздничных вечеров, но на этот раз слегка пожурила его:

— Лапусик, оставь хоть виноград, а то лопнешь!

— Нет, я не уйду пока не доем до последней ягодки!

— Тогда заверни его в салфетку и дома доешь, потому что я устала и хочу поскорее лечь спать!

Алекс намек понял и недовольно перестал есть.

Они спустились на первый этаж, и когда створки лифта открылись, Алекс и Сюзанна стояли в обнимку лицом к лицу, смеялись и доедали виноград вдвоем.

Домой Алекс ее не провожал — таков был уговор — они простились на ступенях отеля и разбежались в разные стороны, но домой Алекс так и не вернулся.

Алекс жил неподалеку и предпочитал ходить пешком, на личном автомобиле ездил только в отдаленные уголки города или за его пределы. Когда Алекс переходил улицу, на него налетела черная «Шкода» с грязными номерными знаками. Она появилась из ниоткуда и перечеркнула все планы молодого человека. С несовместимыми с жизнью травмами Алекса доставили в городскую больницу, где он и испустил последний дух, прошептав перед смертью последнее «Сю-зан-на».

О ночном несчастном случае на утро говорили везде: на рынке, в банках, в магазинах, супермаркетах, и Анастасия тоже узнала о нем — от Карины. Ее мама работала медсестрой и рассказала дочери, что от парня пахло алкоголем, в его кармане был раздавленный виноград, и, судя по свежим царапинам на спине, он перед смертью был с девушкой, но самое важное для Анастасии заключалось в том, что Алекс и Лев были друзьями, как утверждала Карина. «Мир тесен» — повторяла она.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:29
СообщениеГлава VI

Следующий вечер Лев провел с друзьями у себя в пиццерии — в зале, обустроенном для небольшой компании, предпочитающей уют, уединение и комфорт. Это и было местом, где молодые люди играли в покер, выпивали и обсуждали свои дела. Играли они не на деньги, а на желания, а для тех проигравших, кто не смог или отказался выполнять желание победителя, было и финансовое наказание в качестве банкетного стола с дорогой выпивкой. Затейщиком и, так сказать, основателем этой традиции был Алекс — сын «мебельного барона», получивший от отца один из его магазинов, расположенный в одном здании с пиццерией.

Сюзанна к картам относилась равнодушно и если и приходила, то исключительно ради веселой атмосферы, которую зачастую обеспечивал Алекс, но на этот раз, как впрочем, бывало и раньше, у Алекса были другие планы, и в пиццерии он даже не появился. Виновницей этих самых планов и являлась Сюзанна — они договорились провести вечер наедине.

Излюбленным местом их свиданий был отель с роскошными номерами — «S*». Сюзанна любила яркий свет хрустальных люстр, глянцевые потолки, красные шторы с золотистой бахромой, кожаные диваны и стеклянные столы, а больше всего — круглую кровать в спальне с зеркальным потолком.

В фойе отеля они вошли в обнимку. Алекс шептал ей на ухо комплименты в предвкушении страстных оргий с возбуждающими стонами, которыми Сюзанна благодарила его за дорогие подарки. Для администратора отеля вид этой запомнившейся парочки ничем не изменился со времени их последнего бронирования номера — Алекс все такой же беззаботный и влюбленный, а Сюзанна такая же надменная, но улыбающаяся, как пантера, виляющая хвостом перед дрессировщиком, податливая, но палец в рот такой не клади — откусит по локоть.
В номере их ожидал ужин на двоих. На круглом столе с праздничной белой скатертью, в подсвечниках из итальянского матового стекла горели длинные ароматические свечи. В ведерке со льдом охлаждалось игристое вино, в больших белых тарелках на листьях салата — морской салат с осьминогами, блинчики с красной икрой, крупные черные маслины и сочный виноград. Без всего этого Сюзанна не представляла свиданий с Алексом, и он ее баловал, выполняя любые прихоти, но делал это не чаще двух раз в месяц.

Таким образом, он старался продлить их отношения, потому что слишком частые свидания наводили на него тоску, да и праздник каждый день перестает быть праздником. Поэтому, когда Сюзанна увлеклась Львом, Алекс вздохнул облегченно. Сюзанна больше не навязывалась со своей любовью, не звонила по ночам с просьбами забрать ее из клуба или от подруги, не нужно было часто оплачивать номера в дорогих отелях, но, тем не менее, Алекс не упускал ее из виду. В итоге их роман приобрел еще больше пикантности и таинственности. Это заводило их обоих, и, по мнению Алекса, игра стоила свеч!

Алекс не считал Льва серьезным соперником и не верил, что его связь с Сюзанной продлится дольше пары месяцев, но они встречались уже полгода, и не два раза в месяц, а несколько раз в неделю, и, глядя на их счастливые, как казалось, лица, Алекс порой приходил в бешенство. Ежедневно Сюзанна ему была не нужна, но и делить ее с другом становилось все более неприятно. Алекс еще в прошлый раз потребовал от Сюзанны сделать выбор, пригрозив, что если она сама не бросит Льва, то он обо всем ему расскажет, и она вероятнее всего останется ни с тем и ни с другим. Такой расклад Сюзанне был не по душе — ей нужен был Лев и его наследство, при чем второе важнее первого.

Делать выбор Сюзанна не спешила, и со стороны ее невозможно было заподозрить ни в огорчении, ни в замешательстве — она жила сегодняшним днем и извлекала из него максимум позитива!

Допив бокал вина, Сюзанна обещающе прищурилась и облизнула губы — она была готова станцевать эротический танец и встала из-за стола. Включив любимую композицию и добавив громкости, Сюзанна вся отдалась музыке, медленно раздеваясь и разбрасывая одежду по комнате. Алекс, откинувшись на спинку кресла, следил за каждым движением. Его глаза сияли от наслаждения — смотреть, как красивая девушка танцует, доставляло ему почти столько же удовольствия, как и секс.

Потом Сюзанна ублажала его в постели, и Алекс чувствовал себя самым счастливым человеком на планете.

— Так, что там у тебя со Львом? Ты ему так и не сказала, — Алекс напомнил ей о своем условии и закурил сигарету.

— Не волнуйся, лапусик, ты же знаешь, кто из вас мне по-настоящему дорог! Ты и только ты! — она охватила мочку его уха губами и, слегка покусывая, поцеловала. — А бросить Льва еще не представилась возможность. Ты же знаешь, какой он чувствительный и порой сентиментальный! Ну, не могу же я — девушка образцовой порядочности, огорчить нашего милого львенка, замарав и свою репутацию, и твою — ведь ты для него никто иной, как верный и преданный друг! Но как бы там ни было, ты должен верить своей кошечке — рано или поздно я с ним расстанусь и буду только твоя! И Лев никогда не заподозрит тебя в предательстве!

— Мне кажется, что как минимум одна подходящая возможность бросить Льва и уличить его в измене, у тебя скоро появится!

— Что ты этим хочешь сказать? У Льва кто-то есть? — Сюзанна сохраняла самообладание, как истинная актриса, но ущемленное чувство собственности выдали опущенные уголки губ и мгновенно распахнувшиеся зеленые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами.

— Только не говори, что ты ревнуешь!

— Нисколько! Но я ничего такого не замечала. Кто она?

— Я с ней еще не знаком, но думаю, что ей с тобой не сравниться. Прошлый раз я обхитрил Льва в покер, и мое желание стало на первый взгляд безобиднее, чем просить милостыню под церковью, когда тебя снимают на камеру, а потом видео гуляет по Интернету! — Алекс смеялся, вспоминая свои дурацкие шуточки надо Львом, когда он только вливался в их коллектив. — Лев познакомился с какой-то Настей в библиотеке! И если ему удастся ее охмурить, в чем я не сомневаюсь, то в субботу нас ждет вечер представлений!

— Ах ты, хитрый жук! А я ума не могла приложить, с чего это вдруг Лев притащил домой книжку из библиотеки! Так вот оно в чем дело! Стало быть, это не меня он намеревался шокировать своими познаниями в астрологии!

— Он и впрямь штудирует ту книжонку?

— Ты бы видел эту картину! Читает с умным лицом — ни дать, ни взять профессор!

— Не хочет отставать от девчонки. Ну что ж, посмотрим на этих голубков в субботу!

— Ох, и устрою я им незабываемый вечер!

— Предлагаю обмыть наш коварный план, моя непревзойденная богиня!

— Ты моя прелесть! С удовольствием!

Они выпили еще по бокалу и снова пустили в ход все свое обаяние, излив бурлящую страсть пятнами на белых простынях.

Перед уходом Алекс имел привычку допивать недопитое и доедать недоеденное. Сюзанна воспринимала это как жадность, но любовника никогда раньше не стыдила, ведь он все-таки немало тратил на оплату этих памятных праздничных вечеров, но на этот раз слегка пожурила его:

— Лапусик, оставь хоть виноград, а то лопнешь!

— Нет, я не уйду пока не доем до последней ягодки!

— Тогда заверни его в салфетку и дома доешь, потому что я устала и хочу поскорее лечь спать!

Алекс намек понял и недовольно перестал есть.

Они спустились на первый этаж, и когда створки лифта открылись, Алекс и Сюзанна стояли в обнимку лицом к лицу, смеялись и доедали виноград вдвоем.

Домой Алекс ее не провожал — таков был уговор — они простились на ступенях отеля и разбежались в разные стороны, но домой Алекс так и не вернулся.

Алекс жил неподалеку и предпочитал ходить пешком, на личном автомобиле ездил только в отдаленные уголки города или за его пределы. Когда Алекс переходил улицу, на него налетела черная «Шкода» с грязными номерными знаками. Она появилась из ниоткуда и перечеркнула все планы молодого человека. С несовместимыми с жизнью травмами Алекса доставили в городскую больницу, где он и испустил последний дух, прошептав перед смертью последнее «Сю-зан-на».

О ночном несчастном случае на утро говорили везде: на рынке, в банках, в магазинах, супермаркетах, и Анастасия тоже узнала о нем — от Карины. Ее мама работала медсестрой и рассказала дочери, что от парня пахло алкоголем, в его кармане был раздавленный виноград, и, судя по свежим царапинам на спине, он перед смертью был с девушкой, но самое важное для Анастасии заключалось в том, что Алекс и Лев были друзьями, как утверждала Карина. «Мир тесен» — повторяла она.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 03.04.2015 в 20:29
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 09.04.2015, 18:08 | Сообщение # 7
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава VII

В том, что мир тесен, довелось с радостью убедиться и Прасковье Марковне.
В свои шестьдесят восемь лет она не утратила девичьей хрупкости, одевалась со вкусом и выгодно подчеркивала ровную осанку, придавая своему образу не меньше шарма и изящества, чем в молодости. Даже с лимитом денежных средств, когда приходилось выбирать из предложенной волонтерами гуманитарной помощи, а не из ассортимента модных магазинов, она умудрялась выглядеть элегантно, как подобает любой уважающей себя женщине.

Прасковье Марковне удалось сохранить сундучок с драгоценностями, и на ней блестели жемчужные длинные бусы, в два оборота овивающие шею. Они украшали однотонную кремовую блузку с рукавами фонариками. Ярким акцентом была и шляпка с широкими полями, и сумка с повязанным на ручке шифоновым платком неброского абрикосового цвета. Юбки Прасковья Марковна предпочитала немного ниже колена, но икры обязательно оставались открытыми. В такой юбке трапециевидной формы в мелкую клетку песочно-кофейного цвета и белых туфлях на небольшом каблуке Прасковья Марковна важно расхаживала по городской галерее картин современных художников и обмахивала себя кружевным веером.

На этой же выставке в самом последнем зале, у полотна с изображением вечернего солнца над полем цветущих маков в задумчивости стоял мужчина с белыми-белыми волосами. Высокий и широкоплечий в узкой атласной жилетке поверх рубашки он походил на научного сотрудника, археолога или кладоискателя из американских фильмов: рукава закачены, будто чтобы не мешать! Он стоял спиной и опирался на трость с привлекающим внимание набалдашником. Прасковье Марковне, любительнице не только классической литературы, но и современного кинематографа, эта трость, напоминающая древний артефакт, показалась такой любопытной, что привлекла больше внимания, чем пейзаж, трепетно рассматриваемый мужчиной, и она вплотную подошла к объекту своих наблюдений.

Богато одетый мужчина неспешно оглянулся и с достаточно рассеянным видом поправил опустившиеся на кончик носа очки, и Прасковья Марковна, ощутив легкое волнительное головокружение, поторопилась дрожащей рукой раскрыть сумочку и достала футляр с очками — разглядеть этого мужчину она должна была непременно во всех деталях!

— Бог ты мой! Малевская! Прасковьюшка ты моя дорогая, ущипни меня, если это не сон!

Прасковья Марковна надела очки и заохала:

— Коленька! Вальмон, Вальман, Вальтеман… Зольтеман! Вспомнила!

— Вот это встреча! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! — говорил он грудным хриплым голосом, вкладывая в слова максимум интонации.

Прасковья Марковна медлила с ответом, все еще не веря своим глазам.

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — продолжал Николай Зольтеман.

— Прими к сведению, Коленька, что твоя радость взаимна! У меня аж ноги подкашиваются от волнения! Это же надо спустя столько лет вот так встретиться, да еще и где — в том же городе, где мы познакомились. Когда это было? Полвека назад!

— И не говори, Прасковьюшка! Годы мчатся неумолимо. Но ты как будто и не изменилась: все те же черты, огонек в глазах, а губы… вовек мне не забыть сладость их поцелуев!

— Ты чего это! Тут же кругом люди!

— Не волнуйся, в нашем возрасте простительно любое ребячество. Если только где-то поблизости не разгуливает твой муж!

— Я одна. Мужа похоронила прошлой осенью.

— И я уже десять лет одинокий холостяк. Идем-ка, поболтаем в каком-нибудь тихом кафе!

— С превеликим удовольствием!

Николай Зольтеман предложил ей руку, и они пошли к выходу.

— Какой же ты стал! Волевой подбородок, глубокий взгляд, а эти морщинки тебе даже к лицу — подчеркивают мужественный и решительный характер. Настоящий мужчина!

— Да, я такой! У нас в роду ненастоящих мужчин не было — все герои. Отец — ветеран Великой отечественной, до Берлина дошел! Дед с Николаем II немцев гнал во время Первой мировой войны! Я, правда, до генерала не дослужился, но проявил ум и смекалку на другом поприще — сначала открыл лавку стройматериалов, потом организовал рабочую бригаду, и пошло-поехало. В тридцать пять я уже катался на черной волге, а в лихие девяностые приумножил отцовский капитал в десятки раз.

— Я и не сомневалась в твоих способностях. Твоей целеустремленности можно только позавидовать! Белой завистью! Ты здесь и остался жить после моего отъезда? Помню, ты говорил, что этот город тебе совершенно не нравился.

— Я приехал навестить сына, а живу я в Е*. Там наша фамильная дача с приусадебным участком в двадцать соток — развожу цветы после выхода на пенсию! А об этом городе единственное приятное воспоминание у меня связано с тобой! Если бы не ты, я бы и сейчас считал его чужим и неприветливым, но когда ты рядом, в моей памяти оживают те далекие воспоминания. Помнишь, букеты сирени? А пионы с дач?

— Как такое забыть?

— Я пятнадцатилетнем пацаненком прожил здесь, кажется, самые приятные месяцы в своей жизни! Первая любовь не забывается!

Прасковья Марковна расчувствовалась и всплакнула:

— Именно поэтому я и решила вернуться в этот город, спустя пятьдесят лет. Ты не спросил, а где же я жила все эти годы? — а я отвечу — на Донбассе. И вот оттуда я и сбежала сюда, в город, близкий моему сердцу: хотела перед смертью пройтись по знакомым улочкам, предаться воспоминаниям…

— Бог ты мой, Прасковьюшка, неужто и тебя коснулся этот кошмар? Я ведь даже не знал, что ты жила на востоке Украины. Ты ведь родом из Полтавы, так ведь?

— Так то оно так, но я же женщина — вышла замуж, переехала к мужу, полюбила донецкий край и до сих пор люблю, но военные действия, Коленька, вынудили покинуть город, ставший родным. И вот я здесь, и чудеснейшим образом наши с тобой дороги опять пересеклись!

— Я сожалею, что тебе довелось увидеть войну, — он взял ее за руку и нежно сжал ладонь. — Ты только не волнуйся так. Все хорошо! Все ведь хорошо? Рассказывай.

— Да что рассказывать то? Приехала я с внучкой после того, как нашего дома не стало, а до того прятались то в подвале рядом с домом, то в бомбоубежище ходили. Утром заводили будильник на полчетвертого, чтобы до первых утренних обстрелов спрятаться, и еще по темноте шли в бомбоубежище. Нас там было двести человек с лишним: и старики, и детвора. Все с нашего района, пгт, все, кто не уехал раньше. У каждой семьи — свой угол, лежаки из сдвинутых парт, спортивные маты вместо матрасов. Рядом был лицей. Его разбомбили. Из дому приносили одеяла и подушки. Бомбоубежище стало нам вторым домом. Но мы с внучкой так ни разу там и не ночевали — холодно там — спать ходили домой… Помню, как-то после бомбежки я грелась на солнышке у входа в бункер и наблюдала такую картину: пацанята с нашей улицы тащили в бомбоубежище диван! Потом микроволновку, чайник и даже холодильник привезли на тачке. Там готовили кушать, и на кострах тоже, особенно после первых жертв — страшно было домой возвращаться. Первым погиб мой сосед — пошел собак покормить, а не угадаешь ведь, когда эти вояки начнут стрелять, вот и разорвало его. Снаряд возле дома упал: все окна вылетели вместе с рамами, шифер и забор побиты, будто зубилом их колотили, а в железных воротах дыры как от горячего ножа в масле. Много тогда домов под обстрел попало, а стреляли они по лицею, потому что знали, что там база ополченцев была. А еще, представляешь, в бомбоубежище, оказывается, был спрятан целый склад боеприпасов! Ополченцы вывозили потом. Мастера маскировки! Погрузили ящики с осколочно-фугасными снарядами в машины для транспортировки мороженого — прямо в морозильные камеры «Сладкая жизнь», и поехали… По моей улице ни один дом не уцелел, даже когда по началу в нас только из минометов стреляли, а когда ракету какую-то запустили — «Смерч» или «Ураган», не знаю точно, — то разрушения были не то слово ужасные: груды камней и мусора вместо домов. А миномет это так цветочки — воронка диаметром не больше метра, ну и в стенах примерно такие же прорехи, окна разбитые и крыши, но стены оставались на месте. А вот после ракет дома ремонту и восстановлению не подлежат… Ну, что тебе еще рассказать? Про «Град»? Звук от них страшный идет, а потом горит все в округе. Сгорели дома, пшеничные поля… Выжигали нас, расстреливали, хлеба не было — завод стоял, потому что каратели не пропускали к нам в город машину с мукой, магазины не работали и банки закрыли, ни пенсий, ни зарплат, а мы такие живучие, что ничто нас не берет.
 
СообщениеГлава VII

В том, что мир тесен, довелось с радостью убедиться и Прасковье Марковне.
В свои шестьдесят восемь лет она не утратила девичьей хрупкости, одевалась со вкусом и выгодно подчеркивала ровную осанку, придавая своему образу не меньше шарма и изящества, чем в молодости. Даже с лимитом денежных средств, когда приходилось выбирать из предложенной волонтерами гуманитарной помощи, а не из ассортимента модных магазинов, она умудрялась выглядеть элегантно, как подобает любой уважающей себя женщине.

Прасковье Марковне удалось сохранить сундучок с драгоценностями, и на ней блестели жемчужные длинные бусы, в два оборота овивающие шею. Они украшали однотонную кремовую блузку с рукавами фонариками. Ярким акцентом была и шляпка с широкими полями, и сумка с повязанным на ручке шифоновым платком неброского абрикосового цвета. Юбки Прасковья Марковна предпочитала немного ниже колена, но икры обязательно оставались открытыми. В такой юбке трапециевидной формы в мелкую клетку песочно-кофейного цвета и белых туфлях на небольшом каблуке Прасковья Марковна важно расхаживала по городской галерее картин современных художников и обмахивала себя кружевным веером.

На этой же выставке в самом последнем зале, у полотна с изображением вечернего солнца над полем цветущих маков в задумчивости стоял мужчина с белыми-белыми волосами. Высокий и широкоплечий в узкой атласной жилетке поверх рубашки он походил на научного сотрудника, археолога или кладоискателя из американских фильмов: рукава закачены, будто чтобы не мешать! Он стоял спиной и опирался на трость с привлекающим внимание набалдашником. Прасковье Марковне, любительнице не только классической литературы, но и современного кинематографа, эта трость, напоминающая древний артефакт, показалась такой любопытной, что привлекла больше внимания, чем пейзаж, трепетно рассматриваемый мужчиной, и она вплотную подошла к объекту своих наблюдений.

Богато одетый мужчина неспешно оглянулся и с достаточно рассеянным видом поправил опустившиеся на кончик носа очки, и Прасковья Марковна, ощутив легкое волнительное головокружение, поторопилась дрожащей рукой раскрыть сумочку и достала футляр с очками — разглядеть этого мужчину она должна была непременно во всех деталях!

— Бог ты мой! Малевская! Прасковьюшка ты моя дорогая, ущипни меня, если это не сон!

Прасковья Марковна надела очки и заохала:

— Коленька! Вальмон, Вальман, Вальтеман… Зольтеман! Вспомнила!

— Вот это встреча! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! — говорил он грудным хриплым голосом, вкладывая в слова максимум интонации.

Прасковья Марковна медлила с ответом, все еще не веря своим глазам.

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — продолжал Николай Зольтеман.

— Прими к сведению, Коленька, что твоя радость взаимна! У меня аж ноги подкашиваются от волнения! Это же надо спустя столько лет вот так встретиться, да еще и где — в том же городе, где мы познакомились. Когда это было? Полвека назад!

— И не говори, Прасковьюшка! Годы мчатся неумолимо. Но ты как будто и не изменилась: все те же черты, огонек в глазах, а губы… вовек мне не забыть сладость их поцелуев!

— Ты чего это! Тут же кругом люди!

— Не волнуйся, в нашем возрасте простительно любое ребячество. Если только где-то поблизости не разгуливает твой муж!

— Я одна. Мужа похоронила прошлой осенью.

— И я уже десять лет одинокий холостяк. Идем-ка, поболтаем в каком-нибудь тихом кафе!

— С превеликим удовольствием!

Николай Зольтеман предложил ей руку, и они пошли к выходу.

— Какой же ты стал! Волевой подбородок, глубокий взгляд, а эти морщинки тебе даже к лицу — подчеркивают мужественный и решительный характер. Настоящий мужчина!

— Да, я такой! У нас в роду ненастоящих мужчин не было — все герои. Отец — ветеран Великой отечественной, до Берлина дошел! Дед с Николаем II немцев гнал во время Первой мировой войны! Я, правда, до генерала не дослужился, но проявил ум и смекалку на другом поприще — сначала открыл лавку стройматериалов, потом организовал рабочую бригаду, и пошло-поехало. В тридцать пять я уже катался на черной волге, а в лихие девяностые приумножил отцовский капитал в десятки раз.

— Я и не сомневалась в твоих способностях. Твоей целеустремленности можно только позавидовать! Белой завистью! Ты здесь и остался жить после моего отъезда? Помню, ты говорил, что этот город тебе совершенно не нравился.

— Я приехал навестить сына, а живу я в Е*. Там наша фамильная дача с приусадебным участком в двадцать соток — развожу цветы после выхода на пенсию! А об этом городе единственное приятное воспоминание у меня связано с тобой! Если бы не ты, я бы и сейчас считал его чужим и неприветливым, но когда ты рядом, в моей памяти оживают те далекие воспоминания. Помнишь, букеты сирени? А пионы с дач?

— Как такое забыть?

— Я пятнадцатилетнем пацаненком прожил здесь, кажется, самые приятные месяцы в своей жизни! Первая любовь не забывается!

Прасковья Марковна расчувствовалась и всплакнула:

— Именно поэтому я и решила вернуться в этот город, спустя пятьдесят лет. Ты не спросил, а где же я жила все эти годы? — а я отвечу — на Донбассе. И вот оттуда я и сбежала сюда, в город, близкий моему сердцу: хотела перед смертью пройтись по знакомым улочкам, предаться воспоминаниям…

— Бог ты мой, Прасковьюшка, неужто и тебя коснулся этот кошмар? Я ведь даже не знал, что ты жила на востоке Украины. Ты ведь родом из Полтавы, так ведь?

— Так то оно так, но я же женщина — вышла замуж, переехала к мужу, полюбила донецкий край и до сих пор люблю, но военные действия, Коленька, вынудили покинуть город, ставший родным. И вот я здесь, и чудеснейшим образом наши с тобой дороги опять пересеклись!

— Я сожалею, что тебе довелось увидеть войну, — он взял ее за руку и нежно сжал ладонь. — Ты только не волнуйся так. Все хорошо! Все ведь хорошо? Рассказывай.

— Да что рассказывать то? Приехала я с внучкой после того, как нашего дома не стало, а до того прятались то в подвале рядом с домом, то в бомбоубежище ходили. Утром заводили будильник на полчетвертого, чтобы до первых утренних обстрелов спрятаться, и еще по темноте шли в бомбоубежище. Нас там было двести человек с лишним: и старики, и детвора. Все с нашего района, пгт, все, кто не уехал раньше. У каждой семьи — свой угол, лежаки из сдвинутых парт, спортивные маты вместо матрасов. Рядом был лицей. Его разбомбили. Из дому приносили одеяла и подушки. Бомбоубежище стало нам вторым домом. Но мы с внучкой так ни разу там и не ночевали — холодно там — спать ходили домой… Помню, как-то после бомбежки я грелась на солнышке у входа в бункер и наблюдала такую картину: пацанята с нашей улицы тащили в бомбоубежище диван! Потом микроволновку, чайник и даже холодильник привезли на тачке. Там готовили кушать, и на кострах тоже, особенно после первых жертв — страшно было домой возвращаться. Первым погиб мой сосед — пошел собак покормить, а не угадаешь ведь, когда эти вояки начнут стрелять, вот и разорвало его. Снаряд возле дома упал: все окна вылетели вместе с рамами, шифер и забор побиты, будто зубилом их колотили, а в железных воротах дыры как от горячего ножа в масле. Много тогда домов под обстрел попало, а стреляли они по лицею, потому что знали, что там база ополченцев была. А еще, представляешь, в бомбоубежище, оказывается, был спрятан целый склад боеприпасов! Ополченцы вывозили потом. Мастера маскировки! Погрузили ящики с осколочно-фугасными снарядами в машины для транспортировки мороженого — прямо в морозильные камеры «Сладкая жизнь», и поехали… По моей улице ни один дом не уцелел, даже когда по началу в нас только из минометов стреляли, а когда ракету какую-то запустили — «Смерч» или «Ураган», не знаю точно, — то разрушения были не то слово ужасные: груды камней и мусора вместо домов. А миномет это так цветочки — воронка диаметром не больше метра, ну и в стенах примерно такие же прорехи, окна разбитые и крыши, но стены оставались на месте. А вот после ракет дома ремонту и восстановлению не подлежат… Ну, что тебе еще рассказать? Про «Град»? Звук от них страшный идет, а потом горит все в округе. Сгорели дома, пшеничные поля… Выжигали нас, расстреливали, хлеба не было — завод стоял, потому что каратели не пропускали к нам в город машину с мукой, магазины не работали и банки закрыли, ни пенсий, ни зарплат, а мы такие живучие, что ничто нас не берет.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
СообщениеГлава VII

В том, что мир тесен, довелось с радостью убедиться и Прасковье Марковне.
В свои шестьдесят восемь лет она не утратила девичьей хрупкости, одевалась со вкусом и выгодно подчеркивала ровную осанку, придавая своему образу не меньше шарма и изящества, чем в молодости. Даже с лимитом денежных средств, когда приходилось выбирать из предложенной волонтерами гуманитарной помощи, а не из ассортимента модных магазинов, она умудрялась выглядеть элегантно, как подобает любой уважающей себя женщине.

Прасковье Марковне удалось сохранить сундучок с драгоценностями, и на ней блестели жемчужные длинные бусы, в два оборота овивающие шею. Они украшали однотонную кремовую блузку с рукавами фонариками. Ярким акцентом была и шляпка с широкими полями, и сумка с повязанным на ручке шифоновым платком неброского абрикосового цвета. Юбки Прасковья Марковна предпочитала немного ниже колена, но икры обязательно оставались открытыми. В такой юбке трапециевидной формы в мелкую клетку песочно-кофейного цвета и белых туфлях на небольшом каблуке Прасковья Марковна важно расхаживала по городской галерее картин современных художников и обмахивала себя кружевным веером.

На этой же выставке в самом последнем зале, у полотна с изображением вечернего солнца над полем цветущих маков в задумчивости стоял мужчина с белыми-белыми волосами. Высокий и широкоплечий в узкой атласной жилетке поверх рубашки он походил на научного сотрудника, археолога или кладоискателя из американских фильмов: рукава закачены, будто чтобы не мешать! Он стоял спиной и опирался на трость с привлекающим внимание набалдашником. Прасковье Марковне, любительнице не только классической литературы, но и современного кинематографа, эта трость, напоминающая древний артефакт, показалась такой любопытной, что привлекла больше внимания, чем пейзаж, трепетно рассматриваемый мужчиной, и она вплотную подошла к объекту своих наблюдений.

Богато одетый мужчина неспешно оглянулся и с достаточно рассеянным видом поправил опустившиеся на кончик носа очки, и Прасковья Марковна, ощутив легкое волнительное головокружение, поторопилась дрожащей рукой раскрыть сумочку и достала футляр с очками — разглядеть этого мужчину она должна была непременно во всех деталях!

— Бог ты мой! Малевская! Прасковьюшка ты моя дорогая, ущипни меня, если это не сон!

Прасковья Марковна надела очки и заохала:

— Коленька! Вальмон, Вальман, Вальтеман… Зольтеман! Вспомнила!

— Вот это встреча! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! — говорил он грудным хриплым голосом, вкладывая в слова максимум интонации.

Прасковья Марковна медлила с ответом, все еще не веря своим глазам.

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — продолжал Николай Зольтеман.

— Прими к сведению, Коленька, что твоя радость взаимна! У меня аж ноги подкашиваются от волнения! Это же надо спустя столько лет вот так встретиться, да еще и где — в том же городе, где мы познакомились. Когда это было? Полвека назад!

— И не говори, Прасковьюшка! Годы мчатся неумолимо. Но ты как будто и не изменилась: все те же черты, огонек в глазах, а губы… вовек мне не забыть сладость их поцелуев!

— Ты чего это! Тут же кругом люди!

— Не волнуйся, в нашем возрасте простительно любое ребячество. Если только где-то поблизости не разгуливает твой муж!

— Я одна. Мужа похоронила прошлой осенью.

— И я уже десять лет одинокий холостяк. Идем-ка, поболтаем в каком-нибудь тихом кафе!

— С превеликим удовольствием!

Николай Зольтеман предложил ей руку, и они пошли к выходу.

— Какой же ты стал! Волевой подбородок, глубокий взгляд, а эти морщинки тебе даже к лицу — подчеркивают мужественный и решительный характер. Настоящий мужчина!

— Да, я такой! У нас в роду ненастоящих мужчин не было — все герои. Отец — ветеран Великой отечественной, до Берлина дошел! Дед с Николаем II немцев гнал во время Первой мировой войны! Я, правда, до генерала не дослужился, но проявил ум и смекалку на другом поприще — сначала открыл лавку стройматериалов, потом организовал рабочую бригаду, и пошло-поехало. В тридцать пять я уже катался на черной волге, а в лихие девяностые приумножил отцовский капитал в десятки раз.

— Я и не сомневалась в твоих способностях. Твоей целеустремленности можно только позавидовать! Белой завистью! Ты здесь и остался жить после моего отъезда? Помню, ты говорил, что этот город тебе совершенно не нравился.

— Я приехал навестить сына, а живу я в Е*. Там наша фамильная дача с приусадебным участком в двадцать соток — развожу цветы после выхода на пенсию! А об этом городе единственное приятное воспоминание у меня связано с тобой! Если бы не ты, я бы и сейчас считал его чужим и неприветливым, но когда ты рядом, в моей памяти оживают те далекие воспоминания. Помнишь, букеты сирени? А пионы с дач?

— Как такое забыть?

— Я пятнадцатилетнем пацаненком прожил здесь, кажется, самые приятные месяцы в своей жизни! Первая любовь не забывается!

Прасковья Марковна расчувствовалась и всплакнула:

— Именно поэтому я и решила вернуться в этот город, спустя пятьдесят лет. Ты не спросил, а где же я жила все эти годы? — а я отвечу — на Донбассе. И вот оттуда я и сбежала сюда, в город, близкий моему сердцу: хотела перед смертью пройтись по знакомым улочкам, предаться воспоминаниям…

— Бог ты мой, Прасковьюшка, неужто и тебя коснулся этот кошмар? Я ведь даже не знал, что ты жила на востоке Украины. Ты ведь родом из Полтавы, так ведь?

— Так то оно так, но я же женщина — вышла замуж, переехала к мужу, полюбила донецкий край и до сих пор люблю, но военные действия, Коленька, вынудили покинуть город, ставший родным. И вот я здесь, и чудеснейшим образом наши с тобой дороги опять пересеклись!

— Я сожалею, что тебе довелось увидеть войну, — он взял ее за руку и нежно сжал ладонь. — Ты только не волнуйся так. Все хорошо! Все ведь хорошо? Рассказывай.

— Да что рассказывать то? Приехала я с внучкой после того, как нашего дома не стало, а до того прятались то в подвале рядом с домом, то в бомбоубежище ходили. Утром заводили будильник на полчетвертого, чтобы до первых утренних обстрелов спрятаться, и еще по темноте шли в бомбоубежище. Нас там было двести человек с лишним: и старики, и детвора. Все с нашего района, пгт, все, кто не уехал раньше. У каждой семьи — свой угол, лежаки из сдвинутых парт, спортивные маты вместо матрасов. Рядом был лицей. Его разбомбили. Из дому приносили одеяла и подушки. Бомбоубежище стало нам вторым домом. Но мы с внучкой так ни разу там и не ночевали — холодно там — спать ходили домой… Помню, как-то после бомбежки я грелась на солнышке у входа в бункер и наблюдала такую картину: пацанята с нашей улицы тащили в бомбоубежище диван! Потом микроволновку, чайник и даже холодильник привезли на тачке. Там готовили кушать, и на кострах тоже, особенно после первых жертв — страшно было домой возвращаться. Первым погиб мой сосед — пошел собак покормить, а не угадаешь ведь, когда эти вояки начнут стрелять, вот и разорвало его. Снаряд возле дома упал: все окна вылетели вместе с рамами, шифер и забор побиты, будто зубилом их колотили, а в железных воротах дыры как от горячего ножа в масле. Много тогда домов под обстрел попало, а стреляли они по лицею, потому что знали, что там база ополченцев была. А еще, представляешь, в бомбоубежище, оказывается, был спрятан целый склад боеприпасов! Ополченцы вывозили потом. Мастера маскировки! Погрузили ящики с осколочно-фугасными снарядами в машины для транспортировки мороженого — прямо в морозильные камеры «Сладкая жизнь», и поехали… По моей улице ни один дом не уцелел, даже когда по началу в нас только из минометов стреляли, а когда ракету какую-то запустили — «Смерч» или «Ураган», не знаю точно, — то разрушения были не то слово ужасные: груды камней и мусора вместо домов. А миномет это так цветочки — воронка диаметром не больше метра, ну и в стенах примерно такие же прорехи, окна разбитые и крыши, но стены оставались на месте. А вот после ракет дома ремонту и восстановлению не подлежат… Ну, что тебе еще рассказать? Про «Град»? Звук от них страшный идет, а потом горит все в округе. Сгорели дома, пшеничные поля… Выжигали нас, расстреливали, хлеба не было — завод стоял, потому что каратели не пропускали к нам в город машину с мукой, магазины не работали и банки закрыли, ни пенсий, ни зарплат, а мы такие живучие, что ничто нас не берет.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 09.04.2015, 18:08 | Сообщение # 8
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава VIII

Николай Трофимович Зольтеман, будучи вдовцом и совершенно одиноким мужчиной вовсе не испытывал недостатка общения. Летом ему было хорошо среди цветущих клумб и тенистых виноградных беседок, а зимой он любил раскачиваться в кресле-качалке у камина, выпивая для поддержания здоровья два глотка домашнего вина, и предаваться воспоминаниям, разговаривая сам с собой. Раз в неделю для разнообразия он ездил в центр и ходил то ли в театр, то ли в филармонию, где встречал старых знакомых и имел возможность выговориться, обсуждая актеров, постановки, музыкантов, ну и, конечно же, житейские реалии. И такая жизнь его вполне устраивала!

Как отец, Николай Трофимович, не уделял должного внимания своим детям даже тогда, когда они были еще маленькими сорванцами и нуждались в родительском участии, а стоило им покинуть отчий дом, как его двери закрылись для них навсегда. Фамильная дача была исключительно царством старого важного Зольтемана, и в ее стенах он чувствовал себя ни как иначе как царь! Только вот не всемогущий: иначе он делил бы трон с царицей.

Друзья советовали ему жениться во второй раз, знакомили и с актрисами, и асфальтоукладчицами, но сердце Николая Зольтемана не поддавалось ни убеждениям разума скрасить одиночество, ни очарованию претенденток. И даже Прасковья Марковна Малевская, с которой много лет назад его связывала крепкая дружба и первая платоническая любовь, на первых порах не заставила его сердце проникнуться идеей женитьбы — ему нравилось одиночество, и одна только мысль, что кто-то кроме него будет шуршать до дому, вызывала у него недовольство. Но совершенно противоположные чувства переполняли его, когда Прасковья Марковна шла с ним под руку по улице — казалось, их провожают взглядами, любуются и завидуют теплым отношениям, и хотелось идти с ней бесконечно.

Николай Трофимович слушал — Прасковья Марковна говорила: щебетала как птичка над разоренным гнездом, но вовсе не плакала и не жаловалась на судьбу.

Вскоре он угощал ее диетическим яблочным салатом с твердым сыром, петрушкой, кинзой и лимоном; безалкогольным освежительным коктейлем и мороженым. Прасковья Марковна сначала отказывалась и, едва взглянув на меню, заявила, что будет пить только коктейль — тех денег, которыми она располагала, больше ни на что бы и не хватило, но Николай Трофимович уверенно сделал заказ на двоих, и ей ничего не оставалось, как согласиться.

Прасковья Марковна ела медленно и с интересом рассматривала фрески, украшающие интерьер кафе, высокие пальмы в глиняный бочках, глянцевый потолок без люстры. Облюбовала она и столы — на каждом стоял торшер, расписанный серебряными иероглифами и лепестками сакуры. Воздух был пропитан ароматами масел, и все располагало к непринужденной задушевной беседе.

— Прасковьюшка, ты даже не представляешь, сколько значила для меня! Со дня нашего знакомства ты стала моим эталоном красоты и нравственности, именно поэтому после твоего отъезда я сравнивал всех последующих знакомых с тобой. Только с тобой! И ты всегда выигрывала! И еще двадцать с лишним лет я хранил в душе твой светлый образ и надеялся встретить такую же необыкновенную девушку, какой ты была, но к тридцати пяти годам с сожалением понял, что таких больше нет.

— Ого-го! Какое красноречие! А раньше ты мне таких слов не говорил!

— Это оттого, что скромный был, неопытный и отказа боялся.

— Сама скромность!

— Ты что, мне не веришь? Я двадцать лет хранил в сердце нашу первую любовь! Потом, правда, меня все-таки поймала в свои сети Светлана — светлая ей память, и я ей сделал предложение. Но на то время мне уже стукнуло тридцать шесть — пора было и о наследниках подумать.

— И ты до тридцати шести лет думал обо мне?! — «Ах, обмануть меня не трудно!... Я сам обманываться рад!» — подумала Прасковья Марковна.

— Да! А ты как быстро обо мне забыла?

— Ну, Коленька, как сказать? Может, я и не забывала вовсе!

Они обменялись пристальными взглядами и рассмеялись.

— Сколько твоей внучке?

— Двадцатый год, — прозвучало с гордостью.

— О! Невеста! А мои орлы еще не женились и внучатами не порадовали: ни один, ни второй. Наверно, в меня пошли. Хотя, нет — старший точно не в меня: до того бестолковый и упертый, что поладить с ним крайне трудно. Я, собственно, ради него и приехал — в гости! И опять убедился, что он хоть и повзрослел, но все такой же безрассудный — встречается с какой-то мадам непонятного возраста, а как посмотрел его выписки из банка, так взялся за голову: развели его со страховкой как школьника, и эта мадам тоже лиса еще та. Куда он смотрит? О чем думает?

— Красивая, наверно, мадам та! А банки на то и банки чтобы три шкуры драть! Что же ты сыну не подсказал?

— Я устал с ним спорить и учить его жить. Может, плохой я отец из-за этого, но я решил, что для него же будет лучше, если он научится на собственных ошибках. Пусть! Набьет одну шишку, другую — рано или поздно поумнеет. — Николай Зольтеман прогнал прочь невеселые мысли, и его лицо снова засияло. — Вот, младший мой — этот весь в меня! За что ни возьмется, все у него без сучка, без задоринки! Звонил вчера с аэропорта — улетел на Мальдивы. Что ни говори, а когда голова на плечах есть, мужчина может и путешествовать, и работать, совмещая приятное с полезным. Он у меня заведует туристической фирмой!

— Какая хорошая работа! А моя Настенька окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» — инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. Одноклассницы поступили, кто в юридический, кто в экономический, а она говорит: «если все будут адвокатами и бухгалтерами, то кто же будет сельским хозяйством заниматься?» Я не отговаривала ее. Сам понимаешь, Коленька, и в ее словах доля правды есть. Главное, чтобы работа в радость была. Тем более озеленитель это еще не значит, что Настенька будет огурцы в теплицах выращивать или подсолнухи на поле полоть! Она могла бы и руководить процессом, внедрять современные технологии, сидя в удобном кресле аграрной конторы! Но для того одного лицея мало — без высшего образования не обойтись. К сожалению, в этом году Настенька не поступила — война на Донбассе перекроила все карты. Может, это и к лучшему — у Настеньки будет время подумать, окончательно сделать свой выбор и подготовиться.

— Вижу, что не разделяешь ты выбор внучки. Но смею тебя заверить, что аграрная сфера ничем не хуже туристической! Пусть модно сейчас разъезжать по европейским странам — Лондоны, Парижи! — но ведь даже наши фермеры могут себе позволить слетать на Бали! И, дорогая моя Прасковьюшка, если поездки можно и отложить, то кушать человек никогда не перестанет, а значит, что без сельского хозяйства обществу не обойтись! Так что агрономы еще нужнее, чем туристические операторы! И умный агроном найдет возможность и особняк построить в сосновом лесу на берегу речки, и птицефабрику открыть — еще и переплюнет своих одноклассников юристов и бухгалтеров! А девочке порой для счастья нужно только удачно выйти замуж, и можно вообще не работать.
— Моя Настенька не из таких девиц! Она уже работает! Кассир в супермаркете. Не фонтан, конечно, но эта вакансия оказалась самой приемлемой из предложенных. Надеюсь, что через пять лет она станет как минимум менеджером в аграрной фирме!

— Дай то Бог! Прасковьюшка, — Николай Зольтеман замялся, — а дети твои — ты, я вижу, траур не носишь, — живы?

— Дочка у меня была одна-единственная, — тяжело вздохнула Прасковья Марковна, — умница, красавица, закончила «Горловский государственный педагогический институт иностранных языков», работала в школе преподавателем английского языка, потом замуж вышла за проходчика и пошла ее жизнь наперекосяк. Шахтеры, знаешь, они какие — что ни день, то бутылка самогона. Деньги пропивал, на такси разъезжал, дорогую одежду себе покупал, ни в чем себе любимому не отказывал, а Татьяна моя в одном платье пять лет ходила. Зарплата у учителей небольшая ведь, вот и надумала она на заработки в Польшу поехать. Настеньку с этим животным оставила, и уехала. Я зятя с внучкой каждый день проведывать приходила, а однажды пришла, а дом горит: заснул с сигаретой — Настенька чудом жива осталась. Забрала ее к себе и растила как дочь, а моя Татьяна только письма писала, да посылки к Новому Году и на дни рождения, а потом и вовсе забыла о нас. Настеньке тогда уже одиннадцать было. И вот уже восемь лет ни одной весточки от моей дочери нет. Ни слуху, ни духу.

Разговор снова принял печальный тон, и Николай Зольтеман, дабы не расстраивать старую знакомую, успокоил ее как мог и сменил тему на культурно-общественную, а потом, когда провожал ее к общежитию еще и купил в цветочном магазине огромный букет темно-алых роз.
 
СообщениеГлава VIII

Николай Трофимович Зольтеман, будучи вдовцом и совершенно одиноким мужчиной вовсе не испытывал недостатка общения. Летом ему было хорошо среди цветущих клумб и тенистых виноградных беседок, а зимой он любил раскачиваться в кресле-качалке у камина, выпивая для поддержания здоровья два глотка домашнего вина, и предаваться воспоминаниям, разговаривая сам с собой. Раз в неделю для разнообразия он ездил в центр и ходил то ли в театр, то ли в филармонию, где встречал старых знакомых и имел возможность выговориться, обсуждая актеров, постановки, музыкантов, ну и, конечно же, житейские реалии. И такая жизнь его вполне устраивала!

Как отец, Николай Трофимович, не уделял должного внимания своим детям даже тогда, когда они были еще маленькими сорванцами и нуждались в родительском участии, а стоило им покинуть отчий дом, как его двери закрылись для них навсегда. Фамильная дача была исключительно царством старого важного Зольтемана, и в ее стенах он чувствовал себя ни как иначе как царь! Только вот не всемогущий: иначе он делил бы трон с царицей.

Друзья советовали ему жениться во второй раз, знакомили и с актрисами, и асфальтоукладчицами, но сердце Николая Зольтемана не поддавалось ни убеждениям разума скрасить одиночество, ни очарованию претенденток. И даже Прасковья Марковна Малевская, с которой много лет назад его связывала крепкая дружба и первая платоническая любовь, на первых порах не заставила его сердце проникнуться идеей женитьбы — ему нравилось одиночество, и одна только мысль, что кто-то кроме него будет шуршать до дому, вызывала у него недовольство. Но совершенно противоположные чувства переполняли его, когда Прасковья Марковна шла с ним под руку по улице — казалось, их провожают взглядами, любуются и завидуют теплым отношениям, и хотелось идти с ней бесконечно.

Николай Трофимович слушал — Прасковья Марковна говорила: щебетала как птичка над разоренным гнездом, но вовсе не плакала и не жаловалась на судьбу.

Вскоре он угощал ее диетическим яблочным салатом с твердым сыром, петрушкой, кинзой и лимоном; безалкогольным освежительным коктейлем и мороженым. Прасковья Марковна сначала отказывалась и, едва взглянув на меню, заявила, что будет пить только коктейль — тех денег, которыми она располагала, больше ни на что бы и не хватило, но Николай Трофимович уверенно сделал заказ на двоих, и ей ничего не оставалось, как согласиться.

Прасковья Марковна ела медленно и с интересом рассматривала фрески, украшающие интерьер кафе, высокие пальмы в глиняный бочках, глянцевый потолок без люстры. Облюбовала она и столы — на каждом стоял торшер, расписанный серебряными иероглифами и лепестками сакуры. Воздух был пропитан ароматами масел, и все располагало к непринужденной задушевной беседе.

— Прасковьюшка, ты даже не представляешь, сколько значила для меня! Со дня нашего знакомства ты стала моим эталоном красоты и нравственности, именно поэтому после твоего отъезда я сравнивал всех последующих знакомых с тобой. Только с тобой! И ты всегда выигрывала! И еще двадцать с лишним лет я хранил в душе твой светлый образ и надеялся встретить такую же необыкновенную девушку, какой ты была, но к тридцати пяти годам с сожалением понял, что таких больше нет.

— Ого-го! Какое красноречие! А раньше ты мне таких слов не говорил!

— Это оттого, что скромный был, неопытный и отказа боялся.

— Сама скромность!

— Ты что, мне не веришь? Я двадцать лет хранил в сердце нашу первую любовь! Потом, правда, меня все-таки поймала в свои сети Светлана — светлая ей память, и я ей сделал предложение. Но на то время мне уже стукнуло тридцать шесть — пора было и о наследниках подумать.

— И ты до тридцати шести лет думал обо мне?! — «Ах, обмануть меня не трудно!... Я сам обманываться рад!» — подумала Прасковья Марковна.

— Да! А ты как быстро обо мне забыла?

— Ну, Коленька, как сказать? Может, я и не забывала вовсе!

Они обменялись пристальными взглядами и рассмеялись.

— Сколько твоей внучке?

— Двадцатый год, — прозвучало с гордостью.

— О! Невеста! А мои орлы еще не женились и внучатами не порадовали: ни один, ни второй. Наверно, в меня пошли. Хотя, нет — старший точно не в меня: до того бестолковый и упертый, что поладить с ним крайне трудно. Я, собственно, ради него и приехал — в гости! И опять убедился, что он хоть и повзрослел, но все такой же безрассудный — встречается с какой-то мадам непонятного возраста, а как посмотрел его выписки из банка, так взялся за голову: развели его со страховкой как школьника, и эта мадам тоже лиса еще та. Куда он смотрит? О чем думает?

— Красивая, наверно, мадам та! А банки на то и банки чтобы три шкуры драть! Что же ты сыну не подсказал?

— Я устал с ним спорить и учить его жить. Может, плохой я отец из-за этого, но я решил, что для него же будет лучше, если он научится на собственных ошибках. Пусть! Набьет одну шишку, другую — рано или поздно поумнеет. — Николай Зольтеман прогнал прочь невеселые мысли, и его лицо снова засияло. — Вот, младший мой — этот весь в меня! За что ни возьмется, все у него без сучка, без задоринки! Звонил вчера с аэропорта — улетел на Мальдивы. Что ни говори, а когда голова на плечах есть, мужчина может и путешествовать, и работать, совмещая приятное с полезным. Он у меня заведует туристической фирмой!

— Какая хорошая работа! А моя Настенька окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» — инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. Одноклассницы поступили, кто в юридический, кто в экономический, а она говорит: «если все будут адвокатами и бухгалтерами, то кто же будет сельским хозяйством заниматься?» Я не отговаривала ее. Сам понимаешь, Коленька, и в ее словах доля правды есть. Главное, чтобы работа в радость была. Тем более озеленитель это еще не значит, что Настенька будет огурцы в теплицах выращивать или подсолнухи на поле полоть! Она могла бы и руководить процессом, внедрять современные технологии, сидя в удобном кресле аграрной конторы! Но для того одного лицея мало — без высшего образования не обойтись. К сожалению, в этом году Настенька не поступила — война на Донбассе перекроила все карты. Может, это и к лучшему — у Настеньки будет время подумать, окончательно сделать свой выбор и подготовиться.

— Вижу, что не разделяешь ты выбор внучки. Но смею тебя заверить, что аграрная сфера ничем не хуже туристической! Пусть модно сейчас разъезжать по европейским странам — Лондоны, Парижи! — но ведь даже наши фермеры могут себе позволить слетать на Бали! И, дорогая моя Прасковьюшка, если поездки можно и отложить, то кушать человек никогда не перестанет, а значит, что без сельского хозяйства обществу не обойтись! Так что агрономы еще нужнее, чем туристические операторы! И умный агроном найдет возможность и особняк построить в сосновом лесу на берегу речки, и птицефабрику открыть — еще и переплюнет своих одноклассников юристов и бухгалтеров! А девочке порой для счастья нужно только удачно выйти замуж, и можно вообще не работать.
— Моя Настенька не из таких девиц! Она уже работает! Кассир в супермаркете. Не фонтан, конечно, но эта вакансия оказалась самой приемлемой из предложенных. Надеюсь, что через пять лет она станет как минимум менеджером в аграрной фирме!

— Дай то Бог! Прасковьюшка, — Николай Зольтеман замялся, — а дети твои — ты, я вижу, траур не носишь, — живы?

— Дочка у меня была одна-единственная, — тяжело вздохнула Прасковья Марковна, — умница, красавица, закончила «Горловский государственный педагогический институт иностранных языков», работала в школе преподавателем английского языка, потом замуж вышла за проходчика и пошла ее жизнь наперекосяк. Шахтеры, знаешь, они какие — что ни день, то бутылка самогона. Деньги пропивал, на такси разъезжал, дорогую одежду себе покупал, ни в чем себе любимому не отказывал, а Татьяна моя в одном платье пять лет ходила. Зарплата у учителей небольшая ведь, вот и надумала она на заработки в Польшу поехать. Настеньку с этим животным оставила, и уехала. Я зятя с внучкой каждый день проведывать приходила, а однажды пришла, а дом горит: заснул с сигаретой — Настенька чудом жива осталась. Забрала ее к себе и растила как дочь, а моя Татьяна только письма писала, да посылки к Новому Году и на дни рождения, а потом и вовсе забыла о нас. Настеньке тогда уже одиннадцать было. И вот уже восемь лет ни одной весточки от моей дочери нет. Ни слуху, ни духу.

Разговор снова принял печальный тон, и Николай Зольтеман, дабы не расстраивать старую знакомую, успокоил ее как мог и сменил тему на культурно-общественную, а потом, когда провожал ее к общежитию еще и купил в цветочном магазине огромный букет темно-алых роз.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
СообщениеГлава VIII

Николай Трофимович Зольтеман, будучи вдовцом и совершенно одиноким мужчиной вовсе не испытывал недостатка общения. Летом ему было хорошо среди цветущих клумб и тенистых виноградных беседок, а зимой он любил раскачиваться в кресле-качалке у камина, выпивая для поддержания здоровья два глотка домашнего вина, и предаваться воспоминаниям, разговаривая сам с собой. Раз в неделю для разнообразия он ездил в центр и ходил то ли в театр, то ли в филармонию, где встречал старых знакомых и имел возможность выговориться, обсуждая актеров, постановки, музыкантов, ну и, конечно же, житейские реалии. И такая жизнь его вполне устраивала!

Как отец, Николай Трофимович, не уделял должного внимания своим детям даже тогда, когда они были еще маленькими сорванцами и нуждались в родительском участии, а стоило им покинуть отчий дом, как его двери закрылись для них навсегда. Фамильная дача была исключительно царством старого важного Зольтемана, и в ее стенах он чувствовал себя ни как иначе как царь! Только вот не всемогущий: иначе он делил бы трон с царицей.

Друзья советовали ему жениться во второй раз, знакомили и с актрисами, и асфальтоукладчицами, но сердце Николая Зольтемана не поддавалось ни убеждениям разума скрасить одиночество, ни очарованию претенденток. И даже Прасковья Марковна Малевская, с которой много лет назад его связывала крепкая дружба и первая платоническая любовь, на первых порах не заставила его сердце проникнуться идеей женитьбы — ему нравилось одиночество, и одна только мысль, что кто-то кроме него будет шуршать до дому, вызывала у него недовольство. Но совершенно противоположные чувства переполняли его, когда Прасковья Марковна шла с ним под руку по улице — казалось, их провожают взглядами, любуются и завидуют теплым отношениям, и хотелось идти с ней бесконечно.

Николай Трофимович слушал — Прасковья Марковна говорила: щебетала как птичка над разоренным гнездом, но вовсе не плакала и не жаловалась на судьбу.

Вскоре он угощал ее диетическим яблочным салатом с твердым сыром, петрушкой, кинзой и лимоном; безалкогольным освежительным коктейлем и мороженым. Прасковья Марковна сначала отказывалась и, едва взглянув на меню, заявила, что будет пить только коктейль — тех денег, которыми она располагала, больше ни на что бы и не хватило, но Николай Трофимович уверенно сделал заказ на двоих, и ей ничего не оставалось, как согласиться.

Прасковья Марковна ела медленно и с интересом рассматривала фрески, украшающие интерьер кафе, высокие пальмы в глиняный бочках, глянцевый потолок без люстры. Облюбовала она и столы — на каждом стоял торшер, расписанный серебряными иероглифами и лепестками сакуры. Воздух был пропитан ароматами масел, и все располагало к непринужденной задушевной беседе.

— Прасковьюшка, ты даже не представляешь, сколько значила для меня! Со дня нашего знакомства ты стала моим эталоном красоты и нравственности, именно поэтому после твоего отъезда я сравнивал всех последующих знакомых с тобой. Только с тобой! И ты всегда выигрывала! И еще двадцать с лишним лет я хранил в душе твой светлый образ и надеялся встретить такую же необыкновенную девушку, какой ты была, но к тридцати пяти годам с сожалением понял, что таких больше нет.

— Ого-го! Какое красноречие! А раньше ты мне таких слов не говорил!

— Это оттого, что скромный был, неопытный и отказа боялся.

— Сама скромность!

— Ты что, мне не веришь? Я двадцать лет хранил в сердце нашу первую любовь! Потом, правда, меня все-таки поймала в свои сети Светлана — светлая ей память, и я ей сделал предложение. Но на то время мне уже стукнуло тридцать шесть — пора было и о наследниках подумать.

— И ты до тридцати шести лет думал обо мне?! — «Ах, обмануть меня не трудно!... Я сам обманываться рад!» — подумала Прасковья Марковна.

— Да! А ты как быстро обо мне забыла?

— Ну, Коленька, как сказать? Может, я и не забывала вовсе!

Они обменялись пристальными взглядами и рассмеялись.

— Сколько твоей внучке?

— Двадцатый год, — прозвучало с гордостью.

— О! Невеста! А мои орлы еще не женились и внучатами не порадовали: ни один, ни второй. Наверно, в меня пошли. Хотя, нет — старший точно не в меня: до того бестолковый и упертый, что поладить с ним крайне трудно. Я, собственно, ради него и приехал — в гости! И опять убедился, что он хоть и повзрослел, но все такой же безрассудный — встречается с какой-то мадам непонятного возраста, а как посмотрел его выписки из банка, так взялся за голову: развели его со страховкой как школьника, и эта мадам тоже лиса еще та. Куда он смотрит? О чем думает?

— Красивая, наверно, мадам та! А банки на то и банки чтобы три шкуры драть! Что же ты сыну не подсказал?

— Я устал с ним спорить и учить его жить. Может, плохой я отец из-за этого, но я решил, что для него же будет лучше, если он научится на собственных ошибках. Пусть! Набьет одну шишку, другую — рано или поздно поумнеет. — Николай Зольтеман прогнал прочь невеселые мысли, и его лицо снова засияло. — Вот, младший мой — этот весь в меня! За что ни возьмется, все у него без сучка, без задоринки! Звонил вчера с аэропорта — улетел на Мальдивы. Что ни говори, а когда голова на плечах есть, мужчина может и путешествовать, и работать, совмещая приятное с полезным. Он у меня заведует туристической фирмой!

— Какая хорошая работа! А моя Настенька окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» — инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. Одноклассницы поступили, кто в юридический, кто в экономический, а она говорит: «если все будут адвокатами и бухгалтерами, то кто же будет сельским хозяйством заниматься?» Я не отговаривала ее. Сам понимаешь, Коленька, и в ее словах доля правды есть. Главное, чтобы работа в радость была. Тем более озеленитель это еще не значит, что Настенька будет огурцы в теплицах выращивать или подсолнухи на поле полоть! Она могла бы и руководить процессом, внедрять современные технологии, сидя в удобном кресле аграрной конторы! Но для того одного лицея мало — без высшего образования не обойтись. К сожалению, в этом году Настенька не поступила — война на Донбассе перекроила все карты. Может, это и к лучшему — у Настеньки будет время подумать, окончательно сделать свой выбор и подготовиться.

— Вижу, что не разделяешь ты выбор внучки. Но смею тебя заверить, что аграрная сфера ничем не хуже туристической! Пусть модно сейчас разъезжать по европейским странам — Лондоны, Парижи! — но ведь даже наши фермеры могут себе позволить слетать на Бали! И, дорогая моя Прасковьюшка, если поездки можно и отложить, то кушать человек никогда не перестанет, а значит, что без сельского хозяйства обществу не обойтись! Так что агрономы еще нужнее, чем туристические операторы! И умный агроном найдет возможность и особняк построить в сосновом лесу на берегу речки, и птицефабрику открыть — еще и переплюнет своих одноклассников юристов и бухгалтеров! А девочке порой для счастья нужно только удачно выйти замуж, и можно вообще не работать.
— Моя Настенька не из таких девиц! Она уже работает! Кассир в супермаркете. Не фонтан, конечно, но эта вакансия оказалась самой приемлемой из предложенных. Надеюсь, что через пять лет она станет как минимум менеджером в аграрной фирме!

— Дай то Бог! Прасковьюшка, — Николай Зольтеман замялся, — а дети твои — ты, я вижу, траур не носишь, — живы?

— Дочка у меня была одна-единственная, — тяжело вздохнула Прасковья Марковна, — умница, красавица, закончила «Горловский государственный педагогический институт иностранных языков», работала в школе преподавателем английского языка, потом замуж вышла за проходчика и пошла ее жизнь наперекосяк. Шахтеры, знаешь, они какие — что ни день, то бутылка самогона. Деньги пропивал, на такси разъезжал, дорогую одежду себе покупал, ни в чем себе любимому не отказывал, а Татьяна моя в одном платье пять лет ходила. Зарплата у учителей небольшая ведь, вот и надумала она на заработки в Польшу поехать. Настеньку с этим животным оставила, и уехала. Я зятя с внучкой каждый день проведывать приходила, а однажды пришла, а дом горит: заснул с сигаретой — Настенька чудом жива осталась. Забрала ее к себе и растила как дочь, а моя Татьяна только письма писала, да посылки к Новому Году и на дни рождения, а потом и вовсе забыла о нас. Настеньке тогда уже одиннадцать было. И вот уже восемь лет ни одной весточки от моей дочери нет. Ни слуху, ни духу.

Разговор снова принял печальный тон, и Николай Зольтеман, дабы не расстраивать старую знакомую, успокоил ее как мог и сменил тему на культурно-общественную, а потом, когда провожал ее к общежитию еще и купил в цветочном магазине огромный букет темно-алых роз.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 09.04.2015, 18:08 | Сообщение # 9
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава VIV

Лев Зольтеман, обедая в пиццерии, прокручивал в памяти два важных события: неожиданно ранний приезд отца и трагическую кончину друга. Еще вчера ему бы и на ум не пришло, что Алекс, такой молодой и жизнерадостный человек, не доживет даже до субботы, которую он так трепетно ждал. Да что там — до субботы? Ему и тридцати не было. Эта скоропостижная смерть никак не укладывалась в голове, а тут еще отец — не успел перешагнуть порог дома, как начал проверять, что, где и как.

Кусок в горло не лез. Незадолго до того, как Лев с трудом заставил себя доесть пиццу, в его аудиенцию вошла официантка в сопровождении Сюзанны. От одного только вида последней Лев едва не подавился и попросил официантку убрать со стола и принести бокал светлого пива и рюмку коньяка с лимоном для Сюзанны.

— Нам нужно серьезно поговорить, — сходу заявила она и, бросив лаковую цветастую сумку-саквояж на соседнее кресло, присела напротив Льва.

— О чем?

— Я погощу недельку у подруги в Москве. Дело в том, что твой отец человек слишком уж принципиальный и открытый, мягко говоря, и эти два качества делают из него настоящего монстра. Будь он хоть чуточку мягче и сдержаннее, я бы как-то вынесла его присутствие, но эти его бестактные вопросы и завышенное самомнение загоняют меня в какой-то тупик! Какое ему дело, сколько мне лет? Это даже некультурно задавать женщинам такие вопросы! А эти реплики по поводу моих бровей! — у Сюзанны был татуаж. — Он ведет себя как неотесанный мужлан из деревни, а еще кандидат наук, бизнесмен и уважаемый человек! У него, что совсем крыша на старости лет поехала? Это непростительное неуважение.

Сюзанна замолчала, услышав приближающиеся шаги, и закурила сигарету.

— А я тебе говорил, что с ним найти общий язык тяжело. Теперь ты понимаешь, почему я ушел из дому.

Официантка обслужила шефа и его гостью, и ушла.

— Честно, я думала, что ты преувеличиваешь. Отец моей коллеги утверждал, что Николай Трофимович Зольтеман «необычайной души человек», что в нем гармонично сочетаются манеры, острый ум и достаток. И что же я увидела? — Зануду, жмота и хама! Поэтому не имею ни малейшего желания находиться с ним даже в одном городе, а тем более составлять вам компанию. Уж как-нибудь без меня!

Лев отпил залпом треть бокала пива, и настроение его немного приподнялось:

— Подстрекательница!

— Что? — она скривилась после коньяка и закусила долькой лимона.

— Ты мне все уши прожужжала, что с отцом нужно поддерживать хорошие отношения, что он уже старенький и нуждается во внимании. Ты даже намекала, что я обязан ему потакать из-за его банковских счетов, нашего загородного дома и квартиры, в которой уже десять лет никто не живет, а теперь бросаешь меня с ним один на один.

— Миленький мой львенок! Это ведь твой отец! А разве ты не согласен с моими доводами?! В конце концов, вы могли хотя бы созваниваться иногда, видеться хоть пару раз в год — ты от этого только выиграешь!

— Холодный расчет, Сюзанна. Неужели ты думаешь, что отец не впишет мое имя в завещание? Я ведь его сын! Буду я с ним общаться или не буду, я все равно его сын, и, признаться честно, я и без его денег справлюсь со своими трудностями.

— Какие мы гордые! Я бы на твоем месте гордыню поубавила, и старалась бы всяческими способами сблизиться с отцом, и коль уж я не вписалась в его рамки женственности и хорошего вкуса, то извольте — налаживайте отношения без моего участия. Это принесет больше пользы! Боюсь, что твоему отцу лучше не перечить и не мозолить глаза тем, что вызывает у него недовольство, а меня он явно невзлюбил.

— Вот так всегда! Кто-то кашу заварит, а мне расхлебывать. Ну, что же, придется потерпеть его недельку! А ты, значит, в Москву собралась? А как же похороны Алекса?

Сюзанна свела брови, но тут же ее лицо приняло равнодушный вид:

— Алекс твой друг, а не мой — мне на похоронах присутствовать не обязательно. Кстати, о его смерти: что слышно? У тебя есть какие-либо известия?

— Водитель скрылся с места преступления. Я разговаривал с отцом Алекса: свидетели не рассмотрели номера машины — известно только, что Алекса сбила черная «Шкода».

— И все?

— Касаемо ДТП — все. А вообще, оказывается, что Алекс с кем-то встречался в отеле и длительное время скрывал ото всех свою возлюбленную.

— Вот это таинственность! И кто эта особа?

— Думаю, следствие установит.

— Хотелось бы взглянуть на нее хоть одним глазком! Интересно, каких дедушек предпочитал Алекс, что даже не решался представить свою избранницу друзьям? Ты не знаешь? Может она страшная, кривая и больная, но с добрым сердцем? А что если он подцепил ее в библиотеке, и она опоила его приворотным зельем — все начитанные девушки, наверно, умеют его готовить?

— Твой сарказм сейчас не уместен.

— Ладно, прости, ты прав — какой бы не была его девушка, он любил ее настолько сильно, что ничего для нее не жалел! А ты не сделаешь мне одолжение: мне бы немного деньжат на карманные расходы?

— Сюзанна, дело в том, что мне нужно погасить часть кредита и оплатить поставку алкогольной продукции — все хотят денег, а я не миллионер!

— Умоляю, только не прибедняйся! Неужели ты мне не дашь даже на развлечения? Или ты хочешь, чтобы я грустила без тебя целыми днями, плакала вечерами, рассказывая своей подружке, какой ты у меня замечательный, и ночами глаз не смыкала из-за нашей маленькой разлуки?! Я же люблю своего милого львенка до безумия, и чтобы мне без тебя не было скучно и одиноко, нужно как-то увеселить мое пребывание в Москве! Ну, не жмись, не будь таким вредным, как твой отец!

— Мне неудобно тебе отказывать, но в ближайшие две недели я точно на мели. К тому же отец здесь, а он терпеть не может излишней расточительности и до сих пор считает меня балбесом, я не горю желанием целую неделю выслушивать его проповеди на тему бережного отношения к деньгам, экономии, выгодным депозитам. Меня раздражает одна только фраза «богатый не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто меньше тратит». А он как раз из тех, кто свое богатство накопил, и нас с Владиславом учил своим премудростям, но я всегда поступал по-своему, но только вот не в ущерб своим интересам. Так что прости, но в этот раз денег я тебе дам.

— Я не верю своим ушам! Лев, ты сам себя слышишь? С каких это пор я стала «ущербом твоих интересов»? С тех пор, как приехал твой отец, или с того дня, как притащил домой фолиант по астрономии?

— Не говори глупости. Астрономия то здесь при чем?

— Это еще как посмотреть! Звезды часто предсказывают перемены.

— Ну, кошечка моя, не дуй губки!

— Я от тебя такого поворота не ожидала. Как ты можешь мне отказывать в таком пустяке? Я же не прошу ни норковую шубу, ни итальянские сапоги! Вот твоя благодарность за мою любовь, за заботу и внимание, за чуткость и сопереживание! Ну, что же, если ты так хочешь, то в Москве мне придется ограничиться прогулками по Красной площади — никаких клубов, кафе и торговых центров.

— Сюзанна, если ты не хочешь гулять по Красной площади, то можешь оставаться здесь! Отцу я скажу, что ты уехала на фотосессию, и он, я уверен, даже не заподозрит, что ты его, просто-напросто, избегаешь!

— Нет! Я уже договорилась с подружкой. Ты же знаешь, я не люблю менять планы! Может, ты займешь у кого-то и дашь мне денег?!

— Тебе от меня нужны только деньги? Может, поэтому ты с отцом эту авантюру затеяла — надеешься, он раскошелится и погасит за меня кредит, машину подарит и еще деньжат подкинет, чтобы мы с тобой слетали на Мальдивы или в Таиланд? Он ничего мне не даст! Я сам должен построить свой бизнес! Сам! Чтобы доказать, что я ничем не глупее своего брата! И больше не проси у меня денег ни на что. Если сочту нужным — сам предложу.

— Ты что пьяный? Как ты со мной разговариваешь? По-твоему, я мерзкая расчетливая, сама ни на что не способная, пиявка?! Или паразитка? Нахлебница? Хорошо, что я узнала об этом сейчас, а не после свадьбы. Я была о тебе лучшего мнения. Раз ты такой, то разговор окончен! Счастливо оставаться!

Лев не пытался остановить ее — иначе ему пришлось бы уступить и опять чувствовать себя дойной коровой, а эта роль ему порядком надоела. Тем более, впереди уже обозначились непредвиденные расходы.
 
СообщениеГлава VIV

Лев Зольтеман, обедая в пиццерии, прокручивал в памяти два важных события: неожиданно ранний приезд отца и трагическую кончину друга. Еще вчера ему бы и на ум не пришло, что Алекс, такой молодой и жизнерадостный человек, не доживет даже до субботы, которую он так трепетно ждал. Да что там — до субботы? Ему и тридцати не было. Эта скоропостижная смерть никак не укладывалась в голове, а тут еще отец — не успел перешагнуть порог дома, как начал проверять, что, где и как.

Кусок в горло не лез. Незадолго до того, как Лев с трудом заставил себя доесть пиццу, в его аудиенцию вошла официантка в сопровождении Сюзанны. От одного только вида последней Лев едва не подавился и попросил официантку убрать со стола и принести бокал светлого пива и рюмку коньяка с лимоном для Сюзанны.

— Нам нужно серьезно поговорить, — сходу заявила она и, бросив лаковую цветастую сумку-саквояж на соседнее кресло, присела напротив Льва.

— О чем?

— Я погощу недельку у подруги в Москве. Дело в том, что твой отец человек слишком уж принципиальный и открытый, мягко говоря, и эти два качества делают из него настоящего монстра. Будь он хоть чуточку мягче и сдержаннее, я бы как-то вынесла его присутствие, но эти его бестактные вопросы и завышенное самомнение загоняют меня в какой-то тупик! Какое ему дело, сколько мне лет? Это даже некультурно задавать женщинам такие вопросы! А эти реплики по поводу моих бровей! — у Сюзанны был татуаж. — Он ведет себя как неотесанный мужлан из деревни, а еще кандидат наук, бизнесмен и уважаемый человек! У него, что совсем крыша на старости лет поехала? Это непростительное неуважение.

Сюзанна замолчала, услышав приближающиеся шаги, и закурила сигарету.

— А я тебе говорил, что с ним найти общий язык тяжело. Теперь ты понимаешь, почему я ушел из дому.

Официантка обслужила шефа и его гостью, и ушла.

— Честно, я думала, что ты преувеличиваешь. Отец моей коллеги утверждал, что Николай Трофимович Зольтеман «необычайной души человек», что в нем гармонично сочетаются манеры, острый ум и достаток. И что же я увидела? — Зануду, жмота и хама! Поэтому не имею ни малейшего желания находиться с ним даже в одном городе, а тем более составлять вам компанию. Уж как-нибудь без меня!

Лев отпил залпом треть бокала пива, и настроение его немного приподнялось:

— Подстрекательница!

— Что? — она скривилась после коньяка и закусила долькой лимона.

— Ты мне все уши прожужжала, что с отцом нужно поддерживать хорошие отношения, что он уже старенький и нуждается во внимании. Ты даже намекала, что я обязан ему потакать из-за его банковских счетов, нашего загородного дома и квартиры, в которой уже десять лет никто не живет, а теперь бросаешь меня с ним один на один.

— Миленький мой львенок! Это ведь твой отец! А разве ты не согласен с моими доводами?! В конце концов, вы могли хотя бы созваниваться иногда, видеться хоть пару раз в год — ты от этого только выиграешь!

— Холодный расчет, Сюзанна. Неужели ты думаешь, что отец не впишет мое имя в завещание? Я ведь его сын! Буду я с ним общаться или не буду, я все равно его сын, и, признаться честно, я и без его денег справлюсь со своими трудностями.

— Какие мы гордые! Я бы на твоем месте гордыню поубавила, и старалась бы всяческими способами сблизиться с отцом, и коль уж я не вписалась в его рамки женственности и хорошего вкуса, то извольте — налаживайте отношения без моего участия. Это принесет больше пользы! Боюсь, что твоему отцу лучше не перечить и не мозолить глаза тем, что вызывает у него недовольство, а меня он явно невзлюбил.

— Вот так всегда! Кто-то кашу заварит, а мне расхлебывать. Ну, что же, придется потерпеть его недельку! А ты, значит, в Москву собралась? А как же похороны Алекса?

Сюзанна свела брови, но тут же ее лицо приняло равнодушный вид:

— Алекс твой друг, а не мой — мне на похоронах присутствовать не обязательно. Кстати, о его смерти: что слышно? У тебя есть какие-либо известия?

— Водитель скрылся с места преступления. Я разговаривал с отцом Алекса: свидетели не рассмотрели номера машины — известно только, что Алекса сбила черная «Шкода».

— И все?

— Касаемо ДТП — все. А вообще, оказывается, что Алекс с кем-то встречался в отеле и длительное время скрывал ото всех свою возлюбленную.

— Вот это таинственность! И кто эта особа?

— Думаю, следствие установит.

— Хотелось бы взглянуть на нее хоть одним глазком! Интересно, каких дедушек предпочитал Алекс, что даже не решался представить свою избранницу друзьям? Ты не знаешь? Может она страшная, кривая и больная, но с добрым сердцем? А что если он подцепил ее в библиотеке, и она опоила его приворотным зельем — все начитанные девушки, наверно, умеют его готовить?

— Твой сарказм сейчас не уместен.

— Ладно, прости, ты прав — какой бы не была его девушка, он любил ее настолько сильно, что ничего для нее не жалел! А ты не сделаешь мне одолжение: мне бы немного деньжат на карманные расходы?

— Сюзанна, дело в том, что мне нужно погасить часть кредита и оплатить поставку алкогольной продукции — все хотят денег, а я не миллионер!

— Умоляю, только не прибедняйся! Неужели ты мне не дашь даже на развлечения? Или ты хочешь, чтобы я грустила без тебя целыми днями, плакала вечерами, рассказывая своей подружке, какой ты у меня замечательный, и ночами глаз не смыкала из-за нашей маленькой разлуки?! Я же люблю своего милого львенка до безумия, и чтобы мне без тебя не было скучно и одиноко, нужно как-то увеселить мое пребывание в Москве! Ну, не жмись, не будь таким вредным, как твой отец!

— Мне неудобно тебе отказывать, но в ближайшие две недели я точно на мели. К тому же отец здесь, а он терпеть не может излишней расточительности и до сих пор считает меня балбесом, я не горю желанием целую неделю выслушивать его проповеди на тему бережного отношения к деньгам, экономии, выгодным депозитам. Меня раздражает одна только фраза «богатый не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто меньше тратит». А он как раз из тех, кто свое богатство накопил, и нас с Владиславом учил своим премудростям, но я всегда поступал по-своему, но только вот не в ущерб своим интересам. Так что прости, но в этот раз денег я тебе дам.

— Я не верю своим ушам! Лев, ты сам себя слышишь? С каких это пор я стала «ущербом твоих интересов»? С тех пор, как приехал твой отец, или с того дня, как притащил домой фолиант по астрономии?

— Не говори глупости. Астрономия то здесь при чем?

— Это еще как посмотреть! Звезды часто предсказывают перемены.

— Ну, кошечка моя, не дуй губки!

— Я от тебя такого поворота не ожидала. Как ты можешь мне отказывать в таком пустяке? Я же не прошу ни норковую шубу, ни итальянские сапоги! Вот твоя благодарность за мою любовь, за заботу и внимание, за чуткость и сопереживание! Ну, что же, если ты так хочешь, то в Москве мне придется ограничиться прогулками по Красной площади — никаких клубов, кафе и торговых центров.

— Сюзанна, если ты не хочешь гулять по Красной площади, то можешь оставаться здесь! Отцу я скажу, что ты уехала на фотосессию, и он, я уверен, даже не заподозрит, что ты его, просто-напросто, избегаешь!

— Нет! Я уже договорилась с подружкой. Ты же знаешь, я не люблю менять планы! Может, ты займешь у кого-то и дашь мне денег?!

— Тебе от меня нужны только деньги? Может, поэтому ты с отцом эту авантюру затеяла — надеешься, он раскошелится и погасит за меня кредит, машину подарит и еще деньжат подкинет, чтобы мы с тобой слетали на Мальдивы или в Таиланд? Он ничего мне не даст! Я сам должен построить свой бизнес! Сам! Чтобы доказать, что я ничем не глупее своего брата! И больше не проси у меня денег ни на что. Если сочту нужным — сам предложу.

— Ты что пьяный? Как ты со мной разговариваешь? По-твоему, я мерзкая расчетливая, сама ни на что не способная, пиявка?! Или паразитка? Нахлебница? Хорошо, что я узнала об этом сейчас, а не после свадьбы. Я была о тебе лучшего мнения. Раз ты такой, то разговор окончен! Счастливо оставаться!

Лев не пытался остановить ее — иначе ему пришлось бы уступить и опять чувствовать себя дойной коровой, а эта роль ему порядком надоела. Тем более, впереди уже обозначились непредвиденные расходы.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
СообщениеГлава VIV

Лев Зольтеман, обедая в пиццерии, прокручивал в памяти два важных события: неожиданно ранний приезд отца и трагическую кончину друга. Еще вчера ему бы и на ум не пришло, что Алекс, такой молодой и жизнерадостный человек, не доживет даже до субботы, которую он так трепетно ждал. Да что там — до субботы? Ему и тридцати не было. Эта скоропостижная смерть никак не укладывалась в голове, а тут еще отец — не успел перешагнуть порог дома, как начал проверять, что, где и как.

Кусок в горло не лез. Незадолго до того, как Лев с трудом заставил себя доесть пиццу, в его аудиенцию вошла официантка в сопровождении Сюзанны. От одного только вида последней Лев едва не подавился и попросил официантку убрать со стола и принести бокал светлого пива и рюмку коньяка с лимоном для Сюзанны.

— Нам нужно серьезно поговорить, — сходу заявила она и, бросив лаковую цветастую сумку-саквояж на соседнее кресло, присела напротив Льва.

— О чем?

— Я погощу недельку у подруги в Москве. Дело в том, что твой отец человек слишком уж принципиальный и открытый, мягко говоря, и эти два качества делают из него настоящего монстра. Будь он хоть чуточку мягче и сдержаннее, я бы как-то вынесла его присутствие, но эти его бестактные вопросы и завышенное самомнение загоняют меня в какой-то тупик! Какое ему дело, сколько мне лет? Это даже некультурно задавать женщинам такие вопросы! А эти реплики по поводу моих бровей! — у Сюзанны был татуаж. — Он ведет себя как неотесанный мужлан из деревни, а еще кандидат наук, бизнесмен и уважаемый человек! У него, что совсем крыша на старости лет поехала? Это непростительное неуважение.

Сюзанна замолчала, услышав приближающиеся шаги, и закурила сигарету.

— А я тебе говорил, что с ним найти общий язык тяжело. Теперь ты понимаешь, почему я ушел из дому.

Официантка обслужила шефа и его гостью, и ушла.

— Честно, я думала, что ты преувеличиваешь. Отец моей коллеги утверждал, что Николай Трофимович Зольтеман «необычайной души человек», что в нем гармонично сочетаются манеры, острый ум и достаток. И что же я увидела? — Зануду, жмота и хама! Поэтому не имею ни малейшего желания находиться с ним даже в одном городе, а тем более составлять вам компанию. Уж как-нибудь без меня!

Лев отпил залпом треть бокала пива, и настроение его немного приподнялось:

— Подстрекательница!

— Что? — она скривилась после коньяка и закусила долькой лимона.

— Ты мне все уши прожужжала, что с отцом нужно поддерживать хорошие отношения, что он уже старенький и нуждается во внимании. Ты даже намекала, что я обязан ему потакать из-за его банковских счетов, нашего загородного дома и квартиры, в которой уже десять лет никто не живет, а теперь бросаешь меня с ним один на один.

— Миленький мой львенок! Это ведь твой отец! А разве ты не согласен с моими доводами?! В конце концов, вы могли хотя бы созваниваться иногда, видеться хоть пару раз в год — ты от этого только выиграешь!

— Холодный расчет, Сюзанна. Неужели ты думаешь, что отец не впишет мое имя в завещание? Я ведь его сын! Буду я с ним общаться или не буду, я все равно его сын, и, признаться честно, я и без его денег справлюсь со своими трудностями.

— Какие мы гордые! Я бы на твоем месте гордыню поубавила, и старалась бы всяческими способами сблизиться с отцом, и коль уж я не вписалась в его рамки женственности и хорошего вкуса, то извольте — налаживайте отношения без моего участия. Это принесет больше пользы! Боюсь, что твоему отцу лучше не перечить и не мозолить глаза тем, что вызывает у него недовольство, а меня он явно невзлюбил.

— Вот так всегда! Кто-то кашу заварит, а мне расхлебывать. Ну, что же, придется потерпеть его недельку! А ты, значит, в Москву собралась? А как же похороны Алекса?

Сюзанна свела брови, но тут же ее лицо приняло равнодушный вид:

— Алекс твой друг, а не мой — мне на похоронах присутствовать не обязательно. Кстати, о его смерти: что слышно? У тебя есть какие-либо известия?

— Водитель скрылся с места преступления. Я разговаривал с отцом Алекса: свидетели не рассмотрели номера машины — известно только, что Алекса сбила черная «Шкода».

— И все?

— Касаемо ДТП — все. А вообще, оказывается, что Алекс с кем-то встречался в отеле и длительное время скрывал ото всех свою возлюбленную.

— Вот это таинственность! И кто эта особа?

— Думаю, следствие установит.

— Хотелось бы взглянуть на нее хоть одним глазком! Интересно, каких дедушек предпочитал Алекс, что даже не решался представить свою избранницу друзьям? Ты не знаешь? Может она страшная, кривая и больная, но с добрым сердцем? А что если он подцепил ее в библиотеке, и она опоила его приворотным зельем — все начитанные девушки, наверно, умеют его готовить?

— Твой сарказм сейчас не уместен.

— Ладно, прости, ты прав — какой бы не была его девушка, он любил ее настолько сильно, что ничего для нее не жалел! А ты не сделаешь мне одолжение: мне бы немного деньжат на карманные расходы?

— Сюзанна, дело в том, что мне нужно погасить часть кредита и оплатить поставку алкогольной продукции — все хотят денег, а я не миллионер!

— Умоляю, только не прибедняйся! Неужели ты мне не дашь даже на развлечения? Или ты хочешь, чтобы я грустила без тебя целыми днями, плакала вечерами, рассказывая своей подружке, какой ты у меня замечательный, и ночами глаз не смыкала из-за нашей маленькой разлуки?! Я же люблю своего милого львенка до безумия, и чтобы мне без тебя не было скучно и одиноко, нужно как-то увеселить мое пребывание в Москве! Ну, не жмись, не будь таким вредным, как твой отец!

— Мне неудобно тебе отказывать, но в ближайшие две недели я точно на мели. К тому же отец здесь, а он терпеть не может излишней расточительности и до сих пор считает меня балбесом, я не горю желанием целую неделю выслушивать его проповеди на тему бережного отношения к деньгам, экономии, выгодным депозитам. Меня раздражает одна только фраза «богатый не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто меньше тратит». А он как раз из тех, кто свое богатство накопил, и нас с Владиславом учил своим премудростям, но я всегда поступал по-своему, но только вот не в ущерб своим интересам. Так что прости, но в этот раз денег я тебе дам.

— Я не верю своим ушам! Лев, ты сам себя слышишь? С каких это пор я стала «ущербом твоих интересов»? С тех пор, как приехал твой отец, или с того дня, как притащил домой фолиант по астрономии?

— Не говори глупости. Астрономия то здесь при чем?

— Это еще как посмотреть! Звезды часто предсказывают перемены.

— Ну, кошечка моя, не дуй губки!

— Я от тебя такого поворота не ожидала. Как ты можешь мне отказывать в таком пустяке? Я же не прошу ни норковую шубу, ни итальянские сапоги! Вот твоя благодарность за мою любовь, за заботу и внимание, за чуткость и сопереживание! Ну, что же, если ты так хочешь, то в Москве мне придется ограничиться прогулками по Красной площади — никаких клубов, кафе и торговых центров.

— Сюзанна, если ты не хочешь гулять по Красной площади, то можешь оставаться здесь! Отцу я скажу, что ты уехала на фотосессию, и он, я уверен, даже не заподозрит, что ты его, просто-напросто, избегаешь!

— Нет! Я уже договорилась с подружкой. Ты же знаешь, я не люблю менять планы! Может, ты займешь у кого-то и дашь мне денег?!

— Тебе от меня нужны только деньги? Может, поэтому ты с отцом эту авантюру затеяла — надеешься, он раскошелится и погасит за меня кредит, машину подарит и еще деньжат подкинет, чтобы мы с тобой слетали на Мальдивы или в Таиланд? Он ничего мне не даст! Я сам должен построить свой бизнес! Сам! Чтобы доказать, что я ничем не глупее своего брата! И больше не проси у меня денег ни на что. Если сочту нужным — сам предложу.

— Ты что пьяный? Как ты со мной разговариваешь? По-твоему, я мерзкая расчетливая, сама ни на что не способная, пиявка?! Или паразитка? Нахлебница? Хорошо, что я узнала об этом сейчас, а не после свадьбы. Я была о тебе лучшего мнения. Раз ты такой, то разговор окончен! Счастливо оставаться!

Лев не пытался остановить ее — иначе ему пришлось бы уступить и опять чувствовать себя дойной коровой, а эта роль ему порядком надоела. Тем более, впереди уже обозначились непредвиденные расходы.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:08
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 09.04.2015, 18:09 | Сообщение # 10
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Глава Х

Николай Зольтеман сначала сомневался, стоит ли ему останавливаться у сына, но мысли об отеле отбросил — решил таким образом доказать Льву свое намерение сгладить острые углы и наладить доверительные отношения.

Он вернулся домой гораздо позже оговоренного времени, но ничуть об этом не сожалел — и картинная галерея, и встреча с давней подругой, к которой полвека назад питал самые нежные и романтические чувства, остудили пыл его негодования, накаленный возмущением неосмотрительными поступками сына и его безвкусным выбором женщины.

Лев в ожидании прихода отца успел прочитать сорок страниц о Солнце, и даже заставил себя выучить несколько цифр: среднее расстояние от Земли до Солнца 149 597 900 км, температура поверхности 5770 К, возраст 5 млрд лет. Когда раздался звонок в дверь, Лев неохотно пошел открывать. Несмотря на то, что он дал отцу дубликат ключей, Николай Зольтеман им не воспользовался. Он стоял у двери с бутылкой красного вина и шоколадными конфетами:

— Я подумал, может, выпьем по глоточку, чтобы лучше понять друг друга!

Лев неуверенно посмотрел на отца и подумал, что вряд ли пониманию поможет глоток вина, но коль уж отец проявил такую инициативу, то не мог отказаться. Они сели на кухне и в домашней спокойной атмосфере начали искать точки соприкосновения.

— Сюзанна на тебя обиделась, отец. Ты был не справедлив к ней.

— Обиделась — это хорошо: пусть знает, что о ней думают люди! А то, что «не справедлив» — это еще как посмотреть.

— Твое мнение и мнение всех людей не одно и тоже, — возразил Лев.

— Я прожил шестьдесят пять лет и лучше разбираюсь в людях, чем ты. Я твою Сюзанну насквозь вижу, а поскольку терпеть не могу светского притворства, был с ней предельно откровенен. Она может сколько угодно дуть на меня губы и считать невоспитанным, мне от ее недовольства ни холодно, ни жарко!

— Не понимаю, чем она тебе так не понравилась.

Лев откупорил бутылку вина и наполнил два коньячных бокала лишь на сантиметр. Николай Зольтеман раскрыл коробку конфет, не торопясь с ответом:

— Надо было фруктов еще купить. Как-то не догадался.

— Ты обедал? Хочешь, бутерброд сделаю?

— Не волнуйся за меня — я не голоден! Давай-ка выпьем за тебя и твое светлое будущее! С пиццерией ты хорошо придумал, а вот договор подписал, не читая. Я бы на таких условиях кредит ни за что бы не взял.

Зазвенели бокалы, и Николай Зольтеман продолжил, едва пригубив:

— Квартиру, как я понимаю, ты снимаешь?

— Да.

— И зачем тебе одному двухкомнатная квартира с шикарной дизайнерской планировкой и телевизором на половину стены? Хочешь показать таким как Сюзанна, какой ты успешный и состоятельный малый! Все бы хорошо, если бы не кредит. К чему вся эта показуха?

— Отец, не заводись. Я рассчитаюсь с долгом, и все будет хорошо.

— Ты уверен, что после одного кредита не последует второй, потом третий? Сам подумай, захочешь выкупить эту квартиру или, может, еще просторнее со свежим ремонтом, потом нужно будет купить мебель и бытовую технику. А автомобиль? Или ты всю жизнь собираешься ходить пешком? И что мы имеем? — Ты до старости будешь должен банкам!

— Ничего подобного! Ты все утрируешь, отец.

— Нисколечко! Знаешь, в чем твоя беда? Ты хочешь жить красиво здесь и сейчас! А почему бы не отказаться от этой дорогостоящей квартиры и пожить пару лет в самой обыкновенной квартире хрущевской застройки? Посчитай, сколько денег ты сэкономишь таким образом! Дальше, твоя Сюзанна. За чей счет она вся такая расфуфыренная? Давно ты с ней? Сколько ты уже вложил в нее?

— Отец, пиццерия приносит неплохой доход. Я все подсчитал и могу позволить себе и снимать эту квартиру, и делать взносы по кредиту, и у меня даже остаются свободные деньги. С Сюзанной я встречаюсь около полугода и… да, я трачу на нее часть денег, но в пределах разумного.

— В пределах разумного! А тебе в голову не приходило, что она встречается с тобой только потому, что ты создал вокруг себя эту красивую картинку — иллюзию обеспеченного, сорящего деньгами, владельца общепита?!

— Не общепита, а пиццерии, отец!

— Не меняет суть дела! Сюзанна произвела на меня впечатление хитрой лисы. У нее на лбу написано, что ей нужны только деньги. Что ты о ней знаешь? Откуда, кто родители, материальное положение?

— Она фотомодель, родом из провинции, родители простые работяги. У Сюзанны заработок не стабильный — от заказа до заказа, но гонорары хорошие. Ее подруга модельер, и Сюзанна часто принимает участие в показах мод. У нее идеальная фигура, отец! А лицо! Она красивая девушка и умеет подчеркивать свои достоинства. На нее нельзя не обратить внимание. Сюзанна выделяется из толпы, ну и коль мы разоткровенничались, ты как мужчина должен меня понять — она необыкновенно хороша в постели, в душе! Я глаз от нее не могу оторвать, когда она голая!

— Я так и думал! Знаешь, между нами часто возникали недоразумения, порой ты меня доводил до белого каления, но я всегда старался понять тебя. Получалось это у меня далеко не всегда, но, если говорить о Сюзанне, то я, все-таки тебя понимаю. Единственное, мне кажется, что она не подходящая кандидатура быть матерью моих внуков — она только для секса. Скоро ты пресытишься, и сам поймешь, что постель — это не все. Уверен, в скором времени нам и не придется возвращаться к разговорам о ней — она временное явление, а вот когда ты встретишь девушку и скажешь мне, что любишь ее, — это уже будет серьезной причиной для обсуждения ее кандидатуры на роль моей невестки. Так, не будем тратить время на недостойных!

— Умеешь же ты одновременно и окрылить, и крылья подрезать! Ты неисправим, отец!

— И не будь дурачком — не угождай всем ее прихотям: пару раз откажешь — она сама исчезнет из твоего поля зрения. Попомни мои слова!

Лев налил себе еще немного вина, Николай Зольтеман отказался, закрыв бокал ладонью. На пальце блеснул перстень с крупным диамантом и россыпью мелких камней. «И это мой родной отец!» — подумал Лев, совершенно не желая с ним спорить. Где-то в глубине души он соглашался со всеми его высказываниями и понимал, что отец прав, но отказываться от красивой жизни не хотелось, как и согласиться, что Сюзанна попросту использует его.

— Вернемся к деньгам. Чем быстрее ты выплатишь кредит, тем меньше переплатишь. Это ведь элементарная математика. Таким образом, тебе нужно максимально сократить расходы, чтобы в будущем не банки на тебе зарабатывали деньги, а ты на них. Я прекрасно живу на проценты от своих вкладов, ничего не теряю, и с каждым днем мой счет только увеличивается! И ты должен научиться преумножать свои доходы, а не разбрасываться деньгами направо и налево.

— Я не разбрасываюсь деньгами направо и налево, как ты говоришь. Веришь, я не хочу доказывать свою точку зрения, тем более не считаю, что ты говоришь бесполезные вещи, и более того, в чем-то я безоговорочно с тобой согласен, но сократить расходы — это значит отказаться в первую очередь от этой квартиры, а я этого не хочу. В принципе, меня все в своей жизни устраивает, и не такое ужасное будущее меня ждет, как ты говоришь — рано или поздно и банки на меня начнут работать, а не я на них. Через пару лет я куплю квартиру, машину и женюсь на какой-нибудь скромнице, а не на Сюзанне!

— Через пару лет ты сможешь максимум спать спокойно, выплатив кредит! А на какие деньги ты собираешься покупать квартиру и машину? Опять кредит?

— Ну, хорошо, лет через десять у меня точно все будет!

— Вот! А если в течение года — подумай, всего двенадцать месяцев — ты погасишь кредит, а потом еще годик проживешь скромненько, то сможешь купить квартиру не через десять лет, как ты говоришь, а через два года! А там и машина не заставит себя ждать! Разве это не мотивация для временной экономии?!

— Опять ты за свое! Я не хочу ютиться в хрущевке с советскими голубыми панелями, спать на полу и травить тараканов каждый день!

— Ты мог бы и дальше жить у тетушки Зои.

— Но я не мог бы водить к ней Сюзанну, отец!

— Так значит, ты снимаешь эти шикарные апартаменты только из-за Сюзанны?!

— Вовсе нет — мне нравится находиться в красивой обстановке, и я имею полное право распоряжаться свое жизнью и своими деньгами по своему усмотрению.

— Жаль если я не доживу до того дня, когда с гордостью смогу рассказывать о тебе друзьям. Ты неисправим!

Лев не стал спорить, и разговор вскоре сошел на нет.
 
СообщениеГлава Х

Николай Зольтеман сначала сомневался, стоит ли ему останавливаться у сына, но мысли об отеле отбросил — решил таким образом доказать Льву свое намерение сгладить острые углы и наладить доверительные отношения.

Он вернулся домой гораздо позже оговоренного времени, но ничуть об этом не сожалел — и картинная галерея, и встреча с давней подругой, к которой полвека назад питал самые нежные и романтические чувства, остудили пыл его негодования, накаленный возмущением неосмотрительными поступками сына и его безвкусным выбором женщины.

Лев в ожидании прихода отца успел прочитать сорок страниц о Солнце, и даже заставил себя выучить несколько цифр: среднее расстояние от Земли до Солнца 149 597 900 км, температура поверхности 5770 К, возраст 5 млрд лет. Когда раздался звонок в дверь, Лев неохотно пошел открывать. Несмотря на то, что он дал отцу дубликат ключей, Николай Зольтеман им не воспользовался. Он стоял у двери с бутылкой красного вина и шоколадными конфетами:

— Я подумал, может, выпьем по глоточку, чтобы лучше понять друг друга!

Лев неуверенно посмотрел на отца и подумал, что вряд ли пониманию поможет глоток вина, но коль уж отец проявил такую инициативу, то не мог отказаться. Они сели на кухне и в домашней спокойной атмосфере начали искать точки соприкосновения.

— Сюзанна на тебя обиделась, отец. Ты был не справедлив к ней.

— Обиделась — это хорошо: пусть знает, что о ней думают люди! А то, что «не справедлив» — это еще как посмотреть.

— Твое мнение и мнение всех людей не одно и тоже, — возразил Лев.

— Я прожил шестьдесят пять лет и лучше разбираюсь в людях, чем ты. Я твою Сюзанну насквозь вижу, а поскольку терпеть не могу светского притворства, был с ней предельно откровенен. Она может сколько угодно дуть на меня губы и считать невоспитанным, мне от ее недовольства ни холодно, ни жарко!

— Не понимаю, чем она тебе так не понравилась.

Лев откупорил бутылку вина и наполнил два коньячных бокала лишь на сантиметр. Николай Зольтеман раскрыл коробку конфет, не торопясь с ответом:

— Надо было фруктов еще купить. Как-то не догадался.

— Ты обедал? Хочешь, бутерброд сделаю?

— Не волнуйся за меня — я не голоден! Давай-ка выпьем за тебя и твое светлое будущее! С пиццерией ты хорошо придумал, а вот договор подписал, не читая. Я бы на таких условиях кредит ни за что бы не взял.

Зазвенели бокалы, и Николай Зольтеман продолжил, едва пригубив:

— Квартиру, как я понимаю, ты снимаешь?

— Да.

— И зачем тебе одному двухкомнатная квартира с шикарной дизайнерской планировкой и телевизором на половину стены? Хочешь показать таким как Сюзанна, какой ты успешный и состоятельный малый! Все бы хорошо, если бы не кредит. К чему вся эта показуха?

— Отец, не заводись. Я рассчитаюсь с долгом, и все будет хорошо.

— Ты уверен, что после одного кредита не последует второй, потом третий? Сам подумай, захочешь выкупить эту квартиру или, может, еще просторнее со свежим ремонтом, потом нужно будет купить мебель и бытовую технику. А автомобиль? Или ты всю жизнь собираешься ходить пешком? И что мы имеем? — Ты до старости будешь должен банкам!

— Ничего подобного! Ты все утрируешь, отец.

— Нисколечко! Знаешь, в чем твоя беда? Ты хочешь жить красиво здесь и сейчас! А почему бы не отказаться от этой дорогостоящей квартиры и пожить пару лет в самой обыкновенной квартире хрущевской застройки? Посчитай, сколько денег ты сэкономишь таким образом! Дальше, твоя Сюзанна. За чей счет она вся такая расфуфыренная? Давно ты с ней? Сколько ты уже вложил в нее?

— Отец, пиццерия приносит неплохой доход. Я все подсчитал и могу позволить себе и снимать эту квартиру, и делать взносы по кредиту, и у меня даже остаются свободные деньги. С Сюзанной я встречаюсь около полугода и… да, я трачу на нее часть денег, но в пределах разумного.

— В пределах разумного! А тебе в голову не приходило, что она встречается с тобой только потому, что ты создал вокруг себя эту красивую картинку — иллюзию обеспеченного, сорящего деньгами, владельца общепита?!

— Не общепита, а пиццерии, отец!

— Не меняет суть дела! Сюзанна произвела на меня впечатление хитрой лисы. У нее на лбу написано, что ей нужны только деньги. Что ты о ней знаешь? Откуда, кто родители, материальное положение?

— Она фотомодель, родом из провинции, родители простые работяги. У Сюзанны заработок не стабильный — от заказа до заказа, но гонорары хорошие. Ее подруга модельер, и Сюзанна часто принимает участие в показах мод. У нее идеальная фигура, отец! А лицо! Она красивая девушка и умеет подчеркивать свои достоинства. На нее нельзя не обратить внимание. Сюзанна выделяется из толпы, ну и коль мы разоткровенничались, ты как мужчина должен меня понять — она необыкновенно хороша в постели, в душе! Я глаз от нее не могу оторвать, когда она голая!

— Я так и думал! Знаешь, между нами часто возникали недоразумения, порой ты меня доводил до белого каления, но я всегда старался понять тебя. Получалось это у меня далеко не всегда, но, если говорить о Сюзанне, то я, все-таки тебя понимаю. Единственное, мне кажется, что она не подходящая кандидатура быть матерью моих внуков — она только для секса. Скоро ты пресытишься, и сам поймешь, что постель — это не все. Уверен, в скором времени нам и не придется возвращаться к разговорам о ней — она временное явление, а вот когда ты встретишь девушку и скажешь мне, что любишь ее, — это уже будет серьезной причиной для обсуждения ее кандидатуры на роль моей невестки. Так, не будем тратить время на недостойных!

— Умеешь же ты одновременно и окрылить, и крылья подрезать! Ты неисправим, отец!

— И не будь дурачком — не угождай всем ее прихотям: пару раз откажешь — она сама исчезнет из твоего поля зрения. Попомни мои слова!

Лев налил себе еще немного вина, Николай Зольтеман отказался, закрыв бокал ладонью. На пальце блеснул перстень с крупным диамантом и россыпью мелких камней. «И это мой родной отец!» — подумал Лев, совершенно не желая с ним спорить. Где-то в глубине души он соглашался со всеми его высказываниями и понимал, что отец прав, но отказываться от красивой жизни не хотелось, как и согласиться, что Сюзанна попросту использует его.

— Вернемся к деньгам. Чем быстрее ты выплатишь кредит, тем меньше переплатишь. Это ведь элементарная математика. Таким образом, тебе нужно максимально сократить расходы, чтобы в будущем не банки на тебе зарабатывали деньги, а ты на них. Я прекрасно живу на проценты от своих вкладов, ничего не теряю, и с каждым днем мой счет только увеличивается! И ты должен научиться преумножать свои доходы, а не разбрасываться деньгами направо и налево.

— Я не разбрасываюсь деньгами направо и налево, как ты говоришь. Веришь, я не хочу доказывать свою точку зрения, тем более не считаю, что ты говоришь бесполезные вещи, и более того, в чем-то я безоговорочно с тобой согласен, но сократить расходы — это значит отказаться в первую очередь от этой квартиры, а я этого не хочу. В принципе, меня все в своей жизни устраивает, и не такое ужасное будущее меня ждет, как ты говоришь — рано или поздно и банки на меня начнут работать, а не я на них. Через пару лет я куплю квартиру, машину и женюсь на какой-нибудь скромнице, а не на Сюзанне!

— Через пару лет ты сможешь максимум спать спокойно, выплатив кредит! А на какие деньги ты собираешься покупать квартиру и машину? Опять кредит?

— Ну, хорошо, лет через десять у меня точно все будет!

— Вот! А если в течение года — подумай, всего двенадцать месяцев — ты погасишь кредит, а потом еще годик проживешь скромненько, то сможешь купить квартиру не через десять лет, как ты говоришь, а через два года! А там и машина не заставит себя ждать! Разве это не мотивация для временной экономии?!

— Опять ты за свое! Я не хочу ютиться в хрущевке с советскими голубыми панелями, спать на полу и травить тараканов каждый день!

— Ты мог бы и дальше жить у тетушки Зои.

— Но я не мог бы водить к ней Сюзанну, отец!

— Так значит, ты снимаешь эти шикарные апартаменты только из-за Сюзанны?!

— Вовсе нет — мне нравится находиться в красивой обстановке, и я имею полное право распоряжаться свое жизнью и своими деньгами по своему усмотрению.

— Жаль если я не доживу до того дня, когда с гордостью смогу рассказывать о тебе друзьям. Ты неисправим!

Лев не стал спорить, и разговор вскоре сошел на нет.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:09
СообщениеГлава Х

Николай Зольтеман сначала сомневался, стоит ли ему останавливаться у сына, но мысли об отеле отбросил — решил таким образом доказать Льву свое намерение сгладить острые углы и наладить доверительные отношения.

Он вернулся домой гораздо позже оговоренного времени, но ничуть об этом не сожалел — и картинная галерея, и встреча с давней подругой, к которой полвека назад питал самые нежные и романтические чувства, остудили пыл его негодования, накаленный возмущением неосмотрительными поступками сына и его безвкусным выбором женщины.

Лев в ожидании прихода отца успел прочитать сорок страниц о Солнце, и даже заставил себя выучить несколько цифр: среднее расстояние от Земли до Солнца 149 597 900 км, температура поверхности 5770 К, возраст 5 млрд лет. Когда раздался звонок в дверь, Лев неохотно пошел открывать. Несмотря на то, что он дал отцу дубликат ключей, Николай Зольтеман им не воспользовался. Он стоял у двери с бутылкой красного вина и шоколадными конфетами:

— Я подумал, может, выпьем по глоточку, чтобы лучше понять друг друга!

Лев неуверенно посмотрел на отца и подумал, что вряд ли пониманию поможет глоток вина, но коль уж отец проявил такую инициативу, то не мог отказаться. Они сели на кухне и в домашней спокойной атмосфере начали искать точки соприкосновения.

— Сюзанна на тебя обиделась, отец. Ты был не справедлив к ней.

— Обиделась — это хорошо: пусть знает, что о ней думают люди! А то, что «не справедлив» — это еще как посмотреть.

— Твое мнение и мнение всех людей не одно и тоже, — возразил Лев.

— Я прожил шестьдесят пять лет и лучше разбираюсь в людях, чем ты. Я твою Сюзанну насквозь вижу, а поскольку терпеть не могу светского притворства, был с ней предельно откровенен. Она может сколько угодно дуть на меня губы и считать невоспитанным, мне от ее недовольства ни холодно, ни жарко!

— Не понимаю, чем она тебе так не понравилась.

Лев откупорил бутылку вина и наполнил два коньячных бокала лишь на сантиметр. Николай Зольтеман раскрыл коробку конфет, не торопясь с ответом:

— Надо было фруктов еще купить. Как-то не догадался.

— Ты обедал? Хочешь, бутерброд сделаю?

— Не волнуйся за меня — я не голоден! Давай-ка выпьем за тебя и твое светлое будущее! С пиццерией ты хорошо придумал, а вот договор подписал, не читая. Я бы на таких условиях кредит ни за что бы не взял.

Зазвенели бокалы, и Николай Зольтеман продолжил, едва пригубив:

— Квартиру, как я понимаю, ты снимаешь?

— Да.

— И зачем тебе одному двухкомнатная квартира с шикарной дизайнерской планировкой и телевизором на половину стены? Хочешь показать таким как Сюзанна, какой ты успешный и состоятельный малый! Все бы хорошо, если бы не кредит. К чему вся эта показуха?

— Отец, не заводись. Я рассчитаюсь с долгом, и все будет хорошо.

— Ты уверен, что после одного кредита не последует второй, потом третий? Сам подумай, захочешь выкупить эту квартиру или, может, еще просторнее со свежим ремонтом, потом нужно будет купить мебель и бытовую технику. А автомобиль? Или ты всю жизнь собираешься ходить пешком? И что мы имеем? — Ты до старости будешь должен банкам!

— Ничего подобного! Ты все утрируешь, отец.

— Нисколечко! Знаешь, в чем твоя беда? Ты хочешь жить красиво здесь и сейчас! А почему бы не отказаться от этой дорогостоящей квартиры и пожить пару лет в самой обыкновенной квартире хрущевской застройки? Посчитай, сколько денег ты сэкономишь таким образом! Дальше, твоя Сюзанна. За чей счет она вся такая расфуфыренная? Давно ты с ней? Сколько ты уже вложил в нее?

— Отец, пиццерия приносит неплохой доход. Я все подсчитал и могу позволить себе и снимать эту квартиру, и делать взносы по кредиту, и у меня даже остаются свободные деньги. С Сюзанной я встречаюсь около полугода и… да, я трачу на нее часть денег, но в пределах разумного.

— В пределах разумного! А тебе в голову не приходило, что она встречается с тобой только потому, что ты создал вокруг себя эту красивую картинку — иллюзию обеспеченного, сорящего деньгами, владельца общепита?!

— Не общепита, а пиццерии, отец!

— Не меняет суть дела! Сюзанна произвела на меня впечатление хитрой лисы. У нее на лбу написано, что ей нужны только деньги. Что ты о ней знаешь? Откуда, кто родители, материальное положение?

— Она фотомодель, родом из провинции, родители простые работяги. У Сюзанны заработок не стабильный — от заказа до заказа, но гонорары хорошие. Ее подруга модельер, и Сюзанна часто принимает участие в показах мод. У нее идеальная фигура, отец! А лицо! Она красивая девушка и умеет подчеркивать свои достоинства. На нее нельзя не обратить внимание. Сюзанна выделяется из толпы, ну и коль мы разоткровенничались, ты как мужчина должен меня понять — она необыкновенно хороша в постели, в душе! Я глаз от нее не могу оторвать, когда она голая!

— Я так и думал! Знаешь, между нами часто возникали недоразумения, порой ты меня доводил до белого каления, но я всегда старался понять тебя. Получалось это у меня далеко не всегда, но, если говорить о Сюзанне, то я, все-таки тебя понимаю. Единственное, мне кажется, что она не подходящая кандидатура быть матерью моих внуков — она только для секса. Скоро ты пресытишься, и сам поймешь, что постель — это не все. Уверен, в скором времени нам и не придется возвращаться к разговорам о ней — она временное явление, а вот когда ты встретишь девушку и скажешь мне, что любишь ее, — это уже будет серьезной причиной для обсуждения ее кандидатуры на роль моей невестки. Так, не будем тратить время на недостойных!

— Умеешь же ты одновременно и окрылить, и крылья подрезать! Ты неисправим, отец!

— И не будь дурачком — не угождай всем ее прихотям: пару раз откажешь — она сама исчезнет из твоего поля зрения. Попомни мои слова!

Лев налил себе еще немного вина, Николай Зольтеман отказался, закрыв бокал ладонью. На пальце блеснул перстень с крупным диамантом и россыпью мелких камней. «И это мой родной отец!» — подумал Лев, совершенно не желая с ним спорить. Где-то в глубине души он соглашался со всеми его высказываниями и понимал, что отец прав, но отказываться от красивой жизни не хотелось, как и согласиться, что Сюзанна попросту использует его.

— Вернемся к деньгам. Чем быстрее ты выплатишь кредит, тем меньше переплатишь. Это ведь элементарная математика. Таким образом, тебе нужно максимально сократить расходы, чтобы в будущем не банки на тебе зарабатывали деньги, а ты на них. Я прекрасно живу на проценты от своих вкладов, ничего не теряю, и с каждым днем мой счет только увеличивается! И ты должен научиться преумножать свои доходы, а не разбрасываться деньгами направо и налево.

— Я не разбрасываюсь деньгами направо и налево, как ты говоришь. Веришь, я не хочу доказывать свою точку зрения, тем более не считаю, что ты говоришь бесполезные вещи, и более того, в чем-то я безоговорочно с тобой согласен, но сократить расходы — это значит отказаться в первую очередь от этой квартиры, а я этого не хочу. В принципе, меня все в своей жизни устраивает, и не такое ужасное будущее меня ждет, как ты говоришь — рано или поздно и банки на меня начнут работать, а не я на них. Через пару лет я куплю квартиру, машину и женюсь на какой-нибудь скромнице, а не на Сюзанне!

— Через пару лет ты сможешь максимум спать спокойно, выплатив кредит! А на какие деньги ты собираешься покупать квартиру и машину? Опять кредит?

— Ну, хорошо, лет через десять у меня точно все будет!

— Вот! А если в течение года — подумай, всего двенадцать месяцев — ты погасишь кредит, а потом еще годик проживешь скромненько, то сможешь купить квартиру не через десять лет, как ты говоришь, а через два года! А там и машина не заставит себя ждать! Разве это не мотивация для временной экономии?!

— Опять ты за свое! Я не хочу ютиться в хрущевке с советскими голубыми панелями, спать на полу и травить тараканов каждый день!

— Ты мог бы и дальше жить у тетушки Зои.

— Но я не мог бы водить к ней Сюзанну, отец!

— Так значит, ты снимаешь эти шикарные апартаменты только из-за Сюзанны?!

— Вовсе нет — мне нравится находиться в красивой обстановке, и я имею полное право распоряжаться свое жизнью и своими деньгами по своему усмотрению.

— Жаль если я не доживу до того дня, когда с гордостью смогу рассказывать о тебе друзьям. Ты неисправим!

Лев не стал спорить, и разговор вскоре сошел на нет.

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 09.04.2015 в 18:09
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 16.04.2015, 15:21 | Сообщение # 11
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Радуга за черной полосой 13-14

Глава XIII

Лев и не думал, что вместо встречи в библиотеке ему представится возможность провести с Анастасией выходные на берегу живописной реки с удивительно красивыми рассветами и закатами. Обморок Прасковьи Марковны сыграл ему на руку, и все сложилось как нельзя наилучшим образом. Николай Зольтеман послужил связным звеном и предложил съездить отдохнуть вчетвером сразу после того, как узнал, что Лев ухаживает за внучкой его давней знакомой, нуждающейся в тишине загородной жизни.

Поскольку доктор, осматривающий бабушку Анастасии, настоятельно рекомендовал ей отдохнуть вдали от городского шума, то ни Прасковья Марковна, ни Анастасия не воспротивились столь любезному предложению Николая Зольтемана, и Лев впервые осознал, что отец, в кои-то веки, не препятствовал ему, не критиковал, а стал помощником. Он уже не казался ни тираном, ни вздорным стариком. Его глаза, глубокие и тусклые, изменились на озорные и оживленные. Николай Зольтеман словно сбросил десяток лет.

Анастасия со своей стороны тоже не могла не заметить изменений, произошедших с ее бабушкой, — Прасковья Марковна радовалась отцу Льва и даже разрешила дружить с самим Львом, «но только дружить, и никаких глупостей».

Вся эта история позабавила Льва — это же надо, чтобы мир оказался настолько тесным! Но горьким осадком все-таки оставались и похороны друга, и Сюзанна, которую волей-неволей Лев начал подозревать в связи с Алексом. И, действительно, припоминал Лев, что в тех случаях, когда отсутствовал Алекс, у Сюзанны зачастую появлялись неотложные дела, и при следующем сборе всей компании эта парочка обменивалась весьма лестными отзывами друг о друге. «И как я раньше ни о чем не подозревал, — укорял себя Лев, — надо было бросить ее как только каждый сантиметр ее знойного тела перестал быть незнакомым и секс уже не вызывал ни помутнения рассудка, ни тревожной истомы».

На телефонные звонки Сюзанна не отвечала, на похороны не пришла. Лев не мог быть уверен, что она уехала, но и удостовериться в обратном не ставил перед собой задачи, переключив все свое внимание на юную рыжеволосую красавицу, такую строптивую и принципиальную, что желание укротить ее и сломать неустойчивые принципы росло с каждым днем. Льва развлекала ее манера держаться на стороже, а утверждение в том, что стрела Амура зацепила только его, веселило наивностью и девичьим романтизмом. «Посмотрим, что ты скажешь, когда стрела Амура пронзит твое неопытное сердечко и пройдет навылет, оставив глубокий след» — думал Лев, уверенный в своей победе, зная наперед, что путь к ней будет тернистым, но интересным.

Лев курил на веранде коттеджного домика, наблюдая, как Анастасия в легком платьице прогуливалась вдоль берега. Отец с Прасковьей Марковной стояли у мангала. Пахло жареным мясом и дымом. Лев затушил окурок и вышел на солнце.
Стоял прекрасный августовский день. У соседнего домика росла высокая яблоня, и налитые краснобокие яблоки склоняли ветви к земле. Над деревом кружила стая птиц, ласково щебечущих и то и дело совершающих осмотр своих владений. Все домики базы отдыха утопали в сочной зелени ухоженных лужаек, пестрых клумб с жасмином, розами, лилиями и заплетающимися по аркам клематисами различных сортов.

Лев сорвал белую розу, уколов палец об острый шип. «На что только не пойдешь лишь бы произвести впечатление!» — подумал и растер каплю крови по пальцу. Вдохнув приятное благоухание цветка, он спрятал его за спину и пошел к берегу. Ухаживать за Анастасией под присмотром пожилого отца и ее немолодой бабушки было нелегко, но Лев любил препятствия, и ему доставляла удовольствие эта игра в Дон Жуана.

По реке проплывали катамараны и лодки с гребцами. В тихой голубой воде отражались живописные сосны дальнего берега, высокое небо и белые облака, похожие на сахарную вату, а солнечные блики энергично танцевали над мелкими волнами.

Лев медленными осторожными шагами ступал по примятой траве, плавно исчезающей в прибрежной полоске мелкого песка. Анастасия стояла спиной, и Лев изучал ее гибкую фигуру под легким хлопчатобумажным платьем свободного кроя. Никогда еще девушка не казалась ему столь прекрасной и чистой. Анастасия в солнечных лучах, словно богиня в золотых шелках, влекла его к себе своей ангельской кротостью. Лев залюбовался.

— Для моей любимой подружки, — прошептал Лев, преподнося Анастасии цветок.
Она вздрогнула и обернулась. Лев стоял слишком близко и смотрел на нее влюбленными глазами, не скрывая довольной улыбки.

— Ты с ума сошел! — Анастасия отошла на шаг назад, считая недопустимой столь короткую дистанцию между ними. — Ты хочешь, чтобы у бабушки случился инфаркт?!

— По-моему, она сейчас слишком занята шашлыками и воспоминаниями отца о его юности! Смелее, возьми розочку! — настаивал он. — Ее лепестки такие же нежные и белые как твоя кожа!

— Лев, ты нарушаешь условия договора!

— Нисколько, моя прекрасная Златовласка! — Лев заставил ее принять цветок, потому как начал водить им по ее щеке, вгоняя Анастасию в краску. — Румянец тебе к лицу!

— Ты несносен!

Лев снял сандалии и намочил ноги в воде.

— Холодная!

Прасковья Марковна и Николай Трофимович не настолько были увлечены, чтобы не заметить попыток Льва проявить себя наилучшим образом: то комплименты, то взгляды украдкой, то галантная заботливость, а теперь еще и этот жест с розой.

— Внученька, тебе солнце не напекло? Ты без головного убора! Иди-ка сюда!

— Уже иду, бабушка, — отозвалась Анастасия, а Льву шепнула: «Доволен?!»

И так продолжалось целый день: Прасковья Марковна не упускала внучку из поля зрения, а Лев ухищрялся и все равно оказывал Анастасии знаки внимания, испытывая с трудом сдерживаемую радость от наблюдения за ее реакцией.

Вечером они сидели вчетвером на веранде, увитой клематисами с яркими фиолетовыми цветами, ужинали ароматным мясом и салатом из сочных деревенских помидор, пахучего болгарского перца и свежей зелени петрушки. На столе стояла полупустая бутылка красного вина, и через мутное зеленое стекло падал последний луч заходящего солнца. В реке отражались темные деверья и бардовая лента заката, а на фоне всего расписные бабочки бесшумно хлопали крыльями, а песни сверчков и заливистые трели соловья становились все громче. Обстановка располагала к романтике и чистосердечным признаниям, вот только если бы не…

— Бабушка, я вымою посуду, — вызвалась Анастасия, чтобы как можно скорее покончить с этим затянувшимся даже не ужином, а настоящим испытанием, которое устроил ей Лев. Он не сводил с нее глаз, и она чувствовала себя так неловко, что дважды уронила вилку, облилась чаем, и в итоге поверила, что Лев в нее влюбился.

Прасковья Марковна кивнула в знак согласия, а сама внимательно слушала Николая Зольтемана. «Милый дедуля, — думала о нем Анастасия, — и вовсе никакой не деспот, каким рисовал его Лев».

Анастасия собрала тарелки и понесла их в кухню, где имелось все необходимое: от посуды до техники. Стены кухни, как и коттеджа, были из натуральной древесины, под потолком на одной из массивных перекладин висела кованая люстра-фонарь — необычная, но в обстановку вписывалась отлично: петли на дверях тоже имели кованые завитки.

Зашумела вода. Холодная быстро сменилась теплой, а потом и вовсе горячей. Анастасия стояла спиной к двери, занятая работой, и не услышала, как вошел Лев. Осторожно ступая, чтобы не скрипнула ни одна половица, он подкрался сзади, и, обняв Анастасию за талию, уткнулся лицом в ее шею, оставив на коже влажный след поцелуя. Его руки крепко сжимали стройное тело, а губы шептали безумные слова:

— Ты сводишь меня с ума… Я люблю тебя… Ты самая красивая девушка в мире…

— Прекрати! Или я закричу!

Анастасия попыталась вырваться из его объятий, но он лишь позволил ей повернуться к нему лицом и с ненасытной жадностью припал к ее губам, как бедуин в пустыне к источнику воды. Сначала она не отвечала на поцелуй. Лев чувствовал, как она напряжена, как бьется ее сердце, учащенное дыхание заводило его еще больше, и он не сдавался, вкладывая в поцелуй всю страсть, и Анастасия сдалась.

Их первый поцелуй был коротким, но после него Анастасия полночи не могла уснуть.

_____________________________________________________________________________

Глава XIV

Коттедж состоял из трех комнат, не считая кухни и душевой: две спальни и просторная комната с большим плазменным телевизором, диваном и двумя креслами, обитыми плотным кожзаменителем приятного песочного цвета. На окнах висели белые шторы и крупными складками касались идеально ровного пола в виде паркета елочкой.

Анастасия с бабушкой первые пошли к себе, а Зольтеман-отец с сыном после просмотренного вчетвером комедийного фильма оставались и, сделав звук тише, смотрели еще один фильм.

Несмотря на запертую дверь, Анастасия не могла избавиться от тревожного чувства, и поэтому решила обезопасить себя и закрыть окно, боясь, как бы Лев не вздумал побеспокоить ее ночью. Бабушка сначала возразила, но как только Анастасия намекнула ей, что они не на четвертом этаже и ночью к ним в окно может влезть «пылкий поклонник», Прасковья Марковна заулыбалась и похвалила внучку за сообразительность и осторожность.

Они легли отдыхать. Через полтора часа во всем домике воцарилась тишина, и только соловьиная трель изредка нарушала ее мелодичной симфонией природы. Анастасия не спала — смешанные чувства недоверия и симпатии ко Льву давили ей на плечи и сжимали грудь, как в подвале тяжелое отсыревшее одеяло, сбросить которое не хватало сил. Она ворочалась и никак не могла уснуть. От желания поделиться своими переживаниями с бабушкой удерживала лишь боязнь за ее здоровье.

На электронных часах сменились все цифры — 01:23. Анастасия скинула с себя тонкое покрывало — было душно, и сон все не шел.

— Настенька, тебе не спится? — Прасковья Марковна повернулась к ней лицом.

— Непривычно на новом месте, бабушка.

— И это все? Ты уже три часа ворочаешься, и вообще ты весь вечер вела себя крайне странно. Тебя что-то беспокоит?

— Бабушка… нет… все в порядке. Спи!

— Седьмое чувство мне подсказывает, что дело в этом парне. Я права? Он нравится тебе больше, чем друг?

— Т-ссс! Говори тиши — я не хочу, чтобы он услышал.

— Хорошо, — Прасковья Марковна перешла на приглушенный шепот, — давай так. Если тебя интересует мое мнение, то Лев тебе не пара. Он, конечно, привлекательный молодой человек, его отец — богатый, и сам Лев, я уверена, тоже разбогатеет, но он мне все-таки не понравился. Вот, не произвел он на меня впечатление и все! Он выщипывает брови! А волосы? Они же с синим отливом, как воронье крыло! Он красится! Ну, что это за мужчина?!

— А меня это меньше всего заботит — сейчас многие парни следят за своей внешностью и время от времени меняют стиль. Меня другое волнует.

— И что же это?

— Ты точно не потеряешь сознание?

— Я превосходно себя чувствую. Говори!

— Он признался мне в любви! Только я не верю ему. Мы знакомы всего неделю, — какая может быть любовь?! Мы совершенно не знаем друг друга. Разве можно влюбиться с первого взгляда? А еще… знаешь… он поцеловал меня сегодня в кухне.

— В губы? Вот подлец! И ухитрился же!

— В губы. Самое интересное, что ничего сверхъестественного я не почувствовала. Не было того ощущения, как будто меня пронзает током. Это был нежный и волнительный поцелуй, но не такой как… как тогда в семнадцать лет.

— Тогда ты все себе придумала: и любовь, и ее волшебные краски! А сейчас одним поцелуем тебя не заставишь влюбиться, и это большой плюс, моя хорошая. Поцелуйчики — это еще не любовь. Но со временем все может измениться. Если Лев по-настоящему влюблен, то ты это поймешь по его поступкам. По поступкам, а не по словам о любви. Но мне не нужно тебе об этом напоминать, ты и сама понимаешь, что говорить можно все что угодно, и слова не всегда соответствуют действительности.

— Лев милый, но ему мало нашей дружбы, а я не хочу обманываться и его обманывать любовью, которой не испытываю. А главное, я не хочу отношений для развлечения, для того, чтобы скрасить время, пока я не собираюсь всерьез думать о замужестве и детях. Не хочу я этих игр!

— Внученька, а Льву уже скоро тридцать! В его возрасте многие уже успевают и жениться, и детей завести, и даже развестись, поэтому есть вероятность, что Лев имеет серьезные намерения. Но ты все равно близко его не подпускай — пусть знает, что ты не легкомысленная особа, и твою любовь еще нужно заслужить! Вот!

— Бабушка, ты то говоришь, что я должна сначала выучиться, найти высокооплачиваемую работу, и только потом думать о любви, а сейчас чуть ли не толкаешь меня в его объятия, как зайца в пасть хищнику! Это Николай Трофимович повлиял на тебя? Скажи, а если бы отец Льва работал сантехником, твое мнение было таким же?

— Не будем гадать на кофейной гуще! Если бы да кабы! Но, признаюсь, что Николай Трофимович повлиял на мое мнение. Я не могу сказать в его адрес ничего плохого и надеюсь, что его сыновья унаследовали от него только наилучшие качества! А ты, Настенька, порой слишком категоричная.

— Вот как!

— Именно! А теперь давай спать. Я рада, что ты по-прежнему доверяешь мне и делишься секретами, но утро вечера мудренее — спокойной ночи, внученька моя.
Больше они не перешептывались, и вскоре обе крепко уснули, а на утро, когда Анастасия распахнула окно, на подоконнике обнаружила свежую розу, такую же белую, но еще более красивую — с хрустальными капельками утренней росы.
Солнце еще не успело подняться над деревьями, и лужайка перед домом все еще пребывала в тени. Лишь самые смелые лучики пробирались сквозь зеленую преграду и серебрили росу на сочных листьях мятлика и на длинных шелковых нитях, расставленных пауками от одного стебелька к другому.

Лев со скучным выражением лица пил на веранде ароматный кофе, а Николай Зольтеман листал вчерашний журнал, сидя в махровом халате. Когда Прасковья Марковна с внучкой присоединились к их компании, оба заметно оживились и предлагали свои варианты, как с большей пользой провести день, чтобы о нем остались незабываемые воспоминания: купание, катание на лодках, рыбалка и уха, раки и пиво. Все были довольны, и только Анастасия не проявляла никаких чувств. У нее не было купальника, да и раздеваться перед Львом не хотелось — она стеснялась.

Все расходы по отдыху взял на себя Николай Зольтеман, поэтому именно он и предложил Анастасии сходить с бабушкой на местный рынок и выбрать себе любой понравившийся купальник и парео, но Анастасия любезно отказалась, сославшись на то, что не умеет плавать, и купальник ей не нужен. Лев немного огорчился — его фантазия перед сном многократно рисовала в воображении Анастасию выходящую из воды в мокром купальнике. Он представлял ее мокрые волосы и тело с капельками воды, стекающими струйками вниз по плоскому животику, округлым бедрам…

В реке водилось много рыбы, и можно было, взяв удочки напрокат, за пару часов выловить столько рыбы, что не съешь и за день! Николай Зольтеман давно не рыбачил и получал неописуемое удовольствие от процесса, а Лев наслаждался тем, что учил Анастасию забрасывать удочку, стоя у нее за спиной и прижимаясь к ней вплотную. Прасковья Марковна тоже ловила рыбу и вся светилась от счастья, когда поплавок уходил под воду, натягивалась леска и кончик удочки выгибался.

Лев как добытчик продемонстрировал Анастасии свое умение ловить раков. Он запускал руку по самое плечо в воду, нащупывал норы и вытаскивал из них и маленьких, и больших раков. Слишком мелких отпускал обратно и продолжал свою охоту на другом месте. Анастасия боялась повторить за ним: большие клешни пугали ее, поэтому только наблюдала. Наблюдала не столько за тем, как Лев достает этих раков, а за его лицом, расплывающимся в улыбке, добрыми глазами, рассматривала мышцы на его руках, спине, грудь с едва заметными завитыми волосками и опускала взгляд на полоску волос ниже пупка, когда Лев был увлечен делом.

Пользуясь возможностью, Лев был щедр на ласковые слова, радовался, показывая Анастасии очередную добычу, невзначай касался руки, обнимал, показывая уток, которые не отплывали далеко от камышей. С ним было приятно находиться рядом, и Анастасия решила, что не будет слишком уж ему сопротивляться, и если вдруг он разожжет в ее сердце пламя настоящей любви, то она поверит в его любовь!
После ухи и раков с холодным пивом Лев и Анастасия катались на катамаране. Солнце светило во всю, Лев делился своими недавно приобретенными знаниями о нем, а Анастасия собирала знания о Льве: всегда хорошо выглядит, и побрит, и причесан, свободен в движениях, уверенный, вежливый, целеустремленный, оптимист, а главное умный, красивый и перспективный! Казалось бы, что еще нужно!
 
СообщениеРадуга за черной полосой 13-14

Глава XIII

Лев и не думал, что вместо встречи в библиотеке ему представится возможность провести с Анастасией выходные на берегу живописной реки с удивительно красивыми рассветами и закатами. Обморок Прасковьи Марковны сыграл ему на руку, и все сложилось как нельзя наилучшим образом. Николай Зольтеман послужил связным звеном и предложил съездить отдохнуть вчетвером сразу после того, как узнал, что Лев ухаживает за внучкой его давней знакомой, нуждающейся в тишине загородной жизни.

Поскольку доктор, осматривающий бабушку Анастасии, настоятельно рекомендовал ей отдохнуть вдали от городского шума, то ни Прасковья Марковна, ни Анастасия не воспротивились столь любезному предложению Николая Зольтемана, и Лев впервые осознал, что отец, в кои-то веки, не препятствовал ему, не критиковал, а стал помощником. Он уже не казался ни тираном, ни вздорным стариком. Его глаза, глубокие и тусклые, изменились на озорные и оживленные. Николай Зольтеман словно сбросил десяток лет.

Анастасия со своей стороны тоже не могла не заметить изменений, произошедших с ее бабушкой, — Прасковья Марковна радовалась отцу Льва и даже разрешила дружить с самим Львом, «но только дружить, и никаких глупостей».

Вся эта история позабавила Льва — это же надо, чтобы мир оказался настолько тесным! Но горьким осадком все-таки оставались и похороны друга, и Сюзанна, которую волей-неволей Лев начал подозревать в связи с Алексом. И, действительно, припоминал Лев, что в тех случаях, когда отсутствовал Алекс, у Сюзанны зачастую появлялись неотложные дела, и при следующем сборе всей компании эта парочка обменивалась весьма лестными отзывами друг о друге. «И как я раньше ни о чем не подозревал, — укорял себя Лев, — надо было бросить ее как только каждый сантиметр ее знойного тела перестал быть незнакомым и секс уже не вызывал ни помутнения рассудка, ни тревожной истомы».

На телефонные звонки Сюзанна не отвечала, на похороны не пришла. Лев не мог быть уверен, что она уехала, но и удостовериться в обратном не ставил перед собой задачи, переключив все свое внимание на юную рыжеволосую красавицу, такую строптивую и принципиальную, что желание укротить ее и сломать неустойчивые принципы росло с каждым днем. Льва развлекала ее манера держаться на стороже, а утверждение в том, что стрела Амура зацепила только его, веселило наивностью и девичьим романтизмом. «Посмотрим, что ты скажешь, когда стрела Амура пронзит твое неопытное сердечко и пройдет навылет, оставив глубокий след» — думал Лев, уверенный в своей победе, зная наперед, что путь к ней будет тернистым, но интересным.

Лев курил на веранде коттеджного домика, наблюдая, как Анастасия в легком платьице прогуливалась вдоль берега. Отец с Прасковьей Марковной стояли у мангала. Пахло жареным мясом и дымом. Лев затушил окурок и вышел на солнце.
Стоял прекрасный августовский день. У соседнего домика росла высокая яблоня, и налитые краснобокие яблоки склоняли ветви к земле. Над деревом кружила стая птиц, ласково щебечущих и то и дело совершающих осмотр своих владений. Все домики базы отдыха утопали в сочной зелени ухоженных лужаек, пестрых клумб с жасмином, розами, лилиями и заплетающимися по аркам клематисами различных сортов.

Лев сорвал белую розу, уколов палец об острый шип. «На что только не пойдешь лишь бы произвести впечатление!» — подумал и растер каплю крови по пальцу. Вдохнув приятное благоухание цветка, он спрятал его за спину и пошел к берегу. Ухаживать за Анастасией под присмотром пожилого отца и ее немолодой бабушки было нелегко, но Лев любил препятствия, и ему доставляла удовольствие эта игра в Дон Жуана.

По реке проплывали катамараны и лодки с гребцами. В тихой голубой воде отражались живописные сосны дальнего берега, высокое небо и белые облака, похожие на сахарную вату, а солнечные блики энергично танцевали над мелкими волнами.

Лев медленными осторожными шагами ступал по примятой траве, плавно исчезающей в прибрежной полоске мелкого песка. Анастасия стояла спиной, и Лев изучал ее гибкую фигуру под легким хлопчатобумажным платьем свободного кроя. Никогда еще девушка не казалась ему столь прекрасной и чистой. Анастасия в солнечных лучах, словно богиня в золотых шелках, влекла его к себе своей ангельской кротостью. Лев залюбовался.

— Для моей любимой подружки, — прошептал Лев, преподнося Анастасии цветок.
Она вздрогнула и обернулась. Лев стоял слишком близко и смотрел на нее влюбленными глазами, не скрывая довольной улыбки.

— Ты с ума сошел! — Анастасия отошла на шаг назад, считая недопустимой столь короткую дистанцию между ними. — Ты хочешь, чтобы у бабушки случился инфаркт?!

— По-моему, она сейчас слишком занята шашлыками и воспоминаниями отца о его юности! Смелее, возьми розочку! — настаивал он. — Ее лепестки такие же нежные и белые как твоя кожа!

— Лев, ты нарушаешь условия договора!

— Нисколько, моя прекрасная Златовласка! — Лев заставил ее принять цветок, потому как начал водить им по ее щеке, вгоняя Анастасию в краску. — Румянец тебе к лицу!

— Ты несносен!

Лев снял сандалии и намочил ноги в воде.

— Холодная!

Прасковья Марковна и Николай Трофимович не настолько были увлечены, чтобы не заметить попыток Льва проявить себя наилучшим образом: то комплименты, то взгляды украдкой, то галантная заботливость, а теперь еще и этот жест с розой.

— Внученька, тебе солнце не напекло? Ты без головного убора! Иди-ка сюда!

— Уже иду, бабушка, — отозвалась Анастасия, а Льву шепнула: «Доволен?!»

И так продолжалось целый день: Прасковья Марковна не упускала внучку из поля зрения, а Лев ухищрялся и все равно оказывал Анастасии знаки внимания, испытывая с трудом сдерживаемую радость от наблюдения за ее реакцией.

Вечером они сидели вчетвером на веранде, увитой клематисами с яркими фиолетовыми цветами, ужинали ароматным мясом и салатом из сочных деревенских помидор, пахучего болгарского перца и свежей зелени петрушки. На столе стояла полупустая бутылка красного вина, и через мутное зеленое стекло падал последний луч заходящего солнца. В реке отражались темные деверья и бардовая лента заката, а на фоне всего расписные бабочки бесшумно хлопали крыльями, а песни сверчков и заливистые трели соловья становились все громче. Обстановка располагала к романтике и чистосердечным признаниям, вот только если бы не…

— Бабушка, я вымою посуду, — вызвалась Анастасия, чтобы как можно скорее покончить с этим затянувшимся даже не ужином, а настоящим испытанием, которое устроил ей Лев. Он не сводил с нее глаз, и она чувствовала себя так неловко, что дважды уронила вилку, облилась чаем, и в итоге поверила, что Лев в нее влюбился.

Прасковья Марковна кивнула в знак согласия, а сама внимательно слушала Николая Зольтемана. «Милый дедуля, — думала о нем Анастасия, — и вовсе никакой не деспот, каким рисовал его Лев».

Анастасия собрала тарелки и понесла их в кухню, где имелось все необходимое: от посуды до техники. Стены кухни, как и коттеджа, были из натуральной древесины, под потолком на одной из массивных перекладин висела кованая люстра-фонарь — необычная, но в обстановку вписывалась отлично: петли на дверях тоже имели кованые завитки.

Зашумела вода. Холодная быстро сменилась теплой, а потом и вовсе горячей. Анастасия стояла спиной к двери, занятая работой, и не услышала, как вошел Лев. Осторожно ступая, чтобы не скрипнула ни одна половица, он подкрался сзади, и, обняв Анастасию за талию, уткнулся лицом в ее шею, оставив на коже влажный след поцелуя. Его руки крепко сжимали стройное тело, а губы шептали безумные слова:

— Ты сводишь меня с ума… Я люблю тебя… Ты самая красивая девушка в мире…

— Прекрати! Или я закричу!

Анастасия попыталась вырваться из его объятий, но он лишь позволил ей повернуться к нему лицом и с ненасытной жадностью припал к ее губам, как бедуин в пустыне к источнику воды. Сначала она не отвечала на поцелуй. Лев чувствовал, как она напряжена, как бьется ее сердце, учащенное дыхание заводило его еще больше, и он не сдавался, вкладывая в поцелуй всю страсть, и Анастасия сдалась.

Их первый поцелуй был коротким, но после него Анастасия полночи не могла уснуть.

_____________________________________________________________________________

Глава XIV

Коттедж состоял из трех комнат, не считая кухни и душевой: две спальни и просторная комната с большим плазменным телевизором, диваном и двумя креслами, обитыми плотным кожзаменителем приятного песочного цвета. На окнах висели белые шторы и крупными складками касались идеально ровного пола в виде паркета елочкой.

Анастасия с бабушкой первые пошли к себе, а Зольтеман-отец с сыном после просмотренного вчетвером комедийного фильма оставались и, сделав звук тише, смотрели еще один фильм.

Несмотря на запертую дверь, Анастасия не могла избавиться от тревожного чувства, и поэтому решила обезопасить себя и закрыть окно, боясь, как бы Лев не вздумал побеспокоить ее ночью. Бабушка сначала возразила, но как только Анастасия намекнула ей, что они не на четвертом этаже и ночью к ним в окно может влезть «пылкий поклонник», Прасковья Марковна заулыбалась и похвалила внучку за сообразительность и осторожность.

Они легли отдыхать. Через полтора часа во всем домике воцарилась тишина, и только соловьиная трель изредка нарушала ее мелодичной симфонией природы. Анастасия не спала — смешанные чувства недоверия и симпатии ко Льву давили ей на плечи и сжимали грудь, как в подвале тяжелое отсыревшее одеяло, сбросить которое не хватало сил. Она ворочалась и никак не могла уснуть. От желания поделиться своими переживаниями с бабушкой удерживала лишь боязнь за ее здоровье.

На электронных часах сменились все цифры — 01:23. Анастасия скинула с себя тонкое покрывало — было душно, и сон все не шел.

— Настенька, тебе не спится? — Прасковья Марковна повернулась к ней лицом.

— Непривычно на новом месте, бабушка.

— И это все? Ты уже три часа ворочаешься, и вообще ты весь вечер вела себя крайне странно. Тебя что-то беспокоит?

— Бабушка… нет… все в порядке. Спи!

— Седьмое чувство мне подсказывает, что дело в этом парне. Я права? Он нравится тебе больше, чем друг?

— Т-ссс! Говори тиши — я не хочу, чтобы он услышал.

— Хорошо, — Прасковья Марковна перешла на приглушенный шепот, — давай так. Если тебя интересует мое мнение, то Лев тебе не пара. Он, конечно, привлекательный молодой человек, его отец — богатый, и сам Лев, я уверена, тоже разбогатеет, но он мне все-таки не понравился. Вот, не произвел он на меня впечатление и все! Он выщипывает брови! А волосы? Они же с синим отливом, как воронье крыло! Он красится! Ну, что это за мужчина?!

— А меня это меньше всего заботит — сейчас многие парни следят за своей внешностью и время от времени меняют стиль. Меня другое волнует.

— И что же это?

— Ты точно не потеряешь сознание?

— Я превосходно себя чувствую. Говори!

— Он признался мне в любви! Только я не верю ему. Мы знакомы всего неделю, — какая может быть любовь?! Мы совершенно не знаем друг друга. Разве можно влюбиться с первого взгляда? А еще… знаешь… он поцеловал меня сегодня в кухне.

— В губы? Вот подлец! И ухитрился же!

— В губы. Самое интересное, что ничего сверхъестественного я не почувствовала. Не было того ощущения, как будто меня пронзает током. Это был нежный и волнительный поцелуй, но не такой как… как тогда в семнадцать лет.

— Тогда ты все себе придумала: и любовь, и ее волшебные краски! А сейчас одним поцелуем тебя не заставишь влюбиться, и это большой плюс, моя хорошая. Поцелуйчики — это еще не любовь. Но со временем все может измениться. Если Лев по-настоящему влюблен, то ты это поймешь по его поступкам. По поступкам, а не по словам о любви. Но мне не нужно тебе об этом напоминать, ты и сама понимаешь, что говорить можно все что угодно, и слова не всегда соответствуют действительности.

— Лев милый, но ему мало нашей дружбы, а я не хочу обманываться и его обманывать любовью, которой не испытываю. А главное, я не хочу отношений для развлечения, для того, чтобы скрасить время, пока я не собираюсь всерьез думать о замужестве и детях. Не хочу я этих игр!

— Внученька, а Льву уже скоро тридцать! В его возрасте многие уже успевают и жениться, и детей завести, и даже развестись, поэтому есть вероятность, что Лев имеет серьезные намерения. Но ты все равно близко его не подпускай — пусть знает, что ты не легкомысленная особа, и твою любовь еще нужно заслужить! Вот!

— Бабушка, ты то говоришь, что я должна сначала выучиться, найти высокооплачиваемую работу, и только потом думать о любви, а сейчас чуть ли не толкаешь меня в его объятия, как зайца в пасть хищнику! Это Николай Трофимович повлиял на тебя? Скажи, а если бы отец Льва работал сантехником, твое мнение было таким же?

— Не будем гадать на кофейной гуще! Если бы да кабы! Но, признаюсь, что Николай Трофимович повлиял на мое мнение. Я не могу сказать в его адрес ничего плохого и надеюсь, что его сыновья унаследовали от него только наилучшие качества! А ты, Настенька, порой слишком категоричная.

— Вот как!

— Именно! А теперь давай спать. Я рада, что ты по-прежнему доверяешь мне и делишься секретами, но утро вечера мудренее — спокойной ночи, внученька моя.
Больше они не перешептывались, и вскоре обе крепко уснули, а на утро, когда Анастасия распахнула окно, на подоконнике обнаружила свежую розу, такую же белую, но еще более красивую — с хрустальными капельками утренней росы.
Солнце еще не успело подняться над деревьями, и лужайка перед домом все еще пребывала в тени. Лишь самые смелые лучики пробирались сквозь зеленую преграду и серебрили росу на сочных листьях мятлика и на длинных шелковых нитях, расставленных пауками от одного стебелька к другому.

Лев со скучным выражением лица пил на веранде ароматный кофе, а Николай Зольтеман листал вчерашний журнал, сидя в махровом халате. Когда Прасковья Марковна с внучкой присоединились к их компании, оба заметно оживились и предлагали свои варианты, как с большей пользой провести день, чтобы о нем остались незабываемые воспоминания: купание, катание на лодках, рыбалка и уха, раки и пиво. Все были довольны, и только Анастасия не проявляла никаких чувств. У нее не было купальника, да и раздеваться перед Львом не хотелось — она стеснялась.

Все расходы по отдыху взял на себя Николай Зольтеман, поэтому именно он и предложил Анастасии сходить с бабушкой на местный рынок и выбрать себе любой понравившийся купальник и парео, но Анастасия любезно отказалась, сославшись на то, что не умеет плавать, и купальник ей не нужен. Лев немного огорчился — его фантазия перед сном многократно рисовала в воображении Анастасию выходящую из воды в мокром купальнике. Он представлял ее мокрые волосы и тело с капельками воды, стекающими струйками вниз по плоскому животику, округлым бедрам…

В реке водилось много рыбы, и можно было, взяв удочки напрокат, за пару часов выловить столько рыбы, что не съешь и за день! Николай Зольтеман давно не рыбачил и получал неописуемое удовольствие от процесса, а Лев наслаждался тем, что учил Анастасию забрасывать удочку, стоя у нее за спиной и прижимаясь к ней вплотную. Прасковья Марковна тоже ловила рыбу и вся светилась от счастья, когда поплавок уходил под воду, натягивалась леска и кончик удочки выгибался.

Лев как добытчик продемонстрировал Анастасии свое умение ловить раков. Он запускал руку по самое плечо в воду, нащупывал норы и вытаскивал из них и маленьких, и больших раков. Слишком мелких отпускал обратно и продолжал свою охоту на другом месте. Анастасия боялась повторить за ним: большие клешни пугали ее, поэтому только наблюдала. Наблюдала не столько за тем, как Лев достает этих раков, а за его лицом, расплывающимся в улыбке, добрыми глазами, рассматривала мышцы на его руках, спине, грудь с едва заметными завитыми волосками и опускала взгляд на полоску волос ниже пупка, когда Лев был увлечен делом.

Пользуясь возможностью, Лев был щедр на ласковые слова, радовался, показывая Анастасии очередную добычу, невзначай касался руки, обнимал, показывая уток, которые не отплывали далеко от камышей. С ним было приятно находиться рядом, и Анастасия решила, что не будет слишком уж ему сопротивляться, и если вдруг он разожжет в ее сердце пламя настоящей любви, то она поверит в его любовь!
После ухи и раков с холодным пивом Лев и Анастасия катались на катамаране. Солнце светило во всю, Лев делился своими недавно приобретенными знаниями о нем, а Анастасия собирала знания о Льве: всегда хорошо выглядит, и побрит, и причесан, свободен в движениях, уверенный, вежливый, целеустремленный, оптимист, а главное умный, красивый и перспективный! Казалось бы, что еще нужно!

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:21
СообщениеРадуга за черной полосой 13-14

Глава XIII

Лев и не думал, что вместо встречи в библиотеке ему представится возможность провести с Анастасией выходные на берегу живописной реки с удивительно красивыми рассветами и закатами. Обморок Прасковьи Марковны сыграл ему на руку, и все сложилось как нельзя наилучшим образом. Николай Зольтеман послужил связным звеном и предложил съездить отдохнуть вчетвером сразу после того, как узнал, что Лев ухаживает за внучкой его давней знакомой, нуждающейся в тишине загородной жизни.

Поскольку доктор, осматривающий бабушку Анастасии, настоятельно рекомендовал ей отдохнуть вдали от городского шума, то ни Прасковья Марковна, ни Анастасия не воспротивились столь любезному предложению Николая Зольтемана, и Лев впервые осознал, что отец, в кои-то веки, не препятствовал ему, не критиковал, а стал помощником. Он уже не казался ни тираном, ни вздорным стариком. Его глаза, глубокие и тусклые, изменились на озорные и оживленные. Николай Зольтеман словно сбросил десяток лет.

Анастасия со своей стороны тоже не могла не заметить изменений, произошедших с ее бабушкой, — Прасковья Марковна радовалась отцу Льва и даже разрешила дружить с самим Львом, «но только дружить, и никаких глупостей».

Вся эта история позабавила Льва — это же надо, чтобы мир оказался настолько тесным! Но горьким осадком все-таки оставались и похороны друга, и Сюзанна, которую волей-неволей Лев начал подозревать в связи с Алексом. И, действительно, припоминал Лев, что в тех случаях, когда отсутствовал Алекс, у Сюзанны зачастую появлялись неотложные дела, и при следующем сборе всей компании эта парочка обменивалась весьма лестными отзывами друг о друге. «И как я раньше ни о чем не подозревал, — укорял себя Лев, — надо было бросить ее как только каждый сантиметр ее знойного тела перестал быть незнакомым и секс уже не вызывал ни помутнения рассудка, ни тревожной истомы».

На телефонные звонки Сюзанна не отвечала, на похороны не пришла. Лев не мог быть уверен, что она уехала, но и удостовериться в обратном не ставил перед собой задачи, переключив все свое внимание на юную рыжеволосую красавицу, такую строптивую и принципиальную, что желание укротить ее и сломать неустойчивые принципы росло с каждым днем. Льва развлекала ее манера держаться на стороже, а утверждение в том, что стрела Амура зацепила только его, веселило наивностью и девичьим романтизмом. «Посмотрим, что ты скажешь, когда стрела Амура пронзит твое неопытное сердечко и пройдет навылет, оставив глубокий след» — думал Лев, уверенный в своей победе, зная наперед, что путь к ней будет тернистым, но интересным.

Лев курил на веранде коттеджного домика, наблюдая, как Анастасия в легком платьице прогуливалась вдоль берега. Отец с Прасковьей Марковной стояли у мангала. Пахло жареным мясом и дымом. Лев затушил окурок и вышел на солнце.
Стоял прекрасный августовский день. У соседнего домика росла высокая яблоня, и налитые краснобокие яблоки склоняли ветви к земле. Над деревом кружила стая птиц, ласково щебечущих и то и дело совершающих осмотр своих владений. Все домики базы отдыха утопали в сочной зелени ухоженных лужаек, пестрых клумб с жасмином, розами, лилиями и заплетающимися по аркам клематисами различных сортов.

Лев сорвал белую розу, уколов палец об острый шип. «На что только не пойдешь лишь бы произвести впечатление!» — подумал и растер каплю крови по пальцу. Вдохнув приятное благоухание цветка, он спрятал его за спину и пошел к берегу. Ухаживать за Анастасией под присмотром пожилого отца и ее немолодой бабушки было нелегко, но Лев любил препятствия, и ему доставляла удовольствие эта игра в Дон Жуана.

По реке проплывали катамараны и лодки с гребцами. В тихой голубой воде отражались живописные сосны дальнего берега, высокое небо и белые облака, похожие на сахарную вату, а солнечные блики энергично танцевали над мелкими волнами.

Лев медленными осторожными шагами ступал по примятой траве, плавно исчезающей в прибрежной полоске мелкого песка. Анастасия стояла спиной, и Лев изучал ее гибкую фигуру под легким хлопчатобумажным платьем свободного кроя. Никогда еще девушка не казалась ему столь прекрасной и чистой. Анастасия в солнечных лучах, словно богиня в золотых шелках, влекла его к себе своей ангельской кротостью. Лев залюбовался.

— Для моей любимой подружки, — прошептал Лев, преподнося Анастасии цветок.
Она вздрогнула и обернулась. Лев стоял слишком близко и смотрел на нее влюбленными глазами, не скрывая довольной улыбки.

— Ты с ума сошел! — Анастасия отошла на шаг назад, считая недопустимой столь короткую дистанцию между ними. — Ты хочешь, чтобы у бабушки случился инфаркт?!

— По-моему, она сейчас слишком занята шашлыками и воспоминаниями отца о его юности! Смелее, возьми розочку! — настаивал он. — Ее лепестки такие же нежные и белые как твоя кожа!

— Лев, ты нарушаешь условия договора!

— Нисколько, моя прекрасная Златовласка! — Лев заставил ее принять цветок, потому как начал водить им по ее щеке, вгоняя Анастасию в краску. — Румянец тебе к лицу!

— Ты несносен!

Лев снял сандалии и намочил ноги в воде.

— Холодная!

Прасковья Марковна и Николай Трофимович не настолько были увлечены, чтобы не заметить попыток Льва проявить себя наилучшим образом: то комплименты, то взгляды украдкой, то галантная заботливость, а теперь еще и этот жест с розой.

— Внученька, тебе солнце не напекло? Ты без головного убора! Иди-ка сюда!

— Уже иду, бабушка, — отозвалась Анастасия, а Льву шепнула: «Доволен?!»

И так продолжалось целый день: Прасковья Марковна не упускала внучку из поля зрения, а Лев ухищрялся и все равно оказывал Анастасии знаки внимания, испытывая с трудом сдерживаемую радость от наблюдения за ее реакцией.

Вечером они сидели вчетвером на веранде, увитой клематисами с яркими фиолетовыми цветами, ужинали ароматным мясом и салатом из сочных деревенских помидор, пахучего болгарского перца и свежей зелени петрушки. На столе стояла полупустая бутылка красного вина, и через мутное зеленое стекло падал последний луч заходящего солнца. В реке отражались темные деверья и бардовая лента заката, а на фоне всего расписные бабочки бесшумно хлопали крыльями, а песни сверчков и заливистые трели соловья становились все громче. Обстановка располагала к романтике и чистосердечным признаниям, вот только если бы не…

— Бабушка, я вымою посуду, — вызвалась Анастасия, чтобы как можно скорее покончить с этим затянувшимся даже не ужином, а настоящим испытанием, которое устроил ей Лев. Он не сводил с нее глаз, и она чувствовала себя так неловко, что дважды уронила вилку, облилась чаем, и в итоге поверила, что Лев в нее влюбился.

Прасковья Марковна кивнула в знак согласия, а сама внимательно слушала Николая Зольтемана. «Милый дедуля, — думала о нем Анастасия, — и вовсе никакой не деспот, каким рисовал его Лев».

Анастасия собрала тарелки и понесла их в кухню, где имелось все необходимое: от посуды до техники. Стены кухни, как и коттеджа, были из натуральной древесины, под потолком на одной из массивных перекладин висела кованая люстра-фонарь — необычная, но в обстановку вписывалась отлично: петли на дверях тоже имели кованые завитки.

Зашумела вода. Холодная быстро сменилась теплой, а потом и вовсе горячей. Анастасия стояла спиной к двери, занятая работой, и не услышала, как вошел Лев. Осторожно ступая, чтобы не скрипнула ни одна половица, он подкрался сзади, и, обняв Анастасию за талию, уткнулся лицом в ее шею, оставив на коже влажный след поцелуя. Его руки крепко сжимали стройное тело, а губы шептали безумные слова:

— Ты сводишь меня с ума… Я люблю тебя… Ты самая красивая девушка в мире…

— Прекрати! Или я закричу!

Анастасия попыталась вырваться из его объятий, но он лишь позволил ей повернуться к нему лицом и с ненасытной жадностью припал к ее губам, как бедуин в пустыне к источнику воды. Сначала она не отвечала на поцелуй. Лев чувствовал, как она напряжена, как бьется ее сердце, учащенное дыхание заводило его еще больше, и он не сдавался, вкладывая в поцелуй всю страсть, и Анастасия сдалась.

Их первый поцелуй был коротким, но после него Анастасия полночи не могла уснуть.

_____________________________________________________________________________

Глава XIV

Коттедж состоял из трех комнат, не считая кухни и душевой: две спальни и просторная комната с большим плазменным телевизором, диваном и двумя креслами, обитыми плотным кожзаменителем приятного песочного цвета. На окнах висели белые шторы и крупными складками касались идеально ровного пола в виде паркета елочкой.

Анастасия с бабушкой первые пошли к себе, а Зольтеман-отец с сыном после просмотренного вчетвером комедийного фильма оставались и, сделав звук тише, смотрели еще один фильм.

Несмотря на запертую дверь, Анастасия не могла избавиться от тревожного чувства, и поэтому решила обезопасить себя и закрыть окно, боясь, как бы Лев не вздумал побеспокоить ее ночью. Бабушка сначала возразила, но как только Анастасия намекнула ей, что они не на четвертом этаже и ночью к ним в окно может влезть «пылкий поклонник», Прасковья Марковна заулыбалась и похвалила внучку за сообразительность и осторожность.

Они легли отдыхать. Через полтора часа во всем домике воцарилась тишина, и только соловьиная трель изредка нарушала ее мелодичной симфонией природы. Анастасия не спала — смешанные чувства недоверия и симпатии ко Льву давили ей на плечи и сжимали грудь, как в подвале тяжелое отсыревшее одеяло, сбросить которое не хватало сил. Она ворочалась и никак не могла уснуть. От желания поделиться своими переживаниями с бабушкой удерживала лишь боязнь за ее здоровье.

На электронных часах сменились все цифры — 01:23. Анастасия скинула с себя тонкое покрывало — было душно, и сон все не шел.

— Настенька, тебе не спится? — Прасковья Марковна повернулась к ней лицом.

— Непривычно на новом месте, бабушка.

— И это все? Ты уже три часа ворочаешься, и вообще ты весь вечер вела себя крайне странно. Тебя что-то беспокоит?

— Бабушка… нет… все в порядке. Спи!

— Седьмое чувство мне подсказывает, что дело в этом парне. Я права? Он нравится тебе больше, чем друг?

— Т-ссс! Говори тиши — я не хочу, чтобы он услышал.

— Хорошо, — Прасковья Марковна перешла на приглушенный шепот, — давай так. Если тебя интересует мое мнение, то Лев тебе не пара. Он, конечно, привлекательный молодой человек, его отец — богатый, и сам Лев, я уверена, тоже разбогатеет, но он мне все-таки не понравился. Вот, не произвел он на меня впечатление и все! Он выщипывает брови! А волосы? Они же с синим отливом, как воронье крыло! Он красится! Ну, что это за мужчина?!

— А меня это меньше всего заботит — сейчас многие парни следят за своей внешностью и время от времени меняют стиль. Меня другое волнует.

— И что же это?

— Ты точно не потеряешь сознание?

— Я превосходно себя чувствую. Говори!

— Он признался мне в любви! Только я не верю ему. Мы знакомы всего неделю, — какая может быть любовь?! Мы совершенно не знаем друг друга. Разве можно влюбиться с первого взгляда? А еще… знаешь… он поцеловал меня сегодня в кухне.

— В губы? Вот подлец! И ухитрился же!

— В губы. Самое интересное, что ничего сверхъестественного я не почувствовала. Не было того ощущения, как будто меня пронзает током. Это был нежный и волнительный поцелуй, но не такой как… как тогда в семнадцать лет.

— Тогда ты все себе придумала: и любовь, и ее волшебные краски! А сейчас одним поцелуем тебя не заставишь влюбиться, и это большой плюс, моя хорошая. Поцелуйчики — это еще не любовь. Но со временем все может измениться. Если Лев по-настоящему влюблен, то ты это поймешь по его поступкам. По поступкам, а не по словам о любви. Но мне не нужно тебе об этом напоминать, ты и сама понимаешь, что говорить можно все что угодно, и слова не всегда соответствуют действительности.

— Лев милый, но ему мало нашей дружбы, а я не хочу обманываться и его обманывать любовью, которой не испытываю. А главное, я не хочу отношений для развлечения, для того, чтобы скрасить время, пока я не собираюсь всерьез думать о замужестве и детях. Не хочу я этих игр!

— Внученька, а Льву уже скоро тридцать! В его возрасте многие уже успевают и жениться, и детей завести, и даже развестись, поэтому есть вероятность, что Лев имеет серьезные намерения. Но ты все равно близко его не подпускай — пусть знает, что ты не легкомысленная особа, и твою любовь еще нужно заслужить! Вот!

— Бабушка, ты то говоришь, что я должна сначала выучиться, найти высокооплачиваемую работу, и только потом думать о любви, а сейчас чуть ли не толкаешь меня в его объятия, как зайца в пасть хищнику! Это Николай Трофимович повлиял на тебя? Скажи, а если бы отец Льва работал сантехником, твое мнение было таким же?

— Не будем гадать на кофейной гуще! Если бы да кабы! Но, признаюсь, что Николай Трофимович повлиял на мое мнение. Я не могу сказать в его адрес ничего плохого и надеюсь, что его сыновья унаследовали от него только наилучшие качества! А ты, Настенька, порой слишком категоричная.

— Вот как!

— Именно! А теперь давай спать. Я рада, что ты по-прежнему доверяешь мне и делишься секретами, но утро вечера мудренее — спокойной ночи, внученька моя.
Больше они не перешептывались, и вскоре обе крепко уснули, а на утро, когда Анастасия распахнула окно, на подоконнике обнаружила свежую розу, такую же белую, но еще более красивую — с хрустальными капельками утренней росы.
Солнце еще не успело подняться над деревьями, и лужайка перед домом все еще пребывала в тени. Лишь самые смелые лучики пробирались сквозь зеленую преграду и серебрили росу на сочных листьях мятлика и на длинных шелковых нитях, расставленных пауками от одного стебелька к другому.

Лев со скучным выражением лица пил на веранде ароматный кофе, а Николай Зольтеман листал вчерашний журнал, сидя в махровом халате. Когда Прасковья Марковна с внучкой присоединились к их компании, оба заметно оживились и предлагали свои варианты, как с большей пользой провести день, чтобы о нем остались незабываемые воспоминания: купание, катание на лодках, рыбалка и уха, раки и пиво. Все были довольны, и только Анастасия не проявляла никаких чувств. У нее не было купальника, да и раздеваться перед Львом не хотелось — она стеснялась.

Все расходы по отдыху взял на себя Николай Зольтеман, поэтому именно он и предложил Анастасии сходить с бабушкой на местный рынок и выбрать себе любой понравившийся купальник и парео, но Анастасия любезно отказалась, сославшись на то, что не умеет плавать, и купальник ей не нужен. Лев немного огорчился — его фантазия перед сном многократно рисовала в воображении Анастасию выходящую из воды в мокром купальнике. Он представлял ее мокрые волосы и тело с капельками воды, стекающими струйками вниз по плоскому животику, округлым бедрам…

В реке водилось много рыбы, и можно было, взяв удочки напрокат, за пару часов выловить столько рыбы, что не съешь и за день! Николай Зольтеман давно не рыбачил и получал неописуемое удовольствие от процесса, а Лев наслаждался тем, что учил Анастасию забрасывать удочку, стоя у нее за спиной и прижимаясь к ней вплотную. Прасковья Марковна тоже ловила рыбу и вся светилась от счастья, когда поплавок уходил под воду, натягивалась леска и кончик удочки выгибался.

Лев как добытчик продемонстрировал Анастасии свое умение ловить раков. Он запускал руку по самое плечо в воду, нащупывал норы и вытаскивал из них и маленьких, и больших раков. Слишком мелких отпускал обратно и продолжал свою охоту на другом месте. Анастасия боялась повторить за ним: большие клешни пугали ее, поэтому только наблюдала. Наблюдала не столько за тем, как Лев достает этих раков, а за его лицом, расплывающимся в улыбке, добрыми глазами, рассматривала мышцы на его руках, спине, грудь с едва заметными завитыми волосками и опускала взгляд на полоску волос ниже пупка, когда Лев был увлечен делом.

Пользуясь возможностью, Лев был щедр на ласковые слова, радовался, показывая Анастасии очередную добычу, невзначай касался руки, обнимал, показывая уток, которые не отплывали далеко от камышей. С ним было приятно находиться рядом, и Анастасия решила, что не будет слишком уж ему сопротивляться, и если вдруг он разожжет в ее сердце пламя настоящей любви, то она поверит в его любовь!
После ухи и раков с холодным пивом Лев и Анастасия катались на катамаране. Солнце светило во всю, Лев делился своими недавно приобретенными знаниями о нем, а Анастасия собирала знания о Льве: всегда хорошо выглядит, и побрит, и причесан, свободен в движениях, уверенный, вежливый, целеустремленный, оптимист, а главное умный, красивый и перспективный! Казалось бы, что еще нужно!

Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:21
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 16.04.2015, 15:36 | Сообщение # 12
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Радуга за черной полосой 17-18

 
СообщениеРадуга за черной полосой 17-18


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:36
СообщениеРадуга за черной полосой 17-18


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:36
Kristina_Iva-NovaДата: Четверг, 16.04.2015, 15:38 | Сообщение # 13
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Радуга за черной полосой 19-20

Глава XVIV



Глава ХХ

 
СообщениеРадуга за черной полосой 19-20

Глава XVIV



Глава ХХ


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:38
СообщениеРадуга за черной полосой 19-20

Глава XVIV



Глава ХХ


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 16.04.2015 в 15:38
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 17.04.2015, 13:50 | Сообщение # 14
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Радуга за черной полосой 21-22

Глава ХХI


Глава ХХII

 
СообщениеРадуга за черной полосой 21-22

Глава ХХI


Глава ХХII


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 17.04.2015 в 13:50
СообщениеРадуга за черной полосой 21-22

Глава ХХI


Глава ХХII


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 17.04.2015 в 13:50
Kristina_Iva-NovaДата: Пятница, 17.04.2015, 13:55 | Сообщение # 15
Уважаемый островитянин
Группа: Островитянин
Сообщений: 2867
Награды: 26
Репутация: 154
Статус: Offline
Радуга за черной полосой 22-24

Глава XXIII



Глава XXIV

 
СообщениеРадуга за черной полосой 22-24

Глава XXIII



Глава XXIV


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 17.04.2015 в 13:55
СообщениеРадуга за черной полосой 22-24

Глава XXIII



Глава XXIV


Автор - Kristina_Iva-Nova
Дата добавления - 17.04.2015 в 13:55
Форум » Проза » Критика, рецензии, помощь - для прозаиков » Радуга за черной полосой (женский роман)
  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »
Поиск:
Загрузка...

Посетители дня
Посетители:
Последние сообщения · Островитяне · Правила форума · Поиск · RSS
Приветствую Вас Гость | RSS Главная | Радуга за черной полосой - Форум | Регистрация | Вход
Конструктор сайтов - uCoz
Для добавления необходима авторизация
Остров © 2024 Конструктор сайтов - uCoz