Аннигиляция зуба в пространстве, как частный случай выполнения закона сохранения и превращения энергии.
Версия 2.01.
Шел как-то Владимир по незнакомому ему району и размышлял вслух о смысле жизни и превратностях судьбы, привлекая тем самым внимание местных неудовлетворенных и ободранных собак.
Неожиданно из-за кустов с видом стремления изменить этот мир к лучшему и сделать что-то хорошее в жизни, вышли двое солдат в зеленых офицерских фуражках.
– Извините, молодой человек, не поддержите ли материально двух бедных военнослужащих срочного призыва, находящихся на обеспечении государства? – робко и как-то неуверенно произнесли солдаты, видимо стесняясь своего худощавого вида.
– Пацаны, денег нет, в натуре. Зуб даю, – ответил Владимир и с хрустом вырвал у себя передний зуб, забрызгав кровью лицо одного из солдат.
– Ну, хоть что-то, – ответили солдаты, принимая в ладошки зуб Владимира, – Огромное спасибо, многоуважаемый. Всегда приятно иметь дело с интеллигентом.
Рассматривая в лунном свете свое новое приобретение, солдаты побрели дальше по дороге, периодически опасливо оглядываясь по сторонам на жалобный вой собак.
Осознав, что зря отдал свой зуб, и что кроме пятисот рублей в кармане, которых не хватит даже на один парашютный прыжок, больше в жизни ничего не осталось, Владимир встал возле фонарного столба и горько заплакал. Не в силах сдержать свои эмоции и инстинктивного желания восстановления справедливости, Владимир в истерике начал долбиться головой о фонарный столб.
Подошли трое неизвестных, по виду сильно напоминающие студентов Радиотехнического Факультета Университета имени Б. Н. Ельцина.
– Пацан, я смотрю у тебя проблемы с неевклидовой геометрией и 12-ым измерением в пространстве. Давай, мы тебе поможем, – услужливо предложили они.
Херакс!... Херакс!...
Владимир так и не понял, как это можно измерять пространство 12-тью разными плоскостями, но догадался, что публичное проявление эмоций на этом районе местными не приветствуется.
Вернувшись домой к своей девушке, в сильно приподнятом настроении от того, что запомнил две новые формулы из дискретной математики, но при этом без родного зуба и немного окровавленный с синяками и ссадинами на уставшем лице, Владимир расплылся в улыбке при виде родного женского тела, обнажив и продемонстрировав свою новую играющуюся в свете потолочной лампы, зияющую дырку в передних зубах.
– Где зуб посеял, скотина? – грозно спросила девушка, не разделяя эйфорического состояния Владимира, – Без зуба замуж не выйду, – заявила она и ударила Владимира жирной сковородкой по голове.
Так Владимир получил освобождение на три дня от учебы в Университете.
Радуясь этому приятному факту в своей жизни, следующим утром Владимир долго стоял перед зеркалом, красуясь в нем своей беззубой улыбкой и осознавая, что такая она кажется ему невероятно привлекательной и все больше начинает нравиться.
Как говорится, праведным в этом мире все содействует ко благу.
Вот так вот на самом деле все и произошло. А вы говорите: солдаты, солдаты, гопники! Какие там гопники? У нас на районе всегда все бывает только по взаимному согласию. И гопники, и жиганы конкретные и солдаты залетные живут в гармонии с ботанами и фанатами поттериады, осуществляя природный симбиоз и взаимовыручку.
Почти основано на реальных событиях))
Сообщение отредактировал perfiliev - Вторник, 05.07.2011, 13:44
– Они все уехали! Они все бросили! Они оставили нас! Их больше нет здесь! – Они даже ничего не сказали. Они просто исчезли. – Они испарились за какие-то мгновения. – Они не предупредили никого. – Да, они просто кинули свои семьи на произвол судьбы. – Нет, они должны были что-то оставить после себя. – Они должны были нас предупредить. – Они не могли так поступить с нами. Ведь они добрые, они всех любят. Это не правильно. – Да, это жестоко по отношению ко всем нам. Мы погибаем. Земля горит у меня под ногами. – Я чувствую смерть. – Ее запах повсюду. – Ее голос становится все отчетливее. – Мы пропали! – А что будет с Глобусом? Он разрушен? – Нет, этого не может случиться. – Что они сказали? – Я слышал, они собираются отремонтировать его. – Да, они должны сделать это. – Они всегда это делали. – Они ведь всегда его восстанавливали. – Нет, они уже уехали, их больше нет, они не вернутся. – Но как же мы? Как же наш Глобус? – Что будет с моим ребенком? – Что будет с нами? – Мы все умрем. – прерывая бесконечную череду вопросов и нарушая атмосферу всеобщего негодования, где-то недалеко прозвучал новый, но до боли знакомый голос, поражая своей невозмутимостью и бескомпромиссной уверенностью. Все на мгновение замерли и прекратили истеричные монологи. – Мы все умрем. – повторилось снова. – Они уехали, а последний Глобус просто воткнули в землю. Его много раз ремонтировали, но он больше не подлежит восстановлению. Это конец. Мы все умрем. – такая безэмоциональная констатация фактов исходила из уст невысокого худощавого старика, облаченного в длинный шелковый балахон с глубоким капюшоном. – Что ты такое говоришь, мудрец? – отозвался кто-то. – Можете мне не верить – это ваше право. Печально, что все кончено, но это так. Они предупреждали нас, предупреждали постоянно. Мы не слушали их. Над некоторыми смеялись, других гнали. Советую провести эти последние минуты с пользой для себя. Ешьте, пейте, сношайтесь, получайте удовольствие. Теперь его уже долго не будет в вашей жизни, точнее – никогда больше не будет. Хотя, на самом деле, лучше бы для вас не наполнять свои чаши еще большими беззакониями. За все придется платить. – с этими словами мудрец развернулся и безжизненно поплелся куда-то, безучастно обходя встречающиеся на его пути небольшие группы людей. На поверхности планеты воцарился хаос и глубокое развращение. Атмосфера была пропитана злостью, агрессией и насилием. В воздухе воняло гарью от бесчисленных костров и ядохимикатами. Горело все – деревья, дома, магазины, машины, дороги, различные кучи мусора. Заводы были разрушены, выброс вредных веществ никто не контролировал. Люди убивали друг друга и умирали сами. Звезды, излучающие свет и сохраняющие равновесие между добром и злом были взяты из этого мира. Все поглотила тьма. Дрожащие руки медленно протянулись к торчащему из земли глобусу, с трудом вытащили его и, нежно держа кончиками пальцев, дали разглядеть уставшим, наполненным слезами и болью, глазам. Длинная узкая трещина, извиваясь змейкой вдоль экватора, разделяла глобус пополам, его некогда гладкое тело – было изуродовано вмятинами и покрыто кусками прилипшей грязи. Глобус был уничтожен и, не имея больше функционального назначения, не представлял никакой ценности. Глобус был брошен. Между тем, где-то далеко в бесконечности, посреди неисчисляемого пространства, выходящего за границы понятия и определения времени, чьи-то другие – нежные, детские – руки держали другой глобус, и по-другому на него смотрели яркие зеленые глаза. Невероятно гладкое идеально круглой формы тело блестело глянцевой краской, отливая приятно-голубым цветом. Вокруг ходили прекрасные молодые, здоровые люди, чей свет так долго наполнял вымирающую планету. И если для кого-то данный период означал смерть, то для них – тех, кому уже много раз приходилось испытывать это состояние там, на Земле, наступило новое время. Это было начало бесконечности. Начало той самой – долгожданной, настоящей, омытой собственной и Чужой кровью, дарованной по милости, но заработанной в тяжелой войне – жизни.
Где-то в глубинах Космоса в плотности межзвездной пыли, находясь посередине между двумя Солнцами, уравновешивающими власть друг друга, медленно крутилась небольшая планета, населяемая разумными живыми существами. Планета под названием Дилема – равномерно нагреваясь с обеих сторон, представляла собой два теплых полюса, разделяемых широкой полосой вечной мерзлоты, покрывающей огромную территорию экватора. Эта корка льда и снега как бы окольцовывала планету и делила ее на разные миры, отличающиеся между собой и географическим положением и условием жизни, и мировоззрением живущих на Дилеме существ, и идеологией развития прогресса этих существ. Один из полюсов вследствие природных катаклизмов и многочисленных атак метеоритов был больше не пригоден к жизни. На другом полюсе жизнь кипела в прямом смысле этого слова. В этой части планеты всегда было жарко и светло. Не было ни времен года, ни дня и ночи. Жители научились строить дома под землей, а позже при возведении высотных зданий – проектировать систему окон и жалюзи с полной изоляцией солнечных лучей. Так, здесь каждый сам решал, когда ему отходить ко сну. На огромной же территории экватора была вечная мерзлота и снег никогда не сходил с гор. Но и здесь научились жить. Тела существ покрывались густой шерстью, защищающей от холода. Зрачки глаз были узкими, и хорошо натренированными, избирательно пропуская яркий, отраженный от кристально чистого снега свет. И никто никогда не страдал от недостатка тепла. Здесь давным-давно организм приспособился к суровым условиям, и эти суровые условия стали уже неотъемлемой частью комфортного существования. Но между этими двумя мирами была война. Две культуры, две великих цивилизации, две расы, живущих каждая по своим законам, не понимающие друг друга и видящие друг в друге только лишь угрозу своей собственной жизни. Одни любили тепло и называли себя Жарос. Другие научились жить в холоде и видели в нем свое спасение – Колдохоняне. Ни те, ни другие ничего не хотели слышать о мире и желали лишь одного – захвата чужой территории и изменения условий обитания на ней. Война шла уже много веков, унося тысячи жизней, и постепенно уничтожая обе великие расы. И все более становилось очевидным, что необходимо кардинальное и окончательное решение проблемы.
– …На протяжении многих сотен песочных лет мы терпим на нашей планете присутствие этих существ. Мы не можем жить с ними в мире. Это абсолютно исключено, и каждый из вас знает это. Мы ведем войну, терпим поражения, тратим свои ресурсы, и, что самое ужасное, наши жизни. За последние пятьдесят песочных лет в результате различных столкновений и боевых действий, и, я подчеркиваю – нападений на наши территории – погибли тысячи наших солдат. Нас истребляют, нас изживают с Дилемы… – разносился по всему Капитолию твердый уверенный голос, отражаясь от стен, и возвращаясь эхом, придавая своему оратору еще больше твердости и делая его еще более грозным и уверенным в своих словах. Военный председатель в парадном белом мундире стоял на трибуне, словно возвышаясь своим мощным мраморным телом над кафедрой, и произносил речь, все больше убеждая всех присутствующих в правильности своих слов. Он практически не шевелился, лишь изредка поворачивал голову, чтобы окинуть взором собравшуюся аудиторию, оказывая психологическое давление на членов Сената только лишь своим грозным голосом. Это придавало оратору еще больше важности и величия. Казалось, что он способен сворачивать горы, корежить листы метала и повелевать целой армией одним только взглядом. Его волевое, но холодное, словно камень, лицо покрывалось потом, и, не выражая практически никаких эмоций, кроме уверенности в своей власти, внушало страх и заставляло трепетать. – …Сейчас настал тот самый момент, когда мы можем раз и навсегда покончить с этой страшной угрозой – угрозой под названием раса Колдохонян. Если мы не сделаем этого сейчас с ними, они сделают это с нами – они уничтожат нашу цивилизацию и навсегда изгладят наше имя из летописи времен. Мы просто обязаны защитить себя. Мы имеем полное право на существование и должны сделать все возможное, чтобы это право отстоять. Сейчас у нас еще есть шанс. Военный председатель немного опустил свою гордую голову и бросил взгляд на кафедру, на которой лежали его записи. После небольшой паузы он поднял глаза на аудиторию и произнес: – Мы разработали проект, который положит конец этой ужасной и многовековой войне. Его суть заключается в следующем: мы проведем под землей до экватора несколько туннелей, по которым будет производиться управляемая ядерная реакция. Огромное количество тепла от этой реакции согреет землю в районе экватора и растопит многовековые льды. Одновременно с этим мы начнем массовое наступление на территорию врага. Демобилизованная и изжаренная армия, не привыкшая к теплу, будет в миг сокрушена одним мощным ударом. Мы навсегда сотрем следы расы Колдохонян с этой планеты и получим их территории. Мы сможем заселиться на новой местности – на той части Дилемы, которая сейчас непригодна для жизни, но потом станет нашим домом. Ужасаясь услышанному, восседая среди членов Сената на последних рядах, молодой цивилизационный служащий резко вскочил на ноги. Это был Герос – юрист, потомственный сенатор. Его отец, дед и прадеды служили своей цивилизации. И главное, чему они всегда учили его – цивилизация сильна только тогда, когда сохраняет в себе мир, только тогда, когда сохраняет мир вокруг себя. Жестокость – это путь к разрушению. Разрушение, вырвавшись на свободу, уничтожит все вокруг себя, а потом, насытившись, поглотит и свою родину. Разрушение уничтожит все, и даже ту цивилизацию, из которой выйдет. В соответствии с этими принципами, Герос просто не мог мириться с тем бредом, который он сейчас слышал. Дрожащим голосом, он произнес: – Уважаемый военный председатель,.. я… поражаюсь тому… ужасу, который сейчас прозвучал в этом собрании… – Герос запнулся. Он тут же почувствовал на себе тяжелый взгляд своего оппонента. Не легко было противостоять могуществу военного генерала – он был страшен и силен и не любил, когда с ним спорили. Молодой сенатор почувствовал, как по его телу пробежала дрожь и выступил пот, и в прохладной аудитории, как будто стало жарко. Робея, но, преодолевая свою робость, Герос продолжил: – Нельзя так просто взять и уничтожить целую расу. Они тоже имеют право на жизнь. Кроме того, неизвестно, к чему приведет этот страшный технический эксперимент. – Я согласен. – поддержал его один из зрелых сенаторов, тоже поднявшись со своего места. – Это варварство. И, кроме того, слишком большой риск. Герос повернул голову, на мгновение встретившись взглядом со своим, как ему тогда показалось спасителем, и, слегка улыбнувшись и почувствовав в себе бóльшую уверенность, возвысил голос: – Именно! Мы не имеем право уничтожать целую цивилизацию! Это аморально! Не мы давали жизнь расе Колдохонян и не нам так просто ее отнимать. Мы должны искать компромисс. Я уверен, если мы постараемся, то сможем сосуществовать вместе. Никто не хочет этой войны. Нужно найти другой способ, чтобы прекратить ее. А то, что предлагаете вы – путь к разрушению. Ваш проект, военный председатель, утопия. История знала не мало случаев, когда природа одерживала верх над техническим прогрессом. Если что-то пойдет не так в вашем проекте – вы уничтожите целую планету. Ядерная реакция может выйти из под контроля и тогда не только раса Колдохонян, но и раса Жаросов будет истреблена. Молодой служащий остановился и выдохнул, и тут же почувствовал, как его сердце заколотилось еще сильнее. Кровь прилила к голове. Он продолжал смотреть на военного председателя. Тот безо всяких эмоций на лице начал медленно говорить. – Прежде чем критиковать технический аспект дела, следовало бы ознакомиться с ним поподробнее, юноша. Здесь, – председатель поднял в руке папку с бумагами, – Расчеты специалистов. Все ситуации просчитаны не на один раз. Риски сведены к минимуму. Даже если что-то пойдет не так – ядерная реакция, проходящая под землей и удаленная от нашего расселения, не приведет ни к каким серьезным последствиям. Что же касается моральной стороны этого дела… Генерал оглядел всю собравшуюся аудиторию и возвысил голос. – Посудите сами: проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Нам необходимо то, что является смертью для цивилизации Колдохонян, подобно, как и им для нормального существования необходимо то, что нас уничтожит. Мы живем в совершенно разных мирах. То, что для одних среда обитания – для других смерть. Мы настолько разные, что не сможем жить вместе. Вы прекрасно знаете: нам необходимо тепло, а в нем они жить не могут, в то время, как холод, который для них привычен – смертельно губителен для нас. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет! Наше сосуществование невозможно! И мы тоже имеем право на жизнь! – громко произнес генерал. В этот момент произошло то, чего больше всего боялся Герос. Волна аплодисментов и ликований начала прокатываться по залу. Сначала один, потом двое, трое, несколько, и вот уже половина Сената встало на ноги и яростными криками начало поддерживать военного председателя. “Да!”, “Да, он прав!”, “Это действительно так!” – послышалось со всех сторон. Молодой сенатор не мог поверить своим глазам. Как будто все разом сошли с ума. В аудитории стало душно. Закружилась голова. Цивилизационный служащий скривился и в ужасе выбежал из зала на улицу.
В огромном изысканном кабинете, заставленном обшитой кожей и шерстью деревянной мебелью, и увешенном дорогими коврами, собрались министры во главе с председателем правительства. Расположившись полукругом на больших удобных стульях возле камина, они слушали своего правителя, чей спокойный размеренный приятной говор под треск горящего дерева, казалось, усыплял лучше любой колыбельной. – …Мы не можем жить в мире с расой Жарос. Вы все это прекрасно знаете. Мы слишком разные. Мы настолько разные, что условия нашего обитания взаимоопасны друг для друга. Принципы нашей жизни противоречат друг другу. То, что хорошо для нас – для них смерть, и наоборот – то, что им необходимо для нормального существования, уничтожит нас. Как это не печально признавать, но проблема нашего сосуществования заключается в том, что оно невозможно. Рано или поздно кто-то из нас начнет расселяться. У нас уже начинаются проблемы с нехваткой территории. Столкновения не избежать. Либо мы уничтожим их, либо они нас – другого выхода нет. Правитель оглядел всех собравшихся. Его спокойное, покрытое небольшой шерстью, лицо не выразило никаких эмоций. Но, чувствуя, что его министры уже начинают ожесточенно бороться со сном, он решил перейти к самой сути дела. Хотя его и забавляло то, что его служащие уже готовы были на любые способы стимулирования организма, лишь бы только не заснуть у него на приеме и не показать этим самым свое неуважение к верховной власти. – Мы разработали проект, – начал он, – Который позволит нам… – правитель на мгновение остановился, – …Уничтожить расу Жаросов и сделать их территорию более пригодной для нашего обитания. Мощная метеорологическая установка создаст сильнейший циклон на полюсе, где проживают Жарос. Она закроет небо над их территорией густыми облаками. Солнечный свет будет доходить до земли в очень небольших количествах. В результате температура понизится и на полюсе сформируются приблизительно такие же условия как на экваторе. Раса Жаросов замерзнет, мы добьем их мощным ударом и захватим их территории. – с какой-то печалью и болью заключил правитель и сам ужаснулся от собственных слов. – Прошу прощения, но мне кажется – это безумие. – негромко, но очень четко проговорил один из министров. – Мы не можем в раз уничтожить целую расу… так нельзя. Правитель медленно повернул голову в сторону того, кто осмелился критиковать его замысел и посмотрел на него так, как будто бы искал спасения в его словах. – К сожалению другого выхода у нас нет. – произнес правитель. – Нет. – ответил министр. – Выход всегда есть. Всегда можно найти компромисс. Я уверен, мы сможем существовать вместе и положить конец этой бессмысленной войне. Мы приспособимся. Нужно постараться. – Господин министр, вы знаете, что наши расы слишком разные и по своим потребностям не совместимые для существования друг с другом. Даже во время военных действий, Жаросам приходится надевать специальные тепловые скафандры, а нам идти в атаку, пробивая дорогу холодовыми пушками. – Господин правитель, я уверен, мы сможем найти другой, более цивилизованный путь. Среди солдат отмечались случаи приспосабливаемости организма к экстремальным условиям. При расселении новые жители смогут постепенно акклиматизироваться на чужой территории… – Это невозможно! – тут же возразил один из военных министров, сидящий недалеко от камина. Правитель резко обернулся в его сторону и быстро вернулся взглядом к тому, кто предлагал сейчас альтернативный путь – альтернативный насилию. – Нет. Возможно. – произнес тот. – Я уверен, мы сможем приспособиться друг другу, мы сможем сосуществовать вместе. Уничтожать целую цивилизацию – это безумие, господин правитель. Не делайте этого. Правитель посмотрел в глаза своему министру, а затем опустил голову. Он колебался. Он не хотел насилия. Он искал хотя бы какую-нибудь тонкую нить, чтобы зацепиться за нее и чтобы эта нить привела его к другому пути. И он нашел эту нить. – Хорошо. – произнес он, выпрямившись. – Если появятся доказательства того, что Жарос может приспособиться к холоду, а Колдохонянин к теплу – мы будем искать другой путь разрешения этой ситуации. Если кто-то перейдет территорию врага и при этом останется жив и сможет существовать в новых условиях – это будет доказательством правильности ваших слов… и началом новой эры.
…Молодой сенатор Герос стоял на улице возле здания Капитолия под палящими лучами Солнца. Обдуваемый прохладным ветерком, он все еще находился под ужасом впечатлений от осознания надвигающейся и неизбежной катастрофы. И вдруг что-то как будто ударило его. Что-то ворвалось в его разум с такой силой, будто летело тысячи километров и, разогнавшись, не смогло затормозить по инерции. Осознание чего-то пришло… Вызов… Ему брошен вызов… Правитель расы Колдохонян… Конец войны… Начало новой эры… Это пари. И ставка – сотни тысяч жизней… Это был вызов… И он принимал его. Герос по ступенькам вбежал в Капитолий и ворвался в аудиторию, в которой еще шли оживленные обсуждения операции военного министра. – Послушайте меня! – прокричал он. Десятки сенаторов на своих местах замолкли и повернулись в его сторону. – Я докажу, что мы можем существовать вместе. Я докажу, что мы сможем приспособиться друг к другу. Я докажу, что организм может перестраиваться к новым условиям. Я перейду экватор. Наступила пауза. – Это безумие. – наконец произнес военный председатель, слегка ухмыльнувшись. – Нашим солдатам приходится надевать специальные тепловые скафандры, когда мы подходим к территории Колдохонян. И они очень неудобны, и непригодны для жизни, а только – для кратковременного ведения боя. – Нет. – возразил молодой горячий сенатор. – Безумие – ваш проект. Вы собираетесь уничтожить целую цивилизацию и ставите под угрозу свою собственную. Не думайте, что все пройдет так гладко. Колдохоняне будут сопротивляться. Начнется только новый виток войны… которая закончится взаимным истреблением друг друга. Погибнут обе цивилизации. – Герос гордо выпрямился и произнес. – Я перейду экватор без всякого скафандра. – Ты погибнешь. – возразил генерал. – Нет. – ответил молодой сенатор. – Я докажу всем, что вы ошибаетесь. Это только лишь ваше убеждение, которое вы пытаетесь навязать остальным. Ваша догма. И я разрушу ее.– и, обратившись в зал, он возвысил голос: – Если кто-то хочет послужить своей цивилизации. Если кто-то хочет остановить эту страшную войну и предотвратить гибель двух великих культур. Если кто-то так же сильно любит свое отечество – я почту за честь разделить с ним тягости этой экспедиции. И наш совместный поход войдет в историю и изменит ее раз и навсегда. В зале наступила долгая тишина.
Герос, одетый в несколько видов нательного белья, различных рубашек, штанов, шерстяных кофт, укутанный в теплый шарф и в толстом непродуваемом тулупе с капюшоном, тяжело и медленно, но уверенно шел по слегка заснеженной равнине, волоча за собой сани с провиантом и различными приспособлениями для походной жизни, предназначения которых он с трудом мог сейчас понять. – Ничтожества. Гнусные ничтожества. Все гнусные ничтожества. Разожравшиеся, разжиревшие, обленившиеся и отупевшие сенаторы. – ворчал он все сильнее с каждым новым шагом. – Думают, что могут так легко повелевать сотнями жизней. А сами не могут даже пальцем пошевелить. Сидят там в своих дворцах и ни о чем не думают. Хоть бы раз что-нибудь значимое сделали бы в своей жизни. Он еще не дошел даже и до границы с вражеской цивилизацией. Он еще только подходил к ней. Светило Солнце, дул легкий ветерок, разнося небольшие редкие снежинки. Герос знал, что по меркам экватора, это еще очень тепло, но ему уже сейчас становилось холодно и то и дело бросало в дрожь. Он еще и не представлял, что его ждет впереди. И каждый шаг, который он совершал, поднимал в душе новую волну сомнений. Каждое движение он делал так, как будто, разрывая оковы собственного страха и желания вернуться назад. “Здравый смысл” как будто склеивал все тело, не давая идти дальше и заставляя невольно задумываться над целесообразностью и успешностью этого похода. Наконец он подошел к границе. Множество высоких столбов по правую и по левую руку от него удалялись своими рядами в противоположные стороны. Молодой, и теперь уже, судя по всему, бывший сенатор посмотрел на камеру, находящуюся на верху одного из этих сканеров. Он знал – его видят. О нем предупредили, и сигнализация должна быть отключена. Герос сделал несколько шагов, пройдя между столбами, и остановился. Он посмотрел вперед. Безжизненная холодная абсолютно белая заснеженная пустыня уходила глубоко в даль, и словно неприступная стена, ставила собой величественное непостижимое препятствие, говоря: “Ты не пройдешь здесь”. И только сейчас сенатор осознал ужасную мысль – он может не дойти до цивилизации Колдохонян, а навсегда остаться в той бескрайней пустыне. Он захотел обернуться назад, но понял, что это заставит его вернуться домой. И, тем не менее, ему нужно было запечатлеть в памяти этот момент. Возможно это последнее, что он видел в своей жизни. Он развернулся и с ужасом посмотрел на то, что оставил позади себя. Размытая, еле различимая граница между землей и тонким налетом снега уходила в даль. Множество городов, близко расположенных друг к другу, сливались в один большой горизонт жизни и биологического и технического движения… ЦИВИЛИЗАЦИЯ. Герос закрыл глаза и повернулся обратно к своей снежной пустыне, перед которой стоял и частью которой уже ощущал себя. Безжизненная, абсолютно монотонная, но все-таки, на удивление, такая красивая. Он пошел вперед, волоча за собой сани, и чувствуя, как этот бесконечный великолепно-белый горизонт уже начинает засасывать его в свои бескрайние просторы.
Он пробирался сквозь снежную метель, разрывая своим телом плотную стену агрессивного ветра. Множество огромных хлопьев снега ударялись ему в лицо, и, казалось, рассекали нежную кожу своими острыми мельчайшими иголками. Холод. Невероятный холод. Никогда в жизни он еще не ощущал такой сильный холод. Он сковывал все тело. Невозможно было идти. Невозможно было двигаться. Хотелось упасть, закопаться в снег, и остаться в нем навсегда. Каждый новый шаг давался с огромным трудом. Тело трясло. Тряслись губы. Дрожала челюсть. Казалось еще чуть-чуть и зубы начнут стучать друг о друга и это невозможно будет остановить. Лицо болело. Такая необычная неизведанная до селе боль. Герос сделал еще несколько шагов и повалился на снег. Он устал. Он больше не мог идти дальше. Он просто сидел в снегу, заносимый метелью и думал, что ему делать дальше. Он понял, что если просидит так еще немного, то его покроет толстый слой этих белых хрупких холодных хлопьев, и он навсегда останется в их объятьях. Молодой сенатор сжал немного снега в перчатке, и тут у него промелькнула мысль. – Снег. – тихо произнес он. – Этот снег… Он сгреб некоторое количество этого снега в одну кучу, и начал делать небольшую насыпь. Потом он уплотнил эту насыпь, и начал делать ее больше. Вырывая под собой яму, он использовал снег, чтобы сделать из него высокую толстую стену. Закончив, он зарылся в яму и тут же почувствовал, насколько ему стало легче. Ветер больше не дул в лицо. Он мог без боязни открыть глаза. Все стало так спокойно. Как будто какая-то война закончилась. Он выглядывал из своей ямы, словно из норы, наблюдая за тем, как вдаль уносились снежные хлопья, огибая его толстую высокую насыпь. Там – за пределами этой норы ветер сносил все на своем пути, а здесь было так тихо, тепло и уютно. Кровь прилила к лицу. Герос начинал немного согреваться. Первое, чему он уже научился – защита от снежной метели. Теперь он понимал – с этой стихией можно бороться. И вдруг он почувствовал, как его пальцы на руках начали болеть. Сначала на руках, потом на ногах. Боль становилась все сильнее и сильнее. Она нарастала. Она становилась невыносимой. Отогреваясь, после холода, конечности начинали невероятно сильно ныть. И тогда он понял, что эта борьба со стихией еще не закончилась. Ему еще очень многое предстоит узнать о ней.
Отсидевшись в снежной норе, согревшись, перекусив, и в какой-то момент времени, почувствовав, что от холода начинает невыносимо сильно тянуть в смертельно-забвенный сон, Герос вылез на поверхность и побрел дальше по бескрайней белой пустыне, каждым своим новым шагом делая вызов бездушной, но могущественной, стихии. Вскоре он почувствовал, что кожа на его обветренном лице стала жесткой и начала шелушиться. Обмороженные пальцы конечностей постоянно ныли, хотя уже и не так сильно. Пройдя некоторое расстояние, он вдруг вспомнил, что среди различных непонятных пока для него вещей, которые он тащит за собой на санях, есть какие-то плоские палки. Он не помнил, как они назывались, но помнил, что были предназначены для облегчения ходьбы по снегу. Утопая в сугробах, наметаемых пургой, он решил попробовать использовать это средство передвижения и был невероятно счастлив от удивления, насколько же удобнее оказалось пересекать снежные барханы с помощью этих странных приспособлений. Он постепенно учился выживать в непривычных и экстремальных для него условиях и начинал понимать многие вещи. Так, например, он обнаружил, что снег, как материал, является неплохим теплоизолятором и из него вполне можно строить временное жилище для отдыха. Герос шел еще очень долго, и уже не помнил, сколько таких жилищ он оставил позади себя. Ему казалось, что эта враждебная ледяная пустыня не имеет конца, и он удивлялся, куда же подевались все многочисленные вражеские полки – неужели на таком огромном расстоянии нет ни одного города, ни одной деревни, ни одного боевого лагеря. Раса Колдохонян – такое чувство, что ее даже и не существовало вовсе. О ней все так много говорили, но на своем пути молодой сенатор не встретил еще ни одного живого существа. Как будто на экваторе вообще не существовало никакой жизни, а враг – был всего лишь вымышленной угрозой – выдумкой верховенства расы Жарос. Он уже было подумал, что нет на самом деле никакой войны, и никакого противостояния – просто кому-то нужна была эта политическая игра. Как печально, что он узнал об этом только сейчас и не сможет уже никому об этом рассказать. А может цивилизация Колдохонян и существует – просто она находится под землей? Это тоже очень интересный момент. Геросу казалось, что он просто потерялся в холодных бескрайних просторах этой снежной пустыни. Он сверял свое местоположение с навигационными приборами, и убеждался, что идет в правильном направлении. Вот только не знал, куда ведет это направление – в бездну бесконечности забвения или к новым открытиям. Через некоторое время закончились съестные припасы. Молодой сенатор оставил позади все не нужные, как ему показалось, вещи, чтобы облегчить груз саней, взяв с собой только маленький портативный обогреватель. Его кожа на руках и лице уже начала трескаться, и маленькие ранки кровоточили. Ресницы слипались, и такое чувство, будто замерзали, при каждом моргании, склеиваясь между собой. Герос не помнил, когда последний раз он останавливался, сооружая небольшое жилище из снега, чтобы передохнуть, но знал, что следующая его остановка станет для него последней. Его силы были на исходе. И если он зароется сейчас в уютную снежную нору, чтобы отогреться и набраться сил, то уснет там, и больше никогда не проснется. Теперь он мог только идти вперед. И либо он дойдет уже, наконец, хоть до чего-нибудь, либо – рано или поздно упадет в бессилии и замерзнет посреди холодного экватора. Сенатор шаг за шагом на лыжах, с трудом передвигая ноги, тяжело опираясь на тонкие палки, качаясь из стороны в сторону, медленно плыл по заснеженной равнине. Он уже всерьез пожалел о своей затее, и осознание невероятной бессмысленности такой его смерти, приводило его в ужас. Он старался об этом не думать, но постоянная боль то в мышцах, то в пальцах, то потрескавшейся кожи лица, то во всех местах на теле одновременно заставляла его все сильнее проклинать свое последнее выступление в Сенате и поспешное принятие глупого необдуманного решения. Но с каждым шагом пытаясь догнать, приблизиться, дойти до края бесконечности горизонта, Герос стал наблюдать размытые, слегка различимые, очертания чего-то неопределенно, неуловимого, неохотно выглядывающего из под очередного далекого заснеженного холма. Смахнув с ресниц иней и лед, сенатор ускорил шаг, насколько только это было возможно, и, тупо смотря вперед, не отрываясь, часто моргая, с надеждой полетел к своей единственной возможности обнаружить хотя бы признаки присутствия разумной жизни. Он забрался на небольшой холм и остановился. Его сердце заколотилось сильнее, разгоняя кровь и согревая организм. – Ци-ви-лиза-а-ация. – тихо проговорил он, шевеля потрескавшимися губами.
Правитель расы Колдохонян сидел в своем теплом уютном кабинете возле камина, в котором тихо размеренно потрескивал горящий хворост. К нему зашел слуга и объявил о срочном визите главного министра. – Что ему нужно? Впрочем, впусти его. – спокойно произнес правитель. Главный министр вошел в кабинет. – Мы нашли одного Жароса… – сказал он и задумался, не зная как докончить предложение. Вскоре в дверях появился уставший, измотанный, кое-как стоящий на ногах, с обмороженным, с потрескавшейся кожей, кровоточащим лицом, трясущийся, совершенно ужасно выглядевший молодой сенатор Герос. Он сразу же тяжело повалился на одно колено, не в силах больше удержаться на ногах. – Что с вами? Окажите ему помощь. – возмущенно приказал слугам правитель. – У меня дело к тебе. – хрипло произнес Герос, предупредив любые действия слуг. – Зачем ты пришел? – Ты знаешь, зачем. – ответил сенатор, криво ухмыльнувшись. Он хотел продолжить фразой: “Ты бросил мне вызов”, но правитель итак уже прочитал это в его глазах. Он прочитал все: и выступление в Сенате, и спор с военным председателем, и переход по экватору, и страх, и боль, и чувство холода, и слезы, и отчаяние, и чувство победы, и волнение от результата встречи с ним – с правителем расы Колдохонян. Он прочитал это все в уставших, но сверкающих гордых глазах молодого сенатора Героса. И слышал главную его мысль “Ты бросил мне вызов. Я принял вызов”. Правитель отчетливо читал в разуме представителя враждебной ему расы: “Смотри! Мы можем жить в мире. Мы можем найти компромисс совместного существования в разных условиях. Мы можем акклиматизироваться. На моем теле даже начали расти волосы. Мой организм ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ”. Правитель с недоумением, но чувством неподдельной радости и облегчения, сверху вниз взирал на того, кто как никто другой сейчас являлся его союзником. – Отправьте расе Жарос предложение о перемирии. – произнес он.
…Недалеко от границы двух цивилизаций – на той ее стороне, где еще местами лежал снег, покрывая собой желтую траву, сидя на возвышенности, сверкающими глазами смотря в долину, где раса Жарос построила свои города, молодой Колдохонянин, используя специальную пену и нож, соскребал со своего тела шерсть, начисто выбривая белую гладкую кожу. Когда он закончил, то поднялся на ноги, и накинул на себя просторный светлый балахон. В сырую слегка подмерзшую землю, пролетев вдоль ноги и блеснув искривленным металлическим лезвием, с четким звуком воткнулся нож. Колдохонянин взвалил на плечи тяжелый рюкзак, до краев наполненный бутылками с водой, и одну бутылку взял в правую руку. Много воды. Ему потребуется очень много воды. Как можно больше. Чтобы обливаться ей под палящими лучами Солнца. Колдохонянин улыбнулся и медленно стал спускаться в долину расы Жарос.
perfiliev, "зуб Владимира" - это что-то! Улыбнуло. "Глобус" очень понравился, светлое произведение, хотя сначала немного пугает. а вот "Догму" сейчас некогда читать, завтра, пожалуй... Очень хорошо пишете Моя страница, велкам! Мой дневник
perfiliev, Глобус мне понравился. Очень актуален. А вот Догму тоже не осилю пока. Нужно больше времени. Пишете очень хорошо. Не работаешь-жить не на что, работаешь-жить некогда...
Да, "Зуб..." посмешил. Для "Догмы" нужно времени побольше, а это сложновато... А "Глобус" понравился, и подумалось, что там много интересных находок, которые можно было бы развить и дальше. Титул - Лирическая маска года Титул - Юморист Бойкое перо
Ну вот, я и "догму" прочитала. Интересно - читается быстро, и хотя конец весьма ожидаем - это нисколько не делает рассказ хуже. Моя страница, велкам! Мой дневник
Он лежал на холодной сырой земле, и снова чувствовал забытый некогда запах травы и почвы. Была ночь. Его окружал темный бездушный лес. Он слышал, как что-то шевелится в кустах, а ветер играет верхушками деревьев. Где-то стремительно пролетела птица, разрывая своим хрупким телом плотную материю густой листвы. Он медленно приподнял голову и попытался сесть. Болел правый бок и рука – как странно и неприятно: он давно уже не ощущал боли. Лицо и кисти горели, их жгло каким-то непонятным огнем – но это тоже было что-то знакомое. Он посмотрел на свои ладони – они были в каких-то кровоточащих царапинах. Он не понимал, что происходит, он не понимал, где он находится, и не понимал, почему он здесь. Все казалось каким-то чужим и неестественным. Это был какой-то не его мир. Его как будто выбросили куда-то и не сказали, куда. Впервые за долгое время он попытался напрячь свой разум и восстановить обрывки воспоминаний. Последнее, что отображалось в его памяти: стремительное падение вниз, беспомощность, шок, удаляющаяся луна, потом какие-то ветки, деревья, листва бьет по глазам, и – сильный глухой удар. Теперь он все понял – он снова был на земле. На этой грязной, вонючей, жестокой и несправедливой земле. По спине пробежал холод. Это невозможно. Почему это случилось? Как это случилось? В чем причина? Он медленно и с определенным трудом поднялся на ноги. Колени дрожали. Как странно было снова ощущать подошвы своих ног. Как странно было снова ощущать боль. Какая-то невероятная сила тянула его вниз. Какая-то странная тяга давила на позвоночник и мешала поднять руку. Голова постоянно клонилась в сторону, и, казалось, шея была не в состоянии ее удержать. Как все это было необычно, но в то же время, очень знакомо. Он посмотрел вверх. Где-то там, далеко, на небе летали такие же, как и он, люди, подобные ему, похожие на него. У них были крылья, и эти крылья носили их между облаками, но это были не их крылья. Эти люди не были подобны птицам. Они были лучше птиц. Они парили. Они не напрягали своих мышц. Их поднимала ввысь какая-то неведомая сила – та, которая сильнее той, что тянет вниз. Она просто брала их и несла куда-то вверх, туда – куда хотела сама. И было так глупо ей сопротивляться. Он опустил голову. Ему нужно было идти. Но куда – он не знал. Да и зачем? Как он теперь сможет жить здесь, на земле, когда он побывал там, на небе? Что он будет делать? Чем он займется? Ему стало грустно и невероятно больно от того, что все так быстро закончилось. Нет, он не сможет больше жить так, как он жил раньше – не познав любви. Но все же нужно было куда-то идти. Он начал медленно передвигаться. Сначала поднять правую ногу, согнув ее в колене, потом опустить ее и поставить прямо, переместив на нее свой вес, затем, все больше опираясь на эту правую ногу, подавшись немного вперед, согнуть в колене левую и, оторвав от земли, переставить впереди себя, сместив свой вес уже на нее – на левую. Колено неожиданно согнулось. Повело в сторону. Он чуть было не упал, в последний момент сумев все-таки удержать равновесие. Как это, оказывается, сложно. В этом алгоритме можно было запутаться. Видимо, придется учиться заново. – Ну, что ж, попробуем еще. – произнес он, и снова медленно повторил весь цикл, только теперь ему показалось это немного полегче. Затем еще раз, и он уже чувствовал себя более уверенно. Тело постепенно начинало вспоминать навыки движения. Потом еще раз и еще, и еще. Он продолжал сгибать колени и переставлять ступни. Он балансировал руками, выставив их в стороны, и стараясь не упасть. Он снова шел. И с каждым шагом он все больше понимал, что находится на земле. Он чувствовал под ногами почву, и слышал хруст травы – забытое ощущение, которое он когда-то знал, и теперь ему приходилось вспоминать его. Пройдя еще немного, он остановился и с сожалением посмотрел на небо. Как было красиво там, на верху, и как страшно здесь, внизу, когда над тобой возвышаются эти большие, и скрывающие что-то неизвестное в своей листве, деревья. Теперь должна будет начаться совершенно другая жизнь. И она совсем не радовала. Она будет тяжелой и бессмысленной. Вдруг недалеко появилось нечто необычное и сверкающее каким-то ярким, но не слепящим светом. Какое-то странное облако, оно как будто было каким-то теплым, согревающим, хотя находилось на определенном расстоянии. Возможно, просто сейчас, когда тело снова ощущало холод, любой свет символизировал собой источник тепла. Облако зависло вверху, почти под макушками деревьев. Оно было мягким и нежным. Оно горело матовым белым огнем. Оно было прекрасно. Оно манило к себе. Оно звало за собой. И он узнал его. Это была та самая сила, которая однажды подняла его в небо и долго носила на своих легких, но могучих крыльях. Это было то, что заставляло его испытывать самые невероятные чувства, которые он когда-либо только знал. Это было то, без чего он больше не представлял свою жизнь. Это была любовь. Спотыкаясь и падая, он побежал к этому облаку. Оно засверкало еще ярче, и, превратившись в столб, пролилось на землю где-то за холмом. Он должен был идти туда. Он должен был поймать его. Он знал, что оно появилось здесь не случайно. Оно играло с ним. Хотя его ноги еще плохо слушались и болели от непривычной нагрузки, но он готов был преодолеть любые расстояния ради того, чтобы найти это нечто, когда-то сделавшее его счастливым. С трудом, почти на четвереньках, он забрался на небольшой холм, и увидел на траве, заваленной камнями, угасающее светлое пятно. Он добежал до этого места. Пятно исчезло, оно ушло под землю. Он раскидал камни, покрытые сверкающей пыльцой, и принялся рыть почву. Он с корнем выдрал траву, и начал выскребать руками эту неприятную черную рыхлую мокрую массу. Она оказалась с камнями, и была довольно плотной. Нужно было найти какую-нибудь палку, сломанную ветку или еще что-нибудь. Что-нибудь, чем можно будет копать. Он оглянулся. Он сидел на вершине абсолютно голого холма. Поблизости не было ни одного дерева, ни одного куста, и никаких палок – ничего. Придется спускаться вниз. Но он боялся опоздать. Нужно было спешить. Он принялся рыть землю голыми руками. Вырывая своими тонкими пальцами куски сырой почвы, он бросал ее в сторону. Он ломал ногти и сдирал кожу об мелкие острые камни. Иногда он натыкался на большие булыжники. В такой темноте при лунном свете нужно копать осторожнее, иначе можно сильно пораниться. Но на осторожность не было времени. Он должен был добраться до этого света. Он должен был поймать это облако. Он должен был отыскать его. И он готов был рыть всю ночь хоть до центра земли, хоть до самого ада. Его пальцы начинали болеть. Они немели. Они кровоточили. Они были в мозолях и ранах. Они были порезаны и разбиты. Они постоянно ударялись о большие камни. Они устали. Было очень холодно – они замерзли. Они уже плохо слушались и неправильно сгибались. У суставов не хватало сил, чтобы сохранять гибкость и упругость. Они уже, практически, не двигались. Казалось, сильно натянутые сухожилия вот-вот порвутся. Он уже не мог захватывать горсти земли, он просто выгребал землю своими онемевшими пальцами, как чем-то безжизненным – чем-то, что уже не слушалось приказов его собственного мозга. Он копал очень долго, но, наконец, он увидел какой-то свет, просачивающийся сквозь почву. Он все же добрался до этого облака. Он осторожно выскреб еще несколько горстей, и обнаружил в земле маленькие сверкающие камешки. Он взял некоторые из них в ладонь и очистил от грязи. Невероятно. Они были, практически, прозрачными. Они были невероятно искусной огранки. Они сильно блестели, даже слепили глаза, и это было ночью, при луне. Они были прекрасны. Он перестал копать. Он просто сидел на коленях и рассматривал эти маленькие камушки. Он знал, что они бесценны. Он знал, что это – его. Он потратил слишком много усилий, чтобы достать их. Но он должен отдать их другому. И он уже знал, кому он их подарит. Он вновь поймал это облако. Он снова нашел его. Ему удалось вернуть его себе, хоть и в другом виде. И, самое главное, сейчас он начинал что-то понимать. Наверное, перед Небом намного ценнее не те высокие чувства, которые тебе даются даром, которые ты не в состоянии контролировать, и которые носят тебя на своих крыльях, а те крохотные сверкающие бриллианты, которые ты часами копаешь из сырой каменистой земли голыми руками, ломая ногти и сдирая кожу с уставших онемевших пальцев и, которые, найдя, готов преподнести на своих потрескавшихся ладонях в жертву той или иной личности – таким образом, пытаясь любить. Он поднял голову. Там, наверху летал такой же, как и он, человек. Он был беззаботен. Он был беспечен. Он легко парил в воздухе, не напрягая своих мышц и сухожилий. Он был невесом. Его легкие, но могучие крылья носили его под облаками. Но, вдруг, что-то произошло, и крылья потеряли силу. Они ссохлись и стали безжизненными. Они больше не слушались. А нежное светлое облако, окутывающее их все это время, ушло куда-то в сторону. Казалось, оно больше никогда не вернется. Казалось, оно ушло навсегда. Человек стал очень тяжелым, и камнем полетел вниз. Настало время копать.
- Что-то эти люди совсем развратились. Им дарована воля, и каждый из них использует ее, как возможность угождения своим желаниям. Они не слушают даже себе подобных и не исполняют даже свои собственные законы. Наверное, это была не очень хорошая идея – создавать их. Одних ангелов и так уже хватило. - Да, судя по всему, Ты прав. Но ведь есть же среди них еще отдельные представители, которые до сих пор помнят Наше имя и стараются испытывать хоть какое-то благоговение, когда смотрят вверх. - Не знаю. Их слишком мало. Да и они не до конца понимают, насколько значимы для Нас. А остальные, вообще, просто плюют в Нашу сторону. - Они не понимают даже силу. - Да они, вообще, мало что понимают. - Да они, собственно говоря, и не стремятся что-то понимать. - Н-да уж. - А знаете, у меня в голове возникла одна идея. Но она слишком радикальная. И, думаю, немного фанатичная. Интересно, стоят эти люди того или нет?.. - Стоят чего? - Э-э-э… Как бы это сказать-то. - Ну, говори, надо же хоть что-то делать. - В общем, Кому-то из Нас придется спуститься туда… и… хм… стать одним из них. - Что? - Чтооо?! - Попробовать пожить в их мире. Понять их. Столкнуться с теми же проблемами, с которыми они сталкиваются. Испытать ту же… боль. Почувствовать то,… что чувствуют они. Так Мы лучше узнаем людей. - А, чисто практически, как это повлияет на их сознание? - Это будет доказательством любви. Ведь, что-то же хорошее в них еще осталось… где-то… глубоко внутри… вроде… вчера было… вон у того, с длинным носом. - Думаешь, их это впечатлит? - Ну, смотря, насколько сильной и показательной будет Наша боль. - Ты хоть представляешь, насколько сильной она должна быть? - Ну, Я еще точно не подсчитывал. - Интересно, как громко и нечеловечески должен визжать от боли пастух перед своим стадом, чтобы хоть один баран подошел и попытался его утешить или, скажем, наложить повязку на рану, или… хе-хе… отбить его у голодного волка? А? - Спуститься в этот гадюшник? - Позволить человеку ударить себя или оскорбить? - Подчиняться его законам? - Убирать за домашними животными? - Болеть гриппом? - Учиться геометрии? - Ходить в туалет? - Бороться с Самим Собой?.. - И все это ради людей? - Да, идея действительно достаточно радикальная и немного фанатичная. - А если они не поймут? - Они и так не поймут. - Но ведь кто-то же… все равно… должен. Хотя бы некоторые. Хотя бы один. - Ладно, что для Тебя дороже всего? - Э-э-э… Вы. - Какая для Тебя может быть самая сильная боль? - Э-э-э… Сам подумай. - Ну, хорошо. Насколько расстаемся?
- Гипо! Гипо! Гипо! – раздавались яростные оглушительные крики по всему Колизею, до отказа заполненному блестящими жаждущими крови глазами и кистями рук, размахивающими настолько синхронно, что подобной слаженности могли бы позавидовать даже чемпионы Олимпийских игр. Тысячи голосов неустанно кричали имя гладиатора, находящегося внизу и ожидавшего своей кровавой битвы. Стояла невероятная духота, воняло потом, курильной травой и перегаром. Металлические потолки задерживали спертый воздух, не позволяя ему подняться выше и обрести долгожданную свободу в безграничной атмосфере. Вентиляция, проведенная в стенах, явно не справлялась со своей нагрузкой, равно как и высокие решетчатые ограждения, отделявшие зрителей от выступающих. Света, испускаемого несколькими факелами, вполне бы хватило для того, чтобы различить фигуры дерущихся на арене рабов, а блестящие латы и мечи должны были придавать действиям больше видимости. Тем более не плохо отсвечивал белый холодный мраморный пол, обильно залитый и пропитанный кровью. Нормальному человеку с неизвращенной психикой подобное место казалось немного мрачноватым и шумным. Но такие сюда, в принципе, не ходили, а для маньяков, жаждущих зрелища отрубленных конечностей, выколотых глаз и вытащенных наружу внутренних органов, обстановка была вполне удовлетворяющей требованиям. - Гипо! Гипо! Гипо! – продолжала скандировать толпа. Гипо стоял неподвижно, гордо держа в руках меч, и испепеляюще смотрел на жреца, находившегося напротив него на расстоянии пятнадцати шагов. - Ну, что ж, раб, ты решил обрести свободу – желание похвальное. – обратился он к сверкающему глазами бойцу. – Но ты знаешь правила. Ты не можешь уйти отсюда без своей последней битвы. - Да, я знаю. – ответил гладиатор, высоко держа голову и не меняя своего дерзкого взгляда. - Это будет не простая схватка. Тебе придется собрать всю свою волю и остаток сил, чтобы одержать победу. И, что самое интересное, каким бы мастерством и опытом ты не обладал, его всегда будет недостаточно, чтобы гарантировать поражение врага и предрешить исход битвы. Потому что твой враг – ты сам. - Я готов. Приступим? – глаза Гипо заблестели еще сильнее и наполнились яростью. Толпа взревела и заколотила по металлической решетке, продолжая активнее поддерживать своего любимца. - Они уважают тебя. – заметил жрец. – Приступим. – и вытянул вперед свой посох. Зрители замерли и в ожидании уставились на гладиатора. Тот, сохранявший до этого времени абсолютную неподвижность своего тела, начал медленно раскачиваться взад-вперед, постепенно набирая все большую амплитуду. Его резко передернуло, но сильные мускулистые ноги удержали тело в вертикальном положении, хотя и с трудом. Лицо Гипо исказилось от боли, он вытянулся вверх, отставил назад выпрямленные руки, высоко задрал голову и громко взвыл. Из его туловища через плечи и голову вышло нечто прозрачное и аморфное, плавно переливаясь струей на землю, как жидкость. На мгновение оно приняло форму лужи, но быстро восстановилось и выросло в полный рост в трех шагах от гладиатора. Напротив Гипо стоял человек, абсолютно ничем не отличавшийся от него. Те же жилистые руки и ноги, голова, лицо, волосы, та же одежда с надетыми поверх нее латами, те же глаза, дерзко смотрящие на своего противника. - Ну что, какому из Гипо вы теперь будете восклицать и аплодировать? – насмешливо выкрикнул жрец. Толпа разразилась хохотом и забила по решетке. – Чтобы было понятно, мы дадим новому Гипо отличительное оружие. – уже серьезно объявил он и удалился через выход, до этого запертый изнутри в манеже Колизея. Двойнику поднесли ярко красный изогнутый волнистой линией меч, и представление началось. Первым ударил жидкотекучий близнец. Гипо парировал. Последовал еще удар – Гипо отбил и его. Дальше – удар за ударом. В течение некоторого времени гладиатор только защищался, отбиваясь своим мечом или уклоняясь в сторону. Он понимал, насколько серьезен его противник и старался разузнать тактику врага, а уже потом сформировать свою. И он просто не хотел лезть на рожон, стараясь сохранять хладнокровие. Двойник провел серию ударов, которые были отбиты, а затем сам был атакован. Мечи одного человека, разделенного невидимой силой, сомкнулись, лица оказались достаточно близко, бойцы замерли на миг в одинаковой позе, сильно напрягающей мышцы. - Не плохой приемчик, но я его знаю. – облизывая языком губы, прошептал близнец. Гипо оттолкнул его и отошел назад в недоумении. Они знали друг друга настолько сильно, как только человек может знать свою собственную душу. Они пользовались одной и той же тактикой, наученные в одной и той же школе, их силы и мастерство были абсолютно равны. Дальше не было смысла присматриваться. “Пора действовать” – подумал гладиатор и пошел в атаку. Началась ожесточенная схватка. Пролилась первая кровь. Последовали сильнейшие удары и с той и с другой стороны. Постепенно копилась злость. Сохранять хладнокровие становилось с каждой секундой сложнее. Бойцы дрались беспощадно, поражая публику своими эффектными приемами. Толпа ревела и наслаждалась зрелищем, приходя во все больший восторг. Основная часть до сих пор поддерживала Гипо, постоянно скандируя его имя и взрываясь всякий раз, когда он наносил серьезный, а еще лучше – красивый удар. Это была достаточно интересная и беспроигрышная, с точки зрения коммерции, битва. Но время шло, и оба участника начинали постепенно уставать. Раны ныли все сильнее и, кроме того, постоянно появлялись новые. Помещение заполнилось еще одним запахом – запахом крови, которая была повсюду: на мраморном полу, на решетке, на факелах, на самих зрителях. Гипо проигрывал. Его тело разрывалось и болело абсолютно все, каждая его часть. Он понимал, что выдохся сильнее. Он хотел,… чтобы все закончилось. - Сдавайся, Гипо! – начал выкрикивать кто-то из толпы и его поддержали. - Да, сдавайся. Ты не сможешь одолеть его. - Это бессмысленно. - Тебя ждет покой, горячая ванна и любящая жена. Не трать зря силы. - Ты же устал! Да, он действительно устал и очень сильно. Он пропускал удар за ударом. Раны кровоточили. Тело дрожало от боли, он чувствовал, как его нервы натянуты. - Нет, Гипо. Ты можешь сделать это. – послышался голос. - Да, ты почти победил его. Главное, не сдавайся. - Не сдавайся! Снова началось громкое провозглашение имени гладиатора. - Это же свобода! Она стоит того! - Зачем она тебе нужна? Разве тебе здесь плохо? – возразил кто-то. - Да, ты думаешь, там будет лучше? - Там, свои проблемы. Это твой дом. Тут твои друзья. Это твой мир. Гипо начинал сильно сомневаться в правильности своего решения и думал всерьез о том, чтобы изменить его. - Это рабство. – прокричал один из зрителей и его голос был до боли знаком. – Вырвись от сюда. Ты можешь летать, как я. Ты же помнишь! Да, он действительно помнил, но начинал постепенно забывать. Боль и усталость притупляли его память. Он вспомнил содержимое трапезы, которую преподносили сегодня, в этот день недели, в это время. Он вспомнил развлекательные программы, которые должны были состояться вечером, вспомнил свою кровать. Он валился с ног и чувствовал постоянные удары. Он уже сидел на одном колене и кое-как отбивался. - Сдавайся, Гипо. Мы же не враги. Ты борешься с самим собой. Это глупо. – еле дыша, прохрипел его близнец. Он тоже устал и был сильно истощен. – За что ты сражаешься? Это ведь не агрессия. Мы оба умрем. Гладиатор посмотрел уставшими глазами на своего двойника и испытал к нему неподдельную жалость, такую же, какую испытывал к себе. Его охватило чувство бессмысленности всего происходящего. Гипо просто все это надоело. - Я сдаюсь. – еле слышно проговорил он, и, выронив из рук меч, сам повалился на холодный, залитый кровью мрамор. - Вот и славно. Мы с тобой подружимся. – добавил его соперник и тоже упал без движения. Через мгновение он ушел в Гипо тем же способом, которым и вышел из него. Заскрипела железная дверь, из которой показался жрец. - Я же предупреждал тебя, насколько это сложно. Пустая трата времени. – заговорил он, обращая внимание на лежащее ничком, тяжело дышащее, окровавленное тело. – Оставайся рабом. Тебе так будет проще. – затем он обратился к своим слугам. – унесите его и окажите необходимую медицинскую помощь. – Кто-нибудь еще желает свободы? – он посмотрел вокруг. – Алкалезар. – позвал жрец. На арену вышел молодой гладиатор, волоча за собой меч, который у него был в правой руке. – Ты тоже хотел сегодня сразиться. Ты подтверждаешь свое желание? Алкалезар стоял недвижимо на арене, его глаза смотрели куда-то в сторону и отнюдь не горели яростью и ожиданием предстоящей битвы, по крайней мере, сейчас уже не горели. - Ты можешь обрести свободу. – вполне серьезно и без иронии заявил жрец. - Вы придумали очень удобные для себя правила. – произнес гладиатор сквозь зубы. – Кто может победить самого себя? Это бессмысленно. Это глупо. Это невозможно. – он посмотрел на духовного лидера, обвел глазами публику и бросил свой меч. - Тогда позвольте сделать еще одну заявку. – прозвучал незнакомый голос. Все оглянулись и увидели на арене молодого воина с длинными светлыми волосами в доспехах и с мечом. Он стоял у одного из входов, и его глаза горели той же безрассудностью и готовностью драться, что и у Гипо… когда-то. - Что ж, хорошо. – улыбнулся жрец. – Как твое имя? - Оно слишком чудесное, чтобы его называть. – ответил незнакомец. Жрец только пожал плечами и снова ухмыльнулся. Затем он проделал ту же процедуру по раздвоению, что и с Гипо – довольно привычную для него – и направился к ходу, но на мгновение остановился и, повернувшись, заглянул в глаза нового добровольца. Что-то было в них такое знакомое и родное, но сейчас они смотрели враждебно и блестели огнем войны. Началась битва. Двое длинноволосых воина сражались между собой на арене Колизея. Одного из них отличал красный меч с волнистой заточкой и еще более дикий и яростный взгляд. Они оба сразу же перешли на отчаянную атаку. Звучал лязг стали, в полумраке сверкали искры, брызгала кровь. Толпа сидела тихо, не поддерживая ни того, ни другого. Собственно говоря, никто и не знал имени, чтобы кричать его. Хотя многие догадывались. Догадывались, но не сообщали о своих предпочтениях. Кто-то здесь действительно понимал, что происходит, но все сидели с одинаково замершим сердцем, если не от тревоги, то, по крайней мере, от недоумения. Наблюдал за дракой и Алкалезар, причем довольно внимательно. Ни воин, ни его копия не отличались внушительными размерами или большим весом, но этот незнакомец явно обладал огромным мастерством. Его отчаяние в победе превосходило отчаяние загнанного, голодного волка, его удары были сокрушительны, и сам он получал такие же по силе, два тела просто летали по арене из стороны в сторону, отскакивая от металлической решетки, крик и боевой клич, издаваемые ими, вполне могли заглушить рев толпы. Этот человек сражался, как будто бы от исхода битвы зависела не только его свобода. Его противник не желал уступать. Алкалезар видел это. Он не мог поверить, что сейчас некто одержит победу над самим собой. Но незнакомец начинал проигрывать. Он быстро выдохся, как, впрочем, и его соперник, и сильно истекал кровью. Надежды отказавшегося от сражения молодого бойца рушились. - Сдайся! – яростно прошипел близнец. - Размечтался. – так же яростно прохрипел воин. Двойник нанес сокрушающий удар. Незнакомец повалился на одно колено и вскрикнул от боли. Преодолевая с большим трудом слабость и шок, он успел вонзить свой меч в тело противника. Тот хотел закричать, но не смог – перехватило дыхание – зато смог кое-как устоять на ногах, и нанес еще один сильнейший удар. Брызнула кровь. Оба замерли, каждый в своей позе, и прекратили драку. - Сдавайся. – приглушенно прорычал близнец, оборвавшись на последнем слоге. Он все еще возвышался над своим соперником и находился в преимущественном положении. Незнакомец почти лежал на полу. Собрав последние остатки своих сил, он резко вспрыгнул, повернулся вокруг оси и с криком отсек своему двойнику голову. Она отлетела в сторону и ударилась о железное заграждение, обрызгав кровью часть зрителей. Победитель, не имея сил устоять, повалился на холодный мрамор. - Только не сегодня. – почти шепотом произнес он, уже на полу. В воздухе повисла продолжительная пауза. Алкалезар не верил тому, что видел, потому что он видел это впервые. На его глазах начинали выступать слезы. - Что ж. – голос жреца прервал тишину, сейчас он звучал, как лязг металла. – Он победил. Он свободен. Унесите Его. Реакции зрителей не последовало. Все сидели молча, и никто ничего не говорил. Алкалезар взял свой меч и вышел. Он был потрясен. Он был отчасти счастлив. Он был озлоблен на себя за то, что не стал драться. Ему стало обидно за Гипо. “Надо будет сказать ему. Пускай попробует еще раз”. – подумал молодой боец. Его чувства перемешались. Мысли роились в голове, противореча друг другу. - Надо найти этого человека. – с такими словами гладиатор выбежал из Колизея. На улице шел дождь. Уже был вечер. Алкалезар направился к лекарю, находившемуся специально неподалеку от строения, чтобы оказывать первую медицинскую помощь. Дверь в его дом была заперта. Он постучался несколько раз, но никто не открыл, даже не было слышно никаких признаков движения внутри. - В чем дело? – недоумевающе произнес боец. - Ты не найдешь Его здесь. – прозвучал чей-то голос. Алкалезар обернулся и увидел перед собой высокого светлого длинноволосого молодого человека в просторных одеждах. - Они не будут оказывать ему помощью. – произнес тот. - Но почему? - Это не правильно с их точки зрения. Он не совсем Человек. Гладиатор непонимающе смотрел на своего неизвестно откуда взявшегося собеседника. - А Кто Он? - Ты скоро поймешь. - А кто ты? - Ты хочешь найти Его? – поинтересовался молодой человек, совершенно игнорируя возникший к нему интерес. - Да. – последовал ответ. - Тогда иди туда. – Алкалезару указали на извивающуюся вдали небольшую дорогу, размытую дождем. - Но как… – человек исчез. Так ничего и не понявший, молодой боец поплелся по лужам в направлении, которое ему задали. С неба лилась вода, было темно и немного прохладно. В руках у него был меч, а в сердце огромное желание встретится с Тем странным Незнакомцем. Дорога шла в гору, точнее, вела на небольшой холм. Местами было немного скользко. Гладиатор постепенно увеличивал шаг и прибавлял ходу. Сверкнула молния, и на вершине холма показалось очертание какого-то креста, подобного тем, на которых распинали разбойников. - Что за?.. – Алкалезар поднялся на вершину и подошел к кресту. На нем висел израненный, истекающий кровью, еле живой Человек. И он узнал Этого Человека. - Как они успели принести Его и распять? Я ведь… – боец мало что понимал, но то, что при всех, сложившихся уже обстоятельствах, данный вопрос глупый – это до него доходило. – За чем они вообще сделали это? – прокричал он. Гладиатор начал оглядываться по сторонам. Никого не было ни на холме, ни, вообще, где-либо поблизости. Не было воинов, не было близких. - Надо Его снять. – пришла в голову мысль. – Пока никто не видит, надо снять. – Алкалезар начал взглядом искать какой-нибудь большой камень, или деревянную подставку, или лестницу, или хоть что-нибудь, на что можно было встать. - Не надо. – прозвучало сдавленно. Алкалезар поднял глаза на крест и встретился взглядом с распятым Победителем. - Посмотри на Меня, человек. – хрипло произнес Он. – Я стал таким же, как ты. Я испытал такую же боль. Я дрался. Я понимаю ваш мир. Я знаю вашу жизнь. Ты сказал, что невозможно победить самого себя. Ты сказал – это бессмысленно. Но ты хотя бы попытайся. – тяжелая речь оборвалась на какое-то мгновение. – И скажи Гипо, чтобы он снова бросил вызов. Он сможет. Я верю – он сможет. – ожесточенный, как будто бы еще борющийся с чем-то, стон вознесся вверх, к Небу. – До встречи, мой друг. Сейчас мне предстоит испытать одиночество. И знаешь, Я боюсь его. Сверкнула молния, и безжизненное тело коряво повисло на гвоздях. Шел дождь, слегка дул прохладный ветер, наступала глубокая ночь. Алкалезар стоял перед крестом и смотрел на свисающего с него Человека. Он знал, что еще когда-нибудь встретит Его и сможет задать множество вопросов. Но что-то он понимал уже сейчас. Молодой гладиатор поднял с земли свой меч и направился к Колизею. Он больше не хотел быть рабом.
На сверкающей, приятного оттенка, немного прозрачной поверхности стоял Некто в длинных просторных одеждах. Его лицо сияло, а глаза горели триумфом. Легкая улыбка выражала чувство неподдельного удовлетворения и превосходства. На запястьях рук были раны от гвоздей. - Я дома. – произнес Он. - С возвращением. – Его встречали Двое. Они стояли в нескольких шагах, не производя никаких движений, и просто смотрели. - Мы уж думали, Тебе там понравилось. – усмехнулся Один. - Ага, Я уже начал входить во вкус. - Если хочешь, можно повторить. Трое сблизились и сильно обняли Друг Друга. - Давайте лучше посмотрим, что там твориться. – заметил Кто-то. - Я оставил там двенадцать. - Н-да, Я вижу, вон они идут. - Точно, и навстречу им еще кто-то плетется. - Что они собираются делать? - Неужели будут рассказывать? - Ну, судя по выражению лица вон того лысого, парню просто не жить. - Ага, похоже, у них очень серьезные намерения. - Все, они рассказывают. - Думаешь, поверит? - Да Вы хоть знаете, кто им попался? Это же маньяк беспринципный. - У него на счету десятки убийств. Он просто перережет Моих единственных. - Что-то Я начинаю беспокоиться за этих двенадцать. Может помочь? - Подожди, вроде… - Да. - Это невозможно. - Смотри, он… он верит. - Да, он верит. - Он верит в Тебя. - Я… не могу поверить, что он верит в Меня! - Я тоже. Наступила пауза. - А…а-а-а что это у Тебя такое прозрачное и жидкое из глаз сыпется… э-э, то есть, капает? - Ты знаешь,… это слезы.
Примечание: автор не считает для себя нужным вдаваться в исторические подробности по вопросу структуры древнеримского Колизея. Собственно говоря, о Римской Империи речи, вообще, и не идет.
Сообщение отредактировал perfiliev - Понедельник, 11.07.2011, 10:55
Для "Догмы" нужно времени побольше, а это сложновато... 
А "Глобус" понравился, и подумалось, что там много интересных находок, которые можно было бы развить и дальше. 
