Песня аркхемского прогибициониста

И я бывал затерянным во времени-пространстве.
Во времени-пространстве – да, обычные дела.
Причина тут не в мистике. Причина только в пьянстве.
И если я закусывал, то только удила.

Но мозжечок выстукивал: «Спасите наши души!» -
И рвался к Капитолию тревогой телеграмм.
И поняли, и приняли они закон посуше.
Теперь не так обидно мне и мокро по утрам.

Как по времени-пространству удивителен пробег.
Как по времени-пространству ходит Чёрный человек.
И поваривает зелья и покручивает плеть.
Ни надежды, ни спасенья, стоит только захмелеть.

Но до эпохи трезвости по-всякому бывало.
И часто силы древние охотились за мной.
И многих беспокоили из нашего квартала
Мой облик внепространственный и крик вневременной.

Законы геометрии над разумом смеялись
А улицы соседние – припомнить я могу –
Безумно неевклидово кривились и кривлялись
И как-то одинаково сходились к кабаку.

Как во времени-пространстве каждый день уже не тот.
Как во времени-пространстве рыщет демон Азатот.
Хоть по маленькой налей ты, хоть упейся в дребодан,
Всё наяривают флейты, и буянит барабан.

Как по времени-пространству удивителен пробег.
Как по времени-пространству ходит Чёрный человек.
И поваривает зелья и покручивает плеть.
Ни надежды, ни спасенья, стоит только захмелеть.

Песня ловца надежд

Александре

Сестрица достала сентябрьский веер,
И снова мечты горят.
Мне трудно привыкнуть, что рано темнеет –
Которую жизнь подряд.
Я мог бы ей сниться. Я спорил бы с нею –
Но много ли пользы в том?
Сестрица достала сентябрьский веер –
Наверное, мыслям в тон.

Но плачет стекло и дрожит черепица.
Ах, как тебе шло твоё лето, сестрица!
Задёрнуты звёзды в вечернем окне,
И чувствую слёзы я в сладком вине.
Поют об ушедшем осенние стаи,
Направив свой клин на юг.
Мне трудно поверить, что поздно светает
В моём золотом раю.
Но даже и этого света хватает,
Чтоб выжечь над прошлым нимб.
Поют об ушедшем осенние стаи –
И я подпеваю им.

Возможно, смешно в старой памяти рыться,
Но как тебе шло твоё лето, сестрица!
И песня другая, играй – не играй.
И слёзы в бокале идут через край.
Сестрица достала сентябрьский веер,
И снова мечты горят.
Мне трудно привыкнуть, что рано темнеет –
Которую жизнь подряд,
Но я проявляюсь в сумбурных обрывках
Видений её лесных.
И снова сестрица мне дарит улыбку
И первый бутон весны.

Песня про Пампурею

Пушистыми горами, от холода дурея,
По белой панораме гуляла Пампурея.
Стремилась ненавязчиво на шум и голоса
И радостно таращила багровые глаза.
Шумела и ругалась, как дикая лавина,
И иногда спускалась в зелёную долину:
Громила умывальники и дёргала морковь.
И обижала маленьких и крупненьких зверьков.

А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-а-а! гы-гы-гы-гы-гы!
А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-гы! А-ры! А-гы!

Проводники в тавернах который месяц пьют,
Ругаются безмерно и денег не берут.
Какому ни предложишь пойти за перевал -
А он с опухшей рожей глядит себе в бокал:
«Оставь свои затеи, я не настолько глуп,
Чтоб хищной Пампурее попасть на чёрный зуб.
И тошно в этой яме, но я себе не враг!
Ты слышишь, как буянит она в своих горах!»

А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-а-а! гы-гы-гы-гы-гы!
А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-гы! А-ры! А-гы!

Провинция скудела и светлую столицу
Топила то и дело потоками петиций:
В убогой экономике упадок и разор –
Торговцы и охотники боятся диких гор!
Недавно в перелеске пропал отличный боров,
И рота королевских отважных фузилёров,
И три подводы белого креплёного вина –
И всё это наделала, конечно же, она!

А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-а-а! гы-гы-гы-гы-гы!
А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-гы! А-ры! А-гы!

Герои были редки, а нужен был герой.
Король глотал таблетки от боли головной,
Не брился и не мылся, и тщательно хандрил,
Пока не появился отважный Пампурил.
И так он был прекрасен, умён и полон сил!
И взор его был ясен, хотя слегка косил!
И зубы, хоть редели, но всё-таки свои!
И в сердце Пампуреи запели соловьи.

А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-а-а! гы-гы-гы-гы-гы!
А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-гы! А-ры! А-гы!

Красавица зарделась, как солнце на рассвете,
И даже приоделась – впервые за столетье.
И суженый увёз её в одну из жарких стран,
В свой домик непричёсанный под огненный вулкан.
Медовым был их месяц, и люди говорят,
У них родилось десять пузатых пампурят,
И если верить на слово – а верю я легко –
Все жили долго, счастливо и очень далеко.

А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-а-а! гы-гы-гы-гы-гы!
А-а-а! ры-ры-ры-ры-ры!
А-гы! А-ры! А-гы!